Кривые зеркала грядущего
"Будущее — это зеркало без стекла"
Ксавье Форнере
01.
— Да что ж у нас за бардак-то такой?! — проворчала я, переступив рваную тряпку неизвестного предназначения.
В центре коридора валялся огрызок огурца. Рядом ютилась хлебная корка, щедро раскидавшая вокруг сотню засохших крошек. За ней виднелась подгнившая кочерыжка и обглоданный початок варёной кукурузы. На заднем плане высилась гора смятой рекламы из почтового ящика.
Скажете, хочешь порядка, займись уборкой.
Вот только не я мяла и раскидывала листовки. И не в моих традициях разбрасываться хлебом. И кочерыжка с огрызком огурца явно чужие. К тому же я не люблю варёную кукурузу.
Но эти безобразия здесь. В моём коридоре.
Раньше поддерживать порядок было легко. Стоит ли сдувать каждую пылинку, когда рядом работящий домовой.
Но всё изменилось. Однажды на пыльной дорожке я насчитала семь пар следов маленьких ножек в крохотных башмачках. Семь пар аккуратных отпечатков подошв на толстом шлейфе посторонней пыли. Крупной и бурой.
И никого из великолепной семёрки пыль не заинтересовала. Не зря говорят: у семи домовых хата без присмотра.
Спросите, зачем мне семь домовых? Шестеро из них мой дом считать своим не собирались! Их дурной пример в корень испортил и моего домового. Он ощутил, насколько нелёгкая доля — усердно и старательно вкалывать, когда за тобой наблюдает дюжина любопытных глаз, а шесть ртов беспрестанно дают советы, как всё делать быстрее и лучше. Даже я уже перестала отличать своего домового от пришлых.
Откуда же взялись остальные?
Домашняя нечисть примыкающих к моему дому высоток переживала последствия научно-технической революции. Неведомо где неведомо кто решил оптимизировать штатный состав. Теперь за один дом, невзирая на этажность и квартирность, отвечал единственный домовой. Его как раз хватало, чтобы круглые сутки носиться, устраняя мелкие проблемы. Если случалась беда или катастрофа, прибывали бригады "Домовой-сервис", куда входили домовые, выведенные за штат. Лица их печальны, фигуры согбенны, кошельки пусты. Но каждому обещан карьерный рост и перевод на домоответственную должность (пункт 3, параграф 7 дополнительного соглашения к трудовому контракту: "при отсутствии штрафов и замечаний за контрольный период"). Обитали эти бригады в котельных и домоуправлениях, не подпуская к себе других домовых, чтобы не потерять и столь незавидную должность.
Домовые, попавшие под оптимизацию, оказались на улице.
Но домовой не может без дома. Выброшенные работяги прибились к частной застройке, чей штат пока не оптимизировали. Постучались, попросились, проникли, превратились в сараечных и сенных. А самые нахальные выбили статус гостевых. Типа, мы, конечно, тут не на полных правах, но всё же под крышей. Пообвыклись, познакомились с местными и принялись наводить свои порядки. Вернее, порядок наводить они как раз не стремились. В местах скопления домовых начались разруха и развал.
Голос домового с пропиской теперь в счёт не шёл. Поставить непрошенных гостей на место надлежало домовладельцу. То есть мне.
Спросите, как отыскать домового?
Проснитесь и чутко слушайте ночь. Вот что-то капнуло. Вот скрипы и шорохи. А вот что-то треснуло. То ходит домовой, подправляя всё, ускользнувшее от взора хозяина. Спокойно поворачивайтесь на бок и сладко спите. Не пытайтесь поймать домового. Счастье дома в его маленьких ручонках. Не сомневайтесь: дело он знает и до конца доведёт! Конечно, если рядом нет толпы бездельников и советчиков.
Но шестеро наглых гостей сбили моего домового с пути истинного. А я стою в темноте и вслушиваюсь, ловлю странные звуки.
Ни капели, ни скрипов, ни потрескиваний.
И всё же что-то творилось неподалёку. Вот стукнуло. Вот ещё раз в том же месте. И после некоторой паузы снова. Кто, если не домовые? Узнаем и разберёмся. А если понадобится, и покараем.
— И почему всё приходится делать самой? — пробурчала я. — Был бы мужик в доме.
Но мужик, в отличие от сокращённых домовых, в доме не заводился. Пришлось подхватить веник покрепче и, стараясь не шаркать разношенными тапками, продвигаться к таинственным стукам. Пыльными коридорами, полными кладовыми крадётся догадливая коза в чужой огород, чтобы бросить туда камень покрепче.
Постукивания стали громче. Я приближалась к источнику.
"Может, я не права? — доброе сердце советовало не торопиться карать веником. — Вдруг вся семёрка затеяла большой ремонт, и до остального её маленькие ручонки просто не дотягиваются? Если обнаружится, что они заняты делом, я принесу им миллион извинений и блюдечко молока. Семь блюдец!"
Дрожащий свет пробивался в щель меж дверью и порогом.
Что в этой кладовой?
Я распахнула дверь, рисуя картинку, где домовые, вооружённые молоточками, трудолюбиво меняют обшивку на старинном бабушкином кресле.
Где там! Семёрка жарилась в домино. Жирные пальцы хватали засаленные костяшки и со вкусом щёлкали ими по доскам пола, выкладывая угловатую извилистую змею вблизи оплывшей свечи.
— Рыба! — заявил толстячок в вязаном колпаке и отломил кусочек от начинавшей попахивать воблы.
Вот он, отвратительный запах, терзавший мои чуткие ноздри уже неделю. Пропахшая рыбой семёрка сгрудилась вокруг полосы и разглядывала оставшиеся на руках костяшки.
А на них уже громом небесным, наказанием неотвратимым падал веник возмездия.
Первый удар прихлопнул четверых. В расплющенной четвёрке был и ренегат, когда-то следивший за порядком. Остальные брызнули врассыпную. За тремя зайцами гнаться не стоило. Я выбрала самого уродливого. Нос крючком. Глаза навыкате. На голове всего десяток волосёнок. И лысина противная, морщинистая. Одет в затрапезные лохмотья, испещренные причудливыми дырами.
Далеко он не убежал. Я легко преградила ему путь.
Вместо падания на колени и заверений в немедленной уборке Оборвыш лихо сплюнул. За это оправдательного приговора как-то не предвиделось.
