Белая комната
1
Я жила вполне обычной жизнью в небольшом провинциальном городке, пока не оказалась взаперти в странной белой комнате. Кому-то заточение может и приносит неудобства, но меня не били, не насиловали, не заставляли делать чего-то уж очень отвратительного. За крепко запертой дверью белой комнаты меня довольно вкусно кормили, то и дело подкладывали неплохие книги, включали фильмы и настоятельно «просили» заниматься спортом. Беговая дорожка, которая стояла в углу и на которой я должна была каждый день пробегать по два километра — это, пожалуй, единственное, что сначала наводило на меня тоску. Но пара пропущенных приемов пищи убедила меня в том, что пробежки — это не такая уж высокая плата за обеды, завтраки и ужины.
И все вроде в моей белой комнате было хорошо. Меня, если честно, даже не сильно тяготило одиночество, ведь тяга к общению — это не про меня. Изменилось все позже, примерно через два месяца. Именно тогда меня первый раз отправили «на задание»…
2
Я очнулась, и почему то сразу поняла, что нахожусь в чужом теле. Раньше, из-за ежедневных тренировок, я чувствовала в себе силу, а сейчас я просто ощущала руки и ноги, а еще какую-то усталость.
«Таньк, Таньк, ты чего зависла, — потрясла меня за плечо какая-то жутко разукрашенная блондинка лет 15-16». А я ведь, не «Таньк», я Оля. «Все норм, отстань», — пробормотала я, и уставилась на свои руки. Да, точно, это не я. У меня всегда были красивые, длинные ногти, а сейчас я смотрела на короткие и толстые, явно обгрызенные ногтищи с облупленным ярко-розовым лаком.
Мы ехали в автобусе, и это явно был не мой город. У нас нет таких автобусов, да и домов таких высоких, таких улиц. Это был большой город, не то, что мой маленькийпровинциальный «Задрыпинск».
«Пора выходить» — сказала блондинка иопять потянула меня за руку.Мы вышли на улицу. Она тянула меня в сторону высотки и что-то болтала о пацанах, которые должны быть дома и к которым, как я поняла, мы и приехали. Идти оказалось недалеко — буквально в паре сотен метров виднелась высотка, которая выглядела как-то не очень презентабельно. Старые, еще советские окна с деревянными рамами, куча грязных, захламленных балконов. В общем, тут явно жили люди не элитного уровня.
Почему-то моя блондинка не решилась сразу идти в дом к парням. Она увидела девицу, сжимавшую в лапках папироску. Та стояла под козырьком трехэтажки, расположенной напротив «дома пацанов». Мы подошли к этой девице, и блондинка стала с ней болтать, попутно закуривая. Она дала сигарету мне, и я машинально закурила, хотя я ведь не курю.
Я не вслушивалась в разговор этих девчонок. Я смотрела вокруг, на убогую высотку и на серое, то ли осеннее, то ли весеннее небо.
Серое-серое небо… А это что? По небу в нашу сторону двигался какой-то странный объект. За ним летел второй. Потом, когда они приблизились, я поняла, что это просто огромные черно-белые шары. К одному шару подлетел другой шар, потом третий, они слились вместе, как бы приклеились друг к другу. Это было похоже на картинку с атомами или молекулами или как там это называется. С химией у меня всегда было плохо, так что толком не объясню.
Я буквально на секунду отвела взгляд от неба и поняла, что за этим зрелищем с открытыми ртами наблюдают и две девчонки, и вообще все, кто до этого был на улице. Люди замерли, уставились в небо и просто не могли оторвать взгляд от того, что там происходило.
Я снова посмотрела на три больших шара и услышала оглушительный грохот. Меня как будто бы встряхнуло, я схватила блондинку за руку и потянула ее к высотке. Впрочем, другие люди тоже побежали. Побежали хаотично, как мухи, бьющиеся о стекло и не понимающие, куда им лететь, чтобы выбраться из западни. Хотя остались и те, кто не двинулся с места. Я оглянулась назад и увидела, что девица с сигаретой так и стоит под козырьком. Она не двигается, она просто держит сигарету в пальцах и смотрит в небо со слегка приоткрытым ртом.
