Научись говорить правду
Завтрак подавали ровно в семь утра, а Томпсоны никогда не опаздывали к столу. Беснующийся снаружи ветер ломился в помещение, проникал через щели в окнах. Господи, как же непросто освободиться от объятий байкового одеяла в холодное сырое утро! Тони втиснулся в растоптанные тапки и поёжился на ледяном сквозняке. Посмотрелся в осколок зеркала, кое-как привинченный к створке шкафа. Отражение не порадовало: отечное лицо, серый небритый подбородок. Глаза припухли и покраснели. Чёрт знает, что такое, может, отец и прав, когда нудит о пользе пищевых добавок? Тони прислонился к дверному косяку: в голове шумел прибой, качало, как корабельную палубу в десятибалльный шторм. Кажется, они с Джимми здорово перебрали вчера на студенческой вечеринке, да и закусили непонятной дрянью. Закружилась и потянула за собой карусель воспоминаний: девицы с размазанным по щекам макияжем, вихляющие бедрами стриптизерши, неиссякаемый фонтан пива... Тони тряхнул головой, отгоняя морок. Похмелье выламывало суставы, горчило и отдавало металлическим привкусом во рту. Он ощущал себя полной развалиной двадцати двух лет от роду. Даже спуск по винтовой лестнице в столовую показался мучительным испытанием.
Ну вот, семейка уже в сборе.
Заспанный папаша в несвежей сорочке пристально наблюдал за секундной стрелкой настенных часов. Одержимость бегом времени давно никого не удивляла. Тони плюхнулся на колченогий стул и помассировал виски: разгулявшаяся головная боль сопровождалась яркими визуальными вспышками. Рядом с ним, с безразличным выражением лица сидела мать, уткнувшись водянистыми глазами в ситцевую скатерть, застиранную до дыр. Обычно на руках она держала младшего сына, общего любимца Дина, едва научившегося говорить. Вертикальные складки на переносице и опущенные вниз уголки губ придавали её лицу страдальческое выражение. Тень тревоги черной вуалью накрыла женщину: прошла неделя, как приватный амбуланс умчал заболевшего малыша в окружной госпиталь. Один Бог знал, когда поправится ребенок. Тони поискал глазами сестру. Угловатая тринадцатилетняя Айрин раскачивалась в кресле-качалке и гримасничала за спиной родителей.
Отец окинул потухшим взглядом семью и молитвенно вознёс руки к небесам.
— Приступим же к утренней трапезе, скромной, но жизненно необходимой, ибо вкушая пищу, ниспосланную нам свыше, мы укрепляем не только тела, но и дух наш!
"Ого, куда занесло старика! Это уже что-то новенькое", — с удивлением отметил Тони. Раньше глава семейства не строил из себя проповедника и не бубнил молитвы под нос. Однако, как всё переменилось с некоторых пор…
Тони сглотнул сухой ком, застрявший в горле. Судорожные спазмы в пустом желудке мешали сосредоточиться. Боже, как же хотелось сейчас нажраться до отвала: слопать свиную отбивную и запить её колой, а ещё лучше — тёмным ледяным пивом...
Завтрак представлял из себя унылое зрелище: овсяную кашу-размазню мышиного цвета, сваренную на воде, чуть сдобренную подсолнечным маслом. Кусок пиленого сахара, похожий на безымянную подтаявшую вершину Аппалачей, исполнял роль десерта на столе. Напиток со слабым ароматом черного чая навевал тоску. Накануне мать заварила, вернее, прополоскала квадратик папиросной бумаги в кипятке, разлитом по четырем металлическим кружкам.
"Боже, какая серость! Как мы до такого дожили?" — молнией промелькнуло в голове у Тони. Мысли казались тягучими как растаявшая карамель.
Отец промокнул лоб обрывком салфетки и продолжил:
— Господи, не оставь своих чад перед лицом врага, не покинь нас в лихую годину, не забирай последнюю снедь у страждущих! Аминь!
Мать и сын переглянулись: ранее Томпсоны никогда не посещали церковь.
.***
С жадностью проглотив утренний паёк, Энтони облизал деревянную ложку и вышел из-за стола, не рассчитывая на добавку.
Отец резко остановил его.
— Сядь на место. Ты куда это собрался, а витамины?
Тони пожал плечами. Жёсткий родительский контроль раздражал, он сдерживал себя из последних сил, чтобы не сорваться.
— А что такое, мистер Томпсон? Я на семинар опаздываю. Зачеты сдаем. Скоро сессия.
Глава семейства недоуменно округлил глаза.
