Этот дом напротив

Они коротали время в уличном кафе напротив кинотеатра. До начала вечернего сеанса оставалось не меньше часа, но толпа уже собралась, гудела, позвякивала бутылками и нещадно дымила дешёвым табаком. Жара ослабла, небо безоблачно синело, лёгкий ветерок колыхал кроны молодых вязов.

Кавалер Лены был отстранён и немногословен, пустой стакан в руке занимал всё его внимание. Приглядевшись, она поняла, что Марат играется с солнечным зайчиком. Хорошее свидание вслепую!

Молчать не было смысла, поэтому Лена спросила первой:

— Марат, а чем вы занимаетесь?

— Так… на складе, — буркнул он, но вдруг словно пришёл в себя, улыбнулся, отчего лицо его смягчилось и стало таким добрым, что даже немного грустным на фоне заходящего солнца, вязов и длинных теней.

— Наверное, ты считаешь меня полным придурком. Может так оно и есть.

Он ласково улыбался, разглядывая выступивший на лице Лены румянец, но глаза его оставались грустными.

— Извини, мне не следовало приходить и тратить твоё время. Просто вдруг захотелось напоследок ощутить всё это…

Марат обвёл взглядом улицу.

— Жизнь что ли, простую, самую что ни на есть обыкновенную.

— Куда-то уезжаете? — вырвалось у Лены. Да ещё и опять почему-то на "вы".

Он покачал головой.

— Ну, только если в некотором роде. Я не так давно приехал. Вообще-то я местный, родился тут и всё такое. Уехал, лет пятнадцать работал в маленьком магазинчике у дороги и почти подобрался к должности директора. Но кризис перечеркнул все эти годы. Наш сторож — крепкий такой мужик с подслеповатыми глазами — как-то сказал, что кризис случился из-за того, что напротив построили два гипермаркета. Звучит наивно, но я вынужден с ним согласиться. Короче, у меня ничего не осталось, и я вернулся домой — к родителям. Глупо, да? Снова жить в своём старом городе, доме, комнате, и никого не узнавать. Вот я и…

Марат развёл руки:

— Болтун — находка для шпиона. Давайте лучше ещё чего-нибудь закажем.

Лена, сама не зная почему, попросила его продолжать. То ли от того, что голос его был необычайно приятен и звучен, как у дублёра старых кинофильмов, то ли из обычной женской вежливости. Она запивала его слова холодным коктейлем, позабыв о вечной диете, духоте, собирающейся толпе напротив и дурацком свидании, на которое её, похоже ради шутки, затащила Танька.

— Я побродил по улицам, — продолжил Марат. — Такие перемены! Где были рощи — всё спилили, вместо травы — асфальт. Магазины, реклама... Старые друзья? Словно подменили — кто умер, кто уже старик и все чужие. Одно осталось прежним, хоть я и никогда не вспоминал об этом. Как-то вечером я услышал знакомую мелодию — из детства. Она доносилась из соседнего дома. Это было странно, потому что днём мне показалось, что там никто не живёт. Ещё бы — дверь заколочена, сад в бурьяне, на воротах собачья цепь с навесным замком и окна тусклые, грязные. Но музыка играла. Мне пришлось залезть повыше, чтобы хоть что-то разглядеть из-за обросшего плющом забора. Окна горели. И тут я вспомнил…

Голос Марата убаюкал Лену, и она будто потерялась, растворилась в словах. История стала частью её самой:

"Напротив всегда что-то происходило. С последними лучами солнца туда стягивалось множество таинственных для меня личностей, разных в своей яркости, словно собравшихся на карнавал. Кожаные лакированные куртки соседствовали с облегающими штанам, джинсами, высокими сапогами, кроссовками, спортивной формой, чёрной помадой и густыми тенями, пышными причёсками… Дребезжали стёкла, гремела музыка, гости кутили в соседнем доме, выходя отдышаться в сад. Я смотрел на маленькие, как дальние звёзды, огоньки сигарет, слушал манящие мелодии, неотличимые одна от другой, и мечтал попасть к ним. Доверился маме. Она сказала, что это наркоманы и у них ржавые иголки. А я отчаянно боялся уколов и, тем более, иголок, и того, что наркоманы приметят меня в окне. Поэтому я обычно сидел в темноте, перед сном лично проверял засов на двери. Но музыка манила, и я часами смотрел на пляшущие тени в окнах. А ещё была девушка — с чёрными прямыми волосами и подведёнными тёмным глазами. Как-то она заметила меня и помахала рукой.

