С чего начинается Родина
Вешка запускал плоские камушки прыгать по водной глади. Как-то на днях кругляк подпрыгнул семь раз, а вот сегодня больше трёх не выходило. Наверное, всё из-за злости. Она кипела внутри, смешиваясь с горькой обидой, застилала глаза пеленой.
В отчаянии Вешка выпустил оставшиеся в руках камни одним броском, и те, булькнув, пошли сразу на дно, оставляя круги на воде.
— Расстроился? Не взяли с собой? — раздался вкрадчивый голос откуда-то из-за спины. Вешка, конечно, узнал старика, но всё же протёр пальцами глаза и повернулся на зов. Так и есть, Чур, собственной персоной. Странный этот Чур. Вроде бы и добрый, но иногда казалось, дед себе на уме: что-то недоговаривает, скрывает. Взять хотя бы возраст: никто не знал, сколько ему лет. Ни родных, ни детей у Чура не было. Когда спрашивали, так отвечал, что он всем им дедушка, всем и каждому в деревне.
— Тебе-то что? — Насупился Вешка. Своей семьи у Чура нет, вот и лезет вечно в чужие дела. Хотя нельзя так про старших думать. И говорить так нельзя. Потому Вешка добавил: — Да, ты прав. Обидно очень. Всех мужчин старшина взял, а мне сказал, мол, приглядывай за деревней. А что за ней следить? Не убежит. А враги… Так они ещё, может, дней пять к нам идти будут.
— А может, и вовсе стороной пройдут, — предположил Чур, однако его ответ Вешке не понравился.
— Не пройдут. Йоки сам слышал, что враги далеко хотят на север идти, дальше нас ещё.
— Йоки, Йоки, он говорит много, а знает мало.
— Он слышал в Ковкуле, когда ездил туда за рыбой. Враги с ковкулянами договорились и теперь вместе живут. Враги их дома заняли и ещё строить начали, но на свой лад. Неужели и у нас так же будет?
— Может, будет, а, может, и нет. Могут мимо пройти, старшина олениной, мехами откупится. Было так, только давным-давно, даже я плохо помню.
— А сколько тебе лет, Чур?
— И это помню плохо, — улыбнулся старик своей вечной шутке. Вешка тоже улыбнулся. Спокойнее на душе стало. Понимал ведь, что не взяли его в лес из-за возраста. Внешне крепкий уже стал, из лука метко стрелял, на охоте отличался, а по летам ещё не мог мужчиной считаться. Ничего, всего одну зиму переждать осталось — и всё будет как надо.
Только бы дома ничего не менялось. Вешка, как и все в деревне, не любил перемен.
— Чур, а если воевать станем?
— Какие уж из нас воины? — усмехнулся старик, чертя палкой на воде знаки. — Леса много, земли тоже — поделимся.
— Илма вот был настоящим воином, — напомнил Вешка про древнего предка, который в одиночку хотел за обиду расплатиться со всей Ковкулой и устроил погром в деревне. — Я сказание про него сочиняю. Вчера пробовал передать, как Илма говорил со старшиной ковкулян, требовал ответа за обиду…
— Да крикун он был, какой уж герой, — не выдержал Чур и бросил палку в воду.
— Тебе откуда знать? Ты ведь не двести лет живёшь.
— Может, двести? Или триста? Я ведь не помню, — отшутился Чур, только Вешка на этот раз не улыбнулся в ответ. Засела внутри горечь за напрасные слова про героя. С детства Вешка мечтал стать очень сильным, чтоб суметь любого обидчика за пояс заткнуть, пусть даже целую деревню. Или город. Говорят, далеко-далеко за рекой есть такие большие деревни, на горе стоят, каменными стенами окружены.
А пока даже вот старик его обижает. Вешка и ответить ничего не может.
Старших уважать надо.
***
Шаман молчал. Глаза его по-прежнему были закрыты, голова мерно покачивалась в такт молитвенному напеву, который он повторял про себя.
Окровавленные руки тянулись вперёд, к символу бога. Но бог молчал.
Молчали и мужчины, поглядывая на принесённых в жертву животных. По традиции, только часть мяса оставляли у алтаря, остальное забирали себе, чтоб устроить пир. Но, может, на этот раз грозный бог попросит себе всё без остатка. Ведь они пришли к нему за важным советом.
