Кавайонские дыни
Посреди ночи зазвонил телефон. Я бы спокойно спал дальше, игнорируя любые посторонние звуки, но тут проснулась Галка и грозно рявкнула: "Да возьми же ты, наконец, эту трубку!", а Рекс, лежавший у нас в ногах, тихо, но сердито зарычал, не меняя позы. Пришлось подчиниться воле большинства. Какой-то невероятно знакомый голос гаркнул в ухо:
— Вано! Говорят, ты во Францию собрался на чемпионат Европы. А в Марсель заезжать будешь?
— Какого чёрта? Кто говорит?
— Это я, Боря. Не узнал? Спал что ли? Ну, ты суслик! Хватит дрыхнуть, всю жизнь проспишь!
— Боря! А не пошёл бы ты к лешему? — и я с грохотом бросил трубку.
— Кто это был? — спросила Галка.
— Березин.
— Боря — упрямец и с правилами хорошего тона не знаком. Сейчас перезвонит, вот увидишь!
Не успела супруга договорить эту фразу, как телефон снова затрезвонил. Я скорчил на лице самую зверскую гримасу, какую только смог, а потом взял трубку.
— Вано! Не дуйся, я всё равно уже тебя разбудил. И чем скорее ты услышишь мою маленькую просьбу — тем раньше вернёшься ко сну. Ты собираешься во Францию на чемпионат Европы?
— Да.
— А в Марсель ты поедешь?
— Да.
— Ну, вот и здорово! Привези мне из Марселя дюжину кавайонских дынь.
Я представил себе гору огромных жёлтых узбекских торпед в чемодане, а потом себя, скрючившегося под тяжестью бахчевых, после чего попросил Галку как можно плотнее закрыть уши подушками. Затем с наслаждением, со всеми подробностями, которые только пришли мне в голову, выказал своё отношение к Боре, его ночным звонкам, его просьбе, а также, может быть и незаслуженно, к дыням. Мой собеседник выслушал эту длинную тираду, ни разу не перебив, а потом, обескураженно помолчав, ответил:
— А я и не подозревал, что ты знаком с Петровскими Загибами. Ну, прости, что разбудил и так разозлил. Но я же не просто так попросил, а по работе. Мне нужны кавайонские дыни. Позарез. Привези, пожалуйста.
— Боря! Ты охренел! Сколько твои дыни весить будут? Тонну? Или две?
— Да не бойся, Вано. Они же маленькие. Каждая в ладони помещается. Не можешь дюжину — привези хотя бы пару штук. Мне очень нужно для эксперимента!
— Какого ещё эксперимента?
— А вот не скажу. Пусть это останется для тебя тайной, и пусть эта загадка будет мучить тебя всю поездку. Это моя маленькая месть за твои грязные ругательства.
— Э-э-э… Я ничего не понял, но зачем тебе эти самые дыни, как их… Компаньонские?
— Кавайонские. Эти дыни мне очень нужны и точка. А если хочешь узнать зачем — привези. Я потом тебе расскажу. Ну же, Ваня! Не изображай из себя злюку! Поддержи отечественную науку!
— Ладно, Боря. Я подумаю.
— Ну, вот и замечательно! Я верил, что ты согласишься, ведь ты добрый и отзывчивый человек, если покопаться где-то в глубине души…
Я бросил трубку и рухнул в кровать. Галка ехидно посмотрела на меня и заметила:
— Ты никогда не мог переспорить Березина.
