Смеженный мир

Просыпаюсь и понимаю: пробуждение снится. Причём не в обычном сне. Понимаю это, потому что есть два знака. Фонарь за окном, уже полгода бездельный, сейчас настолько ярче прежнего, что в комнате как днём. А вместо машинного рыка, внезапно рвущего ночь, — неумолчный, но приятный тихий шелест, словно шепчет о чём-то листва ветерку. Да, характерные свет и звук. Это смежённый мир, который может открыться, когда смежаешь веки.

Между прочим, в такоe определениe заложили, помимо парадоксальности, иронию, о чём вряд ли знает наш читатель из молодых. А заложена была ирония вот почему.

Первыми объяснили возникшее явление те, кто верит, что можно попасть в параллельные миры. У ближайшего (и по расположению, и по сути) общая с нами стена. По обе стороны вырабатывается уже столько всякой энергии, в том числе психо, что в стене проедены дыры. Мы замечаем их, если отключаемся от обычных явственных сигналов. И делаем вылазки в смежный мир, ставший легкодоступным. Естественно, это не как у лунатика (встал и пошёл), а скрытно, на тонком уровне.

Солидные учёные, придя в себя, разъяснили, как надо правильно понимать. Когда-то кто-то, переживший клиническую смерть, рассказал о движении к свету, общей благости. Следом двинулись другие мозги, где тлеющие биопроцессы могут, в принципе, питать именно такую иллюзию. Подсказанную! Вот и во сне началось подобное. Только более развёрнутое, потому что питания больше. При нынешнем инфообмене распространилось как эпидемия. Обрывочность того, что запоминается, подтверждает: это сон. Конечно, массовое видение улучшенного мира, к тому же личностное, интерактивное, — совершенно необычно. Заслуживает особого названия. Ну, возьмём "смежный мир", который так занятно преподнесли фантазёры, и продвинем это понятие к реальности.

Я оказался устойчивым к эпидемии, чему совсем не радовался. Люди впечатлениями делятся, а тут какая-то неполноценность. Ещё у меня профессиональное желание: дать не обрывки воспоминаний, которые оставляют слишком много белых пятен, а репортаж о смежённом мире. Это, в принципе, возможно, так как пальцы мои даже во сне шевелятся, если вижу интересное. Давно уже залегаю, приказав себе видеть смежённый мир, нацепив на себя поясной тайпер и связав его с редакционным автоправщиком, чтобы передаваемый текст удобнее было, в случае удачи, срочно поставить в номер. Много чего записал, а всё не то. Причём бывало такое не то, что боязно думать, кто в редакции читал.

И вот, наконец, получается! Уже спускаюсь на лифте, не торчать же дома. У подъезда благоухают цветы, заменившие вонючек на колёсах. Ага, вот куда машины делись: вижу съезд в подземный гараж. Я, как обычно, направляюсь к автобусной остановке. Вдыхая необычно чистый воздух. Необычно и то, что надо понять, куда мне дальше. Знаю, что самостоятельные действия здесь не очень удачны. Лучше подойти (или подъехать) за подсказкой к мигающей информационной стойке, которая есть возле каждой остановки. Можно также из такси запросить совет, что тебе предпринять.

Ко мне подкатывает, судя по эмблеме, "Москвич". Но какой! Двухместный. Бесшумность, элегантная фиолетовая обтекаемость. Нет, это не такси. Чернявый и носатый водитель в костюме и галстуке распахивает пассажирскую дверцу. Значит, это как у нас: в свободное от начальника время незаконно подрабатывает частным извозом. Хм, скользит по мне не очень-то любезным взглядом. Потому что я в шортах и футболке? Так вольно же вышел в каменный лабиринт, разогревшийся за жаркий день. К тому же удобно нажимать на поясном тайпере через тонкую футболку. Ну, ищи другого клиента, привереда!

— Вас уже ждут, — удивляет он меня.

Кто и почему может ждать? Спросить, или это будет глупо? Мне подали, как должное, такой автомобиль, а я спрашивать… Ну, сажусь.

— Везу, — лаконично докладывает мобильнику под носом.