Но берёзовый идол безмолвствовал, грозно глядя глазами-угольками из-под волос-корневищ. В полумраке вечернего леса образ выглядел зловеще. Никто бы не рискнул провести тут ночь, хотя среди мужчин деревни трусов не было.
— О Юмала[1]! — выкрикнул шаман и затрясся, потом вслепую пошёл прямо на идола, умело обходя по памяти курганы. — О Юмала!
Он остановился шагах в пяти, опустился на колени и пал ниц.
— Да исполнится твоя воля, — прошептал колдун и поднялся. В глазах — уверенность. Мужчины замерли в ожидании. Сам воздух стал недвижим: ни комары, ни мошкара не могли нарушить плавного течения звуков пророчества. — Будет битва. Враги идут убивать. Они не оставят в живых ни женщин, ни детей. Будет пролито много крови. Ради нашего дома, ради наших богов.
Только когда пророчество сказали до конца, старшина позволил себе дать ответ.
— Мы услышали волю богов. Но мы не воины.
— Укрепим стены вокруг деревни, будем отстреливаться, не подпустим врага близко, — понеслись советы со стороны глав семей.
— Если захватят, отступим в леса — там нас не победить.
— Значит, хотите воевать? — мрачно спросил старшина, поглаживая коротко стриженную бороду. Никогда не приходилось ему командовать войском и убивать людей. Исподлобья смотрел он на берёзового идола. Почему только шаман его слышит, понимает приказы Юмалы?
— Боги велят нам защищать дом.
— Надо просить помощи в Ерге и Велуни. Вместе дадим отпор.
Старшина перевёл взгляд на шамана. Тот собирал священные камни вокруг алтаря, приказал разделывать тушу телёнка. Вёл себя спокойно, словно не приговорил только что всю деревню к войне. По крайней мере, прежней жизнь больше не будет. А этого так страшатся жители.
Но шаман как будто заранее знал…
— Да, — согласился старшина. — Помощь понадобится. Шаман поедет в Ергу и Велунь. Расскажет о пророчестве и убедит всех, что только вместе нам можно выстоять.
Шаман, услыхав такую весть, резко обернулся, хотел возразить, но сдержался.
— Мне понадобится защитник. По дороге могут напасть звери.
— Мужчины будут заняты. Мы укрепим стены, ворота. Хотя… Найду тебе защитника. Одного из лучших охотников.
***
До Ерги и Велуни решено было отправляться пешком. Идти туда полдня, не так долго, всё через лес, тропами, местами заваленными валежником, так что верхом добираться и того не лучше. К тому же шаман лошадей не любил, шарахался от них в сторону и бормотал странные колдовские слова.
Вешка обрадовался, что ему доверили важную задачу. Войне он тоже обрадовался, но старался убедить себя в обратном. Не получалось: в голове так и крутились картинки, как он в одиночку расправится с сотней врагов, посылая стрелы налево и направо, а когда закончатся, ринется в самую гущу битвы и начнёт топором крушить… Одного за другим, чтоб неповадно было.
Шаман шёл сзади молча. Какой-то грустный шёл. Таким грустным Вешка его сто лет не видел. Обычно выходил, садился на завалинке около избы, сказки рассказывал про богов, солнце и звёзды, про духи умерших и врата в загробный мир, куда могли живыми попасть одни лишь колдуны. Страшно становилось до мурашек.
Едва дошли до священного камня, как шаман сказал, что не может дальше, попросил остановку сделать. Вешка набрал орехов, поделился с хворым кудесником.
— Знаешь, откуда взялся священный камень? — полушёпотом, с придыханием спросил шаман, лёжа на траве и глядя в чистое небо.
— Нет. Наверное, боги поставили его сюда, чтоб мы чтили память предков.
— Это был шаман. Он перепутал правила ритуала, и Юмала обратил его в камень. Юмала не любит ленивых и неуклюжих. Шаман должен быть умелым.
