Сломанное колесо

Сломанное колесо

 

Сыновья мастера Ю Сюня плохо ладили друг с другом с самого детства. Старший брат Джи был задирой, любил подраться и поучить младшего уму-разуму, а младший брат — Буджи, был хитрым интриганом с острыми зубами, разносил про старшего брата сплетни по всей округе, а однажды — в пылу драки, искусал до крови. Отец не раз пытался помирить братьев, посылал их вдвоём и в поле трудиться и развлекаться к городским девушкам, даже пару раз высек обоих, дабы пресечь распри, но ничего не помогло. Позвал как-то мастер Сюнь сыновей, вывел за ворота и сказал:

— Не уважаете вы ни заветы Кун Фу Цы, ни действующее законодательство! Ничего на свете так не хочу, как встретить восход над рекой с удочкой в руках. Посидеть бы спокойно, половить форелек, а вместо этого я вынужден следить, чтобы вы друг друга не поубивали и не разорили моё хозяйство.

Ю Сюнь велел слугам снабдить братьев провизией: мешочком риса, связкой вяленой рыбы и парой колец чёрного чая, и выставил вон из дому.

— Так куда же нам идти, отец? — спросили опечаленные братья. — Мы немного не поняли.

— Куда-куда… На Косую горку, — буркнул в ответ старик Ю, запирая ворота покрепче.

— Что нам там делать?! — с трудом подавив рыдания, воскликнул младший брат Буджи.

Из-за ворот раздалось тихое зловредное хихиканье слуг.

— Я слышал, на Косой горе находится Храм Сломанного колеса. Воля отца в том, чтобы я стал монахом. Я иду туда. А ты иди куда хочешь, вонючий хорёк! — заявил Ю Джи брату. Так старший брат стал звать младшего после того, как тот его искусал.

Буджи очень не хотелось становиться монахом, но был он далеко не глуп и понимал, что изгнаннику нет иной дороги, как только проситься послушником в ближайший монастырь. И он поплёлся следом за братом.

Дорога в Храм оказалась тяжёлой и тернистой. Вода в лужах просачивалась в сандалии братьев Ю, грязь пачкала полы халатов, злые осенние мухи кусались, как собаки. Встречные крестьяне со страхом смотрели на путников, так как те шли со столь злыми лицами, что их принимали за бандитов и наёмных убийц.

Шли братья три дня и три ночи, делая лишь короткие привалы. Спорили из-за скудной еды и только из гордости не признавались друг другу в страшной усталости. Вволю наругавшись, братья добрались, наконец, до Косой горки, что в реестре императорского географического общества значилась «Великой неравнобокой горой с божественным соотношением сторон два к одному». Один склон горы был пологим и ровным, другой же — крутым и опасным. Издавна на Косой горе располагался храмово-монастырский комплекс скорой психологической помощи окрестному населению — Храм Сломанного колеса. К Храму вели две тропы. Длинная и удобная по пологому склону и короткая, но опасная по крутому. Братья пошли по разным дорогам из принципа «лишь бы не видеть друг друга».

Ю Джи отправился по крутому склону, Идти ему пришлось медленно, потому что часто из-под ног выпадали камни, величиной с голову телёнка, а сверху сыпались мелкие острые обломки. Присесть, и отдышаться, бедному Джи было негде. В Поднебесной говорят: «Умный выберет долгий путь вокруг горы, дурак — полезет по склону». Ах, как часто старший брат вспоминал эту поговорку, когда перебирался через завалы в ущельях и прятался от камнепадов. Он ругался и на себя, и на отца и на брата, но продолжал идти вперёд. Но что ещё было ожидать от крепкого упрямого парня, рождённого в год Петуха?

А вот путь Буджи был лёгок и приятен…

Шутка!

Путь Буджи мог бы быть лёгок и приятен в иную эпоху — в далеком прошлом или грядущем, а в настоящем — на «удобной» дороге, рисовому зёрнышку негде было упасть от вездесущих паломников. Десятки людей шли пешком, ехали на осликах, а некоторых несли в паланкинах. Обочины дороги замусорили мусором и загадили нечистотами. О привале младшему брату оставалось только мечтать, ибо все хорошие места были заняты лоточниками с товарами и хитрецами, продававшими место у костра за серебряную мину. Младший брат с завистью смотрел на то, как богачи ночевали с царским комфортом, окружённые слугами, и с тоской — на то, как бедные спали на голой земле или на куцых рогожках.

