Возвышение

Вот снимок из космоса — Катя в белоснежном скафандре держится за блестящий поручень и, отключив световой фильтр шлема, улыбается в камеру. За спиной чужие звёзды и массив пересадочной станции, белый такой, айсберг в океане космоса. Фотография года по версии «Народного достояния», даже маме понравился. Обзор с корабля — узкого, вытянутого челнока. В лёгком сиреневом платье она стоит у трапа, а корабль, словно гигантская птица, нависает крылом…

Машина резко вильнула. Катя отвлеклась от планшета и, обернувшись, успела заметить тельце животного на асфальте.

— Что это? Мы сбили собаку?

Водитель не шелохнулся, всё так же держал баранку, гнал по трассе, обгоняя портовые грузовики.

— Эй, я с вами разговариваю!

— На Майя нет собак.

Катя вспомнила их встречу. Она только прилетела, сияя свежестью и детским любопытством. Мягкие кеды, платьице, голые коленки, первоклассная «мыльница» для съёмки. За спиной лёгкий рюкзачок с парой вещей из разряда «поносить и выбросить, не стирая». В салоне грузового челнока было почти пусто — два вахтовика и пилот, время от времени спускавшийся с мостика с тюбиком шампанского и сальными шутками. Потом космопорт — общая тишина и еле играющая музыка в холле.

— О, нет, — покачал головой старший дежурный. Он внимательно сверил документы (как будто бы на Майя можно попасть зайцем) и щёлкнул список такси. — Сегодня Бирюк на смене. Он даже Далай-ламе настроение испортит. Лучше подожди пару часов, я сам тебя отвезу.

— Хорошая попытка, — Катя поощрила его коронной улыбкой. — Но у меня уже есть любимый мужчина.

Зубки у неё маленькие, ровные, один к одному. И улыбка простая — воздушная, ненавязчивая, от души — раз за разом выигрывающая конкурсы «Народного достояния».

Дежурный покраснел, уткнулся в свои мониторы, вроде как работает. Напоследок, правда, посоветовал вызвать робо-такси. Пусть ездит медленно, но нервы дороже времени.

Тёмно-синий хэтчбек ожидал её на стоянке. Бирюк, подтверждая репутацию, даже не вышел из машины.

— Николай, — представился он и завёл мотор.

Трасса протянулась между горами. Справа темнел дальний лес, слева — крутой обрыв с видом на море, ровное как столешница. По обеим сторонам дороги среди чёрных, выгоревших проплешин, рос мелкий, вполне себе земной кустарник.

Молчание угнетало и Катя, удивлённая пренебрежением, достала планшет…

— На Майя нет собак, — буркнул Бирюк. — Это калеб не добежал.

Катя распахнула глаза.

— Остановите машину! Ему надо помочь!

Бирюк прибавил газу.

— Насколько я разглядел, помощь уже не понадобится. Успокойтесь! У них это норма вещей… Да! Такое не напишут в путеводителе.

— Правильно предупреждали. Бирюк! Я о вас напишу, о вас все узнают! — разозлилась Катя. — Остановите машину!

Она осеклась, увидев в зеркале, как поджались его губы. Дура! Одна ведь, на чужой планете, трассе, ни единой живой души вокруг. Даже шокера нет.

Услышав своё прозвище, Бирюк посуровел, похолодел, хотя, куда сильнее и так — лёд.

— Пожалуйста, — отчеканил он — Если вам приспичило умереть — идите, девушка, идите! Вы же, понятное дело, дальше буклетов не заглядывали. «Споры» — слышали такое слово? А почему других туристов нет? И то, что обочина в золе, вас тоже не смутило?

Катя чуть не хлопнула себя по лбу. Дура, дура в квадрате! Ведь она про это читала и специально подгадала время, чтобы обзор вышел не как у всех, чтобы особенный, настоящий.

Конфеткой Майя была только на снимках путеводителя. Папоротниковые леса, изумрудные болота, острые пики гор, радужные озёра, разноцветное небо, каждый день новое. Как нельзя в одну реку войти дважды, так нельзя и на Майя увидеть одинаковый закат. Но под ряской болот таились непролазные трясины, озёра переливались от щёлочи, а папоротники… с ними сложнее. Споры папоротника — гигантского псевдорастения размером с секвойю — активно проклёвывались на местной фауне и землянах в придачу. В сезон цветения туристы массово покидали Майя.

— Он погиб. Наверное, старый был и поэтому ушёл из стойбища. Боялся леса, брёл по дороге... Споры изгрызли его лёгкие, и он, должно быть, харкал кровью. Не заметил грузовик. Или сам бросился.

Машина свернула с трассы и теперь дребезжала по грунтовой дороге, поднимая столбы пыли. Пыли, кишащей спорами, и бог знает, какими ещё паразитами. Катерина молчала, представляя, как хирурги вскрывают её грудную клетку, чтобы пинцетом выдернуть ростки из лёгких. Какой ужас, и какие шрамы! И зачем только приехала?

