Лазурная ложа

Желтое старое здание, с потрескавшейся, местами облупившейся краской. Железная табличка на главной двери гласит: Кожно-венерологический диспансер "По ту сторону тьмы" приглашает вас!

Что я, молодая, красивая эльфийка забыла в этом прокаженном, Богом забытом месте?

Как так вышло, что ведущий специалист по обработке статистической информации ГипроНИИ "ЭлДорГорМашДерМелБелСтройЗакупка" отправляется в "По ту сторону тьмы"? На самом деле, причина довольна банальна и проста — отсутствие отпуска на протяжении последних пяти лет. Я без устали трудилась, не щадя живота своего. Крутилась, как белка в мясорубке, стараясь добиться сверх-результатов и как полагается — повышения. И совершенно обоснованно я ждала отпуск раз в году — законный, между прочим. Раз за разом я выклянчивала его, и раз за разом получала отказ. Эйнштейн формулировал безумие, как повторение одних и тех же действий в надежде на другой результат. Это безумие охватило и меня.

Плюс во всей это круговерти повседневной, рутинной работы был только один — неплохой бонус в виде денежной премии в конце года. Но душа моя рвалась на море. Туда, где солёные брызги наполняют свежестью все естество, пощипывая и кусая нежную девичью плоть. Где ласковое солнце нежно сжимает в объятиях, заставляя краснеть от смущения обнаженные белые плечи. Где теплый песок щекочет голые невинные пятки, обжигая раскаленными песчинками до волдырей. Я! Меня! Мне должна была достаться вся эта вакханалия природного разгула! Но никак не этой змеюке Аглае. И всего лишь из-за ног. Из-за ее длинных страусиных ног. И уж точно не Маринке — секретарше... О, Всевышний, прости... ты ее за грехи ее тяжкие! Все знают, что она получила место благодаря своим связям. Случайным половым связям.

Так вышло, что целых два года после получения диплома я потратила на готовку и обстирку нелюбимого мужа. Я честно старалась поддерживать порядок в нашей неуютной квартирке. Целыми днями я только и занималась тем, что намывала и начищала, настирывала и наглаживала, ублажала и ублажала... И ублажала... И ублажала...

Я долго терпела эти издевательства, но всему есть свой предел. Мое женское Эго взбунтовалось и я вспомнила мамины феминистические заветы.

В конце-концов, плюнув на унылую псевдосемейную жизнь, я собрала чемодан и пропела "адьес, амиго" ( в оригинале это звучало как "адьес, придурок, ищи себе другую нимфоманку-домработницу") и гордо ушла "в никуда".

Заветы заветами, но мама встретила меня без особой радости. Дядя Гриша, мамин друг, тоже не сильно обрадовался "дочке" и сонно почесывался, разглядывая новую-старую жиличку.

Но делать нечего, не выгонять же свет маминых очей из дому?! Тем более из родного. Пришлось терпеть. А вскоре я стала обладательницей скучной и унылой работы. Теперь, с семи двадцати до шестнадцати часов, с перерывом на обед, я точу карандаши, чтобы ими ставить галочки на бесполезных документах (читай бумажках).

Ах! Как же я хотела стать художником! Но мама вечно твердила: "Дочь, мы поддержим любой твой выбор специальности "Бухучёт и экономика предприятия".

Пять лет в ЛГУ — леприконском государевом университете. Два года в золотой четырёхзвёздочной клетке. Пять лет в бюро ... Мне нет цены, а они не ценят. Я достойна почитания, а они завидуют моему красному диплому, и платят как простому гоблину.

Но так как я верю в высшую справедливость, а она верит в меня, наконец, настал этот день. День Икс, когда мне по корпоративной пневмопочте пришло письмо. К замдериктора я шла как на Голгофу, впустую тратя нервы, которые, как известно живут один раз, зато на полную катушку.

"Нервы! Вернитесь! У нас праздник — оплаченный отпуск с компенсаций расходов на санаторно-курортное лечение."

Пункт — санаторий "Красный эльф" на берегу Фиолетового моря. Три звезды, зато — солнце, море, местная чача и отдых! Вечером мне мешался только кот, который совал нос в чемодан и молчаливо требовал внимания, и ласки. Я игнорировала Дасю. Ибо раз тебе дали имя в честь мистера Дарси, имей совесть быть отстранённым, холодным, аристократичным. А не зажравшимся и ленивым сибаритом...

