Амокадо

Я спросила: "Чего ты хочешь?"

Он ответил: "Быть с тобой в аду".

А.Ахматова

 

Стрела пролетела в метре от меня и с хищным шипением впилась в сосну. Брызнула щепа, древко злобно дернулось и застыло, меняя алый цвет погони на нейтральный серый.

Я взмахнул рукой, насылая на стрелу заклятие неподчинения, повернулся и побежал дальше. Есть надежда, что преследователи задержатся у этой сосны на несколько секунд. Таира уже миновала волчий овраг, когда я нагнал ее. Она ловко петляла между деревьями и колючими кустами боярышника, перепрыгивая трухлявые стволы бурелома и мшистые валуны. Моя любимая запыхалась, раскраснелась, но не паниковала.

Сзади донеслись вопли боли и ярости. Кто-то из наших врагов неосторожно схватился за стрелу.

Мы пересекли поляну с покосившимся межевым столбом. Нарушили границу дома Хаоса и вторглись в чужой лес. Здесь начинались владения дома Восторга. Наши ауры одновременно вспыхнули и растаяли в сгущающихся сумерках. Мы стали отверженными. Фактически преступниками. По всеобщему международному закону нас можно было гнать, бить, убивать.

 

Легенда. Далеко на Западе между морем и пустыней возвышается горный хребет. Вершина его утопает в снежных тучах, одна сторона покрыта вечно цветущими рододендронами, другая изобилует скользкими камнями, меж которых прячутся ядовитые рептилии. Это вотчина Бога Короткой Жизни. Там высыхают слезы убогих, ветер пахнет земляникой, а деревья поют нескончаемую песню и наклоняются, чтобы ласково взъерошить ветвями твои волосы… Туда стремятся редкие отверженные, но путь тернист.

 

Границы наших регионов не очерчены точными линиями на карте, здесь нет межи или рва. Несколько полян вдоль лесной лощины служат нейтральными зонами. Здесь тревожно вспыхивающая аура известит хозяина, что дальше двигаться опасно. На одной из таких полян я встретил Таиру. На ней был узкий бархатный вишневый кафтан, украшенный золотыми арабесками. Богатое одеяние подчеркивало высокий статус незнакомки. Она всхлипывала, баюкая окровавленную руку. Конь сбросил и убежал. Я просто подошел к девушке, омыл ладонь из фляги, перетянул рану льняным жгутом и залечил наговором всадника. У нее были красивые изящные руки и длинные пальцы. И вкусный, как дикий мед, голос. И глаза, будто хризолиты под дождем. В нашем замке такие камни имелись у моей старшей сестры.

Мы встречались раз в неделю, чаще было опасно. Пепельное поле в пурпурных сполохах… ароматы корицы и жасмина. Так продолжалось полгода. Таира умела общаться с растениями и получать энергию от деревьев. Она плела венки, и я подставлял голову. Черника и малина созревали рядом с ней, в минуту наливаясь сладким соком.

 

Для того, чтобы что-то получить, надо поделиться сокровенным, отдать частицу себя. Счастье познается только через страдание, в наших дремучих лесах это было непреложной истиной. Никто не позволил бы нам… да что говорить!

Ру*узр, бог моего клана почитался, как покровитель агрессии. Наши жрецы утверждали, что смерть — самое лучшее изобретение жизни. И самое стабильное, что косвенно подчеркивает государственность. Народы не дружат, аборигены не могут, не имеют права пересекать чужие границы. Это скандальное дело, они сразу привлекут нездоровое внимание своими бунтующими аурами. Зато наши родители могут нанять в погоню частных следопытов или незарегистрированных охотников, фактически киллеров. Те погонятся за непокорными детьми, чтобы поймать и вернуть в родовое гнездо. Или, в крайнем случае, уничтожить.

 

…В чужом лесу все чуждо. Здесь дышится по-иному, хотя деревья и кустарники не отличаются от тех, что мы миновали. С каждым шагом вглубь чужой территории мы чувствовали, как нарастает напряжение. Некто строгий смотрел на нас сверху, недовольно хмурился, и я ждал крепкого пинка.

Мы шли, а рядом плыла тревога, узкая серая, ребристая, как след болотной гадюки на жирной кочке. Она пересекала редкие лунные лучи, пробивающиеся сквозь густую крону леса. Тревогу подпитывали мои страхи и моя неуверенность.

Живым ручьем в лунном отражении под ногами струилась тропинка. Я помнил карту. Этот путь выведет нас к окраине Голосса, большого селения, контролируемого богом Восторга.

Где-то булькало и вздыхало болото, утробно кричала выпь-саможор. Чаща расступилась, и мы оказались на широком лугу. На противоположной стороне лепились домики, торчали трубы над лохматыми крышами. Городок обнесен внушительными баррикадами из бревен и камня. Силуэты вооруженных дозорных. Странно...

Не желая испытывать судьбу, решили обойти форт с запада. По кромке леса, таясь в колоннаде стволов. И не заметили, что нас преследует зверь.

Сзади накатило хриплое рычание, ночной хищник нагонял добычу.

С ближайшего завала услышали, всполошились, закричали: "Бегите!"

Мы побежали через луг. Баррикада мельтешила копьями и рогатинами, но защитники селения не спешили на помощь. Своя рубашка ближе к телу.

Не добежим, понял я, прикинув расстояние до спасительного завала. И повернулся к противнику, оскалившись и приготовившись драться.

Зверь быстро приближался. Массивное туловище, кошачья грация. Широколобая голова, покатые плечи, мощные кривые лапы. И внушительная пасть.

Химера!

Легендарное страшилище. Редкий крупный хищник, очень опасный противник.

Мне приходилось сталкиваться в родном лесу с кабанами-переростками, принимать на рогатину медведя-шатуна и даже рубить заговоренным мечом оборотня. Но атакующая химера страшнее мутантов и волколаков.

