Последний танец
И в танце он её кружа,
В объятья страсти заключил.
И замерла её душа,
Весь мир дыхание затаил.
Иногда в мире случаются такие события, последствия которых не в силах предугадать даже самые одарённые предсказатели. Поскольку, эхо от произошедшего, словно океанская волна, захлёстывает собой всё вокруг. В этот миг, мир, словно замирает, как замирают сердца влюблённых, когда они сливаются в страстном поцелуе, кружась в свадебном танце. И никто не смеет шелохнуться или произнести хоть слово. Ведь если этот момент спугнуть, повторить его уже будет невозможно. Поскольку события эти случаются лишь в то время, когда их никто не ждёт, но мир вокруг, отчаянно в них нуждается. Ну а уж если вам довелось стать их свидетелем, вы уже точно никогда не забудете их, и как последняя сплетница, при любой удобной возможности, будете пересказывать произошедшее, любому малознакомому человеку. Потому что, не каждый может с уверенностью сказать: «Я там был! Я видел, как изменился мир!».
Огонь ночного костра и танцы вокруг него -вот первое воспоминание, которое Олиен хранила в себе. Темнота ночи, и жёлтые языки пламени, разгоняющие её. Звуки барабанов, мягким гулом, заполняющие пространство вокруг. Лёгкий, тёплый ветер доносит запах трав из долины. Всё племя в сборе. Шаман задабривает духов и просит их принести удачу на охоте. Но предостерегает всех о заморских демонах, и напоминает воинам не забывать об осторожности. А потом наступает время «Угондтку» — танца страсти. Вся молодёжь пускается в пляс. И столь завораживающим было для неё это зрелище, что навсегда отпечаталось в памяти. Годы шли, но не успело настать ещё то время, когда она смогла бы станцевать свой танец страсти, как мир, который она знала, навсегда рухнул. Демоны были не таким уж и мифом, как многие думали. Они напали на деревню, убили вождей и воинов племени, а тех что остались — забрали с собой. Потом была тесная клетка, корабль и долгий путь в далёкую страну. А после, невольничий рынок. То был последний раз, когда она видела знакомые ей лица.
И вот прошло уже почти десять лет, как Олиен, дочь Маурны, прислуживает в доме герцога Адриана. Её научили языку, научили носить блюда с едой, помогать на кухне. Старались сделать из неё, как они говорили: «Цивилизованного человека». Но не было ещё и дня, чтобы она не вспоминала о своей деревне; не вспоминала бы лица своих братьев и сестёр. И никогда не покидала её надежда вернуться домой, потому что она всегда помнила слова своей матери: «Будь смелой, моя малышка Олиен. Потому что, если ты будешь смелой, то неважно какие опасности будут подстерегать тебя, ты всегда сможешь найти дорогу домой!». И она была, была самой смелой, и за смелость эту не раз была наказана.
И хотя время, проведённое в рабстве, сильно изменило её, две вещи остались неизменны: желание вернуться домой и воспоминание о танце страсти, а лучше сказать любовь к танцам. Ведь лишь только Олиен доросла до того, что её впервые отправили прислуживать на балу, она узнала, что демоны тоже танцуют. Не так конечно, как её племя, под незнакомые ритмы, но не менее красиво. Одна за дугой пары кружились в огромной зале, под необычную для неё музыку. «Вальс» — называли они этот танец. Позже она узнала и о других танцах: Кадриль, Англез, Котильон. И тогда она поняла, что лишь танцы помогут ей выжить.
Тайком подсматривая то здесь, то там, пытаясь повторить всё увиденное, она начала сама учиться танцевать. Сначала неуклюже, но с каждым разом всё лучше и лучше, шаг вперёд, шаг назад, и ночь превращалась для неё в череду повторений и тактов. «Раз, два, три, раз, два, три» — повторяла она в своей голове счёт.
И вот настало время очередного бала.
*****
Балы герцога Адриана всегда славились пышностью и роскошью. Уступая по своей красоте лишь празднествам, устраиваемым императорским домом. Два раза в год, вся знать собиралась в его имении, чтобы поучаствовать в этом знаменательном событии. Герцоги, лорды, бароны, благородные дамы и менее титулованные особы — все старались туда попасть. Ведь одного появления там было достаточно, чтобы в разы поднять свой статус. Но бал был не просто местом, где люди пили, ели и танцевали, это было не менее значимое событие в политической и торговой жизни империи. Так как именно на балах герцога Адриана, заключались самые значимые торговые сделки и брачные договоры, а в кулуарах плелись интриги и обсуждались решения правителя.
Не был исключением и сегодняшний бал. Имение просто готово было разорваться на части от огромного числа всевозможной знати, наполнившей его. Прислуга сбивалась с ног, чтобы угодить всем гостям. То здесь, то там пробегал очередной служка, с графином дорогого вина, в руках. Не в меньшем напряжении находилась и стража, ведь если вдруг с кем-нибудь из гостей что-то случиться, или кто-то захочет расквитаться за старые обиды, их головы полетят в первую очередь.
Не была исключением и кухня, работающая в авральном режиме. Главный повар, каждую минуту прикрикивал на очередного поварёнка, по его мнению, не слишком расторопно выполнявшего свои обязанности. По сторонам же бурлили кастрюли и жаровни, над которыми беспрестанно колдовали кухарки.
И вот, в этой суматохе раздался очередной крик главного повара Джозефа «Утунда, если ты ещё раз уронишь кастрюлю, то я одену её тебе на голову и сам лично тебя высеку! А теперь живо марш в кладовую! Принесёшь ещё лук и морковь!» И отвесив увесистого пинка, «для скорости», Джозеф тут же переключился орать на другого бедолагу, попавшемуся ему на глаза.