— А почему ты болеешь? Попроси Юмалу, и он исцелит тебя, — сказал Вешка и сам испугался своего вопроса. Конечно, эта мысль давно засела в голове, но выражать такое вслух…
— Наверное, сам Юмала наказывает меня…
— За что? — удивился парень. Как можно наказывать шамана? Это же слуга богов.
— Не знаю. Но только дальше тебе придётся идти одному.
Такого поворота событий Вешка не ожидал. Как понять одному? А кто будет убеждать людей? Шаману поверят, за ним пойдут старшины и главы семей. Но кто послушает юнца?
— Извини, я не могу даже встать. Болезнь одолела меня.
— Я сбегаю в деревню, тебя перенесут в избу.
— Нет, — резко ответил шаман и схватил Вешку за руку. Пальцы сжали запястье мёртвой хваткой. — Нет. Я чувствую, мне недолго осталось. Это всё из-за него.
— Из-за кого?
— Это всё он, Вешка. Я сейчас стану таким же камнем, потому что я нарушил завет. Он… Рогатый, он. Да вот же, за спиной…
Шаман задыхался. Лицо его покраснело. Вешка достал мех с водой, стал лить больному на голову. Он не знал, что делать, и это первое пришло на ум. Вода не помогала. Шаман уже не говорил, а лишь булькал что-то неразборчиво. Струя стекала по переносице, лилась в беззвучно открывающийся рот, на распухший язык.
Вешка не слышал его последних слов, в ушах звучала фраза «Тебе придётся идти одному».
Одному…
***
— Вешка, куда спешишь? — раздался знакомый голос, когда парень, погружённый в печальные мысли, пробегал вдоль реки. Опять он. Этот вездесущий старик. Стоит по колено в воде и рыбу ловит. Причём далеко зашёл, видно, брод знает.
— Чур, я правда тороплюсь.
— Нет такого дела, которое подождать не может. Смертушка, например, и спрашивать не станет: занят ты или нет. А меня, значит, ты меньше её уважаешь?
Чур лукаво подмигнул и привычно улыбнулся своей поговорке. Вешка собрался с духом, вспомнил про долг перед старшими и отчитался:
— Война будет, Чур. Я должен сообщить в Ергу и Велунь. Соберём народ, отгоним чужаков.
Чур стал серьёзнее. Маска весёлости сползла с лица.
— Война, говоришь… — Вытащил удило на берег и стал поспешно сворачивать. — Ты наверняка говоришь?
— Враг свирепый. От него не жди пощады.
— А как же слова Йоки про мир?
— Это, может, в Ковкуле так было. А на нас войной враги пойдут. Шаману сам Юмала сказал.
Чуру последние слова не понравились: удило закинул под куст, волосы взъерошил и сел у берега.
— Ты чего?
— Плохо это, Вешка.
— Сам знаю.
— Зачем шаман так сказал? То от него и слова не добьёшься, будет наутро дождь или нет. А тут — война будет! Это ж не шутки. Неужели выгода ему какая от войны?
— Какая ему выгода? — Вешка не знал, как побыстрее отвязаться от старика и продолжить путь. Идти ещё долго, а сколько уговаривать людей поверить в угрозу войны. Вон, даже Чур не верит. — У камня, сейда, мёртвый лежит. Сам, говорит, камнем стану. Только не стал. Пена изо рта пошла, а потом… Нет шамана больше.
— Тогда я с тобой пойду, — уверенно сказал Чур да так, что и не возразишь. Но возразить хотелось: куда старику угнаться за ним? Только к вечеру и дойдут. — Скажу, что я шаман. Никто ж в лицо не знает.
Вот эту мысль Вешка посчитал здравой. С Чуром поход хотя и будет занудным, но старичок пригодится. Заговорить кого хочешь сможет.
— А если спросят, сколько тебе лет?
— О, тогда придётся отвечать честно. Я ж шаман всё-таки. И в камень не хочу превращаться, — проговорил Чур, изменив голос. И вроде кощунство — смеяться над почившим, да только Вешке хотелось улыбнуться шутке доброго старика. У них всё могло получиться, и дом будет спасён.
— Эй! — раздался неожиданный девчачий голос. — Меня подождите!
Неужели она? Да как?.. Что ей тут делать?
— Стой, Вешка, я с вами. Папа отправил.
