Монстр

 

До начала учебного года оставалось около трех недель. Мои друзья еще не вернулись с курортов и деревень, куда уехали на время летних каникул, а я маялся, скитаясь по пустым дворам. Ко мне тогда пришло странное осознание собственной глупости и отчаяния. Я не мог придумать себе какое-нибудь занятие и даже (подумать страшно) начал скучать по школе.

Моя улица казалась декорацией к фильму о последствиях ядерной войны. Пыльные дороги, покосившиеся дома и гнетущая тишина. Край города, край мира, край всего человеческого существования. Лишь лесные просторы, на которые выходила половина окон нашего дома пылали своей зеленой таинственной жизнью. Эти места были бы настоящим раем для уставшего от жизни старика, но, увы, не для двенадцатилетнего мальчика, страдавшего от скуки.

Я не винил маму за то, что у нее не было денег отправить меня в летний лагерь или свозить в деревню к бабушке Лиде. В конце концов, она теперь была одна и время всеобщего отдыха проводила еще хуже — вкалывая на тяжелой и неблагодарной работе. Вот только понимание этих истин скуку не развеивало.

Я сел на качели, что стояли у нас во дворе, и вгляделся в шепчущий листьями лес. Как раз начался сезон сбора ягод и грибов, но бродить одному среди всех этих деревьев мне не хотелось. Этим летом они почему-то казались мне совсем недружелюбными.

Тетя Валя, одинокая женщина из первого подъезда, вышла на улицу с тазом выстиранного белья и принялась развешивать его на веревках перед домом, едва удостоив меня взглядом. А я, посмотрев в ее сторону, заметил Юру, сидящего на скамейке у своего крыльца. Оказалось, не мне одному приходилось проводить остаток лета в этих дворах.

Юра был младше меня на класс. Тихий парень с десятком килограммов лишнего веса. Мне было известно, что в школе ему иногда приходилось нелегко, но особо его никто не затравливал. Во всяком случае, я так тогда полагал. Мы с ним практически не общались, я знал пару-тройку его приятелей, только и всего. Дороги наши пересекались редко, даже не смотря на то, что жили мы по соседству. Часто видел его, гуляющим со своей собакой. Казалось, Юра вообще никуда без нее не ходит. Сейчас Малыша поблизости не было, и я могу сказать, что уже тогда краем мозга заподозрил что-то неладное.

Пес у него был хороший. Не знаю, конечно, кто придумал назвать его Малышом, потому что собака была крупной. Крупной и дружелюбной. Иногда я видел, как соседская детвора, с подачи Юры, пыталась забраться Малышу на спину. Собака, с присущим ей спокойствием, стряхивала прилипалу двумя резкими движениями, после чего набрасывалась на наездника, прижимала его лапами к земле и начинала вылизывать его радостную визгливую физиономию.

И где она сейчас? Заболела? Посмотрев на Юру, можно было предположить, что да, и очень серьезно. А может быть и того хуже…

— Привет, — сказал я, подойдя к Юре.

Последовала недолгая, но вполне уловимая пауза, и Юра ответил тихим хрипловатым голосом:

— Привет.

— Что, тоже маешься в этом городишке? — улыбнулся я.

Он с непониманием уставился на меня, но через секунду потерял интерес и ко мне, и к моим словам. На лице отражались все те же переживания.

— Я имею ввиду, — продолжил я и попытался изобразить женский голос. — Сынок слишком хорош для моря или зачуханного летнего лагеря, поэтому пускай-ка он помучается в этом северном чистилище до самой школы, а то и до самого страшного суда!

Я растянул губы в ухмылке. Не знал, что стряслось с этим парнем, но хотел его хоть как-нибудь взбодрить. Вызвать хотя бы подобие улыбки. Но Юра только бросил тихое "ага", даже не оторвав взгляда от леса. Это был не какой-нибудь там взгляд внутрь себя, который можно распознать, видя задумавшегося человека. О, нет, Юра смотрел на лес, как на врага и будто бы чего-то выжидал, готовый сорваться туда в любую секунду.

— А где твоя собака? — бьюсь об заклад, что-то внутри Юры дернулось от этого вопроса, как от кнута.

Вновь последовала пауза, а потом мальчик на мгновение поднял на меня свои уставшие глаза.

— Оставь меня одного, — пробурчал он и снова повернул голову в сторону леса.

— Эй, ты чего? Я просто спросил тебя…

— Отстань.

— Я же ничего тебе не сделал…

Мне тогда казалось, что от таких как я, Юра должен всегда ждать какого-то подвоха. Нет, парни, что курят в школьных туалетах не всегда оказываются говнюками, но если при ходьбе твои ляжки трутся друг об друга, а физкультура для тебя сродни пытке — будь начеку. Некоторые люди не упустят шанса, чтобы макнуть тебя в грязь.

Юра поднялся и затопал по ступенькам крыльца.

— Просто хотел поболтать! — крикнул я вдогонку, думая, что почти понимаю эту его реакцию.

