Банальная адаптация

— Но был ли покойный нравственным человеком? — Драсти театрально закатил глаза. — Нет! Он не был нравственным человеком. Он был бывший великий слепой, самозванец и гусекрад.

Драсти сплюнул на труп у своих ног. Плевок попал точно в середину окладистой рыжей бороды покойника.

— Бинго! — сказал рыцарь и огляделся вокруг в поисках, чем бы вытереть окровавленное лезвие меча. Сутана рядом стоящего монаха его вполне устроила. Отец Абелайо недовольно поморщился. Впрочем, спустя мгновение, его лицо приобрело обычное смиренное выражение.

— Разреши, сын мой, я прочту молитву об упокоении?

В ответ Драсти только махнул рукой, и тут же застонал, схватившись рукой за бок.

— Вот же сука, — сквозь зубы процедил он, глядя на струйки крови, сочащиеся сквозь пальцы. — Все равно достал, мразь рыжая!

— Ты ранен?— голос монаха прозвучал так, будто тот говорил, закрывая рот подушкой.

Драсти убрал руку от окровавленного бока, стряхнул кровь с ладони и осмотрел рану.

— Хм… Обычная царапина…— резкая боль в животе заставила его согнуться и он упал на одно колено. Отец Абелайо взял его под руку:

— Дай гляну…

— Отвали! — Драсти грубо оттолкнул монаха, поднял меч рыжебородого и понюхал лезвие. Запах крови, которой было окрашено лезвие, перебивала вонь мышиного помета. — Кониум что ли, б..?

Он выронил меч рыжебородого и тяжело повалился на бок.

Драсти опять проснулся от дикой головной боли. Он с трудом поднялся с дубовой кровати, застеленной грубыми льняными простынями, и подошел к бойнице. Помещение находилось под самой крышей донжона и из него был виден весь город и пристань на берегу залива. Открывшийся вид был весьма унылым. Немощеные узкие улочки петляли между приземистыми деревянными, крытыми соломой, домишками с подслеповатыми окнами без стекол. Людей видно не было, кроме какого-то одинокого пропойцы, валявшегося в луже рядом с семейством, вышедших на прогулку свиней. У пристани около пары рыбачьих лодок, вытащенных на берег, сохли сети. Тяжелое, свинцово-серое небо практически сливалось с таким же морем, над которым метались чайки, перекрикиваясь между собой своими мерзкими голосами. Запах моря, вонь человеческих экскрементов и еще какой-то дряни смешивались с вонью, царившей в помещении и отлично дополняли картину всепоглощающего уныния этого места и времени.

— Какую страну изгадили… — покачал головой Драсти и выругался на языке, который бы не понял ни один бретонец.

— Как ты спал, драгоценный муж мой? — послышался сзади приятный девичий, почти детский голос.

Драсти обернулся. В дверях стояла маленькая девушка лет четырнадцати, одетая в белую до пола тунику без рукавов, подпоясанную красным широким поясом. Темно-синий плащ, скрепленный на плече золотой фибулой с украшениями из неограненных камней, делали ее хрупкую фигуру слишком непропорциональной. Каждый раз, когда Драсти смотрел на свою жену, он задумывался, какого дьявола он вообще на ней женился? Несмотря на то, что Исеульт Белорукая была намного старше четырнадцати, она выглядела как ребенок. Понятно, что Драсти ни разу с ней не спал. Ну кому, спрашивается, в постели нужна женщина без всякого намека на грудь и задницу? Во всяком случае не ему точно, но тем не менее он зачем-то на ней женился. Нет, он знал зачем женился именно на ней, но та, другая, из-за которой он совершил эту вселенскую глупость, была ничем не лучше этой. Впрочем Драсти тогда было всего-то пятнадцать, когда завертелось с той другой. Но, во-первых, там ситуация была очень своеобразная, плюс первая юношеская любовь, знаете ли, со всеми вытекающими, как часто думал в свое оправдание он. Ну и к чему это все привело? Ни к чему хорошему, как выяснилось в итоге. Голова и так раскалывалась, как перезревший арбуз, а тут еще и эти гребаные мысли! Драсти в сердцах мотнул головой и его накрыло такой волной боли, что он в изнеможении опустился на кровать. Девушка подошла, попыталась обнять его, прижать голову к своей груди и погладить, но Драсти грубо отстранился.