Проваливаясь в сон, я пробормотал:
— Эт точно…
***
Борька Березин был моим одногруппником в университете. Звёзд он с неба не хватал, но экзамены сдавал без особых проблем. Борька очень любил рассказывать о том, как после школы год работал в конструкторском бюро, при этом важничал, делал умное лицо, щеголял жаргоном электронщиков. А ещё Березин обожал розыгрыши, начиная с относительно безобидных шуточек с использованием будильника и заканчивая более неприятными действиями. Вершиной Борькиного злотворчества явилась проделка с автомобилем заместителя декана по учебно-воспитательной работе. Однажды, выйдя вечером из здания факультета, этот не особенно любимый нами преподаватель не нашёл своих "Жигулей" на обычном месте. Загадочным образом его "шестёрка" перенеслась на крышу сарайчика по соседству. Как мы впоследствии узнали, Борька с кучкой таких же сорвиголов с нашего курса, используя стройматериалы с соседней стройки, подняли автомобиль до уровня чуть выше крыши сараюшки, подставляя под колёса по кирпичику за раз. Потом подложили доски, аккуратно вскрыли дверцу машины, сняли "Жигули" с ручника, выставили на нейтралку и осторожно скатили на сарай. Затем снова поставили авто на ручной тормоз, заперли и унесли все использованные кирпичи и доски обратно на стройплощадку. И всё это они умудрились провернуть за пару часов. Про изумление замдекана при виде легковушки на крыше сарая на факультете ещё долго рассказывали истории.
А потом, совершенно неожиданно для нас, на втором курсе перед зимней сессией Березина отчислили. Он стал единственным известным мне студентом, покинувшим университет из-за несданного зачёта по физкультуре. Как это ему удалось — Борька объяснял очень путано, каждый раз предлагая новую версию событий. Затем он ещё целый семестр обретался в общаге, не желая возвращаться в родной город. Закончилось это в начале лета, когда за Березиным приехала его матушка, строгая немногословная женщина.
Борьку увезли домой, а вскоре его призвали в армию. Оттрубив два года в стройбате, мой бывший одногруппник устроился на работу в милицию техническим специалистом. Неизвестно, как бы сложилась его жизнь, если бы однажды Березин не познакомился с юной энергичной студенткой Мариной. Они сошлись на почве общих увлечений — обоим нравилась бардовская песня вообще и Окуджава в частности. Вскоре Борька вернулся в Москву и поселился в маленькой квартире родителей своей молодой жены. А тесть устроил его на работу техником в научно-исследовательский институт. Полтора года интенсивного математического образования не прошли даром — они привили Березину системный образ мысли. Новый техник быстро влился в коллектив биологов и стал в нём незаменимым человеком. Нужно было спаять на скорую руку какую-нибудь электрическую схему или разобраться с компьютером — все обращались к Борьке. А он, между делом, знакомился с предметной областью. К настоящему моменту Березин числился старшим научным сотрудником и по слухам, о которых он с удовольствием рассказывал, значился первым кандидатом на должность заведующего лабораторией. Так что его просьба о дынях для эксперимента, с одной стороны, удивила меня, но, с другой стороны, находилась приблизительно в русле исследований Борькиного института. Вполне возможно, что эти кавайонские дыни могли попасть в поле зрения биологов. Впрочем, я не исключал вероятности розыгрыша со стороны бывшего одногруппника.
***
Мы с Галкой не фанаты футбола, но, когда выяснилось, что есть возможность совместить летний отпуск с чемпионатом Европы, решили купить билеты на несколько матчей.в Ницце и Марселе. Мотаться по всей Франции, чтобы посмотреть самые важные игры, мы не собирались, поэтому ограничились городами, расположенными относительно близко друг от друга. Сначала останавливались в Марселе в гостинице с замечательным видом на Старый порт.
До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю, как мы добирались от нашего отеля до стадиона. Ехать на метро мне на захотелось — ведь мы же в отпуске! — и я проголосовал возле гостиницы. К нам тут же подлетел автомобиль с пластиковым знаком на крыше. Водителем такси был молодой коротко стриженый араб. Он сразу же представился: "Дани", и предложил войти в салон. Когда я сообщил ему, что нужно ехать на "Велодром", он тут же улыбнулся, показав свои белоснежные зубы, и сказал, что на набережной Рив Нёф и на проспекте Прадо жуткие пробки. Увидев моё кислое лицо, Дани изрёк, что понимает нашу страсть к футболу, поэтому быстро довезёт по объездной дороге. И тут у Галки появились какие-то смутные подозрения. Она шепнула мне, что ей это всё не нравится, и она лучше бы добралась на метро. Но было уже поздно.
