Искушение

I

 

17 лет от Убийства Эмриса.

 

Коррин убирался в дальней кладовой, когда на него набросились. Первому мальчишке он врезал под дых и тот, задыхаясь, осел на пол. Оставшиеся двое напали одновременно. Одному из них Коррин разбил губу, другому заехал в ухо. Но на каждый удар он получал два в ответ. Наконец они повалили его и крепко прижали к земле.

— Он наш, он наш! — завопил рыжий с разбитой губой.

— Родри, быстрее, доложи капитану! — крикнул угрюмый парень, потирая ухо. — Ну, чего разлёгся?!

Родри с трудом поднялся. Его пухлое лицо покраснело, а поросячьи глазки горели злобой. Тяжело дыша он подошёл к Коррину и со всей силы пнул его в колено.

— Это тебе за…

Закончить Родри не успел. Мальчишка вскрикнул, схватился за живот и вновь грохнулся на пол.

— Держи ему ноги! — рявкнул угрюмый.

Коррин успел ещё дважды лягнуть толстяка, прежде чем на него навалился рыжий. Он уселся Коррину на ноги и принялся колотить его в бок.

— Демоново отродье! Шлюхин сын! — орал Родри, пытаясь встать. — Да я тебе…

— ДОВОЛЬНО!

Все разом обернулись. В дверях стоял Бледри и с усмешкой наблюдал за вознёй на полу. Он был ровесником Коррина, обоим лишь недавно исполнилось четырнадцать. Не спеша Бледри шагнул внутрь. Следом за ним в кладовую вошла пара ребят постарше. Они молча встали по обе стороны от своего вожака.

— Родри, быстро поднимай свою жирную задницу, — приказал Бледри. — И надейся, что кроме нас никто не слышал твоих воплей.

— Капитан, но он…

— Молчать! Ещё слово и будешь неделю вычищать конюшни вместо Овита.

Рослый парень справа от Бледри ухмыльнулся, выставив напоказ дыру на месте выбитого зуба.

— Давай, Родри, — сказал он, — вякни какую-нибудь глупость. Я по горло устал копаться в лошадином дерьме.

— Если кто-нибудь из сестёр нас застукает, — беспокойно произнёс второй из подручных Бледри, — всё, что нам светит — это дерьмо.

Бледри оставил их слова без внимания. Он не сводил глаз с Родри, продолжая усмехаться. Наконец толстяк поднялся и молча отошёл к стене.

— Так-то лучше, — сказал Бледри. — Вы двое! — обратился он к мальчишкам, державшим Коррина. — Отпустите пленного.

На этот раз возражать не стал никто. Коррина отпустили, и он тут же попытался встать. Всё тело отдалось болью. В ушах звенело, во рту чувствовался вкус крови. Коррин сжал зубы и приказал ногам не дрожать. Они не послушались. Когда он начал падать, кто-то подхватил его и помог встать. Коррин посмотрел перед собой и встретился взглядом с Бледри.

— Прошу прощения за моих людей, — сказал тот. — Им было приказано найти тебя, но не нападать.

Коррин отбросил руку, которой Бледри придерживал его.

— Мне не интересны ваши игры, — ответил он, изо всех сил стараясь не упасть.

— О каких играх ты говоришь? — удивился Бледри. — Всё как нельзя серьёзно. Видишь ли, до нас дошли слухи, что по монастырю бродит демон в человеческом обличье. Наш долг, как воинов Святой инквизиции, найти его и уничтожить.

— Я уже сказал… — начал Коррин.

— Капитан, — перебил его Овит, — я больше не могу ждать! Позволь проучить ублюдка.

Коррин оскалился. Он не мог драться против них всех и бежать было некуда. Если бы только ему удалось схватить Бледри… Но тот был полон сил, а Коррин с трудом держался на ногах. И всё же это была его единственная надежда.

— Тише, Овит, — сказал Бледри, отвернувшись от Коррина. — Я же ещё не видел его клейма. Может перед нами человек, а не мерзкая тварь, натянувшая его шкуру. — Он начал поворачиваться. — Ну-ка, покажи мне…

"Сейчас", — понял Коррин.

Он бросился вперёд. Нельзя было медлить, как нельзя было думать о боли. Время зализывать раны настанет потом, сейчас же необходимо победить. Одолеть того, кто с лёгкостью бил ребят старше его самого, а то и нескольких за раз. Но это неважно, ведь Коррин не мог проиграть. Потому что если он проиграет…

Его порвут на части.

От первого удара Бледри с лёгкостью уклонился, второй же угодил ему прямо в челюсть. Мальчишка покачнулся, но устоял на ногах. Коррин не собирался останавливаться. Краем глаза он видел, что пара ребят уже бросились на помощь вожаку. Стоит оглушить Бледри, и они замрут на месте. А когда Коррин пригрозит разбить голову их капитана о каменный пол, расступятся и позволят ему уйти.

В глазах потемнело; что-то с силой врезалось в спину. Коррин не сразу понял, что лежит на земле. На нем восседал Бледри. Его глаза сверкали холодной яростью, а на губах по-прежнему играла усмешка. Он врезал Коррину по лицу. А затем ещё раз. И ещё.

— Тебе конец, демон, — прорычал Бледри.

Коррин знал, что тот прав. При каждом ударе боль горячей волной разливалась по всему телу. Сил бороться не осталось и его сознание медленно начало меркнуть.

— Он весь ваш, — сказал Бледри поднимаясь. — Преподайте выродку урок, который он не скоро забудет.

Вскоре удары посыпались со всех сторон и Коррин потерял сознание.

 

* * *

 

Когда он очнулся, на дворе стояла ночь. Коррин не имел понятия, как долго пролежал на ледяном полу — точно не больше суток, иначе одна из сестёр наткнулась бы на него. Нередко так и бывало. Посему следовало быстрее убраться отсюда, а не то вновь последуют вопросы, отвечать на которые он не имел ни малейшего желания.

Проще сказать, чем сделать. Пошевелившись, Коррин чуть не заорал от резкой боли: всё тело горело, словно его жгли калённым железом. Дышать удавалось с трудом, и мальчик ощупал свой нос, тут же осознав, что тот сломан. На глазах выступили слезы. Коррину понадобилось около часа, чтобы выползти из кладовой и забиться в тёмный угол, где никто не станет его искать. Хотелось есть, но c этим придётся подождать до утра.

На рассвете монахини и сироты начали стекаться в общий зал, дабы вознести молитву Пастырю. Служба могла длиться несколько часов, и от неё освобождались лишь те из сестёр, кто трудился на кухне и скотном дворе. Для сирот исключений не делалось. Когда двери зала затворились, Коррин выбрался из убежища и проскользнул на кухню. Было стыдно тайком выносить еду, но голод заглушил голос совести. Стащив несколько лепёшек, мальчик вернулся в укромное место. Прежде чем наброситься на добычу, он скинул рубаху и прикоснулся к клейму на своей груди.

