Мартовское сумасшествие

 

Гроб летал по квартире уже второй час. И надежды на быстрое прекращение этого действа таяли как мартовский снег. Надо было что-то предпринять. Если бы еще знать — что.

Завтра родители возвращаются, а тут — ОН. Кровавую руку они стерпели. Правда шарахались поначалу, когда она из стены вылезала, но потом привыкли. Папа с ней даже здороваться начал. Но гроб? Да ещё летающий! От него же увертываться надо.

А если в гости кто придёт? Хлопот не оберешься. И мартовским сумасшествием кота, о котором Павлик той девчонке лапши навешал, не отговоришься.

Запланированная уборка квартиры грозила превратиться в сизифов труд. Гроб уже сорвал с вешалки мамино зимнее пальто, с петель дверцу шкафчика рядом с ванной комнатой и филенку у двери в родительскую спальню. Об опрокинутых стульях и сброшенных на пол маминых безделушках можно и не упоминать. Хорошо хоть полочки, на которых они стояли не снес. И куда гость отправится еще и что начнет спихивать, известно только ему. Информацией гроб делиться не пожелал. А когда Павлик перед ним стал, больно тюкнул по животу углом. Хорошо хоть не всем передком впилился. И место пониже не выбрал.

Провожая визитера обиженным взглядом, Павлик приметил еще одно обстоятельство: гроб был красив. Темный, цвета черного шоколада, матовый, с золотистыми витыми ручками — как на бабушкином секретере. А сверху наброшена вишневая бархатная накидка, отороченная ярко-желтой с золотой нитью бахромой. Если бы не кладбищенская тема, таким красавцем можно гордиться. Но долго любоваться гостем Павлику было нельзя: надо приводить в порядок квартиру после двухнедельного отсутствия родителей. Больше некому. Не отвертеться.

Понаблюдав за полетом объекта с полчаса, совмещая слежку с уборкой, Павлик понял, что закономерности в полете имеются, но довольно странные. Гроб выполнял маневры, выписывая кривые, всегда в строгой последовательности. Начиналось с простых в комнате Павлика. Сначала круг, потом облет комнаты по параболе, туда-сюда как на качелях, затем — эллипс, за ним — гипербола, но в вертикальной плоскости. С верхней точки гроб съезжал по синусоиде, пролетая через коридор в комнату родителей. Там, вылезая концом на лоджию, он несколько раз поворачивался вокруг оси движения и скользил вниз по тангенсоиде. В середине кривой, которая точно приходилась на центр коридора, он опять принимался вращаться, но уже вокруг вертикальной оси. Потом гроб навещал кухню гостиную и прихожую. При этом выписывал уж очень сложные кривые. Названия их Павлик не помнил, хоть и старался зазубрить: завтра по аналитической геометрии — контрольная. Но сейчас идентифицировать смог только спираль.

Все заканчивалось бесконечностью-восмеркой, выписав которую в нескольких плоскостях, гроб секунд на пять-восемь замирал в комнате Павлика, а потом все шло по новой. Даже пресловутая шаровая молния, которую наделяли самыми фантастическими свойствами и чуть ли не разумом, такого никогда не вытворяла. Павлик об этом точно не слышал. Если б услышал, запомнил бы. Обязательно. У него давно интерес возник ко всяким таким явлениям.

Приноравливаясь к движениям гроба, он убрал комнату родителей. За прошедшие две недели Павлик туда почти не заходил, поэтому для уборки требовался только пылесос. И еще переставить несколько маминых флакончиков и статуэток, чтобы гроб их не сбросил. Кое-что он уже успел опрокинуть. Благо, ничего не разбилось и не разлилось. И накидка не слетела. Как пришпилена. И хорошо. Не хватало, чтобы она отдельно от гроба летала. Этакой летучей мышью. В коридоре пришлось повозиться дольше. Половину предметов гроб именно этой накидкой и смел. Но развевалась она при движении очень красиво.

К полетам гроба можно было приноровиться, и Павлик посчитал, что когда он расскажет маме, как интересно двигается новый предмет интерьера их квартиры, она даже восхитится. Мама ж — преподаватель высшей математики в университете и ей, конечно, несложно правильно назвать все элементы гробовой траектории. Вот только… В квартире надо как-то жить. Что делать при этом с папой Павлик не знал. Заинтересовать его антигравитационными способностями могильного атрибута вряд ли получится.

А вот та девчонка — дочь маминой подруги, заинтересовалась бы. Спросила же она, когда Павлик прыжки кота описывал, не пользуется ли тот антигравитацией. А потом они еще о других способах борьбы с земным притяжением говорили.