 

Внушая себе, что вот-вот схлынет таинственное наваждение, растворится в предрассветном мороке, импульсивно метнул в жуткого зверя тяжелое лезвие. Крепкий череп хищника отразил смертельный удар, тесак отлетел, звеня при вращении. Химера одним прыжком сократила расстояние …я толкнул в ее сторону, как ворота на ветру, проклятие фатума. Либо ее разорвет пополам, либо окаменеют лапы, и тело лишится резвости. Фатум не помог, лишь вспыхнула на мгновение густая шерсть под ключицей чудовища. Это существо рассеивает магию? Оно явно взращено злой волей, поэтому его так опасаются местные жители.

Таира выкрикнула звучные слова, и луг перед химерой ощетинился стрелолистом. Стебли прочнее лома, острее меча. Тварь бросилась на нас и взвыла. Увы, ее не рассекло на куски, всего лишь оцарапало лапы. Тем не менее, эта заминка помогла мне сплести страшное заклятие, отразить которое практически невозможно. Оно смертельно опасно и для своего создателя. Я рассчитывал, что, столкнувшись с магией химеры, моя волшба раздавит чудовище. По крайней мере, хищник пошатнулся, его лапы подломились, кости затрещали — и тут я подхватил тесак и нанёс химере удар под челюсть. Хрустнув горлом, химера издала предсмертный хрип, и на меня обрушилась тяжелая мохнатая туша. Теряя сознание, услышал приближающиеся голоса, лязг железа…

 

Очнулся в постели.

Легкая ладонь легла на лоб, родной голос прошептал хвалу.

Задев притолоку, в комнату тяжело шагнул коренастый здоровяк с красным обветренным лицом.

— Громм. Старшина ополчения Голосса.

Я хотел назвать свое имя, поблагодарить за приют, но лишь прохрипел невразумительное. Таира прикоснулась к моему плечу:

— Алл, они уже все знают о нас.

Я напрягся. Беглецов не жалуют на окраинах, за них положена награда.

Громм неопределенно усмехнулся:

— Вся округа защищена магическим периметром, и только наш лог был лишен божественного покровительства. Годами химера приходила к селу пожрать человечинки. Мы умоляли жрецов спасти нас от чудовища, вооружить если не магическим оружием, то хоть охранными заклинаниями. Впустую! Наши старейшины пришли к выводу, что божественное происхождение этой твари на руку местным правителям. Пусть погибает Голосса, но зато весь край пребывает в страхе на примере нашей судьбы. Добро пожаловать в проклятый регион Восторга, спаситель…

В блеклом свете узкого окна старшина сгорбился, поник.

— Ты подарил надежду нашим людям…

Отчего так жалко и безжизненно прозвучал его голос?

 

А во мне расцвел тяжкий грех тщеславия, которое необходимо подавить. Мы провели здесь день и ночь, пока силы возвращались ко мне. Физические силы, но не магические возможности. Битва с химерой опустошила все ресурсы. Покидая деревню, что приютила, вылечила и поддержала, я знал — наша горькая слава уже разлетелась по свету. В ближайших регионах отверженные Алл и Таира будут восприниматься, как противоречивые мессии. Как спасители или враги…

Охотники не смогли дотянуться до нас, вся деревня охраняла покой своих спасителей. Мы ушли глухой ночью. Почти сутки нас вели по окраинам самые опытные следопыты. Вечером мы вышли к новому региону.

И перед нами возникли могилы…

 

Регион терпения и молитв. К пограничным столбам примыкает местное кладбище. Здесь меркнут ауры, тускнеют голоса. Только карканье ворон и безутешные рыдания разносятся над мертвым миром. Но сейчас не было ни птиц, ни плакальщиц. Серое кладбище, сырые сумерки. Вдоль аллеи тянулись стандартные каменные надгробья с ритуальными циклофазами. Каждый постамент венчало вертикальное колесо, символизирующее круг жизни. Большинство были алюминиевыми, но встречались и мраморные кольца или деревянные со стёртыми нечитаемыми рунами. Ряды одинаковых надгробий тянулись далеко вперед, до обрыва, за которым в багрянце заката полыхал неугомонный город.

Мы шли по безлюдной аллее, слабое эхо мертвого камня отражало наши шаги. Всплыла в памяти традиционная молитва: "Зачем вы приходите к мертвым сквозь флегму небытия… слезами тонкими, как сверлами, иссечена земля, и эхо бессчетных дышащих отражает сонм неморгающих…"

Постепенно стандартные захоронения стали меняться. Появились могилы с постаментами, крестами, бюстами и статуями, чередующимися со склепами.

В какой-то миг мне послышались шаги. За нами кто-то шел. Уверенно, не таясь. Охотник, стражник? Они вряд ли демонстрировали бы столь уверенную поступь. Мы свернули в ближайшую неровную аллею, закамуфлированную вереницей приземистых сосен.

 

Ощущение опасности заставило тревожно дернуться, я сбился с шага, притормозил.

— Что, Алл? — сразу напряглась Таира и тоже стала крутить головой.

Ближайший склеп… в нем отсутствовала дверь, из темного проема ползло нечто бесформенное, живое, злое.

Почему злое?

Блестящие клыки, что скалились в центре призрачной туши, трудно назвать добрыми и приветливыми. Таира вскрикнула.

Бежать поздно. Я вытянул из-за кушака тесак.

Отстранил Таиру и шагнул к туманному чудовищу. Оно поплыло ко мне, роняя маслянистые капли на скудную землю. Я широко размахнулся…

Сзади донесся топот.

— Стойте!

Из-за поворота вынырнула гибкая фигурка, взметнув короткий плащ, обогнула покосившуюся ограду склепа и оказалась на месте предполагаемой схватки. Точнее, между мной и монстром, который, неуверенно дернувшись, почему-то попятился. Незнакомка выкрикнула гневное, и оживший кошмар улетучился, всосался в мрачные щели между изваяниями.

Она повернулась к нам.

Белая блуза, отороченная заячьим мехом, яркий шейный платок, браслеты.