Мы в тихом, но быстром потоке меж зелёных берегов, где сливается шелестение шин и листьев. Перекрёстки не тормозят, везде развязки. Бросается в глаза, что гораздо больше, чем в реальности, старых зданий, однако вовсе нет ветхих. Как, впрочем, и просто грязных. Тем не менее, город узнаваем. И понятно, что направляемся к центру. Но куда именно и зачем?.. Отвлекаюсь на то, что приключилось минувшим днём.

Я подходил к этой своей остановке. Автобус уже всосал очередь и заурчал довольно. Тут подбежала девчонка, протягивая руку, будто хотела удержать. Вот и зажало руку дверными створками. "Отпусти дуру!" — раздалось от кучки, которая потягивала пивко из бутылок. Водитель не слышал в дорожном шуме, смотрел уже в левое зеркало. Пигалица засеменила с ускорением. Как я так быстро рядом оказался и створку отжал? Маленькая кисть освободилась. Но перепутались наши ноги. Когда чуть ли не по моим глазам проехало чумазое колёсо, которое сделалось огромно-ужасным, я, наконец, испугался. Хотя старaлся, чтобы незаметно было. Поскольку девчонка превратилась в маленькую женщину средних лет.

На ней было лёгкое, по погоде, голубенькое короткое платьице, которое не скрывало интересную игру природы: тело в основном худенькое, но сделаны исключения для округлого личика с ямочкой на подбородке и для больших полушарий пониже. Поставленная мною на ноги, она растерянно смотрела большими карими глазами. Те начали мягко мне светить. Смуглое лицо, в обрамлении коротких вьющихся тёмно-каштановых волос, оживилось. И это была уже молодая женщина, причём симпатичная.

Благодарность за спасение. Скромность героя. Взаимопомощь при отряхивании. Совместное врачевание ссадин. Очень кстати нашлись в дамской сумочке мокрые салфетки и бактерицидные пластыри. Слово за слово. И как-то так получилось, что мы очутились у русских горок (по совпадению, намеченное мною мог отложить). Это при том, что избегаю их! Было дело в детстве, залез на дерево, глянул вниз, оцепенел… Теперь опасливо взирал снизу вверх на гигантскую, лежащую на боку, воронку.

И Соня, похоже, робела.

— Попробуем, — сказала, — вот как победить страх. Когда самые такие моменты, можно закрывать глаза. Ещё я сяду впереди, буду рассекать ужасы.

Улыбнулась мне тепло. Хитрюга, поняла моё состояние и решила поддержать. Ну что же, лучше, пожалуй, за женщиной тихонько, чем перед нею дико вопить от жути.

Поднялись на лифте. Пристегнулись к санкам, и те ринулись по направляющей в толстую, как бы ледовую, стенку воронки. Вниз наискосок, вылет наверх, и пошла безумная спираль с такими вращениями да петлями, что зажмуриваниями не обошлось. Орал я, однако, жутко-радостно. Прозрачная воронка была полна солнечного света, мельтешило много сверкающих саней, отчего казалось, что мы в бокале, где серебристо пузырится золотистое игристое. А губ моих касались шоколадные пряди.

После вольного трепыхания волосы её были призваны к порядку, заодно и мои. Для чего из дамской сумочки был извлечён походный парикмахерский набор. Соня сказала, смеясь, что наоралась, а меня что-то не слышала. Я скромно промолчал. Но затем всё-таки раскрылся, чего уж там. И мы посмеялись над этим. Ещё много над чем. Из чего сейчас надобно вспомнить вот о чём.

— В основном я брожу по этому миру и смотрю вокруг, — призналась Соня. — Между прочим, у меня в роду цыгане. А делами занимаюсь, если очень интересны мне. Кстати, вот эти аттракционы продвигала. Забавно было!

Соня появлялась у чиновника, про которого точно знала: берёт. И вворачивала, что к делу могут подключиться европейские бизнесмены, с которыми тесные контакты, её даже называют Евросоня. Чиновник делал сидячую стойку. Смазливая баба, тесные контакты с держателями валюты. Интердевочка? Сама — бизнесбаба? Сонька Золотая Ручка? Всё вместе? В общем, богатые ассоциации.