Пальцы нащупали привычный выпуклый узор в форме овечьей головы. Символ Пастыря, оберегающий человека от демонов, что неустанно рыщут по ту сторону бытия в поисках прорех в мир людей. Для демонов душа неклеймёного будто распахнутая дверь. Через неё они прокрадываются в тело и подчиняют его своей воле. Плоть становится для человека темницей, а сам он — вечным рабом демонических тварей.

Коррин носил клеймо сколько себя помнил, хоть и знал, что получил его куда позже своих сверстников. Символ Пастыря необходимо нанести в первый год жизни ребёнка, позже душа становится уязвимой для вторжения демонов. Коррина лишили сей милости. Он родился среди неклеймёных, существ, давно потерявших человеческое обличье. Подобная судьба ждала и его. Но в один день в логово демонов явились инквизиторы. Завязалась чудовищная схватка, в которой полегло немало слуг Пастыря. Один из немногих выживших нашёл на пепелище ребёнка, последнего уцелевшего неклеймёного. Инквизитор даровал мальчику клеймо и забрал с собой. Так Коррин обрёл не только Пастыря, но и дом.

Инквизитор отдал ребёнка монахиням, которые посвятили себя заботе о сиротах. Первые воспоминания Коррина были о жизни в монастыре, и они же оставались единственными счастливыми. Да, порой было тяжело. Приходилось много трудиться, познавать учение Пастыря, зазубривать молитвы и постигать грамоту. Но рядом были друзья и товарищи, всегда готовые подставить плечо. Свободное время они проводили в играх: часть мальчиков брала на себя роль инквизиторов, другая перевоплощалась в демонов. Последние всегда оказывались в меньшинстве, так что Коррин с Бледри решили драться на их стороне до тех пор, пока все не согласятся чередоваться. После ряда поражений инквизиторы пошли на мировую.

Такая жизнь продолжалась до тех пор, пока правда о происхождении Коррина не всплыла на поверхность.

Почти у каждого из сирот кто-нибудь из родных погиб от рук неклеймёных. Священная война, что последовала после убийства Эмриса, унесла десятки тысяч жизней верных слуг Пастыря. То были отважнейшие из людей. Они пожертвовали собой ради победы над демоническими ордами, подарив потомкам надежду на будущее. Взамен те ценили память о родителях как величайшее из сокровищ. Всем сердцем сироты ненавидели неклеймёных, а тех, кого в своей неудержимой похоти породили демоны, считали выродками, недостойными топтать землю, по которой ступали герои.

Как только истина открылась, Коррин в одно мгновение превратился в того, кто был хуже любого выродка — он стал предателем. Изменились и правила когда-то безобидной игры. Теперь демоном выступал лишь Коррин: его выслеживали будто зверя, загоняли в угол и беспощадно избивали. Жизнь в монастыре превратилась в выживание. Приходилось всегда быть настороже; наблюдать за каждым движением людей вокруг; знать места, которых стоило избегать, и те, где можно спрятаться. По началу Коррин чувствовал обиду, затем ярость, позже пришло смирение. Но он никогда не ощущал ненависти к бывшим товарищам. Потому что понимал их. И с тем же пылом, с которым они проклинали его, Коррин клял собственное происхождение.

Сидя в одиночестве, побитый и голодный, мальчик изо всех сил прижимал руку к клейму на груди. Моля Пастыря лишь об одном. Чтобы, не смотря на все тягости, лишения и испытания, Он не позволил Коррину обернуться чудовищем, которым тот был в глазах других.

"Прошу, — заклинал он, — дай мне сил остаться человеком".

Когда с молитвой было покончено, Коррин схватил лепёшку и жадно впился в неё зубами.

 

* * *

 

— Попался, демон, — протянул Бледри.

На это раз они нагрянули вчетвером, спустя неделю после потасовки в кладовой. Раны Коррина всё ещё давали о себе знать, но он старался не показывать виду. За время полученной передышки ему удалось набраться сил. Мальчик спал, ел и молился в одиночестве, избегая как других детей, так и сестёр. Но в стенах монастыря невозможно скрываться вечно. Исчезновение Коррина заметили, и когда его нашли, то в наказание отправили вычищать навоз на скотном дворе. За этим занятием его и подкараулила шайка Бледри.

— Как же смердит, — пожаловался рыжий, прикрывая нос. Он то и дело облизывал разбитую Коррином губу, которая успела опухнуть и загноиться.

— Экий неженка! — насмешливо воскликнул Овит. — Давай-ка и тебе сопатку переломаем? Только посмотри на выродка! По колено в говне и даже не морщится.

— А тебе, я смотрю, по нраву запашок, — подал голос Коррин. — Лыбишься до ушей, а ведь с носом полный порядок.

Овит онемел, будто не поверив услышанному. Ухмылка медленно начала сползать с его багровеющего лица.

— Да что ты себе… — начал он.

— Не разевай пасть, а то вышибу ещё пару зубов, — оборвал Коррин. — Это касается всех вас. Жаждете задать мне взбучку? Милости прошу! Но не считайте, что легко отделаетесь.

Казалось, Овит в ту же секунду ринется вперёд, но Бледри остановил его, властно подняв руку. После короткой паузы он заговорил:

— Наш демон набрался храбрости. — Вожак шайки как всегда усмехался, словно всё вокруг забавляло его. — Думаешь, сумеешь совладать с нами? А, выродок? Или ты уже забыл, чем всё кончилось в прошлый раз?

— Я бы и рад отделать каждого из вас, — ответил Коррин, — но мы оба понимаем, что скорее Эмрис восстанет из могилы, чем один побьёт четверых. Нет, я лишь говорю, что кто-нибудь из вас уйдёт отсюда без зуба, — он посмотрел на багровое лицо Овита, — другой с разбитой губой, — взгляд в сторону рыжего, — а третий держась обеими руками за пузо. —Молчавший всё это время Родри скривился. — И при этом все с головы до пят в навозе. Так что или давайте поскорее кончать с этим, или найдите себе демона послабее.

Никто не шевельнулся. Коррин не сводил глаз с Бледри, зная, что без его команды остальные не нападут. Но прежде чем вожак шайки успел ответить, голос подал рыжий:

— Капитан, может хер с ним? — пробормотал он, не убирая руки от лица. — Пусть ублюдок копается в дерьме.

— Боишься запачкаться, а конопатый?! — рявкнул Овит.

— Нет, он прав, — вставил Родри, — в бездну выродка. Поколотим его в другой раз.

— Тебя никто не спрашивал, жирдяй! — Овит повернулся к Бледри. — Капитан, не слушай этих слабаков! Если нужно, я и сам набью морду ублюдку.

Бледри молчал. Коррин понимал, чтобы не приказал вожак, его послушают все, нравится им это или нет. Но с каждым разом они будут переступать через себя всё менее охотно. Пока наконец им это не надоест окончательно. Бледри родился лидером, и потому чуял нутром, когда стоит надавить, а когда дать поблажку.

На это чутьё Коррин и рассчитывал.

