Полдня в Афинах

В десять он вышел из заключения, навеки безымянный как повелели боги, к одиннадцати у него уже была куча нелестных прозвищ. Правда, проклятье оставалось в силе и ни одно из них не прижилось. Мы обойдём проблему, если назовём его просто "знакомец".

Короче, очнулся знакомец в храме — на запястьях следы от цепей, под ногами осколки клепсидры, хрустят. Высокие своды, суровые лики, смрад восточных благовоний, путаные стихи нараспев. На одном из образов Гера притворялась юной девственницей и баюкала на руках чужого ребёнка, в котором смутно угадывались черты Аполлона.

— Ну и дела, — сказал знакомец, и это были его первые слова за две с лишним тысячи лет.

Обнаружил и остальных: Зевса, Афродиту… пару чужаков с юга. Что с ними случилось, отчего маскарад? Боги отмалчивались, делая вид, что незнакомы. И лишь Артемида лукаво сощурила глаза.

— Ну, знаете, могли бы и поприветствовать старого приятеля. Не каждый день выходят титаны.

До события, которое он сам называл нелепой промашкой, знакомец числился титаном и покровителем человечества. Но уж очень он любил исполнять чужие желания, вернее, коверкать их, что однажды чуть не погубил ойкумену.

— Подумаешь, — вспомнилась речь на суде. — Вы же всё равно успели вовремя.

Боги молчали. Бледные от осознания хрупкости мира.

— Особый случай. Этот действительно не понимает. Будет лучше покарать его забвением, — предложил Гермес. Друг называется.

Предложение понравилось. Провинившегося титана лишили имени, вычеркнули из всех мифов и заточили между мирами. Слепой и немой, скованный по рукам и ногам, знакомец слышал только капли из клепсидры, отмеряющей время. И вот заключение прошло, но боги исчезли…

— Вот и молчите дальше.

В окружении роз и сосен немолодой профессор философии принимал отработки. Он сидел на лавочке между двумя студентами с услужливо-виноватыми лицами и улыбался. Седина — серебристая, словно лёгкий иней ранней осени — придавала ему солидный благообразный вид.

— Почему же я не имел удовольствия видеть вас на лекциях? Впрочем, как говорил Сократ — ответы на все вопросы у человека есть изначально. Перевожу — можно не готовиться и сдать. Итак, что же такое майевтика? Ну же… правильно, повивальное искусство. Задавая вопросы, мы получаем нечто новое, что доселе не осознавалось. Учитель помогает родиться истине.

— Замечательно сказано! И так к месту! — заметил кто-то. Профессор оглянулся — за ними наблюдал коренастый мужчина в белой панамке, рубашке и шортах, дачник или заблудившийся курортник.

— А вы, милейший, — удивился профессор, тщетно пытаясь вспомнить лицо. — Тоже любитель философии?

— Ещё какой. Впрочем, именно что философии, а не философов, если вы понимаете, о чём я.

Они улыбнулись друг другу.

— Да уж, Пифагор, говорят, та ещё задница, — брякнул первый студент. Первый, потому что уже начал сдавать отработки, а второй только готовился и молчал, прикусив губу.

— Однако античная философия стоит на недосягаемой высоте, — осторожно добавил профессор.

— Истинно! Причём на такой, что многие сворачивали себе шеи, пытаясь разглядеть её вершину.

— Признаюсь, для меня этой вершиной остаётся Сократ. И чем меньше о нём известно, тем... эх, как бы я хотел… да.

Второй решил, что и ему следует вставить слово-другое:

— Такая потеря для человечества. Это судилище… чёрное пятно в истории. Всему виной Анит с доносом…

— У меня на этот счёт другая теория, — задумчиво пробормотал знакомец, а "дачником" оказался именно он. И вскинул голову. — Впрочем, можете проверить сами. Хотите, я отправлю вас в прошлое, в Афины, прямо сейчас? Ровно до заката солнца.

Первый студент закатил глаза. Мол, с вами всё ясно. Ну, и правда, кто же в здравом уме будет докучать честному народу?

Однако преподаватель не спешил с выводами:

— В порядке мысленного эксперимента?

— Наяву. И, кстати, не беспокойтесь о языковом барьере, беру на себя.

— Мне это ни к чему, — сказал первый студент. — Я свободно говорю на греческом и смогу объясниться.

