Зараза

Гробница их и вновь — их колыбель.

Всё, что на ней, весь мир её зелёный

Сосёт её, припав к родному лону.

Шекспир «Ромео и Джульетта» (пер. Б. Пастернака)

Блондинка продержалась до утра. На рассвете скрипнула входная дверь, застучали вниз по лестнице торопливые каблучки. Я прошмыгнула в ванную — так и есть: полки опустели, батареи осиротели. Лишь щипчики для завивки ресниц сиротливо растопырились в углу.

Из спальни доносился забористый храп. Подушки — на месте, простыни едва смяты… Выходит, обошлось без бурных сцен?

Я тихо подкралась — мальчик мой укутался в одеяльце и мирно посапывал. Потёрлась щекой о щетину — он заругался во сне. От избытка чувств я нырнула под одеяло…

— Отстань!

Голос сонный, без истерик. Интересно, уже в курсе?

— Муррр!

— Дай поспать…

— Ну, не будь такой букой! Найдём тебе лучше.

Он резко скинул одеяло и сел. Взъерошил волосы.

Я воспользовалась моментом и юркнула ему на колени — он отмахнулся и понуро зашаркал в кухню. Чёрт, значит будет истерика.

Кофемолка, кран, щелчок конфорки — острый кофейный аромат.

— К слову сказать, она отвратно готовила, — я взгромоздилась на табуретку и преданно уставилась ему в глаза. — Она нас совсем не устраивала!

Я сложила бровки «домиком» и приняла смиренный вид, как на картинах Пиросмани.

— Отвали, сказал.

Он прошествовал в сортир, чуть не отдавив мне хвост. Зашелестел бумагой… И это в благодарность за всё?

Из-за двери послышалось бурление водопада, и мальчик мой переместился в ванную.

— А это что за хрень? Гильотина для мыши?

Ага, заговорил, негодник! Я тут же оказалась на кафеле, путаясь у него в ногах. Он вертел в руках щипчики, забытые его подругой.

— Это прибор для блондинок-интеллект… — тьфу ты, нам с тобой не понять! — я сменила тактику, перейдя от заискивания к сарказму. Подействовало — как и всегда.

— На мне проклятье какое-то, — он присел на краешек ванны, потирая руками лицо. — И чего теперь делать?

— Говорю же — искать достойную! Прямо сейчас и начнём!

На улице пахло весной и котами. Мальчик мой шествовал по тротуару, сосредоточенно разглядывая щербатый асфальт. Какой же он ещё малыш!

— Кого выберем сегодня? Может, брюнетку? — невинно промурлыкала я.

Стая голубей взлетела с карниза, парочка прохожих подозрительно покосилась на нас и метнулась на другую сторону.

— Ты мелкая стерва! — рычал «малыш», — весь вечер нашёптывала мне стишки про мёртвых котят! Какая после этого романтика? Чем эта блондинка тебя не устроила?

— Брось! Мы оба знаем, что она недостаточно хороша для тебя. Была… А ты всякий раз используешь меня, чтобы…

Я осеклась на полуслове. Что-то приближалось. Ощущение в кончиках вибрисс, будто невидимый ветер наигрывал мелодию на чувствительных волосках… но ветра не было — лишь городской шум, сквозь который пробивалось человечье ворчание.

Приближался кто-то опасный — моё шестое чувство никогда не подводило! Я вскарабкалась парню на плечо, вцепилась когтями в воротник и зашипела на ухо:

— Шшшрёдингер! Слушай сюда! Действуем по моей команде. План «раз»…

Он дёрнулся, замолк от неожиданности, а потом потерял равновесие и шагнул с тротуара на обочину… Взвизгнули шины, и что-то грузное навалилось на меня сверху. Миииаууу!

Бледная востроносая девица выскочила из машины и склонилась над нами. Шрёдингер, чертыхаясь, поднялся с асфальта, одарил меня колким взглядом и растерянно улыбнулся незнакомке. Она была шатенкой. Шшшшшиии.

Девушку звали Джульеттой. Через полчаса мы сидели в кафе и слушали всякую хрень про мамку Эдипа. Мой орёл распушил перья и, кажется, забыл о своём вчерашнем конфузе. А у меня на душе царапались кошки. Шестое чувство, конечно, никогда не подводит, но всё-таки…

Новая пассия училась на психфаке и мечтала осчастливить весь мир. Ничего, что я тут рядом сижу? А он даже не представил нас друг другу. Я обиженно свернулась клубком на диване, разглядывая голубков одним глазом — тем, который зелёный. Оказывается, они в одном универе учатся. Это осложняет задачу.

— Джульетта, какое романтичное имя! — уплетая зефирку, нагло врал мой негодник.