— Демон решил, — начал Бледри, — стоит обмазать себя навозом, и мы побрезгуем приблизиться к нему. Он ошибается. Я готов своими руками пихать дерьмо ему в глотку, до тех пор, пока выродок не начнёт задыхаться. Но ведь тебя это не страшит, да демон? Я знаю, почему ты так осмелел. Ты понял, что тебе нечего терять. Что ж… — Бледри повернулся к своим подручным. — Здесь мы закончили.

— Капитан… — выпалил Овит.

— Я сказал, мы закончили, — отчеканил Бледри. — Пока я не найду, что ещё можно забрать у выродка, никто его не тронет. Всем ясно?

Овит раскрыл рот и тут же его захлопнул, крепко стиснув зубы. Он бросил на Коррина полный ненависти взгляд, развернулся и двинулся прочь. Остальные молча последовали за ним; на их лицах читалось облегчение. Бледри не сдвинулся с места.

— Не думай, что тебе это сойдёт с рук, — вполголоса произнёс он, стоя к Коррину спиной.

— Если хотел сохранить лицо, мог придумать что-нибудь иное.

Бледри резко повернулся, и Коррин впервые не увидел усмешки на его губах.

— О, я говорил всерьёз, — прорычал он. — Обещаю, что не успокоюсь, пока не заставлю тебя ползать в ногах и молить о пощаде, как и подобает твари, которой ты являешься. Ты не человек, Коррин. И чем дольше ты будешь это отрицать, тем сильнее я буду мучить тебя потом.

Бледри ушёл вслед за своей шайкой, и Коррин проводил его взглядом, так ничего и не ответив.

 

* * *

 

Коррин закончил работу незадолго до ужина и сразу же направился к ручью. Помывшись, мальчик надел мокрую, выстиранную одежду, рассчитывая, что та высохнет прежде чем зайдёт солнце. Вдалеке уже слышался колокольный звон, созывающий сирот в столовую, но Коррин решил не торопиться. Сёстры как всегда станут ругаться, когда он опоздает, но без еды не оставят.

Поблизости кто-то вскрикнул, и мальчик застыл на месте. Вопль повторился: теперь в нём отчётливо слышалась мольба. Стараясь не шуметь, Коррин начал красться через рощу в сторону, откуда доносился шум. Чем ближе он подбирался, тем жалобнее становились вопли, и быстрее росло беспокойство у Коррина внутри. Наконец перед ним раскинулась небольшая поляна, в центре которой стоял Овит и безжалостно кого-то избивал.

Коррин узнал жертву. Это был Арне — мальчуган на несколько лет младше, тихий и необщительный, всегда предпочитавший книги обществу других ребят. Наверняка он уединился в роще, чтобы почитать, когда на него наткнулся Овит, рыскающий по округе в поисках того, на ком можно сорваться. Теперь Арне валялся на земле, прижимая к груди маленький томик, и даже не пытался дать отпор.

— Отойди от него, — выпалил Коррин.

Овит повернулся и его глаза гневно расширились.

— Ты верно шутишь?! — заорал он. — Думаешь, если Бледри запретил тебя трогать, то теперь можешь наглеть, когда вздумается?!

— Пацан на две головы ниже тебя, — заметил Коррин.

— И что с того?! — Овит со всей силой пнул Арне, и тот глухо всхлипнул. — Не суйся, выродок! Или, клянусь Пастырем, набью морду так, что пасть разинуть не сможешь.

Коррин понимал, что ему действительно не стоит соваться. Он столько лет боролся с шайкой Бледри, и в конце концов сумел вырвать для себя право на передышку. Кровь, слёзы и пот, пролитые за эти годы, наконец дали всходы. Но стоит сейчас пойти против Овита… и всё это обратится в прах. И ради кого? Сопляка, что не в силах дать сдачи? Он мог бы впиться зубами Овиту в ногу, врезать по яйцам или расцарапать лицо. А не лежать на земле в обнимку с книжкой и тихонько похныкивать. Коррин выбил для себя период покоя, Арне даже не стал пытаться. И всё же…

— Не раньше, чем я вышибу тебе оставшиеся зубы, — твёрдо произнёс Коррин.

Овит истерично расхохотался.

— Ты не жилец, ублюдок! — выплюнул он, направляясь в сторону Коррина. — Когда Бледри узнает об этом, он сдерёт с тебя шкуру! Но сперва я сам как следует развлекусь…

 

* * *

 

— Ты как?

Арне открыл глаза. И тут же захотел зажмуриться, чтобы не видеть жуткой физиономии, нависшей над ним. Нос сломан в нескольких местах; ссадины на щеках, лбу и подбородке; синяк под левым глазом и разбитая бровь над правым. Арне никогда не видел лица страшнее. Но даже оно не пугало его так сильно, как…

Он резко приподнялся и принялся озираться по сторонам. На какую-то секунду Арне казалось, что его сердце выпрыгнет из груди. Но кроме них двоих на поляне никого не было, и мальчик почувствовал облегчение. А вместе с ним пришла и боль. Будто следы ударов, полученных от Овита, только и ждали момента, чтобы разом напомнить о себе.

— На твоём месте, я бы так не дёргался, — бросил незнакомец, наблюдая за скорчившемся на земле Арне.

— Благодарю за своевременный совет, — выговорил он, когда боль поутихла. — Овит…

— О нём не беспокойся, — ответил незнакомец. — На какое-то время здоровяку придётся забыть о развлечениях.

Арне вновь пригляделся к своему собеседнику, и на этот раз узнал его.

— Ты ведь Коррин, верно?

— Что, настолько паршиво? — Он прикоснулся к своему лицу и скривился. — Да, видимо так и есть.

— Я видел и похуже, — соврал Арне.

Коррин странно посмотрел на него.

— Немного не то, чего я ожидал, — произнёс он после недолгой паузы.

Арне ощутил себя пристыженным. Не обращая внимания на боль, он вскочил на ноги и, прежде чем Коррин успел его остановить, согнулся в поклоне.

— Спасибо тебе! — выпалил Арне. — Не вмешайся ты, не представляю, чтобы Овит… Если есть хоть что-нибудь, что я могу сделать для тебя, только скажи!

— Да успокойся ты! — Коррин выглядел растерянным. — Садись давай, сейчас же опять… Вот видишь?! Ну-ка, обопрись на меня... Не спеши! Тихонько-тихонько… Вот так. Ещё раз такое выкинешь, сам тебе врежу. — Какое-то время он молчал, после чего продолжил. — Я не то имел в виду.

— На счёт врезать?

— Да нет же! — Коррин сконфузился. — Когда сказал, что ожидал иного. Я вовсе не намекал, что тебе пора начать рассыпаться в благодарностях.

— Чего же ты ждал? — удивился Арне.

Коррин замешкался.

— Что ты дашь дёру? — задумчиво проговорил он. — Пошлёшь меня в бездну, взмолишься Пастырю, плюнешь в лицо… Откуда мне знать?! Но не скажешь, что видел рожу и похуже.

— И зачем мне это делать?

— Сам знаешь, — буркнул Коррин.