Сначала я просто тянула блондинку за руку, потом она, как будто бы очнувшись, уже сама бежала наравне со мной. Она вырвалась вперед, я неслась за ней, отмечая боковым зрением, что на небе от трех шаров начали расходиться в разные стороны фиолетовые молнии. Я не видела раньше таких молний, это было так ярко, как в мультиках или кино. Но я старалась не фокусироваться на них, я старалась бежать, не сбавляя скорости…
Мы залетели в подъезд, блондинка увлекла меня в лифт, в котором уже стояли какие-то дети, и нажала на кнопку восемь. Мы понеслись вверх и я поняла, что мы уже почти приехали, но лифт вдруг тряхнуло. Никто не упал, не вскрикнул, но сразу возникло ощущение чего странного и страшного. Задняя стенка лифта пропала, вместо нее я видела деревянный пол и часть коридора, ведущего на кухню. Два мальчика, которые стояли за нами, исчезли.
Открылись двери лифта, и мы буквально вывалились из них. Вроде как мы должны были оказаться в подъезде, но очутились в чьей-то квартире. Диван под старым покрывалом, полосатые обои. Я повернулась налево и увидела женщину, стоящую в тюрбане-полотенце около старого трюмо. Над женщиной склонился мужчина, он теребил ее за плечо и твердил: «Что-то случилось, надо уходить». Я застыла и смотрела на эту пару. Я слышала, как женщина, невозмутимо крася ресницы тушью, отвалила ему абсолютно спокойным голосом, что никуда не пойдет не накрашенная и с мокрой головой.
Блондинка потянула меня, и мы пошли вперед, по квартирам, которые почему-то как бы соединились между собой. Мы шли и шли, пока не увидели двух парней, сидящих на старых складных стульях. Я села рядом с одним, абсолютно машинально уткнулась в его серо-голубую куртку, почувствовала, что меня обнимают, и мне стало как-то хорошо, тепло и спокойно.
Я помню, как мы смотрели в окно на проезжую часть и видели, как по улице пробежал парень. Потом я помню разговоры о том, что нам надо выбираться и уезжать. А вот как мы оказались на улице, я не помню.
Мы прибежали на остановку ровно тогда, когда сюда подъехал автобус. Мы прыгнули в открывшиеся двери, сели. Я уставилась в окно. На улице, по которой мы ехали, вроде ничего не изменилось. Я видела, что на остановке, пронесшейся мимо, стояли люди и тоже ждали своего автобуса. Потом я увидела грузовой автомобиль, в его кузове сидели мужчины в зеленых странных накидках. Пара таких же «зеленых» клеила на борт машины значки с кружочками.
Мы ехали дальше по этой длинной и прямой улице, и все, кроме странных дядек в грузовике, казалось нормальным. А вот когда мы заехали за поворот... Проехав чуть дальше, уже по другой улице, я увидела дом. Он был полностью покрыт какими-то странными, явно живыми штуками. Вы когда-нибудь видели цветок алое, с его пухлыми, пупырчатыми лепестками? А трилистник, вы знаете, что такое трилистник? Так вот, представьте, что у трилистника вместо его умильных круглых лепестков шипастые и пухлые лепестки алоэ? Именно такими диковинными пухлыми, постоянно пульсирующими желтыми и зелеными трилистниками был покрыт весь дом. Разные трилистники не в такт раздувались и сжимались. Дом выглядел живым и казалось, что из него что-то откачивают. «Наверное, жизнь», — подумала я, а автобус все несся дальше…
Я плохо соображала, почти не понимала, что делаю, и что происходит вокруг. Я понимала, что я — не я, что город — не мой родной, но четко осознавала, что происходит что-то плохое. Мы уже подходили к какому-то дому, когда перед нами выросли трое. Один очень мелкий и худой парень в каком-то странном черном комбинезоне с капюшоном. Еще на нем были высокие армейские сапоги и перчатки на руках. Этот мелкий был азиатом. Он протянул парню в серо-синей куртке, который все это время держал меня за руку, мобильный…
Вторые два были громадными детинами в костюмах. «Охрана, секьюрити», — сразу подумалось мне. А еще я почему-то сразу поняла, что все они при оружии.
«Синяя куртка» тем временем договорил и сказал, что нам надо посовещаться. Он отвел меня, блондинку и четвертого в сторону и прошептал, что ему настоятельно предложили украсть броневик. Пока он будет его красть, его будут охранять те трое. Он сказал, что пойдет только с нами, и что будет красть броневик не для них, а для нас. Тех троих надо «в расход», потерять по пути. Все согласно кивнули, а я просто находилась в прострации, в типичном для этого дня, абсолютно заторможенном и одурманенном состоянии.