Во всех регионах проституток почему-то называют королевами. Может, потому, что на материке отсутствуют монаршьи семьи, а вся власть сосредоточена в руках жрецов.

— Беглецы? — Не ожидая ответа, неуместно похвасталась. — Могильные львы только нас и боятся, нас… шлюх.

Нахмурилась. Всхлипнула. Улыбнулась.

Странная королева.

История Иттори оказалась простой. На хутор пришли адепты, спокойно сказали красивой девочке — пойдешь с нами. Отец с матерью молчали растерянно, брат пытался протестовать, на него махнули заклятием истукана. "Понимаете? Они просто молчали и смотрели, как уводят единственную дочь. Я их не виню".

Невеста монастыря, жрица телесного катарсиса.

Почетная роль для девчонки из низов.

Потом ее перевели в гостевой дом младших жрецов.

Потом в трактир "Белая куропатка".

— Под страхом смерти запрещено воровать материальные предметы: монеты, одежду, еду, лошадей. А на духовное наследие этот указ не распространяется. Если я сумею скопировать твою улыбку, щедрый жест, благородный порыв, — что в этом плохого? От тебя не убудет, а мне — польза. Беда в том, что вокруг все реже улыбаются люди, все меньше добрых пожеланий и открытых сердец.

Таира недоверчиво улыбнулась:

— Но как ты это делаешь? …копию?

— Наш щедрый бог наделил благим умением.

При слове "щедрый" она моргнула, состроила очаровательную гримаску, и внезапно черты ее лица изменились. Меня поразила иная внешность: непокорность на слепке страдания.

 

Иттори привела нас к своей будущей могиле. Неглубокую яму скрывали заросли сирени и бузины. Приходит сюда раз или два в неделю. Воруя у клиентов благие поступки и добрые мысли, она выстилает светлыми эмоциями дно своего будущего захоронения, чтобы покоиться в благости. Никогда не слышал о таких способностях.

Я всматривался в эту удивительную женщину и не мог определить чего в ней больше: отчаянного желания отомстить всему миру за свою изуродованную судьбу или наивного оптимизма…

Закутавшись в плащи, мы брели за Иттори, имитируя пьяных клиентов, которых она подцепила на площади. Таира косолапила и громко сопела, уверенная, что так поступают подвыпившие мужчины. Иттори ухмыльнулась и сказала, что очень похоже, а Таира почему-то обиделась. Нас никто не остановил. Пару раз из переулков выглядывали сомнительные физиономии, однако завидев королеву, ночные авантюристы ускользали во тьму.

 

С черного хода она привела нас в свою тесную комнату, принесла с запахами кухни жареную курицу и кувшин кислого вина, расстелила одеяла у окна. Хлопотала. Обслуживала. Защищала. Зажгла свечу.

— Зачем, Иттори?

Она промолчала, посмотрела на Таиру. Мне стало больно.

Есть женщины, которые имеют многое, но хотят большего.

Это правильно и не удивительно.

Есть другие, кто, ничего не приобретя, потерял все.

Они должны ненавидеть.

Особенно таких, как Таира.

Иттори решила спасти ее, помочь той, кто родилась и жила в роскоши и радости, кто счастлива и чиста. Кто любима. Способен ли бог, каким бы всемогущим он не был, совершить большее чудо, чем стремление падшей женщины одарить своим бескорыстием и благословением женщину возвеличенную?

Ночь миновала, на рассвете мы были готовы к походу. Я осторожно выглянул в окно. В переулке замерли тени. Далеко ли мы уйдем от трактира?

Испуганное восклицание Таиры, я оглянулся, Иттори мяла свое лицо, как подушку. Лоб, щеки, нос, челюсть… она создала себе внешность Таиры. Волшебные пальцы! Чужая женщина с лицом моей любимой вышла из комнаты.

— Идите к северо-западным воротам. У вас есть час.

Мы не успели ее поблагодарить. Таира только поцеловала в щеку нашу спасительницу. А та широким шагом спустилась вниз, метнулась к переулку и резко сунула нечто блестящее в первую же тень. Брызнуло. И улица закричала злорадно: "Это она! Держи беглых!" Многоногий топот поглотила булыжная мостовая, свист и улюлюканье метались далеко позади нас. Мы не спеша брели к северо-западным воротам. Я в обличии седого капрала, а Таира… в образе вульгарной проститутки с ярким шейным платком и звенящими браслетами. Одна взяла себе роль беглой княгини, другая согласилась превратиться в королеву.

— Ты ею станешь, — поклялся я мысленно, — истиной единственной королевой всего материка. Женою короля.

У ворот стражники глумливо уставились на мою спутницу, но серебряная монета помогла им махнуть алебардами в сторону зеленой опушки.

— Далеко не заходите… туристы! — смачный хохот. — Лешак заберет… туристы!

Наверное, в этом регионе туристами принято называть ярмарочных клоунов.

 

Нас скрыл подлесок приграничной полосы, и внешность Таиры вернулась к ней с разгладившимися морщинами. Магия региона Терпения перестала действовать. Полагаю, что и я стал похож на прежнего Алла. Беглеца. Безумные бунтовщики, в безнадежном упорстве мы шли сквозь дикий лес, балансируя меж богами в квантовом исполнении. История утратила значение странных терминов. По легенде когда-то Высший Разум, контролирующий нашу планету, пытался купировать термоядерное воздействие извне и взорвался, частицы астральных тел рухнули на материк, некоторые стали основами пантеонов. С тех пор жертвы обеспечивают энергию божественному волеизъявлению, поклонение и восхваление поднимают тонус, накапливают духовный потенциал жрецов. Они спроектировали солидную идеологию, в основе которой баланс человеческой жизни и судьбы народов обусловлены божественной нравственностью, как ни странно это прозвучит. Никому из богов не хочется самому уничтожать живое. Всегда можно подчинить, завербовать, заставить служить, принося пользу.

