Пастырь

 

Видя толпы народа, Он

сжалился над ними, что они

были изнурены и рассеяны, как

овцы, не имеющие пастыря.

Мф 9:36

 

Мело так, словно вьюга, ожесточенная местью, задумала убить путника; она взбила воздух в снежную пену, её бездонное дыхание свистело и шипело, возвещая на тысячи шагов вокруг злую волю. Другому и в голову бы не пришло бороться со стихией, рискуя погибнуть, растворившись в снежном потоке, но Мес бросал вызов природе и самому себе. Идти против бури для него значило испытать себя на прочность, и каждый глоток студёного воздуха придавал ему сил. Он правил снегоходом с нартами, скользя вверх по реке на север, и, хотя борьба со стихией вдохновляла его, в душе ему хотелось с кем-нибудь поговорить. Он ждал, что выйдет солнце, и над горизонтом покажется дымный след, который оставляет за собой человек, где бы он ни был.

Вдруг из снежной пены появилась невысокая фигура и тут же рухнула ничком, едва не задев снегоход. Путник испугался, что кого-то убил. Он соскочил со снегохода, перевернул тело и увидел истощенное лицо девушки. Её щёки ввалились, кожа плотно обтянула скулы, но из носа шел легкий пар. Слава Богу! Почерневшие губы навели на мысль, что это не обычный голод. Мес раздвинул их и невольно отшатнулся: оставшиеся зубы едва держались в гниющем рту. Путник отвез девушку к берегу, укрыл от ветра под соснами и развёл костёр из собранного в лесу валежника. Затем он приготовил отвар шиповника и стал потихоньку поить им несчастную. Она очнулась, её мышцы из последних сил сжались, а глаза округлились.

— Бедняга… Я не причиню тебе зла, — успокоил её Мес.

Девушка моргнула. Кроме испуга, в её глазах прятался слабый огонёк надежды. Через минуту она уснула, бессильная удержать сознание. Он просидел с ней, пока буря не утихла.

Вышло солнце, и мир разделился на два царства: белого и голубого, ели на берегах сплошь укрылись снегом и превратились в сугробы, ослепительно сияло солнце. Мес почувствовал, как щиплет лицо, и плюнул для пробы: плевок превратился в ледяную пулю и оставил в снеге дыру. Путник взыграл духом. Холод бодрил его и придавал силы, не давая размякнуть в неге.

Мес уложил девушку на нартах, укутав в доху, и путники заскользили по ледяной груди реки. Снегоход то и дело застревал, и раскаленный усилиями мотор вынуждал останавливаться и ждать, пока он остынет. Месу не терпелось найти селение этой девушки. Она бы не смогла уйти далеко. Они проехали около четверти часа, и река свернула на запад, чтобы, минуя вершины вгрызавшихся в небо гор, пробраться дальше на север — а деревни все не было. Девушка очнулась, забормотав. “Как она там оказалась? В метель!” — думал Мес.

Через полчаса, в излучине путник увидел тропу спускающуюся к реке, гибкую, словно хребет доисторического чудовища, которое застыло здесь, утоляя жажду. За холмом вился слабый дымок. Мес обрадовался, утопил рычаг газа, но измотанный мотор замолчал. Путник решил, что в надвигающихся сумерках не сможет разобраться с поломкой, да и всё равно, на снегоходе не забраться по тропе. Тогда он, взвалив девушку на спину, поднялся наверх.

Крошечное поселение едва ли можно было назвать деревней — покосившееся здание из белого кирпича хмурым надзирателем уставилось на семейку деревянных хижин, а забитые досками окна придавали ему вид ослепленного монстра. Каждый дом в маленькой деревне огораживался забором. Мес, тяжело дыша, подошёл к большому дому с высоким крыльцом, из трубы которого валил дым.

— Откройте! — барабанил он, и с каждым прикосновением вспотевшие пальцы клеились к металлической двери. Тогда он стал пинать дверь ногой.

Послышались шаги, и через полминуты скрипнули петли. В проем высунулся мужчина с рябым лицом и хлипкой бородой и уставился на девушку. В руках он держал ружьё. Возможно, в последний раз оно поразило свою жертву много лет назад, но проверять не хотелось.

—Убирайся! — проворчал хозяин.

За долгие годы путешествий по тайге Мес перестал обижаться на грубости поселенцев. Катастрофа изменила людей, сделала их недоверчивыми и напуганными. Однажды встретив каких-нибудь уродов в лесу, навсегда потеряешь доверие к людям.

— Эта девушка не из вашей деревни? Я нашёл её в часе…

Рябой передернул затвор и навел дуло на гостя.

— Чего не ясно? Проваливай! Лучше брось её где-нибудь, а не то сдохнете оба! — он рассмотрел задыхающегося гостя и его потрескавшиеся на ветру губы. — Да вы и так кончены, даже жаль тратить патроны. Вали уже!