— Прекрати, Исеульт! Ты мне так всех вшей разгонишь!

Девушка отшатнулась, и на ее огромные голубые глаза навернулись слезы , но выражение лица при этом недвусмысленно намекало, что она испытывает не только глубочайшую обиду. Во взгляде явно читалась почти нескрываемая злость. Драсти посмотрел на нее:

— Не плачь. Иди ко мне.

Она послушно, не говоря ни слова, подошла и присела на краешек кровати. Некоторое время они сидели молча. Затем Исеульт осторожно взяла Драсти за руку:

— Любезный муж мой, может шахматы, или арфа скрасят немного твою жизнь во время недуга? Я тотчас распоряжусь.

— Послушай, — Драсти сжал пальцами виски, что однако от дикой головной боли помогло мало. Точнее, не помогло вовсе. — Через полтора месяца я умру…

— Ты не умрешь! — перебила его девушка. — Я пригласила лучшего лекаря. Он излечил десятки воинов, раненых отравленным оружием.

— Твою мать! — выругался Драсти на своем непонятном наречии. — Да я бы и сам себя излечил, если бы знал что это! Это явно не кониум, от кониума я бы либо уже загнулся, либо выздоровел! Я умираю и это мне известно точно!

Исеульт легонько провела пальцами по руке мужа:

— Если Господу будет угодно забрать тебя, я пойду вслед за тобой.

— Вот уж туда, куда я отправлюсь ты точно не попадешь. — ответил Драсти и тут же добавил, чтобы на корню пресечь возможные возражения. — И не спорь. Я не настроен вести дискуссии.

— Странный ты какой-то стал, драгоценный муж мой. — задумчиво произнесла Исеульт. — Изъясняешься непонятно, ругаешься на каком-то странном наречии…

— Не начинай. — прервал ее Драсти. — Бес в меня не вселился, если ты об этом. — Он убрал ее руку и лег на кровать, — Если ты не возражаешь, я отдохну. Позже поговорим.

Исеульт встала, и направилась к выходу не говоря ни слова. У дверей она остановилась.

— Прости, мой ненаглядный муж, о какой стране ты говорил? Я нечаянно подслушала. — спросила она тихо.

— Что я говорил? — боль становилась невыносимой, в придачу стала накатывать тошнота.

— Ты говорил, что изгадили страну. Какую? — уточнила Исеульт.

— Гесперию, конечно. — ответил Драсти и закрыл глаза. — Распорядись, чтобы ко мне явился Каэрдин.

— Я хотела, чтобы Карэ стал тебе домом… — совсем тихо сказала Исеульт и вышла.

Исеульт постояла немного за дверью. Безумно хотелось разрыдаться, но с заплаканными глазами и красным носом королеве Лоонуа не пристало показываться на людях. Подобная слабость оскорбляет не только саму королеву, но и ее мужа — короля, кроме того вселяет неуверенность в души подданных и радует сердца врагов. Исеульт была достойной дочерью герцога Хоэля, поэтому ей понадобилось всего пару мгновений, чтобы вернуть свое обычное самообладание. Она пошла по коридору по направлению к лестнице, в который раз восстанавливая в памяти свое недолгое замужество. Замужество? Королева до сих пор не надела чепец, который носят замужние дамы королевства. Почему? Да потому, что разве можно считать замужней женщину, чей муж уже почти год ограничивается лишь редкими поцелуями? Исеульт искренне любила короля с того самого момента, как впервые увидела его при штурме Карэ войсками герцога Риоля. Высокий, красивый той мужественной красотой, которая свойственна… Она не нашла достойного примера. Ее супруг кардинально отличался от всех рыцарей, которых она встречала. От него всегда приятно пахло, руки были чистыми, даже под ногтями никогда не было грязи. В густых русых волосах не было и намека на насекомых. Она и на миг не поверила, когда в первую брачную ночь король сказал, что отказывается разделить с ней ложе так, как то пристало мужу и жене, из-за обета данного когда-то. Сначала она подозревала, что супруг имеет женщину на стороне, но потом ее стали одолевать еще более ужасные подозрения. Король очень много общался с ее братом, порой исчезал с ним на неделю или больше. Она знала, что некоторые мужчины имеют противоестественные связи с другими мужчинами. Неужели король тоже подвержен этому постыдному греху? Ведь даже сейчас, говоря что умирает, он призывает ее брата. Сегодня королева твердо решила во всем разобраться.