Какое-то время они молчали. Солнце скрылось за горизонтом, и поляна погрузилась в полумрак. Начало холодать. Наконец Арне нарушил тишину:

— И тех, кто примет на себя символ Его, да возьмёт Пастырь в стадо. И станет Он оберегать их от любого зла, ибо доказали они чистоту свою и непорочность. — Арне поднял лежащую рядом книгу и протянул её Коррину. — Ты носишь на себе клеймо, Коррин. Как и все мы. Остальное не важно.

Коррин взял священный текст и уставился на старую, потрёпанную обложку из ягнячьей кожи.

— Так ли это? — тихо спросил он.

Арне рассмеялся.

— Прости! — поспешно сказал он, увидев недоумение на лице Коррина. — Не хотел тебя обидеть, просто… Я представил, что сказали бы люди, жившие столетие назад, услышь они твои слова. Те тысячи несчастных, что на протяжении целого века страдали под гнётом Эмриса. Всё о чём они могли мечтать, это обрести клеймо и освободиться от господства демонов и их Владыки. Узнай они, что однажды кто-то с символом Пастыря на груди будет размышлять о том, достаточно ли этого… Они бы рассмеялись! Ведь из твоих слов им стало бы ясно, что Век Тьмы окончен. Время, когда клейма сдирали вместе с кожей, а истинно верующих сжигали на кострах, ушло и никогда не вернётся. Как не воскреснет Эмрис, сражённый рукой Безымянного.

Коррин молчал, и Арне не стал торопить его. Вместо этого он поднял голову и вгляделся в ночное небо. Уже загорелись первые звёзды, и мальчик быстро нашёл среди них созвездие Пастыря. Оно напоминало голову овцы, так же, как и клеймо. По легенде Пастырь начертил его на небосклоне, чтобы люди могли повторить рисунок на своих телах, и навсегда освободиться от демонического рабства. Арне казалось, что сегодня созвездие сияет особенно ярко.

— Ты спрашивал, — начал Коррин, — есть ли что-нибудь, что ты можешь сделать для меня.

— Да?

— Считай, что мы квиты.

Арне кивнул.

— И кстати, — бойко заговорил Коррин, — речь, которую ты толкнул… Это было потрясно!

— Думаешь? — спросил Арне, краснея.

— Ещё бы! Говорил, как самый настоящий проповедник.

— Я… — неловко вымолвил Арне, — собирался стать одним из них.

— Шутишь?

Арне потупился.

— Думаешь, у меня бы не вышло?

— Что ты! — Коррин замахал руками. — Читай ты проповеди, я бы не пропускал ни единой службы!

— Я не всегда стремился к этому, — признался Арне. — Совсем недавно, как и все мальчишки, я мечтал вступить в инквизицию. Посвятить всю жизнь борьбе с демонами и спасению невинных… Я забыл об этих фантазиях в день, когда узнал об Искушении.

— Оно пугает и меня, — вставил Коррин. — Но в то же время, ничего на свете я не желаю столь мучительно, как пройти это испытание.

Арне уставился на него.

— Я даже не думал…

— Что выродок может хотеть стать инквизитором? — Коррин рассмеялся. — Не бойся, я знаю, что ты не это собирался сказать.

— Но почему?

Коррин лёг на спину и, подложив руки под голову, обратил взгляд на небо.

— Всё дело в Искушении, — ответил он. — Только преодолев его, я буду уверен, что никогда не обернусь чудовищем. Когда моё клеймо ослабнет, и демоны попытаются завладеть телом, я наконец столкнусь с ними лицом к лицу. И одолев их, докажу себе и другим — что я человек.

— Ты человечнее большинства тех, кого я знаю, — тихо произнёс Арне. — Но я понимаю, почему ты стремишься к этому. Коррин… в день, когда ты отправишься на Искушение, я хочу быть рядом с тобой.

Коррин серьёзно посмотрел на Арне.

— Разве ты не собирался стать проповедником? — спросил он.

— Лишь потому что страшился Искушения, — твёрдо сказал Арне. — Меня пугала мысль, что я не справлюсь, и демоны завладеют моим телом. Но сегодня я осознал, что если хочу помогать другим, то должен перестать бояться. Чтобы я сделал, если бы это ты оказался в беде? Прочитал проповедь? Утешил после избиения? Этого недостаточно. Если я хочу сражаться, то должен делать это собственными руками, а не словами. Коррин! — Арне поднялся на ноги и протянул Коррину ладонь. — Давай станем инквизиторами вместе!

Коррин встал и пожал предложенную ему руку.

— С радостью, — сказал он улыбаясь.

 

II

 

25 лет от Убийства Эмриса.

 

Они остановились на ночлег в полуразрушенной сторожевой башне, которая четверть века назад служила логовом неклеймёным. После Священной войны это место забросили, и на сотни лиг вокруг не осталось никого, кто имел бы силы или желание восстановить его. Но несмотря на это, внутри блюститель нашёл старое кострище. Угли давно обратились в золу, и ветер раскидал по земле пепел, но это был знак — свидетельство того, что охота близится к завершению.

— Через пару дней мы настигнем его, — проговорил вошедший следом инквизитор.

Блюститель не ответил. Молча они стреножили лошадей и, разведя огонь, пожарили подстреленную в лесу птицу. Покончив с ужином, каждый занялся своим делом. Инквизитор достал меч и принялся полировать клинок; блюститель, оголившись по пояс, приложил обе руки к клейму и, беззвучно двигая губами, начал читать молитву. Ночной холод нещадно кусал его нагое тело, но блюститель лишь яростнее взывал к Пастырю. Спустя час он закончил и вновь натянул одежду на посиневшее тело.

— Разделаемся с этим побыстрее, — обратился блюститель к инквизитору. — Это был долгий день.

— Недостаточно долгий, — ехидно ответил инквизитор. — Иначе мы бы сейчас не разговаривали.

Блюститель не позволил даже капле раздражения отразиться на своём лице. Когда он заговорил, его голос звучал твёрдо и бесстрастно:

— Мой долг…

— Чушь! — оборвал его инквизитор. — Тобой движет не долг, а личные счёты. Думаешь я поверю, что ты опасаешься за целостность моего клейма? Не смеши! Тебе лишь хочется в очередной раз указать на моё место.

— Мой долг, — медленно повторил блюститель, — удостовериться, что передо мной по-прежнему человек. Будь дело в личных счётах — я бы незамедлительно казнил тебя, ибо знаю, что в тебе не больше человечности, чем в той твари, за которой мы гонимся. Но кодекс есть кодекс. Так что, будь добр, покажи мне клеймо, и покончим с этим.

Инквизитор сплюнул на землю. После чего скинул верхнюю одежду с рубашкой, обнажив клеймо. Блюститель приблизился к своему спутнику. В отличии от его собственного, клеймо инквизитора разительно отличалось: символ Пастыря был перечёркнут и заключён в гексаграмму, по углам которой располагались тайные символы. Если считать клеймо замком, запирающим врата души, то гексаграмма являлась ничем иным, как ключом. Она не распахивала двери настежь, но приоткрывает их достаточно, чтобы демоны могли проникнуть в тело человека.