Буддисты с индуистами точно знают, а христиане с мусульманами, несомненно, догадываются, что у высших сил полный порядок с чувством юмора, поэтому не удивительно, что на Малый косой тракт — тропу, ведущую к воротам Храма, братья прибыли одновременно. Оба усталые, голодные и злые, но ни один, ни второй не решались признаться в том, что его путь был ужасен. Молча смотрели братья друг на друга, а затем, так же молча, пошли и встали в хвост длинной очереди паломников. В очереди шептались, что настоятель Храма Сломанного колеса — учитель Ляо, может разрешить любую проблему, с которой к нему приходят, однако привратник Бао чуть ли не всех паломников отсылает обратно, мало кому разрешает пройти внутрь.

Привратник Бао оказался широкоплечим детиной с мускулистыми руками. Он с ленцой опрашивал паломников на предмет цели визита и, между делом, осваивал любимую забаву северных варваров — сгибал и разгибал подковы.

— Многоуважаемый брат Бао, позволь нам пройти и попросить совета у мудреца Ляо.

— А что за беда привела двух достопочтенных господ к нам в смиренную обитель? — привратник казался самой заинтересованностью, когда спросил об этом двух богато одетых паломников, похожих на милых деток, так как стояли они, держась за руки. Один темноок и темнобров, второй же щекаст и с проплешиной.

— Наше дело заключено в разделе наследства. Мы поделили мельницу, осла, кота, сбрую, ведро и сапоги, но одну старинную золотую монеты поделить не можем. От того ругаемся и не можем спокойно жить.

— Где же она, ваша монета раздора? — спросил Бао.

— Вот она, родимая, — наследники разжали руки, и монета упала наземь.

Привратник подобрал её и разломал пополам.

— Вот вам каждому по полмонеты. Из каждой половинки можно сделать украшение для любимой женушки или купить поросёнка или с десяток мандаринских уточек, — посоветовал Бао просителям.

Наследники стали рассматривать свои половинки и лица их мрачнели с каждым вдохом-выдохом.

— Моя половинка меньше!

— Нет моя!

— Глупый монашек, косой, как эта гора — не умеешь делить деньги — не берись!

— Плохо поделил? Айяяй, — запричитал монах. — А ну-ка дайте мне ещё разочек глянуть! — попросил привратник паломников.Те протянули ему свои половинки, не прекращая обзываться всякими обидными словами. Привратник принял золото и с ловкостью фокусника спрятал его в своём рукаве, а горе-наследникам подарил по подкове, закрученной крендельком. На память.

Следующий проситель напоминал живую бронзовую статуэтку даоса: пузатенький, лысенький улыбчивый мужчина просился пройти в монастырь, ибо беда его велика и обидна. Собрался он жениться на молоденькой красавице, но стал слабоват в тех местах, что не принято называть в обществе.

— Чтобы разобраться с твоей проблемой, добрый человек, не надо беспокоить старика Ляо. Достаточно подумать головой. Для чего тебе жениться на молодой девушке? Зачем ввязываешься в столь опасное дело?

— Жаль сиротку, пропадёт.

— У тебя есть дети?

— Да, сыночек, двадцатилетний оболтус, кровинушка моя неноглядная.

— Так жени сына на девушке или подари ей приданное, и не отвлекай Будду по мелочам! Следующий!

Следующий проситель скрывался под плащом и капюшоном.

— Я хочу, могу и пройду к настоятелю, и никто меня не остановит! — гнусавил паломник.

Но привратник лишь лениво чесал бамбуковой щеточкой в ухе и всем видом показывал, что он познал дзен и подобные заявления слышать ему не впервой.

— Не отойдёте в сторону — я пройду силой, — пригрозил паломник.

В ответ привратник Бао презентовал ещё один крендель из подковы. Проситель попятился и заговорил уже совсем другим тоном:

— Мне… у меня… эээ… жена изменяет. Что делать, не знаю. Пришел просить помощи у учителя Ляо.

— Нет у тебя жены, — заявил просителю монах-привратник, да так уверенно, что паломник только рот раскрыл от удивления. — Иди, откуда пришёл добрый человек, не задерживай очередь!

Паломник заупрямился. Привратник сорвал капюшон с головы гостя, обнажив бритую голову, а потом плюнул надоедливому просителю прямо в левый глаз.

— Это не паломник! — провозгласил он зевакам. — Это шпион из соседнего храма! А ну, пшёл прочь, конкурент!

Шпион гордо поднял лысую голову, вытер плевок, после чего проявилась невидимая до того татуировка слезы:

— Люди, не верьте этому Храму! Наш лучше! Монастырь Плачущих скал оказывает те же услуги, что Храм Сломанного колеса, но вдвое дешевле! И стоит ниже — относительно уровня моря, конечно, а не в общем смысле! Лезть высоко не придется. И семейным паломникам у нас полагаются скидки!