Чемодан заполнялся вещами: купальник, крем от загара, полотенца и простыни, гребешки, расчёски, маникюрный набор. Туда же сумочку с лекарствами "на всякий случай" и запасное шёлковое платье. С каждым предметом в голове билась мысль: "я ЧТО-ТО забыла!"

В стареньком ржавом такси знойный ифрит болтал без умолку. Из магнитолы заунывно выли про старенькую мать у окна, про лесоповал и любовь к семье. И ни слова про раскаяние, патриотизм или законопослушание... "Забытое" догнало меня перед воротами вокзала. С букетом отвратительных жёлтых цветов стоял мой муж...

— Я купил твои любимые! — Протянул мне веник и улыбнулся.

— Я розы люблю... — Ответ не принцессы, но королевы.

Эльфийка я или не эльфийка, в конце-концов?!

Вокзал был огромен! Гранитная облицовка радовала глаз затейливым рисунком, высоченные своды — явная работа гномов из Гномьего каганата! Низушки — носильщики сновали туда-сюда, а грузчики-тролли таскали самую тяжесть и периодически выдавали сальности про своих клиентов. Длиннющая очередь из пассажиров скопилась перед дверьми к платформам. Причиной скопления народа являлся ясноокий шиву, медленно и отстранёно досматривавший багаж третьим глазом и игнорируя грубости, мольбы или угрозы в свой адрес... Под двумя вполне человеческими глазами темнели, той особенной глубокой синевой, что присущи только хорошо поставленным ударам, синяки. И было очевидно, следствием чего они являлись.

Я, преисполненная праведным гневом, нервно грызла семечки, и демонстративно плевалась шелухой вокруг себя. Наконец, когда подошла моя очередь и, я удостоилась детальному досмотру синеокого, заспешила на поезд.

Всю дорогу до конечной станции из динамиков играл Моцарт. "Женитьба Фигаро" переходила в "Волшебную флейту" с Марией Каллас и моя горячая эльфийская кровь прямо-таки холодела от восторга. А когда она брала верхние нотки своим нежнейшим голоском, я замирала от блаженства и полного ощущения счастья, растекающегося от горла и ниже — к самому сердцу. Положительно, волшебный народ должен быть благодарен Зальцбургскому волшебнику за "Арию царицы ночи"!

Но, как водится, нет ничего идеального в мире, и жара в вагоне изматывала не меньше настойчивого предложения соседа — фрика, забывшего неделю назад сменить носки, выпить с ним "ландышевый цвет". Система кондиционирования "Морской бриз" гоняла по салону поезда горячий, спертый воздух, превращая произведения инженерного искусства в филиал Ада. Кто-то брился в туалете, это было понятно по доносящемуся аромату aue de cologne "Шипр". Чудак — пастушок, в сомбреро и пончо, чистил свой кольт, насвистывая приставучую мелодию и бросая на пассажиров хищные взгляды. В соседнем купе сидела ганза орков в розовых беретах и клетчатых майках. Они жадно ели сало, запивая его мутным самогоном и чачей. Затем дружно все это отрыгивали, разнося по вагону непередаваемое амбре. Их поведение оставляло желать лучшего, но пассажиры помалкивали, стараясь казаться незаметными. Причиной служили периодические выкрики "за братву" и звук разбитой о голову бутылки.

Однако... Оказывается, нет ничего страшнее, чем поезда дальнего следования...

Шум и гам в этом логове жутком разбавили коробейники. Первый улыбался беззубым ртом и громко предлагал свои нехитрые товары:

— А вофь кому нофочки, гольфы, фюлки, пересь фёрный, пересь красьный, згусий пересь, фильтры для фоды, дефуська, купите фаль! Фёрная, фёлковая, фам к лифу будефь!

Ему вторил молоденький веселый румф:

— Пассажиры-транжиры, вашему вниманию товары из Нормании, все высшего сорта, вывезено эскортом: сказки — недетские ласки, книжки — озорные малышки, газеты — все позы света, журналы — аморалы и прочие супер-пупер товары.

Два дня подобного "вояжа" в поезде были страшным испытанием нервной, иммунной, эндокринной и всех остальных систем организма. Но пассажиры справлялись и даже не показывали своего недовольства качеством услуг СЖД — сказочных железных дорог...

