До чёртиков!
"Кто в новогоднюю ночь допоздна один сидит на складе магазина, тот я".
Такая неутешительная мысль пришла Маше в голову где-то ближе к девяти вечера. Этой мысли предшествовало несколько драматических событий, полтора сегодняшних скандала и год напряжённых интриг во главе с исполнительным директором Натальей Александровной.
Итогом этой кутерьмы стал корпоратив, на который отправились все, кроме Маши и сторожа. Хотя куда подевался сторож, было неизвестно — на работу в положенный час он не явился. Магазин тридцать первого работал только до семи вечера, потом народ разбегался под возмущённые крики не попавших к вожделенным кассам покупателей. Кто спешил домой с подарками, кто на корпоративную вечеринку — и таких было большинство. Начальство закатывало вечеринки умопомрачительно-роскошные, пытаясь отблагодарить таким образом сотрудников за год торговли.
Ещё тридцатого числа Маша находилась в предвкушении празднества. Настроение не могла испортить даже Наталья Александровна. Хотя та старалась изо всех сил, налегая даже на запретные приёмчики: подмену диетически выдержанной еды в Машиных контейнерах на облитые майонезом салатики, коварное заваривание в общем чайнике слабительного чая и, самое главное, шуры-муры с Вадимом, логистом. Вадим, молодой и красивый парень, побаивался устраивать с Натальей шуры-муры, тем более, самому ему нравилась Маша. То есть Маша предполагала, что ему нравится, но проверить пока не было случая. Как раз тридцатого у неё окончательно дозрел план, как завоевать Вадима — для этого было приготовлено сногсшибательное платье, выбрана потрясецкая причёска и предполагался ещё офигенский мейк-ап. Маша даже попросила коллегу, Руфину, сделать ей ногти — в тон платья, синие и чёрные с беленькими снежинками. И на безымянных по стразику. Даже слабительные чаи не действовали на Машу на пути к завоеванию Вадима, а уж на майонез с салатом в контейнерах она вообще не обращала внимания, кушала себе мандарины и яблоки и была счастлива.
Но тут наступил день Х. Не Икс, а Хэ. О, это о-о-очень большая разница!
День Хэ не заладился с утра. Когда Маша пришла, начальство, посетившее торговую точку, дирекция в лице жены генерального, обнаружила недостачу товара и принялась за данные в базе. Не хватало трёх унитазов — белого, фисташкового и под гжель. Настроение Маши ещё колебалось, не желая уступать очевидному разгрому, поэтому она как оператор склада стояла и улыбалась. Гроза должна была коснуться её лишь кончиком крыла — особо крупные градины обещали упасть на головы Натальи и её задушевной подруги — заведующей складом. Однако подруга оказалась пригретой на силиконовой Натальиной груди гадиной и уползла домой под предлогом "дети не кормлены, муж не поен, салаты не наструганы". Вместо себя ползучая подруга директрисы внезапно оставила Машу. Аргументы были таковы: Маша одинокая, детей и мужа нет, а к родителям она собирается только первого числа! Срочно провести инвентаризацию по группе унитазов — да-да, вот прямо сейчас!
Вы же не думаете, что кто-то прямо под Новый год желает купить унитаз?
Увы Маше! Именно под Новый год случаются чудеса! В магазине даже организовалась небольшая очередь. У кого-то срочно испортился сливной бачок, а один очень унылый мужчина средних лет утверждал, что лучшим подарком его жене станет унитаз под "жостово", наполненный розами. Товар двигался, и произвести его инвентаризацию оказалось нельзя.
— Ничего страшного, — голосом счастливой людоедки сказала Наталья и с вожделением посмотрела на логиста Вадима, который уже упаковал "жостово" с розами в подарочную коробку. — Останешься на пару часов после закрытия, Маша.
И всё! Прощай, шикарное платье, невообразимый мейк-ап и сногсшибательный лук!
Маша хлопнула раз-другой ресницами, не находя, что сказать.