Мы куда-то пошли дворами. Я видела еще один небольшой дом с живыми трилистниками. А потом я увидела еще один дом. Наверное, я бы не обратила на этот дом внимания, если бы из-за его крыши (она у строения была в виде домика) не виднелось бы странное сиреневое свечение. Пройдя мимо дома я поняла, что дает странный свет… Не знаю, как это описать, наверное, это было что-то вроде чертика. Маленький такой черный человечек, похожий почему-то на кота из детского мультика. Какого-то такого вроде доброго и улыбающегося черного кота с белым лицом. Человечек-чертик-кот был очень подвижным, он бегал по крыше и уже давно бы спрыгнул с нее, если бы не молнии. Они уходили с его головы в то светящееся пятно, тот светящийся шар, который горел на крыше и который и излучал свет. Молнии держали чертика, держали его от того, чтобы убежать от дома. Он метался по кровле, как зверек. Это было страшно, странно, но так забавно и увлекательно…
Следующее, что я помню, это какой-то гараж, у которого, почему-то не было передней стенки. Впрочем, это меня тогда не особо удивило. Все воспринималось, как должное. Пока мы шли до этого гаража, я увидела еще один необычный дом. Казалось, что это даже не один, а два дома, которые как бы наложились друг на друга. Но только кто-то неправильно приладил кальку, и то тут, то там выступали лишние элементы…
Мы стояли в глубине гаража, спереди разговаривали «синий» с китайцем. Охранники стояли рядом. Впереди, в лучах света, были видны ворота из проволоки и часовой. Он ходил с автоматом из стороны в сторону. Справа от ворот стояла небольшая будка. Я не видела, есть там кто-то или нет… Наверное, это и была та база, с которой нужно было угнать бронированную машину…
«Синий» с азиатом ушли, а я, как мне показалось, просто отключилась на время. Я сидела и смотрела вперед, на проволочные ворота, перед которыми уже не было никакого часового. Потом я увидела ее, бронированную машину, увидела, как «синий» сбил на ней ворота и как подъехал к нашему гаражу. Видела, как он сбил одного охранника и видела, как другого ударил чем-то второй парень. Потом я помню, как меня кто-то тащит в броневик и спертый, тяжелый запах и тепло из тесной железной кабины. А потом я не помню уже ничего….
В себя и пришла в небольшой комнатке. Я проснулась, и не открывая глаз слушала, о чем говорят те, кто находится тут же. Они обсуждали смерть корейца и говорили о его хозяине, которому понадобился броневик, чтобы увезти семью из города. Из разговора я поняла, что «синий» служил на той базе, из которой нужно было угнать броневик. А еще я поняла, что скоро мы на том же броневике будем уезжать отсюда. Я не хотела открывать глаза. Отупение, заторможенность никуда не пропали, и мне хотелось просто лежать, просто слушать и не делать абсолютно ничего.
Меня привел в чувства чей-то окрик: «Смотрите, там чертик!». Я открыла глаза и увидела, что все уставились в небольшое пыльное окошко. Мне тоже позволили посмотреть, и я увидела фиолетовый свет, который шел из недостроенного гаража, расположенного напротив. Никакого чертика видно не было, но парень, стоящий на земле рядом со входом в недострой, кричал про запертого чертика и показывал пальцем в сторону железных ворот.
Мы вышли из маленькой комнатенки и спустились по крутой лестнице вниз. Тут я поняла, что мы были в гараже — большое помещение с несколькими машинами, стеллажи с инструментами по краям и пара ям, все это было на первом этаже. Впрочем, мы не задержались тут. Мы (я, блондинка, «синий», еще один парень, который был с нами с самого начала и мужчинка чуть старше нас) вылетели на улицу.
За дверями недостроенного гаража действительно горел он — фиолетовый шар. Шар расположился в углу недостроя, и от него шла молния к человечку. Человечек угодил в яму, которую вырыли, чтобы потом в ней чинить машину. Яма была высокой, обложенной кирпичом и чертик, метался по ее дну, как заводная игрушка. Мне вспомниласьигра в виде пейнтбольногоавтомата, которую я видела как-то на компьютере. Чертик походил на шарик из этого автомата. Он бился о стенки, метался по небольшому пространству, не останавливаясь ни на минуту. Он развил, наверное, бешенную скорость, но выбраться наружу, вырваться из ямы никак не мог.
Не знаю, сколько я просидела на краю ямы, наблюдая за метаниями в ней бешенного чертика. Но вскоре у меня начала кружиться голова, затошнило. Я отошла от ямы, а мое место занял «синий», второй парень и мужичонка. Я помню, как они начали кидать и в шар, и в чертика камни. Помню, как камни искрились, попадая в цель, и с шумом отскакивали. Потом помню, как вниз полетели кирпичи. Их кидали на чертика, пытаясь сбить его с ног, но чертик двигался настолько быстро, что кирпичи не достигали цели, а вскоре их стало в яме так много, что чертик, ловко подпрыгивая, почти выбрался наружу.
