Ад Данте
— Её больше нет, — шепчет мне расчёска на трюмо в коридоре. Между гвоздиками-зубьями ещё остались спутанные каштановые волосы.
— Её больше нет, — шуршит серое пальто на вешалке, а длинный пояс с блестящей пряжкой безжизненно обвис на шлёвках.
— Её больше нет, — скрипят ботики и сапожки с полки для обуви.
— Её больше нет, — соглашаюсь я со всеми, иду на кухню и пью из горла початой бутылки. Но водка, проклятая, меня не берёт.
В этой квартире всё напоминает о Светке. Электрический камин в углу гостиной она попросила себе как-то на день рожденья. Репродукции Веттриано на стенах, плиточные панно на кухне и в коридоре — всё выбирала она. Эти смешные часы в виде кота с мышкой на стрелке мы купили Светке в Швейцарии…
Я не могу больше смотреть на всё это и сбегаю на балкон. Над светлыми панельными многоэтажками клубятся низкие тёмные тучи. Моросит мелкий противный дождик. Ветер безжалостно гнёт к земле чахлые деревца на газонах. Что за декабрь! Погода — отвратительнейшая! Даже собачники, выведя своих питомцев погулять, через несколько минут уже начинают посматривать в сторону подъезда. Но оставаться дома — выше моих сил! Снова видеть предметы, которых когда-то касалась Светка, лицезреть вещи, которые напоминают мне о любимой, замечать безделушки, которые одним лишь своим видом рвут сердце на куски…
Уже месяц, как она ушла навсегда. Утром я поцеловал её в щёчку, такую нежную, а потом помахал из окна. А когда позвонил мобильник, мне никак не удавалось понять, при чём тут авария и зачем я нужен на опознании…
Закрываю балкон и возвращаюсь в прихожую, набрасываю куртку, подхватываю зонтик и вылетаю из квартиры. Куда-нибудь, лишь бы не сидеть в квартире, так любовно обставленной Светкой…
Улица встречает меня ледяным ветром и дождём в лицо. Открываю зонт, но очередной порыв тут же выворачивает хлипкий металлический каркас наизнанку. Одна из спиц вылетает из гнезда. Выбрасываю бесполезное устройство в первую попавшуюся урну и надвигаю капюшон куртки как можно глубже. Бреду по мокрым тротуарам, стараясь не попадать в лужи, но это невозможно. Вроде и дождик мелкий, но столько влаги уже пролилось, что вода повсюду. Через несколько минут ботинки промокают и начинают причмокивать при каждом шаге.
Я плетусь неизвестно куда. Один серый дом сменяется другим, сумрачная улица плавно перетекает в следующую, не менее мрачную. Лужи, ветер и дождь не помогают забыться — хоть ноги давно промокли насквозь, я всё равно думаю о Светке, вспоминаю её голос, представляю себе улыбку жены.
— Её больше нет, — мигает мне жёлтым глазом светофор.
— Её больше нет, — скрипит на ветру старая липа.
— Её больше нет, — шелестит по асфальту последний жёлтый лист.
— Её больше нет, — соглашаюсь я.
В центре города всё украшено к предстоящим праздникам. Ёлки сияют яркими огнями, деревья в серебряной подсветке, блестят разноцветные арки, дуги, своды. Не без снега всё это выглядит уныло. Ледяной городок залило водой, и прозрачные фигурки оплыли и помутнели. Попав ещё раз ногой в глубокую лужу, я понимаю, что мои конечности совершенно окоченели. Оглядевшись, вижу красную светящуюся вывеску бара "Dante`s Inferno". Как символично! Знал ли Данте, что ад — он не в глубинах земли, а там, где больше нет любимой?
Толкаю тяжёлую дверь и оказываюсь в длинном зале, облицованном ободранным кирпичом и состаренными зеркалами. Сажусь на высокий стул у стойки и показываю бармену на пузатую бутылку "Абсолюта". Рослый парень в чёрном ставит передо мною стопочку. Опрокидываю её в себя залпом и тут же прошу повторить. Замёрзшие ноги начинают понемножку отогреваться.
Осматриваю зал. В тёмном углу у стены сидит за столиком некто в костюме Деда Мороза. Поймав мой взгляд, он показывает на соседний стул. Я не хочу ни с кем общаться, потому лишь качаю головой. Но незнакомец упорствует. Беру у бармена третью стопку, проглатываю её так же быстро, как и первые две, затем иду в тёмный угол.