Утунда же, держась одной рукой за место, получившие пинок, отправился в кладовую, находившуюся в подвале имения. Пройдя дальним коридором, ведущим из кухни, он свернул направо и чуть было не снёс, выбегавшую оттуда, с очередным графином вина, Олиен.
— Тебя по сторонам не учили смотреть, — тут же принялась она кричать на него, — а если бы я его разбила?! Да нас бы вместе с тобой забили розгами до смерти!
— Ну ничего же не произошло, — обиженным тоном ответил Утунда, — сама то куда так спешишь?
— Граф Жобель пожелал особое вино из личного виноградника Герцога, — протискиваясь рядом со стоявшим в проходе Утундой, ответила Олиен, и добавила, не останавливаясь, — вот и бегу скорее, чтобы он не разгневался, а теперь уйди с дороги!
С этими словами она оттолкнула Утунду и поспешила в главный зал. Пройдя коридором направо от кладовой, она поднялась по небольшой лестнице, и пробежав ещё один длинный, широкий коридор, оказалась в задней части главного зала. Вся эта сеть коридоров была как раз предназначена для слуг, чтобы они как можно меньше попадались на глаза господам, и быстрее выполняли поручения, поскольку кроме стражи, да и то только во время каких-нибудь мероприятий, у каждой двери, в этих коридорах никого не было.
Вот и теперь перед ней предстал стражник в красном мундире, стерегущий дверь, ведущую к главному обеденному залу.
— Олиен! — воскликнул он, — ну и шустрая ты! Может начать время засекать, за сколько ты туда-сюда бегаешь? А то скоро рекорд будет!
— Только если ты побежишь вместе со мной, Дик! — с улыбой ответила ему Олиен, — открой дверь, а то граф Жобель так и не дождётся своего вина.
Дик, к слову, был одним из немногих, кто хорошо относился к Олиен и другим слугам, поэтому она могла позволить себе разговаривать с ним, не боясь и не преклоняясь.
— Нет уж, лучше тут постою, — усмехнулся Дик, и открыл дверь, ведущую в главный зал.
Лишь только это произошло, как тишина коридора сменилась шумом сотен голосов и музыкой, заполнявшей собой всё вокруг, а Олиен оказалась, прямиком за спинками кресел центрального стола. Во главе которого сидел герцог Адриан, в красно-белом парадном мундире, а по правую руку от него, его сын –Пол. Слева же с супругой и дочерью находились главные гости вечера — семейство Жобель.
Пока Олиен наливала вино в бокал графа, хозяин вечера, встав из-за стола и попросив тишины, начал речь: «Дорогие гости, я очень благодарен всем, что вы смогли сегодня посетить сей скромный приём! И покуда все ещё стоят на ногах и могут слушать, я бы хотел объявить об одном знаменательном событии: помолвке моего дорогого сына Пола и дочери графа Жобеля, Марианны!». И лишь только он закончил, как зал взорвался одобрительными возгласами и шквалом аплодисментов. «Тише-тише, мои друзья, — успокоил их герцог, — событие это произойдёт не ранее чем через полгода, когда Пол закончит обучение в академии флота. И все вы конечно будите приглашены, а теперь же, не смею более вас задерживать, поскольку вижу, что молодёже нашей уже не терпится продолжить танцевать, а людям более старшим, обсудить важные дела» — закончил он, и взмахнув рукой, подал знак того, что ужин окончен и все снова могут отправиться в бальный зал, а сам сел на своё место.
— Хорошие слова, герцог, предлагаю выпить за это, — повернувшись к Адриану, произнёс граф Жобель.
— И я с радостью сделаю это, мой будущий родственник! — ответил ему герцог, и зазвучал звон хрусталя.
Утолив жажду, граф, немного придвинув свой стул к герцогскому и продолжил:
— У меня есть к вам одно деликатное дело, Адриан, — понизив голос, произнёс граф.
— Я всецело слушаю вас, дорогой Пьер, — наклонившись к нему и так же почти перейдя на шёпот, ответил герцог.
— Как мы с вами знаем, моя дочь всё время, до помолвки, обязана находиться в вашем доме. И в связи с этим у меня к вам есть две просьбы: во-первых — служанка моей дочери, как не кстати скончалась от старости, поэтому я бы хотел попросить вас, выделить из своих слуг самую лучшую и назначить в личное пользование моей дочери; во-вторых — есть более важный вопрос — во время помолвки, дети наши должны будут станцевать танец, но так вышло, что мы с супругой не уделили этому моменту должного значения в воспитании нашей дочери, что заставляет меня снова просить вас об услуге. Поскольку мне стало известно, что вы имеете в своём распоряжении одного из лучших учителей танцев.
— Пьер, мне будет приятно и не составит большого труда, помочь вам, улыбаясь, отвечал герцог, — тем более, что решение первой проблемы находиться за вашей спиной.
И с этими словами он поманил к ним, стоявшую всё это время позади них Олиен.
— Как вы верно заметили, эта девушка сегодня не позволяет вашему бокалу опустеть, стало быть я думаю она проявит не меньше усердие, в услужении у вашей дочери, верно я говорю? — повернувшись к Олиен, спросил герцог.
— Да, господин, — покорным голосом, опустив взгляд в пол ответил она.
— Видите, Пьер, — обратился герцог к графу, — если потратить немного времени, то и из этих дикарей получаются хорошие слуги. Вы знаете, ещё мой отец…
Олиен же, как того требовали правила, сделала шаг назад и уже не слушала разговор господ. Теперь её мысли занимало лишь, то что сказал герцог Адриан. Она будет служанкой у дочери графа, что было как нельзя кстати, потому что Олиен никак не могла найти подходящую возможность незаметно сбежать. А теперь, когда ей не нужно будет целыми днями выполнять работу по дому, она сможет придумать как это сделать.