Привратник замахнулся на шпиона кулаком и тот, ругаясь, убрался восвояси. Наконец, очередь дошла и до братьев Ю.

— Какое у вас дело к старому мудрому Ляо? — спросил Бао у братьев.

— Лично у меня — никакого, — устало и честно ответил Ю Джи, а Буджи хитро промолчал.

— А чего тогда пришли, ещё и очередь длинную выстояли?

— Отец выгнал за ссоры, и велел идти сюда.

— Так может, вы совет хотите от старика Ляо, как ссоры братские прекратить? — поинтересовался Бао.

— Вот ещё! — возмутился Джи. — Глаза бы мои не глядели на этого хорька! Смотрите, как он меня за руку укусил! До сих пор рана гноится!

— А вы что скажите, молодой человек, хотите помириться с братом? — спросил привратник у Буджи.

Младший брат Ю был тот еще врунишка и мастак рассказывать жалостливые истории, но когда дело касалось его с братом отношений, то он становился правдолюбом и правдорубом.

— Ага, как же, хочу я с ним мириться! — фыркнул Буджи. — А ещё я бы хотел повеситься и немножко утопиться.

— Что вы будете делать, если я вас не впущу? — спросил привратник.

— Я сяду здесь под воротами, и буду сидеть, потому что отец сказал идти сюда! — ответил Джи, а Буджи хитро промолчал.

— Ну что же… На сегодня приём окончен! — зычным голосом гаркнул привратник. — Все желающие предстать перед настоятелем и получить совет, приходите завтра. Также рекомендую спуститься к основанию горы, а наутро подняться пораньше и снова занять очередь. Это будет доказательством решимости ваших намерений!

Бао пропустил братьев внутрь, велел им ждать настоятеля Ляо, а сам где-то скрылся. И стало братьям не по себе. В монастыре кроме них не было людей, всюду царили запустение и разруха. Сновали туда-сюда тощие куры, на пересохшей грядке пытался вырасти горошек и кресс-салат. Счастливым и дородным, казалось, здесь был только рыжий кот с белыми усами и бровями, что сладко спал на солнышке кверху брюхом.

Раздался звук гонга, эхо которого долго ещё звенело. Куры разбежались, горошек с салатом поникли ещё больше, а кот и ухом не повёл. Из-за старых пристроек и сараев показался настоятель Ляо. Шёл он мелкими шажочками, семенил по-стариковски и издали казался несуразным дедушкой с коротенькой белой козлиной бородкой, белыми длинными усами, белыми мохнатыми бровями, и, неожиданно, чёрными, как ночь волосами, длине и шелковистости которых позавидовали бы и столичные красавицы. И весь в золоте. Халат, пояс, тапочки, словом всё, всё-всё было украшено золотом, вернее вульгарными блёстками и висюльками золотистого цвета.

— Что ищете вы, неразумные дети в Храме Сломанного колеса, в этой обители спокойствия и умиротворения?

— У вас… — начал старший.

— Молчите, ибо знаю всё! Всё вижу, всё слышу, всё чую!

— Настоятель, — перебил Ляо старший брат, не дав старику договорить. — Вы извините, что делаю замечание такому уважаемому человеку, но у вас… ус отклеился!

Старик сделал привычное движение рукой, поплевал на палец и вернул ус на место, вздохнул:

— Спасибо. Старый театральный реквизит. Последнее время не могу приклеить его ровно. Всё на кособокой горе — кособоко, хе-хе…

Сбросив золотые одежды, Ляо отклеил усы и бороду, снял криво сидящий парик, и оказался привратником Бао.

— Вы кто такой? — хором спросили братья.

— Как кто? Вы же сами видели. За воротами я — привратник Бао, в Храме же я — настоятель Ляо.

— В Храме? — дружно рассмеялись братья. — Здесь только старье одно и ни одной приличной постройки — ни пагоды завалящей, ни даже каменной чаши для омовения.

— У меня хоть свой угол есть, — с обидой сказал Бао-Ляо братьям, — а вы два здоровых лба — ни кола, ни двора! Я — ни в чём неповинный сирота при живых родителях, а вы отца довели, что он вас выгнал, и имение своё на дальнюю родню переписал!

— А ты отца нашего не тронь! И в дела семьи нашей не лезь!

Ю Джи готов был уже вступить с Бао-Ляо в драку, но хитрый Буджи вцепился брату в руку и зашептал на ухо:

— Стой, стой, стой… Это всегда успеется, просто подумай. Знает этот монашек про нас всё, Храм Сломанного колеса здесь уже сто лет стоит. Ох, не спроста это!