В это, конечно, верилось меньше всего. Старшина никогда бы не отправил свою дочь куда-то просто так, без цели. Но Айна, раскрасневшаяся от бега, но всё равно такая… Такая красивая, махала им рукой и бежала навстречу.
***
«Айна[2]… Одно только имя её намекает, что никого другого в жизни быть не может. Одна лишь она. Айна. — Стоило дочке старшины появиться, как мысли о подвигах на войне сами собой улетучились. Стали маленькими, как птички, ведь она — это небо. — Только я ей не нравлюсь».
И птичка — мысль о подвиге — расправила крылья и стала орлом. Айна увидит, как он храбро сражается, увидит в нём мужчину.
Да, пока она не любит, потому что не знает настоящего Вешку. Они редко разговаривали, а наедине были всего раз в жизни. Но он бережно хранил в памяти тот светлый день.
Вся молодёжь собирала ягоды и грибы для праздника Солнца. Айна увлеклась: нашла грибное место и, забыв осторожность, ушла далеко в чащу, где уже не было тропинок. И Вешка тоже увлёкся: наблюдал, как она наклоняется поискать в высокой траве грибы, как падают на лоб и плечи её светлые волосы, блестят от предвкушения желанной добычи глаза — озорные искорки, духи леса, танцуют в их глубине.
Вскоре она его заметила, рассказала, что в погоне за грибами совсем забыла про ягоды. Показала пустой короб и засмеялась. У Вешки оба короба были пусты. Айна засмеялась снова: около уголков губ появились ямочки, а в глазах продолжали танец духи.
— Мы такие недотёпы: даже ягод собрать не можем. Что скажет бабушка, когда увидит?
— И ещё мы заблудились.
— Точно. Нельзя быть такими.
Тогда Вешка собрался с духом, отбросил прочь мечтания и доказал ей, что он чего-то стоит. Набрал малины целый короб, даже с горкой сверху. Как получилось, сам не понял. Будто сам Лиеккиё[3] открывал места, где прячется спелая малина и ещё докладывал в короб откуда-то из своих запасов.
Пошёл похвалиться. Айна попросила ей тоже помочь с ягодами и подарила Вешке улыбку. О, ради такого сто коробов бы набрал!
Как она мило просила о помощи. Айна вообще всё делает мило. Не то, что Вара, сестра. Та бы скорчила вредную гримасу и гордо пошла сама собирать, лишь бы доказать, что она не хуже. Хорошо, Айна совсем не такая.
В довершение всего начался дождь. Девушка завизжала от восторга и страха. Решили спрятаться под широким дубом, переждать, чтоб сильно не промокнуть: лесная сырость опасна. Вешка пробовал докричаться до своих. Его громкое «Ау!» разносилось далеко, и вскоре ему ответили.
Незабываемый был день.
И вот они снова вдвоём. Почему она здесь? Идёт впереди, её волосы развеваются на ветру, подобно парусу торговых судов.
Вдвоём… Нет, не совсем вдвоём.
Старших, конечно, надо уважать. Но если бы Чура здесь не было…
И о чём бы Вешка говорил тогда всю дорогу? У него в жизни и интересного-то ничего не случалось, чтоб столько рассказывать. Разве своё сказание об Илме...
Правда, незаконченное оно ещё.
***
Они остановились на поляне. Солнце припекало, по шее стекал пот. Вешка подумал о людях, которые живут в городах. Бедные, у них там даже леса нет, где всегда можно скрыться от жары. Должно быть, эти люди сильно страдают, запертые в каменных домах за каменной стеной.
Немного отдышаться, перекусить — и снова в путь. На удивление, Чуру никакого отдыха и не требовалось. Старик огромными шагами мерил землю, дышал ровно и не выглядел уставшим. Зато Айна хоть и старалась, но было видно: она еле держится. На поляне она легла на траву, попросила воды, долго пила, потом молча лежала, глядя в небо и сложив руки на груди. Пыталась восстановить ровное дыхание.
— Помнишь, — решил немного взбодрить её Вешка, — как однажды мы собирали ягоды на праздник Солнца и заблудились? Я часто…
— Ну какие уж ягоды? — устало подняла глаза на спутника Айна. — Враг скоро нападёт, наши семьи будут с ним биться… А ты ягоды!