— Как по-гречески будет "добрый день, рад знакомству"? — спросил профессор.

— χω τρεις μπλες! Ну что, правильно?

— Откуда мне знать? — пожал плечами профессор. — Ты же у нас полиглот.

Таинственный незнакомец кивнул и щёлкнул пальцами. В тот же момент всех троих поглотила тьма.

История второго студента

В то время как любой другой его ровесник, оказавшись в сходном положении, постарался бы приобщиться к культурным традициям предков, а именно вину, первосортным гетерам и спорту, второй студент отправился изучать архитектуру. В которой, правда, разбирался на уровне энциклопедии для начальных классов.

Толпа закружила путешественника, оглушила запахом разгорячённых солнцем тел, масел и восточных благовоний (от слова "вонь"). Он едва сумел добраться до Акрополя и здесь уже, на просторе, задышал полной грудью. Вокруг белел камень плитки, стояли статуи, громоздились колонны. Вдали слабо рокотал тимпан, под ухом бренчала кифара, сочетаясь с тонким, козлиным голосом певца-попрошайки, гудели праздношатающиеся зеваки. От таких чудес недолго потерять голову, что путешественник не замедлил и сделать. Зазевавшись, он зацепился ногой за ступеньку и кубарем скатился.

— Кряк! — сказала нога, повстречавшись со сделанной на века площадкой, и сломалась.

Что же, архитектура подрастеряла весь интерес. Дрожащим, слабым голосом студент попросил о помощи, и почти сразу же на него упала тень. Тень оказалась высоким греком в латанной-перелатанной накидке, пыльных сандалиях и с огромным посохом. Сам заросший, бородатый, а глаза строгие, пожалуй, что и суровые.

— Батюшка, — простонал потерпевший. — Вызовите врача.

— Исцели себя сам, — ответил батюшка. — Эх, милейший, если бы я хотел очутиться на чьём-нибудь месте, кроме своего, разумеется, то только на вашем. Право, почти завидую!

— Кажется, я сломал ногу. Мне очень больно.

— Какое испытание для силы воли! Однажды я не ел целую неделю, хотя, конечно, разве это сравнится с вашими страданиями! Чего стоит умение сохранять холодный рассудок, мучаясь от боли. Удел богов! Вы человек счастливый.

"Боже, — подумал бедолага. — Повезло же мне во всех Афинах нарваться на душевнобольного. Впрочем, даже этого отпускать себе дороже".

— Господин, — собрав волю в кулак, сказал потерпевший. — Я очень ценю ваше внимание, но не могли бы вы привести помощь.

Господин же разливался глухарём. Он рассказывал, что у человека есть всё необходимое от рождения, что лучше предпочесть безумие пустому наслаждению, и что философия дарит все богатства и самую важную способность — умение беседовать с собой.

Студент закричал. Но его голос, ослабевший от пережитого, безнадёжно тонул в басе мучителя. К счастью, от зданий уже потянулись длинные тени.

— Вы мне подходите, — заявил грек. — Можно сказать, я уже начал обучение и преподал первый урок терпения и пренебрежения плотью.

— Как же вас зовут, учитель?

— Безвестность — высшее благо. Наверное, поэтому меня до сих пор никто не знает. Антисфен.

— Антисфен, — пробурчал студент. — Чтоб ты...

С этими словами несчастного скрутило в три погибели и поволокло по коридору времени. Очнулся он на той же лавочки в саду, на которой сдавал отработки, здоровый и полный сил, а о сломанной ноге напоминала лишь грязь на коленях.

Другой студент наклонился и тихо спросил:

— Тебя тоже?

История первого студента

Первому студенту дополнительное заклятие не понадобилось, поэтому взамен он получил право вернуться по первому желанию, чего, конечно, не собирался делать. Старая добрая Греция таила в себе неслыханные богатства. Любая самая мелкая монетка, украшение или забытый свиток с писаниной какого-нибудь почившего поэта могли стоить баснословных сумм и уж он-то знал, на что потратить. Поэтому решил не терять времени и поискать кого-нибудь побогаче и посообразительнее.

Афины оказались южным городком, тесно застроенным и дурно спланированным. Дороги основательно засраны и кишели оборванцами, коих с избытком хватало и в его родном времени. От них, впрочем, греческий вариант отличался куда более гордым взглядом и гражданскими правами.

— П-ф-ф, — заметил первый студент. — На Вишняках в будни и то народу больше.