 

Из-за деревьев полетели ловчие сети, раскрываясь в воздухе алчными тюльпанами. Я не успел среагировать. Но это были не охотники…

Таиру и меня обмотали верёвками, окружили плотным кольцом поклонников. Так называют в Местности Поклонения адептов бога Зеддиса. Их храм походил на арену для ристалищ: открытые трибуны, закрытые ложи, и посреди большого круга высокий помост. Ни крыш, ни навесов — бог должен наслаждаться зрелищами сполна. На ступенях помоста, уперев подбородок в навершие массивной клюки, сидел немолодой мужчина. Серый балахон, забранные под обруч длинные пегие волосы, узкое лицо и хрупкое телосложение — во всех отношениях невидный, этот человек внушал трепет. Всё дело в его глазах, понял я. Это глаза жреца, который не допустит, чтобы между ним и его богом находились какие-то препятствия.

Были ли мы с Таирой препятствием?

— Оставьте нас, — глуховатым, приятным голосом попросил — не приказал! — жрец.

Нас швырнули перед помостом на колени. Я не удержался и упал плашмя. Многих усилий стоило приподняться и сесть, но мне никто не помог.

Толпа с поклонами отхлынула с арены. Но я видел, что арбалетчики на трибунах не дремали.

Серьёзно тут у них.

— Восхвалите Зеддиса вместе со мной, — предложил жрец и улыбнулся. У него были мелкие, неровные зубы и злые глаза.

— Каких восхвалений вы ждёте от тех, кто унижен и связан? — огрызнулась Таира. Её сильный дух не терпел принижения. — Радуйтесь, что мы воздерживаемся от богохульства!

Жрец сотворил мудру, для чего оторвал руку от набалдашника своей трости. Верёвки, словно змеи, сползли с нас, но остались настороже, обвивая кольцами бедра и колени.

— Я бы рад приветствовать вас, как гостей, дети мира, — сказал тусклым голосом жрец. — Но люди других домов так запросто в гости в чужие местности не захаживают. Поэтому скажите: кто вы и что ищете на чужой стороне?

 

Таира села, скрестив ноги, и ответила чистую правду:

— Мы беглецы, отверженные. Я — Таира из дома Роста.

— Алл из дома Суровости, — буркнул я.

— Регион Битв? Пантеон Четырёх Гневных? — быстро сказал жрец. — Тогда понятно. Вы не вынесли давления жестокого Ру*узра, правящего вашими домами. Разные дома, юные влюблённые… ах, какая драма! Я преклоняюсь перед вашей самоотверженностью. Что ж, возможно, в нашей местности для вас найдётся местечко. Восхищайтесь же!

Он хлопнул в ладоши. Я действительно не смог сдержать восхищения — пасмурный горизонт озарился разноцветными огнями. Яркие бутоны, волшебные совы и сороки, сверкающие мечи и стрелы перемешались в ярмарочном хороводе облаков, каждое из которых пронзили желтые и красные факелы.

 

— Хвала великому Пантеону Зеддиса! — возгласил жрец и только тут представился:

— Я — Анкарар, верховный жрец Пантеона. Могу я просить вас принести клятву Зеддису? Нам нужны такие, как вы. Обещаю, что ваша история будет должным образом внесена в Книгу. Вам будут поклоняться, как святым.

Это звучало заманчиво. После гонений и скитаний, после охотников, передающих нас из рук в руки на границах регионов, клянусь, слова Анкарара прозвучали, словно патока. Именно их сладость и приятность насторожила Таиру. Она дрогнула ноздрями, словно злилась, и нахмурила брови.

— Кто пользуется у вас популярностью? — подозрительно спросила она. — У кого больше всего поклонников?

— Полагаю, вы сами сможете разобраться в этом вопросе, — уклончиво ответил Анкарар. — Давайте пройдём в молельню, полюбуемся фресками! Или, если желаете, можем послушать хор! Сейчас как раз репетиция, регент приглашал меня! — лицо у жреца стало возвышенно-просветлённым. — А ещё вечером будут игры. Желаете присутствовать?

Признаюсь, мы очень устали, и потому я размяк от благожелательности этого человека. Да и Таира, несмотря на чутьё, поддалась уговорам. А когда нам посулили обед из четырёх блюд за одно только согласие присутствовать на играх — мы сдались.

Сколько всего человек соглашается сделать за миску горячей еды…

Мы так наелись, что потянуло в сон. Именно во сне я и увидел Анкарара снова. На этот раз он словно светился изнутри и был одет в длинную белую тунику и серебряные сандалии. Седые волосы казались белоснежными. Пригласив меня садиться, сам он остался стоять. Я не понимал, чем обязан такому визиту, но тут жрец заговорил. Голос его тоже изменился — из тускловатого, приглушённого стал звучным и волнующим.

— В чём смысл вашего протеста? — спросил он. — Не в том ли, что ваш бог не требует преклонения и восхваления, а желает лишь насилия? Наш бог ждёт от вас лишь преданности. Вы ведь готовы к этому? Вдохновенный творец, Зеддис любит, чтобы его идеям и творениям поклонялись.

— А что он создал такого, что вы так истово кланяетесь? — спросил я, заинтересованный. Боги требуют жертв, они ревнивы к чужим успехам, им нужны вдохновенные певцы их деяний и проповедники их идей.

— Как — что? — красиво повысил интонацию жрец. И я понял, что в его лице говорю если не с самим Зеддисом, то с его посланником, с его вестью. — Он создал нас, своих поклонников!

— А что ему нужно от меня и Таиры? — вспомнив подозрительность любимой, поинтересовался я. — Мы пока даже не умеем преклоняться и восхвалять!

— От вас и не потребуется, — небрежно и изящно взмахнул рукой жрец. — Вы дали согласие присутствовать на игре, и достаточно. Фанатов там будет много.

Мне стало не по себе. Но интуиция никогда не была моей сильной стороной, как у Таиры, и я сам не заметил, как углубился в беседу с Анкараром.

