Внеклассное занятие

День как день. Ничем не запоминающийся, пять скучных уроков, и… Домой бы, так нет, вмененные в обязаловку два часа внеклассных занятий. Эльвира Денисовна загадочно пообещала, что будет интересно. Ну что ж посмотрим, чем нас удивит классуха.

Дверь распахнулась, стукнувшись о косяк. Задремавший было Гриша Гречко, встрепенулся, Надя, о чем-то спорившая с Юрой Ложкиным, резко замолчала. Мы уставились на вход, недоумевая, почему никто не появляется вот уже три… пять секунд…

Эльвира Денисовна зашла в класс задом. То есть, сначала из-за раскрытой дверной створки показалась та самая часть тела, что обтянута в черную юбку. Классуха явно что-то пыталась втащить в кабинет, борясь с порожком на входе. Это самое "что-то" застряло в дверном проеме, а попытки нашей учительницы справиться с ситуацией проявлялись в нелепых движениях её… в общем, того, что мы видели. Мы сдерживались пару секунд, потом Надя прыснула от смеха, а за ней и остальные. Конечно, смеялись тихо, не гоготали, все-таки классный руководитель. Неприлично.

Ну что ж, обещание она сдержала. По крайней мере, начало внеклассных занятий вышло нескучным. Посмотрим, что будет дальше.

Наконец, Эльвира Денисовна появилась в кабинете, волоча за собой то ли столик, то ли большую подставку на колесиках. Только эти самые колесики, кажется, не хотели крутиться. Впрочем, не они привлекли наше внимание.

На столе стоял странного вида предмет. Подставка в виде руки, которая тянет к верху прозрачный шар. В нем словно жидкость какая-то, или газ, да еще и все время в движении.

Оставив свою ношу перед доской, так чтобы всем было видно, Эльвира Денисовна прошла к учительскому столу, села, и довольно улыбнулась. Все-таки классная она у нас, наша классная. Красивая, веселая, часто улыбается. Почему-то не замужем. Для нас, кстати, это было непонятно. Уверен, все мальчишки в нее влюблены по уши, да только кто ж признается. Я точно нет.

— Ну что, пятый "Б" в полном составе?

Мы кивнули. Семь человек — это теперь наш полный состав. Какая-то вирусная инфекция отправила четырнадцать человек из нашего класса на больничный. Гораздо больше, чем странное название этой болезни, нас волновал вопрос — закроют ли школу на карантин. Ну не любим мы учиться, что поделать?

— Как и обещала, сегодня будет нескучно, — продолжая улыбаться, сказала Эльвира Денисовна. — Вот вам загадка, — она показала на стол. — Изучите, рассмотрите, и скажите мне, что это такое, и как с ним поступить?

В этот самый момент, я почему-то подумал, что в ней что-то изменилось. Она как будто немножко другая стала. Но сразу понять, что именно не так, не смог, а потом и вовсе переключился на странный предмет перед нами.

— Сначала давайте с места, не подходя к нему. Вася Перцев, ты первый.

Да кто бы сомневался. Таков уж удел отличников.

Я поднялся. В шаре какое-то непонятное темное облако. Заметил, как оно оттенок меняет — от темно-темно-синего до очень темно-коричневого, и сказал первое, что на ум пришло:

— Это похоже на чернильное пятно, в воду капнули, оно там плавает и почему-то не растворяется.

На самом деле, не совсем похоже. Очень уж отдаленно. Но я продолжил:

— А еще когда у меня кровь проверяли, то взяли и капельку в какой-то раствор капнули. Вот она там точно так же плавала.

— Нет, на чернила не похоже, — вмешался Коля Рашпиль. — Они бы просто воду раскрасили.

— Ну может и не чернила, что-то другое. Но смысл тот же, — пожал я плечами. — Предлагаю звать эту штуку "кляксой".

— Да, "клякса" подойдет, — согласился Федя Шкоркин. Он сидел на первом ряду на первой парте и был ближе всех к странному предмету. — Цвет меняет, видели?

