Доппельгангер
Глава I
Был у меня один друг. На редкость примечательный человек. Фантазёр, каких поискать, и художник большого таланта. Я, как индивидуум, всегда стремившийся к искусству во всех его формах, оценивал его живописные работы выше всякой хвалы, и он мне был за это очень признателен. Но недавно его творчеству чуть не пришёл конец.
Мой друг жил в большом старинном доме времен Георгов, окружённом раскидистыми дубами и вековыми вязами. Я заходил к нему нечасто, но зато подолгу оставался его почётным гостем. И вот, в один довольно сырой и ненастный октябрьский день я уж было собрался нагрянуть к моему другу с визитом, но был оповещён о том, что хозяин занемог и не выказывает желания кого бы то ни было наблюдать. Я, как лучший его друг (каковым считал себя не без тайного тщеславия), просто не мог не навестить его в этот горестный час.
Оказавшись на улице, я с горечью представил себе домашний уют, который только что покинул. Занимался дождь, небо всё больше наливалось хмурым свинцовым оттенком, да к тому же смеркалось. Немногочисленные прохожие в этой части города пробегали мимо с таким видом, будто хотели поскорее прыгнуть в ближайшую подворотню и забиться там в самый дальний угол, лишь бы не чувствовать себя вымокшими и продрогшими, как последние дворняги. Впрочем, у меня был вид не лучше.
Я приближался к его жилищу спешно, кутаясь в длинный плащ и придерживая рукой цилиндр. Предпочитаю ходить пешком, не обременяя водителей кэбов и омнибусов своими заботами, к тому же так полезней, если расстояние не слишком огромное. Но в этот ненастный вечер я уже начал жалеть о своей принципиальности.
В тёмных переулках безумно скачущие тени множились, коверкаясь и вытягиваясь в поистине кошмарные порождения бредовой фантазии. Соглядатаи мелькали в арках и между колонн старинных построек, выглядывали из-за фонарных столбов и следовали за мной по пятам, скрываясь за выступами зданий. Всюду мне мерещились стоны и вздохи, шаги и скрипы, хотя на моём пути попадалось всё меньше живых существ. Я совсем не отличаюсь впечатлительностью, но порой по моей спине всё же пробегал жуткий холодок испуга, что мне отнюдь не нравилось.
Наконец я добрался до его манора, пройдя быстрым шагом тёмную аллею с перешёптывающимися деревьями, раскачивающимися в такт порывам шквального ветра. Во всём доме свет горел только в холле первого этажа и в спальне моего друга под крышей. Всегда думал, что уединение не пойдёт ему на пользу, с его-то буйным воображением!
Я подошёл к крыльцу, и тут неистовым порывом ветер сорвал с меня шляпу, тут же блеснула искрящейся смертоносной нитью молния, и прогремел гром над самой моей головой. Я поспешно отстучал в дверь, захотев всей душой оказаться поскорее в тёплом и уютном обиталище моего друга. Обезумевшая стихия меня пугала.
Мне открыл старый джентльмен-дворецкий. Кое-как подобрав свой головной убор, отлетевший на пару метров, я проследовал за слугою в прихожую, затем в обширный холл, и, наконец, в комнату для гостей, где мне выделили сухую одежду и угостили отменным чаем с пряностями.
— Так что с моим другом, мистером Б***? — осведомился я, немного придя в себя после пешей прогулки.
— Сэр, мне думается, что дело здесь в нервном перенапряжении. Творческая личность, как вам уже известно. Постоянная самокритика. М-да. Ну и погода играет здесь немалую роль. Уже неделю льёт дождь, а хозяину всегда начинает докучать какая-то душевная хандра и угнетённое состояние духа, когда непогодится. М-да. Но недавно, сэр, не далее как вчера вечером, ему стало настолько неуютно у себя в кабинете, что он выбежал оттуда стремглав с диким воплем и больше туда вообще не заходит. Сегодня целый день лежит в кровати. Так-то. — Дворецкий осушил ещё одну чашку крепкого травяного настоя.
— Но что он вам на это сказал? — недоумённо спросил я. Такого я от своего друга ну никак не ожидал, даже зная его чрезмерную восприимчивость.
Дворецкий задумчиво откинулся в кресле.
— Сказал, чтоб его не беспокоили…
Глава 2
Как бы ни было уютно в гостях у моего друга, как ни хорошо было сидеть у камина в большом, мягком кресле, попыхивать трубкой и потягивать горячий чай с молоком, но всё-таки мне стала понемногу передаваться мрачная атмосфера этого дома, где сам хозяин боится своей собственности. Я захотел узнать, в чём тут дело.
— Вы уже оповестили Б*** о моём прибытии? — спросил я у дворецкого.