С его собакой что-то случилось, а я, пытаясь понять в чем дело, надавил ему на рану. Прибавьте тот факт, что один мой приятель ставил Юре подножки в школьной столовой, и вам такая реакция тоже не покажется слишком уж странной. Юра был со мной начеку, а я, искренне его пожалев (а какое-то время пожалев и себя, если быть честным), побрел домой, чтобы попялиться в ящик.

Сотни тысяч листьев, колышущихся на ветру, проводили меня шепотом. Я решил не оборачиваться.

 

На следующее утро меня разбудили чьи-то разговоры, доносящиеся из открытой форточки. Я выглянул в окно. Не сразу, потому что был в одних трусах, и увидел, что во дворе собралась толпа. Это были соседи, и они что-то яростно обсуждали между собой. Громче всех кричала баба Дуся, которая, как я понял из ее дрожащего голоса — плакала. Они указывали пальцами на наше крыльцо, и там действительно было нечто необычное. Какие-то светлые клочки, будто бы кусочки плюшевого зверя.

Мама уже ушла на работу, на столе дожидалась тарелка с бутербродами. Я быстро оделся и выскочил на крыльцо. Перед ним валялись окровавленные куски чего-то, похожего на выпотрошенного кролика.

— Витя! — окликнул меня дядя Гриша — славный, но периодически поддающий мужичок из первого подъезда. — А ты слыхал что-нибудь ночью?

Я покачал головой, не понимая, что должен был услышать. Теперь я увидел внутренности зверька на приподъездной дорожке, а через мгновение уставился на знакомый розовый ошейник, местами потемневший от крови. Он лежал у самой нижней ступеньки крыльца.

— Волк наверное, — услышал я голос тети Юли, говорившей со своим мужем и двумя его друзьями.

— Какой еще волк! — голос у дяди Жени был пьяным.

Я подумал, что он, как раз, и должен был хоть что-нибудь услышать. Вряд ли эта компания заснула рано.

— Здесь не водится волков! — отрезал он.

Баба Дуся разразилась рыданиями. Не первыми за сегодняшнее утро. Розовый ошейник принадлежал ее маленькой собачке Даше, а то, что было разбросано по двору — было ее кусками.

На скамейке первого подъезда, на том же месте, что и вчера, я заметил Юру. Он был все в той же одежде, а взгляд его был все так же прикован к лесу. Казалось, происходящее его совершенно не волновало.

— Да это бродячая собака ее загрызла! — заголосил дядя Гриша так, чтобы его могли услышать все собравшиеся. — Видали, какие стаи в начале лета бегали? Большущие, как телята, и не отстреливает никто! Им собачонку разорвать — как два пальца об асфальт!

Пока толпа дружно кивала и продолжала обсуждать случившееся, я направился к Юре. Мне не понравилось, как закончился наш прошлый разговор, и что-то внутри меня из-за этого было не на месте.

— Привет! — я вскинул руку и не стал дожидаться ответа. — Тот еще цирк, а?

— Ага, — ответил Юра, даже не посмотрев в мою сторону.

— Слушай, — начал я, присаживаясь рядом. — Если ты думаешь, что я вчера издевался над тобой, то ошибаешься. Я правда, просто хотел поболтать. Мне ужасно скучно, все друзья разъехались кто куда.

— Ясно, — голос его по-прежнему был тихим и хриплым.

— У тебя… Собака пропала, да?

Я постарался задать этот вопрос как можно "сочувственней", и думаю, что мне это удалось. Все-таки я правда его жалел. Мама сказала, что Юриной собаки нет уже четвертые сутки.

Он мне не ответил.

— А ты видел, что-нибудь ночью?

Я готов поклясться, что когда я спросил его об этом, круглое лицо Юры на одно мгновение переменилось, причем в худшую сторону. Он проглотил слюну с таким громким звуком, с каким ее глотают персонажи мультиков, когда их что-то очень пугает.

— А ты? — он вдруг посмотрел на меня. Впервые по-настоящему заглянул в мои глаза. В его же глазах я обнаружил что-то близкое к страху.

— Я не видел и не слышал ничего, но… Черт, собачонку кто-то слопал! Как случилось, что никто ни сном, ни духом?

— Не знаю, — ответил Юра. — Это кто-то голодный.

— Так ты что-то видел? — спросил я, удивившись.

— Нет.

Я нахмурился.

— Юра, где Малыш? Куда пропала твоя собака?

За секунду до того, как Юра поднялся со скамейки и молча отправился домой, я увидел слезы, выступившие на его глазах. В этот момент он не выглядел, как ребенок. Это было похоже на самую настоящую скорбь.

И тогда до меня начало кое-что доходить. Малыш мертв. Это было написано на Юрином лице. Его мохнатый друг не просто мертв — его убили. И это сделал тот же зверь, что убил собачку бабы Дуси! Я решил во что бы то ни стало разузнать об этом больше. Конечно, это могла быть большая бродячая собака, но что-то во всей этой истории казалось мне загадочным. Лето, наконец-то, переставало быть скучным.

 

— А ты не видел Нюрку? — спросила мама и стряхнула пепел в банку из-под кофе.