— Храм здесь стоит сто двадцать лет, — услышал перешептывание братьев Бао-Ляо. — Я это точно знаю, потому что живу на Косой горе уже тысячу лет, с тех пор как на вершину горы налетело Колесо Сансары. И сломалось здесь, и на горе всё перекосячило.

— Живёте здесь тыщу лет, говорите? — хитро прищурился Буджи. В ответ Бао-Ляо покивал головой. — И родители ваши, говорите, ещё живы? А где они?

— Как где? — развел руками Бао-Ляо. — Я же вам только-только про них рассказал. Мой отец — Колесо Сансары, а мать — гора, на которую оно наскочило. Много веков жил я здесь один, а потом решил построить Храм Сломанного Колеса. Спустился с горы, устроился на работу в бродячий цирк. Заработал денежку, вернулся, установил забор и крепкие ворота. Утром у ворот сортирую паломников, днём с прошедшими разбираю их проблемы.

— Да вы просто деньги у людей отбираете!

— Ну, не без этого! У меня ого-го-го какие планы! Я на вершину горы хочу пагоду поставить, чтоб кособокость не так в глаза бросалась, русло ручья изменить, чтобы высоко в горы за водой не тащиться, монахов опять же набрать, чтоб настоящая обитель была. Вот вы моими первыми монахами и будете, — «обрадовал» Бао-Ляо братьев. — Только ссориться вам, надо перестать, монахам это не к лицу.

— Вот просто взять и перестать? — спросили братья Ю и дружно расхохотались.

Бао-Ляо нахмурился, переглянулся с котом и тут же земля, на которой стояли Джи и Буджи, перевернулась, как крышка котла, и очутились они в кромешной тьме. Их приняла в себя келья-темница с маленьким окошком под самым потолком, но с двумя удобными соломенными топчанчиками, на одном из которых, свернувшись клубочком, уже дрых храмовый котяра. Посредине кельи стояла большая глубокая миска с дымящимся рисом.

— О, хоть поедим! — воскликнул Буджи.

— А как же есть? Он ведь нам палочек не оставил, — заметил Джи.

— Нет, ну не может быть… как ребёнок, честное слово. Глянь на эту штуку, братец! — хлопнул себя по коленкам Буджи.

Ю Джи глянул на стену и чуть не разрыдался от смеха. На стене висела ложка с длиннющей ручкой. Он снял её со стены, сел рядом с миской и сказал:

— Иди, хорёк, сюда, я тебя покормлю, — а потом повернулся к коту и со смешком заметил: — Хозяину своему передай, что с помощью такой ложки — из которой ничего не съешь, если тебя другой не покормит, наш отец пытался нас помирить, когда мы ещё своих первых сандалий не успели сносить.

Пушистый мурлыка сделал вид, что ничего не понял, подошёл к братьям, лёг на спину и дал почесать себе пузико.

На третий день привратник-настоятель Бао-Ляо сам зашёл к братьям и увидел, как старший брат лупит младшего ложкой, а тот уворачивается, закрываясь от него миской. Братья так были злы друг на друга, что отказались покидать келью вместе.

— Пусть Буджи уходит, а я выйду, когда он от меня тысячу шагов отойдет.

— Сам уходи, чего ты за меня всегда всё решаешь! — не соглашался младший брат.

— Хм… — пробормотал Бао-Ляо, — ложка не сработала — выкину я этот свиток по семейной психологии в ущелье, а я уже собирался поить их зелёным чаем с лепестками роз, и праздновать примирение.

Он ещё раз перемигнулся с котом. Земля в келье просела, как дно старой корзины, и братья рухнули в каверну в чреве скалы.

— Молчите и слушайте меня! — голос привратника-настоятеля перекрыл дружные возмущенные вопли братье. — Сейчас вы закроете глаза и уснёте, а не послушаетесь меня, земля снова раскроется, и вы будете падать до самого центра земли.

Делать было нечего, Джи и Буджи зажмурились, перед глазами поплыли разноцветные круги, братьям казалось, как будто бы они проваливаются в глубокий колодец спиной вперёд. Круги появлялись из незримой дали, обгоняли и исчезали за спиной со странным звуком, будто бы кто-то дёргает за лист бумаги. Вуп, вуп, вуп, вуп... Братья не видели друг друга, не могли говорить. Что-то странное, тянущееся, завязывало суставы узлами и мягко выворачивало нутро наизнанку. Братья падали в бездну, белые полосы менялись чёрными.

И вот...

***

И вот! Утро в курятнике как обычно не задалось. Старшая курица Чернуха всё ночь скрипела зобом и не давала никому спать, потом приволокся рыжий кот — полночи гонял мышей, полночи плёл небылицы про переселение душ и жаловался, что в курятнике воняет хорьком.