Земля давно стала клеткой. А когда в клетке сидишь, сгорбившись, нет разницы — большой ты или маленький. Катя, конечно, считала себя большим человеком, и ей хотелось признания. Она умела увлекать за собой, манить прекрасным, ну, и своей улыбкой тоже. Улыбкой на фоне звёзд, горных круч, океана. Мотивирующей. Человек ведь давно подсел на мотивацию, ни шагу без неё ступить не может. Мотивация для пробуждения, работы, спорта, туризма… И она, Катя, получается, своими фотографиями делала людей чуточку лучше. Но куда увлечь и чем? Погрузиться на дно океана? Этого банального, огороженного силовыми полями аквариума? Подняться в небо? Что за радость от снимков на ещё одном безвоздушном астероиде?

На Майя была особенная жизнь. Калебы, маленькие серокожие человечки, размером с шимпанзе, обитали в горных долинах. Калебы веровали. Открытие разумной, да к тому же и верующей жизни перевернуло мир. И кто там говорил, будто религия суть вирус мозга, самообман? Умолкли, попрятались. И пусть представления калебов напоминали весьма вольное толкование восточных культов, число прихожан основных христианских церквей выросло вдвое. Забытые, опустевшие храмы-музеи наполнились жизнью и пожертвованиями. Тысячи искателей устремились к звёздам, чтобы заново обрести веру. Конечно, нашлись и такие, кто пытался ограничить активность. Но генералов, приказавших останавливать туристов, общественность скинула на раз-два-три.

Катя увидела ущелье — сухое продуваемое место между каменными грядами. С высоты виднелась синяя линза моря, кажущаяся ещё одной горной цепью. За спиной осталась петляющая между валами дорога и тёмно-зелёная шапка леса. Именно здесь в пещерах, расселинах и шатрах жили калебы.

— Разве можно так жить? — вспомнила Катя запись встречи этнологов с аборигенами. Учёный — юная девушка, почти ровесница — с автоматическим переводчиком склонилась над калебом.

— А было бы лучше, чтобы мы не жили?

Маленькая серая голова с тёмными глазами, безгубый рот и тонкая шея. Черепашка без панциря. Но в этих черепашках скрывалась удивительная сила воли, покорившая землян. Вечно голодные, заживо гниющие от спор, калебы никогда не жаловались, и любые беды сносили стоически. Когда в стойбище вслед за учёными пришли военные, случилась беда. Автоматический вездеход накрутил калеба на гусеницы. Всё стойбище сгрудилось рядом и молча смотрело на невольных убийц. Ни плача, ни ропота. Только взгляды многочисленных чёрных глаз…

Дети, мелкие проныры с собаку величиной, лезли под колёса. Бирюк сбросил скорость и нажал на сигнал. С этим сигналом они проехали до самой гостиницы.

— Поэтому здесь ездят только живые, — пояснил водитель. — Автоматика встаёт намертво.

Катя молчала, ещё дуясь на водителя. Настроение безнадёжно испорчено, да и устала с дороги. С другой стороны, жизнь продолжается, а Катя добралось до самой дальней обитаемой планеты, где не бывало большинство читателей «Народного достояния».

Машина остановилась у небольшого вытянутого здания с плоской крышей и металлической сеткой на окнах.

— Ваша гостиница. Сейчас она законсервирована и обслуживается автоматами, но если захотите общества, напротив есть станция биологов и пост охраны. Прощайте!

Дверь, конечно, открыть не соизволил. На прощание Катя мило улыбнулась, в очередной раз, подумав, что рога с бородой, куда бы лучше подошли к образу Бирюка, и отправилась навстречу приключениям.

— Добрый день, Катерина Александровна! — раздался мелодичный женский голос программы. Целое здание и совершенно пустое. — Добро пожаловать в нашу…

 

Первый контакт прошёл скучнее некуда. Кто-то разбирал фотографии со спутника и нашёл пару аномалий. Спустили дронов. Первые исследователи были настроены скептически. Они быстро провели геологическую разведку, открыли возможные места для жизни. Разум не обнаружен. Через некоторое время на Майя появился первый постоянный лагерь геологов, биологов, даже военных. В основном, землян интересовали залежи урана. Какое же было удивление, когда однажды в лагере появилось неизвестное существо — прямоходящее, с двумя руками и ногами, головой. Маленький человечек.

— Калеб, — согласно легенде, представился он. Что означало «зачем искать чужой земли, когда и дома несчастлив?» Так их, в итоге, и прозвали. Разведчики потом оправдывались, что это чистый вымысел. Ходила байка, будто за своеобразный выговор, напоминающий кваканье, существ окрестили квакерами, но случилась автозамена в отчёте. В общем, тёмная история. Себя калебы никак не называли. Если особо допытывались, старики отвечали так — те, кто живут под сенью леса. Слышащие хлопок одной ладони. Пущенные стрелы. И ещё тысяча эвфемизмов под стать.

Изрекали калебы редко, а их язык — безнадёжно путанный, меняющий значение слов от интонации, мимики и положения рук на противоположное, предлагал столько смыслов, что каждый выбирал перевод по вкусу. Простых калебов, сеющих местный аналог полбы, названия не занимали. Обычно они сидели у порогов своих домиков, таращились в пустоту, сквозь туристов, оживая на предложения лакомств. От еды калебы никогда не отказывались. Вопреки мнению, будто инопланетная органика ядовита, земной жареный картофель принимался на ура. Сытый калеб, довольно ухмыляясь, разъяснял неофитам суть вещей:

— Всё одно, — говорило существо, растирая жир с ладошек. — Лес — это я. Воздух — это я. Море — тоже я.