Мес был вынужден вернуться к нартам, стараясь не давать волю гневу.

Весь этот путь туда и обратно он нес девушку и совершенно вымотался, а когда, наконец, положил, почувствовал приятное расслабление в мышцах, сулившее глубокий сон. К тому времени совсем стемнело. Мес поставил палатку и нодью, перекусил вяленой лососиной с сухарями. Девушка по-прежнему спала. Её высушенное лицо казалось мертвым, но Мес убедился, приблизив палец к губам, что она дышит. Путник был уверен, что мужчина знал её, настолько редко теперь встречались поселения людей. “Он принял болезнь за проклятие, — рассуждал Мес, — при этом сам он не выглядел голодным. Будто её специально морили голодом...” Люди по-разному спасались от цинги: выращивали овощи, хотя бы картофель, или варили отвары из ягод. Знания о недуге со временем терялись, но установленный из поколения в поколение образ жизни оберегал.

Мес взялся за книгу. Хотя он знал её наизусть, всё равно неизменно читал перед сном. Ритуал чтения успокаивал. Книга раскрывала тайны безнадежно забытого прошлого. Частичка истории, не менее таинственной, чем будущее, рассказывала о смысле жизни, без неё путник бесцельно скитался бы по бескрайним заснеженным лесам. Мес сам не заметил, как уснул.

 

Наутро девушке стало лучше. Проснувшись, Мес увидел, как она сидит рядом, обняв коленки. Он полез в сумку за лососиной.

— Пожуй пока это. Или лучше держи во рту, пока не растает. А я разогрею отвар, — сказал он, передав ей ломтики.

Девушка взяла еду, но прежде, чем есть, спросила:

— Ты меня вылечил. Как? Ты целитель?

Мес удивился, услышав её голос, совсем тонкий и нежный. Такому голосу хочется отвечать только самые милые слова. Она подвинулась ближе, и Мес лучше разглядел лицо, настолько тощее, что больно было смотреть. На шее у неё висело ожерелье из красных и синих камней.

— Я мог помочь тебе, почему бы этого не сделать? Каждый достоин помощи.

— В моей деревне все решили, что я проклята. Когда началась метель, Крал пришёл ко мне, вытолкал из дома и велел убираться.

Так вот что случилось! Этот Крал — бездушная скотина.

— Ты заболела цингой, такое случается от голода.

Она будто что-то поняла и кивнула.

— Мы жили с Ио вдвоём, детей у нас не было. Крал хотел, чтобы я жила с ним. Он главный в деревне, потому что у него одного есть ружьё. Он решает, когда другим идти на охоту или ловить рыбу. Он хотел забрать меня у Ио, а я не пошла. Однажды Ио не вернулся с охоты, и Крал звал меня снова, а я все равно не пришла к нему, даже когда еды совсем не осталось.

Меса поразила твердость воли внутри слабого тела. Удивительно, откуда она там? Эту девушку никто не воспитывал, она выброшена в жизнь так же как и рябой, но у неё есть стержень, а у него нет. Почему?

— Ио был твоим другом?

Девушка смотрела вниз, сжимая кулачки.

— Братом. Он единственный не боялся Крала, — она очень гордилась этим.

— Послушай, — вкрадчиво начал Мес. — У каждого хорошего человека есть душа, которая после смерти попадает в мир, где нет боли и голода и всегда тепло. Я думаю, душа твоего брата теперь там.

— Откуда ты знаешь про тот мир?

— Я чувствую его присутствие.

Девушка недоверчиво посмотрела вокруг.

— Как можно чувствовать то, что не видишь?

— Просто. Закрой глаза и представь своего брата.

Девушка надолго замолчала.

— Чувствую...

Она посидела так ещё немного. От тоски она однажды пила мухоморовую воду, но те образы, которые приходили с ней, смердели фальшью. Оказывается, настоящий образ всегда был рядом.

— Теперь ты будешь обо мне заботиться, как Ио? — спросила она.

— Тебе надо выпить еще шиповника, — Мес заметил, какие костлявые у неё пальцы, и почувствовал вину, будто это он морил её голодом, — и поесть.

Он собрался выйти из палатки, но девушка схватила его за рукав.

— Не ходи к Кралу. Он очень меткий — бьет оленя в глаз. А его ружьё может сбить звезду с неба.

— Я не боюсь смерти.

— Но я опять останусь одна. Не оставляй меня.

Путник почувствовал ответственность за несчастную. Он был теперь не один.

— Не оставлю.

 

Мес разобрал двигатель и понял, что для ремонта ему понадобятся предохранители. Может быть найти их в деревне? Хотя вряд ли поселенцы станут ему помогать.

