История одного графства
Посреди глухой ночи раздался стук в дверь.
— Кто там? — рявкнул Юлиан.
— Ваше сиятельство, мужики опять бунтуют! — испуганно сказало просунувшееся в щелку двери конопатое лицо. — Подходят к замку с факелами, орут, набирают по дороге народ, не ровен час и нас захватят…
— Ну что этому сброду опять надо? — Юлиан сердито протер глаза. — Вроде бы все у них есть, я целыми днями только для них стараюсь, а они вечно недовольны.
— Да, Ваше сиятельство, — подтвердили конопушки.
— Хорошо, тащи бумагу, перо, сейчас все уладим.
— Не понимаю, Ваше сиятельство, — испуганно замялись у двери. — Если надо собрать стражу, так я мигом, что бумагу марать.
— Ты кого учить вздумал? — взревел Юлиан. — Бумагу тащи и писаря в придачу! Будем срочный указ писать. О том, что у нас в графстве участились пожары, а потому строго-настрого запрещено разводить открытый огонь. Можно только в печи. Организуем отряд, который пройдет и проверит в течение недели…
— А что с этими, Ваше сиятельство? — служка у двери удивленно, но вместе с тем уважительно глядел на графа.
— А, эти, — Юлиан смачно зевнул. — Арестуйте их за несоблюдение графского указа, и возвестите с центральной площади, что орава бездельников по пьяни чуть не спалила город. Но доблестная стража успела вовремя их остановить… Ты еще тут? Пошевеливайся, остолоп, спать охота!
* * *
Город начинался недалеко от замка, а потом разбегался от него в стороны торговыми улицами. Основным населением города были ремесленники, продававшие в замок и главный торговый двор свои изделия, и тем зарабатывавшие на жизнь. Но с некоторых пор скупщики графа отказались платить и без того небольшую цену, а предложили взамен цену ниже, чем стоимость материалов. На все возражения о том, что людям надо кормить свои семьи и они не могут работать себе в убыток, скупщики лишь злорадно смеялись.
Это произошло две недели назад. Ремесленники не прекратили своей работы в надежде, что граф сжалится над ними и оценит их старания парой лишних монет. Но прошло время, и приехавшие за товаром скупщики забрали все по грошовым ценам. И так скудные запасы людей истощались, а впереди неотступно маячила угроза зимы.
— Он просто не знает, — говорили в городе. — Граф не знает наших бед. Наверно, эти злые люди сами решили обобрать нас, чтобы набить себе карманы. А граф им верит. Надо открыть ему глаза!
Разговоры эти доходили и до кузницы Тита — местного богатыря. Тяжелая жизнь пока щадила его: сильные руки кузнеца дополнялись на удивление острым умом и решительным нравом. Впрочем, последнее все же легко объяснялось физической силой, которая часто заставляла людей принимать его сторону.
— Откроешь ему глаза, — сплевывал кузнец. — К замку не подъехать! Указ же вышел о том, что участились случаи нападения на прислугу графа и воровства в замке. Они обвинили во всем иноземный сброд, но в замок заходить запретили заодно и нам.
Долго горожане откладывали это решение. Но дальше тянуть было уже нельзя. Еды едва хватало, ведь все изделия и продукты отдавались в хранилища графа, а денег оставалось разве что на налоги. Решено было выступить ночью. Стража вряд ли ожидает этого, ведь обычно ремесленники спят после захода солнца.
И вот посреди ночи неожиданно зажглись огни факелов. Горожане удивленно выскакивали из своих домов, чтобы узнать, в чем дело, а узнав причину, без промедления присоединялись к отряду. Шум голосов стал слышен издалека, а чем ближе ко входу в замок, тем чаще стали звучать громкие лозунги. Тем не менее, каждый раз вглядываясь в толпу, Тит не мог побороть все нарастающие опасения. Хоть народ и продолжал прибывать, зачастую это были не вооруженные, а часто даже босые мужики. Но он старался подавить дурные мысли и вселить в себя надежду, что такое шествие испугает стражу и даст им возможность дойти до замка и быть услышанными.
К огромному удивлению ремесленников, ворота замка сами открылись перед ними. Но за воротами их ожидал отряд всадников. Вперед выехал глашатай, который зачитал приказ графа о запрете открытого огня.
— Но как же нам идти ночью без света? — шумели горожане. — Луны нет, и на улице хоть глаз выколи!