Попытка ограничить перемещения гроба, прикрыв дверь в спальню, ни к чему не привела. Глаза у гроба явно отсутствовали, и он въехал в закрытую дверь со всего размаху. Дверь застонала и чуть не сорвалась с петель, повезло, что щеколда была хлипкой, и держалась на маленьких гвоздиках. Иначе бы, без разрушений не обошлось бы. Одну филенку гроб-то уже оторвал — при развороте, когда первый раз спираль выписывал. Надо об этом обязательно папе рассказать, а то попытается остановить это летающее чудо. Кстати! Ему как инженеру-механику будет интересно, за счет чего гроб двигается. Павлика это тоже интересовало. Но еще больше его интересовало, когда у гроба кончится завод, горючее или разрядится аккумулятор. "А если он на ядерном топливе работает?" — мелькнула мысль. Но после рассмотрения со всех сторон, Павлик её отбросил. Летающий гроб и ядерный двигатель в его сознании не совмещались. Скорее использовалась потусторонняя сила, о природе и хранении которой можно было предполагать всё что угодно.

Его влекло разгадывать природу всяких разных сил. Со школы. Этим одним он мог похвастаться. Признаваться в своем умении наделять призраков и галлюцинации материальным обликом Павлик не собирался. Ни-за-что! Засмеют. Хорошо было его одноклассникам. Василий — задачки любой сложности, как орешки щелкает. Был случай в шестом классе: ему задачу с годовой контрольной десятиклассники притащили — разгрыз, и пятнадцати минут не прошло. Эмиль — запросто разберется в технике — любой. Тоже проверяли. Олеся картины рисует — выставочные залы и галереи за них сражения устраивают, где там заграничным аукционам. А он… Эх! В таком умении признаваться стыдно. На дружбе и уважении можно жирный крест ставить. Для шестого класса это признание сошло бы, но тогда Павлик еще не понял, что эти гости в квартире его рук, точнее головы, дело. А друзьям похвастаться… Да кто в такое поверит! Летает по квартире гроб из комнаты в комнату и на желание хозяина, предлагающего ему поскорее исчезнуть, не реагирует.

Сейчас Павлик начал серьезно изучать разные воздействия и склонялся к мысли, что энергия, которая оживляет объекты, появляющиеся в квартире (особенно часто это происходило весной — в марте) ближе к слабым взаимодействиям. Да и профессор-физик, которого он спросил об этом, был того же мнения. Природа их однозначно не установлена. Как и Павликовых, приведших к появлению гроба.

Устроившись в самом безопасном углу за колонной — туда гроб ни разу не залетел — Павлик решил подумать об этом, взвесить все возможные варианты. Принял наиболее удобную позу, благо в этом углу стояла его тахта, и расположиться можно было даже с комфортом, только высовываться из-за колонны не надо. И задумался. Да так сильно, что не заметил, как уснул.

Сияющая голубовато-сиреневым холодным светом тень, разбросав на повороте лиловые искры, беззвучно пронеслась по комнате, Павлик, только что открывший глаза, непроизвольно вскрикнул и, подскочив на своем ложе, больно ударился затылком о стену. Гроб он не узнал. Воспоминание о летающем объекте едва теплилось в сонном мозгу, и новая напасть показалась настолько ужасной, что выбила из головы все мысли. А ведь засыпая, он почти нашел решение.

Новый сноп искр озарил комнату призрачным потусторонним светом и темный силуэт, окруженный сиянием, вплывающий в комнату заставил сердце пропустить удар.

Только тут Павлик узнал в посетителе гроб. И силы нашлись пробормотать:

— Он еще и светится. Ох, и попадет мне!

Ночную иллюминацию родители не жаловали и были против даже обычных свечей и бенгальских огней, не говоря о дискотечных прожекторах и фейерверках. В этом Павлик имел случай убедиться не раз за свою недолгую жизнь. И на протяжении всей этой жизни он постоянно вляпывался в какое-нибудь "жидкое вещество". Можно было и погрубее сказать — то самое, что в проруби плавает и не тонет. И не лед. Всему виной воображение.

С той девчонкой, дочкой маминой подруги, его тоже воображение подвело. Даже не воображение, а буйная фантазия. Зачем-то начал рассказывать, как их кот каждый год в марте с ума сходит. Сначала хорошо выходило, а потом такого напридумывал, что та понятное дело, возмутилась. Обозвала нахалом и маньяком, приписывающим бедному животному свои собственные грешки.

Павлик вздохнул и шмыгнул на кухню, пока гроб занимался воздушной акробатикой в его комнате. Чайник, вскипевший как раз перед появлением в квартире незваного гостя, давно остыл. А попить чего-нибудь горяченького хотелось. Павлик включил свет, протянул руку, чтобы нажать на клавишу, и замер. Гроб светится. И очень похож на молнию. Шаровую. Летающую. А чайник электрический. Да и свет он включил, пожалуй, напрасно.

Гроб медленно вплыл в кухню. Холодильник чуть слышно загудел. Очень не вовремя. Павлик застыл с вытянутой рукой, боясь дышать. Слышал — шаровые молнии малейшее движение воздуха улавливают. Гроб описал широкую петлю и, вильнув задом, скрылся в коридоре. Ни на холодильник, ни на лампочку он не среагировал.