Мы все согласно промычали. Больше пока сказать было нечего. Воцарилась тишина.

— А что будет, если его разбить? — подал идею Гриша Гречко, привстав.

— Ты что, Гречка, псих? — тут же набросилась на него Надя Батарейкина. — А если там яд?

— А если нет? Видишь, он никуда не девается, в середине шара висит? — не унимался Гриша.

— И чего ты этим добьешься? — спросил я. — Ну разобьешь, ну вытечет "клякса", по полу расплывется. Или как дым улетучится. А дальше что?

— А ничего! Домой пойдем, — сложив руки на груди, Гриша сел на место.

Мы опять замолчали, разглядывая непонятный предмет. Вот уж загадка так загадка. Я посмотрел на Эльвиру Денисовну. Она с интересом наблюдала за происходящим, всем видом показывая, что вмешиваться не будет. А у меня опять ощущение, словно с ней что-то не так.

— А давайте я в нее кинжал свой вонзю! — громко сказал Гога Джарджавели, вскакивая со стула

Тот еще кадр. "Настоящий джигит" — так себя называет. И семья у него такая же. Отец настоял, чтобы сын ходил в школу в национальном одежде. Долго с директором спорил на эту тему. И добился. Поэтому у Гоги на поясе кинжал. К нашему разочарованию — не настоящий, мы первым делом проверили.

— Да он пластмассовый у тебя, какой от него толк? — с насмешкой сказал Федя.

— А настоящему джигиту все равно! Зарэжу эту вашу "кляксу" и всё, победил!

— Ага, мне разбить нельзя, а ему зарезать можно, — обиженно пробурчал Гриша.

— Никому нельзя, — Надя посмотрела на Гогу. — Сядь Гога.

— Молчи, дженщина, — ответил наш Джигит, однако сел и подпёр ладонью щеку.

Снова все замолчали. Наконец, Эльвира Денисовна нарушила тишину:

— Ну что ж, продолжим. Теперь можете подойти поближе, разглядеть как следует. Но только по одному.

— Я пойду, — Надя встала и уверено направилась к "кляксе".

Никто с ней спорить не стал. Мы воспитанные, не пререкаемся со старостой. Уважаем. Да и она за класс всегда заступается, да так, что ей помощников и не надо. Все помнят, как в прошлом году досталось Вите Репину после конкурса "А ну-ка парни!". Он тоже староста, только из пятого "А". "Ашки" тогда нас победили, и это было обидно. Но досталось Вите не за это, а за то, что они тогда кричали на весь школьный двор: "Бэшки — говноежки!" Ну, Наде это и не понравилось, их старосте пришлось домой убегать с расцарапанной щекой и вырванным клоком волос. Ответил за свой класс. Еще легко отделался. Мы, конечно, уточнять не стали, что первые тогда обзываться начали, крича "Ашки — какашки!" Но, то от обиды, а они на нас за что?..

Между тем, наша староста наклонилась и, разглядывая "кляксу", спросила:

— А потрогать можно?

Эльвира Денисовна лишь пожала плечами — мол, не запрещено.

Надя отошла на шаг, и осторожно протянула палец к "кляксе". Мы замерли.

В тот момент, когда она дотронулась до поверхности прозрачного шара, я почему-то взглянул на ее лицо. В один момент оно стало бледным, словно покрылось каким-то пепельно-серым макияжем, глаза широко распахнулись, глядя на меня. В тот же миг мое сердце словно замерло, и я невольно вздрогнул и дернулся назад. Одновременно с этим, Надя вскрикнула и отпрянула от шара. Мы все застыли, глядя на нее, а она стояла в метре от столика и ,не отрываясь, смотрела на "кляксу".