Я уплетал макароны с сыром, когда этот вопрос вдруг разучил меня жевать.

— Кошку тети Юли? — спросил я, кое-как проглотив еду.

— Ага. Потерялась уже пару дней как. А кот тети Светы не появлялся со вчерашнего вечера.

— Я не видел, мам.

Весь день я бродил по дворам, пытаясь наткнуться хоть на что-нибудь. Чей-то разговор, следы большущих лап (которые, конечно, были волчьими и перерастали в человеческие с каждым новым шагом), а может быть еще одну мертвую зверушку. А теперь, когда солнце почти село, я узнаю еще о двух пропавших животных. Сыщик из меня вышел никудышный.

— И тот мальчик, — она вновь затянулась сигаретным дымом. — Его мама говорила мне, что их собака тоже пропала. Чертовщина какая-то! Еще и Дашку бабы Дуси кто-то сгрыз и никто ничего не слышал! Вот ведь сюрпризец меня с утра поджидал.

— Да, — ответил я, задумавшись. — Видел с утра.

— Говорят, то ли собака бродячая, то ли волчище из леса прибрел.

Мама потушила окурок о краешек банки и бросила его внутрь.

— Ты будь поосторожней, — она серьезно посмотрела на меня. Так могла смотреть только моя мама. Ну и... еще мой учитель по английскому. — Не хочу вести тебя в больницу на укол от бешенства. Совсем не понимаю. Начали бы их уже отлавливать, собак этих, бродячих.

Вдруг мне стало по-настоящему страшно. Мама ведь тоже могла наткнуться на этого зверя. А что, если это и правда оборотень? В каком-то фильме ужасов все начиналось именно с убитых домашних животных.

— Я тоже ничего не слышал.

Мама поцеловала меня в макушку и ушла к тете Свете из третьей квартиры — та позвала ее на чай. А я решил, что лягу сегодня пораньше и заведу будильник на полночь. Буду нести вахту у окна, а то и впрямь чертовщина какая-то.

Я снял носки и улегся на свой диван. По ящику показывали "Чужого", но похождения отважной Рипли проносились мимо меня. Из головы не шли пропавшие животные, разорванная собака и лицо Юры, когда я спросил, видел ли тот что-нибудь ночью.

"Это кто-то голодный", сказал мальчик.

Когда я, наконец, заснул, мне приснился лес.

 

Я вскочил на ноги и выключил пищащий будильник до того, как он разбудит маму. По телевизору показывали футбольный матч. Я подкрался к двери маминой спальни. Она мирно посапывала под своим пушистым пледом. Интересно, удалось ли ей услышать от соседей что-нибудь новое? Пропал ли еще кто-нибудь? А может быть, кто-то все-таки видел кого-нибудь, похожего на оборотня? Я вернулся в свою комнату, выключил телевизор и погасил ночник. Потом почти подполз к окну и выглянул наружу, чуть раздвинув шторы.

Единственный уличный фонарь слабо освещал наш двор. Пустой, если не считать пары соседских машин. Останки Даши убрали еще днем. Лес виделся мне густой и непроглядной тьмой. Над зловещими очертаниями верхушек деревьев на темно-синем небе висела яркая луна. К счастью неполная, но как знать? В кино оборотни не всегда убивают лишь в полнолуние.

А есть ли у меня что-нибудь серебряное? Я решил, что глупо караулить оборотня, не вооружившись. На кухне отыскались лишь два серебряных предмета. Чайная ложка и небольшой столовый нож с закругленным лезвием. Решив, что это лучше, чем ничего, я крадучись вернулся в комнату, сжимая его в руке и опасаясь, что мама проснется от моей возни.

Я успел подумать, не включить ли мне телевизор, хотя бы без звука, чтобы было не так страшно нести вахту, как вдруг услышал детский голос с улицы. Тихий и хриплый. Сердце изнутри ударилось об пятки. Голос что-то ласково приговаривал. Ночью. Во дворе. После убийства животного и стольких пропаж. Я стиснул нож в руке еще крепче и на локтях подполз к окну.

Снаружи стоял Юра. Он был в пижаме и тапочках. Мальчик стоял на краю освещаемого двора, глядя в темноту и что-то приговаривая. Потом он опустился на колени. Потом на четвереньки. Я услышал барабанный бой в своей груди и примерз к окну в полусидячем положении. Сомнений не осталось, Юра был оборотнем и сейчас я увижу превращение…

— Ты видел сколько времени? — раздался голос за спиной и я громко вскрикнул.

— Мам! — нож я уронил на пол, но в темноте она бы его вряд ли заметила. — Ты меня напугала!

Она отправилась к ночнику, а я босой ногой задвинул свое оружие под диван. Загорелась небольшая лампочка.

— Слушай, — она изобразила всю строгость на какую только была способна в полусонном состоянии. — Школа начнется меньше, чем через месяц. Когда ты намерен приучить свою голову к режиму дня?

Мама, наверное, увидела что-то в моем лице, потому что строгость вдруг исчезла, сменившись тревогой.

— Кошмар приснился?

— Нет… — ответил я, думая о том, что сейчас происходит во дворе, за моей спиной. — Просто не спится.

