Один день лета
Это случилось в самом начале лета.
Остров спал, а я, пришвартовав велосипед у ворот, сидел на лавочке у каштана и сквозь акварельную дымку раннего утра следил за калиткой. Красавица, разумеется, немного опаздывала: всего на полчасика — достаточно, для того чтобы раздразнить нетерпение, но слишком мало, чтобы круто обидеть. В тот день я мог бы терпеливо ждать её хоть до самого вечера, но тропический воздух кишел кровососами, жевавшими меня почём зря. Поэтому я проклинал всё на свете и сидел как на иголках.
Калитка скрипнула. Я встрепенулся, но на аллее появился парень, выпивший целое ведро отчаяния за бессонную ночь. Позже мне не удалось вспомнить ни единой его черты; он прошёл мимо, словно силуэт нарисованный небрежным мазком тоски.
На ум пришли строчки про Марию из известной поэмы; головы и тельца казнённых кровопийц падали с каждым ударным слогом, но она пришла и спасла всех выживших.
— Маш, с Днём Рождения!
Она заползла в объятия, как в известковую ракушку, сделав меня непробиваемым; наполнила нежностью и исцелила от зуда. Я ощутил её жар и частое дыхание.
— Извини, что я так долго, я такая копуша, — она поцеловала меня, и вечность, проведенная на лавке под каштаном, превратилась в жалкое мгновение. По её лицу скользнула задумчивая тень, может быть, остатки раннего подъёма. Маша та ещё сплюшка, но, держу пари, моя затея взбодрит её в два счёта.
— Маш, ты не представляешь, что у меня есть! Мне пришлось за это.. Ох, ты даже не представляешь!
Она вцепилась мне в плечи.
— Что? Что?
Я развернул половину старой карты, рождённой вчера вечером под светом настольной лампы.
— Ром, ну ты даёшь! Как классно! Ты сам придумал?
— А? — я сделал невинное лицо, — Флинт раскидал кладов по всей округе. Старый пират, служивший под его началом, отдал мне этот клочок за горсть золотых монет, после того как мы опрокинули с ним по паре кружек эля.
— Так вот куда ты вчера пропал! В кабаке сидел! — притворно грозно сказала она.
— Только ради доброго дела.
Она уже не слушала, рассматривала карту. Волнистые волосы заметно порыжели, пистолет угрожающе торчал из-за пояса.
— Сосновый лес к западу от ручья, пройти тридцать шагов, и тут, в корнях упавшего дерева — крест. Клад?
— А то! Флинт же! Смотри сюда.
— Компас!
Я свистнул.
— Куда держим путь, капитан? Скорее! Боюсь, как бы нас кто-нибудь не опередил.
— Тише, Ром.
Пиратский поцелуй — чистая страсть. После такого не боишься смерти. Она обхватила меня руками и ногами, так что я пошатнулся, и на миг забыл об опасности, подстерегающей на каждом шагу.
— Побежали! — шепнула она.
Мы рванули по аллее до развилки. Здесь на деревянной табличке выжжена карта острова — для туристов.
— Так, дай сориентируюсь… Вот ручей.
Она выставила стрелку компаса, будто настоящий штурман.
— Запад там, значит нам по тропинке к ручью и направо.
Лес охватил нас запахом коры, листьев и свежих трав. В паре шагов, я услышал журчание. Ручеёк, извиваясь, бежал в манговую рощу, за ним шумел водопад. Мы свернули на запад.
— Классно тут! Я давно хотела сходить с тобой сюда. Какой аромат!
Я глубоко вдохнул сладкий просмоленный воздух. За что люблю хвойный лес — тут меньше кровососущих тварей. Вечнозеленые сосны, раскинув широкие ветви, молчаливо стояли в прохладной тени. Почему-то здесь было тише, чем в другой части острова. Маша бежала вперед, сверяясь со стрелкой компаса.
— Ром, там кто-то есть.
Мы выглянули из-за дерева. Толстая бабка в цыганских юбках шевырялась в яме в корнях упавшего дерева.
— Это что за дела! — воскликнул я.
— Разве не ты это подстроил? Для реалистичности… Пираты всякие, — спросила Маша.
— Тысяча чертей! — я обалдел, увидев, как старуха вынула из ямы ящик и улепетывает.
— За ней!
Мы нагнали её на краю сосновой рощицы и приперли к можжевеловой изгороди. Я пожалел, что забыл шпаги на корабле. Что за пират без оружия?
— Стойте! Клад наш!
Бабка поняла, что бежать некуда, сунула ящик под мышку и обернулась.
— Ничего не знаю! — ответила она лошадиным голосом, и мы увидели какой противный у неё рот с высоченными в полпальца дёснами и золотыми зубами.