— Это отец постарался, — девица зарделась, как перезрелая клубника, и гордо добавила, — он у меня филолог.

Я с надеждой навострила ушки.

— Кстати, — продолжила она, — откуда у тебя прозвище Шрёдингер?

Тут я совсем пробудилась и даже нагло мяукнула, но на меня никто не обратил внимания.

— Ну, это с детства, — замялся «малыш». Была одна история с кошкой…

С детства, ага. Это я та самая кошка, которая придумала тебе погоняло! А вот история и в самом деле непростая. Всё началось с того, что…

— Кошки? Фу, гадость.

Я поперхнулась.

— Они противные — царапаются и гадят везде! Собаки — совсем другое дело…

Да неужели? Я спрыгнула с дивана и заглянула под стол. Так и есть! Девица скинула туфельки и с наслаждением шевелила пальчиками. Кажется, я не зря сегодня вылакала столько воды…

Пока новая пассия нахваливала псин, я медитировала под столом. Шестое чувство кошки против рядовой девичьей самоуверенности — этот бездельник и не подозревал, какие неудобства я испытывала ради его спасения! Пусть даже и непрошенного…

— А ещё бывают такие лысые — в складках и без шерсти. Фу какая мерзость!

Лысые коты?! Тёпленькие… гладенькие… Да она чудовище! Я задохнулась от возмущения и излила весь свой яд в новые туфли Джульетты.

— Ну, мне пора. Приятно было познако… — улыбка застыла на устах чудовища в то время, когда ноги втиснулись в туфли. В воздухе повис аромат хвойных лесов.

Чашка с кофе разлетелась на мелкие осколки. Брызги угодили на скатерть, окропили белоснежную блузку Джульетты и невзрачными пятнами застыли на серых штанинах.

Ненавистница кошек умолкла, по щекам расползлись пунцовые пятна, а нос ещё больше заострился. Я изобразила невинность… Но вместо того, чтобы распрощаться с грязнулей навсегда, он повёл её к выходу. А мне, свинтус, даже спасибо не сказал!

— Хочешь, я тебя провожу? — долетели до меня скорбные нотки смирения.

Целый вечер он меня не замечал. Ни одного ласкового слова. Словно я враг, а не любимый сфинкс, доставшийся в наследство от матушки. В итоге я обиделась и, распластавшись, уснула на его подушке.

Игнор продолжался несколько дней. Он уходил из дома рано утром, а возвращался глубокой ночью. Про меня не вспоминал. Тайком хихикал и разговаривал сам с собою, погружённый в собственные фантазии. Но ужаснее всего было то, что он не делился ими со мной! Я чувствовала, что начинаю хворать. «Может, мне вообще исчезнуть из его жизни?» — фыркнула я, выскользнув в форточку.

Меня не было трое суток. Вволю нагулявшись от желания забыться, я чуть живая приползла домой. Меня тут явно не ждали. Любимая форточка была заперта изнутри на шпингалет, шторы плотно задёрнуты. Воспользовавшись тайным лазом, я протиснулась внутрь и принялась замышлять хитрую месть.

Шрёдингер вернулся за полночь в сопровождении Джульетты… Она теперь мою роль оруженосца выполняет?

Он первым протиснулся в дверь, опасливо огляделся по сторонам — не упадёт ли что-нибудь на голову… нееет! таких дешёвых приёмов ты от меня не дождёшься! А вот нижнее бельё на абажуре — это пожалуйста!

Малыш метнулся вперёд, сдёрнул со светильника застарелые бабушкины кружева и сунул трофей в карман. Стыдливо обернулся — Джульетта с интересом оглядывала комнату. Ага, значит оруженосец тут впервые, и я вернулась вовремя? Ну муррр. Пробравшись в спальню, я забралась под кровать и принялась наблюдать.

Странно, но они не спешили уединиться. Ситуация выглядела абсурдно: двое молодых людей разного пола находились ночью в квартире без присмотра — и даже не помышляли о любви. Это же патология!

Мне стало любопытно, и я вернулась на кухню — за столом тихо сидели двое. Я скользнула мимо холодильника. Девчонка вздрогнула и посмотрела сквозь меня! Я ощетинилась в ответ и засверкала на неё жёлтым глазом.

— Странно, — пробормотала Джульетта и поёжилась, — теперь и мне кажется, что я её вижу.

Я замерла на месте — уши прижаты, шерсть дыбом. Сердце колотилось, как мышь в мышеловке.

— Кстати, о том ящике… — продолжила девушка, — нам просто необходимо его отыскать.

— Ты думаешь, я не пробовал? — Шрёдингер состроил скорбную гримасу. — Где только не искал. Порой я даже сомневаюсь, а был ли ящик вообще или это плод моего воображения.