Он понимал, что эти люди не виноваты в своём жестокосердии, это суровая одинокая жизнь сделала их такими, а кровосмешение, как бомба замедленного действия, чревато болезнями в каждом следующем поколении. Такими были почти все выжившие. После катастрофы, случившейся двести лет назад, в густонаселенных районах жить стало невозможно. Воздух городов, стоявших теперь как древние кладбища, мгновенно высушивал любое живое существо или растение. Никто не понял тогда, что произошло: старики рассказывали, что люди надругались над самой жизнью. Ходили слухи об уродах, которые потеряли человеческий облик, некоторые из них научились жить, не дыша, а другие пристрастились к человечине; Мес не очень верил этим слухам. Оставшиеся в живых люди ушли в тайгу или в горы и разделились на маленькие семьи — вот, что он знал.

Мес вернулся в палатку и увидел, что девушка держит в руках его книгу. Старую, потрепанную, с пожелтевшими страницами. Единственную доставшуюся ему от отца.

— Ты умеешь читать?

— Да, еще в детстве отец научил меня.

— Я слышала, что Крал часами смотрит в них, делая вид, что понимает, что в них написано, но никогда не верила в это. О чем эта книга?

— О том, что хорошо и что плохо.

— Расскажешь мне?

— Всё очень просто. Люби ближнего как самого себя, люби своих отца и мать, делись, помогай, цени жизнь, данную тебе свыше, — и все будут счастливы, — улыбнулся Мес.

Глаза у девушки блеснули.

— Странная книга.

 

Прошла неделя. Нат — так звали девушку — шла на поправку и даже часто смеялась, не стесняясь своей беззубой улыбки. К ней возвращались силы, и она понемногу помогала Месу: разводила огонь, готовила еду. И всё же перспектива складывалась бестолковая. Навязываться поселенцам — не хотелось. От рябого точно не стоит ждать помощи, но, может, другие жители окажутся сговорчивее? Стоит попробовать снова. Так или иначе, а без запчастей снегоход не починить, и взять их негде, кроме как в деревне.

Однажды утром он сказал:

— Сегодня сходим к твоим.

— Что такое “мои”?

— Твоя… — Мес осёкся. Нет у неё семьи, эти люди едва ли ближе ей, чем снег зимой. — Ничего.

Нат обняла путника. Она могла бы быть Месу младшей сестрой или дочерью.

— Мы пойдем в деревню.

Путник просмотрел свои пожитки: инструменты, одеяла и одежда, книга, оружие — всё это нужнее ему самому в дороге, чем поселенцам. Из еды у него остались: мешок ячменной муки — последний из тех, что он увез с южных лесов, лососина, сухари, немного зерна и запас тушеных бобов. Мес взял муку и поднялся с ней по тропе. Нат шла рядом. Около дома Крала мужчина в легкой куртке колол дрова: он укладывал чурбаки внутрь автомобильной покрышки, установленной на широком пне, так что, во время колки не приходилось наклоняться и собирать разлетевшиеся поленья. Мес приметил его опущенное лицо, какое бывает у пьяниц. Рядом с ним мальчишка лет десяти бегал туда-сюда, перетаскивая поленья в дровяник. Около соседнего дома мужчина в парке без шапки стоял на крыльце. Он увидел Нат и закричал:

— Смотрите! Проклятая вернулась! Не сдохла!

Люди высыпали из своих избёнок и обступили Меса.

— Я никак грибов объелся! — опешил дровосек.

— Да не-е-ет, я тоже вижу её. Ты посмотри на лицо, откормилась...

— Да… И как будто проклятие… того, снято.

— Неужели этот постарался?

— Да он целитель!

— А давайте проверим?

— Несите Варта!

Толпа расступилась, и мужики бросились к слепому, сидящему на крыльце. Они схватили его за руки и за ноги, он боролся, пытаясь освободиться, и вопил:

— Не трогайте меня, суки! Нет!

— Сможешь его исцелить?

— Если на то будет воля Бога, — спокойно ответил Мес, но руки его сжались от напряжения.

Мужчина брызгал слюной и чуть ли не закатывался от визга, как маленький ребенок. Путник наклонился к слепому и увидел, что его веки залепила желтоватая корочка из засохшего гноя.

— Падлы! Уберите руки! — вопил он.

Злоба пропитала воздух. Один из мужчин несколько раз ударил слепого кулаком, тот взвыл еще сильнее.

— Отпустите его пока, — сказал Мес мужикам, — Мне нужно приготовить отвар.

Освобожденный слепой не знал, куда податься. Он рыпнулся сначала в одну сторону, потом в другую и в конце-концов упал, спрятав лицо в снег.

Мес и Нат спустились обратно к реке. Путник ножом срезал кору с ивы, а девушка ломала её пальцами и складывала в чашке. Измельченную руками кору сварили в снеговой воде и перелили в мех, но не закрыли, так что пока добрались до деревни, жидкость уже подостыла.

— Нет! Не убивайте меня! — взвизгнул слепой, когда мужики вновь принесли его к Месу.