Утром я спросил у матери:

— А что в том доме?

Мать отмолчалась, мол, ничего, разве не видишь. Но каждую ночь я продолжал слышать музыку. Она тревожила мой сон и исчезала с первыми лучами солнца. Но даже днём мелодия могла ожить в памяти, и я отстукивал её нехитрый механический ритм.

Днём я перелез через забор, обошёл дом, заглянул в окна. Ничего. Пыль и разрушение. Но ближе к вечеру я увидел её — ту девушку из детства. Мы сразу узнали друг друга и вот она ну ни на чуточку не изменилась. На ней было просвечивающее воздушное платье, почти пеньюар, с длинными рукавами, и чёрный в общий тон, лифчик. Лицо белое, глаза подведены тёмной тушью, губы антрацитовые.

— Входи, если так хочешь, — улыбнулась она и протянула мне пригласительный билет. — Можешь подарить кому угодно, но только слышащие зов способны пройти.

Гремела музыка, в полутьме, пронзаемой узким светом софитов, сотрясались танцоры. Мужчины, женщины — полуголые тела, распущенные волосы, длинные ноги. Бармен — белозубый негр в сетчатой рубашке — посмеялся над моими вопросами и не взял денег. Плеснул в стакан чего-то белого, подвинул. Пить я пока не решился. Пригласившая меня девушка (позднее оказалось, что она хозяйка клуба) исчезла, словно растворившись в воздухе. Но праздник продолжался — гремела музыка, огни расцвечивали стены, и я вдруг ощутил себя счастливым.

Кто-то взял меня под руку. Оглянулся — незнакомая девица в белом парике и с ярко-красными губами, кажущимися огромными из-за излишка помады.

— Пойдём!

Басы накатывали волнами и кружили нас в водовороте. Я совершенно не умею танцевать, но это не важно, когда всем заправляет музыка.

— Как тебя зовут? — докричался я.

— Сандра!

Мы снова кружились в танце и вдруг поцеловались. Так естественно, так просто, что я перестал удивляться. Мы целовались снова и снова, выходя в сад отдышаться. Сандра тряслась в моих объятьях от холода и страсти. Но ночь брала своё и я слабел.

— Когда мы снова увидимся? — прошептал я, едва удерживаясь на грани между сном и бодрствованием.

— Приходи завтра.

Следующий день как в тумане, я едва перебирал ногами. После работы валялся на диване, а мать что-то говорила, трясла кулаком, кажется, плакала, но я слышал только музыку. Зов самой ночи:

I`ve got to know the way

I`ve got a price to pay

I`ve got to know the way tonight

I`ve to take control

I`ve got to search my soul

I`ve got to make this right tonight

Вечером я опять там. Улыбнувшись, хозяйка впустила меня в дом. Палец на устах, мол, никаких вопросов. Сандра ждала меня у стойки. Бармен обнажил свои широкие белые зубы и указал на стакан — копию вчерашнего, с прошлого вечера. И снова я почему-то отказался.

— Как прошёл день?

Она пожала плечами и увлекла меня на танцпол. Мы кружились под забытые песни:

Come and take a trip with me

To a land where love is free

Follow me into the light

Everything`s gonna be allright

— Нулевые отстой! — ляпнул я.

Сандра согласилась, мы оба ненавидели современность. Кто она? Что это за место? Мои вопросы угасали в танце, так и не успев родиться. Я жил ночами, а днём был словно тень. Изломанная такая, пустая, усталая.

— А ведь мы вместе учились, — вспомнила Сандра. — И каждый день ходили по одной дороге. Ты впереди, а я немного сзади. Но ни разу не заговорили.

Я не помнил. В те времена меня занимала только учёба.

— Как-то вы играли в футбол, и мячик откатился прямо под ноги. Ты ещё кричал, сердился.

Я был влюблён в её голос, но всё равно не помнил.

— Общий выпускной. Была рядом, ждала, что кто-то меня пригласит. Но этот "кто-то" так и не подошёл.

 — Значит, я был слеп.

Мы снова танцевали, целовались и любили друг друга в маленькой комнатке на втором этаже. Я рассказал ей о своей несложной жизни. Она, как понимаешь, уместилась в паре предложений.

— А ты как? Где работаешь, что делаешь?