— У вас подарок для моей девушки. Отдайте.
— Никаких подарков не знаю, я нашла эту коробку вон там, — ответила она и указала мясистым пальцем.
— Ну да, я её туда и положил, это мой ящик!
— Не твой.
— Мой!
Старуха ощетинилась. Я понял, что боя она не отдаст сокровище.
— Чем докажешь?
Я опешил. Какого чёрта я должен что-то ей доказывать?
— Он знает, что внутри, — нашлась Маша.
Эх, придётся разрешить ведьме открыть коробку. Я с сожалением посмотрел на красный бант, который с таким трудом прилаживал. Всё равно не хочется теперь к нему прикасаться, после того как он пропитался старушечьим потом.
— Ну? — спросила бабка. Она предвкушала победу, чувствуя мою неуверенность.
— Вот! Всё равно вам не подойдёт, — я достал телефон и показал фото.
Старуха сверкнула глазами, но не поверила, развязала ленточку, приоткрыла коробку.
— А чёрт с вами! — она сунула мне ящик, — И понадобилось вам свои вещи тут прятать. Ума нет! А вот это я себе всё равно заберу.
Бабка сунула ленточку себе в юбки и, растолкав нас, ушла по тропе.
— А берите, не жалко! — Маша обрадовалась и подскочила ко мне. Шепнула:
— Вот же мерзкая старуха…
— Да уж! — подтвердил я, — Ладно, давай забудем? Открывай!
Она уже и без моей подсказки достала новые босоножки.
— Ох, ты какие классные, Ром! Жёлтые! Как солнышки. Я такие и хотела!
Еще один сочный поцелуй. Еще один глоток её дыхания. На моих глазах за спиной вырос плющ и обвил стволы деревьев, превратив лес в зеленую стену. Такой замечательный день сегодня. Впереди целое лето и сотня замечательных дней. А если только захотеть в моей жизни всегда будет лето.
Маша примерила обновку.
— Удобно?
— А то! Ну что, пойдём погуляем тут?
Я покачал головой.
— Маш, мне кажется это еще не всё. Посмотри внутрь.
— Ой, я и не заметила… Ром!
Она достала со дна коробки вторую половину карты.
— Обалдеть, Ром! Еще два крестика. Ты меня совсем избалуешь. И как здорово нарисовано! — Маша стала зачитывать надписи и смеяться, — "Пеньковая деревня", "Мост", а вот ручей! И в самом конце, где водопад тоже клад.
Где-то вдали раздался сдавленный крик.
— Ром, это что?
— Не знаю.
— Что-то страшно стало.
Я прижал её к себе. Мне так нравится быть для неё ракушкой.
— Да брось, я же с тобой.
— Фух. С этой бабкой... я почти поверила, что нам на самом деле придется сражаться. Тут и людей-то нет.
Я улыбнулся. Мимо проскакала птичка с ярко голубой полоской на боку. Таких ни за что не встретишь в городе. Я указал на неё Маше.
— Здорово!
Маша разложила на землю и стала вести маршрут пальцем.
— Так. Вдоль ручья сто пятьдесят шагов, мимо озера, в сторону пеньковой деревни. Потом свернуть на восток...
— Вперёд, Мария-Корсарес!
Жара нарастала, зато комары отступали. Мы вступили в самую яркую часть острова и бежать без оглядки уже не получалось. Когда ещё можно будет увидеть, как плавают утята за мамой уткой или под обрывом на озере растут водяные лилии.
Мы добрались до василькового поля и встали около вишни. Почки у неё набухли, того и гляди собираясь распуститься.
— Здесь! Только тут ничего нет.
— Маш, у меня есть вот это, — сказал я и вынул из портфеля садовую лопатку.
— И что тут можно копать? — спросила она недоверчиво.
— А как ты думала? Это пиратский клад, а не арабская пещера!
— Ладно. Попробуем, — видно было, что ей страшно, но в этом то и самая суть кладоискательства.
— Стоять! — раздался крик за нашими спинами. — Вот жулье! Вы чего тут делаете?
Охранник с косилкой в руках угрожающе подёргивал усами.
— А я тебе говорила, — шепнула раздражённо Маша.
— Здравствуйте! Я обо всём договорился с администрацией. Они разрешили мне тут… закопать клад. Спросите, — я кивнул на рацию.
— Только попробуйте меня провести! Собак спущу! Я вас запомнил. Ботанический сад — это вам не место для игр!
Охранник шикнул рацией.
— Тут двое молодых людей что-то выкапывают, говорят, что им разрешили.
— Клад! — подсказал я. Нет, ну после такого вопроса не жди ничего хорошего.
— Клад, — неуверенно добавил мужчина и шикнул снова. Дождался ответа.