Южное небо нависало над отдыхающими как потолок хрущёвки. Оно было близким и как-будто осязаемым. Ночь опустилась быстро, почти мгновенно, и все уважающие себя путешественники отправились в рестораны. Я не была исключением и как следует намарафетившись, направилась в ближайший, призывно сияющий неоновыми огнями. Сказать по правде, с тех пор, как я ушла от мужа прошло пять лет. А ласки мужской хотелось не меньше, чем новой шубы. Дамы поймут, конечно... Вино, море, музыка... Я чувствовала легкость и свободу. Опьяненная своей отчаянной дерзостью и бесстрашием, вплыла в ресторан.

Хрустальные люстры и белоснежные скатерти. Живая музыка и вышколенные официанты. Публика разношерстная и рефлексирующая.

Компания эльфов у барной стойки наливалась пивом и тихонько напевала "Чарли, мой Чарли". На балконе вовсю шли танцы под балалайку, а у старого пианино две гуаны медленно выводили бедрами "Ламбаду". Медленнее, чем требовала такая чувственная музыка.

В комнате для курящих отдыхали два господина. Первый — явно из солнечной Шамбалы. Чалма, приталенный плащ с шестью рукавами. В каждой руке зажато курительное приспособление: сигарета, папироса, трубка, электронный кальян, сигара, кадило и тлеющий лист табака. С невероятной скоростью руки подносили зажатое к губам субъекта, и дымил он, как костёр из осенней сырой листвы.

Я, и так уже изрядно удивлённая, перевела взгляд на второго. Невысокий, даже по меркам гномов, и чудовищно волосатый коротыш с наслаждением вдыхал испускаемые Шамбалой ароматы. Маленький, но симпатичный. Мужчина в самом соку и расцвете мужских сил.

Наши взгляды встретились и я, улыбнувшись, сделала первую, самую сладкую после длительного перерыва затяжку.

— Я таки интересуюсь, это таки у меня глюки, или сам ангел заявился в наш скромный для столь важной персоны ресторан? Ба, что я вижу! У вас же крылья!

— Это всего лишь плащ, — улыбнулась я, — с кем имею честь?

— Позвольте представиться, мадам. Альфонс Теодор Фридрих Амадей Юлий! Но для прекрасной дамы можно просто Федя.

— Федя?

— Федя.

— Федя, а давайте танцевать! Вы откуда?

— С верфей паровозостроительного завода... Вы любите паровозы?

— Ммм...

— Нет? Ну тогда может быть стихи?

— Обожаю! Особенно люблю про Томаса Рифмача и королеву Фей! Истории про любовь и настоящих мужчин мне всегда нравились!

— Намёк понял! А не хотите ли посмотреть мою коллекцию бабочек?

— Я не люблю насекомых! Но в моём номере открывается прекрасный вид на залив. Вы ведь любите прекрасные виды?

— Обожаю, — с придыханием произнёс гном, совсем без акцента.

Мы поднялись ко мне. Полумрак, создаваемый почти вплотную сдвинутыми портьерами, скрыл нас от смущенных взглядов друг друга. Он читал мне наизусть стихи на коптском "О вечной жизни фараона". И еще немного на латыни про божественного кесаря. И еще вот это:

— И сердце стучит аритмично,

— Мысли мои неприличны,

— Я разрываюсь на части,

— В вихре безудержной страсти...

А потом я почувствовала нежные прикосновения его носа в районе пупка... Кровь ударила мне в голову, сердце взволновалось и заныло в ожидании новых чувств.

— Федя, люби меня! — теряя голову от наслаждения, прошептала я, и нас скрыла тьма.

Я самая счастливая эльфийка на земле! Меня любил такой мужчина... Как? Как мне забыть эти прикосновения, эти поцелуи, и этот нос? Это была самая страстная ночь в моей жизни. Жаль, что проснулась я уже одна. "Федя, где ты"?

***

Чресла мои горели и выкручивались, кости болели и жаждали вырваться из меня! Сумерки скрывали главное! Я проснулась с бородой!

Неладное я чувствовала ещё в поезде. Обратная дорога казалась мне каторгой, но только дома я поняла, что была обманута, раздавлена и распята мужским вероломством! Борода! А мне же на работу! Что делать и как дальше жить?! Повезло ещё, что в шкафу завалялась вуаль, оставшаяся с похорон супер-героя из соседнего подъезда. Этот гений носил трико с изображением шприца в круге.