— Ещё нет, сэр. Я, право, не уверен, что его стоит беспокоить в таком…
— А я думаю, что общество друга ему будет ой как кстати, — уверил я его, — но сперва я хотел бы заглянуть к нему в рабочий кабинет.
Мой собеседник склонил голову.
— К сожалению, хозяин запретил даже близко подходить к его мастерской. — извиняющимся тоном сказал он.
— Что за ерунда! — откликнулся я, — если разгадка его хандры кроется там, я считаю своим, и вашим, долгом приложить все усилия, дабы раздобыть её.
Тут моему голосу стали вторить такие ужасающие стенания ветра в дымоходе, что я сам был уже не рад своей затее.
Дворецкий же в итоге согласился с моим предложением.
Итак, мы были готовы к действию, и двинулись по широкой лестнице на второй этаж. Пройдя несколько тускло освещённых галерей, мы оказались у массивной двери красного дерева. Дворецкий достал ключи и отпер кабинет. "Ничего себе предосторожность!" — подумалось мне.
Друг за другом мы вошли в кромешный мрак. В ту пару секунд, пока свет ещё не был зажжён, комнату осветила вспышка молнии, и из мрака выплыли причудливые гротескные фигуры, загромождавшие всё помещение. Мой глаз на миг ухватил нечто странное в дальнем конце комнаты. Силуэт очень напоминал человеческий. Ещё секунда — и в ярком электрическом свете это оказался просто мольберт. Или же на его месте только что было нечто другое? Мне стало не по себе.
При беглом осмотре помещения ничего из ряда вон выходящего нами замечено не было. Как всегда, я поразился мрачной красоте пейзажей, созданных гением моего друга в духе John Atkinson Grimshaw (шедевры которого обычно используют под обложки постготических рассказов, что не может не удручать), с каждой картины смотрела какая-то малознакомая улочка в обрамлении высоких лысых деревьев, а в вышине парила полночная хозяйка-луна. Чаще всего мой друг изображал городские и сельские пейзажи без действующих лиц, он недолюбливал "лишние детали".
Я подошёл к тому мольберту в углу кабинета, который я сперва принял за чей-то силуэт, и, увидев холст, понял, что это лучшая работа Б***. Такого реализма в сочетании с загадочной, какой-то магнетической притягательностью я ещё не мог себе вообразить.
На картине был изображён парк, вернее, часть парка, в центре внимания — затенённая аллея, теснимая с обеих сторон огромными древними вязами с облетающей листвой, освещённая холодным и мертвенным ликом луны.
Всё в лучших традициях м-ра Б***, но вот особенность: на аллее стоял человек, точнее, его фигура, деталей было не разобрать. Я всмотрелся в силуэт: такое впечатление, что он тоже в меня вглядывается, хотя как я это определил, непонятно. Какое-то неприятное подспудное чувство стало подниматься в моей душе при виде этого человечка. Тут подошёл дворецкий и осведомился о степени моей удовлетворённости осмотром мастерской господина Б***. Я решил, что в целом вполне удовлетворён, осталось лишь навестить самого зачинщика всего переполоха.
Глава 3
У меня были уже сложившиеся представления и взгляды на жизнь, ум мой обычно занимали самые прозаические проблемы: о семье, о работе и о культурном досуге. Так же я немало интересовался техникой, в особенности военной. А вопросы религии, нашего бренного бытия и того, что будет после смерти, меня мало увлекали. Что взять с простого обывателя, живущего в век материализма, и который при всём желании не отличит метафизические догматы от алхимических формул?
Но в этот раз мне пришлось серьёзно задуматься о сверхъестественном, благо события этой ночи наводили на разные мысли.
Мы вышли из мастерской и прошествовали по тем же галереям до главной лестницы, затем отправились в другой конец особняка к спальне моего друга Б***. На стенах, покрытых дубовыми панелями, висели работы как моего друга, так и более именитых художников. Ни одного жизнерадостного пейзажа или счастливого персонажа. На что бы я ни обратил внимания, всюду были либо тёмные, мрачные ландшафты, либо горести и страдания человеческих существ. Неудивительно, что Б*** постоянно был не в духе — эти образы определённо высасывали у него позитивные эмоции и жизненную силу.
Первым в спальню вошёл дворецкий, представил меня и удалился по своим делам, хотя, без сомнения, он был заинтригован сложившейся обстановкой и не прочь был бы остаться, чтобы узнать тайну.
Последовала очередь за мной, я не спеша вошёл в просторную, шикарно и со вкусом обставленную комнату (для малоизвестного художника Б*** существовал весьма недурно, а всё из-за богатого наследия его дедушки). На большой кровати с балдахином возлежал в ночном колпаке сам болезный. По его осунувшемуся лицу я прочёл, что, каковы бы ни были причины душевного расстройства, оно серьёзно сказалось на его самочувствии.