— Уже зимняя сессия? Ах, как же я не заметил! Учиться важно и тебе, и твоей сестре. Особенно в нашем положении. Мы с мамой закончили университет с отличием, как вы знаете, и …
Тони невесело усмехнулся, в сотый раз слушая одни и те же отцовские россказни, от которых уже откровенно тошнило.
— И, каков конечный результат ваших достижений? Когда мы так обнищали, а? Почему телефон отключен за неуплату? А где аппарат, который я носил в кармане и даже звонил по нему? И тачка у меня была, не помню какой марки, но была. Куда всё подевалось, папа? Или ты думаешь, что я ничего не замечаю?
Отец удивленно посмотрел на сына.
— О чём это ты? Понятия не имею. В последнее время ты слишком возбужден. Надеюсь, это не мешает готовиться к экзаменам?
Энтони кивнул, прекрасно понимая, что отец увиливает от вопросов. Ну, что же. Игра, так игра.
— Мне нужно только добить реферат. Не хватает материала, знаешь ли, сплошные проблемы с наглядными пособиями и литературой. И вообще… сплошные трудности. — с нажимом сказал Тони, разглядывая бесформенное жирное пятно на давно нестиранных джинсах.
Мать, неожиданно заинтересовавшись разговором, уронила металлические щипцы для колки сахара, которые с грохотом ударились об пол.
–Ты ведь можешь пойти в библиотеку, Энтони, тут недалеко, через дорогу. Я хорошо помню… помню, — она пыталась закончить фразу, беспомощно оглядываясь по сторонам, словно искала невидимой поддержки.
Отец остановил её жестом руки.
— Дорогая, не давай советы мужчинам. Наш сын принимает решения самостоятельно, — выразительно сказал он. — Да, проблем хватает. Наверное, почтовая доставка подводит. Можно узнать тему твоего доклада?
— Тема? — наморщив лоб, переспросил Тони. — Очень инновационная, как её там... Нейрофизиология памяти и ассоциативный ряд мнемоники.
Отец задумчиво разглядывал угли, догорающие в камине. Ни к кому конкретно не обращаясь, он произнёс:
— Вот даже как. М-да. Интересно, очевидно нижние слои сохранились, семантика не нарушена. Базисные матрицы не пострадали. Это намного лучше, чем я предполагал…
В столовой воцарилась тишина, пока Айрин, скатавшая колобок из вязкой остывшей каши, вдруг не рассмеялась.
— Мам, а разве бывают другие завтраки, кроме этой противной овсянки? В новой школе тоже дают одну кашу. Надоело уже! Лучше бы меня забрали вместо Дина. Наверное, он в больнице сейчас уплетает котлету с пюре и зеленым горошком. Повезло же! Девочка зажмурилась, причмокивая губами, живо представляя еду с почти забытым вкусом. Она сильно осунулась, лишившись былых округлостей, и выглядела совсем как мальчик, да ещё и остриженный наголо.
Отец почему-то помрачнел.
— Что я говорил тебе накануне, дочь моя? Разве позволительно сомневаться в милости божьей? Можно ли хулить его дары, какими бы скромными они не казались?
«Опять погнал волну, блаженный!» — стиснув зубы, разозлился Тони.
Глава семейства поднялся из-за стола. Порывшись в кармане перелицованного пиджака, достал свернутый газетный листок и бережно высыпал содержимое в ладонь. Прием витаминов превратился в ежедневный ритуал, и нарушать его никто не собирался.
***
В прихожей Энтони накинул потрепанную ветровку и, немного поразмыслив, напялил резиновые сапоги. Ноги в них сильно мерзли, но хотя бы не мокли. Пробежался до ближайшей автобусной остановки, почти не чувствуя усталости в мышцах. Уже издали увидел знакомую фигуру. Долли пряталась от пронизывающего ветра под ветхим навесом из струганной древесины. Когда-то их связывали особые чувства, которые постепенно угасли. Так и не решившись на серьёзные шаги, они сохранили дружеские отношения. Долли выглядела такой привлекательной, что Энтони не удержался и обнял подругу.
— Дрожишь? Сегодня так холодно, я никак не могу согреться.
Девушка не отстранилась. Прижалась к другу и погладила его по колючей щеке.
— Ты плохо выглядишь. Очень похудел и изменился.
— Да, очень может быть. Устаю сильно, много занимаюсь, а питаюсь неважно.
Она с тревогою вглядывалась в изменившиеся черты его лица.
— Почему?
Энтони развел руками.