После под ноги подвернулся второй. С одеждой у него был полный порядок. Брючки канареечного цвета. Жёлтая рубашонка. Отглаженный носовой платок торчал из кармана. Впечатление портили взлохмаченные волнами волосища. Остриги его, и хватило бы на дюжину носков!
— Бабушка, пощади, — взмолился Лохматик.
— Бабушка?!!
Никто в мире не смел меня так называть. Даже у боксёра-тяжеловеса шанса выжить не оставалось.
— Да мне и сорока ещё нет!
Из-под веника так и брызнуло.
Впрочем, насчёт сорока… Это ещё как посчитать. Правда, Лохматика пересчёты уже не спасут.
Оставался последний. Увёртливый и быстрый. Мордаха хмурее неба в конце ноября. Ловкости хватало на две олимпийские сборные. И подъём-переворотом на гардине выкручивал, и через кресло, как через коня, скакал, и уголок выделывал, опершись на спинки стульев.
Загнанная в угол крыса скалится так, что даже лев подумывает об окончании игры. Загнанный в угол домовой, как существо разумное, пробует договориться.
— Милейшая, — начал он хрипло.
Бабушкой не назвал. Ладно, послушаем.
— Говори кратко, — был ему совет. — Лучшая из возможных фраза — "Я отработаю".
— Я откуплюсь! — быстро, будто каркнув, сообщил Хмурец.
Он вытянул из кармана колоду карт. Даже странно, как столь большая колода умещалась в его кармашке. Но Хмурец не спешил расставаться с сокровищем.
— Да таких карт у меня… — разочаровано начала я.
— Только не этих, — и уцелевший домовой взмахнул лапкой.
Колода веером вылетела из коробки и рассыпалась на полу пёстрым веером. Взор спешно перескочил на затейливые картинки. Хмурец цыкнул и ловко скользнул мимо меня. Больше он в этой истории не появится.
02.
Карты рассыпались по полу, заголосив, каждая на свой лад:
— Собери, собери меня! Собери меня! Собери!
Я торопливо кинулась подбирать цветастые картонки. Чем меньше карт на полу — тем тише в доме. В руках карты благословенно молчали.
Сколько же их... Обычная колода и рядом не лежала!
Стопка пухлая и мягкая, словно подушка или слоёное пирожное. Старый неровный картон пружинил под пальцами. Рубашки — карта звёздного неба, с планетами. Планеты выпуклые, настоящие. Ветра гоняют клубистые тучи Юпитера. Верхние слои Венеры плотные и кусучие. Кольца Сатурна бьются миллионом миниатюрных камушков. Живая Вселенная на клочке бумаги!
Что за секреты хранит обратная сторона? Я медленно перевернула колоду. Звёздное небо захватывает края, образуя нечёткую рамку. Первая карта заполнена бледно-розовой туманностью с разбегающимися прожилками. В центре — улыбка. Настоящая, искренняя, зовущая. Так и хочется провалиться внутрь.
Вторая карта оказалась серой, со скучными вертикальными линиями. Словно преграждал путь выцветший деревянный забор. А перед ним — опрокинутые качели. И вновь мне почудилось, что туда можно выпасть. Я отправила карту в самый низ стопки.
Третья карта притягивала необычностью. Звёздная рама обрамляет пустое пространство серебра — зеркало, где отражается моя комната. И моё лицо. Отражение кроется рябью. Что внутри?
"Будущее", — шепнула мне карта.
— Будущее? — переспросила я не без удивления. — Я могу его узнать?
— Ты можешь и побывать там. Если сформируешь. Важно твоё желание. И, конечно же, магия карт... — таинственно сказало зеркало, а потом резко сменило тон. — Займёмся делом?
— Каким?
— Ты видишь карты четырёх мастей, — напористо продолжила она. — Красные — острые, розовенькие — сладкие, зелёные — мрачные и серые — постные. А я вне масти. Я — Карта-Спутник. Я отражаю, что нагадалось, и переношу тебя туда. Я ключевая карта.
В любой другой карте — фрагмент грядущего. Цвет говорит о его характере.
Просто тасуй колоду, размышляя о будущем, которое жаждешь. Бросай карты, пока не доберёшься до меня. Три предыдущие сформируют конкретику. Чем больше карт из колоды выкинешь до встречи со мной, тем искривлённее и страннее получится будущее. Лучше, если я окажусь в первых рядах. И помни, всего три расклада! А самое важное: доведи расклад до конца. Бросишь на середине — расстанешься и с настоящим. Начнём, если не передумала?
— Начнём... — я неуверенно взяла колоду. Будущее? Какое мне загадать? Взор цеплялся не за карты, а за покосившийся шкаф, поэтому в голове свербело "Был бы мужик в доме". О, да, да, да. Это ж шанс на халяву его получить! Мало верится в такое будущее. Но попробовать стоит.
Старательно перетасовав колоду, я по одной стала выбрасывать причудливые картинки. Карта-Спутник не появлялась. Когда же на её ровнейшей зеркальной глади блеснул луч, в руке осталась лишь тонкая стопка, хранящая будущее, которое точно не настанет. Три карты, выпавшие перед Спутником, отложила в сторону. Серая. Зелёная. Розовая. На первой — мужчина на поводке. На второй — змея, каждая чешуйка на коже которой — злобная женская голова. На третьей — медленно бьющееся сердце.
Вокруг вдруг поднялся ветер. От выбранных мной карт потянулся шлейф — словно чёрная дыра захватила их Вселенные и теперь втягивает в себя. Зазеркалье вспыхнуло сотней картинок, и меня затянуло.
03.
Смешок карты-спутника — последнее, что услышалось перед вспышкой.
Полыхнуло так, что в глазах мельтешило, будто там прыгали миллионы колючих чертят.
Донёсся гул голосов. Я едва разбирала обрывки разговоров.
— Свеженьких привезли!
— Очередь, очередь! Кто там ломится без очереди?!
— Открывают, бабоньки, открывают!
Гул напоминал демонстрацию жителей крупного районного центра, а возглавить шествие, видимо, поручили мне.
Мир обретал фантастические черты. Стены исчезли. Я стояла на улице, где гигантские округлые здания колоннами подпирали небо. С облаков, беспечно скользящих меж них, взор перескакивал на странные конструкции, схожие с тарелками, сновавшими меж зданиями. В их полёте чувствовалась вынужденная и суровая упорядоченность, словно они двигались в рамках линий невидимой разметки.