Стена между покоями, где находился король и комнатой, где ждала разрешения своих сомнений королева, была сделана из массивных дубовых бревен, и ни один звук сквозь нее не проникал. Однако отец Исеульт, два года назад принимая посольство герцога Риоля, отвел им эти же покои и велел сделать в стене незаметные слуховые отверстия, чтобы знать о чем будут говорить подвыпившие послы враждебного государя. Теперь эта хитрость отца пригодилась его дочери. Слышно было не очень хорошо, но различить кто и что говорит можно было без особых проблем.

— Славный, дорогой друг, — говорил король, — я на чужбине, где нет у меня ни родных, ни друзей, кроме тебя одного — ты здесь один был мне радостью и утешением. Перед смертью я хотел бы повидаться с Исеульт Златовласой. Но как, какой хитростью дать ей знать, в какой я нужде? Ах, если бы я нашел посланца, который согласился бы отправиться к ней, она бы приехала — так сильно она меня любит. Каэрдин, дорогой товарищ, прошу тебя во имя нашей дружбы, твоего благородной сердца, нашего товарищества — попытайся ради меня. И если ты отвезешь мое послание, я стану твоим вассалом и буду любить тебя более всех людей.

Несмотря на все самообладание, так свойственное королеве, слезы мгновенно выступили из глаз и повисли маленькими алмазами на длинных густых ресницах, которыми она так гордилась. Король не испытывал неестественной страсти к ее брату, но это мало что меняло. Любил он все равно не ее. И даже в свой предсмертный час он думал о другой.

— Дорогой мой товарищ, не плачь, я исполню твое желание. Разумеется, друг мой, из любви к тебе я готов подвергнуться смертельной опасности. Никакая беда, никакое опасение не помешают мне сделать все, что в моей власти. Скажи, что ты желаешь ей передать, и я снаряжусь к отъезду, — услышала королева голос брата.

— В каком месте я плачу? — почему-то вспылил король, что как-то совсем не вязалось с его предыдущими словами. Повисла недолгая пауза и король продолжил уже в обычной манере:

— Друг, благодарю тебя! Выслушай, в чем моя просьба. Возьми этот перстень — это условный знак между нами. И когда ты прибудешь в ее страну, постарайся, чтобы при дворе тебя приняли за купца. Покажи ей шелковые ткани и устрой так, чтобы она увидела этот перстень; тотчас же она найдет уловку, чтобы переговорить с тобой наедине. Скажи ей тогда, что сердце мое шлет ей привет, что она одна может принести мне облегчение; скажи ей, что если она не придет, я умру. Пусть вспомнит о наших былых утехах, о великих горестях, печалях и радостях, о сладости нашей верной и нежной любви; пусть вспомнит о любовном зелье, выпитом вместе на море. О, это смерть свою мы там испили! Пусть вспомнит мой обет — никого, кроме нее, никого не любить. Я сдержал свое слово.

Королева едва не потеряла сознание. Он никогда ее не любил.

Король продолжал:

— Торопись, друг мой, и возвращайся ко мне скорее. Если ты замешкаешься, то меня больше не увидишь. Назначь себе срок в сорок дней и привези с собой Исеульт Златовласую. Скрой от сестры свой отъезд или скажи ей, что едешь за лекарем, отправься на моем судне. Друг мой, мне нечего тебе более сказать… Да направит тебя Господь и возвратит сюда благополучно!