Когда парни поняли, что они почти выпустили чертика из плена, они сначала растерялись, а потом просто убрали деревянное заграждение, удерживающее кучу песка, наваленную тут же, чуть сбоку от ямы. Песок сыпался вниз, его было много и его хватило, чтобы накрыть чертика с головой. Я было подумала, что шустрому удастся выбраться и из этой западни, но нет. Молния, которая шла с уже скрывшейся под песком головы мигнула раз, другой, а потом и вовсе потухла. Потух и большой шар, а перед моими глазами, как в старой компьютерной игре, загорелась надпись: «ЗАПОМНИ».
«Что запомнить, — подумала я, — запомнить, как умер чертик или тех, кто и как его убил?». «Запомнить…», — мысли опять перепутались, и я снова провалилась в сон.
Теперь я точно была в своем теле. Я чувствовала силу, а видела свои руки с длинными, красивыми ногтями. Я снова проснулась в своей белой комнате, снова увидела привычную обстановку. Тут не изменилось почти ничего. Почти ничего, кроме стены, на которой появились специальные упоры для скалолазания. Под самым потолком, над всеми этими упорами, алела надпись: «ЗАПОМНИ».
Господи, неужели еще одно испытание. Что теперь приготовили? Куда нужно будет карабкаться и зачем?
3
Я ощутила запах моря, неприятный, соленый. Я знаю, так море пахнет в тех местах, где лежат и гниют на солнце водоросли. Впрочем, мне допекал не только запах — солнце пекло кожу на лице, на руках. Я лежала на чем-то жестком и слышала, как волны бьются о борт, то ли корабля, то ли плота. Я не открывала глаз, болела голова. А потом я вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки толкают меня. Я плюхнулась в холодное море и ушла под воду с головой. Пришлось приходить в себя, всплывать. Раскрыв наконец-то глаза, я не увидела ничего, кроме моря — море было везде, со всех сторон и непонятно было, куда плыть.
С навигацией на местности, а уж тем более в море, где не видно берегов, у меня не слишком хорошо. Потому решила особенно ничего не делать. Плыть туда, куда будет плыться. Раскинула руки, легла на воду. Соленые брызги летели в лицо, волн было немного, но они были. Яркое солнце и брызги не давали раскрыть глаз. Вскоре стало не так уж и холодно, и я продолжала лежать на спине, шевеля ногами только тогда, когда тело начинало уходить под воду.
Иногда приходилось переворачиваться (слишком уж пекло солнце) и плыть на животе. Потом снова ложилась на спину, а потом мне стало плохо. Голова налилась тяжестью, руки и ноги не хотели слушаться, ветер не давал ощущать жару над водой, но я буквально чувствовала, как горит под солнцем кожа лица.
Не знаю, что было потом, но следующее, что я ощутила — это снова сильные руки, которые на этот раз волокли меня куда-то вверх. При этом спину больно резало, то ли о камни, то ли о песок. Я стонала, но меня все волокли и волокли.
Я лежала на голой земле. В меня тыкали палкой загорелые дети с белыми волосами, а когда я открыла глаза, они сначала испугались, а потом подбежали, и стали тыкать мне в ногу палкой снова. Их было немного, человек пять-шесть.
Я села, попыталась отползти подальше от детей и ощутила под спиной опору. Постаралась устроиться поудобнее, и начала осматриваться по сторонам. Дети сидели поодаль и о чем-то переговаривались, то и дело косясь в мою сторону. Мимо прошел мужчина, такой же загорелый и с такими же светлыми волосами, как и у детей. Он просто прошагал в паре метров и даже не взглянул на меня. А я, тем временем, поняла, что сижу на утесе. Сверху был песочный обрыв и небо, прямо передо мной земляная терраса, а под ней, видимо, и билось о камни море.
Терраса оканчивалась справа кострищем. Влево она немного сужалась и уходила за поворот. Дети, наконец-то решившись, аккуратно стали подбираться ко мне. Самая смелая девчонка медленно кралась, держа впереди себя палку...
Ту смелую девочку звали Лея. У ее маленьких друзей, подружек и сестрички был такие же простые имена — Тея и тому подобные. Больше всего всем этим малышам нравились мои темные волосы. А вот над моей белой кожей, которая, впрочем, долгое время была красной и даже покрылась волдырями, а потом и какими-то странными мелкими пупырышками, они смеялись.