— Эй, гражданочка, — визгливо проорали мне в ухо. — Здесь вас не стояло.
Я не успела ответить. Гул голосов сменился топотом. Демонстрация начала шествие. Вернее, пробежку. Ещё правильнее назвать это яростным штурмом. Кто-то врезался в спину. Толпа сорвала меня с места, засосала, потащила. Впереди под сверкающей надписью "ПУНКТ ВЫДАЧИ" расходились две внушительные створки мрачных ворот, а меня вдавливали в щель меж ними. Ноги проворно семенили, стараясь удержать меня в шатком равновесии. Поток людских тел давил столь мощно, что и бетонная плотина позорно распалась бы на куски. Напор пронёс меня по сумрачному помещению и впечатал куда-то так смачно, что взвыли каждый нерв и каждая клеточка.
Из-за спины послышалось усталое и раздражённое:
— Женщина, давайте скорее. Всех задерживаете.
При повороте зрение окончательно прояснилось. Позади я узрела очередь сердитых уродливых баб, одетых столь аляповато, что меня перекорёжило.
Кто эти люди? Зачем среди них я?
За ответом пришлось развернуться обратно. Там оказался прилавок. За прилавком услужливо сгибался самый настоящий робот. Фасеточные глаза, наполненные жидким серебром с чёрными прожилками. Нос, схожий с радиолампой. Железные ручищи, напоминающие заводские манипуляторы. Ими из-под прилавка робот выволок неказистенького плюгавенького мужичишку, смотрящего на меня колюче и затравленно.
— Это, гражданочка, Ваш, — металлически отчеканил робот.
— Забирайте да проваливайте, — гневно загудели сзади. — Время не резиновое.
— Оформляем дополнительную гарантию? — в металлическом голосе появилась вкрадчивость, способная насторожить опытного покупателя бытовой техники. — Двойная гарантия — двойная уверенность в устройстве!
— Не советую, милочка, — прошептала женщина в лиловом платье и шляпе-таблетке с микровуалью. — Полный бесполезняк. Случись чего, просто увезут к себе, вставят по полной программе, разъяснят политику партии и правительства. И вернут. Поверь, за время обычной гарантии уже ясно, будет он работать, или лучше сразу заменить.
Она походила на изморщиненную высохшую свёклу. Вряд ли она беспокоилась обо мне. Скорее, её больше заботило время на оформление.
— Но придётся доплатить, — добавил робот гораздо тише и намного ласковее.
Коварная фраза в корне изменила моё отношение к предложению.
— Не желаю, — голова решительно мотнулась.
Зажатый манипулятором мужичонка покачивался и мутно взирал на толпу. Так умирающая рыба смотрит на рыбака, выволокшего её из привычной среды.
— Годность не вышла? — над прилавком нависла пышная дама. — А то соседке вчера вручили… Домой принесла, он в экран уткнулся и ни на что не реагирует. И это… запахи от него ещё. Ароматы всякие.
Её фигура, как пишут на сайтах знакомств "приятной полноты", нещадно распирала кашемировое пальто, которое периодически жалобно потрескивало и попискивало.
— Как можно? — возмутился электронный заприлавочник. — Сами смотрите.
Он развернул мужичка. На кармане синего пиджака жёлтыми нитками вышили: "Упаковка 6 октября 2038 года. Срок годности — 30 лет от указанной даты".
— Просрочку не выдаём, — робот даже искрился от уязвлённой профессиональной гордости.
Ситуацию хотелось срочно изменить.
— Другого-то не найдётся? — внезапно я и вовсе набралась смелости. — А можно всех посмотреть?
— Каких "всех"? — робот испугался, насколько может испугаться создание из блестящего металла с электронными внутренностями. — Перед Вами единственный и неповторимый.
— Что он умеет? — скривилась я, словно прокусила лимон. — Ваш единственный.
— Расширенными возможностями данный агрегат не располагает, — по-свойски подмигнул мне робот. — Однако необходимые простейшие операции выполняет самостоятельно.
— Подробнее, — меня наполняло негодование, ибо в судьбе что-то пошло не так.
— Оперативная память близка к действующим стандартам, — рассыпался в пояснениях робот. — Размер и вид памяти влияют на количество обрабатываемой за интервал времени информации и скорость обращения к ней…
— А можно на примере? — перебила я говорливую груду металла.
— Относительно не перевирая, перескажет материал двух газет, добавив свои комментарии. В эмоциях поведает ход футбольного или хоккейного поединка. Встроенный автоцензор. Слова, не ласкающие слух, заменяют фразы "едем на курорт, милая" и "завтра, дорогая, покупаем тебе шубу".
Представив, сколько за футбольный матч на меня свалится шуб, я почему-то не обрадовалась. Как и числу предстоящих к посещению курортов.
— Чем лучше и качественнее оборудование, — добрые, но сильные манипуляторы робота крепко ухватили голову бедолаги и развернули её лицом ко мне, — тем больше энергии оно потребляет.
— Харю-то порядочную себе наел, — согласилась я.
— Чтобы не наблюдать его, безвольно распластанным по дивану, важно правильно подобрать блок питания, — не спорил робот, а субъект в его руке разумно помалкивал. — Перед нами ординарный вторичный источник для снабжения внутренних узлов энергией путём преобразования поступающего питания до требуемых значений.
— Двести двадцать получает, дюжину отдаёт, а на остальное гудит, — хмуро кивнула я. — В школе проходили.
— На физике? — удивился робот.
— На этике и психологии семейной жизни.
Робот присунул голову уныло обвисшего бедолаги почти к моему лицу.
— Учитывая, что основной запрос поступает на голубоглазых блондинов, — продолжил металлический голос, указывая на глазницу безвольного субъекта, — оба сокета укомплектованы устройствами, фиксирующими в реальном времени изображения для дальнейшей их передачи, выраженного голубого цвета.
— Где тут голубой? — пришлось вздохнуть глубоко и печально, — Вижу белёсый и водянистый.
— В рекомендациях к цветовой таблице читаем, что яркие тона используются лишь исключением, — заверил меня робот, — когда это целесообразно по содержанию.