А курятник был шикарным — с пристроечкой, насестом, клетками, ямками с песком, кормушкой Главным по курятнику был петух, что звал себя ротным, а кур в курятнике называли по цвету перьев.

Несмотря на тяжелый подъем, весь личный состав бодро вышел строевым шагом на завтрак. Воробьиная авиация спрогнозировала ухудшение погодных условий к концу дня, летая на предельно малых высотах, а курица Белуха доложила ротному о том, что температура окружающего воздуха упала на один градус.

— К дождю! — заметил ротный, и незамедлительно сообщили об этом всем командующим офицерам в округе.

Ох, и кукареканье поднялось! В остальном день проходил согласно штатному расписанию, режим питания, режим дыхания, нагрузочки, кросс, отработка методов боя шпорами. После обеда в курятник вновь забрёл кот: маялся дурью — пытался нагадить в ванночку с песочком. Куры стали его клевать, но петух за него заступился. Однако бедняге, верно, сильно досталось, потому что он стал твердить, что в каких-то других жизнях, петух был (будет?) королём! Петух, молча, слушал, но по склонённому набок гребешку пернатого можно было прочитать мысли: «Ну, вот что он врёт?! Не мог я быть королём, не мог. Императором — мог, королём — не мог. Тем более, что у меня в подчинении целый гарем, так что если я и был императором, то только китайским».

Потом петух стал размышлять о великом и вечном. О зерне. Ах, эти зерна! Маленькие жёлтые комочки материи, которые лежат на плоскости, являющейся сферой, несущейся куда-то в пустоте и темноте, подчинённой лишь гравитации, которая в свою очередь является только искривлением пространства-времени. Крепко задумавшись, ротный не сразу заметил, как в закрытый охраняемый периметр (курятник) проник диверсант (хорёк) с целью разведывательно-диверсионной деятельности (посмотреть, что плохо лежит и, при удобном случае, утащить яйцо или цыпу).

По краткой команде кукареку, куры понеслись в убежище (ямку под лавкой), а петух смело принял бой. Хорёк царапался, кусался и жутко фыркал. Он с лёгкостью уходил от наскоков сверху, смог избежать ран от шпор и, в конце концов, ретировался за забор, а вот петуху не повезло.

Всего израненного его нашел хозяин, и, найдя окровавленное тельце, заохал: «Ты главное не умирай, а то нехорошо, мясо пропадёт» И ушёл куда-то (за топором). А рыжий котейка подошёл, ласково потрогал лапкой за гребешок, и шепнул: «До встречи в другой жизни, дружище».

И тут Ю Джи осознал себя… зависшим в виде облачка пара над тельцем петуха, что лежал в луже собственной крови, ценою жизни, защитив родной курятник. Неподалеку старший брат заметил Буджи, что вился таким же облачком над улепетывающим злодеем-хорьком. Ю Джи разозлился и… открыл глаза. Сидел он в пещере, прислонившись спиной к холодной стене, по которой ползли струйки воды, а неподалеку очнулся Буджи.

Драка была короткой, но жаркой. Старший кипел праведным гневом и очень старался навалять младшему за своё убийство.

— Ты меня убил! — кричал Ю Джи, ударяя брата по лицу.

— Когда это было? — верещал Ю Буджи, стараясь укусить брата за руку.

— В прошлой жизни! Нам в школе рассказывали о таких вещах. Мы вспомнила наши прошлые жизни в этой волшебной пещере!

— Не мели чушь! У курятника — крыша железная, а забор сделан из тонкой металлической сетки, а самое главное… Ты, что? Не видел на чем подъехал хозяин?

— На чём?

— На железном вонючем коне. Он так тарахтел и смердел, что я испугался и удрал.

— Ты прав Буджи, признаю, на прошлое это не похоже. Ни отец о таком не рассказывал, ни дед наш, ни прадед, и в школе такому не учили, — неохотно согласился старший брат с младшим. — Но! Это не меняет того, что ты загрыз меня, хорёк ты проклятущий!

— Петух дранный!

За подобное проявление братской любви Ю Джи и Ю Буджи провели в темнице ещё два дня на рисе и чае, созерцая серость стен и дивную голубизну неба, что виднелась через маленькое окошко. И вновь пол в келье просел, и братья оказались в пещере. На этот раз старший и младший лишь злобно смотрели друг на друга, не пытаясь двинуться с места, ибо были научены горьким опытом.

— Никто, ни я, ни даже сам Будда е изменит вас, но лишь сами вы сможете принять верное решение, — сказал Бао-Ляо братьям, велев им закрыть глаза и мысленно считать до ста.