— Не знаю, Долли. Всё стало так сложно в последнее время. Я помню только одно, что нужно закончить колледж.
— Зачем тебе такие нагрузки?
Он поймал жалостливый взгляд подруги, и ему это не понравилось.
— Чтобы помочь семье, разумеется. Финансовое положение ниже плинтуса. По-моему, отец всё продул на бирже и скрывает от нас правду.
Долли нервничала, тщательно подбирая слова.
— Твой отец…он, ты думаешь, он в порядке? Я ему не доверяю…
Энтони искренне удивился.
— Доверие? Ну, что ты. Совершенно в порядке. Он немного экзальтированный человек, но, уж поверь мне на слово, абсолютно вменяемый! — он пытался перекричать шквальный ветер, запрыгивая на подножку проходящего автобуса.
Растерянная одинокая Долли, закутанная в теплый оранжевый шарф, осталась на остановке. Она забросила учебу в прошлом году, тогда же разошлись их пути. Тони с грустью смотрел в забрызганное грязью окно автобуса: шарф апельсиновым пятном ещё долго маячил на горизонте…
***
Обветшалое здание учебного корпуса встретило безмолвием. Собравшиеся на перекур в беседке студенты не спешили в аудитории, посещаемость заметно снизилась. Да и преподаватели всё реже навещали полупустые коридоры заведения. По углам шушукались, поговаривали о чрезвычайной обстановке, о политическом коллапсе, о глобальном потеплении и его последствиях, но толком никто ничего не знал. Тони огляделся, он искал товарища в толпе сокурсников. Джимми нашелся в лобби. Он с ухмылкой рассматривал объявление об отмене семинара, датированное июнем прошлого года.
— Кажется, мы сегодня свободны. Чем займемся? Повторим вчерашний забег? Я угощаю.
Тони с завистью уставился на новые кроссовки приятеля, что не осталось незамеченным.
— Нет, сегодня я пас. Нужно реферат подготовить.
Джимми присвистнул.
— Ой, не будь дураком! Кому нужны твои рефераты? Пойдём лучше тебе шмотки прикупим, а то так и в гроб ляжешь в резиновых сапогах.
Энтони пропустил очередную шпильку и даже не обиделся. Он прекрасно понимал, что бедственное положение Томпсонов — факт очевидный.
— Джи, если ты со мной, то пошли в библиотеку. Мне нужно вернуться к ужину. Ровно в семь вечера, — краснея, промямлил Тони. Он вдруг почувствовал себя каким-то жалким дурачком, побирушкой со стажем.
— Что за фигня? Зачем тебе к ужину? Не думаю, что тебя ждёт праздничное меню. Опять матушкина кашка-малашка и пойло из дубовой коры? У меня, хотя бы, пиво и чипсы в запасе имеются.
Тони утомленно прикрыл глаза. Надо же. Чипсы и пиво, словно музыкальный аккорд прозвучали слова. И где этот проныра их только достает? Утренняя головная боль вдруг напомнила о себе ритмичной пульсацией в затылке. Вкрадчивый противный голос прошептал прямо на ухо:
— Это всё не настоящее, Тони. Очнись! Беги отсюда к чертовой матери! Брось всех и беги! Вспомни своё прошлое. Твой друг Джимми утонул два года назад, переплывая реку на спор. Ты же рыдал на его похоронах. А сейчас с ним беседуешь, как ни в чем не бывало? И потом, твой чокнутый папаша…
Он испуганно обернулся. Никого. Живой и здоровый Джимми, бодро перепрыгивая через ступеньки, торопился в библиотеку, расположенную в кампусе…
***
Ужин ровно в семь вечера. Энтони попытался найти разумное объяснение приверженности традициям, но ничего особенного придумать не смог. Казалось, до истинных причин можно дотронуться рукой, но каждый раз руку приходилось одергивать. Не находя себе покоя, он метался в крошечной комнатенке, задевая углы стола и железной кровати. Безумно хотелось курить. Едва заметное оконное отверстие располагалось под потолком и почти не пропускало естественное освещение.
— Опять темно, — вслух размышлял Энтони. — Утром и вечером, всегда темно. Интересно, почему? Что-то не так…не так…
Надсадное покашливание отца, доносящееся из столовой, вывело парня из транса. Пора вниз, к семейному очагу. На ужин мама, которую украшали лишь синие круги под глазами, подала едва теплый суп из картофельной шелухи и ростков пшеницы. В центре стола, в графине с отколотой ручкой, красовался жидкий кисель из сухофруктов. Отец казался мрачнее обычного, а веселушка Айрин даже не пыталась кривляться. После молитвы семья ужинала в полном молчании. Отец заметно волновался, и от того его посеревшее лицо покрылось испариной. Несколько раз он пытался заговорить с родными, но так и не решился в итоге.
