Потсдамский вокзал
В пасмурное майское утро 1945 года внутри полуразрушенного взрывами снарядов Потсдамского вокзала, прижавшись к стене, сидел испуганный человек в военной форме. Он судорожно обхватил свое тело руками, будто опасаясь, что в следующее мгновение оно разорвется на части. Лицо человека было белое, вымазанное сухой землей и пылью, щеки впали, а на лбу выступили большие капли пота. Теперь нельзя было поверить, что в этих полных ужаса старческих глазах совсем недавно искрился зеленый цвет. Если бы не быстрое вздрагивание его груди, то этого человека в блеклых от грязи штанах и сапогах можно было бы принять за мертвого.
В двухстах метрах от него по дороге, ведущей к вокзалу, бежали трое, одетых в грубую темно-зеленую форму, с винтовками наперевес. На шее у этих людей висели горжеты на железной цепи с эмблемой орла, под которым черным было написано «Feldgendarmerie», что являлось отличительным признаком военной полиции. Они преследовали того испуганного человека.
Еще недавно это был юноша семнадцати лет по имени Хайнрих Шварц, уроженец Берлина. Сын состоятельных родителей. Его отец работал врачом в местном госпитале, а мать до войны была учителем истории в средних классах. Он получил превосходное образование и, избалованный благами жизни, привык к исполнению всех своих прихотей. Кроме относительно обеспеченного положения родителей, он не был обделен и внешней красотой: прямой нос, энергичные глаза, немного выдающийся вперед подбородок с ямочкой, родинка на правой щеке и густые черный волосы, зачесанные назад.
Однажды днем, сидя за столом во время обеда, юноша произнес:
— Русские приближаются к Берлину, и я решил добровольно записаться в солдаты.
Отец несколько секунд молча разглядывал стол, затем поднял голову и ответил:
— Ты сошел с ума. Разве мы с матерью для того тебя растили, чтобы ты стал солдатом и в первом же бою получил пулю? Война почти проиграна. Этому городу осталось стоять в лучшем случае — месяц. И мы, скорее, уедем в безопасную зону, чем будем здесь ждать конца. В армии обойдутся без тебя; поверь мне, сын.
После этого Хайнрих Шварц спокойно поднялся из-за стола и ушел в свою комнату.
25 апреля 1945 года советские войска вплотную подошли к Берлину, начав его штурм. Грянули выстрелы… Спустя полчаса по всему городу прозвучала сирена, предупреждающая жителей не покидать своих домов.
Утром 1 мая отец Хайнриха разбудил жену и в спешке стал укладывать чемоданы. Наконец, они собрали все самое нужное и поднялись в комнату сына. Но открыв дверь, увидели, что она была пуста. Мать начала кричать и метаться по комнате, а отец, постояв некоторое время, обнял ее и сказал, чтобы она ждала их с сыном здесь и ни в коем случае не выходила из дома.
В первый момент он даже не знал, куда бежать: город с трудом можно было узнать. На дорогах установлены баррикады, сделанные из всего, что только можно было использовать; многие дома стали походить на руины, а на улицах стояли брошенные автомобили и трамваи. Но вдруг какое-то необъяснимое чувство подсказало ему, где следует искать Хайнриха.
Добравшись до фронтовой позиции, находившейся в трехстах метрах от центра, он направился к солдатам, стоявшим возле ограждения. Теперь выстрелы и взрывы, которые раньше доносились до него, как далекий гром, рокотали совсем близко, заглушая его собственные мысли. Заметив его, один из солдат крикнул:
— Штатским дальше нельзя!
— Мне нужно. Там мой сын! Он уже давно хотел добровольно записаться на службу, но я запрещал. А сегодня он сбежал из дома и, скорее всего, оказался здесь.
— Мы ничем не можем помочь. Видите это ограждение? — он указал на высокую баррикаду, сложенную из разных предметов мебели. — За ней территория, занятая русскими. Ваш сын, вероятно, с остальными удерживает последние боевые позиции.
— Я должен туда попасть. Я должен забрать сына!