— Это… — логист, возвращаясь от двери уже без коробки, встал на Машину защиту. — Вы это… неужели нельзя после праздника все сделать? Ну эту… инвентаризацию?
— А если первого кому-нибудь понадобится унитаз? — гневно вопросила жена гендиректора. — Я вот, например, всегда смотрю с позиции покупателя. Нужен ли мне первого числа унитаз? Без сомнения, очень нужен!
И Маша осталась одна.
Разумеется, как порядочный работник склада, она принялась за работу. Казалось бы, что тут сложного? Отыскала по описи нужный унитаз, сверила, бодро и весело подцепила погрузчиком и оттащила через весь зал к противоположной стене. Потом важно поставила в накладной птичку, быстренько перетаскала все и свободна! Корпоратив, я иду к тебе! Прячьтесь под столы, мартини и фаршированные кальмары! Злобно шипи и поскрипывай зубами, дорогая Наталья дочь Александра! Не про тебя, сколопендра, логист Вадик…
Однако унитазы стояли стеной. Медленно, неохотно меняли ранее облюбованное место хранения. А птички приземлялись на разлинованные листы с такой нерасторопностью, что, казалось, засыпали прямо в полете. Да и не птицы это вовсе, а нагулявшие завидный подкожный жирок пингвины. Или пингвины тоже птицы?
Уже к началу девятого Маша сдалась. Сторож все не шел. И от этого начальница виделась все более расчетливым самодуром… расчетливой самодурой? Маша представила, как в одном из лучших ресторанов города вскоре соберутся сослуживцы. Наверное, добрым словом вспомнят ее. Мол, мы здесь, а она на рабочем месте. Умница, незаменимый работник! Давайте, что ли, поднимем бокалы за нее, за нашу Машу…
Не чокаясь?!
От этих мыслей в груди защемило так, что она даже тихонько застонала.
Ну, Александровна! Все ты со своими Новогодними унитазами! Жесточайшая месть!
Не совсем понимая, что делает, Маша схватила связку ключей и решительно направилась в кабинет "благодетельницы". Гремя ключами, как закованный в цепи узник, она отворила дверь и замерла на пороге.
На столе валялась коробка с надписью "Кнопки канцелярские". Точно! Насыпать на начальничий стул кнопок. И первого января в подтянутой наталья-александровской попе станет на несколько дырочек больше. Но через мгновение мысль показалась такой наивной и детской, что Маше стало немного стыдно. Мститель, называется! Связать шнурки и плюнуть жеваной бумагой из трубочки — вот твой уровень.
Но злость все еще жгла, не давая успокоиться и вернуться к покорно ожидающим распределения унитазам. Маша обшарила кабинет в поисках подручных средств. Но все, что попалось в сети — стопка подарочных сертификатов, упаковка дорогих презервативов и неведомо как попавший в верхний ящик стола зеленоватый лимон. Подарить ей, за исключением клятой сантехники, было нечего, да и некому. Презервативы… тоже: нечего и некому. Надуть и выпустить? Проколоть? Тот самый уровень подленькой старшеклассницы.
Можно еще лимон сожрать, чтоб лицо не было таким довольным. Так оно и без лимона не пышет оптимизмом.
Она уже совсем собиралась уйти не солоно хлебавши, как вдруг на глаза ей попался выкрашенный свежей зеленой краской сейф. С замиранием сердца Маша отворила незапертую дверь и присвистнула. На нее с этикетки на мутноватой бутыли смотрела стилизованная оленья голова. Название напитка ни о чем не говорило. Но для таких, не слишком разбирающихся в марках спиртного взломщиц, ниже красовалась пометка "Виски" и циферка "восемнадцать".
— Восемнадцать… значит, уже можно, — произнесла она и добавила нежно, обращаясь к находке: — Ну, здравствуй, олененок.
Вот это да, вот это по-взрослому! Не хухры-мухры, не первоапрельский розыгрыш. Виски определенно стоил кучу денег, и его уничтожение с лихвой утолит ее жажду мести. За твое здоровье, Наташ! Чтоб тебе заливная рыба сегодня гудроном шла!