Да и вообще — тварь я дрожащая, или право имею носить вуаль? Должна же быть в женщине какая-то загадка?

Чёрная траурная вуаль скрывала от всех моё заболевание! Двадцать минут поиска в хрустальном шаре и я уже знала эту страшную заразу — "гнойный полиморфизм".

Больная — то есть я, остро реагирую на внешние раздражители и организм меняется быстрее, чем я успеваю защититься от чего бы то ни было.

— Однажды, во время завтрака я глубоко вдохнула аромат китайского байхового чая и обнаружила, что вместо моего курносого носика — собачий. Он-то и позволил мне различить не только нотки вишни и молока, но и то, что китайские работник не мыл руки после посещения санузла. В трамвае один накуренный в хлам хам дыхнул в мою сторону, и мои волосы покрылись листьями, начавшими экстренно вырабатывать кислород! А в обеденный перерыв я начала мыть руки и с ужасом обнаружила, что покрываюсь чешуёй! Чешуёй! Что же мне делать? — поделилась я как-то с подругой за чашечкой водки.

— Ты бы к доктору сходила, подруга. И вообще, оставь себе чашку из которой пила. Пусть это будет подарок!

На работе пришлось взять отгул. Утром следующего дня я направилась в местный медицинской комплекс "По ту сторону тьмы". Коридоры увешаны наглядной агитацией: "Мойте руки перед едой!", "Спи с женой, супружеская верность — залог здоровья", "Гражданин, а ты проверил артериальное давление?!"

Особенно притягивала взгляд картина. Смертельно раненный эльф опирается на меч и, поднимая очи к небесам, с горечью вопрошает: "Станешь ли ТЫ донором, как и я?"

Очередь не двигалась, хотя в кабинет к доктору то и дело заходили люди, через полчаса я насчитала пятьдесят вошедших, но не вышедших существ... Разгадать эту страшную тайну я так и не успела, потому что, наконец, подошла моя очередь.

Доктор напротив меня монотонно повторяла магические мантры. Но я слышала что-то вроде "Я счастлива, что Вы больны не мной"...

Наконец, обратив свой взор на меня она, улыбаясь, спросила:

— Душа моя болезная, кто ж вас так уделал?! Какая прелесть! И давно это у вас? Нос? Был? Только что? Какая прелесть! А чего это он на меня реагирует, в размерах увеличивается? Раздевайтесь!

Я разделась, стыдливо прикрывая волосатую грудь и третий сосок, появившийся только что.

— Успокойтесь, одевайтесь. У Вас гнойный полиморфизм, или по-нашему галльская болезнь. Только не обычная.

— И как же мне ее лечить?

— А это, душа моя, тайна... Тайна за семью печатями.

— И что же мне делать? — в ужасе воскликнула я.

— Только тот, что подарил вам сей дивный дар, сможет открыть эту страшную тайну.

— А вы?

— А я увы... Но я прошу вас не как доктор... Я прошу вас, как женщина. Откройте мне имя этой бесстыжей заразы.

— Что вы! Как можно... Да и зачем это вам?

— Что ж... Придется и мне открыться вам,— доктор встала из-за стола и показала мне тонкий, с веселой кисточкой на кончике, хвост.

— И вы тоже?

— Все мы грешны, дочь моя... У меня таких триста болезных.

— Как же так?! Он признавался мне в любви, клялся ждать и бла-бла-бла...

— Да... Они такие. А знаете ли вы, что существует некий заговор? — она приложила палец к губам, призывая разговаривать потише.

— Да вы что?!

— Да... Это страшный заговор "лазурной ложи" по уничтожению женщин всех рас, путем превращения их в уродов.

— Мы должны что-то делать! Нужно сообщить в отдел нравов.

— Три ха ха! Никто не знает, где прячутся эти женофобы. Они везде. И только женщины могут бороться с этим беспределом. Мы должны выяснить, кто они. Итак, вы с нами?

— О, да!

— Тогда вперед, на баррикады!

И мы беззвучно заплакали, каждая о своем, но вместе со слезами уходило отчаяние и бессилие. И в то же время осознание, что мы — женщины всех рас, со всех планетарных систем и галактик — сила. Сила, способная противостоять любым врагам, даже если этот враг — члены "лазурной ложи".