— Раз человек спрашивает, значит ему это важно, — вмешался Чур. Вешка покраснел от стыда за неудачный вопрос. Наверное, и впрямь не вовремя начал показывать чувства. — Или считаешь, Вешка без тебя не знает, что враг приближается?
— Перестань, Чур, — Вешка одёрнул старика: тот уже перегнул палку. — Неважно это мне. Я поднять настроение хотел. Дальше побежали?
Беспечным тоном парень скрывал разочарование. Чтоб не расплакаться. Он почти мужчина. Он сильный: не должна какая-то девчонка превращать его в тонкую рябину.
— Если это важно, то да. Я помню, — уверенно ответила Айна, поднимаясь и отряхиваясь. — Мы вроде вместе пытались наполнить ягодами твой короб. Дождь нам помешал, да?
— Да-да, ведь и недотёпа же я был! — Вешка сделал вид, словно удачно пошутил: слишком громко засмеялся в конце. Вот только искусственно. А потом побежал, продолжил путь в Ергу и Велунь.
Повторяя по пути всё те же слова: надо быть сильным.
***
— Ты помнишь такие мелочи, — сказала Айна, когда они поравнялись. Уже не бежали. Оставалось совсем немного до Ерги, а уж до Велуни оттуда рукой подать: мост только перейти. Путь лежал через лес — здесь осторожность нужна. Старики рассказывали, что около Ерги волки водятся. — Как будто ягоды собирать раз в жизни ходил.
Вешка хмыкнул. Конечно, не раз, но разве тогда в ягодах дело было? Может, прямо сейчас признаться ей, а потом будь что будет. Всё равно война приближается.
Чур шёл далеко впереди, не услышит старик ничего. А ей сказать надо. Вдруг враги убьют — и она не узнает.
— А меня ведь не отец с тобой отправил, — перевела тему в другое русло Айна.
— Я понял.
— Тогда почему не спрашивал? Думал, зачем я здесь?
«Из-за меня», — так и рвалось наружу, но Вешка боялся этих слов. Боялся, что Айна и дружить с ним перестанет, если узнает. Сторониться начнёт. Поэтому он молчал. Но Айна молчать не могла — она точно хотела что-то сказать.
— Пока Чур не слышит... Я кое-что видела, Вешка. Что-то страшное. Поэтому и нагрубила тебе сегодня. Я боюсь просто.
— Что ты видела? — без особого интереса спросил парень. Конечно, стоило ожидать: она здесь никак не из-за него.
— Вчера к избе шамана подошла лошадь. Сама по себе. Без седока. Зашла в стойло, а потом… А потом…
— Мы почти пришли. Я увидел частокол впереди, — раздался бодрый голос Чура.
— Позже, — оборвала рассказ Айна.
— Почему? Ты не доверяешь Чуру?
— Он… Он странный. Прабабка рассказывала, что Чура давным-давно в лесу нашли. Босого, с бородой по пояс. Привели в деревню, обогрели, и с тех пор вот живёт. И то не она это помнит, а так в деревне говорили. Кто знает, что он за человек? И человек ли вообще?
Последние слова пришлось говорить шёпотом, потому что странный старичок мягкой поступью приблизился к спутникам.
***
Малина, тёмно-красная, крупная, без личинок и червяков, привлекала взор и заставляла на неё смотреть, а не вглядываться в то, что происходит в Ерге. Чур советовал не торопиться, а чуть-чуть переждать, присмотреться, всё ли у них в порядке там.
Вешка даже и вида не подавал, будто пытается рассмотреть что-то вдали. Уселся на кочку и жевал траву. Чур беспокойно оглядывался.
Айна не выдержала и набрала пригоршню ягод. В Ерге, конечно, накормят, но малина так аппетитно выглядела.
— Что же случилось с той лошадью? — неожиданно спросил Чур, так что Айна поперхнулась. Он не мог слышать: старик был за сотню шагов от них. Это Вешка сдал! Но, обернувшись, девушка заметила: парень тоже был удивлён вопросом старика. — Пойми, нам вместе надо решить, что делать дальше. И что говорить в деревне.