В этот момент начала звучать музыка, прервавшая цепь размышлений в её голове. Красивая, спокойная мелодия, неспешно набирающая темп. Всё громче начинали звучать скрипки, сильнее играть виолончель, а Олиен в своих мыслях уже кружилась среди этих пар в объятиях Нугаты.
Нугата — вторая её отдушина в этом доме. Такой же, как и она раб с детства. Персональный слуга герцога. Высокий, сильный, и самый красивый из всех, кого она встречала за свою жизнь. Правда была одна загвоздка — он в отличие от Олиен не хотел никуда сбегать. Но без его помощи она не могла обойтись, так как он намного лучше, чем она, знал мир вокруг, поскольку ему приходилось часто быть в разъездах вместе с герцогом.
Так в раздумьях и музыке этот вечер для неё подошёл к концу.
*****
Ночь была тёплой, а звёздное небо открывало взору замысловатые узоры миллионов белых огоньков. Нугата шёл по саду за усадьбой. Он знал, что найдёт Олиен здесь, под старым деревом, в самой дали, куда она всегда уходила танцевать. Так должно было случиться и в этот раз, но когда он наконец достиг заветного древа, то увидел, что его возлюбленная сидит, прислонившись спиной к стволу и смотрит на звёзды.
— Неужели ты наконец-то оставила свои попытки научиться их дурацким пляскам? — как можно мягче попытался спросить он, но его грубоватым голосом это звучало, как будто с насмешкой.
— Я же просила не смеяться над этим, — слегка обижено ответила ему Олиен, переведя взгляд в даль.
— Ну что ты, я и не собирался, — попытался оправдаться Нугата, — просто непривычно видеть тебя тут не танцующей.
— Я пыталась вспомнить, — она немного замялась, не зная стоит ли это говорить, — вспомнить лицо моей матери.
— И как? — с осторожностью спросил он.
— С каждым днём, это всё тяжелее. Оно словно ускользает от меня. Боюсь, настанет тот день, когда я и вовсе не смогу этого сделать, — сказав это Олиен повернулась к Нугате и продолжила, — но несмотря на мою сегодняшнюю грусть, у нас с тобой есть повод для радости. Я буду служанкой у невесты сына, нашего герцога, он сказал об этом сегодня вечером, когда я прислуживал за большим столом. А это значит, что у нас появиться шанс осуществить задуманное. Нугата, ты понимаешь? Мы наконец-то сможем сбежать, и вернуться домой!
«Дом», — это слово имело абсолютно иное значение для Нугаты, ведь в отличие от Олиен, он совсем не помнил родину. Будучи ещё очень маленьким, он попал в рабство, и надо сказать что если бы не герцог, который взял его к себе слуги, то, наверное, уже был бы мёртв, а может и что похуже. Поэтому слова Олиен вызвали в нём очередной приступ раздражительности. Ведь ему уже не раз приходилось спорить с ней на эту тему. Он положил ей свои руки на плечи, и стараясь максимально спокойно выражать свои мысли, заговорил: «Послушай, ну сколько можно думать о побеге? Неужели тебе не надоело? Я понимаю, что этот мир чужд нам с тобой, но вернуться домой нам не суждено. Да и где он, наш дом?! Ты вот знаешь, как туда попасть? Я, например, нет! Ну а скажем нам удастся отсюда сбежать, что мы будем делать, куда пойдём?
— Нугата, послушай…
— Нет это ты послушай, -он уже не мог остановиться, и начал повышать голос, — мы уже очень, очень, много раз это обсуждали. Нам тут хорошо, у нас есть еда и крыша над головой, а работа не такая уж и тяжёлая. Олиен, посмотри на меня, — она стояла, теперь уже опустив взгляд, — я безмерно люблю тебя, но я не позволю тебе опять натворить глупостей. Потому что я не хочу видеть, как тебя наказывают, или того хуже, как, твое тело притащит охотник на беглых рабов. Ну вот скажи мне, сколько ты знаешь историй о том, как чей-то побег закончился удачно.
— Одну, — спокойно ответила она, — и ты тоже её знаешь.
— Вот именно! Одна единственная история, которую без конца рассказывает старый Бугодо. А я тебе так скажу, он уже просто из ума выжил. И хватит к нему ходить. Если кто-то узнает, что ты ходишь на ферму без позволения, то это ничем хорошим для тебя не закончиться! Уж лучше танцуй свои дурные танцы тут, — на этих словах Нугата остановился. Он понял, что перегнул палку. Олиен сбросила его руки со своих плеч и молча пошла в сторону усадьбы.
«Постой, Оли (так он ласково называл ей), ну погоди же, — Нугата пытался остановить её, -Оли, я не хотел, ну постой, куда ты идёшь?». Не сбавляя шага, она повернула голову в его сторону, и процедила сквозь зубы: «Брухта». Это ругательство на их родном языке заставило Нугаату остановиться, и он решил, что лучше дать ей немного остыть, и после недолгих раздумий, пошёл к конюшне, поскольку хотел перед сном перекинуться парой словечек с Ондо, ещё одним рабом, работающим там.
Олиен же продолжала идти, и отнюдь не спать она собиралась, сейчас ей нужно было посоветоваться с одним единственным человеком, который её понимал, и она сожалела, что это не был дорогой её сердцу Нугата. «Да как он посмел, — негодовала про себя Олиен, — Пусть я люблю его, не позволю насмехаться над тем, что мне нравиться. Дурные танцы, ха! Вот пусть сам попробует сплясать, тогда и посмотрим кто тут прав. Нет, ну вы только подумайте, работа не тяжёлая! А если я не хочу всю жизнь быть рабыней. Не хочу прислуживать ни герцогу, никому бы то ещё». Так незаметно для неё, пробежали пятнадцать минут, которые занимал путь от усадьбы до фермы, на которой прислуживал старый Бугодо.