— А-а. Вон в чём дело. Лицо его прояснилось. Понятно, — он обратился к нам, — ну что же. Поздравляю вас, молодые люди!
— Спасибо… — ответила Маша.
— Только обещайте мне, что ни один василёк не пострадает! Нам их из Польши в прошлом году привезли!
— Клянусь, — убедил я охранника, положив руку на сердце.
Мы подождали пока он скроется за изгибом тропинки, и услышали как завелась его косилка.
— Ну ты даёшь, Ром. Договорился с администрацией! Люблю тебя, — она прильнула к моему плечу и закрыла глаза. — А я уж подумала, что всё... Нас обвинят в вандализме или ещё в чём.
— Да, конечно, нас тут, на месте бы линчевали за васильки. — Улыбнулся я и мы вместе рассмеялись. — Клад ждёт.
Лопатка почти сразу же стукнулась о крышку сундука. Я помог его достать.
— Рома!
Маша вынула из сундука сарафан. Жёлтый с цветами. Полдня вчера выбирал. Всех консультантов замучал. Помогите по фотографии...
— Хочу примерить, — шепнула Маша.
— Да? Прямо здесь? — потянул я и почувствовал острое желание перестать отвечать за свои действия. Она ведь без бюстика. Что бы это значило?
— Ну, может быть, мы найдём где-нибудь подходящее место.
Такого удачного поворота я никак не ожидал.
— Пойдём вон туда, — и она показала в чащу.
— Ага…
Комары кусали еще злее, но я уже не обращал на них внимания. Мы нашли укромное место, куда едва проникал свет. Через полминуты на ветке оказались её жилетка и рубашка, кушак с пистолетом. У меня в глазах потемнело. Я прижал её к себе и впился губами в её губы, она закрыла глаза, стало сладко… но вдруг всё закончилось.
— Ром, ты что! А вдруг щас из дупла еще кто-нибудь вылезет? Давай только померим…Подержи.
Стой! Я то думал… Проклятье…
Юбочка оказалась короче, чем в самых моих радужных ожиданиях. Я спустил с Маши шорты, им тоже нашлось место на ветке.
— Ром, ну я это не смогу носить на людях… Смотри.
Она повернулась ко мне спиной и чуть наклонилась вперед.
— А можешь еще ниже?
— Конечно…
Всё. Дальше только шаг, и меня не станет. Вся кровь уйдёт из мозга...
Она поднялась, и я очнулся.
— Ром, ну мы можем его один раз использовать. Дома. Но потом поменяем на размер побольше, ладно?
Да! Это то что нужно. Хотя бы так.
— Да, как скажешь.
Мне стоило огромного терпения разрешить ей переодеться, а потом еще больше, чтобы выпустить из чащи.
Вишня распустилась крошечными розовыми цветами.
— Что у нас дальше? По мосту, кругом и к водопаду. Там крест.
— Ага… — я всё еще приходил в себя.
Мы побежали по каменной тропинке к мосту. Смотреть тут было не на что, узкий коридор из ясеней, каких и в городе достаточно. Мост тоже самый обычный — стальной, рыжий от ржавчины. Под ним нет реки, только овраг. Маша побежала вперед, а я задержался, потому что на одной из перил висела куртка. Хорошая джинсовка, кто-то, наверное, обронил, а добрые люди подняли, чтобы хозяин нашёлся. Да куда здесь обронить? В овраг? Кто же туда полезет… Да и как человек может обронить джинсовку? Снизу, на одной из перил белел узел. Меня охватило недоброе предчувствие.
Я выглянул вниз с моста лишь на сотую долю мгновения и увидел его…
Ноги у меня подкосились, стало холодно.
Я ощутил натяжение веревки под весом его тела. Ощутил удушливый запах смерти. За секунду я представил, как горько должно было быть этому парню, чтобы решиться на такое. Представил, как он должен был отмерить веревку, накинуть на шею петлю, прыгнуть… О чём он думал в последний раз? Это ведь его я видел полчаса назад. Он уже тогда был словно зомби. Я почувствовал его тоску. Но ничего не сделал.
Надо скорее бежать за Машей, пока она не обернулась. Не то увидит его с той стороны. Там откуда мы пришли — крутой обрыв, и тело спрятано.
Я рванул и нагнал её на краю моста.
— Ром, что с тобой? Ты какой-то бледный. Чуть ли не дрожишь. Обиделся что ли? — она улыбнулась.
— Да нет, всё нормально, — ответил я, а сам думал, что делать. Надо обязательно сообщить в администрацию.
— Идём дальше.
Но Машу не обманешь. Она всегда меня чувствует, распознаёт ложь. И обижается.