Визитёрша поднимала флаг патриотизма. Мол, обидно, что старинная наша забава, которая бывала и весьма искусной, превратилась у нас в американскую, когда за океаном начали делать горки не ледовыми, а железными. Но катание на санках по извилистым отверстиям будто бы ледяной глыбищи напоминает о катаниях в ледяных желобах, и такую горку можно смело называть русской. Чиновник одобрительно кивал: такая подача предлагаемого проекта благодатна. И вопрошающе смотрел, ожидая перехода ближе к телу.

Посетительница приводила ключевую деталь: с самого начала проект обеспечит выгоду тем, кто к нему причастен. Ну, отдача от рекламы задействованных еврофирм и прочее. Приоткрывала сумочку. Рука чиновника синхронно выдвигала ящик стола, принимающего купюры. Соня, максимально врубая магнетизм, который перешёл к ней от прабабки-цыганки, проникновенно говорила, что чиновник понравился ей, поэтому она, наверное, не оставит здесь меченую валюту и попортит запись, а тем козлам скажет, что он гордо отказался. После чего рука чиновника, наоборот, выгребала из ящика и пихала в сумочку. Плюс к этому, само собой, официальные разрешение и финансирование.

О моём незадавшемся штурме смежённого мира Соня сказала:

— А если делать иначе? Не приказывать себе видеть нужнoe, а расслабиться и положиться на волю случая. A случай может быть разный. Не обязательно как те учёные расписали. Они сами не всё знают. И что знают, не всегда точно скажут, чтобы люди не растерялись. Может, всё-таки доступен смежный мир? Попадёшь туда — ну, хотя бы через эти горки. Хи-хи! Да, забавно. Ну, а все-таки? Вот, смотри.

Достала из бездонной сумочки вязаную тонкую накидку. Показала на свет.

— Mного пустоты. Видишь, держу в кулаке и тяну через него, материя в нём ужимается, за ним расправляется. Теперь смотри, санки петляют и вертятся, в целом сужая спираль, пока не попадут в пипку воронки. Как будто цепляют и стягивают незримые нити материи. А после воронки что должно быть? Расправление материи. Не могут ли частицы, из которых и мы состоим, как-то запоминать ужатую позицию? И прыгать туда-сюда? Так, чтобы находиться в мире и нашем, и смежном. Он же, кстати, смежённый, потому что закрыт внутри основного мира. И да, смежённый, поскольку открывается, когда смежаешь веки.

Гы-гы! Образец женской логики. Где одна материя, а где другая...

Мы также высмеяли напрочь из себя испуг, возникший из-за Соньки Автобусной Ручки. Смехи перемежали с фруктовым мороженым и клюквенным морсом, которые особенно хорошо пошли в жару. Весело и вкусно. Незаметно-естественно на ты перешли. Но пора мне было всё-таки заняться ранее намеченным. А перед этим договориться продолжить удивительное знакомство. И тут Соня выдала (внимание!) финально-цыганское. Мол, ощущает: встретимся скоро безо всякой договорённости.

Итак, отступление в этом сонном репортаже, хотя и необычно большое, оказалось полезным. Теперь, пожалуй, всё сходится. Сначала было потрясение. Затем умопомрачительное верчение. Далее припутывание к якобы нитям иного пространства. Наконец, указание на скорую встречу. А имя Соня связано со сном. Разве могло это всё не подействовать на мозги мои? Пригласила, стало быть, спать. Или, точнее, вместе поучаствовать в интерактивном сне. И в этом сне чей-то персональный водитель согласился привезти к ней меня.

— Подъезжаем, — сообщает он в трубку.

При этом въезжаем на Красную площадь. Быть может, Соня развила тут весёлые русские горки? Вместо печально-торжественной усыпальницы в духе дальнеземных мавзолеев, пирамид и зиккуратов. А ту переместили, вслед за кремлёвским кабинетом вождя революции, в Горки Ленинские… Однако горок нет. А Мавзолей есть.