Она легонько постучала в дверь хижины, право жить в которой Бугодо заработал долгим трудом на ферме, и та практически сразу отворилась. Её лицо осветил фонарь, который держал в своих руках Бугодо.
— Малышка, Олиен, что ты тут делаешь в такой час? — воскликнул он, своим старым скрипучим голосом.
— Бу, прости, что я так поздно, но мне очень нужен твой совет, можно войти — протараторила Олиен.
— Конечно, проходи. Я лишь надеюсь, что тебя никто не видел, и этот визит никак не скажется на тебе, — пропуская её внутрь жилища, проскрипел Бугодо. А после закрыл дверь, предварительно осмотревшись по сторонам, и похромал к своему креслу опираясь на деревянный посох.
За следующие пол часа Олиен пересказала ему события ночи, включая неприятный разговор с Нугатой. Но чем больше она говорила, тем дальше её мысли уходили от верного направления, и Бугодо, до этого момента терпеливо слушавший, мягко остановил её:
— Малышка, Оли, подожди. В этом деле нельзя торопиться и рубить с плеча. Утунда — просто заблудший нода. Его слишком рано забрали, и он просто не знает другого дома кроме этого. Другое дело ты. Жаль, что я уже слишком стар, и не смогу отправиться с тобой, но вот помочь я тебе явно сумею. Ты говоришь, что через полгода эти хуны хотят провести большой думак — бал (Бугодо всегда вставлял слова из родного языка в свою речь). А что это значит? –спросил он Олиен.
— Будет много народа.
— Вот именно! А значит никому и дела не будет до того, куда подевалась одна маленькая нода. Следовательно, всё что нужно, это лишь собрать припасы в дорогу, и уйти как можно дальше, хотя бы до ближайшего леса. А там им тебя уже не найти.
— Ох, Бу! — Олиен встала с пола, на котором сидела всё время разговора и подошла к окну, — ещё полгода! Я не знаю, выдержу ли ещё столько. Мне противно находиться среди них, и каждый день видеть своих собратьев, трудящихся не покладая рук, и не имеющих надежды на светлое будущие. Ты знаешь, я готова что угодно отдать, за возможность вырваться из рабства. Духи предков, услышьте меня, я пожертвую чем угодно, если вы поможете мне стать свободной!
— Малышка, не стоит такого обещать духам предков, иначе ты можешь пожалеть о своих словах. Я тебе так скажу, анада. Послушай, старика, повидавшего жизнь. Прояви терпение и всё обязательно получиться! У нас ещё будет время всё обсудить и подготовить, а теперь тебе пора возвращаться, ведь завтра тебе предстоит познакомиться с новой госпожой.
После этих слов Олиен поблагодарила Бугодо за гостеприимство и отправилась назад к усадьбе, по дороге освещаемой ночным небом, погружённая в свои раздумья о том, что принесёт её завтрашний день.
*****
Три месяца прошло с тех пор, как Олиен прислуживала дочери графа Жобеля. И за это время она возненавидела её. Вряд ли в мире существовал кто-либо капризнее и злее чем Марианна. Каждый день превращался в череду нелепых поручений и постоянного недовольства по поводу того, как эти поручения исполнены. Раз за разом она отчитывала Олиен, каждый раз стараясь как можно сильнее указать на её положение рабыни. Но иногда, будучи в хорошем расположение духа, Марианна начинала рассказывать её о далёких странах, в которых она побывала, о людях и нравах в тех метах, о модных нарядах, о диковинных животных, которых она повидала, и многом другом в зависимости от настроения. Но отнюдь не это было спасительной соломинкой. Единственное, за что Олиен была благодарна судьбе в своём служении Марианне, так это за то, что ей приходилось почти всегда быть рядом с ней, а значит и на её занятиях танцами.
Нельзя сказать, что Марианне совсем не дано было танцевать, но почти каждые пять-десять минут, хореограф герцога, Гонзего, разорялся бранью, на своём незнакомом для Олиен, языке. Иногда Марианна отвечала ему, но поскольку научить её танцам, было непосредственное желание её отца, и хореографу были даны чёткие указания, несмотря ни на что, закончить обучение в срок, она, потупив глазки, замолкала. Что несомненно заставляло Олиен в глубине души, радоваться тому, что хоть кто-то ставил Марианну на место. Но конечно главное — это сами уроки, на которых Олиен, в отличие от ученицы Гонзего, ловила каждое слово учителя. Она и подумать не могла, о каком количестве нюансов она даже не догадывалась. Как ставить ногу, на что обращать внимание. Наконец-то для неё был открыт весь этот прекрасный мир танца.
По ночам же, когда все засыпали, Олиен выбиралась в сад, и воспроизводя в памяти уроки танцев Марианны, напевала мелодию вальса и тренировалась. Теперь у неё выходило гораздо лучше. Шаг поворот, ещё два шага. В эти моменты она забывала обо всём плохом, что её окружало и представляла себя свободной и танцующей на балу. «Ах, свобода! — звучали мысли в её голове, — Если бы только мне удалось сбежать отсюда! Как много вещей, которые я бы смогла совершить!».
«Хи, хи, хи!» — смех, который Олиен не могла спутать ни с чем другим, резко вырвал её из мира грёз.
— Это что же у нас тут такое? Маленькая рабыня возомнила себя танцовщицей, — продолжая посмеиваться, спросила её Марианна.
— Госпожа, я просто…
— Просто что!? Ты просто здесь кривлялась и мычала что-то себе под нос? Это ты хотела сказать? — возмущённым голосом задавала вопросы Марианна, ходя кругами вокруг Олиен, — или быть может ты изображаешь меня?