И лимончик как нельзя кстати.
Маша схватила трофей и, тихонечко насвистывая: "Умчи меня, олень, в свою страну оленью", распечатала пробку.
Сторож все не шел.
Что характерно, вискарек восемнадцатилетней выдержки "не пошел" тоже. После второго глотка Маше снова захотелось проколоть презервативы. Да что там, она готова была рассмотреть идею с порчей зада начальницы. И даже порезанный пластмассовой линейкой лимон не спас положение.
За час она урезонила лишь треть от намеченного плана мести. Прежде злость и бровада требовали от нее опустошить бутыль с симпатичным оленем. Теперь же Маша поняла, что проигрывает неравный бой с коричневым ядом. Во рту нестерпимо жгло, и напрочь замучила изжога. Каждый раз, поднося горлышко к губам, Маша шептала по нескольку раз тост или проклятье: "Не умеешь, не берись, не умеешь…"
Ко всему, олененок захватывал ее изнутри. Ноги стали ватными, подломились, и она плюхнулась на стоявший тут же диванчик для гостей. От резкой перемены мест голова ее закружилась, словно тот самый рогатый зверь, желая помериться силой, разбежался и со всей дури пихнул ее в затылок.
Соображалось все трудней.
Маша закрыла глаза. Точнее, те закрылись сами, она была уже ни при чем.
Очнулась она, когда рядом произнесли отчетливо:
— Равшан Шайтанович, если вас не затруднит, поправьте ей подушечку.
И тут же ответили высоким напевным голосом:
— Сию минуту, насяльника. Все сделам, бушь давольный.
Чудом ей удалось приоткрыть глаза… удалось… Нет, не удалось — в веках будто сделали пирсинг и привесили к ним по килограмму стальных серег. Вторая попытка оказалась более удачной — сквозь прореху в окружающей ее тьме проник первый несмелый лучик. Затем он набрал силу и позволил тусклому свету протиснуться следом за собой.
Да, кабинет начальницы. Да, вокруг никого. Но почему ей кажется, словно только что пустота на ковре перед глазами колыхнулась? Ах, да, восемнадцатилетний олененок. После такого колыхнется.
Снова закрыла глаза. Шум в голове, кто-то негромко смеется. Голоса скрипучие с присвистом. Да будет свет! Снова никого…
В третий раз ей привиделась крыса. Или не крыса. Синее пятно прошмыгнуло у противоположной стены, и картинка опять стала неподвижной.
Зашевелилось покрывало в ногах. Крыса, точно крыса!
Из последних сил девушка рванула скомканную ткань на себя.
Лучше бы лежала, не двигаясь. Правда, лучше бы крыса. Нежный, почти безболезненный укус. Потом несколько десятков уколов. И все. А тут…
На нее смотрел синий… человечек. Да, человечек, именно так ей хотелось считать. Потому что подробности ей очень не понравились. На лбу у человечка примостилась маленькая аккуратная шляпка-котелок. Но шляпы у синих человечков — это же в порядке вещей, так ведь? А вот маленькие кривые рожки по бокам поросшего шерсткой лба… И хвост! С кисточкой, мать его, ХВОСТ!!!
— Никанор Арчибальдыч, — представился новоявленный бесик, вежливо приподнимая шляпу. — Позвольте поцеловать ручку.
И в галантном жесте протянул к Маше свои лапки.
— А-а-а-а, — ответила Маша сиплым голосом и добавила уже уверенней: — А-А-А-А-А!
Взвизгнула! Подхватилась на ноги. Обо что-то больно стукнулась головой.
— Уи-и! — уже тише пискнула она.
Кто-то захохотал в ответ — грубо и издевательски.
— Дураки, — сказал сердитый женский голосок, и перед Машей вспорхнула крошечная… синекожая… эээ… девочка?