"Москвич" влетает под куранты! Соня в Кремле, что ли, закрутила, завертела? Ну, можно тут усмотреть золочёные холмики, горок же никаких не вижу. Поворачиваем направо, в запретную зону.

Водитель ведёт меня во дворец. До двери с табличкой "Президент"! Хм, почему бы и нет. Во сне ничего невозможного нет. Только вот, получается, предположение о Соне ошибочно. А дверь-то закрыта, чернявый отпирает её своим ключом. Порывисто распахивает, при этом пола пиджака приоткрывает пистолет, засунутый за пояс. Уже без ключа открывает вторую дверь, за "предбанником", и заглядывает в неё с явным обожанием. Резким жестом предлагает войти, от чего другая пола показывает мне второй пистолет. Сам водитель (или не водитель?) остаётся в приёмной.

В большом кабинете солидность, располагающая к большому делу. Красное дерево, на полу коричневатый ковёр с орнаментом. За рельефными остеклёнными дверцами шкафов — книги, причём, похоже, настоящие. Слева от длинной стены с окнами — триколор и двуглавый орёл, письменный стол и приткнутый к нему коммуникатор, который многочисленными горящими глазками выражает готовность передать куда надо что надо. На столе уживаются ноутбук и стопки бумаг. Кресло пустует. За приставным столиком тоже никого. И за совещательным на семерых. А, кто-то стоит в дальнем углу, куда немного не дотянулась яркая полоса заоконного света. Женщина с тряпкой. Всё-таки она? Она!

— Ты что здесь делаешь, Соня?

— Сейчас ожидаю тебя, вот очистила местечко, а вообще тружусь я тут, — обводит помещение тряпкой, — президентом.

Ну да, президент, управляющий тряпкой…

— Почему взаперти? Кто такой, серьёзный такой?

— Мой помощник одновременно и охранник. Если отлучается, запирает дверь в приёмную.

Присматриваюсь. Неподалёку от неё, прямо на полу, оргтехника, спущенная с круглого столика, который предназначался, видимо, для секретаря во время совещаний. К столику придвинута пара кресел. Да, гораздо уютнее, чем за слишком официальными столами. Соня в бархатном фиолетовом платье с глухим воротом. А тряпка — вышитая салфетка, которая только что снята, значит, с фарфорового чайничка… Усадив меня, Соня пристраивается во втором кресле. Берёт парящий чайничек, но вдруг застывает.

— А признаюсь-ка сразу, что была с тобой не совсем собой. Дело вот в чём… Как бы попроще да покороче… Я попадала сюда и возвращалась в обычный мир. Принцип этого ты слышал, хотя и вульгарно изложенный, по ситуации. Так вот, оказалось однажды, что возвращение — в умершее во время сна тело… Есть возможность задержаться, и я решила воспользоваться. Прежде всего потому, что занята чрезвычайно важной проблемой. Осталась тут, но хотела бывать и там. Не только чтобы просто бродить, как тебе сказала. Чрезвычайная проблема, которой я занимаюсь, — это судьба родного мира, и я должна хорошо знатъ его. Мой другой предок, венгерский король, не полагался полностью на доклады. Переодевался и своими глазами наблюдал жизнь подданых… Мне сделали аватарку. Как просила, моё подобие. Ты мог убедиться в этом. Главное — это я смотрела на тебя, это я говорила с тобой.

О-хо-хо, и в мире, который лучше, проблемы… А тут ещё мои коленки. Ну, пусть и во сне, а всё-таки. Передо мною дама королевских кровей, сама президент. Подобающе одета. Главный кабинет огромного государства… Экая промашка у меня с дресс-кодом! Вот, краснею. Коленками.

Заметила. Знакомо-тепло улыбается. Кликaeт пультиком куда-то вверх, и невидимый кондиционер откликается приятной волной. Соня разливает душистый чай по расписным чашечкам. Открывает и пододвигает ко мне баночку, от которой пахнет яблочным вареньем и ещё чем-то терпким, с горчинкой.

— Вот, хорошо согревает. Яблочное с имбирем.

— М-м-м! Вкусная польза.