Павлик выдохнул и включил чайник. Но свет решил больше нигде не зажигать.

Ну, что за напасть такая? Одно дело, когда вокруг трехлетнего малыша скачут разноцветные зайки и совсем другое, когда по комнатам летает светящийся гроб, хорошо хоть без оседлавшей его панночки. Павлик пытался сдерживать фантазию и пресекать возникновение детских страшилок в своей квартире, но получалось плохо. К тому же, чем старше он становился, тем долговечнее были созданные воображением кошмары. Если зайчики попрыгали пару часов и развеялись, повисев еще минут пятнадцать рядом с люстрой расплывшимися цветными облачками, то появившаяся после посещения Океанариума акула высовывалась из слива в ванной в течение недели, да еще целый день плавала под потолком этаким воздушным шариком. Потом было еще много чего. В том числе и волк, выпрыгивающий из-за угла и лязгавший челюстями исключительно перед женщинами. Первый раз его появление явилось причиной нешуточной истерики бабушки, и задница Павлика болела долго. Боль и волк исчезли одновременно. Папа тогда сказал:

— Можешь же, когда захочешь.

Но Павлик не мог, даже когда очень хотел. Кровавая рука продержалась полгода, но появлялась исключительно перед папой. А вот колдуньи, демоны и Чужой из просмотренного тайком фильма посещали квартиру, к счастью, совсем не долго. Наверно произвели не такое сильное впечатление. И дернуло его вчера загрузить "Семейку Адамс" в компании с Гоголевским "Вием". Хорошо хоть летучие мыши не пикируют с потолка, как после "Ван Хелсинга". Тогда они были размером с птеродактиля — за него и были приняты одним папиным знакомым, заглянувшим "на огонек" в изрядном подпитии. Родители к этому времени уже привыкли к чудачествам сына и не ругались. А в тот раз папа даже похвалил — за вовремя появившихся монстриков. Но завтра благодарности ждать не стоило.

За две недели на курорте родители отдохнули от не прописанных обитателей квартиры, и рассчитывать на их лояльность к летающему гробу не стоило.

Сколько он проспал? Взгляд на висевший над дверью циферблат дал ответ — почти три часа. Вчера день получился непростой, да и сегодня пришлось подняться в шесть. Но дневной сон — ни в какие ворота не лезет, даже в футбольные — не маленький уже. Девушки — как выражается папа — засмеют. Если узнают.

Звонок в дверь затренькал, когда Павлик уже допил чай. Гроб заканчивал выписывать восьмерку и вот-вот должен был ретироваться в комнату. Повезло. Пока он там будет, Павлик успеет отвадить непрошенного посетителя. Только бы не соседка снизу, от Валерии Львовны двумя словами не отделаешься. Пришлось дважды замереть посреди коридора, пережидая маневры гроба и один раз пригнуться, пропуская его над собой. Но не настолько он задержался, чтобы начинать так трезвонить. Хорошо, что еще начало шестого, а то визитер соседей перебудил бы.

На лестничной площадке стояла… Павлик силился вспомнить, как зовут дочку маминой подруги, но у него не получалось. Какое-то заковыристое имя…

— Я — Аглая, — сама представилась девушка, и поспешно, почти скороговоркой продолжила, — меня мама прислала. Она сказала, что тебе помощь нужна, чтобы твоя мама не огорчилась.

"Откуда тетя Тая узнала про гроб?" — вертелось в мыслях, и какую помощь может оказать эта пигалица. Аглая… имя, действительно, не обычное. И сама она… необычная. Яркая лампочка, горевшая на площадке, высветила чуть вздернутый носик, пухлые, но не толстые, как раз в меру, губки и глаза…

В то мгновение Павлику показалось, что у девушки не глаза, а синие омуты, в которые хотелось нырнуть, да там, в свете происходящего за спиной, и остаться. Первый раз он ничего такого не заметил.

Но вдруг омуты исчезли, они превратились в удивленные, но обычные глаза. Девушка привстала на цыпочки, пытаясь из-за плеча Павлика получше разглядеть происходящее в коридоре. Понятно: гроб переместился к родителям. И привлек внимание.

— Что там у тебя? — спросила Аглая

— Что? — сыграв удивление, спросил Павлик.

— Там — пролетело… — девушка запнулась, потому что в это мгновение раздался заполошный мявк. Кот Эгоист, мирно проспавший пять часов в шкафу в комнате родителей, решил вылезти покушать и был атакован гробом. Или сам его атаковал. Потому что в коридор кот и гроб вылетели вместе. Точнее кот на гробе.

— Это Эгоист, — представил кота Павлик. Гроб он представлять не стал.

— Это он и есть? — спросила Аглая, наблюдая как гроб с шипящим котом, медленно вращается посредине коридора. — Тот кот, о котором ты мне рассказывал?

— Да. Он, — сознался Павлик.

— Что это с ним.