— Проехали, — глядя на безвольное лицо невыразительного мужичка, я поняла, что об исключениях речь не идёт. — Вещай дальше, железный друг человека.
— Устойчив к Интернету, но доступ к сети рекомендуется ограничить определёнными часами, — отчеканил робот. — Демонстрирует абсолютный уровень толерантности к эффективности более эмоционального мышления над более рациональным и отказ от постулата, что последнее превалирует.
— Проще можно?! — не выдержала я потока заумностей.
— Никогда не спорит, что женщина умнее, — мягко перевёл робот с русского на понятный.
Хоть что-то шло в плюс.
— Речь шла о блондинах, — внезапно обеспокоилась я, — а ты подсовываешь какого-то лысенького.
— Температура внутренних компонентов влияет на скорость работы. Долговременное функционирование в режиме сильного нагрева уменьшает срок службы. При критических температурах устройство самопроизвольно отключается. Во избежание перегрева рекомендовано удалить оболочку с низкой степенью теплопроводности, иначе говоря "волосяной покров".
Я поняла: любая дополнительная информация избыточна. Ещё одно слово… одна буква, и мой разум взорвётся.
— Всё, металлюга, финиш. Можно забирать?
— Попрошу паспорт, — оживился мой собеседник, стремительность которого перешла в суетливость.
— Это ещё зачем?
— Для оформления свидетельства о заключении брачного союза, — расцвёл робот. — Внебрачные связи для современного общества недопустимы. В паспорт проставляется соответствующий штамп.
Я посмотрела на своё будущее. Оно нравилось мне всё меньше. Пиджачок затрапезный. Глазёнки квёлые. Лысый какой-то. Может, мы и недели на одной жилплощади не протянем, а паспорт уже испорчен.
И тут я чуть не превратилась в медузу: настолько меня прессанули сзади.
— Не нравится ей. В сторону сдвинься, малохольная! Переписывайте задохлика на меня. Мне сгодится.
Неодолимая сила толкала меня от прилавка в толпу. Намертво вцепившись в прилавок, я решительно посмотрела на соперницу. Бабища, прямо скажу, необъятная. Стань она ёлкой, хоровод вокруг неё водил бы целый микрорайон. Ледокол плоти легко раздвинул прочие корабли женской флотилии. В другой раз и я бы поостереглась выступать против такого заглотозавра. Но отбирали будущее. Пусть не блистательное. И не особо перспективное. Но моё!
— С чего это, переписывайте? — обиделась я. — Мне выдали.
Мужичонка, конечно, так себе. Но не самый завалящий. При определённой степени дрессировки из него можно сделать человека. Край глаза косил на прилавок, где наметилось копошение.
И вдруг…
Мир замер. Время остановилось. Всё вокруг застыло в унылой и пугающей неподвижности. Двигаться могла лишь я. Да карта-спутник, приплясывающая на прилавке.
— Всё, как мечтала? — весело спросила она. — Остаёшься, да?
— Ни в коем разе! — в голосе моём гудела тонна отчаяния.
Но где-то уже звенели нотки предстоящего освобождения.
— Так себе тут будущее. Давай-ка обратно, — прозвучал мой непреклонный приказ. — У меня ещё два расклада. Погляжу остальные варианты.
04.
— Ну, картишки, не подведите! — пригрозила я пружинистой колоде. С рубашки мигнула Луна, плывущая по земной орбите. Луна — дама капризная, ветреная. Расплачется, потом хихикать начнёт. Верь я в астрологию, уже напридумывала бы толкований. Но мой внутренний скептик на её хихиканье ответил смешком, и Луну придавило гнётом реальности.
Карты снова летели на стол. Ядрёно-красные. Тускло-серые. Мрачно-зелёные. Приторно-розовые. Пусть на этот раз всё сложится иначе. Мужика оставлю. Но подбавлю в него соус романтики. Дальше — сахарок, сладких чувств. Немного остреньких специй — пусть жизнь приносит неожиданности. Покрою варево лепестками красоты.
Большую часть колоды ещё сжимала рука, когда выпавшая Карта-Спутник остановила меня, готовую метать дальше. Какие три карты выпали до неё? Две розовые и одна зелёная. Розовая уносит в царство изящества — по-королевски обставленную комнату. Вторая из той же масти обещает подарки, достойные царицы. А зелёная... там чёрт изображён. У него птичьи глаза и крылья летучей мыши.
Карта-Спутник превратилась в чёрную дыру, вдохнувшую внутрь Будущее и меня.
05.
Я опрокинулась вместе с выпавшей из колоды картой. Секунда, кувырок, практически сальто-мортале — и я в новом будущем. Здесь мне не выдадут ни захудалого мужичишку, ни длиннющую очередь грубых баб, приценивающихся к жениху, словно к товару. Нет-нет. Пусть будет один-единственный. Пусть будет красиво. Пусть — романтика. В облаках парение. Сердец стучание. Головокружение. Тайное молчание. И всё такое.
Вокруг плясали золотистые огоньки. Когда взгляд сфокусировался, оказалось, что это бусины нитяной шторы, на которые падает свет из комнаты. Я в коридоре, и стены покачиваются.
На борт корабельный поднимемся мы,
Почувствуем там колебанье волны...
Или у меня просто-напросто кругом голова?
А что в моей руке?
В руке оказался блокнот с завитушкой, обрамлявшей затейливый логотип неведомой фирмы и надпись "Лучше, чем есть". На первой же странице обнаружился список предметов, очень, между прочим, романтических. Но спрашивается, список этот из чего составили? Вроде бы не из вещей этого дома? Ведь и коридор, и комната за шторами-бусинками почти пустовали. Строгий классицизм обоев заслоняли непримечательный стол да аскетичный шкаф. Проснулось подозрение, что вкралась ошибка. Где, собственно, романтика?
Позади послышались шаги, и я спешно обернулась, собираясь требовать объяснений. Однако вошёл не суровый дядя, которого можно счесть владельцем странной обители. И не романтический идеал, который хотелось найти в напрочь мире любви и романтки. Из сумрака появился мальчонка лет двенадцати в белом пиджаке, аккуратных брюках и начищенных туфлях. Прямо-таки пай-мальчик. И манеры у него — наверняка верх учтивости? Я не ошиблась. Лёгкий поклон, чёткая речь. Суждения — словно бы у мокрецов понабрал. Снова робот в человеческом обличии?