На счете двадцать или тридцать братья вновь «упали» в бездонный колодец. Били барабаны, вторили им цитры, лютни, бубны. Затем всё растянулось, закрутилось, и тьма сменилась ярчайшим светом. И вот…

***

— Последнее, что он видел — это плаху и отсвет на лезвии топора палача, я гарантирую вам, мессир!

Король Иоанн II, законный правитель Англии, Уэльса и двух лье побережья Франции принимал своего лорда-канцлера Иоахимма Смита с докладом о казни известного грабителя Бартоломью Уитикета, прозванного Рябым за пятна на лице

— А он ещё что-то говорил? — король прищурился так, что стал напоминать задиристого петуха.

— Что-то про то, что переродится. И не важно, что сейчас он родился в семье каменщика, в следующей жизни — родится в семье министра.

Резкие черты лица лорд-канцлера выдавали человека умного, хитрого и целеустремлённого, а острые зубы пугали, когда лорд хищно, по-хорёчьи улыбался.

— Мда, наша аристократия превращается в грабителей, во что же превратится народ? Ну, да и делу конец, бывший дворянин полежал на плахе, теперь я займусь делами. ОДИН! — по тону короля было понятно, что это не пожелание, а приказ.

Величественным жестом король потребовал ото всех удалиться и подошёл к окну. Оконный витраж изображал убитого дракона и Георгия Победоносца. Свинцовые реки текли меж островов стекла, а свет играл, то синим, то красным. Дорогие занавеси были собраны и скреплены повязками, устланный коврами пол радовал глаз, но что-то было чудовищно неправильно. Иоанн никак не мог понять, что же именно: йомены не бастовали, вилланы регулярно славили мудрого и доброго правителя, джентри, если и шалили, то аккуратно и незаметно. А аристократия, с ней всегда можно было договориться, не золотом, так сталью. Но вот жена... За годы супружества его прекрасная рыжеволосая супруга подурнела. Голос утратил былую ласковость и мурлыкающую интонацию, волосы — блеск и шелковистость, нрав озлобился, фигура «поплыла», а ещё она набралась вредных привычек у местных, как-то: напивалась в кабаках, устраивала драки, даже попала на позорный столб, который, правда, был установлен в крепости, чтобы никто её позора не увидал. Поэтому не следовало ожидать иного исхода для короля как поиск подходящей дамы для души и тела.

— Ах, эта женщина, графиня Коунти... Ты ведь видел её, Дружочек? — обратился Иоанн к любимому коту. — Черные, как смоль волосы, глаза бездонные и голубые, кожа белая, как мрамор, стан тонкий, как тростинка. Я понимаю, что говорю банальности, но ты ведь со мной согласен?

— Миу! — ответил кот, который на самом деле заявил следующее:

«Старый дуралей, твоя любовница до отвращения стереотипна. Волосы красит басмой, так как от природы она серая, как мышь, уж я то в них разбираюсь. В глазки свои крысиные она капает белену. Капает, чтобы тебе нравится. Света белого не видит, чтобы быть бледнее смерти и голодом себя морит, чтобы влезть в платья иноземные. А уровень её интеллектуального развития?! Ты рядом с ней чувствуешь себя гением, потому что она не «прелесть, какая дурочка, а ужасть, какая дура»!

— А не поехать ли мне к ней под уютное крылышко? — продолжал размышлять вслух король. — Плюну на государственные дела, жене скажу, что на охоту поехал, возьму бутылку красного полусухого и прекрасно скоротаю вечерок.

— Миу! — грустно вымолвил кот, подразумевая под коротким «миу», следующее:

«Уймись, старый ловелас, а то долгая дорога приведёт к могиле. И никогда не узнает родина, где похоронен её король. Уснёшь на лошади, упадёшь в канаву. Околеешь, и кто меня будет кормить? Новый король нового кота заведет или свору псов. Кому я буду нужен, старый горемыка? Выбросят меня на помойку!»

— Так тому и быть. Поеду один!

Стоит отметить, что ехал король действительно один, других королей при нём не было. Однако с ним были: личный повар, дегустатор, рота гвардейцев, прачки, маркитантки, сотня пажей и кот Дружочек, чему последний был совсем не рад, по причине сырой погоды, а еще потому, что его укачивало в корзине-переноске. Такой кортеж считался еще скромным — королю едва ли хватало этой свиты для удовлетворения дневных надобностей, ибо путь в замок графини Коунти занимал день езды. Властителю там нравилось. Престарелый граф долго нищенствовал, влачил жалкое существование, был приживалой у дальних родственников, а король одарил его деньгами, землями, вилланами и, главное — красавицей женой. И не страшно, что раньше она подвизалась белошвейкой. Граф не то, что закрывал глаза на адюльтер короля и графини, но и лично сопровождал короля к покоям своей жены, а на утро устраивал баню, охоту, игры и танцы.