— Так ведь март же! Я тебе говорил… — Павлик тоже запнулся. Возводить напраслину на родное животное не хотелось, но в гостях парень столько напридумывал, что очередной поклеп кот вполне выдержит. Даже если догадается, во что его хозяин втравил. Не признаваться же этой девчонке, что по его — Павликовой вине летает по квартире это недоразумение. А с котом они дружили с детства — росли вместе. К необычным гостям в квартире тот привык, вон как лихо на гробе разъезжает. Не обидится.

— Март, — согласилась девушка, провожая взглядом пересекающий коридор гроб с котом.

— Ой, входи, — спохватился Павлик, он, правда, не понял, зачем она к нему явилась, но если гроб с иллюминацией и сидящий на нем кот ее не смутили… Или смутили? Девушка остановилась, едва переступив порог, и наблюдала за маневрами гроба. И кота, который играл с бахромой, разлегшись на его крышке.

— Идем на кухню, он туда почти не залетает. — Павлик закрыл дверь и взял Аглаю за руку. Выждав, когда гроб покинет коридор, он повел девушку по тёмной квартире.

— Чаю хочешь? — он потрогал чайник, тот был еще горячий.

— Нет, — Аглая мотнула головой так энергично, что светлые волосы на мгновение закрыли лицо. "Как вуаль незнакомки", — подумал Павлик, он плохо представлял, как выглядит эта самая вуаль, но в облике девушки, замершей у стола, было столько тайны и очарования, столько Блоковского ожидания, что он почувствовал себя одним из тех пьяниц, что искали истину в вине.

— Часто он так… катается?

Павлик пожал плечами и ответил неопределенно:

— Бывает.

— А как мы убираться будем? Меня же мама послала, чтобы я тебе помогла навести порядок перед приездом родителей.

— Да я… уже, — Павлик смутился и удивленно посмотрел на девушку. Похоже, не сочиняет. Но идти убирать квартиру вечером? Странно. Днем не могла? Или придумала предлог, чтобы зайти? Еще страннее. С того дня рождения прошло больше месяца.

Это мгновение пара выбрала, чтобы появиться на кухне. Эгоист соскочил с гроба и не торопясь, прошествовал к миске. Пустой — Павлик со всеми этими приключениями забыл насыпать ему корма. Но кот уже к этому привык. За две недели и не к такому привыкнешь. Издав обреченное: "Ну-у-у-фр-р", кот легким движением когтистой лапы подцепил дверцу холодильника, вытащил с нижней полки пакет с замороженной рыбой и противным голосом уточнил:

— Мня-я-у! Мо-ур-ро-с-с. М-ры-ыр.

— Тебе не стыдно, так себя при гостях вести, — укорил его Павлик.

— На себя посмотри, — ответил кот.

Нет, конечно, он так не сказал, но всем своим видом продемонстрировал, что о хозяине думает. Аглая рассмеялась. Смех ее серебряными колокольчиками рассыпался по кухне. Стало сразу тепло и уютно, пусть за окнами льет дождь (и когда только успел начаться), а по квартире летает гроб. Все стало неважно. Пусть эта девушка с чудесными синими глазами сидит с ним на кухне пьет остывший чай с шоколадными конфетами и печеньем (он все-таки уговорил ее выпить чашечку) и весело смеется над его рассказами. Рассказами о коте, приглашающем в дом призраков. А кот лопает размороженную рыбу, насмешливо и доброжелательно поглядывая на хозяина, мели, мол, Емеля, пока твое время — пользуйся моей добротой. Даже залетающий на кухню гроб не мешает, если не забывать, при его появлении, отклоняться в сторону. Призрак — призраком, но по плечу он Павлику приложился ощутимо. Но не так больно как первый раз — по животу.

Потом они вместе перемыли всю скопившуюся за неделю посуду. Посмеялись над котом, который покончив с рыбой, запрыгнул на гроб и уехал на нем досыпать в шкаф. Потом Аглая все же вынудила Павлика включить свет и показать, как он подготовился к приезду родителей. Результатом инспекции осталась довольна. Даже похвалила за перемытые хрустальные вазы.

Павлик только усмехнулся за ее спиной. А что было делать, если на Восьмое Марта маме надарили столько цветов, что они все вазы заняли. За десять дней подарок увял и засох до такой степени, что единственным выходом было все цветы выбросить, а вазы вымыть. Уцелели только пять папиных гвоздичек. И как ему удается так растения выбирать? Все время его дар держится дольше других.

Единственное, что посоветовала Аглая — постирать белье. Нехорошо, корзину грязного барахла маме подсовывать, у нее и так после поездки найдется, что стирать. Пока загружали машину, а потом ждали, когда она обработает весь этот ворох, чтобы еще раз загрузить — в одну закладку все не влезло — опять разговаривали. Оказалось, им нравится одна и та же музыка — рок и шансон, одни и те же книги, хотя Аглая прочла гораздо больше. И фильмы они любят пересматривать, если не точно одинаковые, то похожие.