— Госпожа, я не…
— Замолчи, грязная рабыня! Как ты только додумалась до этого? Нет, ну вы только посмотрите на неё! Жак, не кажется ли вам, что эту мерзавку необходимо как следует высечь, за её дурное поведение? — обратилась Марианна к человеку, всё это время стоявшему поодаль, и которого Олиен не заметила сразу.
— Думаю это будет даже мягко для такого проступка, — проговорил незнакомец, и вышел из тени, скрывавшей его. Если до этого момента Олиен прибывала в неловком стеснении, от того что Марианна застала её танцующей, то теперь её охватил ужас.
Дело было в том, что если историю об удачном побеге Олиен знала только одну, то историй о неудачных попытках было предостаточно. С самого момента, как она оказалась в рабстве, ей, как и всем остальным в голову вбивали мысль о том, что побег невозможен. А уж если кто-либо всё-таки отважится на этот необдуманный поступок, то за ними придёт охотник за беглецами. Одет он будет весь в чёрное, на груди у него будет небольшой белый треугольник. И именно на этот самый белый треугольник, освещённый лунным светом на чёрном одеянии, сейчас смотрела Олиен.
— Жак, окажите мне любезность, — с этими словами Марианна протянула ему прут, который подняла с земли рядом с деревом.
— С удовольствием, Виконтесса Марианна, — он принял прут из её рук, и сразу же нанёс удар по ногам Олиен, от чего те подкосились, и она оказалась на земле. Удар, ещё один. Он с нескрываемым удовольствием продолжал хлестать её. В лунном свете, его маниакальный взгляд приобрёл, какую-то особую ярость. Ещё удар — он бил в основном по ногам, но и остальным частям тела Олиен тоже доставалось.
— Нет, пожалуйста, хватит, -взмолилась Олиен, — вы убьёте моего малыша!
— Ахахах, что? — рассмеялась Марианна, — ты что же, беременна? Ни кажется ли тебе, моя милочка, что это уже перебор. Вашему сброду ведь запрещено иметь детей без дозволения господина. Нет, я конечно до этого момента терпела твою дерзость, но теперь с меня достаточно. Я завтра же поговорю с Герцогом, и он немедленно прекратит всё это.
— Госпожа, — вмешался Жак,— у меня есть идея получше. Попросите герцога подарить вам эту рабыню. И пусть себе рожает. А ребёнка если позволите, потом заберу себе я, в оплату услуг конечно.
— Жак, вы не перестаёте удивлять меня своей находчивостью! Ну что же, пускай так тому и быть! А теперь проводите меня обратно в дом, что-то эта прогулка мне наскучила, — с этими словами Марианна и охотник отправились в сторону усадьбы, оставив избитую Олиен на земле, всю в слезах.
*****
Со времени той ужасной ночи прошло почти три месяца, и каждый новый день приближал Олиен к моменту, когда она должна была решить — покориться судьбе или бороться за своё будущие. Марианна сдержала своё слово, и теперь Олиен была в числе свадебных подарков, предназначенных ей. Но куда больше её ужасало то, что после родов, ребёнка у неё отнимут и отдадут этому ужасному человеку. А тот факт, что он так же был охотником на беглых рабом, усложнял выполнение задуманного плана. Близился день свадьбы сына герцога и Марианны, и именно в этот день, так как ей посоветовал Бугодо, Олиен планировала сбежать. В любой другой день заметив её долгое отсутствие, Марианна непременно бы приказал разыскать Олиен, а когда бы поиски не увенчались успехом, то немедленно была бы объявлена погоня, и её бы быстро нашли. Но в день свадьбы, даже если кто-то обратит внимание на то, что Олиен долго нет, то решит, что она выполняет какое-нибудь поручение в другом месте, и хватятся её только к утру, а за это время она доберётся до ближайшего леска, а там им уже её не найти. Оставалось только дожить до этого момента. Потому что с каждым днём становилось всё невыносимее.
Герцог отказал Нугате в разрешении вступить в брак с Олиен, поскольку он пообещал её в подарок Марианне. А если бы он дал своё разрешение, то либо пришлось бы отдать и Нугату, на что герцог идти не хотел, поскольку быль весьма консервативен, и не хотел тратить время на обучение нового слуги. Но точно так же он не хотел расстраивать свою невестку, изменяя своё решение по поводу Олиен. И после отказа Нугата совсем отдалился от неё. Но хуже было то, что Марианна узнала о прошении Нугаты, и с тех самых пор у Олиен прибавилось работы и побоев. Часто в роли палача выступал Жак, и в то время как он поколачивал её Марианна наблюдала за процессом.
Но в последнее дни он от неё отстал, поскольку на соседней ферме несколько рабов совершили побег, при этом убив охранника, и Жак теперь занимался своими непосредственными обязанностями. Было и другое приятное событие, которое навсегда запечатлелось в памяти Олиен.
В один из дней Марианна взяла её с собой в порт, поскольку лично хотела встретить свою сестру, которая при этом должна была привезти бальные платья для свадебного вечера. Олиен относилась к числу домашних рабов, и последние десять лет провела в имении. Самая дальняя точка, куда её разрешалось уходить, был соседняя ферма, да и то днём. Так что об окружающем мире она знала лишь только по рассказам некоторых слуг да самой Марианны. Поэтому Олиен и представить не могла, что воспоминания десятилетней девочки, которую продают на невольничьем рынке, не идёт не в какое сравнение с реальностью.