Дани резко рванул с места и направил машину в сторону моря. Его "Пежо" стремительно набирал скорость. Увидев мой озабоченный взгляд в сторону спидометра, таксист самодовольно заметил:
— Движок два и два, но я его форсировал. Теперь моя ласточка просто летает!
Когда автомобиль выскакивал на полосу встречного движения, чтобы обогнать впереди идущие машины, мы с Галкой только глубже вжимались в сиденье. А Дани, похоже, ловил блаженство от экстремальной езды. Тут до меня, наконец-то дошло, что мы в Марселе, и местный водитель подражает герою комедий Люка Бессона. На экране это смотрелось весело, а вот в реальной жизни оказалось пугающим. Страшнее всего нам было в тот момент, когда "Пежо" нёсся по узкой дороге, проходящей в расселине между двумя высокими скалами. Дани нагло подрезал двухэтажный автобус, а потом продемонстрировал на такси элементы слалома, чудом не врезавшись в другие автомобили и в высокий каменный забор. Я уже просто закрыл глаза и судорожно пытался вспомнить "Отче наш". До "Велодрома" лихой араб домчал нас за десять минут, но за это время мы с женой уже успели попрощаться с жизнью. После такой поездки драматические перипетии матча Англия — Россия казались скучными и лишёнными малейшего драйва. Выйдя после игры на улицу, я в шутку предложил Галке:
— Ну что? Поедем на такси? — после чего получил коварнейший удар кончиками пальцев между рёбер. Елейным голоском супруга произнесла:
— Мне и на метро будет хорошо.
***
Мы замечательно провели время в Марселе и вспомнили о Борькиной просьбе уже перед самым отъездом в Ниццу. Можно было попытаться найти эта разнесчастные дыни там, но решили не рисковать. Вместо того, чтобы помогать Галке укладывать вещи, я помчался на рынок. Вызвал такси — по закону подлости мне снова попался Дани. Обречённо вздохнув, сел к этому безумцу и отдался на волю случаю. Те пять минут, когда "Пежо" мчался по набережной Рив Нёф, а потом по проспекту Ла Канебьер, я сидел зажмурившись, изо всех сил вцепившись в ручку на дверце автомобиля. А потом вдруг Дани похлопал мне по плечу:
— Рынок Ноай. Выходите — я вас подожду.
На негнущихся ногах я вышел из такси и направился к ближайшему прилавку. Затем выпалил продавцу, смуглому дедуле в мятых шортах и замызганной футболке:
— Melon de Cavaillon.
Дедуля показал на коробку, в которой лежали маленькие жёлто-серые дыньки с зелёными полосками. Визуально эти полоски делили плод на десять долек. Я отобрал три дыньки, потом подумал, оценив небольшие размеры, и добавил к ним ещё четыре. Стоило это сущие копейки. Сложив плоды в пакет, вернулся к Дани. Тот рванул с места ещё до того, как я закрыл дверь автомобиля. Ещё пять минут жуткого страха — и вот мы уже возле гостиницы. Когда я вошёл в номер, Галка удивлённо воскликнула:
— Ты чего это вернулся — кошелёк забыл? — но заметив в моих руках пакет с дынями, она тут же всё поняла: — Опять тебя этот псих возил?
Одну дыньку мы потом взрезали в Ницце. Не могу сказать, что она мне понравилась. Я люблю узбекские торпеды, ароматные, сочные, источающие сладкий нектар. А кавайонская дыня оказалась какой-то суховатой, на любителя. Так что мы с Галкой без малейших сожалений отложили шесть оставшихся полосатых плодов для Бориса.
***
Отпуск пролетел кометой, как будто его и не было. И вот мы с женой уже стоим в дверях своей квартиры. Только погладили ликующего Рекса, танцующего вокруг нас на задних лапах, только успели вручить Дениске две коробки с новыми наборами "LEGO", как в дверь позвонили. Смотрю в глазок — Березин. Влетает в нашу квартиру и, не здороваясь, с порога спрашивает:
— Ну как? Привезли мне кавайонские дыни?