— Ходите днем, черт бы вас побрал! — огрызнулся начальник охраны, восседавший на статном вороном коне. — А теперь за нарушение указа Его сиятельства вы будете арестованы. Стража! Ведите их в тюрьму!
— Но нам же надо работать, иначе мы не успеем выполнить заказы! — протестовали робкие голоса.
— Конечно, надо! Знать, хорошо живете, раз силы есть по ночам разгуливать! Передам графу, что вы плохо работаете, небось, увеличит заказ, а то жалеет вас, дармоедов, — и начальник поскакал вперед, не слушая жалобные крики и возражения потерявшего всю свою спесь отряда.
"Черт бы его побрал, вашего графа! — подумал Тит. — На все-то у него указ найдется! Ну что же, посмотрим, понадобятся ему мои услуги, выпустит как миленький. Где ему еще сыскать такого кузнеца!" Но все равно мысли его были тяжелы. Неужто и впрямь повысят скупку товаров? Не потянет народ, не потянет…
* * *
Над городом повисла неестественная тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками работы. На улице не было слышно ни разговоров работников, ни окриков мастеров, стихли даже детские голоса. Наступил последний день месяца, и все с ужасом ждали приезда скупщиков: ведь заказ-то удвоили! Кто-то из рабочих успел выполнить повышенную норму, но было немало тех, кто, холодея, представлял, что с ним будет за ослушание приказа графа.
Скупщики въехали большим отрядом, на лошадях с телегами, и, инстинктивно чувствуя состояние жителей, принялись кричать злее обычного. Они обходили дом за домом, забирая в обмен на гроши одежду, горшки, металлические изделия. Тут и там раздавался плач — не получив достаточного количества товаров, скупщики забирали еду, скот и лишали людей даже тех жалких монет, что полагались им по закону.
Когда в дом кузнеца постучали, его жена, Катюша, сидела у окна и шила. Она вся дрожала. Ей были глубоко противны все эти люди с их грубыми безразличными лицами, и было жалко отдавать свое шитье, так искусно и с любовью выполненное. А большего всего было обидно от того, что из-за повышения норм она не успела сшить новую рубашку для мужа, а старая совсем уже износилась.
Тем не менее, она покорно показала вошедшим скупщикам все, что у нее было приготовлено. Беды девушка не ожидала, потому что с трудом, но выполнила норму. Но главный скупщик нахмурился.
— А заказ по кузнице где? — рявкнул он.
— Какой заказ? — промямлила девушка, бледнея. — Вы же не имеете в виду работу, которую должен был выполнить мой муж?
— Отчего же? Я говорю именно про нее, — прищурился главный скупщик. — И где же она?
— Но мой муж сидит в тюрьме! — воскликнула Катюша. — Как же он может сделать хоть что-то!
— Увы, это меня не касается, — отрезал гость. — Или вы немедленно предоставляете нам заказ, или я вынужден буду принять меры.
— У меня нет ничего, кроме того, что я вам уже отдала, — девушка опустила глаза, не в силах сдержать гнев, перемешанный с отчаянием.
— Хм, — усмехнулся главный скупщик. — Такая красивая, молодая девушка… Думаю, ты сойдёшь за компенсацию товара! — он грубо схватил ее за локоть и потащил к телегам, стоявшим во дворе. Девушка сначала не поняла, что произошло. Опомнившись, она обнаружила себя сидящей на телеге среди тюков всякого добра, окруженная со всех сторон гогочущим стадом сборщиков. Она закричала о помощи в надежде, что прохожие спасут ее, но те лишь спешно проходили мимо.
— Деда Лаврентий! — крикнула девушка соседу-гончару, который на шум высунулся из окна. — Помоги! Меня увозят!
Гончар вздрогнул, опустил глаза и принялся быстро закрывать окно. Никому не нужна была чужая беда, у всех хватало своих.
— Что разоралась! — подлетел к девушке главный скупщик и с силой ударил ее по лицу, от чего она с треском повалилась на дно повозки. — Смотри, будешь плохо себя вести, не спишем долг, и твоему муженьку придется за два месяца товар сдавать!
И вот процессия отправилась в обратный путь. Лошади, довольные гогочущие всадники, телеги, набитые добром и девушка, калачиком съежившаяся на дне повозки, молча глотающая слезы и молящаяся о том, чтобы скупщики были добры к ее мужу.
Дед Лаврентий приоткрыл окно и в щелочку, нахмурившись, наблюдал, как они отъезжали.