Исеульт яростно сжала кулаки. Она очень любила своего мужа. Но теперь она начинала его ненавидеть. Ненавидеть с еще большей силой, чем минуту назад любила. Королева, как любая из женщин, могла умерять свою любовь. Умела. Умела справляться со всеми своими чувствами. Со всеми кроме одного. Кроме ненависти. И она пожелала отомстить. Отомстить тому ради кого еще совсем недавно готова была пожертвовать всем. Пожертвовать даже своей жизнью. Впрочем она должна была дослушать разговор своего брата и мужа до конца.

— Скажи, друг мой, — спрашивал Каэрдин — должен ли я буду подать тебе какой-либо знак, что твоя возлюбленная на борту судна? Например поднять парус особого цвета?

Исеульт напряглась.

— Не надо, — ответил король. — А теперь поспеши.

Голоса стихли. Королева еще какое-то время вслушивалась в тишину за стеной, потом встала с колен, обернулась и… В дверях, опираясь плечом о косяк, стоял король и пальцами массировал виски, стараясь унять постоянно преследующую его ноющую боль.

— Полагаю, на большинство своих вопросов ответы ты уже получила? — Драсти был абсолютно спокоен, чего нельзя было сказать об Исеульт. Гнев затмил рассудок ей полностью и она набросилась с кулаками на своего мужа. Он с легкостью схватил ее за запястья, так что ни один удар не достиг цели. — Смотри, а то убьешь меня раньше, чем я рассчитывал, — улыбнулся король, что совсем вывело девушку из себя.

— Ты… Ты… — она не находила слов.

— Да. — он отпустил ее руки и уже серьезно продолжил. — Я тебе изменял и никогда не любил. — На несколько мгновений он задумался, — Впрочем, меня несколько может извинить то, что страсть к твоей сопернице тоже была вызвана далеко не ее прелестями.

Это неожиданное признание повергло Исеульт в шок. Она не нашлась, что сказать, поэтому сказала первое, что пришло в голову:

— А чем же она тебя пленила?

— Все по законам жанра. Интриги и снадобья. — улыбнулся опять Драсти. — Кстати, если тебя это утешит, могу сообщить, что как только Переннису надоест жрать дешевую ржаную самогонку и разговаривать с моим псом на моей же могиле, у вас с ним все наладится и ты будешь счастлива.

Королева густо покраснела. Про нее и Перенниса королю неоткуда было узнать. Он внезапно ее обнял и подмигнул:

— Я все понимаю, не заморачивайся. И да, мстить мне не имеет смысла, как минимум по двум причинам. Во-первых , — король сжал руку в кулак и показал указательный палец, — я и так умру ровно через сорок дней. Во-вторых, — он к указательному добавил средний, так что получился импровизированный знак победы, который, правда, начнут использовать в этих местах лет эдак через пятьсот.

Исеульт молчала. Король повернулся и направился прочь. На секунду он остановился, обернулся и весело спросил:

— Одного никак не могу взять в толк. Как тебе после всех ваших делишек с Переннисом все же удалось сохранить девственность? Видимо нынешние нравы не такие уж ханжеские, как может показаться. — он задорно подмигнул и скрылся из виду, насвистывая какую-то необычную мелодию.

Исеульт еще больше залилась краской…

Весна в этом году была ранней. В куртках уже было жарко, но без них еще не очень комфортно. Снег кое-где, в том числе по краям главной аллеи госпиталя НИИ Экспериментальной Медицины, еще оставался, но самые неадекватные из птиц уже вернулись с африканских курортов, сообщая окружающим об этом веселым щебетом. Генерал шел не спеша, держа руки за спиной, как бы прогуливаясь, а невысокий, похожий на оливковый мячик, полковник, как положено, на шаг сзади. Он продолжал доклад.

-…В общем мы приняли решение — капитана Найдёнова отправить в отпуск на Родину, если можно так выразиться.

Генерал нахмурился:

— То есть вы рискнули самым ценным офицером проекта, поставив под угрозу срыва всю операцию?

— По сути, товарищ генерал, — полковник снял фуражку и промокнул лоб платком, — Мы ничем не рисковали. Точек бифуркации, в прошлом возникнуть не может, оно предопределено.

— То есть он в любом случае был бы ранен и умер? — спросил генерал отстраненно.

— Так точно! — Полковник надел фуражку. — Он в любом случае был бы ранен отравленным оружием и умер бы через пятьдесят суток шесть часов двадцать две минуты и восемнадцать секунд, считая с момента ранения.