Одни от этих слов обретали смысл жизни. Кто-то выходил из хронического запоя. Оборванцы, тратившие родительское состояние на бесцельное кочевье от одной планеты к другой, возвращались домой с горящими глазами. «Чему можно поучиться у калебов?» — цикл программ и книг. «Откровения вдохновлённых звёзд» — философская школа нынешнего губернатора сектора.

— Почему ты жалуешься? Всё идёт, как должно идти. Если река течёт по течению, то уже хорошо. Плыви с рекой, будь рекой. Вода всегда найдёт способ обойти камни.

В большем выигрыше остались христиане. Ещё бы, ведь калебы верили в Спасителя!

— Утром посмотри по сторонам. Не показался ли Спаситель, сын Божий?

Сын Божий, посланный людям для спасения. Более того, калебы уже имели своих Спасителей и ожидали следующего!

Первым делом, Катя наведалась в квартал серых. К сожалению, она не учла, что приехала не в сезон. Единственная девушка среди пусть и духовных, но всё же чужаков, она чувствовала себя уязвимой. А если изнасилуют? Не докричишься. Вышла — пиши пропало.

Всё же она вышла, чертыхаясь и костеря себя почём зря. С моря дул ледяной, пронизывающий до костей ветер. Вокруг девушки сразу собралась толпа калебов, маленьких и юрких. Малыши, напоминающие детей опоссумов, вцеплялись в руки и ноги, намертво повисали и замирали с умилёнными мордашками.

— Give! — иногда прорывалась и вполне земная речь, поэтому переводчик не пригодился.

Катя впустую растратила запас сластей, за которые намеревалась приобщиться к мудрости. Получилось не очень. Пара фоток, где она и чумазые дети в обнимку и попорченный кадр с порванной бретелькой. Хорошо, хоть камеру не разбили.

Земляки сближаются на чужбине. Ноги Кати сами собой привели её на научную станцию. Правда, звания «станция» она явно не заслужила. Это был обычный вагончик с несколькими переборками, ящиками и полками, забитый рисунками и техникой, в конце стояли две койки с явно несвежим бельём и кабинка душа.

— Эдуарда, — представилась бабушка. Из-под синего платочка выбивались длинные седые пряди.

— Добрый день, Эдуарда! — улыбнулась Катя и едва не содрогнулась от рукопожатия. Рука бабушки была липкой и влажной.

— Надолго к нам?

— Пока не найду хороший снимок.

— И долго вы будете искать хороший снимок? — серьёзно спросила Эдуарда и вдруг расхохоталась. — Шучу, шучу! Мы всегда рады новым лицам. Вы даже не представляете, какого видеть одно и тоже каждый день! Николай! Выйди познакомиться с гостьей!

Шторка шевельнулась. Катя удивилась, увидев своего водителя с мензуркой в руке. Он нахмурился.

— Мы уже знакомы.

— А, да-да, на Майя лишних людей не держат. У каждого из нас по несколько специальностей. Николай, помимо всего, водитель. В сезон это мешает работе, целый день разъезжать с полоум… — Эдуарда поперхнулась. — Короче, целый день на колёсах. Но другого выбора нет, без туристов не будет финансирования. В общем, на Николае вся практическая часть. Это он, кстати, открыл, что калебы гермафродиты.

— Но до этого всё равно никому нет дела, — буркнул Николай и опять скрылся за шторкой.

— К чему это я? А, ну да, можете к нам в штат поступить. Есть у вас…

Катя улыбнулась.

— Биолог. Ни дня не работала по специальности.

— А сфера?

— Вирусология.

— В любом случае, гранд позволяет нам нанять вас на некоторое время.

— И что мне делать?

— Помимо мытья мензурок? Следить, ставить опыты. Думаю, это не помешает фотосессии. Как здоровье, кстати? Удивительно холодное место! Вечные сквозняки. Первое время у меня был постоянный насморк. Но калебы селятся только здесь. Ещё бы — самое защищённое место от спор.

Эдуарда, конечно, была мировая женщина, но от неё Катя быстро устала. За собой не следит, волосы всколочены, от тела не всегда приятно пахнет и одежда в пятнах. Зато на бабушке держалось всё. Убери Эдуарду — на следующий день станция развалится. При Николае вагончик бы снесли бульдозерами и аннигилировали результаты. Он совершенно не умел договариваться.

Николай посвятил себя паразитологии. Каждую неделю учёный курировал опытную семью и снимал пробы. Мазки «крови» — желтоватой жидкости — он просматривал на полевом оборудовании и отправлял копии на станцию. Всегда занятый, он не обращал внимания на Катю, но она не отступала и природа брала своё. Она уже не раз ловила на себе его странные долгие взгляды.

— И как? Много чего открыли? — спросила Катя.

Он не ответил. Всё так же сосредоточено рассматривал образец, а потом вбил результаты в таблицу.