— Где романтика, малец? — я сразу явила строгость. — Условия соглашения не выполнены. Веди меня к хозяину, буду требовать компенсации.
Прижав руку к груди, Он кротко поклонился,.
— Не ждите хозяина, леди. Романтика перед Вами. Мы не рискуем обставлять комнаты, предпочитая дать клиентам самостоятельность. Аналитика показывает, что количество довольных потребителей при таком подходе возрастает на 43%. Клиенты обставляют всё по собственному усмотрению. Ничего лишнего. У Вас блокнот! Отметьте там, что хотите видеть. Ручаюсь, Ваши желания немедленно исполнятся.
— Хорошо, мальчик, — большого доверия он у меня пока не вызывал.
Мне почему-то хотелось компенсации. Поскандалить — и уйти, вздёрнув нос.
Но я последовала совету, поставив галочку перед позицией "Ароматизированные свечи". Действительно, троица толстеньких спиральных свечей оказалась на столе. Над прозрачными лужицами вокруг фитилей играли три огонька.
Заменить скучный стол чем-то более приятным? Пожалуй. Я поставила вторую галочку. Вместо квадратной колченожки появился элегантный мраморный стол.
Чуть ниже в списке — сердца на ленточках. Пусть будут. Ещё одна галочка — и они выросли прямо из стены.
На подоконник я поставила сиреневый гиацинт. Потом добавила ему пару. А кроме них — розы, орхидеи и маленькую пальму.
Не прошло и пятнадцати минут, как комната изрядно похорошела. Складки бесчисленных штор и занавесочек превратили комнату в лабиринт. Можно спрятаться. Можно наблюдать и быть незамеченным. Можно чувствовать себя среди общества — и одновременно в одиночестве.
Но "среди общества" тут не побудешь. Я ведь одна, и это следовало исправить. Словно услышав мои мысли, мальчик смущённо прокашлялся.
— Ваша пассия формируется из элементов со следующей страницы, — вежливый тон подкупал.
Хмыкнув, я перевернула страницу. Рука застыла над многочисленными характеристиками идеального мужчины. Я сразу отметила "Золотые руки". Ведь должны же быть у него руки золотые? Пора прекращать корячиться на непосильных домашне-исправительных работах.
— Хотите золотые руки? — удивился мальчик. — Что ж, пожалуйста. 745 пробы. Остальное занимает голубая кровь. Медь, одним словом.
Передо мной объявился туманный силуэт, чьи руки явственно отливали золотом. Так-так. Уже интересно. Если их отпилить и продать, обойдусь и без мужика. Замечательно.
Следующим оказался отмечен "орлиный взгляд". Едва я поставила пометку, как на меня посмотрел некто с птичьими глазами. Маменька родная! И это — идеальный?!
— Не останавливайтесь, завершите процесс, — мягко посоветовал мальчик, и я продолжила, выбирая те или иные качества пассии. Беда в том, что подавляющее большинство оказалось метафорическим. И чем дальше я его создавала, тем более странное представало передо мной существо.
Я отказалась от характеристики "Спина прямая, будто кол проглотил" и заменила на нейтральное "расправленные плечи". Подчеркнула "доброе сердце", заметив, что одно из висевших на стене сердец исчезло. Наконец сборка завершилась. Казалось, существо слепили из совершенно чужеродных материалов. Опыты Франкенштейна. Криво сделанный полуфабрикат.
Я злилась. Но недолго. Пара секунд — и он засветился, а после стал выглядеть как обыкновенный человек. Или необыкновенный?
— Подождите немного, — встрял мальчик. — Тест на идеальность.
Он взмахнул инструментом вроде градусника, едва заметно кивнул и вынес вердикт:
— 93%. Вам подходит. Можете активировать режим активных ухаживаний, романтический ужин, венский вальс и всю последующую программу.
Я же сверлила взором режим в самом низу листа, записанный как "очень интересный подарок". Решившись, я поставила галочку. Кончики губ моего кавалера лёгонько изогнулись вверх, а золотые руки старательно прошлись по карманам пиджака, очевидно, в поисках подарка. Такового не оказалось. Тогда орлиный взгляд медленно заскользил по полкам. Не двигаясь с места, он заглянул во все уголки. Так сверхмощный робот-пылесос обшаривает каждый закуток в поисках грязи. На одной из полок цепкий взгляд кое-что обнаружил. Грациозной леопардовой походкой идеальный мужчина двинулся к полкам, откуда изящным движением что-то достал. Кажется это шкатулка? И кажется, я её уже видела!
Шкатулку уже сунули мне в руки, а идеал — с очень, очень милой улыбкой, с ямочками на щеках, — провел пальцами по крышке, приподнявшейся с тихим щелчком. Совсем чуть-чуть, на пять миллиметров.
— Прекрасный подарок, — густой голос явил мне "тембр Аполлона", отмеченный мной вместо "пения Орфея" и "услады для слуха".
На крышечке шкатулки натянутый лук выстреливал алой розой. Что значила эта эмблема? Память подбрасывала воспоминания, ни на йоту не задевавшие ни стрелкового оружия, ни шипастых цветов. Из тени возник мальчик, как всегда, с авторитетными пояснениями.
— Все предметы формируются из Ваших воспоминаний. Перед вами — одна из самых изящных вещей, которые Вы вспоминаете.
Мягким движением идеал отворил шкатулку: в трёх отделениях внутри на бархатных подушечках лежали вещицы. Точно-точно. Конечно, помню. У кого ещё могут быть такие дорогущие вещи? У начальницы! Есть руководители хорошие, а есть те, от кого охота бежать подальше. Моя относится ко вторым.
Перехватило дыхание. Пассия наверняка решил, что от восторга. Продукт моего творчества вынул подарок из первого отделения, узкого и длинного…. Чёрная ручка с надписью по-латыни, с позолоченным кружочком посередине... о боги, боги...
— Это та ручка, — шептал тем временем пассия тембром Аполлона, — которой мы станем обмениваться любовными записками, и они обретут особую силу, силу единения... Посмотри на синий сапфир на конце её, он словно отражение твоих глаз...
Тьфу ты! Каждый раз свет от лампы играл на сапфире, когда шефиня выписывала мне какой-либо штраф — на что была горазда. Бежать бы от такого подарка без оглядки. Но идеал не останавливлся — его нежность становилась приторно-сладкой, придыхание тягучим, взгляд гипнотически-притягающим...