У неё были обесцвеченные добела кучеряшки, сквозь которые проглядывали рожки, выкрашенные розовым лаком. Пышная розовая юбочка, белая майка и бело-розовые кроссовочки на тонких ножках создавали чертовке ангельский образ. Для пущей достоверности сзади у девочки трепетали розовые перепончатые крылышки. Именно благодаря им, кроха и зависла в воздухе на уровне отказывающихся верить себе Машиных глаз.
— Вы её пугаете же! — пожаловалась девочка остальной бесовской компашке. — Уйдите, дайте мне поговорить с ней как женщина с женщиной!
От этих слов Маша издала невнятное мычание и попятилась.
— Ой, не могу, Зюзька, да какая из тя женсчина? — хохотнул грубоватый голос.
Маша поискала его обладателя. Перед замутнённым взглядом нарисовался синий человечек в драном ватнике и треухе на лохматой башке. В треухе были дырки, через которые тоже торчали рожки — один с обломанным кончиком, второй какой-то обугленный. Между человечком в ватнике и вежливым шляпоносцем скромно синел ещё один гостенек — в пёстром халатике и тюбетейке. Крошечные черные усики-кисточки на его мордочке свисали вниз и свивались на подбородке.
— Здрасьте, насяльника, — проблеял он, увидев, что Маша рассматривает его.
Маше оставалось выбрать из двух вещей: как ни в чем не бывало поздороваться с рогатой четверкой и продолжать жить с этим дальше, признав, что допилась до чертиков. Или же наскоро рухнуть в обморок, как все нормальные женщины в таком нелицеприятном обществе.
В итоге получилось нечто среднее. Губы ее все еще продолжали шептать нечто похожее на "добрый вечер", когда все остальное мягко съехало на диван. Самое неприятное — рассудок отказался покидать ее.
— Отойдите вы, — приказала чертовка Зюзя и еще быстрее затрепетала крылышками. — Я сейчас сама все сделаю! Я же фея!
— Ага-ага, как есть, фея!.. — прыснул черт в ватнике, но под укоризненным взглядом "феи" замолчал.
Зюзя подлетела ближе к Маше и постаралась улыбнуться. Но обнажившиеся маленькие острые зубки испортили впечатление, превратив улыбку в оскал.
— Женщинка, — проворковала чертовка. — Что же вы? Ведь праздник на носу, а вы… А вы одна. Развалились. Нет, чтоб лицом в салатик. Смотрите!
И раз за разом повторяя: "Праздник же, женщинка", — она подлетела к небольшой пластмассовой елке, примостившейся на краю стола. Вытащила из кармана крючковатый истертый прутик и взмахнула им, как заправская фея.
— Раз-два-три! — пропела чертовка. — Елочка, гори!
Елочка моментально вспыхнула, наполнив комнату густым смрадом. Через мгновение от нее осталась небольшая коричнево-зеленая лужица c красной звездочкой в центре. А Зюзька, довольная произведенным эффектом, еще раз проблеяла:
— Праздник же!
— Шайтанама, праздник! — прогудел вслед за феей-недоучкой усатый черт в восточном халате.
А их товарищ в ватнике сорвал с себя треух, подбросил его к потолку и заверещал:
— Гул-л-ляй, банда-а-а! Полный оттяг!
Однако черт, назвавшийся Никанором Арчибальдовичем, первым поймал шапку, вернул ее хозяину и сказал:
— Да погодите вы, Сёмочка. Кажется, мы перестарались.
Он медленно подкрался к Маше и осторожно помахал синей рукой перед ее глазами. Сил у девушки хватило только тихо застонать. В этот стон могло уместиться многое: мольба, просьба о помощи и просто "мама-дорогая!" Но получилось только: "Ы-ы-ы-ы".
Арчибальдыч вслушался в бессильный вой и печально постановил:
— Однако, дорогие мои, для мадмуазель веселье на сегодня закончилось.
И почему-то аккуратно снял с головы котелок.