* * *
— Граф вызывает Вас, глава, — неприятно улыбаясь, сообщил советник. — Кажется, его не вполне устраивает Ваша работа.
— Быть такого не может, мы дерем с этих олухов по три шкуры, — чертыхнулся главный скупщик. Ему было не понятно, почему граф вызывает его именно сейчас, когда дела и вправду идут лучше некуда. Да и свою долю он увеличивать не стал, то есть в замок и на торговые ряды стало поступать куда больше добра. Так что же не так?
Глава настороженно вошел в кабинет графа.
— Ну что, Степан, хорошо ли у тебя идут дела? — спросил Юлиан, глядя куда-то в окно.
— Так точно, Ваше сиятельство, — ответил скупщик. — По какому вопросу изволили звать?
— А мало ли денег и вещей ты получаешь? — все еще не глядя на него, поинтересовался граф.
— Не томите, Ваше сиятельство! Чем провинился? — спросил вконец испуганный Степан.
— Доложили мне, девку ты приволок из города. А мне не сказал ничего, — Юлиан повернулся к нему и принялся сверлить его взглядом.
— Да ничего особенного. Муж ее не смог выполнить…
— Да мне все равно, кто что смог! Девка, говорят, красивая, а любая красивая девка должна быть здесь, а не у тебя! Или хочешь мне возразить?
— Нет, Ваше сиятельство, конечно же, нет! Ее просто врач пока осматривает. У этих бедняков то клещи, то лишай... Как осмотрит, так сразу к Вам и приведет!
— Смотри мне! Еще раз оступишься, другого Степана найду! Много вас… — проворчал Юлиан.
* * *
Кузнеца и большую часть ремесленников, которые шли на замок, уже выпустили. Но городские новости заставили их ниже опустить голову и быстрее включиться в работу. Кузнец один никак не мог прийти в себя из-за Катюши.
— Как я мог ее оставить! — сокрушался он. — Был бы я тут, она была бы невредима. Уж я-то ее в обиду бы не дал! А раз ходил на графа, так надо было дело завершить… Из-за полумер страдаем! Пора дать им отпор!
Не находя поддержки у соседей, он сокрушенно тряс головой и говорил:
— Все равно пойду, хоть один, но пойду. Пора вызволять Катерину!
Что ни говорил кузнец, а все же не решался бастовать один. Но однажды ночью в его осиротевшую горницу постучали. Тит с удивлением узнал соседа-гончара.
— Лаврентий, ты ли это? Что стряслось? — удивился кузнец.
Гончар стоял на пороге, низко опустив голову, и мял в руках шапку.
— Да что же ты пришел и молчишь? К столу иди, — попытался подбодрить старика Тит.
Наконец Лаврентий расплакался, прямо у двери, беспомощно пытаясь стереть слезы дрожащей рукой.
— Я предал тебя, Титушка! — всхлипывал он. — Если бы ты знал, ты бы не был так добр ко мне! Катенька просила, кричала мне, а я… — старик замолчал, не в силах продолжать.
Тит быстро подошел к нему.
— Что там было? — горячо воскликнул он. — Что она говорила тебе?
— Она просила помощи, но я испугался. Испугался, Титушка! Я уже старик, куда мне тягаться с молодыми парнями…
Тит стоял рядом и не мог заставить себя ответить старику. Внутри него кипели противоречивые чувства. Наконец он вздохнул и положил руку на плечо старика.
— Оба мы виноваты, — сказал он. — Оба мы оставили ее. Не кори себя! Такова наша жизнь!
Лаврентий с удивлением посмотрел на кузнеца.
— Титушка… — прошептал он. — Спасибо тебе! Спасибо, что простил!
Тит молча кивнул и принялся за хозяйственные дела, думая, что старик уже уходит, но тот все мялся и не уходил. На вопросительный взгляд хозяина гончар ответил:
— Я, Титушка, многое понял. И моя вина тут есть, а жизнь, эх, что ее, дрянную, жалеть! Ты это, если надумаешь идти за Катюшей, ты и меня позови. Авось хоть чем помочь смогу. А просто так им обижать своих соседей не дам! — решительно закончил Лаврентий.
Кузнец посмотрел на старика с надеждой.
Никто не знает, о чем в тот вечер говорил старик с горожанами. Но с тех пор по вечерам у кузнеца стало собираться сначала немного, потом все больше народа, который горячо что-то обсуждал.