Так было бы и в этот раз, но что-то пошло не так. Когда его величество изволил омыть ноги на привале ровно на половине пути из столицы в замок Коунти, к нему ввалились пьяные гвардейцы и трезвый лорд-канцлер с подписанной им же бумагой.

— Ваше бывшее величество, ваша власть низложена, сдавайтесь! — выпалил начальник гвардейцев Адам Смит.

— Вы будете заточены в Тауэре вместе с королевой, где и проведёте остаток своей жизни в достатке и роскоши, — с мерзкой улыбочкой сказал лорд-уже-протектор.

Король посмотрел на него с грустью и тоскою, ибо он хотел убежать от государственных дел, а они пришли к нему сами, и тихо молвил:

— Лучше смерть, чем такая жизнь.

— Ну, как угодно, — ухмыльнулся лорд-уже-протектор.

Блеснула сталь клинка, извлекаемого из ножен, а кот Дружочек выглянул из корзинки и муркнул что-то жалостливо-ворчливое на прощание, что-то вроде «а я говорил, я предупреждал».

***

Открыв глаза, старший брат не стал распускать руки. Он лишь назвал младшего мерзким предателем и прибавил несколько экспрессивных идиоматических выражений, направленных на пристыжение Буджи.

— Раскинь мозгами, братец, — решительно отмел все обвинения Буджи. — Когда это я тебя предал? Король Иоанн II, законный правитель Англии, Уэльса и двух лье побережья Франции… Это же где такие страны есть? В далеких холодных далях может и есть такие земли, да только хозяйничают там сейчас северные варвары, и нет там никаких красавиц-белошвеек. Не водятся они там, уж поверь!

— Да понял я, что ничего из того, что мы видели, не существует, да только это не отменяет того, что ты мерзкий предатель.

Гостеприимные стены темницы-кельи вновь приняли двух братьев на очередные два дня. Их снова ждала пустая трапеза из риса и чая, а их досуг скрашивал только рыжий белоусый белобровый кот.

— Просыпаемся! Просыпаемся! Строимся на групповую терапию! — окрики Бао-Ляо и удары гонга разбудили братьев утром третьего дня, перед тем как они снова ухнули в пещерную каверну. Привычно усевшись у стены, старший брат изобразил на своём лице улыбку покупателя, которому пытаются втюхать залежалый товар. На что младший ответил улыбкой смертельно раненого бойца. После чего оба закрыли глаза и подумали об одном и том же: «Когда же это всё закончится?!». На что они услышали мыслеответ Бао-Ляо: «Вопрос риторический, поэтому отвечать я на него не буду».

И вот…

***

И вот! Рейтинг падал уже вторую неделю подряд.

Блэк Стаут, пожилой, но отчаянно молодящийся, кандидат на пост президента теологической республики КША от либерал-социалист допустил неприятную оплошность. Его, как говорится, понесло, и на одном ток-шоу пообещал секуляризировать кое-какие лишние ценности у тех, «у кого их есть, и раздать тем, у кого нет». Естественно же, после победы он бы ничего подобного не стал делать. Не стал бы обносить берега моря стеной для защиты от приезжих, не стал бы брать у богатых и давать бедным, но с каждым днём его рейтинг ощутимо таял, ибо богатых он напугал, а бедные оказались в этот раз не такие дураки и ему не поверили.

Однако, закон «Если где-то убыло, значит, где-то прибыло», никто не отменял. У его соперницы Франчески Моники Лауры Марии Коулсон, франко-итальяно-американки с острыми чертами лица и хищным хорёчим взглядом, лидера партии «Единая Америка» рейтинг рос не по дням, а по часам. Она тоже много чего обещала, всем всё и быстро: бедным — прижать богатых, богатым — не допускать вверх бедных, рабочим — поддержку профсоюзов, а буржуазии — поддержку акционеров, она обещала рыбакам увеличить уловы, фермерам — надои, феминисткам обещала обесправить мужчин, шовинистам — женщин, цветным — защиту от белых, белым — защиту от цветных, она даже пообещала бывшим гангстерам взять их на госслужбе в ранге советников. И обещать у неё выходило лучше и естественнее, чем у Стаута. Она была гибкой, словно фретка, отвечая на вопросы, всегда хищно улыбалась, а в её маленьких чёрных глазках невозможно было разглядеть — врёт она, или же говорит правду.

Стаут сидел в своём кабинете гладил своего роскошного, как рыжий парик, кота и нервно покусывал губы, глядя на часы, картины, календарь, бюро с бумагами, а ноутбук на окне ежеминутно обновлял рейтинг.