— Лошадь превратилась в демона, — спокойно ответила Айна, поняв, что не отвертеться. Но потом придётся прижать Чура к стенке. Когда вернутся домой, она всё расскажет отцу. Надо было б и про демона ему говорить, да боялась шамана упустить. — Огромный, выше человека и куда сильнее. А на голове рога, как бычьи.
Чур нахмурился. Вешка никогда его таким серьёзным не видал. Добрая улыбка куда-то пропала. Он о чём-то думал.
— Мы не станем говорить об этом в Ерге и Велуни. Ни за что будем, поняли?
Девушка испуганно кивнула. А Вешка понял одно: теперь и старик тоже не против войны.
***
Вешка едва смежил веки, как тут же его толкнула в бок сестра.
— Вставай, лежебок. Они пришли!
Странная у них семья: Вара на три года его старше, и потому считала себя главной. Да и характером боги её наградили мужским, непокорным, задиристым. Каждый день начинался ссорой, что в деревне стало уже вроде поговорки. Упрямую Вару и в жёны никто не брал, оттого и серчала она всё злей, и гнев свой на Вешку выплёскивала.
Но сейчас не обиделся брат на сестру. Времена пришли суровые: родной человек, каким бы ни был, теперь ближе становился. Ведь чужие на пороге дома. И они уже пришли.
Отделавшись от духов сна с помощью ушата ледяной воды, Вешка поспешил к ограде. В руке держал охотничий лук. Обидно было, что стрелы не успел заготовить. Не знал ведь, что так скоро...
По деревне ещё гуляли предрассветные сумерки — солнце всходило где-то далеко за лесом. Чувствовался лёгкий озноб: зубы стучали, кожа стала как у гуся. Всё от холода и страха неизвестности.
У ворот дозорные что-то рассказывали старшине и главам семей. Сегодня их собралось много — Вешка мог собой гордиться. Засыпая, он как раз только начал мечтать о победе, как на празднике признают его заслугу, мужчины из Ерги и Велуни расскажут про его красноречие. Только заснуть ему не дали. И теперь словно вышвырнуло в этот холодный враждебный мир, где до победы так далеко.
Лица дозорных встревожены. Старшина пожимал плечами. Велуньский старшина пересчитывал подошедших мужчин.
— Это наша земля, — раздался скрипучий голос Колмака, самого уважаемого из стариков. — Здесь жили наши прадеды. Земля поможет нам. Боги защитят от вражеских стрел, а на врагов нашлют проклятье.
Вешка затесался в толпу, искал того, кто бы одолжил ему пару дюжин стрел. Велуньские мужчины пришли с топорами и дубинами — не охотники они.
— Чего колчан пустой? — заметил паренька старшина.
Вешка молчал, опустив голову. Понимает ведь, что не успел — зачем мучает?
— Ладно, сбегай ко мне в избу. Скажи Айне: пусть даст из запаса, что под лавкой. Ты меткий стрелок, Вешка. Тебе много стрел надо.
Сбегать поговорить с Айной его долго упрашивать не пришлось. Стал протискиваться сквозь нестройные ряды кряжистых воинов из Ерги, вынесло будто волной к забору. И увидел Вешка, почему люди волнуются.
От края леса в сторону деревни шли они. Солнце только-только озарило вершины деревьев, и первые лучи плясали на шлемах и оружии чужаков. Словно блестящее море подступало к частоколу, чтобы смести всё на пути. Впереди шёл с мечом бородатый старик. Само воплощение Ахто, морского бога.
Их слишком много. Одно дело услышать это от дозорных, другое — увидеть.
Неужели всё, конец?
Никогда больше не будет праздника Солнца, или сжигания кокко? Никогда не сидеть у вечернего костра? Не охотиться и не собирать грибы? Не услышать больше трелей соловья и стрекотания цикад?
А главное, никогда не закончить повесть об Илме?
И никогда, никогда, никогда не поймать случайного взгляда Айны своими глазами?
«Зачем они идут? — спрашивал богов Вешка. — Кто звал их сюда, на земли моих предков?»