Путник промыл глаза, убрал корочку, и слепой раскрыл покрасневшие веки:

— Я вижу! Вижу!

— Промывай отваром утром и перед сном, — сказал Мес мужчине.

Слепой дрожащими руками прижал к груди драгоценный мех с отваром, а потом упал на колени и затряс головой, как безумный. Он протянул руки к Месу и вцепился в него. Неуверенность толпы отступила, и теперь все подходили к нему, и каждый просил исцеления. Мес с готовностью советовал им как нужно лечить живот, свежие раны, головную боль. Он не уставал желать каждому:

— Спаси тебя Бог.

Люди, не понимая, что это значит, улыбались в ответ и повторяли слова. Подошла женщина с двумя детьми. Рядом с ней стоял симпатичный мальчик, с заплаканным как и у матери лицом, а в руках у неё был сверток с младенцем.

— Если хочешь, исцели мою дочь, не то она умрет, — умоляющим голосом сказала женщина и протянула сверток.

— Хочу.

Мес взял невесомое тельце и почувствовал, что от него требуют невозможного. Он сотни раз видел смерть и хорошо знал: когда костлявая рука уже вытягивает душу, ничего нельзя сделать. Лоб девочки горел в лихорадке, глаза метались, как два умирающих оленя. Сердце путника сжалось от боли. Он понял, что девочка сейчас же умрет у него на руках, а разочарованная толпа прогонит горе-целителя. Но девочка должна была жить, несмотря ни на что, но не во славу Меса, а… чтобы показать могущество Бога. Ведь эти люди совсем еще дети. Они лишь ждут посланца, который положит конец их страданиям, несправедливостям и самой смерти. В таком ожидании нет любви. Только нетерпение избитого ребенка, который ждёт, когда отец задаст взбучку его мучителям. Во власти Меса дать им надежду… Внушить любовь друг к другу, через любовь к Создателю.

Прогремел выстрел. Пальцы Меса облились теплым и липким.

— Тебе давно уже пора было добить эту боль, Глань! Чужак не смог бы исцелить твою дочь! — Мес узнал этот голос. Он с яростью посмотрел на рябого. Хорошо, что путник не взял ружьё, ему так захотелось всадить пулю убийце между глаз.

Тот стоял слева на своем крыльце и скалился. Он снова вскинул ружье и прицелился в Меса, но Нат тут же заслонила его. Путник обомлел от такого поступка.

— Отойди, проклятая! — приказал рябой.

Кто-то крикнул:

— Ублюдок, не трожь его!

— Да! Всех не перебьешь!

Угрозы посыпались со всех сторон. Разъяренные несправедливостью люди готовы были растерзать Крала, но Мес перешагнул через свою злость:

— Оставьте его. Он будет гореть в аду.

Толпа не поняла чужака, но его слова, наполненные холодной яростью, пронзили их сердца. Крал, воспользовавшись замешательством, ретировался в дом.

— Но ты бы её вылечил!

— Создатель уже призвал душу девочки к себе. Я бы не смог спорить с его желанием. У меня есть силы лечить болезни, но я не в силах бороться со смертью. Женщина, — обратился Мес к матери, — душа твоей дочери теперь в лучшем мире.

— Откуда ты знаешь? — мать заливалась слезами.

— Он знает! — вмешалась Нат. Он показал мне брата!

— Люби своего живого сына, и забудь о дочери. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Люди испуганно заговорили. Нат кивнула Месу на ближайший сруб.

— Это мой дом. Пойдём туда, — шепнула она.

Они пробрались сквозь толпу к дому. Окон в хижине не было, так что внутри царила кромешная тьма. Нат выскочила обратно, скрипнув дверью, и вернулась с охапкой дров. Она наощупь пошла с ними внутрь дома и через пару минут растопила печь, сложенную, как оказалось, из подогнанных друг к другу камней. Тусклый свет озарил скромную, но чистую комнату: деревянное возвышение из тесаных бревен в углу, видимо, служило спальным местом, а напротив стоял крепкий стол. В большой деревянной кадке рядом с печью оставалось немного воды. Нат спросила.

— Мы можем сделать еду?

Мес кивнул. Он вскрыл угол мешка ножом и высыпал на стол горкой муку. Затем в горке сделал углубление и влил воды из кадки. Струйка убежала из мучной ловушки, но Мес поймал ее одной рукой, а другой посыпал мукой. Он стал замешивать тесто, пока не получился упругий ком. Потом разорвал ком на маленькие куски, скрутил в колобки и раздавил их ладонью в лепешки толщиной в палец. Вышло шесть штук. Нат смотрела на необычные руки путника, с большими длинными пальцами, много длиннее, чем у других людей. И всё же руки показались ей очень красивыми и ласковыми. Только сейчас она поняла, что Мес никогда не носил перчатки.

Он кинул лепешки на печь, и вскоре дом наполнился запахом печеного хлеба.