Отдал я ему плоды. Борька вцепился в них, как клещ, и побежал на улицу. В этом — весь Березин. Ни "Здравствуйте", ни "Спасибо", ни "До свидания". Я крикнул ему в окно:
— А когда расскажешь, зачем они тебе понадобились?
А Борька только рукой свободной махнул, дескать, не приставай со всякими глупостями, некогда.
***
Следующий раз я увидел Березина в конце лета, на дне рожденья наших одногруппников. Так уж случилось, что родились они с разницей в два-три дня, поэтому и праздновали всегда вместе. И повод хороший для нашей компании, чтобы собраться. Улучив благоприятный момент, я припёр Борьку к стенке в коридоре:
— Колись, вражина! Говори, зачем тебе дыни из Марселя понадобились?
— Ну, Ваня! Наберись терпения. Давай выйдем на свежий воздух, и я тебе всё расскажу.
Мы присели на скамеечке у подъезда. День стоял славный, не жаркий, но и не холодный. Березин вынул из кармана потрёпанную записную книжечку в кожаном переплёте и начал читать:
— Александр Дюма, "Большой кулинарный словарь". "Однажды я получил письмо от муниципального совета Кавайона, в котором говорилось, что создавая библиотеку и желая составить ее из самых лучших книг, какие только удастся достать, муниципальный совет просит меня прислать им два или три моих романа, которые, с моей точки зрения, являются наилучшими. У меня есть дочь и сын. Я считаю, что люблю их одинаково. У меня есть пятьсот или шестьсот томов написанных произведений, и мне кажется, что я отношусь к ним примерно одинаково. Я ответил, что не автору судить о достоинствах своих книг. Что я нахожу все мои книги хорошими, а кавайонские дыни — великолепными и, следовательно, готов послать городу Кавайону полное собрание моих произведений, то есть четыреста или пятьсот томов, если муниципальный совет согласится проголосовать для меня за пожизненную ренту в виде двенадцати дынь.
Должен сказать, что муниципальный совет Кавайона обратной почтой ответил мне, что моя просьба удовлетворена единогласно и что я буду иметь эту пожизненную ренту — она единственная, какая у меня, по всей вероятности, когда-нибудь будет.
Я получаю эту ренту вот уже лет двенадцать и должен сказать, что она ни разу не задержалась в сезон, когда созревают кавайонские дыни, которые поспевают несколько позже других. Не знаю, настолько ли муниципальный совет Кавайона любезен, чтобы выбирать и посылать мне дыни, которые он считает лучшими, но никогда я не ел ничего более свежего, сочного и вкусного, чем дыни из моей ренты. Так что я могу выразить лишь одно пожелание: чтобы мои книги всегда были столь же приятны для жителей Кавайона, как приятны для меня их дыни. Здесь мне предоставляется возможность выразить признательность моим добрым друзьям из Кавайона и одновременно объявить всей Европе, что их дыни — лучшие из тех, какие я когда-нибудь ел".
Борька многозначительно посмотрел на меня. Я пару раз моргнул, а потом спросил:
— Ну не знаю. Мы с Галкой попробовали эти дыни — ничего особенного. Как говорится, на вкус и на цвет… А при чём тут Александр Дюма и как он связан с твоими экспериментами?
— Ты знаешь, что Дюма-отец обладал феноменальной работоспособностью? За свою жизнь он написал несколько сотен книг. Кто-то называл число 646, хотя я в этом и не уверен. Но всё равно получается в среднем по книге в месяц. Куприн писал, что Дюма мог работать сколько угодно часов в сутки, от самого раннего утра до самой поздней ночи, иногда и больше. Понимаешь? Так вот, увидев эту статью из "Большого кулинарного словаря", я почувствовал, что она появилась неспроста. Вот ты стал бы с кого-то требовать дюжину дынь ежегодно?
— Я — нет, а вот насчёт тебя — не уверен.