 

Вечером в нашу комнату вошли люди, которые принесли кожаные доспехи, короткие мечи и кинжалы. Мы пробовали объяснять, что это, должно быть, ошибка, но слуги действовали хладнокровно и сноровисто, к тому же наше сопротивление подавляла необыкновенная физическая слабость, овладевавшая руками и ногами всякий раз, когда мы пытались выхватить мечи из ножен и использовать их против слуг. Я пытался пользоваться заклятием подчинения — но выходило у меня плохо. Что-то искажало магию — вместо того, чтобы пасть ниц, слуги лишь замирали на мгновение, а потом продолжали действовать. Видимо, жрец подчинил их себе слишком искусно.

В таком состоянии нас вытащили на арену, где разминали мускулы несколько воинов. Возле помоста стояли теперь два столба с цепями.

 

Жрец Анкарар с помоста звучно объявил о предстоящем зрелище: двоих вновь прибывших сегодня привяжут к столбу и даруют им мученическую смерть во имя Зеддиса. А чтобы мы не чувствовали себя обиженными, нам разрешают сопротивляться.

Слабости в руках и коленах, конечно, как не бывало, но нам с Таирой предстояло биться против шестерых сильных, хорошо вооружённых мужчин. Вряд ли можно было считать утешением, что нас посмертно прославят местные изуверы.

Трибуны радостно взревели, вознося хвалу своему богу — и я почувствовал волну их восторженного почитания.

Таира же встала на одно колено, врывшись пальцами правой руки в коротко стриженную траву арены. Я знал, что делать — мне оставалось прикрывать её, пока корни прорастут сквозь землю и вырвутся наружу, обеспечивая спасение.

Разумеется, нас не собирались сразу убивать, но без должного зрелища боги здешнего пантеона не пресытились бы, оставшись недовольными. Поэтому шестеро бойцов для начала имитировали атаку, зловеще постукивая гардами мечей о щиты. Держа щит и короткий меч, я кружил вокруг Таиры на полусогнутых ногах, убедительно изображая загнанного в угол зверя. Время от времени делал ложный выпад, словно хотел достать кого-нибудь из них. Раз-другой выпады делали они, и отнюдь не ложные. Очевидно, мучеником можно было стать и без рук или ног. У меня уже было несколько весьма чувствительных порезов на правой ноге и рана на правом предплечье, над наручем. Незначительная, но меч стало держать сложнее. Почувствовав под ногами дрожь земли, я понял, что ждать осталось немного, метнул оружие в одного из гладиаторов, а сам подхватил щит Таиры. Щитами и ослабленным заклинанием отторжения я прикрывал нас обоих, отшвыривая бойцов, когда те замахивались на Таиру. А силы иссякали.

 

Вдруг беспокойно всколыхнулась людская масса, послышался нарастающий гул, с таким грозным шумом мчатся по степи дикие жеребцы. Столбы зашатались, судороги охватили арену. Кривые трещины разорвали утоптанную землю, и под панические вопли стали медленно разваливаться трибуны. Гигантские корни невиданных растений пробили почву арены и вырвались на волю, словно скелет дракона из подземелья. Одни мгновенно оплели гладиаторов, потащили в стороны, а другие подняли нас с Таирой вверх и опутали так, что мы оказались в плотной клетке. Несколько арбалетных болтов воткнулись в клетку, некоторые прошли сквозь ячейки. Таира вскрикнула, но я не видел её рану. Ком из корней ушёл в яму, и я испугался, что мы задохнёмся. Сквозь прорехи клетки сыпалась сухая почва, перемежаемая камнями и глинистыми языками, воздуха не хватало, но всё быстро завершилось. Могучие корни стремительно промчали нас под землей, и мы оказались за пределами арены.

Тут корни вырвались наружу, расплелись и отпустили нас. Таира, раненая выше локтя, с шипением выдернула болт — он лишь повредил ей кожу, не более того. И мы бросились бежать. К счастью, граница была не очень далеко. Хотя несколько человек почти догнали нас, они остановились на самой черте и могли только послать несколько стрел вдогонку.

 

Мы ушли от погони столь стремительно, что на этот раз охотники нас не преследовали. Спустившись к ручью, промыли порезы, слабыми магическими посылами залечили самые глубокие раны, бинтуя их остатками моей рубашки. Теперь я щеголял в кожаном колете на голое тело. К счастью, штаны, хоть и изрезанные, остались при мне. На противоположном берегу ручья виднелась хорошо протоптанная тропа, исчезавшая за излучиной. Рискнув двигаться в том направлении, мы вышли к обочине тракта. Вдали вырисовывался небольшой город, и Таира указала мне на шпиль, увенчанный знаком Обода. Общий храм — редкость для регионов, ведь всюду предпочитают кланяться только своим, намоленным. Общий же храм даст приют любому, даже самому нечестивому из отверженных.

Поэтому мы побрели к городу. В предместье оказались ближе к вечеру, вымотавшиеся настолько, что спотыкались на каждом шагу. Храбрая, стойкая, мужественная Таира вдруг пала духом. Она жаловалась на судороги в ногах, дрожь в коленях, голод и озноб. Боясь, что это последствия ранения из арбалета, я решился сделать остановку. Путаясь в сиреневых тенях, мы подошли к неказистым домикам под раскидистыми яблонями. Скромные жилища свидетельствовали о нужде местных жителей, заборы и сараи, сбитые кое-как, олицетворяли принцип "и так сойдёт". Туман, укутывающий обочины дороги, тянулся к ногам, растворял следы. Здесь было тихо и спокойно. Пахло молоком, конским потом, терпкими травами огорода. Повозка с пустыми молочными флягами одиноко застыла у блеклой изгороди. Сонное мычание коров и коз. Стало быть, здесь есть сеновалы. Пользуясь отсутствием любопытных глаз, мы поспешили найти сарай с сенником, куда залезли, не без труда отыскав лестницу. Не сговариваясь, рухнули в прелую прошлогоднюю солому и заснули. Ни звери, ни люди, ни боги нас не беспокоили. Повезло.