После традиционного обмена приветствиями я тут же перешёл к сути дела. Ответ, который был получен, немало меня шокировал, т.к. я стал серьёзно опасаться за душевное здоровье моего друга.
Вот что он мне рассказал после некоторой неловкой паузы (видимо, раскрытие мучившей его тайны было для него тяжким испытанием):
— Думай, что хочешь, но я нахожусь в полной уверенности, что наслал сам на себя страшное проклятие. — наконец произнёс он.
Я уж хотел было его разуверить, приведя веские доводы, обличающие такого рода явления, но он продолжал срывающимся голосом:
— Всё началось с картины. Ты, вероятно, уже наблюдал её в моей мастерской, она отличается от других с первого взгляда.
Я подтвердил этот факт.
— И ты, конечно же, не мог не заметить фигуру посреди аллеи, довольно нагло на тебя взирающую?
Я вновь кивнул.
— Так вот, она не моих рук творение.
Вот это я уже затруднился подтвердить.
— Это дьявольское наваждение, призрак, если тебе так будет угодно. А всё потому, что я захотел изобразить именно этот чёртов сквер и именно эту злосчастную аллею, будь она неладна!
Мой друг уже не сдерживал нахлынувших чувств.
— Через несколько дней после появления фигурки на ещё незаконченном холсте я навёл справки, и знаешь, что выяснил?
Я был не готов к ответу, и тогда Б*** продолжал:
— Выяснилось, что где-то полвека назад в северной части города орудовал убийца-психопат, а излюбленным его местом был этот парк. На его счету — больше дюжины жертв, половина из них была найдена на проклятой аллее. В итоге его изловили, признали вменяемым и приговорили к смертной казни через повешение. И поделом.
Внезапно в окно спальни ударила тяжёлая ветвь. Мы оба вздрогнули.
Мой друг приподнялся на подушках с явным намерением закончить свою речь.
— Но кто же знал, что, выбрав это зловещее место и изобразив его с неправдоподобной реалистичностью, я вызову к новой жизни этого мерзкого демона, который теперь угрожает своему невольному спасителю!
При первом его появлении я счёл это расстройством нервов или оптической иллюзией, и продолжал работать над картиной. Ведь силуэт был едва различим. Он периодически пропадал и возникал в разных местах. Но с завершением холста он становился всё четче, словно набирая силу, одновременно я чувствовал себя всё сквернее, появились болезненная слабость и упадок сил, к тому же меня стали мучить кошмары.
Отдельное слово про сновидения, — Б*** заговорщически придвинулся ко мне, — на протяжении нескольких последних недель каждую ночь я просыпался в холодном поту по несколько раз. Мне снились жуткие видения: ночь, этот сквер, псих-убийца и его злодеяния. И каждый раз — новая жертва. Всё было словно бы в тумане, а я представал как третье лицо, наблюдающее все эти ужасы со стороны. И в конце очередного жестокого убийства маньяк подходил ко мне, скалясь и гримасничая, и я просыпался, не в силах испустить даже крик.
Глава 4
— Но разве ты не хотел перестать работать над этой адской картиной и обратиться к специалисту? — недоумевал я.
— Я боялся, что меня сочтут таким же психом, каким был мой неживой преследователь. А перестать рисовать я не мог физически, мною двигала словно бы чужая злобная воля, по сравнению с которой моя собственная была ничто, это была натуральная одержимость.
Я нахмурился, в голове моей не укладывались события, о которых повествовал мой друг.
— Наконец вчера ближе к ночи, — продолжал, раскрасневшись, Б***, — я, свыкнувшись уже с моим злым гением, сделал последний мазок. И случилось ужасное.
Я затаил дыхание.
— В тот же миг чёрная фигурка исчезла с полотна, и рядом со мной материализовалась она же, но уже в полный рост и размер. Сказать, что кровь застыла у меня в жилах и сердце ушло в пятки, значит, ничего не сказать. Я испытал настоящий апогей смертельного ужаса, хотя мне приходилось раньше видеть так называемых привидений и духов во время моих поездок по самым зловещим местам нашей родины. Этот же был таким же монотонно чёрным, как и на картине, угадывались контуры шляпы, плаща, смертоносной трости с ножом внутри, но отчётливо видны были только горевшие тусклым зеленоватым светом глазища и такой же фосфоресцирующий, широко разинутый и перекошенный набок рот. Очевидно, этот оскал — последнее его выражение перед смертью.
Всё это я запечатлел за долю секунды, прежде чем пулей выскочил из жуткого места, хотя меня и сковал смертный холод, веющий от этого фантома.