— Ну, папа? — пришел ему на помощь сын. — Что ты хочешь нам сказать? Или предпочитаешь дальше хранить свои секреты, и кормить нас небылицами?
Мать подняла от тарелки глаза, до краев наполненные слезами.
— Джек, пришло время объяснить нынешнее положение. Что-то происходит, чего мы не понимаем, а ты затеял непонятную игру… Ведь ты что-то знаешь. Умоляю, скажи правду.
Отец поморщился, словно от надоедливой зубной боли. Вскочил и нервно прошелся по столовой. В полумраке его силуэт выглядел причудливой длинной тенью, смахивающей на корявую ветку.
— Правду? Я всё расскажу вам завтра, обещаю. Мы всё обсудим. Сегодня же не будем нарушать правил. Примите витамины, так нужно. И не спорьте со мной, хотя бы сейчас….
***
Джек сидел в столовой в полном одиночестве, допивая придонные остатки виски. Он не притрагивался к бутылке ровно год. Сегодня ему исполнилось сорок пять лет, но чувствовал Томпсон себя в два раза старше. Усталость бетонной плитой придавила его к креслу. Дети и жена дремали. В состоянии сна они пробудут около десяти часов.
Мужчина резко встал, накинув непромокаемый плащ, быстрыми шагами направился в прихожую. Вооружившись мотком веревки и ледорубом, не без труда открыл входную дверь. Шквальный ветер подхватил его и бросил на острые мокрые камни. Джек с усилием поднялся, сжимая разбитое колено. Быстро соорудив из веревки грудную обвязку, примотал канат к ручке входной двери и двинулся в темную пасть ночи. Он должен идти вперед. Должен самому себе, должен семье. Обязан идти. Зловещие силуэты поджидали его во мраке, скалили слюнявые морды, угрожающе шипели, отплёвываясь морской пеной. Губы зашевелились в беззвучной молитве, Джек читал недавно заученный псалом.
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною.
Всего тысячу шагов с севера на юг и семьсот с запада на восток. Вот и вся земная твердь, на которую почти два года опирались Томпсоны. Это всё, что у них теперь было.
– Не убоюсь зла, — с трудом двигаясь против ветра, с вызовом прокричал он в мёртвую пустоту, не ожидая ответа. Эхо вернулось срывающимся на верхних нотах фальцетом:
– Зла, зла, зла...
Океан бушевал уже третьи сутки, свинцовые тучи навечно поселились на небосводе. Гигантские волны доставали до вершины холма, на которой темной глыбой возвышался давно погасший маяк.
Джек Томпсон, успешный ученый и большой любитель мистики, приобрел омываемый северными водами негостеприимный островок на интернет-аукционе. Остров, вернее, голая скала в бурном море, будто созданная для вечного одиночества, превратилась в опорную точку мироздания. Гранитный утёс имел свою историю. Около двух веков назад здесь таинственным образом исчезла вахта смотрителей маяка. Их небольшой заброшенный флигель стал приютом для Томпсонов.
Размышляя о прошлом, Джек вытер рукавом плаща мокрое от дождя лицо.
— Дорогой, посмотри, как потемнело небо, и шторм усиливается! Заходи внутрь, погрейся, Энтони и Айрин разливают чай, — жена улыбалась, придерживая рукой младшего сына… Наваждение схлынуло, как приливная волна у края обрывистой скалы.
Когда это началось, тоже был шторм. Когда все началось…
Этот день он запомнил в мельчайших подробностях. Сначала яркая вспышка прорезала горизонт надвое, а потом раздался страшный гул, будто сдавленный крик самой планеты вырвался из недр наружу. Компьютерная техника, гаджеты, смартфоны превратились в одночасье в бесполезный лом из пластика и металла. Так наступило абсолютное безвременье.
Томпсоны, сменяя друг друга на посту, напрасно вглядывались в горизонт, ожидая зафрахтованный катер с продовольствием. Мимо острова больше не прошел ни один корабль, и ни один самолёт не пролетел над их головами. Первые дни после "светопреставления" Джек полагал, что планета столкнулась с астероидом, или свихнувшийся лидер страны-изгоя, всё-таки, применил неконвенциональное оружие. Впрочем, версий Апокалипсиса было предостаточно. И у каждого своя. Когда осознание полной обреченности укрепилось, Джек решился на отчаянный шаг.