— Лучше бы спалось, — сказала она и провела теплой рукой по моей голове. — Ты весь мокрый. Температуры нет?

— Я в порядке. Просто еще не в режиме.

— А пора. Ложись спать, хорошо?

— Постараюсь.

Она поцеловала меня в холодный вспотевший лоб, а мне удалось выдавить из себя улыбку. Когда дверь маминой комнаты закрылась, я нашарил под диваном нож и ринулся к окну со всей своей осторожностью.

Я ожидал увидеть там волка, стоящего прямо под окнами и смотрящего прямо на меня. Может быть, стоящего только лишь на задних лапах. А может быть, там будет Юра, с обросшим шерстью круглым лицом и выпирающими клыками. От водоворота этих образов, мне расхотелось выглядывать наружу, но рука сама раздвинула шторы. Сердце еще раз громко стукнуло в груди. Двор был пуст.

Я вернулся в постель и спрятал руку, все еще сжимающую нож под подушку.

Теперь сомнений не было. Юра убил Дашу, убил всех этих пропавших зверей, убил свою собаку! Чувство вины, вот что отражалось у него на лице! Казалось, этой ночью заснуть мне не удастся, но не прошло и часа, как я вырубился.

В этот раз мне приснились стаи бродячих собак. Юра бегал вместе с ними по улицам на четвереньках. Очень быстро и проворно, для мальчика с таким большим животом.

Следующим днем я узнал еще об одной пропаже. На этот раз домой не вернулся дядя Гриша.

 

Юры дома не оказалось. Его мама сказала, что он ушел рано утром, кратко сообщив, что пойдет искать Малыша. Я побродил по соседним улицам, но так его и не встретил, а когда вернулся — увидел Юру, сидящего на той же самой скамейке у своего крыльца. Я шел к нему, собрав в кулак все свое мужество, на которое только был способен. Серебряный ножик был аккуратно спрятан в носок. Я понимал, что драться с Юрой при свете дня я не буду. Никаких доказательств, кроме увиденного ночью, у меня не было.

Дядю Гришу пытались объявить пропавшим без вести еще до полудня, но в отделении милиции его жене сказали, что прошло еще слишком мало времени и что такое часто случается. Мужья рано или поздно возвращаются со своих долгих прогулок, а в отделении и так не хватает людей. Она пыталась объяснить им, что Григорий ночью просто вышел покурить, но на самом деле так уходили из дома многие мужчины, которым опостылела их семейная жизнь. Все это я услышал от местных старушек, которые иногда собирались на моем крыльце. Казалось, что они никак не связывали это разгорающееся событие с исчезновением множества домашних животных и точно не связывают с выпотрошенной собачкой бабы Дуси.

Ну а я связал. По-прежнему никто и ничего, Юру ночью видел только я, а между тем, половина окон нашего дома выходила на передний двор и этот чертов лес!

— Привет, — он посмотрел на меня полными боли глазами, и от этого я даже растерялся.

Потом подумал, что и на мне, наверное, беспокойная ночь оставила похожий отпечаток. Я задрал штанину и достал из носка нож. Поднял его так, чтобы Юра видел, и он действительно чуть поежился, взглянув на мое оружие. Ну да, выглядело оно не очень грозно для обычного человека, но вот для оборотня… Впрочем, я перехватил его, взявшись за лезвие и протянул нож Юре серебряной рукояткой вперед.

— Что это? — спросил он.

— Дотронься до него, — говорил я очень и очень серьезно.

— Зачем?

— Я видел тебя ночью.

— Что? — мальчик нахмурился. — Что ты…

— Возьмись за рукоятку, Юра, — перебил его я, и когда он потянулся к ножу своими пухлыми пальцами, меня вдруг окатило холодным дождем сомнений. Я не знал, что буду делать, если его рука вдруг задымится или если он просто вскрикнет от боли и отдернет ее. От полнолуния он, может быть, и не зависел, но скоро наступит ночь и Юра вряд ли будет со мной добр, зная, что я обо всем догадался.

Мальчик взял нож, повертел его в руках и посмотрел на меня.

— Это не поможет, — сказал он.

У меня перехватило дыхание.

— П-почему?

— Это только в кино срабатывает. Ты видел, что вообще из себя представляет оборотень?

Он протянул мне нож рукояткой вперед. Я взял его и машинально спрятал обратно в носок.

— Нужно что-то менее изящное, — Юра вытер выступившие слезы ладонью. — Ты хочешь закончить это до того, как пропадет кто-нибудь еще?

— Дядя Гриша…

— И еще два грибника, которые вчера не вернулись домой.

Я продолжал задыхаться. Со мной подобного никогда раньше не происходило. Наверное, это и называется приступом паники.

— Не кричи, пожалуйста, — сказал мальчик. — Мы сможем это остановить.

— К-как?

— Ты поможешь мне?

— К-как я смогу т-тебе по-омочь? Убить тебя и загреметь в колонию? Или в психушку?

— Это не поможет, — снова сказал Юра.

— А ЧТО поможет?