Этот последний жест вернул Машу к жизни. Точнее не он сам, а вскипевшая вслед за ним злость. В груди забурлило — рано хороните! Да я вас!.. Да кто вы такие вообще? А у меня тут унитазы! Да, унитазы материальны! Они — вещь в себе! А эта рогатая четверка — лишь плод воображения. И даже если не так, черти вон какие крошечные. Да кто они такие вообще!
Она осторожно пошевелилась, стараясь не привлекать внимание синих пришельцев.
Но черти потеряли к ней всякий интерес. Никанор Арчибальдович, как самый образованный на вид, раздобыл набор шариковых ручек и старательно выводил на обоях всеми цветами радуги: "Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж". И рисовал гнусные рожицы. Зюзя выкручивала лампочки в люстрах. Те, судя по всему, были горячими: чертовка, весело похохатывая, дула на синие пальчики. А затем с видимым удовольствием швыряла их об пол, приговаривая: "Эх, люблю, когда снежок под ногами хрустит!" Сёма и Равшан по-хозяйски собирали все, что плохо лежит и складывали в кучу посреди комнаты. Интуиция подсказывала Маше, что вскоре кто-то маленький и синий будет прыгать через новогодний костер.
Нужно было что-то делать, иначе Маше грозило сгореть вместе со злосчастными унитазами. Те, правда, не сгорят, только полопаются. Но какая разница — она этого уже не увидит! Действовать, сейчас же.
Маша резко сорвала с дивана покрывало и бросилась к Сёме и Равшану. Попробовала накрыть им чертей, но те шмыгнули в стороны.
— Мазила! — поддразнил ее Сёма и предложил: — Давай, мать, еще разик!
— Давайанама! — радостно гудел Равшан.
"Мать" дала. Но все с тем же успехом. Черти ускользали как… как черти. Причем все четверо. Даже увлеченный писаниной Никанор!
Намучившись с покрывалом, Маша швырнула его в Зюзю и выскользнула в зал продаж, заперев за собой дверь. И тут же сообразила, что проблемы это не решает. Оставленные без присмотра черти вскоре сожгут их контору. И от них все так же нужно избавиться. Но как?!
Девушка бросила взгляд на зал. Сантехника смотрела на Машу настороженно. Даже с надеждой. Маша одна могла защитить их от расходившейся нечисти.
И она это сделает!!! Да, может быть, это плохие унитазы. Но это ЕЕ унитазы! Уничтожить их? Только не в ее смену! И черт с ними со всеми: с Наташей-разлучницой, с Вадиком, с женой директора, со сторожем!
— Не бойтесь, миленькие мои, Машуня вас не оставит в беде.
"Бе-де, бе-де", — разлилось эхом в пустом зале.
И тут ее осенило — конечно же, биде! Вот оно спасение!
Маша бросилась в дальний конец зала, где за ширмой располагалась гордость начальницы — демонстрационный стенд. Наталья Александровна распорядилась установить там несколько образцов продукции — из самых дорогих — и, чтоб окончательно очаровать клиентов, подвести воду и канализационный слив.
Что бы вас заинтересовало в первую очередь, будь вы разухарившимся проказником чертом? Бегущая струйка воды, естественно. Ведь с ней можно сделать столько интересных вещей!
Маша пустила воду, отвернула вентиль в биде, неслышно отворила дверь в кабинет начальницы, а сама спряталась за ширмой. Вскоре раздался мягкий щелчок ручки. Маша затаилась и прислушалась.
Топ-топ-топ, клац-клац-клац…
И тут же раздался тихий довольный смех.
На ловца и зверь! Маша просунула руку под ширму и резко выкрутила напор воды на максимум. А сама бросилась к стенду.
Произошло то, что она и планировала: Сёма взобрался в биде, и когда струя ударила вертикально вверх, так и продолжил вертеться на ее вершине, не имея возможности удрать. Маше осталось только захлопнуть ловушку…
Через полчаса она заперла троих синих безобразников в ящике из-под гвоздей. На свободе разгуливал один Никанор.