— Ваш сын, как и другие доблестные воины, проливает кровь за страну!
— Это не страна, если требует крови семнадцатилетнего мальчика.
— Сейчас всем особенно тяжело, и от каждого требуется полное самопожертвование во славу Рейха.
— Я все равно пройду и заберу сына домой.
Солдат уже поднял оружие, чтобы пристрелить этого сумасшедшего, но другой остановил его:
— Пускай идет — он все равно словит там пулю.
Отец обошел ограждение и ринулся сквозь громкий стремительный гул снарядов. Наконец, впереди он разглядел людей, заряжавших два огромных полевых орудия. Среди них он увидел своего сына. Хайнрих как раз вытаскивал из ящика очередной снаряд, когда отец схватил его за руку и потащил за собой. Но тот вырвался и заорал:
— Нет! Я не вернусь! Мое место здесь! Я должен защищать нашу страну, а если понадобиться отдам за нее жизнь!
— Хайнрих, пожалуйста, идем со мной. Нас ждет мама. Мы уедем в безопасную зону.
— Нет! Я никуда не пойду, — глаза Хайнриха были полны фанатичного безумия. — Убирайся обратно!
Отец в последний раз попытался взять сына, но тот оттолкнул его и бросился снова заряжать в орудие снаряд. У человека, который постоянно видел на работе чужую боль, который преодолел расстояние и смерть, чтобы найти своего сына, из красных от волнения глаз покатились слезы. В эту самую секунду ему показалась, что вокруг наступила тишина. Он не ощущал ни холодного ветра, сдувшего с его головы шляпу, ни выстрелов, свистевших вокруг… Он повернулся и медленно побрел назад.
Под утро бомбежка на время прекратилась, и Хайнрих Шварц со своими новыми товарищами, сложив рядом оружие, устало повалились на землю. Старший выдал им на двоих по консервной банке, и они накинулись на еду, как голодные собаки. Соскабливая остатки еды, Хайнрих лег на взрыхленную землю и взглянул на серое небо, где еще мерцали тусклые звезды. Он вспомнил стихи, где-то прочитанные им, и прошептал:
«Лишь бы мне поставить ногу в стремя
Живо распрощаюсь с вами всеми:
На коня — и поминай как звали!
Чтоб за шапку — звезды задевали!»
Хайнрих закрыл глаза, стараясь представить себя в будущем. Ему грезились слава и медали. Он думал, как в новом бою с винтовкой в руках побежит прямо в гущу врага, стреляя на ходу. И считал, что только в этом есть единственный и великий смысл. Ведь неожиданно с ним произошло что-то новое, столь непривычное по сравнению с его обыденной жизнью, что от этого у него закружилась голова.
….Но его мечты разрушил оглушительный удар разорвавшегося снаряда. Земля вздрогнула, и взрывная волна бросила его на пустые ящики из-под снарядов. Хайнрих открыл глаза и попытался подняться, но тело не слушалось его. В ушах стоял ужасный звон, и тошнота подступала к горлу. Он не слышал приказов, которые отдавал старший и не понимал, от чего вокруг такая паника. Постепенно, становясь все громче и громче, его слух прорезали истошные крики товарищей. Хайнрих обернулся и увидел прямо перед собой остекленевшие наполненные предсмертным ужасом глаза солдата, с которым они только что делили банку консервов. Его лицо было запрокинуто, по волосам текла кровь, а из развороченного лба вываливалась серая масса. Еще через мгновение другой солдат, которому на вид было не больше, чем Хайнриху, упал рядом с ним на колени. На его груди расплывалось красное пятно, а в раскрытом рту булькала кровавая пена.