— Я здесь не ради открытий, — наконец, сказал Бирюк. — Ты знала, что на калебах обитают сто тридцать два вида паразитов? И это только из того, что мы смогли выделить. Такая вам гармоничная жизнь по Фэн-шуй!

— Кому вам? Я здесь одна. Откуда этот тон? Кому ты постоянно что-то доказываешь? Тебе так неприятно моё общество?

Он надолго замолчал и вдруг извинился. Если бы солнце Майя внезапно погасло, это бы не стало такой неожиданностью.

— Нет ничего хуже бывшего курильщика, — невпопад обронил Николай.

 

Материал Кати пополнялся кадрами с улицы. Непринуждённо испражняющиеся дети, бронзовые от грязи и загара патриархи, ещё раз дальние шапки леса. Ради этого, конечно, не стоило покидать Землю. Разочаровавшись в своём природном даре, Катя вновь слушала записи исследователей, адаптированные для широкой публики:

— «Это случилось три года назад. Я только закончил семинарию и горел желанием разнести веру. Служил на флоте капелланом, а заодно исполнял обязанности психолога и помощника кока. Однажды мы получили сигнал о странном поведении туземцев на Майя. Аборигены будто бы массово впали в транс. Казалось бы, какое нам до этого дело?

Туристов тогда не пускали, из населения пара дурачков, студенты на практике и обслуга. В лагере началась паника, мол, калебы сейчас очнутся и всех положат. Мы встали на орбите, спустили челнок, вышли, бряцая оружием. По штату мне полагалось остаться, но командир настоял.

Обслуга пряталась за автоматическими пулемётами. В голове тараканы, ничего связного не выудить. Нас, говорят, посчитали. Спрашиваю, как. Взвесили, мол, и точка. Ладно, медик колет успокоительные. Мы поднимаемся в стойбище — броня, маски на лицах, винтовки наперевес.

Выходит один из этих, чахлый такой, едва ли по грудь макушкой. Берём на прицел. И тут я ощутил его взгляд. Он выбрал меня! Из всех!

— Что толку от красноречия, если не следовать своим словам? — произнёс калеб.

А я как раз намедни читал. Писание-то. И вот понимаю, что всё обман. То есть, Писание истинное, а я мошенник. И оружие у меня в руке, хотя не положено, и пришёл я убивать. Нет во мне любви, ни к людям, ни к себе. И чему я тогда учу? О чём говорю?

Калеб повернулся к нашему командиру. Я и сам не маленький, а Алан на полголовы выше, в плечах — ух! Бык. Смотрит на командира и вдруг заявляет:

— Что толку от величественной внешности, когда внутри пустота?

Я ещё не отошёл, мутило меня, душу рвало, но уже тогда промелькнуло, как бы наш командир ему голову-то не открутил. А Алан вдруг взял и заплакал. Уронил винтовку, снял шлем и заплакал…

Нас, конечно, отозвали. Эвакуировали станцию, общий карантин на два месяца. Спустили новый отряд, перевернули с ног на голову округу. Всё как обычно — меланхоличные калебы, их несчастное стойбище, чёртов лес.…

Из армии я уволился, нашёл себе приход — маленький, бедный, далеко на севере. Нас всего три человека, зато живём по чести. Я отвечаю за слова. Иногда созваниваюсь с командиром. Алан тоже ушёл из армии. Вроде в буддизм ударился, я не осуждаю. Дороги разные, но всё равно ведут к Богу»...

— Алан, — вспомнила Катя. Один из гуру, в чьём ашраме её подруга оставила половину сбережений. — Цепкий мужик.

Религиозные предпочтения Алана Парсона — проповедника, организатора братства и политика — прятались в паутине слов. Катя нашла его старую запись. Алан был в гостях на вечерней передаче, сидел, скрестив ноги. Лысый такой, в оранжевой тоге и с золотыми браслетами на запястьях. Бывший военный, значит. Ну-ну.

В дверь постучали. На пороге стоял Николай, Эдуарда махала из салона машины.

— Входите-входите! — заулыбалась Катя.

Бирюк, показывая свой нрав, кивнул и уставился на экран.

— Позвольте, — на экране Алан, отвечая на какой-то вопрос, поднял руки. — Давайте просто порассуждаем — человек дышит воздухом с определённым составом. Пьёт воду, ест определённую пищу. Как бы мы не старались, человек не сможет, допустим, съесть камень. Для жизни необходим свет. Будь его слишком много — мы бы зажарились. Мало — замёрзли. Наша жизнь появилась на третьей планете. Более того, мы знаем, что практически нигде, кроме Майя, она не появилась. Жизнь стала возможной только в определённых, крайне ограниченных условиях. И вот скажите — какова вероятность её возникновения? Условий для поддержания? Вдумайтесь — существуют тысячи факторов от магнитного поля до озонового слоя. Могли бы появиться эти факторы без наличия той самой сверхсилы? Без Бога?

— Очевидная глупость, — влез Николай. — Если бы жизнь приспособилась к составу воздуха с, допустим, двадцатью процентами углекислого газа, он бы сейчас говорил — смотрите, на нашей планете воздух не смертелен именно в такой пропорции! Чудо!

Катя решила не спорить. Этот человек постоянно воевал с видимыми только ему ветряными мельницами, а она чувствовала себя крайне не подкованной в споре.