***
В своей долгой жизни Чур повидал многое. Но это поразило в самое сердце. Ясные добрые глаза налились кровью. Он видел, как у дорогих ему людей отрубали уши, руки, как мечи вонзались в животы, а стрелы проходили насквозь через шею или впивались в плечи. Мужчины, сильные, уверенные в себе, стонали от боли, истекая кровью в густой траве. Но их не слышали, топтали ногами и шли дальше через поваленный забор, под которым тоже громоздились тела.
Старшина ещё отбивался, но он тоже не воин. Сейчас доберутся до него.
«На что же я надеялся? На чудо?» — с отчаянием подумал Чур, разрывая ворот рубашки, чтоб дышалось легче.
Шагав в пяти от него лежал убитый. Йоки, который говорил, что с врагами можно договориться. В руке он сжимал топор. Лезвие чистое, а обух в крови. Старик любил спорить с Йоки, когда тот начинал завираться и говорил лишнее. Всё, теперь и неважно, кто прав, а кто нет. У смерти одна правда.
Чур не мог больше стоять на месте, он подбежал к убитому и с трудом выдернул топор из мертвой хватки. Сжал ничуть не слабее прежнего и поспешил в гущу битвы. Сейчас он будет мстить за друзей, за всех убитых. И за свою ошибку.
Вдруг из-за угла избы впереди выплыла огромная тень. Чур отпрянул назад.
На него смотрел рогатый демон. Кудрявый, широкоплечий, лицо цвета глины, как будто окаменело, нос загнут вниз, верхняя губа чуть вздёрнута.
— Стой, старик! Это не твоя битва, — зазвучал голос, обдающий могильным холодом.
И Чур[4] остановился. Демон прав. Вмешиваться нельзя.
— Зачем ты заставил шамана солгать? — задал вопрос Чур, но и так знал на него ответ. Надо же было занять себя, чтобы не смотреть, как умирают люди.
— Мне хотелось вот этого, — ответил демон, показывая раскрытой ладонью себе за спину. — Давно не было войны. Всё происходило так… скучно. А ты хотел сражаться за людей, старик? За эту деревню? Не стоило сил тратить. Эти люди глупы и мрачны. И податливы, как овцы. Мы уничтожим их берёзовых кумиров, заставим молиться нам. Можешь и ты занять своё скромное место.
— Я подумаю, Велес[5], я подумаю. Только и ты подумай: когда-нибудь и ваши идолы поплывут вниз по реке.
Вряд ли он напугал демона, но хотелось сказать что-нибудь эдакое напоследок. Чур отвернулся и пошёл прочь с места побоища. Надо снова уйти далеко-далеко в леса, уснуть, забыться, чтобы потом начать новую жизнь с новыми людьми.
***
Большинство женщин и детей прятались в подполе, чтобы переждать атаку, а потом выйти к своим или, что хуже, к чужим. Немногие помогали мужчинам: бросали камни во врагов, утаскивали раненых в дома. Айна была среди немногих, и теперь, когда стало ясно: всё, пришёл конец деревне, настал черёд выбирать. Можно остаться на милость врагов, которые или пощадят, разрешат жить бок о бок с ними; или изнасилуют и убьют. В сказаниях враги так и поступали с женщинами проигравших.
Айна не желала себе такой участи и решила бежать. Она не видела ни отца, ни брата, никого из знакомых. С дюжину мужчин ещё стояло на ногах, но враги всё шли и шли по доскам поваленного забора, и конца им не было.
Девушка побежала, обходя стонущих защитников деревни и чужаков. Но на одном её взгляд задержался. Последние сутки они пробыли рядом, Айна успела подружиться с этим странным парнем, и вот он лежит, кровь течёт у него по щеке из угла рта. Он ещё дышит, грудь тяжело поднимается и вздрагивает.
— Вешка… — позвала она чуть слышно, думая, что он не услышит или не поймёт. Но тот резко открыл глаза, уставившиеся на неё, словно на доброго духа.
— Айна, это ты?
— Я, Вешка, я.— Больше она не знала, что сказать. Не умела подбадривать. Да и чем? Врать, что они побеждают? Врать, что он будет жив?
— Айна, я стал героем? Я убил пятерых… Ты видела?
Вешка сам подсказал ей, о чём стоило врать.
— Да, конечно. Ты герой.