Перед тем, как понять, что вызывает у этих странных детей восхищение, а что служит объектом для насмешек, я прожила в террасном поселке, наверное, три или даже больше месяцев. Сначала я не вела счет времени, а потом было начала, но скоро разочаровалась, поняв, что считать что-то уже бессмысленно.
Порядки в поселке были необычными. Больше всего тут чтили море, морскую воду. Она их успокаивала, она служила для них источником пищи, и была неким божеством. Когда на море появлялись даже небольшие волны, жители поселения считали, что они чем-то прогневили морскую гладь и дарами пытались загладить свою вину. Они дарили морю цветы, которые росли вверх по скале. А вот на саму скалу они не забирались никогда, и сперва я долго не могла понять, почему.
Впрочем, чаще всего море было тихим, спокойным. Я не слишком сильна в географии и не знаю, с чем это связано, но может террасный поселок находился в какой-то бухте.
Люди ели рыбу, водоросли, деликатесом считались те самые цветы, которые росли на скале. Жизнь тут была устроена странным образом. Оказалось, что за тем поворотом, куда уходит терраса, есть три пещеры, ведущие вглубь скалы. Все три пещеры приводят к одной подводной речушке с чистой проточной водой. Первый вход использовали женщины для того, чтобы набирать воду для питья и для приготовления пищи. Второй вход служил тем, кому нужно было помыть тело от соленой воды, хотя все делали это не слишком охотно, скорее следуя какому-то старому наставлению, правилу, чем собственному желанию. Ну, а в третий заход, что я поняла намного, намного позже, ходили умирать и рожать детей.
Дальше за входом в пещеры были устроены насты. Они держались на толстых металлических опорах, уходивших в море, и состояли из многочисленных ярусов. Каждый ярус был устелен досками. Расстояние от одного яруса до другого составляло не больше метра-полтора, то есть передвигаться по ярусам можно было только пригнувшись или ползком.
Доски были не сплошными. То там, то тут виднелись проплешины, куда, не зная, можно было свалиться. Чем выше было твое положение, тем более высокий ярус ты занимал. На нижнем ярусе спали дети и старики. Причем и первым, и вторым было строго запрещено справлять нужду в море. Для этого следовало идти в тот самый, третий тоннель, в который ходили также, чтобы умирать, и чтобы рожать. Для отхожего места тут было особое ответвление — оно вело влево. А вот для тех, кому предстояло появиться на свет или, наоборот, уйти в другой мир, было предусмотрен особый каменный «кабинет» справа. Детей били, если они не справлялись с собой, а если же не мог управлять своим организмом старик, то его просто отправляли в тот самый третий проход. Видимо, старцу полагалось просто зайти в подземную реку и отдаться ее стремительному течению.
В поселке меня долго не принимали, считали чужой. Хотя я для них и была чужой, чужачкой, не знавшей языка, обычаев. Меня даже чуть было не постигла участь того самого старика. Благо, я сначала спала на земле (мне даже не дали самое низкое место на деревянных ярусах). Потом же я разобралась, что к чему и куда нужно идти, в случае нужды. Мне помогали дети, водили за руку, что-то там лепетали, и скоро я стала их негласной няней, поскольку рыбачить, как местные мужчины и готовить так, как местные женщины, я попросту не могла.
Единственное, что я могла, это карабкаться вверх за деликатесными цветами. Уроки на стене для альпинистов не прошли даром, и я сорвалась только один раз, больно ударившись спиной и пролежав на земле, наверное, целые сутки.
Кстати, именно попытка раздобыть эти самые цветы, как раз и дала мне совершить одно их важнейших открытий. Я забралась слишком высоко, на саму скалу и поняла, что за ней вовсе не стремительный обрыв или что-то подобное, а плато. Тут росла какая-то низкая трава, далеко виднелись развалины. Я забралась на плато, прошла чуть дальше, сорвала тут яркий красный цветок и, нарвав привычных деликатесных бутонов уже на скале, вернулась в террасный поселок. Я показала детям красный цветок, и они сразу же выбросили его в воду третьей пещеры. Лея сказала, что такие цветы у них под запретом и чтобы я никогда больше не приносила их и не ходила туда, где они растут. Впрочем, кто-то из детей все-таки проговорился про мой «подвиг» родителям, потому что уже вечером меня позвали к главе поселения.