На крошечном острове ничего, кроме травы и лишайников не росло. Даже птицы не кружили над скалой. Под видом пищевых добавок в ход пошел лабораторный образец. Эксперимент на живых людях, вот как это называется в ученых кругах.
Ах, да! Научная работа...
Как это пафосно и глупо звучало в непроглядной тьме, под сбивающими с ног порывами ветра, и ревом волн. Джек зло усмехнулся. Где ещё, как не на этом безжизненном клочке суши можно достойно встретить конец света?
Ещё до отъезда на остров он выделил Мнемозин, фермент продуцируемый гиппокампом головного мозга, плод бессонных ночей и упорного десятилетнего труда. Разработал многообещающий препарат для наведения воспоминаний, который успешно тестировался на лабораторных животных. Джек планировал проверить эффективность разработок на острове, но ручное зверьё пришлось съесть в первую зимовку. Затем в подопытных кроликов превратились сами Томпсоны. У него просто не было другого выхода. Препарат замедлял метаболизм организма и экономил расход калорий. Невыносимо наблюдать за детьми и женой, тающими от голода, словно церковные свечи, поставленные за упокой. Капсулы, по крайней мере, погружали пациентов в сон, где они, опираясь на свои былые воспоминания, выстраивали псевдо реальности. Это в теории, что же на самом деле творилось в головах Томпсонов, можно только догадываться. Джек сразу отказался от идеи составить испытуемым компанию. Ведь, кто-то должен ухаживать за младшим сыном и поддерживать жизнеобеспечение семьи.
Дин вскоре заболел, не вынес жестких условий нового бытия. Тянулся тонкими ручонками к отцу, маялся, метался в бреду.
— Па-па, ма-ма, пить…
Закоченевший ребенок просто заснул вечным сном в холодной кроватке, и Джек своими руками похоронил его на этом проклятом острове, среди валунов. Томпсон даже в кромешной мгле различал очертания деревянного креста, сбитого из игрушечного стульчика сынишки. Отцовские слёзы соленым комом застряли в горле, не увлажнив глаз. После смерти сына совсем разучился плакать и дал клятву. Он не позволит страдать остальным, чего бы это ему не стоило.
Неловко повернувшись, Джек застонал, потирая ушибленную ногу, и оперся на ледоруб. Вот и маяк, святилище огня, который он бережно поддерживал всё это время. Напичканный электроникой механизм отдал Богу душу в первый миг катастрофы, но Джек упорно пытался его реанимировать. Он вынул из-за пазухи коробок. Сухие спички, вот настоящая ценность на острове. Занемевшими пальцами зажег фитиль керосиновой лампы и прикрыл её стеклянным плафоном. Фонарь нашёлся рядом с карманной Библией в кладовой пропавших смотрителей. Теперь нужно идти на самый верх. Он поднял лампу высоко над головой и направился в башню. Хихикающие во тьме твари на мгновение отпрянули от тонкого луча света, недовольно заворчали, продолжая упорно преследовать человека. Джек зажмурился, страх замер в жилах, сковал тело на доли секунды.
— Не убоюсь зла, потому что Ты со мною, — сдирая ладони в кровь, упрямо карабкаясь по скользким ступеням, твердил он.
В башне Томпсон оставит свой импровизированный прожектор до сумрачного рассвета. Огонек керосиновый лампы не укажет путь в штормовых водах и не привлечет к острову заплутавших скитальцев. Если такие, вообще, существовали. Странно, что он ещё надеялся увидеть живых людей. Надежда призрачными руками тянулась к нему и шептала замерзшими губами: "Потому что Ты со мною"...
Кто-нибудь ещё пережил катаклизм или Томпсоны одни на планете? Это вопрос мучил Джека, особенно в последние дни. Он не знал, что будет дальше. Он вообще ничего не знал наверняка...
Запасы воды и продовольствия иссякли. Капсулы практически израсходованы. Джеку пришлось уменьшить дозировку Мнемозина неделю назад, и синдром отмены не заставил себя ждать. Случилось то, чего он больше всего боялся. Ложная амнезия всё чаще давала сбои, что приводило к пространственной дезориентации подопытных и эффекту наложения воспоминаний. Сегодня вечером он раздал препарат в последний раз. Иллюзорный мир, в котором пребывали родные, уже давно трещал по швам. Настало время очнуться. Джек больше не мог никого обманывать.
Томпсоны имеют право знать правду. Но она, скорее всего, им не понравится.
http://tainy.net/54294-kuda-ischezli-smotriteli-mayaka-ejlin-mor.html