Путь до порта проходил через город и всю дорогу Олиен крутила головой по сторонам удивляясь всему новому, что она видела. Город словно состоял из переплетения красок. Люди в нарядных одеждах ходили по многочисленным улицам, экипажи заполняли дороги, а великолепные высокие дома, ничуть не уступающие имению герцога, заполняли собой пространство вокруг. Но самое яркое воспоминание у неё осталось от увиденного в порту. Олиен и представить не могла, что корабли произведут на неё такое впечатление. Ведь до этого момента она видела только один, да и то изнутри, и слабо помнила, как он выглядел, поскольку была перепуганным ребёнком. Но теперь ничто не мешало ей рассмотреть каждую деталь, этих великолепных творений. И чем дольше она любовалась, тем сильнее движение судов напоминало ей танец. Будто летающие ангелы, грациозно кружащиеся в небесном хороводе, корабли, каждый занимая положенное ему место, плыли спеша по своим делам. Олиен не могла оторвать глаз от этого магического великолепия. И лишь только «шпынянья» Марианны, не давали ей насладиться этим зрелищем в полной мере. Так прошёл один из самых ярких вечеров в жизни Олиен, и воспоминания эти навсегда запечатлелись в её памяти.
*****
И вот настал день, когда всё должно было случиться. Припасы, на первое время, были спрятаны в конюшнях. Старый Бугодо, которого прислали помогать в имении, должен был в случае если возникнут вопросы о том где Олиен, говорить, что видел её не так давно, и это должно было дать ей время уйти как можно дальше. А самое главное, маленькая месть, которую Олиен замыслила для Марианны, тоже была осуществлена.
Солнце едва взошло над горизонтом, Марианна со своим новоиспечённым супругом должны были прибыть только к вечеру, а в имении весь день должна была продолжаться подготовка к вечернему балу. Так что, пока все ещё спали, Олиен выкрала из покоев Марианны платье, в котором та должна была появиться на балу.
Она как раз заканчивала прорезать в нём дыры, когда услышала на улице шум. Дома рабов находились на небольшом отдалении от усадьбы, и стояли в ряд вдоль дороги до неё. И когда Олиен выглянула в окошко, то увидела незнакомого ей раба, практически на четвереньках пытающегося идти по дороге. Лицо его было в крови и руками он закрывал рану на животе. Олиен тут же выбежала на улицу, при этом перебудив всех своих соседок.
Раб как раз оказался у крыльца её дома, когда силы покинули его, и он почти рухнул на землю, но Олиен успела подхватить его. «Он идёт…» — только и успел простонать бедняга, когда на дороге показался Жак. Посмотрев по сторонам и увидев свою добычу, он уверенным шагом направился к ним. «Ну вы только посмотрите, кто у нас тут. Самая невезучая рабыня, которую я встречал. А ты знаешь, каким наказанием карается помощь беглецу?» — и в этот момент раб, лежавший на руках Олиен из последних сил попытался подняться, и побежать, но тут же прозвучал выстрел, и бездыханное тело упало на землю прямо перед ней.
— Ты просто чудовище, — подскочила Олиен с земли и попыталась кинуться с кулаками на Жака, но тот с усмешкой оттолкнул её, так что она оказалась на земле.
— Ты что это себе такое позволяешь! Ты же просто грязь, ничтожество, — Жак присел на корточки рядом с ней, и одной рукой взял её за подбородок, — да если бы не обещанный мне выродок, которого ты таскаешь в своём брюхе, я бы и тебя пристрелил как собаку.
С этими словами он взял лежавшую у обочины палку, и проговорив: «Но в удовольствии, наказать тебя, я себе не буду отказывать», — начал избивать Олиен. Она не знала, сколько это длилось, пять минут или десять, а может и дольше, но последним воспоминанием, перед тем как она потеряла сознание, было лицо Нугаты. Наполненное стыдом и страхом, лицо отца её ребёнка, который смотрел в приоткрытую дверь дома, и даже не пытался ничего сделать.
Она очнулась только к вечеру, едва живая, лёжа в своей постели. Рядом с ней сидел старый Бугодо. Олиен попробовала пошевелиться, и каждая частичка её тела отозвалась болью.
— Тебе лучше не стоит шевелиться, — сказал он, увидев, что Олиен пришла в сознание.
— Как я здесь оказалась? — слова давались ей ничуть не легче, чем движения.
— Другие нода принесли тебя в дом, когда этот мясник успокоился.
— Давно я тут лежу? — она попыталась приподняться с постели.
— Уже вечер, малышка. Лучше не шевелись, доктор сказал, что тебе нужен покой.
— Доктор? — в этот момент страшная мысль закралась в голову Олиен, ведь из-за того, что раба поколотили, доктор вряд ли согласился бы прийти.
— Моя бедная малышка Оли, я не знаю, как тебе сказать… В общем ты потеряла своего дого, — и на глазах его навернулись слёзы.
Только теперь Олиен поняла, что за пустоту она почувствовала, когда пришла в себя. И вот ощупав свой живот, она осознала, что Бугодо не врал. Её малыша больше нет. И во всём виноват этот охотник на беглецов. Боль душевная и физическая смешались в ней, и будучи совсем без сил она легла и беззвучно заплакала.
Прошёл ещё час, и только тогда Олиен смогла взять себя в руки.
— Помоги мне встать, Бу, — проговорила она.
— Оли, тебе правда не стоит… — она не дала ему договорить
— Бу, я очень тебя прошу помоги, если ты мне всё ещё друг, — железным, безэмоциональным голосом, проговорила Олиен.
Бугодо замолчал, и подхватив её под руку, помог встать. Олиен же начала собирать вещи из своей тумбы в заранее заготовленную походную сумку.
— Что ты делаешь, Оли? — удивлённо спросил, Бугодо.
— Ты сказал, что по словам доктора, мне лучше до завтра быть в своей постели, а это значит, что меня до утра точно никто не хватиться. Поэтому если я уйду сейчас, то у меня будет шанс сбежать достаточно далеко, чтобы меня не нашли.
— О великие духи предков, ты что, Оли! Ты такое пережила, а теперь ещё и по лесам бегать собралась? Я не позволю ещё и тебе погибнуть понапрасну! — с ужасом воскликнул старик.