Разговор был простым: или я больше не хожу за цветами, или я ухожу за цветами насовсем. Я попыталась выспросить, что такого опасного в этих цветах и почему нельзя ходить на плато, но мне сказали, что так я могу привести в поселок врагов.
Конечно же, я сказала, что не нарушу запрета, и что больше не стану забираться на плато. И, конечно же, сама для себя я решила, что непременно заберусь туда, как только у меня появится такая возможность. Возможность такая, надо сказать, подвернулась достаточно быстро. И вот, наконец-то, я вновь стою на плато в окружении запретных цветов и наконец-то не слышу ненавистное море.
Там, где я стояла сейчас, не было почти ничего. Трава, те самые цветочки. Но вот вдали виднелось что-то. Я видела там деревья, видела какие-то развалины. Я пошла туда. Было жарко, душно, но любопытство превыше всего.
Я шла достаточно долго, травы вокруг стало больше, и она кололась, от этого заболели ноги, но я все равно продолжала решительно шагать вперед, даже не задумываясь о том, как же именно я стану возвращаться назад. И все, вроде, было хорошо и спокойно, пока я не уловила боковым зрением какое-то шевеление в траве. Трава была высокой, она доставала мне до пояса, идти было больно, ноги кололо, резало и жгло, но это мелочи. А вот какое-то, едва заметное шевелением высоких стеблей меня действительно насторожило. Я на миг замерла, прислушалась, и, не услышав ни стрекотания насекомых, не пения птиц, вдруг побежала. Я бежала, меня что-то буквально тянуло вперед, и я даже сначала не понимала, что же именно происходит. Я успела подумать, что бежать как-то глупо, что нужно бы остановиться и повода для паники нет, но тут вдруг я отчетливо услышала сзади топот. Сначала топал кто-то один, потом к нему, видимо, присоединились друзья. Я слышала топот все отчетливее, я уже даже начала слышать дыхание, а вернее хрип, что ли, а потому, не останавливаясь, неслась вперед.
Я бежала, наверное, долго, потому что даже мое, натренированное на два километра в день, тело начало изнывать. Дыхание норовило сбиться, и я поняла, что если остановлюсь, то просто упаду. К счастью, именно в этот момент я как раз таки добежала к тем самым развалинам, которые видела издалека. Оказалось, что то, что мне привиделось, это остатки большого дома и детской площадки. На детской площадке была большая горка. Та часть, по которой нужно спускаться с горки, куда-то делась. Осталась лишь клетка-кабинка на четырех тонких ногах и ведущая к ней отвесная лестница. Рядом было еще и дерево, но глядеть по сторонам времени не было. Время было только на то, чтобы забраться на ту самую горку, а вернее теперь уже в клетку.
А взлетела наверх и тут же упала. Я знала, что падать нельзя, что нужно продолжать двигаться и так будет легче, но сил не осталось. Я просто лежала. Перед глазами прыгали черно-белые мушки. Дышать было больно, в груди пекло. Я вся была мокрой от пота…
Я опять потеряла счет времени и не знаю, когда пришла в себя. Но прошло, наверное, немало часов, потому что солнце уже было не в зените, а я пошла на разведку еще утром. К счастью, у той клетки-горки, где я сейчас лежала, сохранилась крыша, да и дерево, которое все-таки было старым и раскидистым, давало весьма густую тень. Иначе бы руки и лицо точно сгорели. Лицо и так жгло, руки немного тоже.
Хотя это было не главным. Главным было то, что я увидела, когда приподнялась и начала озираться вокруг. А вокруг были они — крокодилы. Впрочем, это были, наверное, не совсем крокодилы. Это было что-то похожее на них. Та же необычная кожа, тот же хвост, но вот только тело более вытянутое в стороны и более короткое. Но все это было мелочами, мелочами, по сравнению с пастью. Она была страшной. У пары рептилий пасть была похожа на пасть обычного крокодила, разве что, опять же, более короткую и более широкую. А вот у других, причем у одного особенно крупного, пасть была двойной. Вы видели фотографии уродливых животных, тех, которые рождаются с двумя головами, сросшимися между собой. Так вот, пасть этих крокодилов, и особенно того, здорового и коричнево-зеленого, была как бы двойной. Две части пасти открывались синхронно и даже, наверное, были соединены посредине. Наверное, в этой пасти должна была оказаться я. Так бы точно случилось, если бы не короткие ноги крокодилов и мои тренировки в белой комнате.
