Когда поют ангелы

Декабрь 1914, район Ипра, Бельгия.

Мороз пронзал кожу тонкими иголками, проникая даже под одежду, и не было возможности защититься от него. Если бы подвигаться… нет, от хождения взад-вперед по траншее лучше не станет. Оставалось сидеть на месте, прислонившись спиной к мерзлой земле, и делать вид, что тебе не холодно.

На Западном фронте наступило временное затишье, служившее, впрочем, лишь небольшой отсрочкой от грядущей мясорубки. Над припорошенными снегом полями, изрезанными траншеями и увитыми колючей проволокой, вставало бледное солнце, такое же холодное, как и тот декабрь. На календаре канун Рождества. Странно. Раньше Ганс заранее ощущал приближение праздника, когда душа была охвачена предчувствием волшебства, а теперь внутри глухо, как в могиле. Чем этот день отличается от десятков предыдущих? Сегодня не нужно идти в атаку, но и это не гарантирует, что ты доживешь до вечера, ведь неизвестно, о чем помышляют британцы, притаившиеся за усыпанной мертвецами нейтральной зоной.

Ганс с трудом пошевелил замерзшими пальцами. От холода все тело стало деревянным и ужасно хотелось спать. Даже голод почти не тревожил его. Нет, это была ложь. Ганс постоянно чувствовал голод с самого начала войны. И сколько бы ни ел, никак не мог его утолить. Наверное, он просто боялся.

Из дома доставили посылки, а в них теплые вещи, письма, угощения и рождественские подарки. Ганс долго держал в огрубевших руках свой сверток, медля, смакуя каждый момент. Слишком мало хорошего случилось с ним за последнее время. Пожалуй, только весточки из дома, но они приходили не так часто. Наконец открыв посылку, Ганс обнаружил связанный бабушкой теплый шерстяной свитер, связку писем, бутылку вина, гостинцы из дома и большую еловую ветку. Наклонившись, он с наслаждением вдохнул сильный аромат хвои. Одновременно, Ганс вспомнил дом и рождественские застолья. Казалось, маленькая часть его души начала оттаивать. Неужели когда-то семейные ужины нагоняли на него тоску? Дурак! Сейчас Ганс отдал бы все на свете, лишь бы оказаться дома.

Дом.

Мама и сестра уже накрывают на стол. Отец украшает елку, а дедушка дремлет в кресле, уронив раскрытую газету на пол. Эта картина так ясно возникла перед взором Ганса, словно он и сам стоял в столовой. Парень закрыл глаза и услышал громовой стук в дверь, вслед за которым в комнату ввалился грузный дядя Фридрих, сотрясая стены своим смехом. Ганс улыбнулся. За столом дядя снова будет рассказывать, как однажды поймал огромного карпа, причем год от года его история обрастает все новыми невероятными подробностями. Рядом племянницы–близняшки станут беспрерывно хихикать и шушукаться, раздражая тетю Агату, а глуховатая бабушка, как всегда, потребует пересказать, о чем говорят на другом конце стола.

Ганс открыл глаза. На душе стало еще тоскливее и, одновременно, он был рад за своих близких, которые в тепле и безопасности празднуют Рождество. Парень огляделся вокруг. Однополчане тоже открывали свои посылки. Коротышка Отто уже примерял синий вязаный шарф, а вечно угрюмый Вальтер впервые в жизни широко улыбался, разглядывая фотографию. В этот миг всем захотелось тепла и праздника. Тогда кто-то предложил украсить траншеи еловыми ветвями и зажечь свечи. Все лучше, чем ничего. Заодно можно немного согреться. Закрепляя колючую ветку, Ганс думал, почему война не может прекратиться хотя бы в Рождество? В противоположном конце траншеи кто-то затянул знакомую песню. Очень быстро ее подхватили остальные, и над позицией поднялся нестройный хор.

На душе стало гораздо теплее. Казалось, и окружающий мир оттаивал. Неожиданно порыв ветра донес до Ганса обрывок песни со стороны позиций противника. Британцы тоже пели. Должно быть, и они тоскуют по дому, подумал Ганс. Стоявший рядом с ним долговязый Петер крикнул на ломаном английском:

— С Рождеством вас, англичане!

Все засмеялись. Спустя пару мгновений с той стороны послышалось ответное поздравление. Вдруг в голове Ганса появилась безумная идея. Положив в карман бутылку вина, он начал быстро выбираться из траншеи.

— С ума сошел?! — воскликнул Вальтер, попытавшись схватить Ганса за лодыжку, но тот уже выбрался наружу.

— Что он делает?

— Его же пристрелят!

Однополчане столпились вокруг, с ужасом наблюдая за Гансом. А тот уже стоял на нейтральной территории, выпрямившись во весь рост. Затем показывая пустые ладони направился в сторону британских позиций. Сердце Ганса бешено колотилось в груди. В любой момент его могли застрелить. Но Ганс отбросил страх и уверенно двигался вперед, огибая препятствия.

Шаг. Я жив. Вдох и выдох. Еще шаг.

Преодолев уже половину нейтральной зоны, он увидел, что из британской траншеи, опасливо пригибаясь, выбирался солдат. Ганс улыбнулся и пошел навстречу. В какой-то момент он спохватился, что не знает английского. После мучительных размышлений, парню удалось вытянуть из памяти только "привет, меня зовут Ганс".

Поравнявшись с настороженным британцем, именно это он и сказал.

— Привет, меня зовут Ганс, — а потом прибавил уже по-немецки, — с Рождеством!

Затем протянул англичанину руку и улыбнулся. Повисла мимолетная пауза, а затем британец тоже улыбнулся и пожал руку. Тогда Ганс заметил, что все его однополчане тоже давно вышли на нейтральную территорию, так же, как и британские солдаты. Используя слова вперемешку с жестами, вчерашние враги поздравляли друг друга с Рождеством, обменивались вещами и просто общались. Ганс засмеялся — на душе вдруг стало так легко и он, наконец, почувствовал праздничное тепло. Сегодня произошло настоящее чудо — свет Рождества оказался сильнее войны.

Примечание.

Это событие получило название "Рождественское перемирие 1914 года". По оценкам историков в нем приняло участие около ста тысяч человек.

Личность немецкого солдата, первым покинувшего траншею, неизвестна.