— Скоро стемнеет. Я должен подготовиться.

— К ч-чему?

Юра встал со скамейки и показал пальцем на маленький ручеек, протекающий у границы леса.

— Встретимся там завтра, в четыре утра.

— Зачем?! — у меня кончались силы.

— Сейчас ты все равно ничего не сделаешь. Скоро стемнеет. Нужно ждать до следующего рассвета.

— А если я не доживу до следующего рассвета?! — сорвался я в крик.

— Доживешь, — ответил Юра таким спокойным голосом, что я невольно ему поверил. — Ты только не выходи из дома, пока небо не начнет светлеть. И выспись. Силы тебе пригодятся.

— Да о чем ты, черт возьми, говоришь? — я дышал глубоко и старался взять под контроль дрожащие руки.

— Верь мне, — сказал Юра.

И у меня не осталось выбора.

 

Выспаться мне, конечно же, не удалось. Тест с серебряным ножом мог не значить абсолютно ничего. В кино чудовища часто ломали общепринятые каноны и заставали врасплох своих наивных жертв. Я ждал, что Юра явится еще до рассвета, обращенный в лохматое существо с острыми как бритва когтями и громадными зубами.

В соседней комнате похрапывала мама. О том, чтобы рассказать ей обо всем не могло быть и речи. Слишком страшно и слишком смешно, чтобы в такое поверить. Успею ли я разбудить ее своим криком, когда Юра вдруг окажется за моей спиной и вспорет мне горло своими когтями? Какой же я все-таки идиот…

Но небо светлело, а никакого движения на улице не наблюдалось. Я посмотрел на часы и обнаружил, что уже без четверти четыре. Через минут пятнадцать начну собираться, возьму свой бестолковый серебряный нож, оденусь и отправлюсь на тропу, уходящую в эти зловещие зеленые заросли. Черт, а ведь раньше я любил наш лес! Мы играли там в индейцев, пекли картошку, собирали ягоды. А теперь он казался мне таким чужим. Словно оккупированный вражескими силами, которых мне никогда не одолеть. А не сдурел ли я, что собираюсь на встречу с этим мальчуганом? А не псих ли он? Ему ведь не обязательно было превращаться в чудовище, чтобы убивать всех этих зверушек.

На этот раз я спрятал нож в рукав. Запирая входную дверь и оставляя за ней маму, мне вдруг представилось, как она плачет, сидя в отделении милиции и рассказывая о том, что я куда-то ушел из дома и больше не вернулся. А не мог я вернуться потому, что меня убили, и труп мой теперь покоится где-нибудь в болоте. Но я помнил о дяде Грише. Он когда-то угощал меня конфетами. Однажды он даже взял меня на рыбалку. Это было не так здорово, как рыбачить с папой, но все-таки… Может быть, он жалел нас с мамой, когда мы остались одни. Может быть, ему было не все равно.

Если я не попытаюсь со всем этим разобраться, кто будет следующим, кого утащат в этот чертов лес? Но что, если я поступаю неправильно? Что, если я совершаю сейчас самую опасную ошибку в своей жизни? В глубине души я все-таки успел понадеяться, что не увижу Юру в условленном месте, но заметил вдалеке на тропе неясную кругловатую фигурку.

Он был не в пижаме, как я невольно успел себе его представить. Одет Юра был, как солдат. Берцы, зашнурованные на середине голени, брезентовые штаны и камуфляжная куртка, мешком висевшая даже на его большом животе. Пухлые щеки горели огнем.

— Ты взял какое-нибудь оружие? — сразу бросил Юра.

Голос был взрослым и серьезным. Я не ответил, только замер на месте, гадая, что же сейчас будет. Юра достал из-под куртки зачехленный охотничий нож, и сердце мое ушло в пятки. Я слышал, что такие штуки при покупке оформляются едва ли не как огнестрельное оружие. Все. Это конец. Мой столовый серебряный ножичек в рукаве по сравнению с этим клинком выглядел миниатюрным.

Я уже приготовился дать деру, но Юра вдруг протянул мне нож рукоятью вперед.

— У меня есть второй, — сказал он. — Свой можешь выбросить. Нам нужно сделать копья.

— З-зачем? — спросил я и плотно стиснул челюсти, стараясь отогнать дрожь в голосе.

— Я думаю, глупо идти на монстра с одними лишь ножами.

— На м-монстра?

Юра кивнул. По взгляду было ясно — он не шутит.

— Ты должен помочь мне, Витя. Это и твой дом тоже. Прошлой ночью он утащил дядю Гришу. А до этого пропали двое грибников.

— Т-ты... — я проглотил комок, застрявший в горле. — Ты его видел?

Юра снова кивнул.

— Так ты поможешь мне?

— К-как? Что это вообще такое?

— Монстр, чудовище, оборотень, страшила, называй как хочешь. Мы с тобой должны его остановить.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, не сводя с него глаз. Пульс молотком барабанил где-то в голове.

— М-мы же просто дети, а оно утащило взрослого мужчину…

— Он застал дядю Гришу врасплох. Он тихий, быстрый, но не такой уж и большой. Мы справимся. Должны справиться. Если нет, то он продолжит утаскивать людей.