К моему облегчению, ее лицо постепенно стало приобретать прежний розовый оттенок. Спустя несколько секунд, она повернулась, медленно подошла к своему месту, села. Спустя примерно минуту, наша староста нарушила гнетущую тишину:

— У меня словно сердце замерло. — Не припомню, чтобы когда-нибудь ее голос был настолько безжизненным. Она продолжила, глядя прямо перед собой. — А внутри словно глыба льда. Вот тут, — она ткнула пальцем чуть ниже пупка и провела им вверх до горла, — отсюда до сюда. Так холодно…

Она замолчала. Я посмотрел на классуху. Та сидела все так же улыбаясь, похоже, ситуация ее забавляла. Все это как-то странно и непонятно. Наши взгляды пересеклись. Уставившись на меня, она произнесла:

— Ну что, пятый "Б", есть какие-нибудь идеи? Пока не разгадаете эту тайну, домой не пойдете.

И тут я увидел, что ее глаза светятся. Такой красноватый отблеск, который бывает на фотографиях, сделанных со вспышкой. Не очень сильно, но не заметить его было нельзя.

Родители всегда мне говорили, что пальцем показывать неприлично. Однако именно это я и сделал — вытянул указательный палец в сторону Эльвиры Денисовны и сказал:

— У вас глаза светятся.

На ее лице промелькнуло удивление, она несколько раз моргнула, и сказала:

— Это от ламп отблеск, тебе показалось.

И тут я заметил, что в кабинете горит свет. А за окном темно. Как? Мы ведь учимся в первую смену, сейчас чуть за полдень. Должно быть светло! Но нет, темнота как в безлунную ночь. Что происходит?

Мои размышления прервал Гриша Гречко.

— Домой мне пора. И есть хочу. Я устал от этого, сами разгадывайте.

С этими словами он поднялся, набросил на плечо свой рюкзак и направился к выходу.

Обычно Эльвира Денисовна не терпит такого. Сейчас она скажет ему чтобы сел на место… Но нет, она смотрит на него и продолжает улыбаться.

— Гречка, сядь, оно тебя не отпустит, — мрачно произнесла Надя.

— Чего? — усмехнулся Гриша. — Если я хочу есть, меня никто не остановит.

С этими словами он подошел к двери и взялся за ручку. И тут мы увидели, как его рюкзак потянуло назад. Словно кто-то схватил и не отпускает. Гриша даже чуть отступил от двери. Удивленно обернулся и сказал что-то вроде: "ничего себе!" и снова к двери. Опять то же самое — его за рюкзак и оттянуло назад. Он еще раз попытался, уже без рюкзака. Все повторилось, только на этот раз его словно за воротник оттащили.

— Сядь, я же сказала. Никого оно не отпустит.

Мы привыкли к тому, что Надя командует. Но этот тон… Это не ее голос! Но на Гришу подействовал — он прошел на место и сел.

— Может это сон? — подал голос молчавший до этого Юра Ложкин. — Я сплю, вы мне снитесь. И "клякса" снится.

— Я тебе точно не снюсь. — Тут же ответил Федя. — Уверен. — Он похлопал себя по коленкам, потом по плечам, дернул за волосы. — Я живой.

— Тогда надо ему отомстить! — Юра кивнул в сторону "кляксы".

Надо сказать, что он балдел от всяких рыцарских романов, и говорил, что хотел бы жить в те времена. А еще он влюблен в нашу старосту, хоть и не признается.

— Как отомстить? — спросил Федя.

— А вот так! — Юра подскочил к доске, схватил указку и с размаху ударил по прозрачному шару.

Мы ожидали… Не знаю, чего-то ожидали. Что Ложкин тоже побледнеет, или что шар разобьется, или еще что-нибудь произойдет. Я даже голову в плечи втянул. Но нет — совершенно ничего. Указка просто отскочила, как от стены. Юра еще раз размахнулся и ударил. Потом еще раз.

— На тебе! На! На! На! Ой… — указка, в конце концов, сломалась. Юра виновато посмотрел на Эльвиру Денисовну, но та лишь пожала плечами.

— Тут нужен лазэрный меч, как у Лука Скарворкина, — заявил Гога. — Он лучше даже, чем мой кинжал!

— Надо отодвинуться, — внезапно сказала Надя, встала со своего места и пересела назад, — подальше от "кляксы".