— Как вкусно! — сказала Нат откусывая кусок. Они съели одну на двоих.

— С солью еще вкуснее. А вприкуску к мясу, это лучшая в мире еда. Давай угостим остальных.

Мес вышел из дома. Люди не разбрелись и, увидев Меса, затихли и в ожидании уставились на него.

— Есть у вас какая еда? — спросил он.

— У меня есть две рыбины, — ответил мужчина из толпы.

— Принеси сюда, друг.

Толпа уставилась на него, и мужчина нехотя передал Месу рыбу. Путник разделил еду и раздал людям.

— Делитесь, чтобы каждому досталось.

Еще теплые и с хрустящей корочкой, пресные лепешки были для поселенцев неведомым лакомством. Рты и языки многие поколения не знавшие хлеба, словно вспомнили через века этот родной запах. Мужчина, который рубил дрова — его звали Адуй — сказал:

— Крал дает мне кусок мяса за нарубленное дерево. Ты дал мне еду просто так. Ты другой. Странный.

— Может быть у вас есть какие-нибудь запчасти? — спросил Мес. — Мой снегоход сломался, и я не могу его починить.

— У нас нет. Всё у Крала.

“Значит я здесь надолго”, — подумал путник.

 

В печи потрескивали дрова, разнося по избе запах горящей хвои. Нат лежала на кровати, укрытая в шкуры, а Мес на полу поближе к свету. Он по обыкновению читал перед сном. Девушка молча смотрела на него, и наконец решилась спросить:

— Ты можешь научить меня?

Он закрыл книгу.

— Будет непросто, но у тебя есть задатки хорошего чтеца.

Девушка смутилась. Мес позвал её к себе.

— Самое главное это запомнить буквы, — он открыл первую страницу. — Смотри: это буква “Р”. Если её положить на бок, то она станет похожа на голову волка. “Р-р-р”, — рычит волк. А это буква “О”. Самая простая — когда мы удивляемся, то говорим: “О-о”, — и губы сами округляются.

Нат заметила, как Меса увлёк рассказ о буквах. От его сдержанности не осталось и следа. Он радовался буквам, как ребёнок.

— А это буква “Д”. Она чем-то похожа на дом с окошком. А это снова “О”…

 

Ветер выл и раскачивал ветви деревьев, так что они похрустывали от напряжения. Посланник шел впереди, легко одетый. На ногах у него были охотничьи головки — короткая, до щиколоток обувь, сшитая из цельного куска лосевой кожи, со стелькой из сухой травы. В таких головках идти по лесу удобно, и, чувствуя под ногой валежник, можно меньше хрустеть. За ним тянулась почти вся деревня: мужчины в теплых шубах, женщины и дети, — всем не терпелось ухватить кусок свежего, парного мяса. Мужчины, конечно, и сами умели добывать его, пользуясь луками, но с большим трудом. У лося чуткий слух, и подойти к нему в тихую погоду тяжело, а в ветреную сносит стрелы. Мес охотился с ружём и потому обещал большую удачу, если они пойдут вместе.

Охотники вышли засветло. Сперва удача не жаловала, но, спустившись вниз по косогору, они напали на след. Там, где ноги тонули по колено в высоком снегу, детей приходилось нести в шарфах за спиной, так что люди уже порядком устали. Мес не знал этих мест, но знал, что в это время года лоси предпочитают не бродить много по лесу, чтобы не топтать зря, не привлекать волков. Обычно они на всю зиму оставались где-нибудь в низине, где росло вдоволь вкусной для них осины и ольхи. Потому Мес ступал медленно, всматриваясь в очертания деревьев, — они вполне могли оказаться зверем.

Впереди охотник заметил только что обглоданные стволы осины и понял, что лось рядом. Мес сделал знак, чтобы женщины и дети остались на месте и только пятеро мужчин с луками последовали за ним.

Сохатая семья кормилась на опушке в двухстах шагах впереди: лосиха и два детеныша. Мама степенно вышагивала сквозь высокий снег, а детки прыгали за ней вдогонку. Месу захотелось спугнуть зверей — обычно он валил взрослых самцов, отживших свое, а у этой семейки еще всё впереди. Мес обернулся и вспомнил жалкие лица поселенцев — они куда более несчастны, чем эти звери. Накормить их его долг.

Мес указал охотникам на лосят, а сам прицелился в переднюю лопатку самки. Они застыли наготове, прислушиваясь к порывам ветра. Самое главное угадать паузу, чтобы охотники смогли поразить цели.

— Пли! — шепнул Мес и стрелы взвились в небо. Одновременно раздался выстрел.

Лосиха тут же оступилась и рухнула в снег. Лосята успели вздрогнуть, но один из них упал замертво, а другому стрела угодила в заднюю ногу. Он пытался спрятаться в кустах, неловко прихрамывая, но Мес добил его из ружья.