Мы шли молча. Моё напряжение передалась ей, и от радости не осталось и следа. Ещё немного и каждое прикосновение к ней будет бить током. Она насупилась, стянула губы в струнку. Но как ей всё объяснить, успокоить? И решимости не хватит, и огорчать не хочется. Всё-таки День Рождения.
Я взял её за руку. Не то уйдёт дальше одна, она у меня непростая. Когда радуется, то искренне, как ребёнок, а когда грустит, то мухи вешаются... от тоски.
— Маш, отойду в туалет, подожди там за углом, хорошо?
— Ладно.
Я спустился с тропинки в овраг и набрал номер администрации.
— Здравствуйте. Я гуляю сейчас в ботаническом саду с подругой. И там… на мосту… Под мостом, то есть… — каждое слово приходилось из себя выдавливать. — Человек висит.
— Кто висит? — не понял охранник. Я узнал голос усатого мужика.
— Человек висит, — глупо повторил я.
— Твою ж мать! — выругался усатый, — Третий раз за этот год! У них там, что, мёдом намазано? Что других мест нет?
Я остолбенел… Для охранника — дело привычное, а для меня шок. Вдруг я понял, что это — выбор. Осознанный. Я знаю людей, которые всегда ноют и жалуются — меня от них тошнит. Их невозможно ни успокоить, ни переубедить. Желание умереть — это расстройство, болезнь. Всегда, как бы плохо не было, можно найти чудо, смысл, то ради чего стоит жить. Как в фильме про папу и сына попавших в концлагерь. Отец умудрялся шутить даже там. Чтобы защитить мальчика…
Кому-то присуща жажда жизни, а кто-то сдался. Всегда есть кто-то ради кого чтоит жить. Чтобы не случилось, я буду жить до конца!
Ладно. Надо Маше рассказать. Только она расстроится.
Маша ждала за поворотом, как и договаривались.
— Ты меня обманул. Ты не в туалет ходил, а по телефону разговаривал. С кем?
Ненавижу такие допросы. Нет бы по-простому спросить. А так, чтобы ответить, придётся свою гордость проглотить. Но делать нечего. Люблю её.
— Маш, я тебе сразу не смог сказать, ты уж извини. Да и сейчас жалею, что утаить никак не вышло. Там на мосту... человек повесился.
— Да ты что!?
— Это не шутка. И не часть игры. Мы проходили мимо, я джинсовку заметил, посмотрел вниз, а там он висит.
— А я ничего не заметила, — она скрестила руки на груди.
— Ну ты клад ищешь. Да и вообще бываешь невнимательная.
— Да-а-а. Во дела. И что теперь?
— Ну я в администрацию позвонил, сказал. Не знаю, сейчас, наверное, полиция приедет.
— Вот это да. Жалко. Парень или девушка?
— Парень. Я его видел, пока тебя ждал.
Маша меня обняла. Кто ещё кого будет успокаивать.
— Пошли сядем куда-нибудь, — сказала она.
Мы вернулись к пруду и сели на лавку. Утята по-прежнему купались с мамой, ловили рыбу. Солнышко спряталось за облака, и вернулись проклятые комары. Я рассмотрел свои ноги, от аллергии покрывшиеся гигантскими красными пятнами. Маша тоже заметила.
— Это что, ты забыл спрей?
— Ага.
— Ты такой милый. Мотаешься со мной, а у тебя тут.... Прости, что я на тебя обиделась. Это самый-самый классный День Рождения! С самыми настоящими приключениями и кладами. Ну бывает всякое, что же теперь. Я не буду расстраиваться, обещаю. Пойдём дальше? А то тебя совсем сожрут. А я буду скучать потом одна.
Я прижал её к себе… Такое волшебное чувство, когда что бы не случилось, объятия — и ничего в целом свете не важно. Хочу чтобы так было всегда.
— Пойдём. Тут совсем недалеко, — сказал я.
— Ага.
Мы добежали до водопада. На самом деле, это был сложенный из больших круглых камней спуск. Вода бежала по камням в пруд.
— Так, и где здесь искать?
— Подсказку за поцелуй! — горячо воскликнул я.
— Ну ты вымогатель! Так уж и быть.
Маша обвила меня руками и повисла на шее.
— Ищи камень, на котором, вроде как, рожица есть.
Маша присматривалась к каждому.
— Вот этот?
— На знаю, проверь.
Она подняла его и достала спрятанную в щели кольцо.
— Рома!
— Маш, выйдешь за меня?
— Да!
Что может быть слаще этих губ? Камни вдруг покрылись листьями и зацвели маленькими белыми цветами, похожими на ландыши.
— Я тоже хотела кое-что сказать.
— Что?
— У нас будет ребёнок.
— Да ты не шутишь? Здорово! Он тоже станет кладоискателем!
Вдали пискнула полицейская сирена.