Федя поднялся и тоже пересел назад:

— Да, как-то неприятно так близко сидеть.

— Ты странная такая стала, после того, как дотронулась до этого, — сказал Юра Ложкин, который все еще стоял у доски. — Что-то чувствуешь, да? Я тоже хочу!

— Ложка, нет! — вскрикнула Надя, но было поздно.

Юра всей ладонью дотронулся до сферы. Резко вздохнул, словно погрузившись в ледяную воду, и замер с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами.

Мы с Гогой кинулись к нему одновременно, оттолкнули от "кляксы", упали на пол. Поднялись, но Юра так и остался лежать с вытянутой вперед ладонью. Словно замершая кукла.

— Эльвира Денисовна, что это такое! — Не выдержал я.

— Ничего, — спокойно ответила она. — Разгадайте загадку, и все будет хорошо.

— Это не загадка! Это… Это какой-то бред! — подключился Федя.

— Пятый "Б"! — Строго сказала классуха. — Задание прежнее. Разгадайте загадку и можете быть свободны.

Мы подхватили Юру подмышки и потащили в конец класса. Как смогли, усадили за парту.

Я смотрел то на Эльвиру Денисовну, то на "кляксу". Согласен с Федей, все это какой-то бред. В реальности такого просто не может быть. Классуха должна вести себя иначе. И мы должны вести себя иначе. И "Кляксы" этой быть не должно. И за окном должно быть светло. И Юра должен быть живым человеком, а не куклой. И Надя должна говорить нормальным голосом… Да что ж такое творится-то?

Внезапно дверь распахнулась, опять ударившись о косяк. Мы разом повернулись в сторону выхода.

— Ой… — Коля Рашпиль привстал со своего места, глядя на вошедшего в класс гостя. — Папка!

Мой отец мне часто говорил фразу "настоящий мужик". В разных ситуациях. "Сделай то и то, как настоящий мужик", "веди себя как настоящий мужик!", и тому подобное. Я сейчас увидел воочию, как этот самый пример для подражания должен выглядеть.

Кожаная куртка, бандана, толстая цепь на шее, борода… Еще бы очки темные… Байкер, вот он кто!

Я думал, что такие бывают только в кино. Но сейчас он стоит в нашем классе, да еще и… Коля и правда назвал его "папкой"?

— Привет сынок, — чуть махнув рукой, сказал байкер, после чего подошел к "кляксе". — А это я заберу, мой брелок, — это он произнес, обращаясь к Эльвире Денисовне.

— Еще чего! — произнесла наша классная, вставая.

Я опять увидел эти красные огоньки в глазах. Свет ламп дневного света на потолке никак не может давать такой отблеск.

Дальнейшее было полной неожиданностью. Наверное, день сегодня такой. Колин отец выхватил из-за пояса… лазерный меч! По крайней мере что-то, сильно его напоминающее. Но что еще удивительней, У Эльвиры Денисовны в руках вдруг оказался такой же, только с красноватым оттенком.

— Вот, я говорил, лазэрный меч! Как у Скарворкина! — радостно завопил Гога. Вид у него был такой, словно сейчас он вскочит и начнет отплясывать лезгинку.

А между тем, бой начался. Байкер размахнулся и наотмашь попытался ударить нашу классную. Та попыталась отбиться встречным взмахом своего меча.

— Э-э-э… — разочарованно произнес Гога.

Честно говоря, я был удивлен не меньше нашего Джигита — мы ведь все смотрели "Звездные войны".

— Не так должно быть, — возмущенно продолжил Гога. — Мечи сталкиваются и издают звук "Бдыщ!" А еще когда ими машете — слышно "Бу"… "Бу-бу", — он сделал движение рукой, словно наносил удары мечом. — А у вас — что это?

Их мечи столкнулись с глухим стуком, словно палка о палку. Во время уборки класса, Юра частенько подбивал нас устраивать бои на швабрах. Вот там наши швабры такие же звуки издавали, во время яростных сражений.

Эльвира Денисовна посмотрела на Гогу, лишь пожала плечами, а потом сделала резкий выпад в сторону байкера. Тот отбил атаку, после чего сам перешел в наступление.