Пленить его при помощи биде не удалось. Он только подошел к демонстрационному стенду, некоторое время рассматривал его с глубокомысленным видом, а затем хмыкнул:
— Ах, вот вы как!
Услыхав это, Маша за ширмой поежилась от страха. Виданное ли дело — черти все-таки!
— Выходите, дорогая моя, — предложил ей черт. — Я вам ничего не сделаю.
Маша подумала и, в конце концов, вышла.
— Мои друзья, я так понимаю, у вас?
Она кивнула, проглотив комок, застрявший в горле и мешающий говорить.
— Тогда давайте начнем переговоры. Что вы от меня хотите взамен на их свободу?
— Идите отсюда к черту! — в сердцах выпалила Маша.
Никанор Арчибальдович грустно улыбнулся:
— Это, к сожалению, невыполнимо.
Перед глазами у Маши пролетел сегодняшний вечер. Вадим и Наталья, потом жена геныча, потом пакостный олененок с подвохом. Потом эти синие, мерзкие…
— Тогда, давай, знаешь что…
Услыхав ее требования, Сёма в ящике радостно закрутился и заверещал:
— Арчибальдыч, соглашайся!!! Мы ейную финтефлюху за "просто так" сделаем. Без всяких переговоров, токма для собственного удовольствия! Подарок фирмы…
Совсем не зимний, теплый ветерок трепал ее распущенные волосы. Он бросал в лицо крупные мягкие снежинки, нежно щекоча кончик носа. Сминаясь под собственным весом, они проползали по щекам, словно ласкали, успокаивая, и каплями вешней воды уносились во тьму.
Маша неторопливо шла по заснеженному городу, аккуратно ступая по скользкой тротуарной плитке. А сама думала одно: "Только бы не упасть, только бы не упасть…"
— Женщинка, — раздался вдруг писклявый голосок. — А можно поплотней воротничок запахнуть!
Маша остановилась и аккуратно заглянула за отворот пуховика. На нее смотрели, почти не мигая, четыре пары глаз.
— А кому не нравится, может своим ходом добираться. Я в службу доставки не нанималась.
Под одеждой завозились, несколько раз чувствительно пихнув Машу в ребро. А затем раздался недовольный голос Сёмы:
— Да молчи ты, Зюзятина! Нормалек ведь едем. Аккурат промеж титек…
Услыхав это, запричитал Никанор Арчибальдович:
— Фу, Сёмочка! Как можно!
— Чего фу?! Чего фу-то?! Только что они валандаются туда-сюда… укачивает.
В ресторан Маша заходить не решилась: вид не тот, да и полные карманы чертей. Ссадила попутчиков у входа. А сама пробралась под блиставшие всеми цветами радуги окна. От греха подальше: раз синекожая нечисть забралась внутрь, значит, лучше находиться снаружи. И не пожалела.
Корпоратив тем временем набирал обороты. Наталья Александровна коварно обтанцовывала логиста Вадика со всех сторон, не давая ему насладиться едой и напитками. Работники магазина и склада дружно чокались и ревели застольные песни. Гендиректор с супругой отплясывал на столе среди жареных поросят и другой диетической дичи. Всем было очень весело и шумно. Так что из кухни уже несколько раз тревожно выглядывали дежурные повара, которых не пустили на свой, другой корпоратив, в соседнее кафе. Звучал разбитной песнь — "Бум,шака-така!"
Но через мгновение все кардинально изменилось: сначала бутылка игристого в руках Наташи Александровны выросла в десять раз, зашипела и понесла исполнительную директоршу под потолок, где принялась кружить в такт музыке. Александровна завопила и попыталась спрыгнуть с летательного аппарата, разжав руки, но бутылка поднырнула под неё, чтобы директорша уютнее устроилась верхом. Волнующий пируэт вокруг люстры — и гости оказались покрыты хлопьями пены.