Второе отделение шкатулки хранило колье начальницы.
— Оно твоё и только твоё, — убеждал пассия, и воздух из его рта щекотал мне ухо.
Вот странно. И очень нелепо. Да и даром не надо.
— Многообразие оттенков бриллиантов, что встроены сюда, поразит тебя — продолжал идеальный мужчина ласково и нежно.
Бриллианты сверкали передо мной всякий раз, когда шефиня нагибалась над моим столом, чтобы указать на очередной просчёт. И да, у них были тысячи оттенков. Тысячи оттенков страха.
Удрать бы. Но будущее не отпускало. Оно предлагало третий подарок.
— А это статуэтка ангела, — говорил мне густой голос влюблённо, — будет символом нашего вечного союза...
Статуэтку начальница использовала весьма незаурядно. Она стучала ею на манер судейского молоточка, призывая не в меру разбушевавшихся подчинённых хранить молчание. Три раза: бум! Бум! Бум! И становилось тихо, как в склепе. Статуэтка ангела строго смотрела на провинившихся, внушая им мысли о о том или ином круге Ада.
Пассия ждал новых команд, кои в множестве пропечатали в блокноте. Но я уже не хотела. Я вздохнула, и закашлялась… и, успев ответить категоричное «нет» Карте-Спутнику, которая предложила зафиксировать этот вариант будущего окончательным, пробудилась.
06.
Вот словно сериал смотрела. И не такой, чтобы уж очень занятный. Времяубивательный, не более того. Но карты лежали рядом. Россыпь странных картинок, уводящих в одно из будущих. Что же идёт не так? Почему я не могу выстроить грядущее, где стану счастлива? Мир, где всё предусмотрено для меня. Мир, где я на вершине. Как в рекламе: «Равная среди лучших. Лучшая среди равных». Что же мешает?
Я смотрела на карты и тихо грустила. Последний расклад. У цветика-семицветика остался единственный лепесток.
Пусть всё получится, а?
Знать бы ещё, кого я пытаюсь так страстно умолять?
Пальцы шелестели колодой. Карты протискивались друг сквозь друга, тщательно перемешиваясь. Когда же остановиться? Так страшно начинать. Куда слаще думать, что всё ещё впереди. А впереди что? Вон, уже домовые в бабушки зачислиляют. Чего же говорить об остальных?
Я готова была отказаться от третьего расклада. Но глаза, оторвавшись от карт, с печалью взирали на захламлённую комнатуху. Настоящее меня тоже не устраивало. И если тебе дают шанс на чудо, отказываться от него нельзя!
На первой карте в обрамлении звёздного неба властвовали розовые тона. В центре — открытый тюбик помады. Прелестно алой, сказочного мягкого оттенка, какой так трудно встретить в обычном магазине. Вторая карта тревожно багровела, контрастируя с ночной тьмой рамки, усыпанной мириадами звёзд. Но рисунок успокаивал — бутылёк отчаянно красного лака. Вызывающий. Бодрящий. Раскраска хищницы, не боящейся показать коготки. Зелёной или серой будет следующая? Но третья снова оказалась розовой, представив мне донельзя симпатичную блузку. Я позабыла Дом Моды, представивший её, но помнила, что она из самой последней коллекции.
Ладно, что нам приготовили дальше?
А на четвёртой карте обнаружилось знакомое зеркало. В его глубине возник симпатичный солнечный зайчик, внезапно полыхнувший вспышкой. Столь яркой, будто я угодила в центр Солнца.
07.
И Солнце осталось. Высоко-высоко. В далёком-далёком небе. Город изнывал от жары. Но жара властвовала за толстым прозрачным стеклом. Я прикоснулась кончиком пальца к стеклянной стене и почувствовала прохладу. Прохлада заполняла мир по эту сторону стекла.
Будущее состояло из стеклянных тоннелей, убегавших во все стороны к небольшим симпатичным залам. За стеклом виднелись сотни таких же прозрачных коридоров. Внутри непрестанно сновали люди. Вернее, женщины. Ведь только они были достойны платьев, сумочек, дезодорантов, заполнявших залы. Над головами летали радужные шары, источая ароматы невыразимо прекрасных духов. В углах стыковки залов и коридоров сверкали яркие стойки, набитые образцами помады и теней. В уши мягко вкручивались мелодичные голоса, призывающие взглянуть на то, что хотят представить именно они. Именно для меня. Куда ни кинь взор, сказочно прекрасным перламутром переливались надписи «Новинки сезона-2073».
Мир женской моды. Мир глянцевых реклам и прелестных витрин. Мир, где мужчины — редкие случайные гости. Откровенно ненужные дополнения. Неуклюжие недостойные невежды. Мир, жителями которого были дамы всех возрастов.
Но удивительнее всего, возраст не портил никого.
Здешние дамы были невероятно хороши. Я бы не поручилась, красивее ли двадцатилетняя той, которая оставила позади полувековой юбилей. Здесь юность не доминировала над старостью, а старость не пыталась представить себя моложе. Они являлись потоками одной реки, которая звалась Совершенство.
Какой поток представлен лично мной? Или я остров? Чужеродное создание? Булыжник среди изумрудов и сапфиров? Или всё же бриллиант в общей россыпи себе подобных?
Из огромного зеркала, обрамлённого сумочками всех цветов и фасонов, на меня смотрела Королева Красоты.
Мисс Вселенная не имела шансов рядом со мной. Впрочем, она была мной. А я была ею. Кто-то выделил симпатичные чёрточки моего лица, а негативные талантливо замаскировал.
Одежда смотрелась идеально. Обычно что-то жмёт до боли или безбожно болтается. Но сейчас неведомый искусный портной снял с меня самую точную мерку и исполнил заказ, не отступая от неё ни на микрон. Касание ткани казалось порывом тёплого ветерка.
Чёрную юбку выделали из тончайшей кожи. Всё сидело плотно, как влитое, но ничуть не натирало и не раздражало. Понятно, что кожа искусственная. Понятно, что от настоящей она не отличалась ничем, разве что была чуть лучше, чуть красивее, чуть эффектнее. Воплощённый идеал, не вызывающий у «защитников природы» желания плеснуть в меня зелёнкой. Чёрные колготки придавали ноге чарующий изгиб, по которому прокатывался блеск, словно во тьме космоса, вращаясь, разбегались крохотные галактики.