Нашу классуху хрупкой не назовешь, но и не корова какая-нибудь. Среднего телосложения. Фигура красивая. А вот Колин папа — здоровый дядька, сильный, и руки длиннее. Так что, преимущество точно у него.

И не успели мы толком определиться, за кого болеть, все было кончено. Байкер мощным ударом выбил меч у Эльвиры Денисовны, и, продолжая движение, вонзил свой клинок ей в живот. Она упала.

Все опять стало казаться каким-то ненастоящим.

А Колин папа подошел к "кляксе", потянулся было к ней, но одернул руку.

— Она что, активирована?

— Конечно, активирована, — произнесла Эльвира Денисовна, подымаясь. — Поэтому все твои усилия напрасны.

Классуха выпрямилась, одернула юбку, и привычно улыбнулась. Живая! Никаких следов ранения! Даже кофточка на животе без дырки!

Байкер поник, опустил голову и направился к выходу. "Как побитый щенок" — так моя мама обычно говорит.

— Стой, папа! — в Колиных глазах заблестели слезы.

— Прощай, сынок, — не оборачиваясь, произнес отец и вышел из класса.

— Он также сказал, когда уходил…

Мы все знали Колину трагедию, когда два года назад отец ушел из семьи. Без объяснения, просто ушел и больше не появлялся. А теперь вот, вернулся. Ненадолго, как оказалось.

Я вдруг понял, что мне холодно. Изнутри холодно.

— Надо дальше отодвинуться, оно уже сюда дотягивается, — сказала Надя. — Туда надо, — она указала на угол класса, где хранились всякие хозяйственные вещи — тряпки, ведро, и даже молоток.

— Ты что, видишь, докуда оно достает? — спросил Гриша. Надя кивнула в ответ.

Я посмотрел на Эльвиру Денисовну. Та снова уселась за учительский стол. Мне показалось, что вижу какой-то туман, исходящий от "кляксы". Свет от ламп чуть потускнел. И учительница, словно за легкой дымкой, не очень четко видна. Неужели это то, что видит Надя?

Я моргнул, и легкий туман исчез, свет ламп стал прежним. Показалось? Сделав шаг вперед, я протянул руку до границы виденного мне тумана. Внутри появилось неприятное, постепенно нарастающее чувство холода. Пришлось отступить. Нет, не показалось.

Остальные уже столпились в углу, на который указала Надя. Но если туман доберется до нас, то, скорее всего, мы все станем как Юра — замершими куклами. Я сказал об этом товарищам.

— И что нам делать? — спросил Федя Шкоркин, который, не стесняясь, ковырялся в носу.

Я пожал плечами.

— Надо было его кинжалом! — сказал Гога. — Когда еще можно было…

В этот момент я услышал громкие шаги. Кто-то бежал по коридору в нашу сторону. Эльвира Денисовна повернула голову в сторону по-прежнему открытой двери и вдруг перестала улыбаться.

С каким-то неистовым рычанием в класс ворвался Колин папа с пожарным топором в руках. А дальше всё как в замедленной съемке. Эльвира Денисовна встаёт и вытягивает вперёд руку, словно для защиты. А байкер с разбегу замахивается и бьет топором по стеклянному шару. Тот разлетается на осколки, а "клякса" странным "водопадом" устремляется вниз. Колин отец подставляет под него ведро с надписью "5Б", в котором мы полоскаем половую тряпку.

И тут я понял, что все закончилось. "Кляксы" нет. И Эльвиры Денисовны тоже нет — исчезла, не понятно как. Мы медленно подошли к байкеру. Тот, взяв веник, стал аккуратно сметать осколки в совок.

— Осторожно, не наступите!

Я заглянул в ведро. Там плескалась "клякса", переливаясь цветами — от темно-синего до коричневого.

— Она не опасна? — спросил Федя.

— Нет, не опасна, — ответил Колин отец, не отрываясь от своего занятия. — Это ж чистая энергия. Вот это опасно, — он кивнул на осколки. — Помогите их собрать.