Павлик смотрел на Аглаю и удивлялся, как это он в тот первый вечер решил, что она — холодная и язвительная недотрога. Красивая и злая. Нет, красива она на самом деле, и язвительные высказывания с ее языка время от времени слетают. Но они — все к месту, и не пахнет от них злобой.

Время текло незаметно, опомнились оба, когда стрелки на часах встали почти вертикально, причем верхняя клонилась в сторону единицы. Дождь все еще шел, капли чертили на стекле мокрые дорожки, ветер склонял макушки деревьев, теребил мокрые кроны. Гроб летал и сиял, посверкивая искрами на поворотах. Хорошо хоть тетя Тая вчера днем ушла дежурить на сутки. Звонить и рассыпаться в извинениях не пришлось.

Павлик сказал, что Аглая может переночевать здесь, а завтра они вместе поедут в аэропорт — встречать родителей. Она так мило смутилась, а он предложил ей на выбор — спальню родителей и гостиную. Она выбрала диван в гостиной. Потом они развесили белье, еще раз попили чаю и легли.

Засыпая, Павлик подумал — как это здорово, что такая удивительная девушка ночует с ним в одной квартире. А самое главное — она ему доверяет. Даже дверь на замок не закрыла. А могла бы. Гроб в комнату, как только она там расположилась, ни разу не залетел.

Они конечно проспали. Павлик оторвал голову от подушки, когда самолет родителей уже должен был заходить на посадку. Наскоро помывшись и натянув еще влажные чистые джинсы и рубашку, Павлик заглянул в гостиную. Аглая спала, губы ее улыбались. Наверное, снилось ей что-нибудь хорошее. Ножка высунулась из-под одеяла. Маленькая ступня белела на фоне темных простыней. Пахло в комнате гвоздиками и жасмином. Жасмин — ее запах. Пальчики чуть шевельнулись, будто приманивая. Павлик смутился и осторожно прикрыл дверь.

Родителей он встречать не обещал, поэтому не очень расстроился. Раскинул в коридоре доску и начал гладить белье.

Через полчаса проснулась Аглая и огорчилась. Даже попеняла ему: почему не разбудил. Вместе догладили белье, отбирая друг у друга утюг и отскакивая от норовившего их растолкать гроба. Потом позавтракали. Аглая приготовила омлет с помидорами, а Павлик — свой любимый молочный коктейль с замороженными лесными ягодами. Было очень вкусно. Никогда Павлик так вкусно не завтракал. Потом решили попить чаю. Вчерашнее печенье еще осталось. Павлик предлагал и пирожные, купленные к приезду родителей — четыре штуки. Как почувствовал, что нужны четыре. А мог ведь три купить — любимые мамины эклеры по три продавались. Но фруктовые корзиночки маме тоже нравятся. И папе.

Соскучился он по родителям за две недели.

Пока чайник закипал, Павлик позвонил в аэропорт, оказалось, самолет опоздал и сел только пятнадцать минут назад. Они вполне могли бы успеть, если бы поехали сразу, как он проснулся. Но Павлик не жалел об упущенной возможности. Родители не маленькие, сами дорогу найдут. И вещей у них не много. Перемыли посуду, опять вместе. Брызгали друг в друга и на пролетающий гроб водой и весело хохотали. Гробу вода не понравилась, коту, явившемуся на кухню завтракать, тоже.

Кот был осчастливлен Вискасом из банки, а гроб потушил иллюминацию. Потом Аглая с Павликом уселись в гостиной, дожидаться родителей. Павлик включил Scorpions. Аглая хотела запустить в стиральную машину белье, на котором спала, но Павлик отобрал, унес к себе в комнату и спрятал в шкафу. От белья пахло жасмином. Он застелет им свою кровать и будет представлять, что девушка лежит рядом с ним и ласково прижалась к его спине. А он…

Родители приехали минут через пятнадцать.

Едва войдя в квартиру, мама замерла — увидела гроб, который выплыл из их комнаты и, совершив несколько сложных зигзагов и разворотов, уплыл на кухню.

— Как странно он двигается, — сказала мама, усмехнулась и спросила, — мне показалось или он действительно выписал… кхм… ведьму Арньези?

— А это что — кардиола? — первым новую фигуру узнал папа. Павел чуть не сказал: "Да она!" — вспомнил: кардиола, значит — в форме сердца.

— Похоже, но очень сплюснутая, — мама, приподняв бровь, изучала полет гостя из могилы.

— И хорошо, что сплюснутая. Иначе соседи сверху и снизу очень бы удивились.

— Он сквозь стенки не летает, — решился пояснить Павел, — даже через дверь не прошел.

— Лемниската, — задумчиво произнесла мама, — и как грамотно закругления вырисовывает.

— Это же знак бесконечности, — удивился Павел.

— Правильно, а фигура называется Лемниската. Вы по аналитической геометрии фигуры второго порядка изучаете?

— Ага, — подтвердил и мысленно схватился за голову.