— Не ёрничай. Вот я и подумал, что великий романист не просто так налегал на эти дыни из Кавайона. Он ел их для повышения работоспособности. И ведь помогало! Я начал наводить справки — и нашёл другие интересные факты. Вот ты знаешь такое слово, канталупа?
Я ответил, что никогда не слышал его и не имею ни малейшего представления о том, что оно может означать. А Березин, оседлав любимую лошадку, продолжил развивать свою мысль:
— Это такой сорт дынь. Их завезли с Ближнего Востока во время крестовых походов. По легенде, монахи угостили ими римского папу, и тот признал эти дыни изысканнейшим десертом. По приказу великого понтифика семена были отправлены в имение Канталупо-ин-Сабина, где устроили бахчу. Отсюда и название сорта. Попытка оказалась удачной — с тех пор канталупы стали выращивать в Западной Европе. А потом папы переселяются в Авиньон. Жак д’Юэз, французский кардинал, отведав канталуп, добывает семена и отправляет своего слугу в Кавайон, городок в Провансе. Слуга купил небольшой домик, землю и начал выращивать на ней эти дыни. Через несколько лет, когда Жак д’Юэз стал римским папой Иоанном XXII, к его столу регулярно поступали дыни из Кавайона. А надо сказать, что этот понтифик отличался завидным здоровьем и отличной работоспособностью. Ему хватало трёх часов сна, остальное время он посвящал делам и довольно энергично совал свой нос во все европейские дела. Иоанн XXII умер в возрасте 90 лет, а его понтификат был самым длинным в XIV веке. Понимаешь, к чему я клоню?
— Ты хочешь сказать, что Дюма и этот папа особенно налегали на дыни из Кавайона, и поэтому работали за троих?
— Именно! Говорят, что Павел III и Григорий XIII тоже знали про секрет кавайонских дынь, но никаких документальных подтверждений, заслуживающих доверия, я не нашёл.
— Ну а что за эксперимент ты собирался провести?
— Понимаешь, наша лаборатория сейчас занимается пептидами, а точнее — нейропептидами. Это такие соединения, которые синтезируются в нейронах и обладают сигнальными свойствами. Среди всего прочего, они влияют на центральную нервную систему и могут стимулировать высшую нервную деятельность. Так вот, некоторые вещества способны усиливать синтез нейропептидов. При оптимальном сочетании, такое воздействие могут оказывать омега ненасыщенные жирные кислоты и фолиевая кислота.
— А при чём здесь дыни?
— А при том, мой дорогой Фома Неверующий, что по некоторым данным, именно в кавайонских дынях названные мною компоненты находятся в таких пропорциях, что могут стимулировать синтез нейропептидов! Вот я и задумал эксперимент над студентами. Буду подкармливать одних твоими дынями, других — смесью нужных кислот в тех же пропорциях, а третья группа будет контрольной. Потом проверим их работоспособность и количество нейропептидов в организме. Уже всё готово — на днях начинаем.
Борька сиял, как начищенный самовар, а я всё раздумывал, глядя в его счастливое одухотворённое лицо, говорит ли Березин серьёзно, или же загадка кавайонских дынь придумана бывшим однокурсником, чтобы меня разыграть…
Когда мы вернулись к друзьям, все уже расселись за столом. Началось празднество. Сначала пили за именинников, всех вместе и каждого в отдельности, потом, постепенно, в разных концах стола разгорелись дискуссии. Пашка с Женькой, как всегда, обсуждали, "что же будет с Родиной и с нами", Димыч трепался про НЛО и "Зону 51", а Валерка, в своей излюбленной манере, умудрялся встревать с ехидными замечаниями сразу во все разговоры. Больше всего досталось "летающим тарелкам". Потом мы несколько раз сыграли в "Мафию". В этот вечер одним из мафиози постоянно оказывался Борька, что вызывало бурную реакцию остальных. В конце концов, Березин поругался с Женькой, да так крепко, что нам их пришлось разнимать.