* * *
— Ваше сиятельство, плохие новости! — конопатый мальчишка неловко мялся, глядя на величественную пузатую особу, и старался не поворачивать голову в сторону завернутой в простыни девушки. Он досадовал, что ему приходится служить этим злым взрослым людям. Служка ненавидел советника за то, что тот, запугивая, заставляли его приносить графу плохие известия, в то время как сам докладывал лишь хорошие. А графа мальчишка нестерпимо боялся.
— Почему опять среди ночи? — взревел Юлиан.
— Так день на дворе, Ваше сиятельство, — гонец неуверенно переминался с одной ноги на другую. — Они это… Ваше сиятельство, говорят, что мужики днем работают, а по ночам собираются, обсуждают что-то, кричат. Говорят, против Вашего сиятельства замышляют.
— Ох ты черт, тревожить меня из-за такой ерунды, — Юлиан грубо толкнул мальчишку к выходу. — Не маленький уже! Иди к писцу, пусть указ пишет. Ввести комендантский час в городе. В целях обеспечения жителям безопасности от разбойников. Понял? Живо, дуй! — И граф резко захлопнул дверь в покои.
* * *
— Ваше сиятельство, они стали днем собираться. И всё недовольство высказывают, неблагодарные скоты, — через неделю осторожно сообщил советник, не доверяя уже и мальчишке.
— Уж ты-то, человек взрослый, — вздохнул Юлиан, — а все внимание на эту шваль обращаешь. Пусть писец пишет постановление: "Запрещено в городах собираться группами более трех человек. Дабы избежать распространения заразы". Добавь что-нибудь про чуму, оспу, да про что хочешь. И сам уж в следующий раз разберись!
Советник покорно поклонился, не переставая задавать себе вопрос: гений граф или дурак.
* * *
А в городе, несмотря на запреты, все уже было готово к походу на замок. Постоянные поборы, отсутствие денег, еды, одежды и даже сил вконец изнурили народ. И люди, отчаявшись, смогли придумать систему переговоров, способную обойти запреты графа. По ночам велись приготовления, а днем детишки по одному разносили по домам новости и необходимые вещи. Наступление как всегда было запланировано на ночь, потому что по новому указу днем за ремесленниками стали приглядывать надсмотрщики.
— Эх, один черт умирать! — скрипел зубами кожевник. — Так пусть хоть и эти толстосумы хлебнут сполна!
— Мы и Катюшку вызволим, и ситуацию проясним, — с робкой улыбкой говорил Титу гончар. — А потом графу пойдем жаловаться на этого обдиралу-скупщика.
— Вечно ты, деда, в добро веришь! Так уж граф и ни при чем, — вздыхал Тит и украдкой думал, не оставить ли деда дома.
— Они просто слишком любят его и слишком рьяно исполняют его приказы. Граф-то нам добра желает, — оправдывался гончар.
— И нормы скупщики выдумывают, да? — Тит лишь махал рукой.
И вот наступил назначенный день. В урочный час из темных, будто спящих домов поднялась толпа. Изможденные люди шли к замку с импровизированным оружием, так заботливо приготовленным за последний месяц. У кого были вилы да лопаты, а у кого и дедовская сабля оказалась припрятана. Тит вооружился огромным молотом и легко помахивал им в самом начале процессии. Когда впереди заблестели огни замка, он набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Кузнец понимал: второй раз его не пощадят, несмотря ни на какие умения. К тому же они знают, что им движет горе большее, чем у его соратников. Поэтому со щитом или на щите.
* * *
— Ваше сиятельство, они приближаются к городу! — завопил советник, стуча в графскую дверь. — Им навстречу выехала охрана, но они ее разбили!
— Отстань ты! — крикнул Юлиан, не открывая двери. — Сколько можно панику разводить! Есть же запрет. Им не разрешено шляться по ночам.
— Но они идут, идут, Ваше сиятельство! Несмотря на запреты, — жалобно простонал советник. — Сделайте же что-нибудь!
— Я сказал, хватит паники. Они и в группы-то собираться не могут, — Юлиан умиротворенно зевнул. — Ты все перепутал. А я все предусмотрел заранее, чтобы обезопасить вас, остолопов. Так что хватит мешать моему сиятельному сну. А то живо отправишься у меня в город жить, на выселки…
— Но Ваше сиятельство! Они и правда наступают! — в панике забился в дверь советник.
— Довольно! — вскричал Юлиан, распахивая дверь. — Я понижаю тебя! С завтрашнего дня назначаю тебя надсмотрщиком за ремесленниками. А теперь живо прочь!