Каждый инквизитор носил подобную гексаграмму, и это был риск, на который они шли добровольно. Они получали её во время Искушения, и лишь те, кому удавалось пройти данное испытание, могли вступить в ряды Святой инквизиции. Преуспевшие становились героями; потерпевшие неудачу благодарили Пастыря за дарованный им второй шанс. Ибо не всем удавалось вернуться с Искушения в живых. Когда гексаграмма ложилась на тело и клеймо ослабевало, целый рой тварей устремлялся в открывшуюся щель. Лишь те, в ком искренняя вера сочеталась с нерушимой волей, могли дать демонам отпор, и тем самым пройти Искушение. Остальные же… обретали покой прежде, чем успевали кому-либо навредить.

Немногие решаются на подобное. Но иначе и думать не стоит о том, чтобы стать инквизитором. Обычный человек не ровня неклеймёному: тот сильнее и проворнее, а главное — обладает поистине дьявольскими способностями. Одолеть чудовище возможно лишь его оружием, но не впустив в своё тело демонов, а подчинив их. И хотя преимущество по-прежнему будет на стороне неклеймёного, который черпает демоническую силу не из крохотного ручейка, а из бушующего потока, инквизитор сможет свести это превосходство на нет благодаря умению и вере. Но чтобы его вера не дрогнула, рядом всегда должен быть блюститель. Который будет наставлять инквизитора, помогать ему в борьбе и следить за целостностью клейма. Ведь даже если слегка нарушить гексаграмму… Единицы способны бороться с демонами, когда в их душе зияет дыра, но лишь праведникам дано сохранить человечность полностью лишившись защиты клейма.

А среди инквизиторов праведников не было.

— Доволен? — буркнул инквизитор.

Блюститель в последний раз осмотрел каждый элемент гексаграммы, и, убедившись в её целостности, молча кивнул.

— Замечательно! — язвительно воскликнул инквизитор и принялся натягивать одежду. — Приятно знать, что за день я не превратился в чудовище.

— Это лишь означает, — холодно произнёс блюститель, — что я не могу доказать обратное.

— Разве блюститель не должен помогать в борьбе с демонами? — бросил инквизитор. — Ты же целыми днями пытаешься обличить в грехе невиновного.

— Невиновного? — сквозь зубы процедил блюститель. — Напомню, одну жизнь ты уже забрал.

От наигранной весёлости инквизитора не осталось и следа.

— Это здесь не причём, — резко произнёс он.

— Как раз наоборот! — рявкнул блюститель, потеряв всякое самообладание. — Другие не видят, что ты такое. Ты одурачил их, заставил поверить в свою человечность, так же, как когда-то и меня. Но то, что ты совершил во время Искушения… Будь ты человеком, то прервал бы своё гнусное существование в тот же момент, когда убил…

Блюститель ощутил острую боль между глаз, и в следующее мгновение земля ушла у него из-под ног. Он попытался встать, но второй удар не заставил себя ждать. В глазах потемнело, и блюститель распластался на земле, подобно марионетке с оборванными нитями.

Новых ударов не последовало и, собрав все силы, блюститель открыл глаза. Над ним стоял инквизитор. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, после чего инквизитор молча наклонился и протянул руку.

— Когда Синод узнает об этом, — с трудом выговорил блюститель, — они бросят тебя в столь глубокую яму, что ты забудешь какого цвета небо.

— Может быть, — спокойно ответил инквизитор. — А может им будет плевать. Епископов заботит лишь успех миссии. Если мы поймаем предателя, никому не будет дела до наших склок.

— Я…

— Возьмёшь мою руку и позволишь помочь тебе встать, — оборвал инквизитор. — И если ты жаждешь привлечь Синод, то давай отложим наш разговор до трибунала.

Скрипя зубами, блюститель схватился за протянутую ладонь. Через секунду он уже стоял на ногах, ощущая боль во всём теле от грубого рывка. Инквизитор тут же направился к выходу из башни, давая понять, что первая стража за ним. Но у выхода он остановился и не поворачиваясь произнёс:

— Я впервые уложил тебя на лопатки, Бледри.

— Отправляйся в бездну, Коррин, — ответил блюститель.

 

* * *

 

Коррину снилось Искушение. Как и в тот день, он стоял в стенах собора, и его окружали люди в рясах. Но то были не епископы. Коррин узнал лица Овита, Дуарха, Родри, Ллеу. Все они молча смотрели на него, ожидая начала испытания. Коррин взглянул на свою грудь и увидел нетронутое клеймо.

"Нет, — подумал он. — Только не опять…"

В конце зала медленно отворились тяжёлые двери, и в собор торжественно вошёл праведник. Облачённый в белоснежное одеяние из тончайшего шёлка, он ступал мягко и бесшумно, словно паря над полом. Праведник был на голову выше всех присутствующих, и от его кожи исходило едва заметное золотистое сияние. Но и он был не тем, кем должен. Коррин помнил красивое, не земное лицо, столь поразившее его в тот день.

Во сне же праведник обладал внешностью Бледри.

— Давай станем инквизиторами вместе! — раздался звонкий голос.

Коррин повернулся. Рядом с ним стоял Арне, и в его глазах читалась решимость. Он больше не был беспомощным мальчишкой, хнычущим под ударами Овита. За несколько лет Арне набрался сил и научился давать сдачи. Он прикрывал Коррину спину до самого конца их монастырской жизни. Когда же настал день Искушения, Арне сдержал обещание, и они отправились на испытание вместе.

"Беги отсюда!" — хотел закричать Коррин, но не смог вымолвить ни слова.

Он попытался схватить Арне, но и это ему не удалось: тело отказывалось шевелиться, будто скованное льдом. Беспомощный, Коррин наблюдал за тем, как к ним медленно приближается праведник с лицом Бледри. Во сне никто не произнёс речей, не спросил клятв и не дал напутствий. Всё произошло безжалостно быстро.

Праведник приложил ладонь к клейму Арне, и во одно мгновение вокруг символа Пастыря образовалась гексаграмма. В следующую секунду Арне закричал, согнулся пополам и в агонии упал на пол. Как и тогда, Коррин был не в силах помочь другу. С невероятной быстротой праведник оказался рядом и холодными длинными пальцами коснулся и его клейма. Коррин успел заметить злорадство на лице Бледри, как вдруг Искушение началось.

Это было похоже на бушующий поток, разрывающий тебя изнутри. Ни до, ни после Коррин не чувствовал подобной боли. Как и тогда он пытался бороться, но тщетно. Годы подготовки, твёрдая решимость и безграничная вера — всё это поток смыл в одночасье. Вместо демонов перед Коррином предстала беспощадная стихия, противостоять которой, всё равно что кричать на грозу. Тогда он не понимал этого, а потому снова и снова старался дать отпор. Сейчас же…

"Пускай оно поглотит меня, — думал Коррин. — Тогда я проснусь прежде, чем… Пастырь! Позволь мне проснуться! Вновь я этого не выдержу! Всё что угодно, только не…"

Перед ним возник Арне. Ни тогда, ни сейчас Коррин не видел, когда тот успел подняться. Удалось ли ему пройти Искушение, или даже тогда он продолжал бороться с демонами? Коррин не узнает этого никогда. Вновь он наблюдал за тем, как Арне твёрдым шагом устремился к нему. Лицо друга, ещё недавно искажённое гримасой боли, теперь выражало лишь беспокойство. Вокруг ревела буря, и Арне приходилось биться за каждый фут. Но он прорывался вперёд несмотря ни на что.