Поселенцы услышали выстрелы и приготовили ножи. Мес крикнул их, и тут же развернулось кровавое пиршество. Лосей в пять минут ободрали и вскрыли, и всё селение столпилось вокруг туш, с жадностью вырезая сырое мясо. Кусок мяса, захваченный зубами, отрезали около самого рта так быстро и ловко, что Месу казалось, того и гляди заденут нос. Куски обмакивали в парную кровь или запивали ей и глотали, почти не жуя. В первую очередь съели куски с ляжек, печень, почки, сердце и глаза. Мес тоже не отказался от своей доли. Он любил необычайно нежный вкус парного мяса и знал его полезные свойства. Оно не только быстро насыщает, но и восстанавливает силы после болезни, спасает от цинги.

Наконец все наелись и уложили остатки и шкуры на сани. Даже кости не бросили — с них можно сварить студень, а брюшниной затянуть окошки. Люди умылись снегом и отправилась обратно в деревню. Они наперебой благодарили посланника, смеялись и пели песни, сочиненные на ходу. Для них в диковинку было делиться друг с другом, и радость за всеобщую сытость подарила новое ощущение единства.

За время охоты им пришлось много плутать по лесу, теперь же дорогу прокладывали напрямик. На подходе к лесу, за которым стояла деревня, шествие остановилось. Люди зашептались.

— Что там случилось? — спросил Мес у мужчины.

— Нашли мертвеца.

Мес вместе с Нат протиснулись вперед и увидели фигуру, крепко привязанную к дереву. Человек был мертв уже много месяцев: останки замерзли, обглоданы до костей волками. Полуразложившееся застывшее лицо склевали птицы, так что узнать его было решительно невозможно. Девушка увидела на шее мертвеца монисто из синих и красных камней.

— Ио!

Она опустилась перед ним на колени и зарыдала. Её горе встревожило лес, и с вершин деревьев взлетели перепуганные вороны, криками: “Крал! Крал!”, — будто бы обличая убийцу. Плач, перемешанный с вороньим карканьем, поднял у Меса волосы на загривке.

Он попросил мужчин снять тело с дерева.

— Не плачь. Помни, что я рассказывал тебе про душу. Это, — кивнул Мес на мертвеца, — всего лишь тело и его нужно предать земле. А душа твоего брата теперь счастлива.

— Крал — убийца! — гневно крикнула девушка.

Люди молчали. Они ждали, что ответит Мес. Он вспомнил, как девушка его закрыла собой.

— За это его душа будет гореть в вечном пламени. А ты береги свою. Помни, что нужно любить живых.

Выкопать могилу без лопаты в промерзшей земле никак нельзя, но до деревни оставалось минут пятнадцать ходу, поэтому решено было разделиться: Мес и Нат остались рядом с телом, а остальные ушли. Двое мужчин пообещали вернуться с лопатами.

В их ожидании путники развели большой костер над местом будущего захоронения, чтобы прогреть землю.

— И что, неужели ты ничего не сделаешь? Крал будет дальше продолжать делать всё что захочет, а ты будешь просто рассказывать нам о душах?

Она права. Создатель обещает, что справедливость восторжествует, когда души вернутся в его царство, но здесь на земле, она в руках людей.

— Мы будем его судить. Можем изгнать его из деревни, но убивать не имеем права. Ненависть порождает только ненависть.

 

Крал не выходил из дома с тех пор как в деревне появился Мес. Видимо, он боялся показываться на глаза поселенцам после убийства девочки. Даже у отхожего места его никто не видел. Неужели терпел?

Если бы тогда Мес не удержал поселенцев, они бы, наверное, растерзали рябого. Они давно хотели отомстить ему за унижение, голод, свою судьбу, но страх перед оружием останавливал их. Ио один не боялся, и поплатился за это. Теперь с поддержкой Меса они, наконец, решились бы отомстить, но разве это правильно? Всё-таки рябой — человек. Хотя такой человек даже хуже волка...

— А что такое “судить”? — спросили мужики, когда Мес предложил им восстановить справедливость.

— Он должен быть наказан за убийство Ио и дочери Глани, так?

— Так чего судить? Убить и всё, — недоумевали мужчины. — Раздеть и привязать к столбу, пусть помёрзнет.

И только Адуй, испытывающий привязанность к хозяину, чувствовал себя чужим среди них, и вздохнул с облегчением, когда Мес ответил:

— Только создатель имеет право призывать души, пусть даже самые испорченные. Вот есть у тебя сын, разве ты позволишь кому-то забрать его жизнь?

Мужчины поняли. Хотя Мес появился недавно, его недостижимая мудрость, а также спокойствие и уверенность убеждали.

— Крал, открой! Мы не причиним тебе вреда! — стучал Мес осколком кирпича, потому что пальцы липли к ледяному металлу. За спиной у него стояли пятеро охотников. Остальные поселенцы ждали на улице.