— Давно он у нас? — спросил папа.

— Второй день, — ответил Павлик.

— А фигуры высшего пилотажа он не выписывает? — поинтересовался любопытный папа.

— Да. Верзьеру или локон Аньези и Декартов лист. Они на "горку" и "мертвую петлю" похожи, — мама очень внимательно посмотрела на папу.

Формула кривой всплывала в сознании, как только мама произносила название. Действительно, они. Эх! Не надо было Павлу позавчера зубрежкой заниматься. Особенно под "Вия".

И тут одновременно произошло два события. В коридор из гостиной вышла Аглая, а из кухни появился гроб с восседающим на нем котом.

— Что… — родители начали говорить одновременно и, переглянувшись, замолчали, только уставились на сына. Взгляды требовали немедленного ответа.

— Наелся, спать полетел, — буркнул Павлик и взял Аглаю за руку, — Мам, ты помнишь Аглаю, дочку тети Таи?

— Конечно, помню. Я просто хотела узнать: что она у нас делает?

Папа промолчал, но так посмотрел на сына, что тому захотелось… ну, хотя бы улететь из коридора следом за котом.

— Меня мама в помощь Павлу прислала. Сказала — вы договорились, — пришла на выручку Аглая и спросила — тоже любопытная оказалась. И слух у нее хороший. Даже слишком. — А кот ваш? Тоже аналитическую геометрию изучает?

— Ну… — надо выкручиваться, но Павел не смог придумать как и ляпнул первое, что пришло в голову: — Он на моем конспекте спал.

— Я, наверное, тоже, — сказал папа тихо и добавил: — А еще мне хотелось бы понять, что случилось с нашим котом?

— Это просто, — отмахнулась мама, — привык.

— А ты? Привыкла? — папа подошел к маме и осторожно обнял ее ладонь своими грубыми пальцами.

— А куда я денусь, — улыбнулась мама, — если вы все у меня такие… особенные. Аглая, — повернулась она к девушке, — ты здесь уже освоилась. Подскажи, где нам лучше расположиться? На кухне или в гостиной.

— Лучше в гостиной. Туда гроб почти не залетает.

— Ну и отлично! — потер руки папа. — Есть хочу, как стая волков. Ты давай, сын, всё, что есть в печи — на стол мечи. И в холодильнике — тоже.

— Проглот, — рассмеялась мама, — ты же в самолете завтракал.

— Это когда было, — усмехнулся папа. — Показать, как я проголодался? — И он завыл, так натурально, что можно было подумать, у него в кармане эта самая стая волков прячется. Или магнитофон с записью волчьего воя.

Аглая вздрогнула и оглянулась.

— Не пугай девушку, — возмутилась мама, — что она о нас подумает?

Аглая рассмеялась, сказала:

— Я лучше чайник поставлю, — и умчалась на кухню.

Павлик, мучимый раскаянием пошел следом. Надо было признаваться, что мартовское сумасшествие не у кота, а у него. Иначе будет поздно. Папа с мамой все равно за столом разговор о гробе заведут, и тогда вся правда откроется.

— Аглая, понимаешь, — из-за маневров гроба он догнал девушку только на кухне, но поговорить спокойно не получилось, потому что Павлика догнал гроб. А дверца холодильника была открыта. А гробу, почему-то, захотелось изменить привычную траекторию. А Аглая…

Толчок в спину кинул Павла на девушку, та пошатнулась и выронила сыр и колбасу. Присели они одновременно и, конечно стукнулись лбами над колбасой, а гроб начал крутится над ними. Так что не встать. Аглая пошатнулась и уселась на пол, Павел попытался ее удержать и свалился сверху. А на него со стола еще фрукты посыпались. И губы оказались как раз напротив. А зловредный гроб спустился еще ниже.

Это он виноват в том, что Павлик поцеловал эти губы. Удержаться было невозможно. Но самым странным было то, что ему ответили.

Они лежали между сыром и колбасой на них сыпались мандарины, виноград и яблоки. А следом и ваза, в которую Аглая сложила фрукты. Павел целовал девушку. А она его. Ее руки лохматили его волосы. А его… он не знал, куда деть свои.

Когда их губы расстались, его: "Я не хотел" — было совершенно неправильным. Поэтому он быстро добавил:

— Нет. Я вру — хотел. Со вчерашнего дня хотел. Нет! Я все время тебе вру. Я еще раньше хотел. Но ты была такая злая. Я и врал-то потому, что хотел тебе понравиться.

— Про кота? — спросила она и улыбнулась. — Я догадалась. Поэтому и разозлилась.

— Да. Про него. И… — Павел замешкался. Признаваться было страшно, особенно сейчас, когда она так близко, что он ощущает каждое ее движение, каждый изгиб ее тела. Даже дышит вместе с нею… Он ринулся как в омут. — Это я виноват во всех этих штуках. Ты согласна… дру… жить с человеком, рядом с которым то и дело возникают всякие страшилища?