Внезапно всё существо Хайнриха затрепетало. Ему привиделось, что это он лежит на промерзлой земле с пробитой грудью. Он почувствовал, как его мертвое тело сбрасывают в большую яму, заваленную таким же окровавленным мясом, и сверху посыпают известью. И тогда неодолимая сила подняла Хайнриха на ноги, и, перепрыгнув через еще живого, царапающего землю солдата, он помчался в ту сторону, куда ушел его отец. Краем глаза он видел, что вместе с ним бегут другие его товарищи. Проскочив мимо ограждения, Хайнрих без оглядки понесся дальше, сворачивая в узкие переулки. Убедившись, что преодолел достаточное расстояние, на котором его не застанут враги, он прижался к стене дома и дал себе время отдышаться. Однако в следующую секунду кирпич в полуметре от него пробил свинец. Но стреляли по нему не враги: недалеко от ограждения наготове стояла военная полиция, которой был отдан приказ расстреливать всех дезертиров. И как только отряд солдат пересек ограждение, жандармы начали стрелять. Большая часть перепуганных на смерть людей не успела пробежать и ста метров. За остальными теперь шла погоня…
Когда Хайнрих Шварц спрятался в одном из залов превращенного в руины Потсдамского вокзала, он услышал, как жандармы приближаются к нему. Их шаги мерещились повсюду. Хайнрих постарался задержать дыхание. Ему страстно хотелось вскочить и побежать, но остатки парализованного страхом разума настойчиво предупреждали, что двигаться нельзя, ведь пуля догонит гораздо быстрее. Хайнрих почувствовал, как все тело покрылось липким холодным потом, а одна капля прокатилась по лбу и повисла на реснице. Это была последняя капля, которая заполнила ужасом бьющийся в истерике мозг. Он вскочил, но колени подкосились, ударившись о мраморный пол. Что-то рядом с ним треснуло, и через миг послышался звук выстрела: пуля, вылетевшая из винтовки жандарма, разбила окно и вонзилась в стену, осыпав Хайнриха острой гранитной крошкой. Сделав над собой невероятное усилие, он поднялся с пола и ринулся к лестнице, ведущей в туннель городской подземки.
Внизу был полумрак. Оглянувшись вокруг, Хайнрих увидел множество людей, сидевших и лежавших на пыльном полу, на узлах и чемоданах. В основном это были семьи, не знавшие, где им укрыться. Здесь были пожилые мужчины, женщины и дети. Одна семья тесно прижалась в углу: отец с длинной бородой своими большими руками обнял жену и дочь. У женщины были красивые кудрявые волосы, лицом она прижималась к груди мужа. Дочь на вид лет шести была в запачканном голубом платьице, а в руках держала тряпичную самодельную куклу. Хайнрих Шварц вспомнил свою семью: он с горечью представил отца, которого оттолкнул от себя, и мать, волновавшуюся, когда он сбежал. Они, наверное, и сейчас ждали его дома и со слезами радости приняли бы обратно.
Вновь раздался выстрел… Пуля ударила Хайнриха в плечо, словно толкая его в темноту туннеля. Обезумев от боли, он спрыгнул на железнодорожный путь и побежал, спотыкаясь о шпалы. Тусклые фонари, висевшие на стенах, как трассирующие пули летели во мрак подземелья, указывая ему дорогу. Но тут позади себя он услышал глухой взрыв, фонари качнулись и рельсы задрожали мелкой частой рябью. Хайнрих остановился, прижав руку к пульсирующему теплой кровью плечу, и медленно обернулся. Из глубины туннеля на него надвигалась странная поблескивающая тень, быстро заполняя собой все пространство подземного коридора. Один за другим фонари гасли, поглощенные этой тенью. Рельсы под ногами затряслись, пытаясь оторваться от шпал. Лестница, по которой он только что спускался, станционный проем с колоннами и людьми, вскочившими на ноги, но не успевшими даже закричать, были проглочены в две секунды этим сорвавшимся с цепи чудовищем. Брызги, летевшие впереди, ударили Хайнриха в лицо, и в следующее мгновение безумный водоворот подхватил его и понес, бросая о стены, потолок, цепляя за фонарные плафоны, обдирая колени и локти о шпалы. Его легкие наполнила вода. Сознание отключилось. И наступил мрак…
Он открыл глаза, увидел над головой тусклый свет, и осознание случившегося вновь вернуло его к реальности. Свет становился все ярче и ярче, и Хайнрих понял, что его выносит на поверхность. Руки и ноги судорожно начали работать, помогая телу выбраться из потока. Наконец, его подняло над водой. Хрипя и кашляя, он с трудом сумел протолкнуть в легкие глоток свежего воздуха. Мир медленно вращался по кругу, и последний удар волны вынес его из туннеля, бросив на железные рельсы.