Жена гендиректора скинула супруга со стола. С грацией пантеры запрыгнула на его место, разбила об пол хрустальный бокал и завопила:
— А что скучно так?!
Причем, кричала так громко, что Маша, стоя под окнами, отлично разобрала каждое слово.
Вслед за криком души последовало полное непотребство. Супружница босса сорвала с головы пепельно-фиолетовый парик и, артистично ступая между тарелок, принялась хлестать им "скучную" толпу, словно рабов на галерах. Дойдя до конца стола, она, судя по всему, возомнила себя одиозной рок-звездой. Поскольку отшвырнула свое орудие возмездия и прыгнула, рассчитывая, что внизу ее примут руки восхищенных поклонников. Нет, не приняли! Когда ее раскормленный зад встретился с полом, Маша, давясь от смеха, готова была поклясться, что услышала громкое "чпок" вперемешку с "тыдыщ".
А еще через мгновение Маша поняла, что в этом году пиротехники к корпоративу закупили с запасом. Вот только не успели вынести ее на свежий воздух. А она возьми и сработай! Да еще вся одновременно! Зал наполнился визжащими, разбрасывающими снопы искр ракетами. В унисон им повизгивали женщины и матерились растерянные мужчины.
Вскоре окно заволокло густыми клубами дыма. И смотреть дальше стало неинтересно.
Маша не сдержалась и восторженно крикнула:
— С Новым годом, черти!!!
Она отвернулась, запахнула плотнее пуховик и медленно пошла обратной дорогой к магазину. Вокруг стало до странного тихо. Только ветер, повременив немного, донес ей короткое, неизвестно откуда взявшееся "спасибо", сказанное на четыре голоса.
Очнулась Маша в магазине, лежа в кабинете у начальницы на гостевом диванчике. Некоторое время она не могла понять, где находится. Но вид открытого сейфа и полупустой бутылки с оленем на этикетке вернули ей память. Маша с тревогой бросила взгляд на стены, рассчитывая увидеть там надпись про "четырех черненьких" и "чумазеньких". Но обои были целомудренно чистыми. Впрочем, как и елочка на столе начальницы — гордо красовалась, возродившись из пепла.
Но самое страшное и странное — на стуле, опершись руками на столешницу, сидела Наталья Александровна. Точнее, не она сама, а ее бледная тень. Растрепанные волосы, обычно снежно-белые, сейчас были покрыты густым слоем сажи. Левую щеку укрошал свежий кровоподтек. А от роскошного платья остались одни воспоминания.
Маша молчала. Она вполне закономерно считала, что первой должна объясниться начальница. Так и произошло.
— Молодец, — проскрипела Наталья так тихо, что от зависти повесились мыши под половицей.
Маша ожидала всего, но одобрение застало врасплох.
— Я… — смутилась она. — В смысле?
Наталья Александровна некоторое время собиралась с силами.
— Молодец, что инвентаризацию провела. Я видела.
Она осмотрела свои подрагивающие руки и поняла, что придется кое-что обосновать. Поэтому пролепетала:
— А мы там, знаешь… — и, сообразив, что связанно закончить не сможет, добавила только: — Скучища смертная.
Маша с трудом удержалась от смеха, но получилось плохо — тихонько хрюкнула в сторону. Но начальница не заметила. Она ценой неимоверных усилий встала и принялась медленно прохаживаться по кабинету взад-вперед, от окна к двери. Разглядев в сером оконном стекле собственное отражение с перемазанным сажей лицом, начала обыскивать карманы в поисках платка или салфетки. Но не нашла ни того, ни другого. Взгляд ее заметался по комнате и остановился на приютившем Машу диване. Так же неторопливо, чуть не скрипя на ходу, она подошла к нему и дернула за покрывало, рассчитывая, надо думать, использовать его вместо полотенца.
Однако не сбылось.
Стоя спиной к дивану, Маша услышала знакомые слова:
— Никанор Арчибальдыч. Позвольте поцеловать ручку.
В следующее мгновение Машины уши заложило от нечеловеческого визга.