И граф самодовольно захлопнул дверь перед носом опешившего советника.
* * *
Тит не понял, как все произошло. Их остановили на подступах к замку. Этого следовало ожидать, но люди не верили и все просили поговорить с графом. Но в ответ им долетало лишь: "По указу номер… Вам запрещается выходить… Вам запрещается собираться вместе… Вам запрещается использовать инструменты не по назначению… Вам запрещается сопротивляться страже… Вы будете наказаны…"
Тит не просил, а только яростно работал молотом. Но, оглядываясь вокруг, он понимал, что песенка его спета. В нем кипели обида и злость. Зачем эти люди защищают алчного развратного графа? Неужели они думают, что он не переступит через них, как только ему захочется? Зачем убивать своих братьев по несчастью? Да к тому же и кормильцев… Резкая боль в предплечье. Как глупо! Тит оглянулся, но обидчик остался незамеченным в месиве сражения.
Драться с копьем, торчащим из руки, было бы самоубийством. Выдернуть его и истечь кровью — тоже самоубийством. Тит выбрал второй вариант. "Хорошо, что во мне было много силы!" — думал он, чувствуя, как слабеет. "Что-то с Катюшкой будет! — проносилось в голове. — Не защитил, не уберег!"
Старики давно уже лежали без движенья на скользком месиве, в которое превратилась земля у стен замка. Грязь и запекшаяся кровь покрывала их холодеющие тела. Кучка еще сопротивляющихся ремесленников, чудом стоявшая на ногах, с ужасом увидела, как титан, кузнец Тит, упал сначала на одно колено, а потом от жестокого удара алебардой и вовсе повалился на бок.
— Уходим! — закричал парень-подмастерье сапожника. — Нам не победить!
Все как будто ждали, когда эта общая мысль вырвется наружу. Толпа побежала.
— Не дайте никому уйти! — послышался крик начальника охраны откуда-то со стены. — Всех в тюрьму! Все будут наказаны! Пусть знают, что так будет с каждым, кто попытается восстать против графа!
Очень немногие в эту страшную ночь добрались до дома…
* * *
Юлиан торжествовал. Наконец, никаких выступлений, никаких панических докладов безмозглых подданных. Горожане исправно обеспечивают его товаром. Им, конечно, стало еще тяжелее, ведь большинство мастеров были убиты. Но зато остальные, выжившие в бойне или узнавшие об этом походе от товарищей, работают так, что даже надсмотрщики устают за ними наблюдать. Спят ли они вообще? Их дело. Они родились жалкими неудачниками, поэтому все, что им остается — это всю жизнь трудиться. На него, конечно. "Ну а мне, — думал Юлиан, — мне можно спокойно радоваться жизни и вкушать все ее блага. Я это заслужил от рождения".
— Наш граф не дурак, — с уважением говорили в замке, видя, как растет богатство Юлиана.
В отличие от своих соседей, он не довольствовался полным столом и девками на выбор. Видя, что товара производится слишком много для одного графства, Юлиан начал обменивать и продавать его в другие земли. Больше всего он любил золотые монеты, но не брезговал и предметами роскоши. Так замок заполнили скульптуры, бюсты, картины. Купцы привозили ему дорогую старинную мебель. Не столь предприимчивые соседи повадились ездить к Юлиану в гости ради того, чтобы пожить в замке, похожем на музей, где к тому же стол всегда ломился от еды. Поэтому графа не удивило даже то, что сам король соизволил посетить его владения. "Значит, и до него слухи дошли", — с гордостью думал он.
* * *
С раннего утра все слуги были на ногах. Даже сам граф принимал участие в подготовке к визиту Его величества.
— Вы что на столы поставите? Это не королевское угощение, это только вам, голодранцам, подавать можно! — кричал он на кухне. — Быстро готовьте порося в яблоках, да пирогов побольше!
— Вы не видите, что ковер уже давно протерся? — вопил Юлиан в зале. — Стелите живо мои новые персидские ковры! Или вы хотите, чтобы их моль проела?
— И оденьтесь поприличнее! Всем слугам надеть фраки! Нам надо предстать перед королем в лучшем свете, — приказывал граф и добавлял уже вполголоса: — Милость короля была бы нам сейчас как нельзя кстати. А то эти акулы: граф Мирон и граф Антип — всё поглядывают на мое богатство. Не ровен час, захотят отнять у меня мои земли! Протекция короля избавила бы нас от необходимости махать кулаками.