— Нравится? Тогда признаюсь ещё. Сама делала! Вот и другие мои варенья. Хочешь попробовать?

Ещё как пробую!

— Значит, правильно я поняла возле горок, что ты сластёна, — заключает Соня, активно составляя мне компанию.

И всё-таки неудобно мне так налегать. Ведь приходится при этом вести репортаж одной левой. И вызовет ли моё вкусовое наслаждение достаточный интерес читателей? Скорее, чёрную зависть. Надо другое про смежённый мир.

— Да как же тебе удалось это место занять? Весь народ замагнетизировала?

— Меня выбирали учёные, а их не очень-то замагнетизируешь. Я президент Академии наук.

— Неужто у тебя и такая наследственность?

— Имеется. Прадеда, немецкого педанта, который переселился в Россию и вёл здесь успешные иследования, избрали академиком. Его сына, моего деда, избрали почётным академиком.

— Но почему ты в кабинете президента страны?

— Так у нас такой должности не предусмотрено.

— Какoва же исполнительная власть?

— А нет её. Забракована по причине больших издержек. Исполнительная власть любит исполнять для своих.

— Что же тут вообще с властью?

— Вообще проблема такова. Власть пьянеет от себя. Так что управление идёт у нас от народа.

— Через слуг народа?

— С этим тоже проблема. Слуги народа служат ему властью.

— А власть… Понятно… Ну и как же тогда?..

Серьёзно сплю я со знакомой новой! Как старшекурсник на лекции. Важное вводное — контролирую.

Оказывается, с государством управляется-таки даже кухарка, между своих основных занятий. Более того, управляются и кухарята, хотя до двадцати лет это тренировка, которая одновременно показывает аналитикам, куда склоняется молодая поросль. А все взрослые, уже имеющие навыки для управления и мозги для ответственности, решают, как должно быть в том месте, где они живут, и во всей стране. Варианты решений, в которых просчитаны последствия в их непростой взаимосвязи, предлагают специалисты. Они же сравнивают принятые решения, ищут разумные компромиссы, ведут обсуждения, переговоры. Вся суета до тех пор, пока не выкажет свою твёрдую волю подавляющее большинство. Не такое, которое обозначил один афорист: подавляющее большинство — это и меньшинство, подавляющее большинство.

Выявлять истинно народный интерес, массовый, полезный и справедливый, очень и очень трудно. Даже имея суперкомпьютеры, продвинутую математику, всю мощь современной науки, острие которой направлено на нужды людские. Сколько должно быть в большинстве? Как соотнести цифирь и гуманистические идеалы? И так далее, и так далее. В общем, идёт эксперимент. Им рулят не политики со своими завихрениями, а системно мыслящие академики. Эксперимент обнадёживающий. Тем не менее, пока что именно эксперимент.

Я хитро улыбаюсь: подсунут спецы вариант-обманку, вот и будет якобы народное решение... Тут же слышу, что рулевым академикам известны глубины человеческой натуры. Меры против корысти разнообразны, от культа честности до детектора лжи.

Если решение большинства о местной жизни сильно не нравится меньшинству, люди могут переселиться туда, где имеется то, что им по душе. Выбирать есть из чего. Соня для примера вызывает пультиком такую вот карту. Бросаются в глаза красные районы колхозов и совхозов. Белые подчиняются царям. В синих договорились пролетарии с буржуями. Пятна чёрные, лиловые и прочие. Если в поселениях по интересам тесно или же нужных вообще нет, можно затевать новые.

— А что тут делают гости из нашего мира, — спрашиваю, — как ощущают себя в этих сложностях?

Получаю добавку фантастики.

Пионеры, попавшие на дикий… простите, в смежённый мир, увидели кусочек привычного им, но с размытыми краями. Постепенно кусочек прирастал со всех сторон. Это естественно, ведь не может ужатый участок болтаться сам по себе, он тянет за собой в меньший объём окружающее. Дома и заводы, поля и леса, зверей и птиц. Всё-всё-всё! Дальше и дальше! По всему миру! Безлюдному… Потому безлюдному, что человеческому мозгу, весьма самостоятельному, надо самому вертеться-ужиматься, запоминать состояние, чтобы потом давать команду всему телу проявляться в смежённом мире.