Спали на редкость крепко — наверное, потому что впервые за долгое время нас никто не тревожил. Утром Таира разбудила меня столь чувственным и нежным поцелуем, что я решил — вот он, знак. Мы остаёмся, ведь здесь есть Общий храм, где мы сможем постепенно обжиться, а там… тут мысли мои пресеклись под напором ласк любимой, но прошло всего лишь несколько сладких мгновений, а потом послышалось приближающееся кряхтение и покашливание.

 

При нас были только кинжалы с арены, но я решил, что и этого достаточно. Впрочем, старик, заглянувший на сеновал, улыбался. Это был не воин и не жрец, а в корзине на его локте виднелись бутылка молока и каравай хлеба.

 

 

— Не надо бояться, дети, — сказал старик, пока мы зарывались глубже в солому. — Вы можете одеться и выйти, я буду ждать внизу. Эта лестница пока еще крепка.

Прежде чем мы успели что-то ответить, он исчез, оставив корзину. Мы не стали тратить время на одевание, набросились на еду, как голодные щенята, повизгивая от восторга, обливаясь молоком, кроша хлеб и жадно собирая крошки с колен.

Спустившись с сенника прямо в дом, предстали перед стариком. Ветхий пиджак прикрывал его острые плечи. Он был совсем дряхл, скрючен болезнями, и в его голубых глазах отражалась пучина Безгранья.

— Если вы из деревни, дети, то знайте — худшего города, чем этот, вам не найти, — сказал он с тихим отчаяньем. — Здесь душат всех, кому не везёт, а таких множество. Нелегко народу под мечом феодалов и монастырей, крепко закабалили нас, земляки стонут и плюются. Боги любят только тех, кто выигрывает. Эх-эх, если бы всем вместе, да освободиться от этого проклятия. Но разве могут собраться вместе удачники и неудачники? А ведь даже завзятые везуны уже не рады своей удаче… бедняки проклинают их, забрасывают нечистотами, мечтая оказаться на их месте… которое проклято…

— А я выигрывал однажды, — решил я прощупать почву. — В лотерее, на ярмарке.

— Да? — старик оглядел меня с сомнением. Свежие порезы и отсутствие рубашки могло сказать очень о многом. — И что же ты выиграл?

— Утку, — соврал я.

— Ну, стало быть, Фортуната примет тебя дня на два, — вздохнул старик. — Если у тебя есть хотя бы горсть серебра — можешь поставить его в казино. Но если против тебя будет опытный игрок — тебе не жить, малыш.

— Я тоже выигрывала, — дерзко сказала Таира. — Я выиграла у судьбы и получила хороший куш.

И указала на меня.

 

Старик долго молчал, подёргивая головой в такт своим мыслям, а потом показал скрюченным пальцем на дверь.

— Вы нашлёте на меня невезение. Фортуната и так еле терпит меня. Я слишком долго живу…

Нам пришлось уйти. До храма оставалось всего несколько шагов, но напротив него стояло маленькое казино. «Для начинающих удачников!» — зазывала людей яркая переливающаяся надпись. Я затормозил у дверей.

— Алл! — тихо, но настойчиво позвала Таира.

— Ты иди, а я сейчас, — сказал я, глядя на изображение богини Фортунаты, висящее под надписью. Круглое, улыбающееся лицо, глаза, отливающие лукавым золотом. Казалось, эти глаза гипнотизируют меня.

— Что ты делаешь?!

— У меня остался один золотой, я поставлю на удачу, — ответил я.

На пороге мне преградил путь дюжий детина.

— Закрыто, — процедил он.

— Как это закрыто? — удивился я.

— Иди, иди, прохожий. Авось, если никто не будет играть — мы, в конце концов, избавимся от этого гнёта везения. Вся жизнь — только везёт и не везёт, как будто другой жизни и нет вовсе… — казалось, здоровяк вот-вот пустит слезу.

Пользуясь моим замешательством, Таира за пояс оттащила меня к храму. Там оказалось пусто и пыльно, на алтаре ни следа подношений. Всё забирала неуёмная Фортуната. Другими богами тут и не пахло. Мы смахнули пыль с алтаря, но положить на него, кроме монеты и куска хлеба, было нечего. Что ж, Таира раскрошила черствый ломоть, гонимые судьбой и везением, мы продолжили путь.

 

Мимо храма тянулся угрюмый поток людей, толкающих перед собой тачки. Поскрипывали колёса, покряхтывали старики. Я увидел, как «наш» дедок, на повозке, запряжённой двумя пони, обогнал процессию. Он махнул мне рукой, и мы с Таирой сели к нему.

— Вывезу вас из города, нечего тут таким славным детям пропадать. Где одна только богиня власть держит — мало что происходит. Загибается регион, чахнет. Я вам вот что скажу, отверженные, — старик пооглядывался, но рядом никто уж не тащился — повозка всех обогнала. — Если уж ищете лучшей жизни, то путь вам далёко на запад, туда, где кончаются регионы Сознания и Порядка. Минете их, не задерживаясь, идите строго по грани. По лево будет пустынь, по право — море. Дойдёте до истока реки, до самых гор, до высокой горы, а владеет ей бог Краткой Жизни. Нет у него ни региона, ни паствы, и живёт он отшельником на вершине. Там и найдёте счастье. Недолгое — но что для бога кратко, то человеку в самый раз. А если не найдёте там ничего — отправляйтесь дальше, по ущелью, туда, за далекие горы, где нет границ и нет ни домов, ни богов…

Непростой это был старик, необычный. Но я не стал спрашивать, чьим жрецом он является. Возможно, ничьим. Или общим. Так мы и не узнали этого. Мы попрощались у пересекающей луг границы, и он долго стоял и смотрел нам вслед. Обернувшись в последний раз, я увидел, как у запретной полосы сошлись два человека, и один из них что-то передал другому, коснувшись руки чужака. Да, понятно: охотник передал заказ другому охотнику, и травля отверженных вот-вот начнётся снова.