Я не чужая в этом мире. Он создан для меня. Ближайший час растаял незаметно в лабиринте торговых залов. Внезапно я поняла, что заскучала. В царстве безупречных идеалов глаз ни за что не цеплялся. Некому указать на недостаток и радоваться, что я им не обладаю. Не над кем торжествовать, являя изящество и красоту. Некому даже завидовать! И отсутствие объектов зависти сейчас вызывало не отчаяние, а странное раздражение.
Коридор вывел к огромной пустоте, образованной гигантским стеклянным шаром. К его стенкам лепились многочисленные кофейни и ресторанчики. Чтобы попасть на перекрёсток, откуда разбегались дорожки к заведениям общепита будущего, предстояло спуститься на эскалаторе.
Вернее, это лишь казалось эскалатором. В арку из густо сплетённых золочёных ветвей с изумрудными листьями убегала наклонная чёрная лента. Женщины вскакивали на неё, замирали и уносились вниз, иногда прихватив молчаливых спутников или удивительных рыжих зверьков, похожих на бельчат с огромными глазищами.
Ступенек нет. Почему же они не скатываются? Что держит их?
Манящие ароматы кофе и чего-то пахучего, сладко щиплющего обоняние ванилью, звали вперёд и вниз. Если у других получается, почему не получится у меня? Я вам не провинциалка, не смеющая коснуться ступенчатой ленты, убегающей к вагонам метро.
Смело шагнув на ленту, я поняла: опоры нет. Как и равновесия. Рука нелепо взмахнула, и модная сумочка-шар врезалась в переплетение ветвей, ломая их с мерзким треском. Нога подвернулась, и я полетела вниз, елозя по ленте, как первоклашка на ледяной горке. В последний миг я поняла ошибку. Все остальные ставили ноги в едва видимые туманные лунки, плотно охватывавшие лодыжки. Я же ступила мимо. Хорошо хоть лента впереди пустовала, и я не сшибла ни одну из Прекрасных Дам. Прозрачные лунки проворно отпрыгивали от моей снарядом несущейся фигуры. Лента закончилась, и я откатилась к перекрёстку, от которого расходились дорожки к манящим запахам еды.
Быстро вскочив, дабы не уронить имиджа в глазах общественности, я начала подсчитывать убытки. Болела лодыжка. На ушибленном колене порвались колготки. Казалось, бледная кожа на чёрном фоне представляет белую дыру, способную засосать вселенную. Хуже всего, что при падении обломок ветки хлестнул по щеке. Взглянув в витрину, как в зеркало, я увидела жалкое зрелище. По щеке протянулась загогулина, набухавшая тёмным. Стекавшая кровь капала на блузку, успев её непоправимо обезобразить. Волосы безбожно встрёпаны. На колене зияет дыра.
Две дамочки обворожительной внешности остановились, опасливо рассматривая меня с приличной дистанции.
— Какая уродина! — бархатистый голос, невзирая на страшный смысл слов, донельзя ласкал мои уши.
— Потише, потише, дорогая, — урезонил её голосок, схожий со звоном волшебных колокольчиков, услышав который сердце любого мужчины забилось бы в лихорадочных импульсах. — Что значит «уродина»? Эдак на нас с тобой и в суд подадут! Скажем так, существо с негативно выраженными приметами.
Они рассмеялись в сжатые кулачки и неспешно отправились к ресторану. Толпа огибала меня, словно инвалида среди оживлённой улицы. Оставалось лишь гордо вскинуть голову и попытаться снова стать частицей общего потока.
Я шла и чувствовала, как притягиваю взгляды. В одних читалось тожество, что, наконец-то, нашлось единственное создание, не столь совершенное, как они. Другие наполняла радость, что катастрофа случилась не с ними. А в третьих… не верилось, но это так… сквозила зависть за всеобщее внимание.
И тут я словно взглянула в очередное зеркало. Хотя нет. Мои чёрные, как смоль, волосы, никогда не отзеркалились бы в кудри столь откровенных рыжих тонов. А колдовской изумрудный цвет моих глаз не отразился бы столь глубокой синевой.
Однако лицо незнакомки украшал почти такой же шрам. Свежий. Только что полученный. Она взглянула на меня гордо, но как на равную. Потом повернулась к толпе, и я заметила набухающее в её взгляде превосходство.
Справа от меня, игриво согнувшись дугой, длинноволосая брюнетка маникюрными ножницами пластала собственные колготки. На той же ноге, что и у меня. Ну, может, разрыв получился не столь зияющий. Впрочем, на своих колготках дыра всегда кажется больше.
Слева от меня острым обломком какая-то дамочка царапала себе личико. И я остро и жутко поняла, что не хочу остаться и в начавшем сходить с ума мире.
— Мода — это то, что быстро выходит из моды, — фразой из древнего журнала отозвалась проявившаяся вблизи карта-спутник. — Час назад модой было безупречное совершенство. Теперь же тренд — это шрамы, дыры, уроны, ущербы. Тебя впишут в историю, как законодательницу мод. Конечно, пока не сменится тренд.
— Не хочу в историю! — взмолилась я карте-спутнику. — Уноси меня из этого психанутого будущего, иначе они тут все себя переуродуют. Скорее, пока не поздно.
Из-за угла вывернулась женская демонстрация. На лицах алели свежие порезы, зарубки и даже ожоги. В некогда идеальной одежде зияли откровенные убытки и изъяны: дыры, разрывы, лохмотья. Самым скромным были оторванные пуговицы. Зрелище напоминало зомби-апокалипсис, когда толпа живых мертвецов несётся на зрителя, сметая всё на пути.
— Впрочем, уже опоздали, — опечалилась я. — Ходу отсюда.
Снова сверкнуло столь ослепительно, что нестерпимый свет закрыл от меня мир, недавно казавшийся вершиной пирамиды идеалов.
08.
Карты исчезли. Огарок свечи давно потух. Стены красили алые тона рассвета. Поморгав глазами, чтобы после яркого мира привыкнуть к сумеркам, я оглядела родные пенаты. Казалось, что мусор, чуя отставку домовых, увеличился вдвое, а пыль заполонила всё пространство.
Так жить нельзя.