— Хозяин, им можно верить, — добавил Адуй.

Рябой сдался на удивление быстро. Его связали кожаными ремнями и отнесли в угол, к печи. Комнату окутывал полумрак. Темноту нарушали лишь несколько сальных свечей, расставленных по углам, от которых потолок покрылся слоем сажи, а воздух пропах горелым жиром.

Мес осмотрелся в этой частичке полуживого прошлого. Помещение намного большее, чем срубы поселенцев, напоминало склад. В дальнем углу на стеллажах стояли деревянные ящики с разнообразными запчастями: транзисторами, трансформаторами, кремниевыми платами, нашелся даже один вполне сносный электродвигатель. В первом же ящике Мес обнаружил с десяток предохранителей, подходящих для починки снегохода. Нашлась коробка, битком набитая инструментами. На ручку молотка, торчавшую из неё, был нахлобучен, как милитаристическое пугало, противогаз; внутри валялись всякие ручные инструменты и электрические: дрели, болгарка, небольшой насос. На верхней полке лежали несколько пыльных, замызганных книг: “Руководство по войсковому хозяйству для вооруженных сил Р”, “Общая электротехника. Учебное пособие”, “Садоводство”.

— Обыщите тут все, нет ли где двери или люка? — попросил он.

В дальнем углу была устроена лежанка по меньшей мере из десяти целых шкур, на которой и сидел связанный. Около нее валялись объедки и стояла бочка с водой. В нескольких шагах от лежанки высилась печь, выложенная из обломков кирпича. Мес рассмотрел облупившуюся непонятного цвета краску на стенах, копоть на потолке. По верху бежали трубы, кое-где оторванные. В углу, аккуратно сложенные дрова ждали своей участи. Крал сидел осклабившись.

— Можешь брать, что угодно, я разрешаю! — кривился он. Месу стало противно от его наглости. Хотя желание починить снегоход довлело, путник постарался забыть о нём.

— Ничего нет, никаких люков и дверей. Что будем с ним делать?

— Уже темнеет. Давайте оставим с ним дежурного и договоримся, кто его сменит ночью. А утром будет суд.

— Да серьезно. Ты бери, что нужно, я всё равно уже не жилец, — повторил рябой. Он вдруг как-то сник и побледнел, как ребенок, который теряет весь пыл, когда у него заболит живот. — Я ведь не такая паскуда, как ты думаешь.

Месу стало жаль рябого. Каждый мечтает о справедливости и думает, что поступает правильно. Даже у последнего злодея всегда найдется оправдание. Такого человека можно на время подавить грубой силой, но вразумить? Бесценны и редки живые муки совести. Мес на мгновение задумался, жалеет ли Крал себя или раскаялся, осознав, что придется платить по счетам; вряд ли третье. Он подошел и рассмотрел его лицо. Старое, хотя по слухам Крал был моложе Меса, напоминавшее изгрызанную жизнью морду волка. Взять что-то у него — значило дать ему шанс. Проявить доверие. Ведь рябой понимает, что Мес выше всяких гнилых подачек. Как с человеком будешь обращаться, так он и будет себя вести.

— Спаси Бог, — пожелал ему Мес и взял из ящика несколько предохранителей.

 

Через полчаса, когда в небе уже висело ночное солнце, снегоход с ездоком на спине ревел, скользя по свежевыпавшему снегу. “Скорость бодрит как ничто. Холод и скорость!” — думал Мес, проезжая мимо елей. Путник поднял руку, они вздрогнули и осыпали его серебристым холодом.

И все же, чувство тревоги не отпускало. Что-то еще должно было произойти, не могло всё так быстро и легко кончиться. Вернувшись в деревню, он по пути домой проверил дежурного. Рябой спал, укрывшись шкурами, лицом в комнату, а Адуй сидел рядом и рассматривал книгу.

“Стремление к знаниям заложено у людей в природе, — убедился путник, — Бог сделал нас такими.”

— Как ты тут? — спросил он. — Принести чего?

— Всё есть, я только что пришёл, — отвечал Адуй, попивая ароматный чай из какой-то душистой травы. — Будешь?

— Пожалуй, не откажусь от пары глотков горячего, — улыбнулся Мес.

Чай приятно обжег нутро, с ним пришла лёгкость. Когда Мес вернулся в хижину, Нат уже спала. Вечерами они читали, но сегодня девушка, видимо, утомилась и уснула раньше обычного. Месу нравилось учить её; каждый её успех радовал его даже больше, чем собственный когда-то. Он вспоминал отца и только теперь понимал, каково это — быть учителем.

Мес по-обыкновению потянулся к книге, но его свалила усталость.