— Пушистер! — обратился Стаут к коту, отчего тот открыл глаза и внимательно посмотрел на хозяина расширяющимися зрачками. — Как ты думаешь, у меня есть шансы?

Кот молчал.

— Я трезво оцениваю свои силы, киса, лучшее, что я могу сделать для государства — это не принести никакого урона. А Коулсон? Да она же распродаст всё направо и налево и уедет на родину предков пить сухие вина, нежиться на солнышке и играть в вист.В ответ на это кот перевернулся на спину и позволил почесать себе пузо.

— Ах, ты мой пушистый дружок, киса, киса хорошая. Куда ты всё время смотришь? А смотрел кот на портрет дедушки Стаута — Джона Портера, известного фокусника-иллюзиониста, ученика великого Девида Коперфильда. Смотрел потому, что у котов такое бывает — уставятся в одну точку и смотрят, будто из этой точки им Будда рукой машет.

— Что, поступать, как дедушка? Был у старого аферюги любимый приёмчик… Тут психологом надо быть хорошим, чтобы зрители на одно смотрели, а другое замечали, тогда и Китайскую стену у них из-под носа можно увести.

— МЯУ! — заорал кот, отвлекшись на птичку в окне .

— Значит, как дедушка. Ох, дедушка, ох, дедушка.

В тот же день состоялась конференция. Десятки камер снимали Стаута и передавали его обращение к народу в интернет и на ТВ. Кандидат вещал:

— Братья и сёстры, господа-товарищи, сограждане, те, кто хорошо учился, знают, а остальным я расскажу всё, как есть: государство — это диктатура правящего класса. И изменить это невозможно. Говорю по слогам для слабослышащих: не-воз-мо-жно! Моя уважаемая оппонент Коулсон обещает, обещает и обещает. Врёт, врёт и врёт, а, в конце концов, тоже ничего не сделает, даже если и захочет. Коулсон элегантна? Да, несомненно. Она харизматична?! Не то слово, всё при ней, Но она говорит, что сможет сделать вашу жизнь лучше, я же говорю, что костьми лягу, но не дам ухудшить вашу жизнь в ближайшие четыре года. Если вы сделаете правильный выбор, мы вместе пойдём верной дорогой в стабильное будущее для всех. Представьте…

Говорил Стаут долго, при этом гладил рыжего мордатого кота, чем весьма насмешил народ. Судите сами, кандидат в президенты выглядит как злодей из дешевых фильмов про шпионов. Рядом с хитрющей престарелой каргой Коулсон, Стаут казался безобидным дурашкой и своим в доску парнем, которому и соврать то лень.

Выборы Стаут выиграл и ничего, как и обещал, не изменил в жизни КША, а Коулсон долго ещё строила новому президенту всякие пакостные козни, обвиняла в мухлевании при подсчете голосов, сотрудничестве с заокеанской кибертеррористической организацией «Северный варвар» и не разговаривала с ним до конца жизни.

***

— Ну и что вы мне скажите, уважаемые братья Ю, после того, как смогли вспомнить свои будущие жизни? — спросил Бао-Ляо у братьев, угощая их зелёным чаем с лепестками роз.

— Наубиваемся мы в них, напредаём друг друга, — сказал Буджи.

— За себя говори, хорёк! — уколол его старший брат, а у привратника-настоятеля спросил: — Скажи нам, сын Сломанного колеса, неужели в каждой жизни мы будем враждовать?

— Увы, — развел руками Бао-Ляо. — В каждой вашей следующей жизни вам будет что делить: яйца, кур, власть, будет из-за чего враждовать, а в ЭТОЙ… вам решать.

— Да, что тут решать, — хмуро заметил Ю Джи. — Пагоду надо строить, а то гора такая кособокая, что аж глаз режет.

— И водопровод от ручья неплохо бы проложить и канализацию отвести, — в кое-то веки поддержал старшего младший брат. — Если паломников много будет, так и гостиницу строить придётся, не натаскаешься гостям кувшинов и ночных горшков.

— Канатная дорога нужна! Видел такую в одной из будущих жизней, — вспомнил Ю Джи. — Не дело это — по склонам карабкаться, а ну как, отец надумает нас проведать?

— Вот и займитесь, — благословил их на работу Бао-Ляо.

— А ты сам, что делать, собираешься? — прищурился по-хорёчьи Буджи.

В ответ Бао-Ляо загадочно улыбнулся и, закрыв глаза, затянул протяжно мантру, привлекающую здоровье, долголетие, богатство, благополучие, а также, расположение и милость Будды. Белобровый и белоусый рыжий кот растянулся рядом с Бао-Ляо в тенёчке, показывая всем своим счастливым видом, что живёт здесь и сейчас.

Чего и вам желает!