Счастье этого дома и в моих руках. Тем более, когда из числа жителей выбыл приписанный к нему домовой. Хочешь порядка, бери в руки… Я даже растерялась, что взять первым: веник, скребок или пылесос. Дорога в тысячу вёрст начинается с одного шага. И хотелось, чтобы хотя бы первый шаг особо не напрягал.
Комната казалась очень маленькой, хотя раньше, когда мне помогал домовой, она была куда просторнее. Что же скрадывало место? Наверно, заляпанное окно, из которого едва-едва пробивался свет. А ещё одежда, тянущаяся из шкафа, словно длинный цветастый язык. Пожалуй, её-то в первую очередь и стоит вернуть на место. Но тут не взмахнёшь волшебной палочкой, всё придётся делать руками.
Внутри шкафа оказался настоящий бедлам. Скомканные вещи небрежно лежали друг на друге, многослойно висели на крючках, продавливали коробки с обувью. Выбросить половину! А то и больше. Иначе они так и останутся в полнейшем беспорядке. Я решительно потянула к себе самую большую скалу из горной системы вещей, а она решительно опрокинулась на меня. Ух, и тяжесть! Я шлёпнулась на пол, на голову упало старое одеяло, взбив кучи пыли, в макушку стукнула подушка. От неожиданности я громко вскрикнула, разбив безмолвие рассвета. И сгорбилась, опасаясь, что из шкафа сейчас вывалится нечто, более массивное.
Издалека, со стороны парадного входа, раздался стук.
Домовой?
Но слух предостерегал от поспешных выводов. Стучали в верхнюю половину двери.
— Не заперто!
А если заперто? А если, позабыв о привычках, я защёлкнула замок? А если замок не защёлкнула, но навесила старомодную цепочку? Сто тысяч «если».
Правда, они уже не имели значения, поскольку в доме раздались громкие шаги.
В следующую секунду груда одежды слетела на пол.
Меня подхватили под руки и подняли.
— Кто тут... — со всей свирепостью начала я, но увидела улыбчивое светлое лицо и смутилась. — Э... вы кто?
Гость, кажется, тоже был немного смущён. Высоченный. Крепкий. Загорелый. И ни грамма нахальства.
— Услышал ваш крик — замялся он. —, И дай, думаю, проверю.
Он не удержался и заулыбался, зашёлся смехом, заставив и меня рассмеяться. А потом мы вдруг звонко и оглушительно расчихались.
— Пыльно у Вас, — заметил гость. — Домовой бы не помешал.
— Их семеро было. Не помощь от них, а пакости одни.
— Может, я пока за домового сойду? — улыбнулся незнакомец, а после махнул рукой, призывая оглядеть комнату.
Разруха и тлен во всём мрачном великолепии. Кажется, несколько часов назад, когда я ещё не получила карты, порядка было больше.
— Слышу ещё… вода из крана капает, — заметил незнакомец.
А он ничего. Вполне симпатичный. Не затюканный, как «единственный и неповторимый» из первого будущего. И не зефирно-сладенький, как «пассия» из второго.
От волнения я растерялась. Незнакомец, чтобы прогнать молчание, насвистывал нечто, неуловимо знакомое. «На борт корабельный поднимемся мы, — слова идеально ложились на музыку. — Почувствуем там колебанье волны».
— Недавно с морей? — спросила я, потянув на себя цветастую тряпку, которая когда-то была платьем.
— Вы догадливы, — удивился незнакомец и вдруг обрадовался. — Мисс Марпл есть кому передать высшее общество Англии.
— До Англии далеко, — я лишь пожала плечами. — Как и до морей. Откуда Вы здесь, в нашей лесостепной полосе?
— Там, где я был, недавно решили провести оптимизацию флотилии.
— Та же ситуация, — кивнула я. — Да не со мной, а с домом. Вчера оптимизировала домового, а сегодня поняла, что, наверное, поторопилась. Если бы не вы…
— Я просто сошёл с поезда наудачу. Когда-то, давным-давно, дорога со случайно выбранной ранним солнечным утром станции привела меня к морю. Сегодня, сидя в купе, я ощутил, что наступило такое же утро. И решил, что настало время пройтись по городу, которого совершенно не знаешь.
— Всё же неожиданно, — призналась я. — Почему вы постучались в мой дом?
— В незнакомом месте замечаешь каждую мелочь, — улыбнулся он. — Слышишь каждый звук. А тут вопль, что сто тысяч петухов. И тишина. Согласитесь, лишь равнодушный человек пройдёт мимо.
Я улыбнулась в ответ, ничего не сказав. Я улыбалась оттого, что есть в мире неравнодушные люди.
Он огляделся. Я вдруг опознала этот пристальный цепкий взгляд, подмечающий где и чего именно не в порядке, составлявший невидимый план по устранению отклонений от нормы.
— Светильник подкрутить бы, — кивнул он в сторону покосившегося бра. — Отвёртку не ищите. У меня в багаже имеется подходящая. Чемодан-то оставил, — его голос окрасился нотками виноватости, — когда через забор перемахивал. Сейчас принесу.
Он унёсся пружинистой уверенной походкой.
Я стояла на месте. Я замерла, боясь спугнуть ощущение будущего, которое мне понравится. Я ждала, когда снова услышу в коридоре приближающиеся шаги. И ещё поняла, что ничего страшного, если иногда в доме временно нет домового.
Домовой? Какой к чёрту домовой? Неужели судьба начала исполнять желания?
— Предложу для начала выбросить ненужное, — скомандовала я, когда неожиданный помощник вернулся. — Тут его... много.
Мы работали на удивление слаженно, и к полудню комната стала гораздо просторнее.
— Теперь стоит пустить сюда луч света, — объявил мой новый работящий домовой, решительно взяв тряпку и выдвигаясь к окну. Но приостановился. Поморщился в раздумье. И вынес вердикт:
— Нет, всё же лучше поставить новую раму. С этой каши не сваришь. Да и вообще она не съедобная.
09.
Последующие лет пять я с удивлением обнаружила, что гадания на странной колоде воплощаются в реальность. Но без жути и гротеска. Будущее стало счастливым. Жизнь наладилась. Появилась красота и романтика. Быть может, магическая колода по-прежнему прячется где-то неподалёку. Но, попадись она на глаза снова, мне больше не понадобятся услуги дёргающей за невидимые нити Карты-Спутника.