Он отвернулся и тихо добавил:

— Кошки ему надоели.

— Т-ты сказал, что это оборотень?

Юра чуть задумался, прежде, чем ответить.

— Я не уверен… Наверное, да. Оно не было монстром еще на прошлой неделе…

Он повернулся ко мне. Уже знакомая боль промелькнула в его глазах.

— О чем ты говоришь, Юра?

— Это Малыш, Витя, — ответил он. — Когда-то это было моей собакой.

Слезы, хлынувшие на раскрасневшиеся щеки, не могли мне соврать.

 

Юра нашел два небольших деревца и срезал их своим ножом почти под корень. Когда он начал работать над сучками, я уже понял, что сбежать не смогу. Дело было не в жалости, а в том, о чем говорил мне Юра. Моя мама жила здесь с тех пор, как я родился. Это место было моим домом, а чудовище, в которое превратилась собака соседского мальчишки, сейчас было врагом. Я не мог оставить Юру одного.

Сначала я думал, что Юра преувеличивает. Может быть, он просто не мог принять то, что Малыш заразился бешенством от какой-то лесной зверушки… Но вскоре он рассказал мне о том, как все началось. И я ему поверил.

Около двух недель назад они с приятелями решили организовать поход. Это ведь было несложно, учитывая, что лес начинался прямо за окном. Они взяли с собой немного еды, спальные мешки и, конечно, свои многофункциональные складные ножи. А Юра, вдобавок, прихватил Малыша. Собака нередко бывала в лесу, никогда не убегала далеко и всегда находила дорогу обратно.

Миша с Антоном как раз собрали достаточно хвороста для костра, когда Юра, вдруг заметил, что собаки, с которой он почти никогда не расставался, слишком уж долго нет рядом.

Друзья помогали Юре с поисками, звали заблудившегося Малыша, покуда были силы. Поход накрылся, но мальчику уже было наплевать на разрушившиеся планы. Единственное, чего Юра хотел, так это отыскать своего лучшего друга. Когда начало темнеть, Миша и Антон сдались. Приятели начали уговаривать Юру пойти домой, но, само собой, он не мог оставить пса одного в темном лесу. Когда поникшие приятели ушли домой, Юра продолжал бродить по тропам. А когда силы все-таки закончились, он сел у кучки собранного хвороста и заплакал, так и не перестав звать Малыша. Какое-то время спустя, мальчик услышал хруст ломающихся веток и увидел знакомую светлую шерсть, продирающуюся сквозь кусты. Он бросился навстречу, чуть ли не визжа от радости, но остановился с застывшей улыбкой на лице. То, что выбралось из кустов, не было Малышом. Та же светлая шерсть, тот же желтый капроновый ошейник.

Но морда его была перепачкана кровью, а зубы вовсе не походили на собачьи. Чудовище издало какой-то булькающий звук и глаза в опустившейся темноте вдруг вспыхнули желтым огнем.

Юра не закричал. Не оцепенел от страха. Нет, конечно, ему было страшно и это мягко сказано. Я бы сказал все, что его когда-либо интересовало за все его одиннадцать лет жизни превратилось в крохотный дрожащий комок, а потом взорвалось внутри оглушительной волной чистейшего ужаса. Так бы, во всяком случае, почувствовал себя я. И вскоре действительно почувствовал.

Уж не знаю, как быстро мог бежать парень его комплекции, но зуб даю, несся он так, будто гнался за ним сам дьявол. Может быть и гнался.

Его мать как раз говорила с диспетчером отделения милиции, когда Юра ворвался в квартиру уже вопя от ужаса. Он, конечно, до чертей ее перепугал, но, так и не смог рассказать матери о случившемся. В конце концов, она приняла его историю о долгих поисках Малыша, и о звере, возможно бродячей собаке, которая сильно напугала ее ребенка. Все-таки и взрослый бы не на шутку перепугался, окажись он в темном лесу один на один с каким-то зверем.

Но Юра знал, что это за зверь. И когда начались эти исчезновения, он не мог отделаться от чувства вины. Все-таки, это была его собака.

Когда мальчик позапрошлой ночью прокрался на крыльцо и увидел, как Малыш утаскивает в лес тело человека, держа его за шею острыми зубами, он решил, что нужно что-то сделать. Не сразу, но он решился. Он не знал, чье тело видел в пасти Малыша, пока не услышал на следующий день о дяде Грише. Я был тем, кто начал о чем-то догадываться, а Юра был тем, кто нуждался в ком-то, кто ему поверит. Юре был нужен союзник в его предстоящем сражении.

Я пытался втолковать ему все те же истины — мы всего лишь дети. Но… Кто из взрослых поверил бы в такую историю? Кто из взрослых поверил бы в то, что собака Юры, потерявшись, набрела на что-то ужасное, скрывавшееся в лесу? В то, что это "что-то" завладело телом собаки и теперь по ночам утаскивает людей в заросли? Сколько времени пройдет, пока кто-нибудь хоть на чуточку заподозрит что-то неладное? И кто за это время успеет погибнуть? Я боялся за соседей, но больше, конечно, за себя и за маму. Боевой дух еще не до конца мной овладел, но я уже твердо решил, что оставаться в стороне нельзя.