— Старое видео, теперь Парсон поменьше распространяется. Ещё бы — губернатору некогда! Хотя, как можно было проголосовать за лысого мужика в оранжевой простыне.

— А я и не голосовал, — признался Николай. — У меня нет прав, отказался, чтобы полететь сюда. В Шамбалу, как тогда говорили.

Временные ограничения в правах получали сидящие на ренте — ежемесячных выплатах для тех, кого на страницах «Народного достояния» называли тунеядцами. На жизнь им хватало с избытком. Если гражданин начинал зарабатывать, право голоса возвращалось. Выборы слишком важный процесс, чтобы поручать их нуждающимся. Была и другая возможность — сразу получить однократную выплату. Хорошая прибавка, чтобы купить жильё или дорогую машину. Полететь в космос.

В машине заждалась Эдуарда. Обычно растрёпанные седые волосы были перетянуты бантом сомнительной свежести, её саму переполнял энтузиазм.

— Ну, наконец-то! Давай, дорогая! Не время разлёживаться. Началось! Всё, как тогда. Мы уже дали сигнал на станцию, ждём подтверждения.

Машина рванула с места.

— Видишь? Пусто! Калебы ушли с улиц. Всё, как тогда.

Как на записи капеллана.

— Семья Николая не вышла к кормёжке. Обычная практика — подкармливать подопечных. Они же сейчас в основном за счёт землян выживают. В общем, не вышли они. Он зашёл в их лачугу — никого. Обошёл соседние дома. Стойбище собралось в пещере и мычит. Мычат! Николай сразу ко мне, мы позвонили на станцию. Ждём решения.

Улица сужалась, из-за камней и мусора пришлось оставить машину. К пещере вела тонкая, петляющая между валами тропинка.

— А это точно безопасно? — спросила Катя.

— Если что, в багажнике лежит дробовик, — отмахнулась Эдуарда.

Угу, в багажнике.

Из тёмного проёма в скале доносилось многократно отражённое пение. Песнь состояла из одного повторяющегося слога, что-то вроде «Ом!».

Николай включил фонарь. Свет выхватил силуэт калеба. Он сидел на коленях, раскачиваясь в такт пению, словно ветка на ветру. Рядом десятки калебов, от мала до велика. Целый лес веток.

— Этого я знаю, — сказал Николай. Передал фонарь и осторожно, чтобы не напороться на камни, приблизился.

— Брат, что происходит?

Калеб долго пялился сквозь Николая. Шепнул одно единственное слово и снова отключился.

— Что он сказал?

— «Возвышение». И то хлеб. От них ведь чертовски чего-либо добиться, всё время повторяются. Попугаи чёртовы.

Одновременно всем троим пришло сообщение со станции. Катя прочла своё. «Внимание! Внимание! Химическая тревога! Всем немедленно вернуться на станцию!»

— Нам нужно уходить, — заявила Катя.

— Ну, уж нет, не сейчас, когда дело сдвинулось с мёртвой точки. Это почти прорыв, спустя годы, — отмахнулась Эдуарда. — Я останусь здесь, случись беда, укроюсь в вагончике.

— К сожалению, вынужден вас покинуть. Катя — тебе придётся уехать на робо-такси. Я подкину тебя до гостиницы, но дальше сама. В городе всё равно пусто, проблем не будет.

— А ты куда?

— Эвакуируют персонал завода. Придётся помочь с вывозом.

— А они не могут вызвать такси?

Николай промолчал. Эдуарда расставила камеры, чтобы наблюдать из вагончика.

— Не затягивай с эвакуацией, ясно? Никто не знает, что может произойти, — бросил Николай на прощание и уехал.

Эдуарда, как и обещала, заперлась в вагончике.

— Если что, я буду здесь.

Катя осталась одна. Вернулась в номер, собрала сумку, активировала услугу такси.

— Куда едем? — поинтересовался серьёзный голос из динамика.

— Домой! На станцию.

И снова дорога. Катя сняла пустую улицу и россыпи камней на грунтовке. В прошлый раз их было куда меньше. Очевидно, что склоны осыпались. Не хватало только землетрясения. Внезапно Катя поняла, что с неё достаточно этой планеты. Захотелось вернуться домой, в милую квартиру на втором этаже и садиком на крыше, принять душ, сходить с подружками в кафе. Без всяких там духовных калебов и учёных на полставки. И вообще, она так устала, всего лишь закрыть глаза. На секунду...

Проснулась она от осознания факта, что не слышит шума мотора. Машина стояла. Катя открыла глаза, ожидая увидеть станцию.

Пустая дорога, рядом горные кручи и лес, полный смертоносных спор.

— Эй, почему мы стоим?

А в ответ тишина.

Пересела на переднее сидение, проверила бортовую панель. Статус «в процессе, не мешайте водителю». Ничего не работает. Набрала тревожный номер. Линия забита. Отправила сообщение.

— Алло! Это станция? Я застряла на дороге. Такси не работает.

Очередное «ожидайте ответа». Вспомнила об Эдуарде.

— Да, — короткий, отрывистый голос, несколько раздражённый, что приходится отвлекаться.

— Это Катя. Я застряла на трассе.