Наступила вечер, потом ночь, стало холодно, но крокодилы не расходились. Они ждали, ждали меня, а я думала. Думала о том, что не нужно было подниматься на плато. Думала о том, что за мной никто не придет, не нарушит запрет. Думала и о том, что это, наверное, и есть те самые враги, которых я не должна привести в лагерь.
У меня было достаточно времени, чтобы подумать над всем этим, проголодаться и заснуть. Впрочем, засыпая, я увидела где-то вдалеке, дальше вглубь плато, странное свечение. Мне показалось, что светится шар. Шар был красивый, он немного гудел. И я бы, наверное, посчитала, что это мне просто снится, если бы не крокодилы, которые слегка встрепенулись и даже начали отходить назад и в сторону. Я сразу приободрилась и начала пристальнее присматриваться к шару, но было поздно, он уже исчез.
Я проснулась утром. Хотелось кушать. Ночью я сильно замерзла и очень ждала рассвета, солнца и тепла. Вместе с этим понимала, что нужно что-то делать, иначе я просто умру тут. Причем делать обязательно нужно что-то быстро, ведь силы тают с каждым часом, то в холоде, то на солнце, но, главное, без еды.
Я не придумала ничего лучше, чем побежать вперед, когда снова увижу там шар, и когда крокодилы чуть отступят от моей горки-клетки. Я долго ждала момента, и он, наконец, настал. Не знаю, был ли это лучший момент, но следующего я, наверное, уже не дождалась бы. Кушать хотелось, да и солнце все сильнее и сильнее припекало, заставляя меня думать, что ночная прохлада была не такой уж и прохладной.
Снова шар появилась почти в самый разгар дня. Крокодилы были на месте, но они как-то с рассветом все больше и больше расслаблялись. Я старалась не делать резких движений, ведь тогда они слегка оживлялись, просто сидела на краю своей клетки-горки и смотрела туда, где ночью видела шар. К счастью, если ночью крокодилы разошлись во все стороны от моей клетки, то когда солнце начало палить, они все сместись вбок — под крону дерева. Да, они были рядом, но они не окружали меня со всех сторон, и это однозначно было хорошо.
Сначала, я подумала, что шар — это просто солнечный блик. Если ночью шар горел, светился, переливался, то сейчас он был менее заметным. Но я все-таки разглядела его в высокой траве где-то впереди и побежала. Вернее, сначала я спрыгнула с горки, больно стукнулась пятками о землю, и только потом побежала. Иначе было нельзя, если бы стала спускаться по лестнице, то автоматически оказалась бы в сдвоенной пасти. А так у меня оказалась небольшая фора.
Я неслась, еще быстрее, чем в первый раз, ведь раньше я не знала, кто именно за мной гонится, а сейчас представляла себе это весьма отчетливо. Я снова бежала в высокой траве, и это снова было больно и неудобно. Но какая, к чету, боль, если слышишь за спиной топот десятка голодных рептилий?!
Шар был быстрым, очень быстрым, и я боялась не успеть его перехватить. Когда шар начал удаляться, я стала кричать, махать руками и старалась, при этом, не сбавлять скорости. Я бежала, кричала, махала, а потом споткнулась и упала. Я полетела вперед кубарем, видимо, угодив в какой-то небольшой, но широкий овражек. Я постаралась подняться, но меня пошатнуло и снова уронило на землю. В этот момент над головой мелькнули вспышки света, а потом приблизился шар. Он был прозрачный, и в нем были люди…
Шар подобрал меня, в нем было трое. Он был маленький и когда меня втащили внутрь, я лежала в ногах тех троих людей. Я пыталась отдышаться, у меня ныли ноги. Меня спросили, кто я. Я ответила, что Оля, что на меня напали. Они, кажется, все поняли и чем-то укололи меня в предплечье.
Я проснулась в белой комнате, но не моей белой комнате, а в белой палате. Рядом на стуле сидела стройная женщина средних лет и, кажется, она только и ждала того, что я приду в себя. Я оказалась чистой, с причесанными волосами и меня это сначала смутило, ведь это значит, что кто-то меня мыл и переодевал. Но потом я подумала: «к черту», ведь главное, что я жива.
Женщина предложила мне сесть, потом приладила как-то столик и принесла еды. Я поела, все было невероятно вкусным, хотя особого голода уже почему-то не было. Я пыталась расспросить женщину, где я и что со мной. Она сказал, что я уже здорова, что ее зовут Мартина и что на остальные вопросы мне ответит мэр их поселения.