— Странно, полковник, — генерал остановился и стал наблюдать за какой-то жизнерадостной пичугой на останках весеннего снега, — Они же сохраняют память, следовательно должны попытаться избежать граблей на которые уже наступали.

— Так точно, товарищ генерал, — полковник едва не налетел на своего начальника. — Найденов попытался избежать ранения и он избежал его, уклонившись от копья, поэтому был ранен мечом. Прошлое неумолимо.

— Ясно. — Генерал продолжил движение. — А зачем вам нужна была эта авантюра с возвращением Драсти.., — генерал обернулся, — кстати, почему Драсти?

— Он сам выбрал такой позывной. Имя у него то ли Дурстан, то ли Друстар, могу уточнить. В общем Тристаном он уже благодаря трубадурам XII века стал. Решил, знаете ли, что имя не очень благозвучно звучит на русском языке.

— Так что там насчет авантюры, полковник? Вы карьерой рисковали. Почему?

— Понимаете, Игорь Александрович,-полковник обратился к генералу немного не по уставу — когда мы только начинали проект "В" все казалось простым, как новогодний мандарин. Выдергиваешь из прошлого отличного бойца, за пару наносекунд до гибели, адаптируешь его к нашему времени, обучаешь и используешь в Центре Специальных Операций. То есть предполагалось, что мы получаем изначально мотивированного на войну солдата с опытом. Это крайне важно, потому что в наш век всеобщего гуманизма очень мала вероятность воспитания воина с пеленок. Окружение не то. Среда, так сказать, не благоприятствует. А войн, как мы с вами знаем, меньше не стало. Даже если мы начнем воспитывать бойца с рождения, уйдут десятилетия, а тут сразу…

— Я знаю, — прервал его генерал. — В чем суть проекта "В". К чему авантюра с Тристаном и его возвращением в прошлое вам понадобилась?

— Я, как раз, к этому подхожу. — полковник откашлялся. — Простите. Так вот. Все казалось простым. Но в ходе реализации проекта мы столкнулись с одной крупной проблемой. Эти солдаты из прошлого, назовем их так, очень плохо адаптировались в нашем времени. И дело даже не в том, что они попадали в непривычные условия жизни, что тоже немаловажно. В своем времени у них была какая-то, присущая их времени, мотивация, а здесь они ее теряли. Например, тамплиер готов был сражаться с иноверцами, но абсолютно не понимал зачем ему убивать каких-то террористов-христиан. И так со всеми. Кроме того практически у всех участников проекта в их времени оставались незавершенные дела. Это их тяготило. Некоторые даже лишались рассудка.

— Пока не вижу связи, — генерал отрицательно покачал головой.

— Разрешите я продолжу? — поинтересовался полковник. Генерал согласно кивнул.— Вот значит, Тристан, фамилия прикрытия Найденов, оказался идеальным объектом. Он адаптировался в нашей действительности очень быстро. Почему? Мне трудно сказать наверняка, но я все же рискну предположить. Во-первых, он был очень интеллектуально развит для своего времени. Знал несколько языков, играл в шахматы, неплохо музицировал, писал недурные стихи и даже был талантливым художником. Видимо это, в том числе, сыграло свою роль. Во-вторых, он был очень хорошим воином. В общем, через год его уже трудно было отличить от нашего с вами современника, а через полтора совсем невозможно. Через полтора года мы впервые его задействовали в операции "Зимний шторм" на Ближнем Востоке, а через два года разрешили жить вне пределов института. Казалось ничто не предвещало бури…— полковник замолчал.

— Давайте без этих ваших театральных эффектов, Николай Григорьевич, — генерал тоже перешел на имя-отчество. — Что произошло?

— Простите, — полковник продолжил, — поначалу казалось, что ничего. Капитан Найденов познакомился даже с девушкой. Вскоре речь о браке зашла, а потом…— полковник все же опять взял паузу. — Потом он прочел окончание своей истории и узнал, что Изольда умерла. Найденов запил и все полетело к чертям собачьим. Вот, в целях спасения проекта, я и принял решение отправить его обратно. На время. Чтобы он все увидел своими глазами.