Хрипы помех в трубке.

— Тут всё накрылось... Камеры тоже. Попробую соединить с Николаем. Если остался на ходу, вывезет с остальными. Главное, не волнуйся.

После «не волнуйся» её затрясло сильнее.

— Да, Катя. Ты где? Нет, «на дороге» не пойдёт. Покажи маршрут. Есть, вижу. Только не открывай стёкла. Никуда не выходи! Уже еду.

— В смысле, не открывать стёкол?

— Лечу! — Николай повесил трубку. На заднем фоне громыхало. Машину чуть тряхнуло, что-то слабеющее, расходящееся кругами по воде.

Темнело. Дальние шапки леса окутало ядовито-зелёное сияние. Ещё один снимок. Неплохо для завершения. И подпись — опасная красота Майя. Хорошая эпитафия для посмертной записи. Первое место в рейтинге. Её будут помнить. Год, два, три. Сначала чаще — погибла умница, почти учёный, в самом расцвете сил. Потом реже и менее эмоционально. Мол, погибла, так погибла. За этим делом далеко ходить не надо, смерть может и за обеденным столом застигнуть.

Она определённо что-то увидела. Будто тень упала от флюоресцирующего края моря. Кто-то шёл по дороге. Коля! Почему пешком? Нет, не Коля — калеб. Невысокий, сгорбленный, старый. Серый, безликий и только глаза светились в темноте — словно две маленькие луны. Дальние такие, бесконечно чужие, но вопреки рассудку всё равно тёплые.

Уставились друг на друга.

— Не бойся, — услышала Катя. — Он уже близко.

Сказал и исчез в ночи. Только потом девушка поняла, что забыла включить переводчик.

Аккумуляторы сели. Умер планшет, бесполезный кусок пластика. Погасли огоньки на бортовой панели. В салоне ощутимо похолодало.

Сколько же спор успело попасть в лёгкие? Разнестись по венам, осесть в мозге? Крохотные бомбы замедленного действия.

Николай приехал на вездеходе. Уродливой гусеничной махине с пуленепробиваемыми окошками.

— Достань маску! В аптечке, на заднем сидении. Теперь выходи.

Внутри вездеход оказался грубее, чем снаружи. Тесный, до ужаса простой, неудобный.

— Извини, что пропал. Электроника вырубилась, — объяснил Николай. — Везде переполох. Пока этих собрал… Тебе, кстати.

Протянул горсть таблеток.

— Замедлит ростки, если успела надышаться. Не бойся. Риска почти нет.

Вездеход с рёвом помчался в космопорт. Было полутемно, близкое море отливало фиолетовым, зеленело, сияло небо над лесом. К чёрту, Майя! К чёрту снимки! Оставаться знаменитой можно не сходя с места.

— Как там Эдуарда? Я слышала шум.

— Эдуарда, слава б… Эдуарда в порядке. С ней не было связи, но теперь всё в норме. Случился обвал… Стойбище стало немножко шире. Плохо, что время поджимает. Мы не успеем оценить…

На панели загорелся сигнал вызова.

— Защищённая связь уцелела, — объяснил Николай, щёлкнув тумблером.

— Бирюк, твою мать! — громыхнуло в динамике. — Ты нашёл эту чёртову бабу? Мы улетим без вас!

— Чёртова баба нашлась, сэр, — влезла Катя.

— Мм. Ожидаем, — и сбросил.

Николай вяло улыбнулся. Сама возможность его улыбки поразила Катю едва ли не сильнее последних событий.

— Не суди нас строго, все на нервах. Толчки, импульсы, эвакуация. Теперь ожидаем военных.

Уже можно было разглядеть станцию, освещённую прожекторами дорогу, купол. И вдруг мигнул свет, а потом будто кто-то тюкнул тяжёлым по затылку, да так, что искры посыпались. Николай заорал от боли и крутанул руль. Вездеход завалился набок. Катя повисла на ремнях.

Мотор ещё работал, рокотал выхлопами, но тише, тише, тише. Николай, ошеломлённый, ничего не понимающий, выполз наружу. Катя увидела его бледное, обескровленное лицо с тонкой струйкой от прокушенной губы. Остались бы силы, крикнула — стой, куда ты?

Поздно, люки открыты. Ядовитый воздух внутри и снаружи. Катя вылезла следом, уставшая, задыхающаяся от боли в груди. Только бы рёбра целы.

Спаситель вышел к ним с улыбкой. Тонкие губы, маленький рот. Черепашка без панциря. Он всегда улыбался, а его глаза — большие, как у ночного существа — смотрели тепло, в глубину, понимающе.

— Покажите мне Землю, — сказал он. — Нам есть чему поучиться друг у друга.

Она видела осыпавшуюся гору, освободившую место для молодых калебов. Чего не сделаешь ради того, чтобы продолжалась жизнь. Заворожённая, она смотрела этого маленького человечка, обладающего поистине Божественными силами. «И если будет у человека хоть зерно веры, то скажет — гора перейдёт и гору передвинет». Спаситель смог. Ещё дымился камень на склонах, истончаясь, освобождая место. Калебы окружали Спасителя, стремясь очутиться как можно ближе. Казалось, что его тело просвечивает, светится изнутри.