Наконец Арне оказался рядом. Пол собора дрожал, ветер выл так, что закладывало уши. Казалось, будто всё сооружение сейчас рухнет, и все они отправятся прямиком на Небесные луга. Арне медленно поднял руку. Каких ему это стоило усилий, Коррин не мог представить. Для него самого сейчас проще было сдвинуть гору, чем пошевелить хотя бы пальцем. Простой смертный был бессилен против демонической стихии, но Арне в своём беспокойстве о друге казалось забыл, что он всего лишь человек. Его ладонь коснулась плеча Коррина.

А затем всё кончилось. Ушла боль, затихла буря. Исчез и Арне. Его силуэт растворился в воздухе, будто наваждение. Коррин закричал. Он впился пальцами в то место, где мгновение назад стоял его друг, и принялся скрести ногтями пол, раздирая их в кровь. Никто не пытался остановить его, как в тот день. Никто не поздравил с преодолением Искушения. Епископы с лицами старых врагов обступили Коррина и молча наблюдали его мучения.

— Одну жизнь ты уже забрал, — раздался в ушах ядовитый голос Бледри. — Будь ты человеком, то прервал бы своё гнусное существование в тот же момент, когда убил своего дружка.

— Занятно.

Коррин вздрогнул. Он оторвал взгляд от пола и обнаружил, что собор пропал. Не было рядом ни епископов, ни Бледри, лишь густая, беспроглядная тьма.

— Я здесь, — снова прозвучал незнакомый голос, которого не должно быть. — Для инквизитора ты больно медлительный.

Коррин вскочил на ноги и повернулся. Поначалу он ничего не увидел, но затем различил лёгкое мерцание, практически неразличимое на фоне царящей всюду черноты.

"Я должен проснуться", — подумал он.

— Боюсь, это не тебе решать, — произнёс незваный гость.

Хотя незнакомец был лишь тенью, в смутных очертаниях которой невозможно было что-либо разглядеть, Коррин тут же понял, кто вторгся в его сон. Это была загадка не из сложных. Лишь праведники и неклеймёные обладали подобной силой, и так уж получилось, что тот, кого последние месяцы преследовал Коррин, являлся и тем, и другим.

— Устал бегать, Йорат? — назвал он имя предателя.

— Хорошо, — ответила тень. — Соображаешь ты побыстрее. Если я от чего и устал, так это иметь дело с идиотами.

— Скажу сразу, — твёрдо начал Коррин, — если твоя цель отвлечь меня, лучше забудь. До тебя уже пытались — не вышло. Но… если ты хочешь обсудить условия сдачи. Что ж, это будут не первые переговоры, которые я веду во сне.

— Увы, инквизитор, так просто всё не закончится, — сожаление в голосе Йората скорее напоминало насмешку. — Раз ты жаждешь услужить Синоду, то тебе придётся убить меня, или умереть пытаясь. Нет, я здесь не для того, чтобы сдаться. Мне лишь хотелось узнать, что за гончую пустили по моему следу.

— А точнее — разозлить эту гончую, чтобы она потеряла себя от гнева, став не опаснее щенка, — ухмыляясь ответил Коррин. — Я чуть не погиб в день, когда неклеймёный впервые заставил меня вновь пережить Искушение во сне. Но это было давно, и меня уже не так просто вывести из себя.

— Иногда наши самые тёмные воспоминания возвращаются сами собой… Но ты прав, на сей раз это действительно подстроил я. И хоть мне не удалось пробудить в тебе ярость, кое-чего я всё же добился.

— И это?

— Ты узнаешь совсем скоро, инквизитор. — Тень начала расплываться, постепенно исчезая. — Если конечно успеешь проснуться.

Силуэт Йората исчез и Коррин остался один. Времени оставалось немного. Чтобы проникнуть в сон, неклеймёный должен находится неподалёку от своей жертвы. А значит, если Йорат не станет медлить, вскоре он окажется в их лагере. В одиночку Бледри не сможет дать ему отпор, так что…

Коррин закрыл глаза. Он представил скалу, у подножия которой бушуют волны. Позволил себе почувствовать солёный запах моря и ощутить лёгкий бриз на лице. Когда он открыл глаза, окружавшая его тьма исчезла. Коррин стоял на вершине утёса, и у самых его ног начинался обрыв. Не раздумывая ни секунды, он шагнул вперёд. И вот уже Коррин падал вниз, а навстречу ему неслись острые камни, торчащие из воды. Разом они впились в его тело, разрывая кожу и дробя кости. И тогда он…

 

* * *

 

…проснулся. Секунду спустя Коррин был на ногах, а ещё через мгновение — стоял за пределами башни. Бледри, как и полагается, нёс стражу в паре десятков футов от входа, одновременно наблюдая и за окружением, и за инквизитором. Их глаза встретились.

— Он идёт, — отчеканил Коррин.

Разъяснения не понадобились: Бледри молча рванул к поклаже, лежащей рядом с лошадьми. Те не спали, а нервно топтались на месте стреноженным ногами, издавая испуганный храп. Не обращая на них внимания, блюститель достал продолговатую сумку и выхватил из неё длинный лук. Отточенным движением он натянул тетиву и, повесив на пояс колчан, наложил на неё первую стрелу.

В бою Коррин часто ощущал холодный наконечник, направленный ему в спину. И хотя по сей день стрелы разили лишь неклеймёных, инквизитор знал, в случае чего, Бледри без колебаний выстрелит и в него.

— Не стой столбом! — рявкнул блюститель. — Демон мог скрыть своё присутствие!

Словно в насмешку над сказанным, из леса ничуть не прячась вышел Йорат. Он обладал телом юноши в расцвете сил, но Коррин знал, что это ничего не говорило о возрасте предателя. Ему могло быть как двадцать, так и двести лет. Как и все праведники, Йорат был высок и невероятно красив. На его почти что женском лице читались смирение и покой, а кожа слегка мерцала, будто бы в свете луны.

Когда-то один из самых могущественных членов Верховного Синода, теперь — предатель, показавший своё демоническое лицо. Йорат потерпел поражение в своей безумной попытке захватить власть и бежал. Большинство инквизиторов находились вне стен столицы, а потому Коррин отправился по следу предателя в одиночку, отказавшись взять с собой пару мальчишек, только что прошедших Искушение.