Крепко держа Таиру за руку, я оторвался от земли на добрых три локтя, и мы понеслись так быстро, как только могли. Конечно, в моем положении левитация могла только сниться, но слепой поток сознания в пределах сумеречной зоны помогал двигаться на предельной скорости. Такой полёт быстро выматывает, зато позволяет намного опередить преследователей.

…если только на пути не возникнет семерка стражников.

 

Сзади — трое охотников.

Выбор за мной. Счет на секунды.

Удар сердца. Прорываться нельзя. Могут ранить Таиру.

Удар сердца. Назад опасно, у них заговоренные посохи.

Последняя надежда.

Кощунство.

И тогда я исторг, изверг своего бога, низринул его с высоты совести и любви, и мгновенно почувствовал, как стал гол, нищ и бос. Но следом возникло ощущение свободы, настолько пронзительной и радостной, что я будто раскинул крылья и полетел вверх, в огромное синее небо.

Предельно сосредоточившись, я на ментальном уровне воззвал к богу региона.

Прими мой свет, мою ауру и вечную преданность.

Время замерло.

Ментальное удивление. Заинтересованность. Колебание.

Враги приостановились, и взвившиеся мечи застыли в серебряной ночи.

Общение с местным богом обернулось откровением неофита.

Жертвуя собой, человек становится выше бога, ибо всемогущий всевышний не может, не умеет этого. В лучшем случае он может принести в жертву всю свою паству.

Самое сильное искушение для людей вроде нас — покаяться, что опаснее, чем надиктованные Сатаной соблазны.

Как консервировать тишину?

Клочья молочного рассвета, нервный шепот ветра, благоухание и дрожь луны…

Их надо сепарировать и осторожно прятать в особые емкости. В могилы? Нет, в сердца.

И тогда на противоречиях и сомнениях возникает Тишина.

Нам надо что-то отдать местному богу, а он просит тишину. Самый жадный из богов.

 

Ваш срок ограничен, не разменивайте его, имейте доблесть следовать интуиции. Любая суеверная эпоха рождает грустные преступления. Главное, не ошибиться, превращая человека в бога или низводя всевышнего до рядового соплеменника.

Зачем он шепчет мне эти постулаты, касаясь уха мертвым дыханием?

Идите.

Медленно.

Доверьтесь интуиции.

Вот там… за углом, где тишину нарушит пение бриллиантовых струн паутины.

Прикоснитесь к ней.

И тотчас наши ауры засияли первозданным светом. У меня на миг перехватило дыхание, а сразу же за этим повеяло чем-то свежим, словно только что выпавшим снегом.

Мы прорвались в царство бога Короткой Жизни.

 

…Это была самая скользкая в мире гора. Вместо выступающих сколов базальта под руки попадались сточенные ветром и дождями выпуклости, за них невозможно уцепиться, ноги срывались в пропасть вслед за коварно осыпающимися камнями. Кругом роса и влага, источаемая мыльными корнями. Да ещё обманчиво мягкий мох, становящийся гладким и склизким, едва его коснёшься рукой или ногой.

Таира неустанно шептала заклинания, и корни неохотно свивались узлами, за которые она кое-как могла ухватиться. Я вонзал кинжал в трещины, полз как умирающий жук. Из холодных вертикальных проемов высовывались тонкие стремительные змеи, шипели и плевались желтыми сгустками. Но ауры наши сияли столь ярко, что гадины слепли и сворачивались спиралями.

А погоня не прекращалась. Уверенно и кровожадно.

Лидировала тройка охотников, за которыми спешила кучка удальцов, жаждущая крови, наград и приключений. Время от времени они разражались злобными воплями, воодушевляя стайные инстинкты. Таира была более чутка к эмоциям — каждый такой крик заставлял её содрогаться. Я поражался силе её воли — вопли погони словно вдохновляли её бороться всё неистовей.

 

А сам я полз и размышлял — куда и зачем стремлюсь? К ледяной вершине, окутанной сиреневой дымкой? В неизвестность и безжизненность веду свою подругу, которая доверилась мне. Быть может, остановиться и развернуться к преследователям? Дать им бой, прикрыть любимую у финиша? Но глухой стук стрелы о мшистый камень прервал размышления. Я посмотрел вниз. У подножия бесновалась толпа. Кто-то воздел арбалет… почему они не лезут следом?

Трое крутых парней, наши самые злобные враги, вдруг преградили путь преследователям. Минутное замешательство толпы вылилось в яростную давку, толчея мешала одним добраться до неожиданных защитников горы, а другим — повернуть назад. Меня уже ничто не удивляло. Глядя вниз, на суматоху и клинч, я понял, что охотники выполнили свою миссию: загнали нас с Таирой в подготовленную ловушку. Они не собирались нас убивать. Команды не было.

Погоня отстала. Мы победили.

Хоть кричи ура… но от подъёма в горле стоял ком, дыхание не желало восстанавливаться, а руки и ноги предательски подрагивали. Таира тоже приостановилась, глядя вниз на меня. В её глазах пылал огонь — куда там свету ауры! Как величественна и прекрасна моя королева, подумал я, и мы устремились к вершине. Внезапно подъём стал лёгким, словно мы шли по ступеням дворца.

Змеи вились у нас под ногами, норовя ужалить, но так и не причинили вреда. Наконец, подъём кончился — пред нами была вершина. Не острый пик, как мне казалось поначалу, но каменная площадка, покрытая льдом и снегом. Холода я не ощущал — слишком разгорячился, пока карабкался.

Откуда взялся он — крошечного роста, с кривыми руками и толстыми короткими ногами, закутанный в меховой плащ — я не понял. Лишь поразился выражению его лица — хитрому и доброму, этакое лукавство могущественного существа, живущего вне наших смертных понятий.