Аглая улыбнулась и снова поцеловала его легко и быстро. Ответила:

— Согласна. Не такие они и страшные, твои страшилища. Особенно кот. Очень даже милый, — и весело рассмеялась.

— Чем вы тут занимаетесь?

Гроб наконец убрался из кухни, но вместо него появился папа.

— Я упала, — сразу взяла на себя вину Аглая. Павлик молча пытался подняться, но путался в руках и ногах.

— Понятно, — сказал папа. — А Павел тебе помог. Ладно, разбирайтесь. Я собственно, руки мыть шел. С дороги.

Папа скрылся в ванной. Хихикая, они разобрались с руками и ногами. Во время падения пострадали только пять виноградинок и один мандарин. Даже ваза осталась цела. Еще бы! Грохнулась она, аккурат, на задницу Павла, синяк, наверное, будет.

… ведьма.

— Ну и что! А сам? — расслышал Павел, подходя к гостиной. Дверь была плотно прикрыта, а в руках у него — ваза с фруктами, коробка с пирожными и тарелочка с ломтиками колбасы и сыра. Не мог он без дела сидеть, пока Аглая фрукты перемывала.

— Пап, дверь открой. — Надо повернуть ручку, а с занятыми руками это невозможно. А следом Аглая пойдет. Когда он уходил с кухни, чайник уже закипал. Только хлеба у них не оказалось. Надо было его купить вчера, но Павлик с этим гробом обо всем позабыл.

Пока они занимались всяким разным на кухне, родители успели накрыть стол. Гвоздики мама переставила в другую вазу, темную и тонкую из кобальтового стекла. Она красиво возвышалась посередине, между тарелочками и чашечками парадного сервиза.

Войдя в комнату, Аглая застыла, Павел быстро забрал из ее рук два чайника — с кипятком и заваркой. Могла бы и уронить. Повернулся к столу и замер удивленный: ваза чуть заметно светилась — сиреневым. От гроба заразилась?

— Это — мамина? — спросила шёпотом Аглая и посмотрела на Павла. Как-то странно посмотрела, растерянно и печально.

— Я очень рада, — быстро проговорила мама, не отвечая на вопрос, — что вы с Павликом подружились. У него почти нет друзей. И в гости он, — мама кинула быстрый взгляд на папу, — редко кого приглашает. Особенно… при посетителях.

Гроб, будто специально подгадав момент, торжественно вплыл в комнату. Аглая шарахнулась в сторону и махнула на него рукой. Гроб притормозил, развернулся, при этом чуть не снес вазу со стола, и вылетел в коридор.

— Траектория изменилась, — заметил папа, проводив посетителя взглядом.

— Ещё бы не изменилась! — бросила мама.

— Я и раньше замечал, — тоном докладчика на научной конференции начал папа, — что при изменении эмоционального состояния медиума, созданные им объекты начинают вести себя не обычно. Их движения…

— Может, не будем об этом, — тихо сказала мама, — чай остынет.

— И колбаса нагреется, — подхватил папа и бросил на маму просительный взгляд, — может коньячка… За встречу!

Мама благосклонно кивнула.

Пока папа разливал коньяк, Павел встал и, стараясь не встречаться не с кем взглядом, произнес:

— Пап, мам, я рассказал Аглае, что это из-за меня у нас в квартире обретаются все эти… посетители. И о волке рассказал, как он на вас с бабушкой выпрыгивал. И о том, что убрать их я не могу.

— Напрасно, — сорвалось с папиных губ. А мама только странно качнула головой, прищурившись, взглянула на Аглаю и спросила:

— Ну и?

Павел ответить не успел, Аглая его опередила:

— Ну и ничего! — с вызовом произнесла она. — Меня это не пугает.

Мама усмехнулась и посмотрела на папу. Тот салфеткой пытался убрать со скатерти пролитый коньяк, видно рука дрогнула. Получалось плохо — коричневая жидкость уже успела впитаться в ткань.

— А я… — начал Павел, но поднятая рука мамы его остановила.

— Не пора ли рассказать мальчику правду, — мама развернулась к папе и строго взглянула на него, — хватит темнить.

Папа смущенно поерзал на стуле, посмотрел на выключенный телевизор, перевел взгляд на потолок.

— Эдуард, — поторопила его мама, — мне ты сразу признался. Мальчик обязан…

— Да… обязан… конечно, — папа резко вскочил и пулей вылетел из комнаты, бросив: — Я сейчас.

Мама поглядела на него и сомкнула ладони у груди. Пальцы сжались так, что костяшки побелели.

— Вот. Всегда так. Натворит дел, а мне за него…

— Нет. Я сам, — донеслось из коридора. — Вот только найду.

Аглая переводила удивленный взгляд с Павлика на маму и на раскрытую дверь в коридор. Потом сказала:

— А вы не очень-то удивились, обнаружив его, — и мотнула головой в сторону мелькнувшего в проеме летающего посетителя.