Мы принялись отодвигать парты, ища разлетевшиеся осколки. Байкер ходил и сметал их веником в совок, предупреждая, чтобы мы к ним не прикасались.

— Все дело в оболочке. Энергия может все. А мы эту оболочку изучим. Она злая.

— Кто — мы? — спросил я. — И вообще, что тут творится?

— Да, что это было? — поддержал меня Федя Шкоркин. — И что нам с Юрой делать?

Мы обернулись к тому месту, куда посадили Юру. Но там его уже не было.

— Куда он делся? — изумленно спросил Федя.

— Вытаскивать его надо, — ответил Колин папа.

— Откуда вытаскивать? Да что тут творится? Объясните же! — меня стало наполнять возмущение от того, что байкер даже не пытается нам ничего рассказать.

Сидя на корточках и собирая последние осколки, он поднял голову, усмехнулся:

— Подрастите сначала.

Я так и замер от такого ответа. У взрослых это любимая отговорка, когда не хотят ничего говорить. Так обидно стало, что не нашелся что ответить.

— Ну, вроде все, — Колин папа поднялся — в одной руке ведро с "кляксой", в другой — совок с осколками шара.

Он шагнул к выходу, потом обернулся, посмотрел на нас и опять усмехнулся:

— Странные вы… Значит, надежда есть, — и вышел из класса.

Мы все столпились у выхода, глядя как он уходит по пустому коридору, громко стуча тяжелыми ботинками.

— И это мы странные? — непонимающе сказал Гога.

Согласен, нелепо слышать такое от байкера с половым ведром в одной руке и совком в другой. Я взглянул на Колю. Тот молча смотрел как удаляется отец. На этот раз не пытаясь что-то крикнуть ему вслед.

Я обернулся и увидел, что Надя что-то пишет на доске. А еще — что за окном стало светло. И лампы на потолке не горят.

Мы медленно подошли к окнам. Вроде все по-прежнему — школьный двор, улицы, кустики вдоль дороги, клумба напротив входа… Но нет, меня не покидало ощущение, что все изменилось. Этот мир. Наша классуха, где бы она сейчас не была. Да и мы тоже. Мы…

— Пацаны, знаете что странно? — сказал я, глядя в окно.

— Что? — спросил Федя. — Тут сейчас много чего странного случилось.

— Мы вели себя не как дети. Даже взрослые бы испугались. А вам… Вам было страшно? — Я повернулся и посмотрел на своих друзей.

— Настоящие джигиты никогда не боятся!

От Гоги другого ответа я и не ждал.

— Когда мне есть хочется, то не до страха, — сказал Гриша. — Я думал про борщ все время.

Остальные тоже отрицательно мотнули головами.

— Странные мы, — произнес я.

— Значит надежда есть, — откликнулся Гога. Мы удивленно посмотрели на него. — Ну, тот мужик так сказал, — пожал плечами Джигит.

Надя закончила писать и положила мел. Я подошел к ней. Произошедшее сильнее всего повлияло на нее. Если не считать Юру Ложкина — тому, конечно, досталось больше. На доске в столбик старательно выведены наши имена. Вернее клички.

Байкер.

Батарейка.

Гречка.

Джигит.

Перец.

Рашпиль.

Она стояла у доски и с каким-то сомнением смотрела на . Я не совсем понял, для чего эти надписи, но о причине ее замешательства догадался без труда. Между словами "Джигит" и "Перец" осталось расстояние, как раз, чтобы поместилось одно имя. Я взял мел и написал: "Ложка".

— Мы его вернем. Не знаю как, но я тебе обещаю.

Она отстраненно кивнула головой.

— Пойдемте домой уже. А то есть хочется, — началось знаменитое Гречкино нытье.

— Да идемте. Все вместе.

Может мы и не испугались "кляксы" и всей той чехарды, что сегодня произошла, но то, что теперь мы связаны никто не сомневался. И никто не был против.

Мир изменился? Ну что ж, мы тоже.