Проблем с общением у него действительно не возникало. Проблемы возникали у тех, к кому он обращался. Одни от его вопросов краснели, а другие застывали как статуи. Статуй, кстати, в Афинах понаставили с излишком, и с ними творилось подчас полное непотребство. Один мужик — плешивый, пузатый и одичалый — вылитый сатир, под смех товарищей пытался совокупиться с каменной бабой и, разумеется, неудачно.

— Однако, — сказал путешественник. — Греки ещё те шутники.

Простой люд вызывал в нём всё большее раздражение. И тут его приметили люди своего круга — красивые, умные и образованные. Их группа — в белых простынях на голое тело — слонялась по улице и тыкала пальцами во встреченные несуразицы. Один из них, красивый, мускулистый мужчина, приятно пахнувший виноградными цветками, подошёл и что-то неразборчиво произнёс.

— Ты тоже демократ? — перевёл первый студент. Что он имеет в виду?

— Да!

Группа поманила за собой. Они прошли вразвалочку, потешаясь над работягами и куда более осторожно над оборванцами, которые, видимо, могли дать сдачи.

— Ψχνω για ναν νθρωπο της αγπης, — сказал первый студент, желая объяснить, что ищет эллинской мудрости.

— Почём рыба, — кивнул вожак.

Встретились в маленьком домике, бывшем у приятелей чем-то вроде студии для творческих бесед. Стены голые, без ковра и картин, и толковой мебели нет, на полу светильники и низенький столик, мягкие подушки. Вожак хлопнул в ладоши и слуги принесли сладкое вино, сразу же давшее в голову. Появился ещё один мужик с дудкой и заиграл весёлую мелодию, постукивая в такт по бедру.

— Прорвёмся, ответят опера! — пропел музыкант.

Начали читать стихи, из которых путешественник понял только отдельные слова — "Эрос" и "Рабиндранат Тагор". К этому моменту он уже изрядно окосел, и его неудержимо тянуло ко сну.

— Ни-ни, — потряс недавний знакомец — Теперь мудрость. Главная мудрость — это любовь. В любви смысл жизни. Она объединяет всех нас, вне зависимости от происхождения, пола и возраста. Это единственная сила, которая...

Только теперь студент понял, что приятели давно скинули простыни с плеч и нежно поглаживают друг друга. Более того, что сам голый и тёплая рука на животе не его.... Такое открытие душа перенести не смогла и с воплем "Нет!", он очутился на привычной лавочке, оглушённый и задыхающийся.

— Тебя тоже?

В это же мгновение на лавочке объявился третий участник — преподаватель. Глаза его сверкали, усы топорщились, пальцы скрючились.

— Будь оно проклято!

Приключения профессора

Сократ оказался бодрым старичком с проплешиной и в далеко не самом свежем хитоне. В окружении собаки и мальчишек он нависал над торговцем фруктов и, заложив руки за спину, что-то декламировал по памяти. Судя по окаменевшему от вежливости лицу торговца, память у Сократа оказалась куда лучше, чем у ровесников.

Профессор направился к философу, игнорируя остальных:

— Господин! Разрешите представиться, я проф... то есть тоже немного философ, как и вы, разумеется, не настолько умелый и поэтому всегда мечтал о встречи с...

— Ну-ну, приятель, — жестом остановил Сократ. — Меньше слов, больше дела. Не думал, что когда-нибудь скажу это.

Торговец фруктов фыркнул. Заметив это, Сократ потащил свою новую жертву прочь.

— У меня весьма обширные познания, — продолжил профессор. — Я читал все сохранившиеся работы по античной философии и неплохо разбираюсь в современных.

— Наши глашатаи тоже многие документы помнят наизусть, однако, ума от этого у них обычно не прибавляется.

По лицу профессора пробежала лёгкая тень. На первый раз он справился с собой. Ещё бы — ведь разговаривал с Самим!

— Надо же как-то получать знания. Вам ведь они не сами собой пришли.

— О, сам я пуст, и каждый производит с моей помощью лишь то, чем сам чреват. От этой малости порой и мне перепадают крохи. Приходится всё время искать собеседника.

Философы прошли форум и уселись под сенью какого-то южного дерева. У "городского" жителя все греческие деревья оливы или кипарисы, но для местных это обыкновенный каштан. И хоть погода стояла жаркая, полулежать в тени совсем другое дело, настроение путешественника улучшилось:

— Как сказал Уинстон Черчилль, зачем стоять, когда можно лежать?