***
Домой мы с Галкой вернулись заполночь и тут же легли спать. Мне приснился странный сон, в котором я парил над речной долиной, окружённой небольшими горами на востоке и юго-западе. Вот на глаза попалось поселение, обнесённое валом и обведённое рвом, с каменными и деревянными домиками. С двух сторон к нему примыкали разноцветные полоски полей. Вдруг в небе над посёлком появился серебристый диск с огнями на торце. Сначала он казался маленьким, чуть больше птицы, но потом, по мере того, как диск снижался, размеры его всё увеличивались и увеличивались. Когда мне стало ясно, что это просто жуткая махина, что-то полыхнуло, а затем раздался чудовищный взрыв. Диск разлетелся в мельчайшую светло-серую пыль, дождём просыпавшуюся на поля. Позже я увидел, как чёрные пашни отодвинулись от того места, где падал инородный порошок. Спустя большой промежуток времени появился маленький человечек, копошащийся на пустоши, где почва имела сероватый оттенок. И вскоре заброшенная нива зазеленела, а потом к ней потянулись крошечные повозки, запряжённые какими-то животными. Двуколки, как по мановению волшебной палочки, наполнялись едва заметными жёлто-серыми шариками с зелёными полосками.
Только я захотел воскликнуть "Вот оно что!", как поселение в речной долине и поля исчезли, а их место заняла лужайка на опушке леса. По зелёной траве нервно вышагивали две группки людей. Затем из них выделились двое, вышли в центр лужайки и остановились друг напротив друга. Один, очень высокий смуглый полноватый мужчина с голубыми глазами и вьющимися каштановыми волосами, был облачён в чёрный сюртук, из-под которого выглядывал мешковатый смокинг. Смуглый гигант бесстрашно и чуть насмешливо смотрел на своего визави. А тот, маленький и хилый, с бледным сморщенным лицом, злобно таращился снизу вверх подслеповатыми глазами. Голову его венчала высокая закруглённая шапка, на плечах, поверх свободного белого одеяния, лежала короткая красная накидка с капюшоном, атрибут церковного иерарха. Сзади раздался чей-то голос:
— Вы готовы решить дело миром?
Оба противника энергично выразили своё несогласие.
— Разойдитесь на десять шагов от барьера.
Медленно, враждебно поглядывая на соперника, Давид и Голиаф отошли друг от друга.
— Дыни!
К каждому дуэлянту подбежал секундант, держа на подносе разрезанную на десять ломтиков кавайонскую дыню.
— Начинай!
Смуглый мужчина быстро съел все ломтики со своего подноса, после чего сделал шаг вперёд. Церковный иерарх вкушал не торопясь, с видимым удовольствием. Справившись с последней долькой, он достал откуда-то белоснежный платок, вытер им пальцы, после чего также шагнул. Главный секундант опять закричал:
— Дыни! — и его помощники поднесли дуэлянтам по новому подносу.
Я удивился такой странной дуэли, а потом увидел фигуру, крадущуюся по опушке леса. Присмотревшись, разглядел Борьку Березина. А он-то как здесь очутился? Борька, оглядываясь, пробирался к большой корзине с кавайонскими дынями, притороченной к одному из экипажей. Вот Березин тенью проскользнул за спинами секундантов, вот он склонился над плетёнкой. Но тут над лужайкой раздался колокольный звон и все громко закричали...
***
— Ваня! Телефон звонит! Возьми трубку! — укоризненно произнесла Галка, а Рекс глухо зарычал.
Я открыл глаза и попытался прийти в себя после странного сна. Потом потянулся к телефону.
— Вано! Слушай, а ты больше в Марсель не поедешь? — жалобно затараторил знакомый голос.
— Блин! Какой дебил звонит посреди ночи?
— Это я, Боря. Слушай, у меня тут проблемы в лаборатории. Ты ещё в Марсель не планируешь?
— Березин! Ты — сволочь! Ещё раз меня разбудишь, я не знаю, что с тобой сделаю! И в Марсель я больше не собираюсь ехать! — в ярости я бросил трубку и откинулся на подушку. А Галка насмешливо произнесла:
— Не торопись засыпать — сейчас он снова перезвонит. — И точно — через три секунды мне снова пришлось брать трубку.