Местного мэра мне действительно удалось увидеть очень скоро. Он пришел ко мне в палату, сел рядом на кровати. Вернее, это была она — приятная женщина уже более старшего возраста с седыми, зачесанными назад волосами и в белом костюме. Мэр сказала, что ее зовут Катрина и так искренне интересовалась, как я себя чувствую и что со мной приключилось, что я рассказала ей все, все от того момента, как меня сбросили в море и до тех пор, как я оказалась в шаре. А потом мэр взяла меня за руку, и мне стало так хорошо и так тепло, что я сразу же заснула.
Пробуждение было добрым. Я чистая лежала в свежей постели. Я проснулась сама, и в комнате я тоже была сама. На столике (теперь это уже была явно жилая комната, а не больничная палата) стояла тарелка со сладостями и дымящееся какао. «Странно,— подумала я,— как такое может быть, почему какао еще теплое, неужели кто-то знал, когда я проснусь и заранее принес его в мою комнату?».
Впрочем, в этот день мне было, чему удивляться. Я облачилась в мягкий костюм из белой махры, надела тапочки и подошла к двери. Та бесшумно отрылась. Рядом с дверью стояла девушка, она ждала меня и повела на экскурсию.
Мне показали аудиторию, в которую я буду ходить на занятия. Мне показали столовую, где я буду есть и большой спортивный зал, в котором я буду третировться. И это все находилось внутри одного большого здания. А потом мы вышли из этого здания, и тут моему удивлению не было предела, ведь и дом, по которому мне только что проводили экскурсию, и расположенные рядом строения, идеально подстриженные газоны и аккуратные деревья окружал он — громадный прозрачный купол. Пожалуй, больше всего этот купол напоминал половинку того шара, к которому я так стремительно бежала, чтобы не стать добычей крокодилов.
Мне хватило четырех месяцев жизни в городе, чтобы понять, где именно я нахожусь и чтобы понять, какую именно ошибку я совершила. Шел не 20... и даже не 21.., а 31.. год. Почти столетие человечеству потребовалось для того, чтобы прийти в себя. А приходить было от чего. Оказывается, в 20.. году на землю напали. Во всех уголках мира появились над крупными городами черно-белые шары, а затем, затем на улицах и на домах возникли шары поменьше. К этим маленьким шарам были привязаны молниями небольшие супербыстрые черные существа. Сначала они просто питались энергией, росли, были неразрывно связаны с шарами, а потом шары съежились, а черные получили свободу. Они стремительно перемещались и касались людей. Людей от этого касания бил электрических разряд, последний разряд и вообще последнее, что они чувствовали в своей жизни.
Никто сначала не понял, как бороться с черными. Никто не разобрался, что делать с зелеными паразитами, которые поселились на домах и с домами, которые как бы раздвоились. А потом, потом стало поздно. Черных не брало ничто, ничто, кроме ядерного оружия, которое, впрочем, убило не только их…
Шли годы, человечество вырождалось, потом возрождалось. Еды и ресурсов не хватало, и грянула война. Воевали по философии: ты похож на меня, значит, ты со мной. На верхушке осталась партия, не то, чтобы арийцев, но светлокожих русоволосых, высоких и стройных. Другие были изгнаны из под куполов, которые защищали от радиации и только под которыми якобы можно было жить. Оказалось, что некоторые из проигравших выжили и без куполов.
Победившие не выходили из своих городов-куполов без скафандров, а тех, кто мог жить обычной жизнь и дышать обычным воздухом, подвергли гонениям. Впрочем, последних не гнали, их, скорее, напротив, ловили, а потом ставили эксперименты, желая заполучить себе дар жить под открытыми лучами солнца. Впрочем, существовали еще и безкупольные фермы, на которых также отправляли работать пойманных иных.
А еще я поняла, кто был настоящим врагом, которого я все-таки привела к Лее и ее соплеменникам. Я увидела их, они были пленными, их вели на опыты. Я кинулась к ним, я умоляла простить меня, я умоляла пощадить их, но все, что я сделала в итоге — это сидя в своей комнате, взаперти, вырезала на своей руке имя той девочки, у которой я отняла жизнь.
А потом я снова оказалась в белой комнате, в своей белой комнате. Тут у меня, наконец-то, и начал складываться пазл. Я начала понимать, зачем меня сначала отправили в чужое тело, а потом — в будущее. В первый раз я видела, как убить тех черных, привязанных к шарам, пока они еще не выросли. Во второй раз мне показали, что будет, если их не убить. Главное, это попасть в нужное время и сделать все для того, чтобы черных не стало, а Лея и другие, многие другие из тех, кто вообще не выжил, жили бы…