— У моего соседа есть попугай. Так вот он постоянно говорит чужими цитатами.

Профессор уже не мог сдерживать гнев. Разве можно с ним так обходиться? Уже не мальчик, чай, седина на висках, сколько лет в науке. Женат, дети взрослые. Квартира, машина хорошая, кредитов на пять лет вперёд, зато ипотеку почти закрыл. Соседи уважают, у начальства на хорошем счету, печатается (полгода собирал деньги). И к Сократу с душой отнёсся, бездну времени преодолел.

Сократ с простодушным лицом наблюдал за побагровевшим собеседником.

— Жарко сегодня, правда?

Профессор решил дать ему последний шанс.

— Вот вы меня всякими обидными словами честите, а я ведь не просто так, и сам учу философии, статьи выпускаю…

— Статьи — это вроде как книги?

— Да, только маленькие.

— И как, много кто читает ваши книги?

"Мои точно читают", — вспомнил профессор свою манеру заставлять подопечных покупать статьи перед экзаменом и промолчал.

— Да и что такое философия? Разве ж тебе известно, что ты других обучаешь?

— Ну, знаете, продолжать разговор в подобном тоне я считаю делом неуместным. Прощайте!

Профессор развернулся и зашагал с форума.

— Как он смеет? Безумный старик! А я, со всей душой, понимаешь…

Из-за испорченного настроения у профессора пропало желание любоваться красотами Афин или поискать себе другого маститого учителя. Вся любовь к Элладе окончательно и бесповоротно угасла.

— Анит, — вспомнилось ему. Донос можно немножко ускорить…

И только потом, после разговора с Анитом, в котором тот узнал, что Сократ распускает грязные слухи и отговаривает сына ремесленника продолжать семейную традицию, профессор очнулся:

— Что же я наделал? Будь оно проклято!

С этими словами он очутился среди своих студентов.

— Профессор, а с вами-то что случилось?

Преподаватель помял подбородок.

— Э-э, давайте считать, что отработки приняты и разойдёмся.

Другого ответа от него так и не получили, в дальнейшем при любом упоминании событий странного дня, лицо философа каменело и принимало крайне занятое отстранённое выражение. Парни ещё долго караулили шутника, чтобы пересчитать тому рёбра, но безуспешно. Больше знакомец в городе не появлялся, чего не скажешь о других частях света.

Для англичан он воскресил короля Артура. "Кто все эти люди?" — спросил бывший хранитель Камелота. Бедолага, теперь он популярен среди врагов. Немцы получили спящего Барбароссу. Дедушка порывается разделаться с итальянцами. Португальцам "повезло" с Салазаром. Теперь не знают, что с ним делать — судить или наградить. Как вы думаете, кого знакомец подарил нам?

Краткий тезаурус с комментариями первого студента

Анит — богатый ремесленник, один из отцов города. Враждовал с Сократом, разойдясь с ним во взглядах на семейное воспитание. А посему написал на философа донос, по которому последнего приговорили к смерти.

Антисфен — один из учеников Сократа, основатель кинизма. Если исключить его показной аскетизм и крайнее самолюбование, вкупе с жёсткостью к ближнему своему и предъявляемыми к миру высокими стандартами, вполне разумный человек.

кинизм — философское течение, представители которого внешними чертами напоминающее наших юродствующих монахов. Самоотречение и глубокая аскеза необыкновенным образом сочеталось с глумлением над согражданами и паразитизмом.

Сократ — великий древнегреческий философ, один из легендарной тройки Сократ-Платон-Аристотель. По мнению Машки-отличницы основал добрую треть всех наук. Во всяком случае, мало кто из авторов на него ещё не ссылался.

χω τρεις μπλες — эти и другие изречения — как оказалось непереводимый пьяный бред обрусевших понтийцев, соседей по лестничной клетке.

Писалось под Ewan Dobson — Motion Potion

(https://www.youtube.com/watch?v=PTO5XdvXd1I&index=6&list=PLuD_uWnBKtt8Kp9DPAJQ6Eab0mbJ6bxBA),

но больше похоже на Аллу Пугачёву — Волшебник недоучка (https://www.youtube.com/watch?v=n7nPgnA5VOM)