 

Дверь распахнулась, и в комнату влетел Крал. Его тело сплошь покрывала серая шерсть, а морда удлинилась, как у волка. Одним прыжком он подскочил к Месу, вцепился пастью ему в ногу и потащил на улицу. Мес ничего не мог сделать. Его тело будто перестало ему принадлежать, парализованное какой-то черной магией. Он ощутил дикий ужас, словно падал в бездну. Грудь сдавило в камень, а время схлопнулось в одно мгновенье: нет ни, до ни после — только сейчас.

Волк вцепился когтями в Меса и одним движением сорвал с него кожу. Но путник не почувствовал боли, только сильное жжение, как если подставиться под ледяную струю. И вдруг всё закончилось.

Волк ушел так же внезапно, как и появился. Мес решил, что незачем идти обратно домой, он устроился поудобнее и растворился во сне. Ему снилось лето.

 

— Он мёртв!

Люди с растоптанными чувствами смотрели на полураздетого посланника, привязанного к столбу и с кляпом во рту. Вчера человек, а сегодня — кусок льда. За ночь он промерз до костей, брось оземь — разобьется вдребезги. Поселенцы плакали, некоторые подходили, чтобы тайком прикоснуться к нему, в надежде заполучить хоть частицу бессмертной мудрости.

Рядом со столбом на коленях стояла Нат. Она ничего не слышала за собственным плачем, ничего не видела от слез, едва не потеряла рассудок от горя. В один миг мир потерял для неё всякий смысл. Кто теперь скажет, что делать завтра? Кого теперь любить?

— Там дверь! Нашли дверь в полу, где была лежанка ублюдка!

На крыльце кирпичного дома болтался вздернутый Адуй. Его лицо тоже посинело, но в отличие от Меса замерло в гримасе боли. О его судьбе никто не жалел.

— Подлая мразь!

— Мухоморовый урод!

Никто не узнал, что Адуй был обманут хозяином, обещавшим научить его читать. Раньше хозяин всегда держал слово. А в этот раз просто вырубил опьяненного дровосека и сбежал. Какой стыд!

Дверь вела в потайной коридор со множеством комнат. Крал и его предки скрывали их две сотни лет! Поселенцы нашли в одной из них склад с огромным запасом оружия и амуниции. Значит они охотились с луками, как дураки, а всем бы хватило ружей. В другой — зал с длинным столом и множеством стульев, третью почти полностью занимал неизвестный механизм. Имелась даже комната с выгребной ямой.

Меса уложили в доме Нат и весь день к нему приходили прощаться благодарные люди, которых он лечил и кормил. Которым он пытался нести непонятную мудрость, пронизанную любовью друг к другу.

— Закопаем его рядом с Ио, — решили поселенцы.

— Завтра! Я хочу побыть с ним ещё,— просила Нат.

 

Нат, еще до того как открыть глаза, почувствовала радость, и сама не поняла своего чувства. Легкость в душе и радость в голове.

Он сидел рядом с ней.

— Не бойся, это я. Живой. — оправдывался Мес. — Я не такой как все, моё тело не боится холода.

Она вскочила и обняла его так, что ему стало больно.

— Тебя спас Бог! — она снова плакала, но на этот раз от радости. Все те слёзы, которые с такой болью вылились вчера, сегодня разом принесли облегчение. Словно какой-то кузнец опустил её раскаленное докрасна сердце в холодную воду, и оно остыло.

— Наверное так, — улыбнулся он.

— Ты пойми, я не могу теперь тут остаться, — продолжил он после паузы, — Люди думают, что я умер. Мне тут не будет покоя. Лучше уйти.

— Я пойду с тобой!

— Я бы хотел, чтобы ты пошла… Но кто-же тогда присмотрит за ними? Ты ведь знаешь, что они как дети, могут натворить глупостей.

Нат сжала губы в тонкую линию, и Мес вспомнил, какими страшными они были, когда он впервые их увидел. А теперь они такие красивые. Как и глаза. Не просто красивые — родные.

— Не забывай меня.

Нат обиделась. Как он мог подумать, что она сможет его забыть? Дурак! А она всегда считала его умным. Забыть! Ха!

Мес, наверное, прочитал эти мысли на её лице, потому что рассмеялся. Он не хотел покидать девушку, но знал, что его ждут и другие люди. Озлобленные и жестокие. И всем им тоже нужна надежда. Дарить надежду — его предназначение. Не то, чтобы данное кем-то свыше. Выбранное самим собой.

— У меня есть для тебя подарок.

Вот он ключ к девушке — подарок. Нат против своей воли оживилась и проявила любопытство.

— Помнишь, как мы пекли хлебы? У меня есть ячменные зерна, — он высыпал на ладошку несколько длинных камушков с ложбинкой посредине. По весне, когда земля чуть-чуть оттает — посадите их и закидайте снежком. Некоторые прорастут. Другие умрут. Но их обязательно станет больше. Сажайте снова и снова, каждый год, пока не хватит на то, чтобы печь лепешки.

— Спаси-бо! — всхлипнула девушка.