— Послушай меня, Бу! — она повернулась к Бугодо, и посмотрев ему в глаза, заговорила, — всё, что сегодня случилось — это не спроста. Предки забрали моего малыша, ради того, чтобы помочь мне сбежать. Ты был прав тогда. Мне не стоило обещать им всё что угодно. Но раз судьба распорядилась таким образом, я не упущу этот шанс. У меня ещё будет время оплакать малыша, и не смей мне говорить, что он умер напрасно! Но для этого мне нужно вырваться из этого плена. И если ты не хочешь мне помогать, то хотя бы не мешай!
Бугодо был достаточно стар, для того чтобы пытаться противоречить отчаявшейся женщине. Тем более он понимал, что в словах Олиен есть доля истины. Никто и правда не хватиться ей до утра, а может быть и дольше, а значит ей действительно может повезти. Поэтому он помог собрать ей вещи, и они вместе отправились к конюшне, где были спрятаны припасы для побега.
Несколько минут ушло на то, чтобы всё упаковать, и Олиен с прихрамывающим следом за ней Бугодо, уже выходили на улицу, когда перед ними внезапно возник Жак. Поскольку Олиен в этот самый момент обернулась к Бугодо, появление Жака она не заметила, и просто налетела на него. Он же оттолкнул Олиен от себя, так что на еле-еле устояла на ногах, но её дорожная сумка выскочила из рук, и упала на пол конюшни, раскрывшись.
— Так, так! — с нескрываемой радостью, протянул Жак, глядя на содержимое сумки, — кажется кто-то решил сделать ноги, прямо у меня под носом!
Олиен же оцепенев от страха, просто стояла и смотрела на него, не в силах пошевелится, понимая, что её затея с побегом провалилась, не успев начаться. В этот момент Бугодо встал между ней Жаком, заслоняя Олиен собой.
— Ты ничего больше ей не сделаешь, — прохрипел он, перехватывая при этом свой посох обеими руками, и готовясь защищать Олиен от Жака.
— А ты у нас кто? Старый герой или её папочка? Проваливай отсюда пока цел! — Жак всеми частичками своего тела, как он сам не раз говорил, ненавидел рабов, и то что один из них, да ещё и старик встал у него на пути, распаляло в нём злобу. Он достал из кобуры, висевшей на поясе, свой пистолет, и нацелил его на Бугодо.
— Я не боюсь смерти, Брухта.
— Думаешь оскорбление на твоём поганом языке причинят мне боль? Знаешь, что, старикан, я ведь и так шёл пристрелить эту никчёмную девчонку, раз уж она оказалась настолько слаба что не смогла выносить обещанного мне ребёнка. Но теперь я всё же получу свою награду! За вас двоих, как за беглецов, которых я поймал! — после чего он разразился жутким смехом.
Это был единственный момент, когда Жак на секунду ослабил бдительность, предвкушая свой успех, но и его оказалось достаточно. Бугодо взмахнул посохом, попытавшись выбить оружие из рук Жака, но это у него не вышло и тот успел выстрелить, ранив его в руку. Бугодо взревев тут же накинулся на Жака и повалил его на землю. Они стали бороться, и Жак, зажав курок начал стрелять, пока Бугодо пытался выхватить у него пистолет. Пули врезались в деревянные конструкции конюшни, совсем рядом с Олиен, которая до это момента стояла скованная ужасом. И тут одна из них попала ей в ногу. Боль пронзила её поражённую конечность, и она упала на землю как раз в тот момент, когда следующая пуля просвистела у неё над головой, и если бы не предыдущая, то эта оказалась бы для неё смертельной. Бугодо наконец удалось выбить пистолет из рук Жака, и хоть он был уже стар, но силы ещё не оставили его, и бороться получалось почти наравне. В какой-то момент Жак попытался вырваться к пистолету, и Бугодо со спины успел набросить на него посох, держа его двумя руками, и начать душить. Так они снова оказались на земле, один лёжа на другом. «Оли, помоги мне! Пистолет, скорее возьми его!» — пытался докричаться до неё Бугодо.
Олиен слышала, что кричал Бугодо, но боль в ноге не давала ей подняться. Видимо выстрел попал в кость, и та скорее всего треснула. «Скорее Оли!» — продолжал звать её Бугодо, поскольку силы начинали покидать его, пока Жак пытался высвободиться из его удушающего захвата. Олиен посмотрела в их сторону, затем перевела взгляд на пистолет, и поползла к нему.
Жак был удивлён, силе старика, и по началу даже был рад что всё оказалось не так просто, но теперь, когда его шею сдавливал деревянный посох, он понял, что всё куда серьёзнее. Одну руку он просунул под посох и пытался ослабить хватку старика, а второй начал пытаться достать кинжал, висевший у него на поясе. Через несколько секунд ему это удалось, и перехватив его остриём вниз, он несколько раз всадил кинжал в бок Бугодо. Тот вскрикнул от боли и отпустил посох, что позволило Жаку вскочить на ноги, и выхватив второй пистолет, прикончить старика несколькими выстрелами. Откашливаясь он обернулся в поисках Олиен, держа оружие на изготовке, и замер.
Олиен, как раз доползла до пистолета, и пыталась встать, опираясь на дверцу стойла, когда за её спиной прозвучали выстрелы. Она резко обернулась, держа пистолет в руках, и увидела лежавшего в крови Бугодо и Жака, который в этот момент повернулся в её сторону.
— Ну вот и всё мерзавка, тебе не сбежать, и твой старикан больше мне не помешает, -прохрипел Жак, держась одной рукой за горло, повреждённое посохом Бугодо.
— А мне уже нечего терять, — произнесла Олиен.