Сандра призналась, что не помнит. Выскользнула из моих объятий и убежала. Я бросился следом, но потерял...

— Больше так не делай, — сказала хозяйка.

Я сжал кулаки, злясь на себя.

— Чего не делай?

— Это для твоего же блага.

На следующую ночь Сандра встретила меня на пороге, и мы обнялись под пристальным взглядом хозяйки.

— Прости меня, — прошептала девушка.

— Нет, это ты прости…

Запретный плод сладок и вновь и вновь, окольными путями, я возвращался к теме. Удивительно, но Сандра ничего не знала о жизни. Казалось, что вся её память осталась в нашей юности.

— Да, я поступила, — искажая лицо, вспомнила она. — Училась так себе, а потом… не помню. Не знаю. Странно, да? Какой сейчас год, кто президент? Что носят, где отдыхают?

— 20NN.

Сандра заплакала и едва не вырвалась, но я, наученный в прошлом, был начеку. Наконец, перестав бороться, она обмякла и прижалась ко мне.

— Ничего не помню, словно провела здесь всю жизнь.

Её затрясло.

— Это было давно и в какой-то чужой жизни. Первый курс… я забеременела и никак не могла признаться. Что я — такая правильная книжная девочка осталась одна, с животом, и запустила учёбу. Каждый вечер я ложилась спать с надеждой, что завтра больше не наступит… Давай лучше потанцуем!

И мы вновь кружились в едином потоке. Маленькие такие, блестящие рыбки кораллового рифа. Я бы забылся, если бы не взгляд хозяйки. Не отрываясь, она следила за нами, и у меня кольнуло сердце от предчувствия беды.

— Пойдём со мной! — предложил я. — Чудес не дождёшься, но скромную обычную жизнь обещаю.

Её глаза блестели от слёз.

— Я ничего не знаю о такой жизни, ничего не умею, ни к чему не способна. К чему я тебе?

— Не говори так! — воскликнул я и прижал её крепче.

Следующие ночи я потратил на убеждения. Говорил об огромном мире за этими стенами, расписывал лазурные берега моря возможностей, на которых, впрочем, не бывал сам. Я был убедителен, как никогда, и Сандра поддалась.

— Надо отпроситься у хозяйки.

Но хозяйка лишь посмеялась над нами.

— Отсюда так просто не уйти.

— Это мы ещё посмотрим! — огрызнулся я и потащил Сандру к выходу. А музыка летела следом, подгоняла, била в спину:

We Are the Children of the Night,

And Fight For the Future of Our Nation,

Let’s Come Together and Unite,

Nothings Gonna Stop Us Now!

Мы выбежали в сад, я распахнул калитку. Сандра оглянулась — маленькая, робкая, словно лесная лань. Встретилась взглядом с хозяйкой и вздрогнула.

— Я готова, — прошептала моя любовь.

Фонари ещё горели, и их свет казался потусторонним. Улица молчала, приятно холодило утренней свежестью.

— Как я глупо одета, — заметила Сандра. Она скинула туфли на высокой, толстой подошве и пошла босиком. На ходу расстегнула узкую блузку, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

— Сюда! Идём скорее!

Только бы добраться, запереться. Будут угрожать — вызову полицию. В сарае топор, продержусь, случись что. Сандру они у меня не заберут.

— Первое утро за столько лет, — прошептала она. — Я и забыла, как выглядит солнце.

— Сандра! Быстрее!

Она засмеялась:

— Какое глупое имя! Нет, я Аня.

Мы перебежали дорогу. Вернее, перебежал я, а она кое-как плелась сзади.

— А вот и солнце! Встретим рассвет, как тогда на выпускном. Помнишь, наши классы у реки? Я стояла одна, у самого бортика, а ты меня не видел, не замечал. Болтал с какими-то мальчишками, и лицо у тебя было хмурое, сонное.

Защёлкнул затвор калитки. Почти спасены. Теперь в дом!

— Быстрее!

Но её пальцы разжались.

— Солнце! Как мало же людям надо для счастья, — вздохнула Аня и вдруг рассыпалась пылью. А я всё стоял и не мог поверить, что мою любовь развеяло по ветру...

Утром на меня накинулась мать, будто бы я нанёс на порог грязи. Но я уже ничего не замечал. Позвонил на работу, попросил отгул. Пытался выспаться, сон не шёл. Перед глазами только и было, что её рассыпающееся тело.