Слуги покорно кивали и бросались украшать замок, выносить из кладовых самые дорогие, самые ценные вещи. Наконец, Юлиан был доволен.
* * *
Появления короля весь замок ожидал с нетерпением. Юлиан с заготовленной улыбкой стоял у парадных дверей. Вживую короля он не видел, потому что графство было расположено вдалеке от столицы. Все, что оставалось Юлиану — это представлять Его величество по профилю на монетах. И граф воображал короля крепким деловым человеком средних лет, который живо интересуется делами своих подданных.
Но король оказался хмурым толстяком, толще самого графа, одетым в дорогое дорожное платье. Он осматривал замок без видимого любопытства и будто свысока. Но когда обеспокоенный Юлиан предложил ему пропустить часть комнат, король решительно возразил. "Ему нравится здесь", — успокоил себя граф.
После осмотра владений король был приглашен на ужин в залу, где по этому случаю зажгли свечи еще при свете дня.
— Как у вас мило, граф, — промолвил Его величество, вынимая изо рта поросячью косточку. Это был первый раз, когда король сам начал разговор. — И как же вы превратили ваше захолустье в этот райский уголок?
Юлиан, польщенный вниманием и похвалой, гордо ответил:
— Мои ремесленники работают день и ночь, Ваше величество. Я считаю, что нельзя давать этим бездельникам спуску. Они пробовали потребовать какие-то права, не положенные их сословию, но быстро поняли, что со мной шутки плохи.
Слуги с уважением и преданностью посмотрели на графа. "Вот знает граф, как преподнести себя. Быть нам в милости у короля", — восхищенно думали они.
Король же лишь кивнул и продолжил трапезу. Юлиан ожидал продолжения разговора и большего одобрения со стороны Его величества, но, поняв, что разговор окончен, лишь удивленно пожал плечами и последовал королевскому примеру.
Обед прошел в напряженном молчании. Король изредка поднимал голову от еды и лишь для того, чтобы осмотреться вокруг. Юлиан не мог отделаться от дурного предчувствия, но убеждал себя, что дела идут прекрасно. Ведь король не сказал ему ничего плохого, а, наоборот, похвалил его хватку. Но в душе он с нетерпением ждал, когда царственная особа отбудет.
И вот, наконец, король засобирался в обратный путь.
— Благодарю вас граф за поистине королевский прием, — надменно произнес он. — Я рад, что в Ваших владениях царит порядок.
Юлиан улыбнулся. "Кажется, все прошло по плану", — решил он и уже открыл рот для того, чтобы озвучить свою просьбу, но король не дал ему говорить.
— Тем сильнее мне жаль, что Вы не выполняете законы нашего королевства. И ведь Вы вовсе не похожи на мятежника!
Юлиан остолбенел. Он мог ожидать чего угодно, но только не этого. Графу казалось, что худшее, что может произойти, это то, что король откажется принимать участие в разборках вассалов. Но назвать его мятежником! И это после такого приема!
Юлиан упал на колени.
— Ваше величество! Это какая-то ошибка! Я никогда и в мыслях не имел ничего против Вас! Скажите же, в чем моя вина, и я моментально все исправлю!
Король брезгливо отстранился.
— Полноте, граф! Не нужно лицемерить. Вы отлично знаете о моем указе. Все, кто получают со своих земель доход больше установленного, обязаны передавать его в государственную казну. Этот указ был подписан уже почти неделю назад. А у Вас в замке, несомненно, хранятся большие богатства, которые должны принадлежать королевству. Постыдились бы, граф! В то время, когда королевская армия разута и голодна, а казна почти пуста, Вы закатываете пиры и скупаете дорогие скульптуры. Мне больно видеть все это!
Юлиан стоял, онемев. Его трясло как осину на ветру. Слова застыли где-то глубоко в горле. Все мечты о хорошей жизни, о владении несколькими графствами, а потом и областью… Все эти мечты провалились в бездну. А перед глазами стояли лишь глумящиеся лица соседей, злорадствующих над его падением. "Чем же я прогневал судьбу? — безмолвно вопрошал Юлиан. — Я же за всю свою жизнь не сделал ничего дурного. Я просто хотел жить хорошо. Разве это грех?" Но он отдавал себе отчет в том, что в споре с королем не может быть иного победителя, кроме короля. А потому, собрав все силы, граф поднял на Его величество мертвенно-бледное лицо и произнес:
— Государь, мы выплатим Вам все сейчас же. И будем выплачивать ежемесячно. Как положено по закону...