Дворецкий с остальными слугами, в недоумении от случившегося, обшарили затем кабинет и заперли его до твоего появления.
Этой ночью я спал на удивление спокойно. Сновидений не было вообще, потому что, наверное… не знаю… он получил, что хотел…
На этом рассказ моего друга заканчивается.
Я был поражён и не знал, верить мне в эту небылицу или посылать в срочном порядке за врачом. Способен ли творческий потенциал человека вызывать к жизни фантомы давно ушедших времён? Мне ещё предстояло над этим поразмыслить.
Воцарилась неловкая тишина. Мне пришла в голову единственно здравая мысль.
— Что, если сжечь холст?
— Бесполезно. Чудовище уже на свободе.
— Так ли это? Он ведь привязан к твоему полотну, по крайней мере энергетически, как я полагаю.
Мой друг оживился. Дошло до того, что он встал с постели, надел халат и решил меня сопровождать в моём нелегком предприятии по уничтожению заклятой картины.
* * *
Мы спустились вниз под заунывные звуки бури за стенами дома, Б*** нёс в руке канделябр с дрожащими на сквозняке огоньками свечей, хотя помещения и так были неплохо освещены. Оказавшись в холле, мы пригласили дворецкого, а с ним — ещё пару слуг: кухарку и горничную, которые к тому моменту уже собирались отойти ко сну. Они любили своего добродушного хозяина, поэтому особо не серчали.
Все вместе мы двинулись к мастерской, отворили её и вошли внутрь. Холст был на месте. Фигурки на месте не было.
— Он где-то рядом, — испуганно выдохнул Б***, — не оставляйте меня одного!
Дворецкий вынул картину из мольберта, и все пошли обратно к выходу. Слуги были не в курсе происходящего, но принимали всё как должное.
Мы стали выходить из кабинета. В середине втиснулся мой друг, ни жив, ни мёртв от страха, замыкал процессию я. Выходя за порог и уже взявшись за ручку двери, я почему-то решил оглянуться. За моей спиной стояла ужасная чёрная фигура с перекошенным подобием лица! Я смог только пискнуть и машинально захлопнул дверь. Все воззрились на меня с удивлением, в особенности Б***.
— Он был там? — приглушённо спросил художник.
— Возможно… — совладав с собой, ответил я.
Остальные переглянулись.
* * *
Спустившись вновь на первый этаж, наша группа направилась в холл, где пылал огромный камин. Из остального освещения горели только небольшие настенные лампочки, и здесь царил полумрак. Б*** тут же зажёг большую люстру, и тьме пришлось посторониться и забиться в дальние углы.
Да, другой такой мрачной и зловещей ночи мне не припомнить! За окнами вовсю стучал дождь, бесновался ветер и изредка разрывал небеса сокрушительными раскатами гром, сотрясая стены и пол нашего жилища, а его боевые подруги-молнии блистали, озаряя зал призрачным мимолётным светом. По стенам и потолку плясали причудливые демонические тени, и я не смог бы поручиться, что среди них не было нашего потустороннего наблюдателя.
Все сгрудились у камина, тем временем как Б***, проявив инициативу, выхватил холст у дворецкого из рук и точным броском отправил лучшее своё творение в самое пекло.
— Ах, всё-таки красивый был пейзаж! — не сдержался я.
И вдруг произошло событие, совсем уж из ряда вон выходящее.
Откуда ни возьмись, поднялся ледяной ветер, затушивший канделябр в руках Б*** и опасно раскачавший центральную люстру. И сразу изо всех концов холла донёсся душераздирающий вопль, в котором смешались невыносимая боль, адская ярость и будто бы отчаяние?..
Он длился несколько страшных секунд, затем стал затихать где-то вдали вместе с потусторонним ветром, по мере того, как картина разгоралась всё ярче и охотнее, словно все эти жуткие явления затягивало в дымоход.
Наконец от полотна осталась лишь кучка пепла.
Все мы были некоторое время в оцепенении, а горничная так вообще осела в ближайшем кресле от нервного потрясения. Я первым нарушил гробовую тишину:
— Теперь ты спокоен, друг мой?
— Вполне. — отвечал Б***, переведя дух.
— Но занятие своё ты не бросишь, так ведь?
Это можно было счесть за утверждение.
* * *
Побудительная сила человеческой мысли способна к великим свершениям. Что было каждое выдающееся открытие как не мысль вначале? И что являлось первопричиной этой мысли? Что-то извне, божественное проявление высшей воли? В таком случае можно вообразить, что человеческая фантазия может быть настолько неудержимой, что способна вторгаться в запредельное пространство и привлекать сущностей, желающих использовать её в своих тёмных целях. Приведённая здесь история может послужить читателям пищей к размышлениям.