Вечером я взял топор и пошёл их убивать. Как ни в чём не бывало, хозяйка впустила меня в дом. Так же кружились танцоры, вскидывая к потолку руки, трясли бёдрами, гремела музыка, улыбался чернокожий бармен. А ещё Сандра сидела за столиком. Кажется, на доли секунды я потерял сознание.

— Сандра! Ты жива!

Она только улыбалась. Я целовал её руки и молил о прощении, прижимался к ней, но с таким же успехом можно было обнимать глянцевый журнал. В ней больше не было жизни. Мы немного потанцевали, и я, огорошенный, плюхнулся у стойки. Хозяйка вернула мне топор.

— Что вы с ней сделали? — спросил я.

— Что ты с ней сделал? — перефразировала хозяйка.

Надо было её убить. Их всех. Рубить и рубить, пока не остановят. Но в тот момент я не убил бы и котёнка. Моих сил едва хватило, чтобы не расплакаться как девочка.

— Я хочу быть рядом.

— Персефоне хватило и одного зёрнышка, — сказала хозяйка, кивнула бармену и ушла.

До сих пор не пойму, что она имела в виду. Иногда, когда совсем тоскливо, я прихожу, сажусь у стойки и наблюдаю за танцующей Сандрой. Как же она прекрасна, как вечно счастлива! И как мне хочется быть рядом! Может, если умереть"...

И тут Лена очнулась. Она ведь всё видела, была там. В этом клубе с танцующими обнажёнными парами, громкой, несколько архаичной музыкой, жутковатой и в тоже время манящей хозяйкой. Всего лишь сон. Сколько уже прошло времени? Кино вот-вот начнётся.

— Вот и вся моя история, — закончил Марат. — Дальше ты знаешь.

— Персефоне хватило и одного зёрнышка, — пробормотала Лена. — Мифы. Это была дочь какой-то греческой богини, её похитил и утащил под землю Аид, царь над Мёртвыми.

— Что было дальше? — воскликнул Марат.

— Мать пожаловалась Зевсу, и дочь приказали освободить. Но Аид, отпуская Персефону, дал её гранат в подарок. Она по простодушию съела всего одно зёрнышко и тем нечаянно скрепила брак.

Толпа устремилась в кинотеатр. Марат поднялся. Лицо его побледнело, руки тряслись, и он спрятал их за спину.

— Пойдём! — пробормотал Марат.

Надолго его не хватило. Едва начался фильм, кавалер извинился и торопливо вышел, оставив вещи.

Всю ночь Лене снились какие-то пляски. Нещадно чадили факелы и в клубах дыма, под каменными сводами, кружились полуголые танцоры. Вечно счастливые, не знающие трудов и будней, молодые. А потом прозвенел будильник и погнал Лену обратно, в съёмную квартиру с холодным полом и сквозняками от окон. И всё, что осталось, так это тоска по беззаботной жизни.

На работе без перемен — болтовня в ожидании клиентов. Настырная Танька, сменщица — главная городская сводня. Лезла, расспрашивала.

— И что было дальше? — спросила Танька. Она просмеялась всю историю, комментируя каждую неувязку.

— Вышел в туалет, забыв телефон и бумажник. Просто исчез, словно его никогда не существовало. Среди денег лежала визитка — ну, то есть, пригласительный билет.

— Покажи! — попросила Танька.

Лена протянула жёлтую карточку, разрисованную квадратами.

— Такси? Ну, прости, дорогая, за подставу со свиданием, я не знала. Думала, нормальный парень.

Танька продолжила:

— Несколько лет назад, ты ещё не работала, к нам пришла одна старуха и набрала кучу товаров. На две-три дневные выручки. Ну, мы что — выглядит вроде прилично, рады услужить. Она такая — а вы карточки принимаете? Да, говорю, принимаем. Моя сменщица на седьмом небе, мол, неслабый будет процент. А старуха протягивает визитку. Понимаешь? Визитку стоматологии! Из тех, что студентки раздают на углах. Бабка-то была с приветом. Шизофрения или чего там.

И Таня заразительно засмеялась. Лена без улыбки согласилась, что больных с каждым годом становится всё больше и забрала визитку, разгладив края. Приближающаяся ночь пахла музыкой. До захода солнца оставалось всего пару часов.

Примечания: использованы тексты песен Imperio — Que Vadis, Nakatomi — Children of the Night и Dune — Cant Stop Raving