— А у тебя никто из знакомых туда не поедет? — жалобно вопрошал Борька.
— Нет, не поедет. Неужели тебе дынь не хватило?
— Да ты не представляешь, какая беда приключилась! Утром эксперимент нужно начинать — а мне аспирант свинью подложил, зараза такая. Он в эти выходные, пока в лаборатории никого не было, девушек туда водил, Казанова марьинский. И, похоже, они там с девицами отрывались по полной. Пили, как сапожники, а закуси с собой взять — ума не хватило. А дыни, которые ты мне привёз и которые для эксперимента оставались — они как раз в лаборатории и хранились. Так этот Дон Жуан и его донны всё сожрали! Подчистую! Ни одной кавайонской дыни не осталось! А сейчас он протрезвел, понял, что натворил, и сразу мне позвонил, поганец такой. Прибью гада! На препараты покрошу! — ревел в трубку осатаневший Березин. А потом он утих и жалобно спросил в очередной раз: — Так ты в Марсель с ближайшее время не поедешь?
— Нет.
— И никто из твоих знакомых туда не собирается?
— Нет.
— Ну, значит, мне кранты, — резюмировал Борька и, не прощаясь, положил трубку.
Я посмотрел на жену. Лицо Галки тронула лёгкая улыбка:
— Что, не судьба Березину стать завлабом?
— Похоже на то. Видимо, не дано ему разгадать тайну кавайонских дынь!
***
Прошёл почти год. Вся история с дынями и Бориным экспериментом начала уже забываться, вытесняемая суровой прозой жизни. Рекс на прогулке порезал лапу, да так сильно, что пришлось вести терьера к ветеринару и зашивать раненую конечность. Заживало долго, почти месяц, опровергая известную поговорку. Дениска увлёкся Вархаммером и теперь проводил вечера за чтением кодексов и изучением тактических параметров юнитов этой игры. Как-то вечером, с трудом согнав сына с компьютера, я уселся в кресло, чтобы поискать новые сериалы, и тут вдруг Галка принесла мне телефонную трубку.
— Догадаешься кто?
Я лишь неопределённо пожал плечами, поскольку думал о другом. Супруга, плотоядно улыбаясь, приставила мне трубку к уху, после чего стремительно удалилась.
— Вано! — гаркнул в ухо какой-то до боли знакомый голос. — Ты телевизор смотришь?
— Не имею такой привычки! — обиженно ответил я, а потом, на всякий случай осведомился: — А с кем я говорю?
— Это я, Боря. Не узнал? Галка мне не сказал, что ты спишь. Давай, продирай глаза и включай седьмой канал.
— Зачем?
— Увидишь!
По седьмому каналу шла передача «В мире учёных». Ведущий, коротко стриженый верзила с удивлённым детским личиком, увлечённо разговаривал с каким-то головастиком в очках. Беседа шла на кухне типовой квартиры, на экране телевизора можно было различить электрическую плиту и окно с деревянным подоконником, крашенным белой эмалью.
— И кого я тут должен увидеть? — недовольно спросил я.
— Смотри на глисту в очках. Это мой бывший аспирант, тот самый, который запорол мне эксперимент. Видишь эту мерзкую рожу?
— А по какому поводу его по седьмому каналу показывают?
Тут, как будто специально для того, чтобы ответить на мой вопрос, внизу экрана показалась «бегущая строка». В ней сообщалось, что передача «В мире учёных» находится в гостях у Сергея Никитовича Гермеляна, самого молодого члена-корреспондента РАН. И далее указывался возраст головастика — двадцать три года.
— Боря! А ты не жалеешь, что потерял такого перспективного аспиранта?
— Да не был он перспективным! Обычная посредственность, каких пруд пруди в любом институте. Да он даже сообразительностью не отличался…
Боря ещё продолжал свой возмущённый спич, когда камера показала самого молодого члена-корреспондента РАН на фоне окна. И тут я увидел на подоконнике знакомые жёлто-серые плоды с зелёными полосками…