— Хм. А это идея!

— Ты о чём?

— О твоём воображении. Раз уж ты сам заговорил об этом… Что, если ящик — это некая метафора. Тайная область твоего подсознания, в которое ты упаковал запретное знание.

Я попыталась двинуться с места, но не смогла шевельнуть даже лапами. Моя тушка словно разлеталась на молекулы. Я скосила глаза — Шрёдингер задумчиво молчал, разглядывая место, где должна находиться я. На мгновение мне даже почудилось, что он вообще перестал меня видеть! Я издала жалобный мявк и из последних сил затрясла хвостом…

— Ты права, — решительно прохрипел Шрёдингер. — Ящик либо есть, либо нет. Мы никогда не узнаем, пока не проверим.

Джульетта поднялась со стула и принялась рыться в сумочке. Наконец извлекла железяку с неприлично торчащей стрелкой — Зяма Фройд всплакнул бы от умиления.

— Это метроном, — пояснила она. — Сейчас я его активирую и начну счёт в обратном порядке. Когда дойду до цифры три…

Комнату поглотил мрак.

На столе стакан и капли валерьянки. Сбоку ящик, а внутри…

Мама плачет, вытирает слёзы платочком. Мальчик виновато опускает голову.

— Ты разочаровал меня, малыш, — голос мамы дребезжит о стенки стакана. Бьётся о стекло перепуганной мухой. — Ты знаешь, как плохо огорчать мамочку?

Мальчик видит только башмаки. Рисует ими на ковре таинственные знаки. Ему очень стыдно и жаль мамочку. Но ещё больше жаль того, кто в ящике.

— Ты меня унизил. Так унизил перед совершенно чужой нам девочкой, — вновь глухие рыдания. — Неужели этот котёнок лучше меня?

Мальчику хочется кричать, но горло сдавливают хрипы. Перед глазами мельтешат сиреневые мушки.

— Мамочка ничего для тебя не значит? — шелестит вдалеке вопрос, на который не может быть ответа.

— Я всего лишь хотел котёнка… — еле слышно оправдывается малыш.

— А со мной посоветоваться ты не хотел? — интонации становятся резкими, сверлящими. Мамочка изучает его лицо. — Почему ты молчишь?

Мальчик силится и выдавливает: «Да». Оно получается сиплым и неубедительным. Глупым и не к месту. Мамочка качает головой.

— К сожалению, у меня нет больше сына, которому я могу доверять, — она отворачивается и скорбно смотрит в окно. Затем подходит к ящику, берёт его в руки и протягивает перед собой.

— Смотри, что ты наделал. Вот что случается, когда сыновья предают своих матерей.

Мальчик не хочет видеть то, что на дне ящика. В то же время непреодолимая сила тянет его заглянуть внутрь. Он поднимается на цыпочки и тянется, тянется к ящику…

— Саша, Сашенька! — Джульетта склонилась над другом и отчаянно трясла его за плечи. — Всё хорошо, милый, ты в безопасности. Проклятья больше нет!

— Я только хотел котёнка… — парень растерянно озирался по сторонам и, казалось, не понимал, где находится. — Это всё мама… вечно она так… Я знаю! Знаю, что в том ящике!

— Эти детские воспоминания… Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю, — на лице девушки отражалось сочувствие.

Джульетта нежно обняла парня и прижалась к нему.

— Её больше не будет — той кошки. Теперь всё кончено… Знаешь, иногда наши родители бывают такими… жестокими! Мой отец, например, часто повторял, что мужчинам нельзя верить. Что они только и ждут, ну ты понимаешь… Ой, что ты делаешь?! Погоди! Милый, не надо…

Когда я открыла глаза, за окном уже брезжил рассвет. Дверь в спальню была плотно закрыта. Возле входной двери валялись женские туфли, те самые. Мне было нестерпимо грустно и одиноко. Может, и правда, стоит исчезнуть и дать ему возможность самому всё устраивать? С другой стороны, нам было так весело вместе… Он же совсем ещё ребёнок!

И вообще, если задуматься, то я — не самое худшее из того, что могло произойти. Он мог превратиться в маньяка или попросту сбрендить. Вместо этого он придумал чёртов ящик и меня. Сердце разрывалось от нежности. Я вздохнула и уныло направилась к выходу. Туфли Джульетты напоминали два корабля, сбившихся с курса. Может, всё же оставить на них свой прощальный штрих?

Позади скрипнула дверь. Я оглянулась, и встретилась глазами со взглядом обнажённой Джульетты. Её зрачки медленно расширялись, а губы готовились издать беззвучную брань. Наконец, девушка извлекла нужные слова, нервно сглотнула и прошипела:

— Вот же… зараза! А ну брысь!