Огородные войны, или Кто такой Ландау?

Шёл девятый день войны. Боеприпасы подходили к концу: куры не неслись, помидоры съела тля, огурцы сгрызли мыши.

Петрикус перелез через плетень, отбрасывая тень на белый день. По небу проплыли два крокодила. Петрикус сверился с компасом. Всё верно — летят на запад, и по прогнозу обещали дождь. Предсказывать погоду по крокодилам его научила ещё бабушка, а бабушка никогда не ошибалась. Нужно было успеть до дождя полить огород Ландау синькой, а потом заглянуть к пышногрудой Любаве на стакан молока.

Синьку Петрикус гнал сам по старому дедовскому рецепту. Правильно выгнанная синька уничтожала всё живое в радиусе десяти метров. У Петрикуса синька была правильная.

На соседнем огороде, вооружившись тонометром, копались баба Оля и баба Лена.

— Глубже копай. Всего сто сорок на девяносто накопала. Так тебе не то, что группу не дадут, пенсию отнимут, — поучала баба Лена бабу Олю.

Баба Лена была старше бабы Оли на 17 часов и знала толк в том, что говорила. А вот Петрикус не знал, потому ничего и не понял.

Внезапно его внимание привлёк шум незнакомого двигателя. Именно незнакомого. Все двигатели в деревне Петрикус знал и по звуку мог безошибочно определить, кто, куда, зачем и на чём. Этот звук он слышал впервые.

Незнакомый мотоцикл остановился у ворот Ландау.

— Эй, хозяин! — крикнул водила.

— Я? — не понял Петрикус.

— Дело есть, — встрял пассажир.

Петрикус был далеко не глуп. Он сразу догадался, что незнакомцы приняли его за Ландау. Поливашка с синькой была отставлена в сторону, Петрикус подошел к забору.

— Чё?

— Мы, это, артисты, — начал первый.

— Из Москвы, — подхватил второй.

— Я — Лысый, а он — Качок.

— Слышал про нас что-нибудь?

— Нет, — честно признался Петрикус.

— Это хорошо.

— Гастролёры мы.

— Да. Гастроли тут, гастроли там.

— Фокусники.

— Престидижитаторы.

— Кто? — не понял Петрикус.

— Лысый и Качок.

— Нам бы хату на лето. Сдаешь?

— В отпуске мы.

Петрикус был совсем не глуп. Он быстро смекнул, что на этом можно неплохо заработать — сдать гастролёрам свой сарай, к примеру. А что? Выкатить из него газонокосилку, мотокультиватор, убрать бетономешалку, мелкий инструмент распихать по тёмным углам, повесить гамак, пусть спят валетом. Они артисты, им, чай, не привыкать, а ему второй этаж достраивать — денег много не бывает.

Он ловко перепрыгнул через плетень, снова отбросив тень на белый день, и проводил артистов на свой участок, по пути объясняя:

— Там хозяин злющий. Настоящий бирюк. Вам повезло, что меня повстречали. Устрою вас в лучшем виде.

— А что вы делали на участке соседа? — поинтересовался Качок.

— Это… Это личное, — засмущался Петрикус.

Остаток дня он провел, обустраивая сарай для артистов. Артисты же, тем временем, удобно устроились под яблоней в ожидании, когда же на них свалится озарение. Озарение так и не свалилось, зато ближе к закату явился Петрикус и пригласил в сарай.

Качок и Лысый скептически окинули взглядом предоставленное жилье.

— Мда. Не Монте-Карло, — произнес один.

— Но и не Магадан, — добавил другой.

Они переглянулись и согласно кивнули друг другу.

Петрикус снова перелез через плетень, уже ничего никуда не отбрасывая. Синька ждала его на том же месте, где он её оставил. Прячась между кустами, Петрикус приступил к диверсии, выжигая на корню всё семейство паслёновых на отдельно взятом участке. Радость от акции омрачалась лишь тем, что на молоко к Любаве он уже не поспевал. Эта пышногрудая звезда деревни взяла себе за привычку по вечерам потчевать какого-то молокососа по имени Максимилиан. Никто этого Максимилиана в глаза не видел, но баба Оля и баба Лена говорили, что он просто красавчик.