— Держи, — сказал Юра и протянул мне первое получившееся копье.

 

Мы пробирались через лес, прислушиваясь к его звукам и держа наше оружие наготове.

— Как ты думаешь, дядя Гриша может быть жив? — спросил я Юру, который своими глазами видел, как Малыш утаскивал соседа в кусты.

Юра покачал головой.

— Он ест, — сказал мальчик в камуфляжной отцовской куртке и заточенным древком в руках, а по моей спине пробежал холодок.

— Здесь? — спросил я, указав на кучку хвороста, сваленного на поляне у тропы.

— Да, — ответил Юра и руки мои едва заметно затряслись.

Он заметил дрожь и положил ладонь мне на плечо. Пот стекал по его пухлой щеке, а кудрявые волосы на голове потемнели.

— Спокойней, — сказал Юра. — Мы сможем.

У меня не было такой уверенности, но твердость его голоса действовала успокаивающе. Я попытался улыбнуться, но, кажется, вышло у меня плохо. Я почти не знал этого мальчика, но сейчас мы были ближе друг другу, чем самые лучшие друзья. Мы были боевыми товарищами, и у нас была цель. Мы должны были защитить наши семьи, наш дом, людей, которые жили рядом с нами.

— Что дальше? — прошептал я и вдруг над нашими головами раздался оглушительный вороний крик.

Мы одновременно дернулись и подняли копья на изготовку. Юра взмахнул древком и треснул им по березовому стволу. Ворона, недовольно закаркав, понеслась прочь. Ее крик, казалось, эхом разносился по всему лесу.

— Гадина, — вымолвил я, подумав, что это напомнило мне о сигнализации против воров. Теперь все обитатели леса знали о нашем присутствии.

Юра вытянулся, будто услышав что-то за этим вороньим криком. Я напряг все силы, чтобы вернуть себе решительность и замер на месте, не сводя глаз с мальчика.

— Ты уверен, что он где-то здесь? — спросил я тем же шепотом.

Юра не услышал, поэтому я подошел чуть ближе.

— Юра, — позвал я и он обернулся. — Ты уверен…

Договорить я не успел. Юрины глаза метнулись куда-то в сторону, потом переместились на лес, позади меня. Глаза его широко раскрылись, и он попытался крикнуть. Я услышал быстрый приближающийся топот, а через мгновение что-то сбило меня с ног с такой силой, что копье улетело куда-то в кусты.

Сердце бешено колотилось, а размытый слезами взгляд бегал по сторонам. Белое пятно перед ними не хотело принимать очертания. Юра делал выпады копьем, но не мог попасть по существу, носившемуся вокруг нас. Единственными звуками, которые оно издавало, были шелест сминаемых лапами кустов, да едва слышимое бульканье.

— Я потерял копье! — закричал я Юре.

— Найди его! — проревел он в ответ. — Я прикрою! Достань нож!

Он попятился и придвинулся ближе. Я достал из-за пояса охотничий клинок и подполз к нему. Юра махал копьем, но не мог попасть по пробегающему мимо зверю, прятавшемуся в зарослях. Хуже всего было то, что я до сих пор не разглядел его. Лишь слышал бульканье из глотки, да то тут, то там ломающиеся ветки. О том, чтобы отыскать в этой суматохе свое копье не могло быть и речи.

— Юра, я не могу! Оно убьет нас!

Юра не отвечал и продолжал двигаться, стараясь не выпустить чудовище из виду и не подпустить его к нам.

Я не знаю, что мной двигало в тот момент, но я протянул руку, схватил из ножен на поясе Юры его нож и едва прицелившись метнул его в кусты, где долю секунды спустя пробежал Малыш.

Раздался жалобный собачий визг и я понял, что задел его. Чудовище остановилось. Юра опустил руки. Я поднялся на ноги. Да, чудовище перестало вокруг нас кружить, но теперь мы не знали, где оно находится.

— Я попал, — говорил я тихо, охрипшим от крика голосом, но потная Юрина ладонь тут же накрыла мои губы. Он стал пробираться к кустам, в которые улетел брошенный мной нож.

Я огляделся по сторонам и заметил заточенную палку, торчащую из зарослей. Мне не потребовалось много времени, чтобы до них допрыгать. Я схватил копье и обернулся к Юре, который в этом время раздвигал ветки, хрустящие под натиском его рук.

Я так и не понял, откуда оно выпрыгнуло. Но секунду спустя чудовище опустилось на все четыре лапы прямо между нами. И смотрело оно на меня. Собственными глазами, позади которых разрастался настоящий первобытный ужас, я наконец-то смог разглядеть Малыша.

Мокрая грязная шерсть, местами потемневшая от запекшейся крови. Длинные желтые когти на мощных лапах, вовсе не похожих на собачьи. Оскалившаяся пасть, полная острых крокодильих зубов. И глаза, Боже, эти светящиеся злобным пламенем глаза! На относительно светлом боку виднелось свежее кровавое пятно. Я догадался, что мой нож угодил прямо туда.