Тяжело дыша, Хайнрих поднялся на онемевшие ноги. Плечо его ныло, но рана, промытая водой, больше не сочилась от крови. Напрягая все силы, он перелез через низкую ограду и оглянулся. Вдалеке над деревьями возвышалось здание с конусообразной крышей, которое в детстве напоминало ему средневековый замок. Рядом с ним стоял его дом.
Как побитый пес, обессиленный и голодный, Хайнрих плелся по знакомой дороге, которая должна была привести его к родителям. Прямая улица была абсолютно пуста и казалась бесконечной. Над ним, освещенные солнцем, неподвижно застыли сгустки алых, как кровь, облаков. Ветер не поднимал даже пыль на дороге. А вместо громыханий бомбардировки стояло жуткое безмолвие. В глазах у него рябило, а голова раскалывалась от боли, словно набитая острыми камнями.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он дошел до подъезда своего дома, и едва заметная дрожь от волнения пробежала по его телу. Поднимаясь по лестнице, он почувствовал, как нечто подхватило его и понесло по ступеням. На верхней площадке стояли мать и отец. Они о чем-то спорили, но Хайнрих не мог разобрать ни одного слова. Медленно, словно во сне, мать повернула голову и, увидев сына, издала какой-то нечленораздельный звук. Ноги ее подкосились, и отец, подхватив ее, выкрикнул имя своего сына. Хайнрих бросился к ним, раскрыв объятия. Его пальцы коснулись родительских рук, и мать, отчаянно цепляясь за сына, зарыдала от счастья. Точно изнемогая от этого безумного порыва, они все вместе опустились на пол и долго еще не выпускали друг друга из объятий.
На следующее утро военный грузовик увозил их с оставшимся персоналом госпиталя, в котором работал отец, в небольшую деревушку на границе Германии. Полосы тумана низко стелились над дорогой. Боковое окно кабины грузовика запотело и капли росы, как слезы скатывались по мокрому стеклу. Хайнрих увидел в отражении себя. Увидел таким, каким он был когда-то — ослепленным ложными мечтами своего воображения. Вся его юность в одночасье сгорела в пламени собственного тщеславия. Пересекая границу Берлина, Хайнрих обернулся и разглядел вдали сломанную крышу Потсдамского вокзала. Он вспомнил, как спотыкаясь, спускался по лестнице в туннель подземки, вспомнил людей, сидевших на бетонном полу, девочку в голубом платьице. Но сейчас, кода отец с матерью безмолвно улыбались ему, согревая своей заботой, это казалось далеко в прошлом. Хайнрих зажмурил от счастья глаза, стараясь лучше ощутить родительское тепло, но когда его веки открылись, сиденья оказались пусты. Все люди вокруг исчезли.
Он огляделся по сторонам, однако стоило ему моргнуть еще раз, как грузовик, в котором он ехал, растворился, а сам Хайнрих оказался в подземном коридоре того самого вокзала... Удар пули пробил его плечо, и в глубине путей раздался глухой взрыв. Бешеный водоворот накрыл его, закрутил и понес, ударяя о стены. Легкие наполнила вода. Сознание отключилось. И наступил мрак.
В день окончания войны, женщина, идущая со своим сыном по рельсам городского надземного метро, увидела возле входа в туннель разлагающееся тело мужчины. Лицо его было бледно-желтое и разбухшее, глаза широко открыты, а из перекошенного рта выступали белые ровные зубы. Женщина одной рукой схватила мальчика, а другой попыталась прикрыть ему лицо. Они сошли с рельс на еще влажную от наводнения землю и двинулись к ограде. Теперь в том страшном мертвом человеке уже невозможно было узнать прекрасного юношу Хайнриха Шварца.