Петрикус вздохнул. Начал накрапывать дождик. Не обманули крокодилы. Надо будет им будущей весной крокодилятник сколотить и на яблоне повесить, подумал Петрикус.

Утром его разбудили голоса. Во дворе кто-то громко разговаривал двумя мужскими и двумя женскими голосами. Петрикус прислушался.

— …и вы, правда, артисты? — это баба Оля.

— А в каком фильме снимались? — баба Лена.

— Что-то я вас не припоминаю, — снова баба Оля.

— Не-не-не, мы не снимаемся. Мы по иному профилю, — Лысому удалось вставить реплику.

— Мы фокусы показываем, — поддакнул Качок.

— Фокусы? Был шарик — нет шарика? Это же здорово!

— Обожаю фокусы.

— Вы к нам на гастроли?

— Как замечательно! — баба Оля и баба Лена тарахтели наперебой.

— Вообще-то, мы в отпуске, — пытался объяснить Качок, — мы, типа, отдыхаем. Рыбалка, шашлычок, молочко козье. Есть у вас молочко козье, у кого купить?

— Конечно, — приосанилась баба Оля, — моя Мыша даёт самое жирное молоко в деревне. У кого хошь спроси.

— Чегой-то сразу твоя Мыша? Мой Кузя молоко даёт не хуже, — обиделась баба Лена.

— Какое молоко? Сама подумай! Сколько с твоего Кузи молока? Смех один.

— А твоя Мыша — вообще кошка.

— И что, что кошка? А молоко даёт козье.

— А Кузя — кузье.

В этот момент Петрикус решил проявить своё присутствие, пока квартет на его огороде не стал дуэтом.

В ходе миротворческой миссии ему удалось выяснить, что приезд артистов был замечен еще накануне вечером, тогда же было зафиксировано и место их дислокации. А поскольку ни ночью, ни утром отъезд гостей не состоялся, бабушками было принято коллегиальное решение произвести разведку боем и взять языка. Опуская пикантные подробности деревенского животноводства, также выяснилось, что бабули с детства любят цирк, а особенно фокусы, и, если артисты не согласятся дать хотя бы одно представление, то им не то, что кузьего молока, им ложки кузьего навоза не достанется.

После долгих переговоров и не без помощи дипломатических талантов Петрикуса стороны пришли к консенсусу. Артисты согласились дать единственное представление на деревенской площади аккурат между сельпо, местной администрацией и остановкой рейсовых автобусов.

Вдохновлённый победой на дипломатическом поприще, Петрикус наведался в курятник, где обнаружил два свежих яйцеметательных снаряда. День обещал быть продуктивным.

Ландау еще не вернулся, поэтому Петрикус смело вторгся на сопредельную территорию, чтобы полюбоваться результатами вчерашней диверсии. Каково же было его удивление, когда на соседском огороде среди пожухлых баклажанов и томатов, он обнаружил свежую растительность. С листьями как у хрена, высотой до колен Петрикуса, растительность имела наглость еще и плодоносить. Явление выходило за рамки понимания Петрикуса, тут нужен был эксперт.

Сначала Петрикус подумал было о бабе Оле и бабе Лене, но вспомнил своё недавнее общение с ними и решил, что для одного дня этих двух старушек ему более чем достаточно. А вот Кудряшка Энн могла бы ему помочь.

Кудряшка Энн жила на краю деревни. Она взяла из рук Петрикуса растение, рассмотрела его со всех сторон и вынесла вердикт:

— Это хрен-до-колен. Он не ядовитый, а его плод — ларгус — можно даже употреблять в пищу. Вкус специфический, но привыкнуть можно.

Озадаченный, Петрикус поблагодарил Кудряшку Энн за фитоконсультацию, не забыл пригласить её на представление заезжих артистов и побрёл к себе. Пробовать ларгус на вкус он не рискнул, выбросил по пути.

В своём сарае Лысый и Качок готовились к выступлению.

— Объясни мне, как так получилось? — недоумевал Качок, — Мы же не планировали здесь никаких дел. Просто хотели отдохнуть.