И вдруг Катя поняла, что уже идёт. За ним, Спасителем. Рядом, с блаженной улыбкой, шагал Николай. Теперь он ничем не напоминал хмурого Бирюка.

Жизнь должна расширяться. Без леса нет жизни. Лес сокращается. Шахты, буровые, дороги убивают жизнь. Если леса будет слишком много, не останется калебов. Но калебы исчезнут и если лес сократится. Калебы и лес — суть одно, форма преходяща, содержание не меняется. Лес помазывает Спасителя, одаряет всеми богатствами, но и требует немало. Поддержания жизни.

…Пришла в себя во дворе станции. Калеб, тот самый, что успокоил её на дороге, разговаривал с начальником станции.

— Я не могу, не могу, не могу, — почти плакал мужчина.

— Раздели тяжесть с чужим плечом, — объяснил калеб.

Всхлипывание.

— Сейчас свяжусь! Сейчас, сейчас!

На станции полутемно, проблески аварийных ламп. Люди молчат, техника не из болтливых.

— Коля, что происходит? — подёргала его за рукав. Коля держался за голову.

— Станцию эвакуируют на карантин, Спаситель просится на Землю. Всё просто. Сначала мы летали учиться к ним, теперь они к нам. Будем ждать решения. Я так понял, если не возьмём калеба, то никуда не улетим. Но с калебом мы не полетим точно.

Снова тишина. Вышли во двор. Здесь, под защитой купола, можно было спокойно дышать, не опасаясь спор. Хотя, чего терять, давно заражены.

— Знаешь, я ведь не просто сюда приехал. Я ведь жил этим, понимаешь? Для меня всё это как свет, как путеводная звезда было. Я ведь… полжизни зря потратил. Всё прочее — семья, друзья, учёба, работа — фоном. Бог, переселение душ, тримурти… аура. И тут — калебы, куда без них. Я всё отдал, чтобы попасть на Майя, любовь предал, друзей оставил. И вот я среди народа монахов. Народа просвещённых. Идеал нью-эйдж. И что я вижу? Что шелуха это, приманка для туристов. А есть побирушки, живущие на подачки. Умирающие от паразитов. Приспособленцы. И всё ложь — брошюрки ложь, книги ложь, статьи ложь. Любовь у них платоническая, понимаешь, братская. Нет у них любви! Гермафродиты они, почкуются! Нет любви — есть равнодушие. Нет мудрости — есть терпение и крохотные запросы. Животные они, даже хуже. А туристы… лобби их. Этих церквей, сект. Они же нас душат! Чего думаешь — на целую планету с жизнью и разумом — один вагончик Эдуарды. Не пускают! Чтобы бизнес не разрушили своими открытиями. И тут ты… я… прости за всё. Чужое невежество не повод для хамства. Я ведь плевал в собственное отражение.

Катя обняла его и погладила по голове.

— Видишь? — Николай нагнулся и дотронулся до узких листочков. — Это пырей. Его занесли ноги туристов. Видимо, какое-то семечко прилипло к подошве путешественника, вместе с ним прошло карантин и бездну пространства, чтобы проклюнуться здесь. Пырей занимает освобождённые от папоротника места. Возможно, что наша земная растительность когда-нибудь научится конкурировать с папоротником. Но мы — нет. Это будет катастрофа.

–Ты о чём?

Николай пояснил:

— Об этом… Спасителе. Он ведь не просто так мозги промыл. Он этот лес в себе несёт. Набит под завязку спорами. Хочет провести на Землю. Условия получше, чем здесь.

Лампы снова мигнули, переходя на основное питание. На станцию возвращалась цивилизация. Динамики ожили:

— Внимание всем! Немедленно занять места в шаттле. Отбытие через…

Николай нервно дёрнул головой.

— Вот и закончилась глава, уходит человек разумный. Прогнулся наш губернатор! Оказалось, целая планета не стоит смерти одной станции. Устали мы от бремени жизни. Жизнь ведь такая штука, вызовы бросает. А мы не хотим бороться, просто — жить. Прекратили приспосабливаться. Зачем? У нас ведь всё есть. Что не делай, с голоду не помрёшь. Всю жизнь груши околачивал, три образования от скуки. А калебы борются. Нищенствуя — выживают. Мимикрия. Слышала такое слово? Выдавать себя не за то, чем являешься. Понимаешь?

— К сожалению, я это прекрасно понимаю.

Автоматический кар подвёз их к челноку.

— Николай? — ожил приёмник. Голос Эдуарды. — Как вы там?

— Возвращаемся на Землю.

Длинная пауза.

— Это лес глушит электронику. Я записала пики актиности... — Шумы на линии. — Что-то вроде облачных технологий. Сам по себе он пустышка.

Кар проехал за дополнительную линию защиты и связь оборвалась.

— А ведь надо его убить, Катя, — внезапно сказал Николай. — Чтобы своё спасти. Пусть даже от этого своего нестерпимо стыдно.

Катя вспомнила добрые тёплые глаза пришельца. Как можно желать ему смерти? Ей он не желал, только жить хотел. Вернее, хотел, чтобы другие жили.