"Теперь я вижу, что был прав, — думал Коррин, наблюдая за приближением Йората. — Он не похож ни на кого из тех, с кем мне приходилось сталкиваться. Пара новичков навредили бы ему не сильнее пары комаров. Да и я сам… Нет! Нельзя об этом думать! Я должен остановить предателя во чтобы то ни стало. Со времён Эмриса на свет не появлялось твари опаснее, но повторения истории я не допущу. Пастырь, дай мне сил одолеть его! За возможность уберечь этот мир от зла я готов расплатиться жизнью. И если… цена победы окажется слишком высока… укрепи руку Бледри. Пусть, он не промахнётся и замкнёт наконец этот порочный круг".

Коррин обнажил меч и двинулся навстречу предателю. Но Йорат казалось не заметил его. Вместо этого он остановился и, сложив руки на груди, пристально уставился за спину инквизитору. Прежде, чем Коррин успел осмыслить происходящее, позади раздался истошный вопль. И хотя инквизитор понимал всю опасность и глупость своего порыва, он тем не менее повернулся.

Бледри упирался руками в землю и кричал. Вокруг него начинал кружиться ветер, постепенно превращаясь в вихрь. Земля дрожала, и несколько камней с вершины башни рухнули вниз, упав неподалёку от лошадей. Те заржали и начали яростно брыкаться, пытаясь освободиться от пут. С ужасом, Коррин осознал увиденное.

Бледри проходил Искушение.

— Ты сорвал с него клеймо! — взревел инквизитор, обернувшись к Йорату.

Тот по-прежнему молчал, но теперь всё его внимание было обращено на Коррина. Когда инквизитор ринулся вперёд, выражение лица предателя впервые поменялось. На нём отразилось удивление.

— Твой спутник стоит на краю гибели, но вместо того, чтобы помочь ему, ты собираешься драться со мной? — Йорат говорит спокойно, даже не пытаясь принять защитную стойку.

— Я ничем не могу помочь ему! — гаркнул инквизитор, не замедляя шаг.

— Разве? А вот тот парнишка… Арне, верно? Ему удалось спасти тебя.

Коррин застыл на месте.

— Не смей говорить о нём, — прорычал он.

— Он не только прошёл это отвратительное испытание, — продолжал предатель, — но на одних инстинктах, не понимая, что делает, удержал поток и уберёг тебя от гибели.

— Арне взял на себя удар, — сквозь зубы прорычал Коррин. — Перетянул на себя демонов, рвущихся сквозь мою душу, и это стоило ему жизни. Мне не хватило сил, чтобы пройти Искушение, и тем самым я убил друга.

— Это тебе сказали? — Йорат рассмеялся. — Взгляни на своего спутника, инквизитор! Скорее, пока он ещё жив. Взгляни на него, и скажи, что ты видишь.

"Он пытается обхитрить меня, — подумал Коррин. — Я должен напасть пока ещё не поздно, иначе жертва Арне будет напрасной. Ведь он…"

Инквизитор вспомнил лицо друга за мгновение до его гибели. Но в тот момент Арне смотрел не на Коррина. Его взгляд был устремлён куда-то ввысь, будто высматривая нечто, сокрытое от остальных.

"…удержал поток…" — эхом отдались в сознании слова предателя.

Коррин повернулся. Ему не было дела до того, что Йорат в любую секунду может ударить его в спину. Потому что инквизитор наконец увидел. Увидел то, на что так пристально смотрел Арне, перед тем, как навсегда покинуть этот мир.

В небесах над Бледри зияла дыра, и белоснежное пламя лилось из неё, наполняя тело блюстителя. Тот беспомощно прижимался к земле, не в силах пошевелиться под могучим потоком. А тому не было конца. Казалось, скоро пламя переполнит Бледри, и тот сгорит, не оставив после себя и пепла.

— Что это? — спросил Коррин.

— Один из рукавов Колыбели, — ответил Йорат. — Теперь, когда с тюремщика снято клеймо, Колыбель стремится наделить его даром. Но поток слишком силён, и, если не ограничить его, твой спутник погибнет.

Коррин не имел ни малейшего понятия, о чём говорит предатель. Но это было не важно.

— Как мне это сделать? — спросил он.

— Вспомни собственное Искушение, — дал простой ответ Йорат.

"Верно, — подумал Коррин. — Я ведь видел всё своими глазами".

Не раздумывая больше ни секунды, он устремился к Бледри. Вихрь ударил инквизитора в грудь, но подобного было недостаточно, чтобы остановить его. Через пару мгновений Коррин стоял в самом центре урагана. Как и Арне когда-то, инквизитор поднял свою руку. И резким движением опустил ладонь на плечо Бледри.

А затем Коррина поглотила тьма.

 

* * *

 

— Очнулся?

Коррин открыл глаза. Он лежал у костра; неподалёку сидел Йорат и что-то готовил на огне. Инквизитор привстал. Сквозь пламя он тут же увидел Бледри, чьё тело покоилось по ту сторону.

— Он…

— Дышит, — оборвал Йорат. — Но в отличие от тебя, оклемается не скоро.

Коррин внезапно осознал простую истину: он тоже был жив.

— Удивлён? — спросил Йорат. — Извини, что читаю мысли, но так мы сбережём твои силы и моё время. На самом деле, всё просто. Арне погиб, потому что попытался удержать поток спустя ничтожное количество времени после того, как обрёл дар Колыбели. Чудо, что ему удалось спасти тебя — паренёк был настоящим дарованием. Ты же используешь дар многие годы. Смерть тебе не грозила, а попытайся ты однажды повторить подобное, то и сознание вряд ли потеряешь.

Почему я не предупредил тебя? Обычное любопытство. Хотел узнать, поставишь ли ты жизнь на кон, пытаясь спасти собственного тюремщика. Ах да, тебе привычней кличка, которую использует Синод, а не те, кто стоит во главе него. Но кто такие блюстители, если не тюремщики? Их цель держать инквизиторов в узде и следить, чтобы брешь в клейме оставалась нужных размеров, а рукав, через который течёт дар Колыбели, не превышал заданной нормы. Впрочем, как и ты, они ничего об этом не знают. Мы подменили истину страхом демонов, и повесили на Колыбель замок из веры. Кажется, готово… Угощайся!

Коррин трясущейся рукой принял тарелку с похлёбкой, но не нашёл в себе сил притронуться к еде.

"Я обезумел, — подумал он. — Или мною наконец завладели демоны".

— Не хочу тебя расстраивать, но демонов не существует, — бросил Йорат. — Не веришь? Хорошо, потому что мне не нужна твоя вера. Она — яд, что отравлял твой разум с рождения. Прости меня и за это. Не я придумал эту ложь, но по моей вине её ядовитые семена вновь проросли в сердцах людей. — С каждым словом голос Йората становился глуше, а лицо бледнее. — Много лет назад Эмрис лично снял с меня клеймо. Я встретил его ещё мальчишкой, удел которого — пасти овец, а самая смелая мечта — затащить соседскую девку на сеновал. Я жил в кандалах и даже не знал об этом, как не знаешь этого ты. Эмрис освободил меня. Он открыл мне целый мир, а взамен лишь попросил помочь впустить в этот мир каждого. Так начался наш великий поход, который позже назовут Веком Тьмы.