— Сам не понимаю, — недоумевал Лысый, — эти бабки кого хочешь уломают.

— И как будем выкручиваться?

— Да по старой схеме и будем. Чего велосипед изобретать? Схема беспроигрышная, не раз выручала.

— Ну сам подумай, сколько на этих огородниках можно срубить?

— Поздняк уже метаться.

— Может, свалим по-тихому? А?

— Нет уж, с паршивой овцы, как говорится… Они сами напросились.

В назначенное время в назначенном месте собрались все деревенские жители. Пришла даже Зина Бородач — вся в жутких татуировках и с характерным запахом кальянного дыма. Она что-то бормотала о тайном покровителе, который поддерживает её в это трудное время даже из-за тридевяти земель, куда забросила его жестокая судьба-злодейка. Но никто не обращал на неё внимания.

На площадь вышел Лысый.

— Многоуважаемая публика, — начал он, — сейчас вашему вниманию будет представлено выступление знаменитого престидижитатора и, не побоюсь этого слова, — чародея. Известный Воркутинский маг покажет вам душераздирающие фокусы с исчезновением. Прошу!

Он взмахнул рукой, и на передний план вышел Качок.

— Заводи, — шепнул он Лысому.

Качок поставил перед собой табурет и три пластиковых стаканчика. Двумя пальцами он зажал небольшой шарик, повел рукой так, чтобы всем зрителям было видно, а затем положил шарик на табурет и накрыл его одним из стаканчиков.

— Вон он! — послышалось из толпы.

Зрители разразились дружным смехом. Под прозрачным стаканчиком шарик был отчетливо виден. Качок и глазом не повел. Он выставил вперед руку в жесте, означающем "спокойствие, сейчас всё будет", достал из кармана носовой платок огромных размеров и прикрыл платком стаканчики.

— Эйн, цвей, дрей, — произнес он заклинание.

После чего сдёрнул платок, и глазам изумленной публики предстали три пустых стаканчика. Для пущей убедительности Качок приподнял каждый из них, провел под стаканчиком ладонью и даже зачем-то дунул в них по очереди.

Публика зааплодировала.

— Вы, наверное, думаете, что это какой-то специальный шарик, — обратился Качок к зрителям. — Я готов повторить этот фокус с любым предметом. Ну же, смелее.

Он обвел взглядом толпу. Первым откликнулся Петрикус:

— А часы так сможешь?

Вместо ответа Качок протянул руку ладонью вверх, и часы Петрикуса тут же перекочевали к престидижитатору. Артист повторил те же действия, что и с шариком, и часы исчезли самым таинственным образом.

Толпа возликовала. Зрители активно стали предлагать Качку повторить фокус со своими предметами. Кто предлагал кольцо, кто серёжку, кто-то предложил монету. Повторив фокус несколько раз, Качок предложил его усложнить. Он достал купюру, сложил её несколько раз и дематериализовал уже известным способом.

Публика визжала от восторга. Качку стали предлагать повторить фокус с деньгами. Кто предлагал пятьсот рублей, кто тысячу. Зина Бородач, неожиданно для всех, достала из кармана пятитысячную купюру и сунула в руку Качку со словами:

— Повтори.

Пять тысяч исчезли вслед за остальными ценностями.

Но и на этом Качок не остановился. Он предложил провести фокус сразу с несколькими купюрами. Зрители активно стали опустошать содержимое своих карманов и кошельков. Баба Лена побежала домой за заначкой.

Внезапно послышался звук двигателя. Петрикус безошибочно узнал в нем автомобиль Ландау.

— Шухер! — крикнул он, — Ландау вернулся.

И сам бросился наутёк. С прытью кухонных тараканов толпа кинулась врассыпную. Качок не растерялся и тоже бросился бежать. За сельпо его уже ждал Лысый с готовым сорваться с места мотоциклом. Качок запрыгнул на пассажирское сиденье, Лысый вдарил по газам, и машина рванула с места.

Они проехали несколько километров прежде, чем Качок вдруг спросил:

— Слышь, а кто такой Ландау?..