— Полковник, вы идиот! — вспылил генерал. — Из-за вашего волюнтаризма мы могли сегодня проснуться двумя кондукторами автобусов!

— Только теоретически! — с неожиданной для себя самого смелостью парировал полковник. — Я давно предполагал, что прошлое неизменно. Так и произошло. Он все равно был ранен и умер.

— Это ладно. — Генерал остановился, обернулся и в упор посмотрел на полковника, тот даже поёжился от этого взгляда. — Но, поскольку он знал наперед, что должно произойти, он же мог изменить будущее?

— Не мог! — стоял на своем полковник.

— Почему? — опять спросил генерал. — Изольда прибывает. Они встречаются. Чудесное исцеление. Любовь-морковь. И вот мы, два дворника беседуем у ларька за чекушкой. Нет?

— Нет, товарищ генерал. — полковник улыбнулся. — Сейчас вы поймете в чем дело. Давайте поднимемся в корпус и вы сами все увидите в прямом, так сказать, эфире.

Генерал хотел что-то сказать, но передумал. Остаток пути до центрального корпуса института и потом до самого помещения операторов видеонаблюдения они прошли молча. Зайдя в помещение, полковник подал команду: "Товарищи офицеры!". Все десять операторов вскочили со своих мест и вытянулись в струнку.

— Вольно! — скомандовал генерал и обратился к полковнику. — Ну, удивите меня.

Полковник бросил взгляд на ряд настенных часов, представлявших разные часовые пояса:

— Еще две минуты, товарищ генерал. Прошу сюда. Присаживайтесь. — Он поколдовал у одного из мониторов и на нем появилось изображение стандартной медицинской палаты.

На кровати лежал высокий мужчина, крупный, но не грузный и читал книгу, поэтому лица видно не было. Название книги рассмотреть было трудно, но судя по цветовой гамме обложки какая-то беллетристика. На столе лежал открытый ноутбук и пара смартфонов. Генерал не мог отделаться от странного впечатления. Перед ним по ту сторону монитора находился герой десятка рыцарских романов с самым известным в истории Европы любовным треугольником за плечами, умерший полторы тысячи лет назад. Лежал и читал дешевый детектив. Сюрреализм прямо какой-то, подумалось генералу.

— И что я должен увидеть? — спросил генерал.

— Еще совсем немного… — быстро ответил полковник.

Генерал хотел что-то сказать, но в палате открылась дверь и внутрь впорхнула огненно-рыжая девушка с весьма и весьма привлекательной фигуркой, которую очень выгодно подчеркивало короткое платье с яркими цветами на веселеньком голубом фоне. На стул она поставила пакет, который держала в руках. Пакет упал и по полу покатились громадные ярко-оранжевые апельсины. Мужчина на кровати попробовал было встать. Но тут же был повален обратно, бросившейся ему на шею красавицей:

— Опять исчез. Опять госпиталь. И ни разу не позвонил почти за два месяца! Что ты можешь сказать в свое оправдание? — Раздался в динамиках приятный женский голос не очень старательно изображающий строгость.

— Задница у тебя классная! — Ответил мужчина.

Генерал выключил монитор.

— Понятно. — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Встал и вышел из помещения операторов, которые опять под ту же команду приняли стойку "смирно":

— Бабы-бабы… Всегда одно и то же…

Полковник выскочил следом:

— Женщины, генерал, — поправил он своего начальника. — и заметьте, никаких приворотных зелий на этот раз. Вы бы не вернулись сюда?

— Скажите, полковник, Найденов получается вернулся в свое время, потому что совесть одолела? Но Изольда же все равно умерла?

— Нет, товарищ генерал, жила долго и счастливо, — полковник подумал и добавил, — наверное счастливо, но то, что к Найденову она не приплыла это факт. Белый парус, смерть и проросшие сквозь могилы деревья. Это выдумки поэтов и трубадуров.

Генерал немного помолчал, потом достал серебряный портсигар, открыл его и сказал задумчиво, опять ни к кому конкретно не обращаясь:

— А задница у нее действительно классная…