 

— Ты — лучший? Бог Короткой жизни? — почему-то возмущенно спросил я. Его аура показалась мне тусклой, угасающей звездой.

Он, благословляя, ласково погладил наши мокрые лица и ответил с ошеломляющей простотой:

— Вы — мои сменщики. Править вам — сто лет.

Насладился изумленными гримасами и продолжил:

— Боги рождаются на земле. Небо — место их паломничества, призвание и драгоценное хобби, но истоки в людской массе, среди ароматных хижин и смрадных дворцов. Сегодня уже отпала необходимость в жертвах, и даже мученики перестали собирать аншлаги. Эпоха игры в человечество миновала, наступает сезон самоуважения.

Я заглянул в его глаза, в них плескалась Вселенная…

— …и немного абсента, — усмехнулся карлик. Он выхватил кривой кинжал, небрежно отсек себе ухо и задумчиво уставился на ломтик плоти в окровавленной ладони. Ван Бог. — Богам нужны жертвы, покорность и поле деятельности для формирования проектов. Каждый из них творец. Но гениев мало. Совсем нет. Поэтому творчество богов связано с ревнивым перелистыванием написанного, пересмотра построенного, напетого и прожаренного, подглядыванием в замочную скважину. Им необходимы фавориты-жрецы, визири-толкователи, пророки-глашатаи и достойные последователи. Вы хорошо подходите для последней роли.

Я спросил себя: есть ли у меня достоинство?

И услышал в ответ:

— Осталось последнее испытание. Кто ваши свидетели?

Мы с Таирой недоуменно переглянулись.

— Ну, поручители, — нетерпеливо топнул карлик-бог, — люди, хорошо знающие вас в этом мире, что могут рассказать о ваших заслугах.

— Зачем тебе эта перекличка, великий? Ведь ты и сам в курсе наших приключений, даже мысли читаешь.

— Э, нет, — ухмыльнулся Ван Бог, — у нас своя бюрократия. Ведь божественное провидение, по сути, контролируют функционеры и социопаты. Им нужно все потрогать и надкусить.

Итак! Приглашаются…

 

Перед нами возник старшина ополчения из Голосса. Коренастый, суровый Громм, труженик боевого топора. Огляделся без страха и удивления, задержал взгляд на ауре бога, медленно преклонил колено.

— Скажи мне, славный богатырь, кто эти люди? — бог драматичным жестом указал на нас с Таирой.

— Это великие воины, о, всевышний, — без раздумий ответил старшина.

— В чем их доблесть?

— Они принесут моему народу свободу и совесть.

Бог воздел бровь, чуть поморщился.

 

Старшина исчез. На его месте появился старик-молочник в неизменном ветхом пиджачке, сразу бухнулся на колени, принялся истово молиться. Добрый, неуверенный, слабый и в то же время удивительно стойкий человечек, подумал я с внезапной нежностью.

— Встань, добрый человек, ответь своему богу — знаешь ли ты этих людей?

— А как же, великий! — воскликнул старик с искренней радостью. — Это мои дети!

Немая сцена. Бог даже открыл рот от изумления. Мы с Таирой украдкой переглянулись. Наши величественные и гордые родители, должно быть, упали бы в обморок от слов оборванца.

— Ты ничего не путаешь, крестьянин?

— Как я могу лгать своему богу?! — выцветшие голубые глаза наполнились слезами. — Мои любимые и единственные… опора и надежда. Молю тебя, властитель неба и земли, прости и отпусти их, если они согрешили, и возьми мою душу взамен!

Бог молча щелкнул пальцами.

 

Место старика занял жрец Анкарар. Я сжал кулаки, увидев велеречивого негодяя. В течение нескольких секунд этот уникальный интриган просек мизансцену, определил приоритеты и перспективы, а также свою роль в спектакле — роль далеко не первого любовника… и пошел ва-банк.

Он рухнул ниц — нет, не перед богом! — передо мной и, царапая себе щеки аметистовыми перстнями, простонал:

— Принимаю кару…

Я готов был аплодировать. Обойденный вниманием бог тоже впечатлился. «Этот лукавец тебе в будущем пригодится», — пробормотал он. При всей нетерпимости к лицемерию, я не мог не согласиться с мудрым пророчеством.

 

Последней возникла мертвая Иттори. Из горла у нее торчали стрелы, разрубленную саблей грудь прикрывал саваном пестрый платок падшей женщины. Глядя на её раны, я содрогнулся, представив, что было бы с Таирой, если бы не великодушная проститутка. Я сам был готов преклонить перед нею колени в этот миг.

Таира сжала мою руку, всхлипнула и глухо сказала: «Поднимись!»

Иттори открыла глаза и внятно произнесла:

— Приветствую мою королеву...

 

Какая-то мысль, неясное сомнение все время ворочалось у меня в груди. Мне было не по себе так, словно мы забыли что-то важное.

Я не мог сформулировать причину этого беспокойства, но обратил внимание, что Таира тоже колеблется, размышляя о неком противоречии. Но она — женщина, обладавшая той чуткостью, которой не было у меня, первой уловила суть и обратилась к нашему покровителю.

— Ты говорил, что организовал такую операцию и заставил нас играть по твоим правилам, внушив дерзкие мысли… но, — она пристально посмотрела на бога, — значит ли это, что ты внушил нам… любовь?

Впервые я увидел, как смутился вседержитель, треснуло, как горшок, его самомнение. Он пытался что-то проблеять, но наткнулся на разъяренный взгляд будущей богини. Его аура гасла, осыпаясь искрами на снег, и он не таял от жара.

— Отвечать! — взревела моя нареченная, и скалы задрожали, словно листья клена на ветру, а долина окуталась радужным трепетом крыльев поднявшихся с низин фламинго и аистов.

— Нет, моя королева, — твердо ответил бог, — любовь не подвластна магии, вечности и пространству. Это иное божество. Я ему не указ!

И, поклонившись со всем достоинством бывшего властелина мира... исчез.