Хотелось бежать, хотелось оказаться подальше от этого леса, от этих горящих преисподней глаз, от Юры и его собаки. Но я не мог сдвинуться с места. Не мог даже больше держать мое деревянное копье. Оно выскользнуло из ослабевших пальцев и с тихим шелестом упало на примятую траву.

Тварь в желтом ошейнике зарычала, но это было не собачье рычание. Это был звук, больше походивший на бульканье из пасти морского чудовища, как в том фильме про пиратов. Это был звук из пасти Малыша, который сейчас разорвет меня так же, как собачку бабы Дуси.

И тут бульканье сменилось истошным собачьим визгом, когда копье Юры ударило монстра в раненный бок. Малыш взмахнул передней лапой и копье мальчика укоротилось вдвое. Он снова забулькал, медленно наступая на Юру.

— Малыш, — пролепетал мальчик. — Малыш, это же я. Это же я, Малыш. Дружок мой. Дружок…

На секунду я увидел, как свечение глаз монстра ослабло. Он заскулил, и замотал из стороны в сторону обрубком хвоста. Юра продолжал пятиться, говоря с Малышом своим ласковым голосом.

— Дружище. Малыш. Это я. Это я, Малыш.

Монстр отстал от него на три шага. Кровь с дважды раненного бока стекала на траву крохотным черным ручейком. И тут Юра наступил на ветку, которая под тяжестью его ботинка сломалась с громким хрустом, и глаза Малыша снова вспыхнули огнем. Он снова взмахнул когтистой лапой и обломок копья, который мальчик держал в руке, превратился в бесполезную деревяшку.

Дальше все происходило словно в замедленной съемке. Не знаю, наверное виной всему адреналин. Малыш опустился на задние лапы, готовясь к прыжку. Юра продолжал пятиться, выставив руки перед собой. Я упал на землю, почувствовав, как по спине заструилось что-то теплое — видимо кровь из раны, которую Малыш оставил во время своей первой атаки. Я не глядя схватил копье и бросил его Юре. Мой боевой товарищ заметил это и встретил копье крепкой хваткой.

Монстр прыгнул.

 

Когда Юра выдернул копье из тела своего лучшего друга, шум в моих ушах оборвался. Тело, которое минуту назад было больше тела обычной собаки, вдруг обмякло и уменьшилось в размерах. Желтые глаза перестали светиться. Острые зубы не исчезли, но, кажется, тоже уменьшились.

Малыш все еще дышал. Юра опустился на колени перед ним. Я последовал его примеру. Мальчик протянул к все еще опасной пасти руку, и сердце мое снова громко стукнуло в груди. Но из пасти вывалился обычный собачий язык, который вдруг лизнул Юрины грязные пальцы. Мальчик не мог сдержать слез, да и не нужно было. Не после того, с чем мы столкнулись. Я тоже заплакал, осознав этот собачий жест. Жест дружбы и верности. Это было последним, что сделал Малыш.

 

Мы похоронили собаку на той же поляне, вырыв могилу настолько глубокую, насколько позволили наши голые израненные руки.

Спина горела огнем, Малыш содрал с нее кожу во время первого прыжка. Но пока меня это не очень то заботило.

— Что теперь? — хриплым тихим голосом спросил я.

— Я не знаю, — ответил Юра. — Что-то я совсем не знаю, Вить.

Для меня в то утро изменился весь мой мир. Для Юры эти перемены наступили еще раньше. Я не знал, хватит ли нам сил такое пережить, но... хватило. Может быть, детям переворот их внутренней вселенной дается куда легче.

Ни грибников, ни дядю Гришу так и не нашли. Что уж говорить о пропавших животных.

Через четыре года ту часть леса сравняли с землей. Теперь там стоит станция техобслуживания автомобилей, популярнейшая в городе. Может быть, над костями Малыша и пропавших людей сейчас деловито расхаживает какой-нибудь механик или шофер. Я стараюсь об этом не думать.

Юра, с которым мы сблизились после нашего общего сражения, но по-настоящему так и не успели подружиться, переехал в другой город вместе с родителями. Думаю, отдаленность от проклятого леса и всех его обитателей, ему не повредила. А я остался жить на той же самой улице, в том же самом доме, и идущие друг за другом годы истрепали реальность событий того дня.

Когда начинаю совсем уж сомневаться, я вспоминаю то, что видится мне наиболее отчетливым. Вижу толстенького мальчугана, стоящего на коленях. Он склонился над могилой своей собаки и слезы капают на свежие горсти земли. Мальчик, у которого было не так уж и много настоящих друзей. И с лучшим из них ему пришлось сражаться до смерти.

А еще я помню адское пламя в двух светящихся глазах. Зудящий шрам на моей спине иногда напоминает мне о них. Особенно долгими августовскими ночами. Как раз такими ночами что-то в лесу за окном, возможно, снова просыпается. Что-то голодное и злое.

 

КОНЕЦ