Всё дело в Колыбели. Она существует столь же долго, сколь и люди… а может её появление предшествовало и нам. Каждый человек связан с ней с рождения, как через пуповину он связан с матерью. И так же, как ножом мы обрезаем пуповину, так клеймом можно отсечь и связь с Колыбелью. Тысячелетиями она питала людей, даруя им здоровье, силу и продлевая годы, отведённые на земле. Но число людей росло, и дар Колыбели, распределяясь между ними, стал слабеть. Тогда и появилось клеймо. Чем меньше людей владеет даром, тем сильнее дар в оставшихся. Но что если доступ к Колыбели будут иметь лишь единицы? Тогда они станут богами. Бессмертными и всемогущими. Вот самолюбивая мечта, что породила Пастыря. И она же, годы спустя, погубила Эмриса.

Чудовище, говоришь ты? Владыка демонов? Убийца родичей? Что ж, в последнем он действительно виновен. Как потомок королевской семьи, Эмрис никогда не имел клейма и спустя пару веков мог унаследовать власть. Но он не стал ждать, и убил собственного отца и братьев. А затем истребил всю аристократию, не оставив в живых никого, кроме детей и клеймённых женщин, что были лишь наложницами для хозяев мира. В тот момент… да, в тот момент Эмрис поистине был богом. Он мог жить вечно, править, как Бессмертный император, каким его теперь считают. Вместо этого он сорвал с меня клеймо. А затем мы вместе сорвали ещё одно. И ещё. И ещё. Десятки, сотни, тысячи людей обрели свободу. Эмрис поклялся, что не остановится, пока не вернёт каждого человека к Колыбели. И я поклялся вместе с ним. А затем предал эту клятву.

Нас было двенадцать. Самых доверенных и приближенных, на деле же — жадных и трусливых. Как и Эмрис, мы вкусили истинное могущество, но в отличии от него, не смогли отказаться от обретённой силы. А потому мы решили украсть её. Предав нашего спасителя, освобождённых им людей и собственную человечность в придачу. "В чём смысл?" — думали мы. Когда Колыбель откроется для всех, её дар будет ничтожен. Десяток лет жизни сверху, ребёнок-два, что не умрут в младенчестве — вот и всё. Разве это того стоит? Когда мы можем жить веками, если не тысячелетиями! Тогда у нас хватит сил построить мир, в котором будут царить порядок и справедливость. И кому будет дело, что фундамент этого мира основан на лжи?

Я убеждал себя, что Эмрис согласится… Ещё одна ложь. Так было проще: после отказа обвинить его в слепоте, а не себя в предательстве. Когда мы пришли к нему, он попытался переубедить нас, воззвать к нашей человечности... Тогда-то мы и убили его. Каждый нанёс удар — и кровь нашего спасителя скрепила сей порочный союз. Мы выдумали Безымянного, героя, что избавил мир от Владыки Демонов. А затем развязали самую страшную войну в истории. Мы истребляли свободных людей, называя их демонами, и чем больше их умирало, чем больше выживших обретало клеймо, тем крепче становился во мне дар. Я чувствовал, как молодею, наполняюсь силой, здоровьем... Для меня не существовало наказания страшнее.

Не ожидал услышать подобное? Видишь ли, чтобы предать Эмриса, мне пришлось запереть собственную совесть в самом тёмном уголке моей души. И тем не менее, когда я вонзал нож в его тело, мои глаза переполняли слёзы. Я думал, что на этом всё закончится. Что я возьму на себя грех, с которым смогу жить... Как же я ошибался! Каждый день был новым предательством. Каждая отнятая жизнь, каждое наложенное клеймо. Мы губили людей, которых Эмрис освободил… Я губил их. И дар Колыбели не позволял мне забыть об этом. Ох, лучше бы я страдал! Пусть бы меня стегали плетьми и рвали на части. Но нет, день за днём я всё ближе приближался к божественности, и за это ненавидел себя. То, чего я так отчаянно жаждал, обернулось самым жутким кошмаром…

Вот моя исповедь, инквизитор, — Йорат хрипел, произнося последние слова. — Остальное тебе известно.

Коррин не ответил. Ему не было дела до раскаяния Йората. Какое значение имело то, что предатель попытался искупить свои грехи, повторив поступок Эмриса? Даже если бы ему удалось уничтожить Синод, что бы это изменило? Вся жизнь… Коррин провёл всю жизнь во лжи. Его родители… дни, проведённые в монастыре… смерть Арне… Как он не пытался, ему не удавалось осознать услышанное.

— Зачем, — прошептал Коррин, — зачем ты рассказал мне обо всём?

— Не знаю, — признался Йорат. — Может чтобы снять с тебя ответственность за смерть друга. Может, чтобы облегчить собственное сердце. А может… чтобы услышать твой приговор.

— Приговор? — Коррин почувствовал, как в нём закипает злость. — Какой приговор ты надеешься услышать?!

— Единственный возможный, — ответил Йорат. — Я более не в силах вынести ни дня той вечной жизни, что меня ожидает.

— Хочешь, чтобы я избавил тебя от мучений?! — рявкнул Коррин. — Ну уж нет. Тебе следовало разыграть спектакль и позволить мне убить тебя, когда был шанс. Теперь слишком поздно.

— И что ты станешь делать? Вернёшься к Синоду с пустыми руками? В обнимку с неклеймёным блюстителем? Если не убьёшь меня — умрёшь сам.

— Может так будет лучше? — тихо произнёс Коррин, успокаиваясь. — Всю свою жизнь я гнался за иллюзиями и сражался с призраками. Ради чего мне продолжать эту борьбу? Я не могу вернуть потерянного. После Искушения я жил лишь ради…

Коррин замолчал. Пугающая мысль заполнила всё его естество.

— Йорат… во время Искушения… они ведь пытались убить меня?

— Значит ты понял, — ответил предатель. — Верно. Потому испытание никогда не проходят в одиночку. Необходимо, чтобы будущий инквизитор познал страх перед демонами, который останется с ним на всю жизнь. Для этого брешь в чьём-то клейме делается чуть шире, и остальные наблюдает за гибелью товарища. Для них это доказательство существования демонов. Инквизитором должен был стать Арне, а ты умереть. Таков был план. Никто не мог предвидеть, что мальчишка пожертвует собой.

"Они продолжат это, — понял Коррин. — Будут убивать нас, пока в мире остаются неклеймёные. А может и после, просто для собственной безопасности. Чтобы всегда были гончие, которых можно пустить по следу предателей, вроде Йората".

— Хорошо, — произнёс Коррин. — Я согласен окончить твои страдания. Но прежде, я хочу узнать, как тебе удалось снять клеймо с Бледри. И я хочу, чтобы ты научил меня этому.

— И чьё клеймо ты хочешь сорвать?

— Для начала, — Коррин устремил взгляд на ночное небо, туда, где горело созвездие Пастыря. — Своё собственное.