— Эх, девочка, — устало выдохнула мама, — за двадцать пять лет всякого насмотришься. Вот когда по квартире туда-сюда носится табун…

— …орков на громадных волках, — донеслось из коридора, — Это когда мы "Властелина колец" посмотрели. Да?

Аглая дернулась, порываясь что-то сказать, но в этот момент в дверях появился папа, и девушка только посмотрела на Павлика. Сердито-обиженно. В руках у папы была детская книжка с яркими картинками на обложке.

— Нет, — произнесла мама, и улыбка тронула губы, искорками сверкнула в глазах. — Это было после "Парка Юрского периода". По комнатам носилось стадо динозавров, а в спальне над кроватью висела морда… раптора. С раскрытой пастью и громадными клыками. Будто балдахин.

— Да. Ты тогда здорово напугалась, — папа подошел к маме и обнял ее. Мама расплела руки и слегка толкнула его в грудь кулаком.

— Тогда же моя мама собиралась приехать. Я ее реакции испугалась.

— Это когда она ногу подвернула и на поезд опоздала? Получилось, приехала на неделю позже, а морда…

— Тебе повезло. Показывай, что принес.

Папа расплел объятья и уселся за стол и положил перед Павликом книжку. Она, будто сама, раскрылась на странице, где разноцветные зайки танцевали вокруг опутанной сетью лисы.

— Помнишь? — спросил он. — Я тебе прочитал эту сказку, а ты заплакал. И все время повторял: "Злые зайки".

— Помню, — потрясенно выдавил Павлик.

— А на утро уже не помнил ни про заек, ни о своем плаче. А я всю ночь думал, как такие симпатичные зайки могут быть злыми.

Павлик непонимающе смотрел на папу. О чем он? С зайками было так интересно играть.

— А на следующее утро ты играл с моими "злыми зайками".

— Твоими!?

— Его-его, — мама подошла сзади и взлохматила волосы сына. Павлик невольно отстранился.

— Прости, что мы сразу тебе не рассказали, — сказала мама, — но сначала ты был слишком маленький, а потом не хотели тебя разочаровывать. Ты так ждал появления всех этих страшилок.

— Как вы могли!? — Аглая вскочила со стула. Задыхаясь от возмущения, она зло бросила, — А я как дура, всему поверила.

— Тебе же Павлик понравился? — улыбаясь, спросила мама. Павлик замер боясь пошевелиться, даже дышать боялся.

— Нисколько! — пробормотала Аглая, уставившись в пол и зло сжимая кулаки.

Павел не мог понять, откуда взялась эта злость. Почему девушка так расстроилась? Ей бы наоборот, радоваться. Но сам Павел облегчения не испытывал, что-то в папином признании его смущало.

— Надо же было вас как-то познакомить поближе, — рассмеялась мама. — К тому же…

— Вы меня обманули, да еще и вазу эту выставили… Что Павлик теперь обо мне подумает?

Павел попытался взять Аглаю за руку, чтобы показать, что ничего такого он не думает, а Мама улыбнулась легко и радостно.

— А вот об этом, девочка, не волнуйся. Ни вины твоей, ни заслуги здесь нет. Мы с твоей мамой сразу заметили, как вы друг другу подходите. А ваза… Прости, но уж очень она к… гвоздикам подходит.

В этот момент гроб сунулся концом в открытую дверь, но в комнату не залетел, застыл в проеме. Кот лежащий на нем, медленно поднялся, потянулся и, спрыгнув на пол, важно прошествовал к креслу у окна. Папа, улыбаясь, наблюдал за домашним зверем, потом произнес:

— Явился! Понял что без тебя никак? — кот коротко и утвердительно, как показалось Павлу, мявкнул, улегся на кресле, и внимательно оглядел всех синими глазами.

"А у него глаза как у Аглаи, — подумалось неожиданно. — Или у нее как у Эгоиста?"

Мысль эта была так внезапна и так необычна, что рот Павла непроизвольно открылся, словно он собирался рассказать всем об этом своем открытии. Но в этот момент мама сказала:

— Ну, теперь, когда все в сборе, можно подвести итог. Павлик, ты не расстраивайся, волк для бабушки и этот гроб — почти целиком твоя заслуга, да и с рукой папа тебе совсем чуть-чуть помог.

Аглая оглядела всю бессовестную четверку, включив в нее и кота, который по наглому растянулся на кресле, и постаралась сильно-сильно обидеться, а потом выкинуть все из головы и успокоиться. Получилось плохо. Павел ей несмотря ни на что нравится. А если… Похлопав длинными ресницами и состроив рожицу, которую её мама обзывала "милая глупышка", девушка сказала:

— Хорошо. До меня дошло — во всем виноват Эдуард Павлович. Но я не поняла… — она обвела всех широко раскрытыми синими глазищами, — …как он делает призраков материальными?

— Это тебе лучше узнать у своей мамы, — рассмеялась мама Павла. — Она — дипломированная колдунья. А Эдик, так — самоучка.