— Спасибо. И ещё я… Я ведь всегда любил тебя, Айна. И сейчас люблю. Ты знай. Ты помни.
— Я знаю. И я тоже.
— Что тоже? — всполошился Вешка и даже смог приподняться на локте, чтобы увидеть лицо Айны. Глаза его еле-еле могли различать силуэты, всё расплывалось, кружилось в вихре красок и образов, сильно тошнило. Но он пересилил себя. — Что тоже?
— Тоже любила.
— Всегда?
— Всегда. И я всё-таки помню тот праздник Солнца. Я набрала корзину грибов, а про ягоды забыла. Ты помог мне тогда. Ты…
Мутные глаза Вешки наполнились счастьем. Тело подвело его: парень упал на лопатки и теперь мог смотреть лишь в бескрайнее небо.
— У тебя доброе сердце, Айна, — раздалось у девушки над головой. Опасаться этого голоса не стоило. — Пойдём, я отведу тебя в безопасное место. Есть одна пещера в лесу…
Она встала и пошла следом. Оставили деревню позади. За ними бежали ещё женщины, дети, девушки — все, кто боялись неизвестности. Переждать в пещере, посмотреть, как всё обустроится… Спасительный лес так близко.
— Чур, ответь мне, ну почему всё это? Мы же могли остановить. Рассказали бы в Ерге про рогатого, и с нами бы никто не пошёл. Там суеверные люди. Они бы испугались. Можно было вообще вернуться домой и отцу рассказать. Битвы бы не было. Все бы остались живы…
— Я хотел попробовать, Айна, — честно признался Чур. — Но я проиграл.
Девушка замедлила ход.
— Как так: попробовать? То есть, ты нами играл, Чур? И тебе… Как тебе теперь жить?
— А кто сказал, что мне вообще до вас есть дело? — огрызнулся Чур, потому что Айна тронула самую больную точку. Девушка остановилась. Шедшие сзади приблизились и встали рядом. Чуру пришлось замелить ход, развернуться и посмотреть в лицо всем им. Тем, чьими жизнями он так неудачно сыграл.
— Ты же не человек, Чур. Кто ты такой? — Вопрос Айны повис в воздухе. Конечно, не человек. Давно пора было догадаться. Особенно вчера, когда он растолковал ей нелепую ошибку в разговоре с Вешкой. Чур подробно описал тот день, будто сам был с ними. Но его там не было!
Бедный Вешка.
Так стыдно было сейчас врать ему, но она знала, что он умрёт. Поэтому и солгала.
Конечно, он хорошим был человеком, только сердце Айны билось ровно, когда она вдруг случайно встречала Вешку всякий раз по пути домой.
***
У костра около ворот сидело пятеро дозорных. Охранять-то было не от кого. Но на всякий случай они не спали. Да и не спалось бы после такого…
— Я всё не пойму, Бажен, почему они так ощерились? Другие деревни вроде мирно: земли много, лесов много — давайте вместе… А эти, сволочи… Как дикие спрятались за забором и отстреливались.
— Жалко их.
— Ты чего, Бажен? Кого жалко? Ты их чучело берёзовое видел? Вокруг него столько вещей нашли: оружие, камни, одежда. Они ж это всё закапывали! Представь, закапывали!
— Чокнутые.
— Точно, чокнутые. Им бы Перуну почести воздать, может, ума-разума бы прибавил.
Вскоре спор утих. Назавтра предстояло дальше идти на север. Сколько ещё деревень впереди? Может, другие умнее будут и с миром сдадутся, как в Ковкуле. Или чем севернее, тем неуступчивей народ?
Только у словен[6] иного выхода не было — надо идти вперёд, осваивать новые земли.
Здесь им нравилось.
[1] Юмала — один из главных богов древних угро-финских племён.
[2] Айна — единственная (финск.). Историческая неточность: имя появилось только в 19 веке.
[3] Лиеккиё — Леший в финской мифологии.
[4] Чур (Род) — один из первых богов славян периода родового строя, пращур рода, охранник границ родовой территории.
[5] Велес — по одной из версий, славянский демон, а по другой — иное написание славянского бога Волоса, покровителя скота, антагониста громовержца Перуна.
[6] Словене — так называли себя славяне, расселявшиеся в северной части.