Несколько выстрелов прозвучали в вечернем полумраке конюшни, а затем всё стихло. В дали звучали звуки бала, который как раз начался, экипажи один за другим подъезжали к центральному входу усадьбы, слуги сновали туда-сюда, а Олиен сидела на земляном полу конюшни и не могла поверить, что до сих пор жива. Её спасло то, что она выстрелила первой, и пуля, поразившая Жака, не дала ему прицелиться как следует. Следующий выстрел убил его, но и Олиен оказалась ранена ещё раз. Пуля попала ей в бок, пройдя на вылет и теперь она сидела, смотря на два трупа лежавших напротив неё, истекала кровью и никак не могла понять, что же делать дальше. Она попробовала встать, но это получилось у неё не сразу. Наконец пересилив себя, она поднялась и сумела дойти до тела Бугодо. «Бедный Бу, — думала она про себя, — зачем ты пошёл сюда со мной, зачем отдал жизнь за меня?». Она подняла его посох, и опёрлась на него. О побеге теперь не могло быть и речи, ведь раненая она не сможет далеко уйти, ну а как только все узнают, что она сделала, то её неминуемо казнят. И в этот самый момент до неё донеслись звуки музыки оркестра. Что-то словно переключилось в её голове. Один маленький щелчок, и она тут же поняла, что должна делать.
Каждый шаг давался ей всё сложнее, но сдаваться она не собиралась. Она не встретила никого, ни по пути из конюшни, пока шла до своего дома, ни сейчас подходя к дальнему входу для рабов. Удача, так не вовремя посланная ей, помогла проделать весь этот путь, и вот она прошла в дверь и юркнула в потайной ход, который напрямую должен был вывести её к заднему выходу бального зала. Голова закружилась, и она сделала остановку. На секунду ей пришла в голову мысль, что возможно не стоило заходить в свой дом, но с другой стороны разве могла она прийти на бал без платья.
Утром, перед тем как Жак избил её, она как раз заканчивала прорезать в этом платье дыры, чтобы отомстить Марианне. Но после случившегося, никто из её соседок не посчитал нужным рассказать, что Олиен стащила хозяйский наряд. И вот теперь она могла заявиться на бал как положено — в бальном платье. Она слегка улыбнулась, пытаясь представить, какую истерику закатила Марианна, не обнаружив вечером своего наряда. Конечно были и другие, но выбрала то она этот. Что должно было доставить ей не мало расстройств. Олиен собралась с силами и продолжила свой путь. Пройдя тёмным коридором, она оказалась у потайной дверцы в стене, которая вела в коридор для прислуги, отворила её и вышла. Она понимала, что у этой двери будет стоять охрана, но никак не ожидала что это окажется Дик.
Дик с удивлением посмотрел на открывшуюся в стене дверцу, и ещё больше удивился, когда оттуда вышла Олиен.
— Боже мой, Олиен, это ты? Что ты тут делаешь в таком виде? — не верил он своим глазам. Но тут Дик, заметил в её руке пистолет, и попытался достать своё оружие.
— Прости меня, Дик, но мне надо попасть внутрь, -с этим словами, Олиен нажала на спусковой крючок, и звук выстрела потонул в шуме музыки доносящейся из-за двери.
Она подошла к телу Дика, и с сожалением проговорила: «Прости меня, Дик, ты всегда был добр ко мне, но ты бы не дал мне сделать, того что я задумала». Она отвела свой взгляд от его тела, и подумала, что злодейка удача всё ещё на её стороне, ведь если бы это был дугой стражник, то он бы не замешкался, и ей бы уже пришлось лежать на полу мёртвой, в паре шагов от цели. Затем подошла к дверям, отбросила посох Бугодо, который служил ей опорой весь путь от конюшни до них. И гордо подняв голову, отворила их, поскольку не могла больше заставлять гостей ждать...
Увиденное заставило всех в бальном зале с ужасом расступиться в стороны. Неказистое существо, покрытое зеленоватой шерстью и словно кто-то решил пошутить, одетое в порезанное бальное платье, шло в центр зала. Третья нога волочилась по полу, что было всем видно поскольку платье не ровно сидело, на угловатом теле самки с планеты «Сильва», жители которой являлись рабами Человеческой империи вот уже почти пятьдесят лет. С боку на платье проступало пятно зеленоватой крови, в одной руке она держала огнестрельный пистолет (оружие охотников за рабами), а в другой плазменную гранату с выдернутой чекой, которую она позаимствовала у того же охотника на рабов. Все просто пятились в стороны, не решаясь что-либо предпринять, ведь если произойдёт взрыв, то как минимум половина присутствующих превратиться в пепел.
Оркестр находился в противоположном конце огромного зала, и продолжал играть, не замечая того что происходило. И тут она начала танцевать. С раненой третьей ногой ей это давалось очень тяжело, но тем не менее ей нельзя было ударить в грязь лицом. Ведь она была на балу, в бальном платье, а значит она должна была танцевать. В голове её проносились воспоминания последнего полугода. Момент, когда, её заставили служить Марианне и она спланировала свой побег; звёздное небо, в которое она вглядывалась ночами под старым деревом на заднем дворе, пытаясь угадать возле какой звезды вращается её родная планета; поездка в космопорт, где она любовалась космическими кораблями кружащими, словно в танце, у неё над головой; момент, когда она узнала, что ждёт ребёнка и когда потеряла его; смерть Бугодо и много чего ещё…
Жизнь понемногу вытекала из неё струйкой зелёной крови, но она никогда не была так свободна как сейчас, перед всеми этими испуганными лицами. Она не испытывала страх, поскольку никогда не боялась и была смелой, какой ей всегда говорила быть её мать. И тут она столкнулась взглядом с Марианной.
— Госпожа, — обратилась Олиен к ней, — у меня есть для вас свадебный подарок…