— Так это что же, — возбуждаюсь я, — застолби, сколько захочешь?!

— Зачем? — пожимает плечиками Соня. — Пионерам даже не приходило такое в голову. Они хотели социальный эксперимент. А для него нужно, чтобы появилось местное население.

Проще это было в Европе. Где, собственно, и начинали в конце девятнадцатого века энтузиасты, в большинстве своём россияне. Они строили первые такие горки, ещё примитивные, посылали через них людей в смежённый мир, а там не только расселяли на местных территориях (во время сна), но и посылали на далёкие, чтобы поддерживать то, что без участия людей пропадёт. Одновременно в обычном мире строились горки в России. Затем по всему миру. И постепено передавались бразды правления местным. Это происходит до сих пор.

Соня опять кликает. На ковёр накатывается вода. Повыше возникают стены из секвойи. Это изображение Форт-Росс, поселения русских возле Сан-Франциско. Как когда-то, здесь опять обосновались наши, пусть и сонные, чтобы поддерживать инфраструктуру Калифорнии.

— К тебе деликатное дело, — Соня теребит салфетку. — У нас ведь появился взаимный интерес, не так ли?

Замираю. Киваю.

— Я напрягаю многих тем, что одна. Да и саму напрягает это. Нужен сопровождающий мужчина. С которым было бы интересно. А там, кто знает…

Вспоминаю, как смотрел на меня и на неё водитель. Не превратился бы увлекательный сон в кошмар!

— А этот, который привёз, — обретаю дар речи. — Похоже, что влюблён.

— Это точно. И мне Жак нравится. Но смешивать работу и личную жизнь…

— Можно и не смешивать. На работе ты над ним, затем по-другому.

— Хм… Ну, не вижу энтузиазма у тебя. Мне надо работать, Жак отвезёт.

— Один вопрос. Это точно сон?

Надевает на меня шапочку с контактами, такую же на себя, набирает задание компъютеру, а сама погружается в бумаги.

Я девочка. Собралась пронзить ножом палача свободы. Мешает случайность, ограничиваюсь грубостью… Я юная участница Коминтерна, явная и тайная, вот и в госпитале дежурю, куда прибывают всё новые раненые коммунары, а пушки всё злее… Хожу по комнате бессонной ночью. Надо бы так, чтобы палачи и пушки не вызывались на авансцену истории. Да, как бы расстанусь с юношескими завихрениями, уйду в науку. Скрытно расширю работу по вращению тела. Чтобы ещё и двигалось сложно. Тут, в Европе, сейчас много наших беглых специалистов, да и местные товарищи помогут. Будем делать хитрые русские горки. Чтобы частицы тел, остающихся в своём мире, могли вероятностно появляться в меньшем объёме. А разум осознавал это, когда не загружен информацией основного мира. И начать там научный поиск оптимального социального устройства.

— Вот, всё знаешь. Жа-ак, проводи! По нулёвке.

Он сначала ведёт меня в комнатушку, заставленую техникой. Интересуюсь, что за нулёвка. Мнётся, встречно спрашивает, как мне Соня. Лгу во спасение ситуации. Мол, нравится, но смущён реальным возрастом. Жак говорит: одно воспоминание, пожалуй, оставит.

Просыпаясь, улавливаю странную мысль: сейчас уже много было бы Софье Ковалевской.

Вёл репортаж О, Феникс.

Автоправщик. Вниманию редактора! В исторической справочной информации не нашло подтверждения следующее: причастность Софьи Васильевны Ковалевской к русским горкам такого рода; Евросоня. Не могу, однако, сам это вырубить, поскольку принципиальная возможность этого существует. Во-первых, имеется большая странность. Есть информация о социалистическом настрое Ковалевской, а также упоминание о том, что та была своим человеком в соответствующих кругах. Однако данные о деятельности в этой сфере скупы: участница Интернационала, дежурная в больнице для коммунаров. Могли быть и тайные действия. Во-вторых, в Европе прижилось название "русские горки". В-третьих, Софья была в Европе Соня.