Снова волна… приятная, обволакивающая сознание. Любящая. Очнулась Катя в полёте, слабая от пережитой перегрузки. Николай полулежал рядом. Лицо его — мокрое от пота, красное — выражало крайнюю растерянность.

— Чувствуешь? Отпустило. Он слабеет.

Полный салон пассажиров, привязанных ремнями к креслу. Сиплый вздох. Калеб тяжело дышал, держась за грудь. Лицо его перекосило от муки. Даже страдая, он сохранял рассудок.

— Почему ты хочешь меня убить? Я и так — ни жив, ни мёртв, — спросил калеб у Николая.

— Ваш лес погубит нашу планету. Ты этого для нас хочешь?

Челнок сел на луне Майя. Осталось состыковаться со станцией и пройти через врата. А дальше просто — переход в солнечную систему и новая станция на Деймосе. От станции к стации, перемещаясь к дому.

— А эта земля занята?

— Вряд ли.

Снова задумался.

— Ты мне поможешь, — Просьба? Приказ? Катя не знала.

Гостей встречала автоматика. Персонал пересадочной станции облачился в скафандры и встречал чужаков бронированными стенками. И что удивительно, никаких военных. Катя впервые подумала про измену. Это был заговор по уничтожению Земли! Губернатор с промытыми пришельцами мозгами предал человечество.

— Вы там все марионетки? — вопрос через стенку. — У нас, если что, заблокировано и ключей нет. Так что можете предупредить своего колдуна, чтобы не пытался лезть к нам в голову. Бессмысленно.

— Закрыли станцию, но при этом пропускаете на Землю, — ответ старшего. — Восхитительная логика.

У калеба отнялись ноги, и Николаю пришлось взять его на руки. Куда он идёт? Катя увязалась следом, не оставаться же с этими. Старшие бранились по громкой связи, вахтовики равнодушно ожидали развязки. Сидели, улыбаясь, с закрытыми глазами. Наверное, ещё видели грёзы о Спасителе.

— Как же тяжело, наверное, быть человеком. Говорить одно, думать другое, поступать иначе. А на деле всего лишь жаждать любви и внимания. Смотрите на меня, любите меня!

— Так как же мне быть? Может, бросить всё?

— А ты сможешь жить без этого «всего»?

Видимо, калеб что-то говорил и Николаю, пока они добирались до шлюза

— Не ходи за нами, — обернулся он. Лицо мокрое от слёз.

— Это же убийство…

За стеклопакетами иллюминатора разреженная атмосфера, сотни тысяч квадратных километров пустоши. Девственная земля, так и не познавшая жизни, старая дева. Камни и пыль.

Спаситель шагнул в проём. Глаза его блеснули, отражая свет ламп.

— Спасибо.

Перегородка наглухо закрылась и автоматика с шумом откачала воздух. А затем шлюз открылся, но на этот раз с другой стороны. Калеб сделал несколько шагов, каждый короче предыдущего. Он жадно и судорожно дышал. Тело его медленно истончалось, осыпалось радужной пылью.

И тогда Катя нашла свой снимок. Спаситель шёл, разведя руки в стороны. А потом просто споткнулся и упал. И тело его вдруг рассыпалось на множество частиц. Частиц — полных активных, выносливых спор. И кто знает, может быть, спустя сотни лет на луне вырастет новый лес?

 

Потом карантин под присмотром военной полиции, обследование. На Майя без перемен, калебы вернулись к привычной жизни нищенствующих философов, разве что места для жизни у них немного прибавилось. Прошедшее землетрясение освободило новую площадку.

Одна ракета должна была забрать на Землю, другая — отвезти на Майя.

— Что он тебе сказал? — спросила Катя.

— То, что попробует вырастить новый лес. Он пожалел нас, понимаешь? Или, наоборот, решил, что не переживёт перелёт. Без леса-то его сила пошла на убыль. Рано судить, слишком мало данных. Надеюсь, после случившегося к нам отправят больше сотрудников. Похоже, что взаимоотношение леса и калебов не основано на паразитизме. Эдуарда считает, что это симбиоз. Я, хоть и скорее всего не прав, что опыление. Возможно, калебы это и есть лес, только на определённой стадии развития. И их «Спаситель» — плод. Хм, ересь-то какая, но твоему журналу обязательно понравится.

И Николай улыбнулся. Он вообще изменился после случившегося, стал мягче, чаще показывал чувства. И это очень нравилось Кате. Вот только…

Они стояли у прозрачной стены пересадочной станции и смотрели на голубой шар Майя. Почти такой же, как Земля, может, чуть меньше.

— Куда ты теперь? — спросила Катя. — Возвращайся со мной! Найдём тебе другую работу.

Николай покачал головой.

— А что ты?

Катя постучала по камере, висящей на груди.

Обнялись, поцеловались на прощание. Он был крепок, но держал её так нежно, что ойкнуло сердечко и подкосились ноги. Больше всего на свете Кате хотелось, чтобы это мгновение продолжалось вечно. Два любящих человека на фоне планеты. Может быть, её лучший, но так и не снятый снимок.

— Это было бы нечестно по отношению к… У меня уже есть парень и… мы устраиваем друг друга. На одной волне, понимаешь.

— Да, это было бы нечестным, — эхом отозвался Николай.