— Чего ты хочешь? — спрашивает Дед Мороз. — Вернуть её или отправится за нею?
Ни секунды не задумываясь, отвечаю:
— Вернуть её! Или отправиться за ней.
Затем смотрю на незнакомца и вдруг понимаю, что лицо его — лишь видимость, морок, сквозь который проглядывают пустые чёрные глазницы и страшный белый оскал. Конечно же, это никакой не Дед Мороз, а костлявая с косой.
— А ты забавный, — сказала Смерть, подарив мне жуткую улыбку, от которой повеяло кладбищенским духом. — Подари мне поцелуй, один лишь страстный поцелуй, и я помогу тебе!
Гляжу в чёрные провалы на месте глаз и понимаю, что мне будет очень противно это сделать. Но вдруг она и в самом деле поможет? Вспоминаю Светку, её милое личико с бархатистой кожей на щеках. А губы… Мы часто целовались взасос в юности, когда наш роман только начинался, и не было на свете ничего слаще, чем Светкины нежные губы, ищущие мои уста. Вспомнив об этом, я набрался смелости и потянулся к Смерти. По её лицу вдруг пробежала рябь, страшный белый череп исчез, сменившись симпатичной мордашкой. Я впился ртом во влажные полные губы. Они оказались совсем другими, не такими, как у моей жены. Податливыми, порочными и похотливыми. Обволакивающими и… невкусными. Я резко оторвался от них и отпрянул в сторону, заметив, как на мордашке появилась недовольная гримаска. Смерть вернула свой обычный облик и сердито посмотрела на меня:
— Ну что же… Как ты откликнулся на мою просьбу, так и я — на твою. Пойдём.
Длинный зал бара куда-то моментально пропал, и мы оказались на бесконечной лестнице из чёрного матового камня. Смерть зашагала по ступенькам, а я двигался рядом. Сначала мне казалось, что мы поднимаемся, но не прошло и нескольких минут, как я уже был уверен, что спускаюсь. Чёрная лестница отчётливо выделялась из окружавшего её непроницаемого мрака. Сколько мы шли? Минуту? Час? День? Здесь не существовало ничего, кроме этой лестницы, Смерти и меня, исчезли и пространство и время. А ступеньки всё бежали перед нами, то ли вверх, а то ли вниз…
Но вот вдалеке показался призрачный свет и вскоре мы уже двигались по чему-то белому, похожему на тополиный пух, но не разлетавшемуся в разные стороны и упругому. В лёгком сиянии вокруг нас угадывались непонятные очертания, но мозг не успевал их осознать — так они быстро изменялись.
— Она — в тебе. Её сущность, натура и внутренний мир. Её радости и последняя боль — всё это в тебе. Посмотри в это сияние и попробуй найти в нём свою единственную, страстно желанную. Когда ты её почувствуешь — твоё сердце сразу отзовётся.
Я вглядываюсь в мерцающее нечто и пытаюсь увидеть в нём Светку. Сначала замечаю лишь сполохи, переливы и странные отблески. Вызываю из памяти светлый образ жены, её каштановые волосы, серые глаза, чудесную улыбку, ямочки на щеках. И вот передо мною вдруг появляется золотистый овал, сначала неясный, но потом всё более чёткий и яркий. Внутри его я вижу светящиеся контуры женского тела.
— Светка! — кричу я и бросаюсь вперёд. Дорогой мне образ летит навстречу. Упругая белая поверхность под ногами внезапно заканчивается, и я падаю вниз. Всё мелькает перед глазами, затем кружится вместе со мною в бешеном вихре. Лицо оказывается в луже с ледяной водой. Из темноты бьют яркие огни, слышится визг тормозов, потом удар, и боль переполняет моё тело, сменившись чернотой.
***
Я лежу в белой комнате на кровати и гляжу в белый потолок. На мне линялая больничная пижама. Иногда ко мне подходят люди в белых халатах и задают какие-то вопросы. Порой я отвечаю, но чаще — нет. Мне совершенно неинтересны эти визитёры и мне нет никакого дела до их проблем. Я дожидаюсь того прекрасного мгновения, когда ко мне придёт Светка. Она всегда появляется неожиданно. Иногда возникает через окно, иногда проходит через стену. Но она приходит ко мне каждый день, и мы подолгу разговариваем, как в юности. Нам хорошо вместе. Так приятно видеть любимую, слышать её чудный голос. А потом, взявшись за руки, мы улетаем на прогулку над городом.