Ноты прошедших дней

 

Дорога в небеса закрылась внезапно.

Волшебники покидали планету, стремясь в межзвездное пространство и сквозь него — домой. Они поднялись уже высоко, когда кетсаль летевшего впереди неожиданно врезался прямо в воздух, заскользил вбок и отчаянно захлопал крыльями. Андреас, умелый наездник, несомненно, восстановил бы равновесие, но Микаэль не успел задуматься об этом. Он ринулся наперерез, желая помочь товарищу.

Успел как раз к моменту, когда тот выровнялся и облегченно вздохнул. Рано. Норовистая птица Микаэля слишком разогналась, и всадник не смог ее остановить. Два человека и двое пернатых столкнулись и превратились в небесную кучу малу. Андреас вновь удержался в седле, а вот его младший собрат выпал и, набирая скорость, с криком устремился на свидание с раскинувшейся под ними зеленой равниной.

Старший маг коротко выругался и, в свою очередь, ринулся вниз. Оставшаяся без седока птица, чуть помедлив, последовала за ним. Микаэль, растерявшись, пытался чертить какие-то знаки, но не доводил их до конца, да и не умел летать никто из чародеев с Земли.

— Расправь плащ! — заорал старший. — Замедлишь!

Но спокойный воздух благодаря скорости бил порывами в лицо, хлесткими ударами рвал слова и оставлял их за спиной, растворяя в высоте.

Сокращалось расстояние, но и планета рвалась навстречу. Андреас отыгрывал фору. Он весь вытянулся, прижавшись к пернатой спине Бурана, на смуглом горбоносом лице застыл оскал, ветер встрепал короткие каштановые волосы с редким проблеском серебра. Левая рука вцепилась в уздечку, а пальцы правой вычерчивали в воздухе знаки, вспыхивавшие бирюзой. Одно и то же — раз, второй, третий.

Он успевал перехватить собрата, но поможет ли это, успеют ли они остановиться или оба размажутся о рыхлую почву, которая на такой скорости покажется камнем?

Счет времени пошел на мгновения, когда Андреас, выпалив нужное слово, активировал первую заготовленный воздушный аркан. Он обвил младшего мага — и порвался, но за ним последовал второй — мимо. Третий и четвертый достигли цели. Тоже лопнули, но замедлили падение. Короткий красный штрих, выкрик — невидимый кулак ударил в голову Микаэля, тот охнул, и тут же Андреас подхватил обмякшее тело и выписал петлю, в нижней точке которой Буран прошуршал когтями по траве.

Впрочем, волшебник тут же опустился на землю, уложил спутника рядом и посмотрел вверх.

Там, позади, неспешно планировала Бабочка, птица Микаэля.

Странное, на взгляд Андреаса, имя для пернатого много крупнее орла, с острым клювом и длинными когтями. К тому же кетсали умели нырять в одном месте пространства, а выныривать в другом, находя короткую дорогу к звёздам. Конечно, без защиты волшебством любой, кроме этих странных птиц, пропал бы в лишенной тепла и воздуха пустоте. И все же только случайная встреча с ними помогла людям покинуть Землю...

Ничего общего с бабочками.

Чародей огляделся — почти ровная местность, поросшая высокими травами, метелки которых укоризненно покачивались, будто негодуя из-за нарушения покоя. Пахло чем-то пряным. Отрывисто стрекотала какая-то тварюшка — то ли местный кузнечик, то ли кто еще. Волшебник принялся мерить быстрыми шагами неглубокую впадину. Все закончилось слишком быстро, и возбуждение, которое вызывали в нем критические ситуации, даря прилив энергии, требовало выхода.

Вскоре Микаэль заворочался и, подняв руку, смахнул со лба прядь длинных волос, цветом и состоянием похожих на разлохматившийся пучок соломы. Открылись глаза — синевато-серые, как подернутое облачной пеленой небо. Взгляд полон недоумения, в мягких чертах лица гримасой проступила легкая обида. Сейчас он выглядел даже младше своих двадцати двух — почти на два десятка лет моложе товарища.

— Зачем ты атаковал меня? Я помню.

— Чтобы не дергался, идиот! — резко ответил остановившийся Андреас. — Мог уронить обоих. Будто первый раз в воздухе. Летать не учили?

Микаэль помотал головой, припоминая, на бледных щеках проступила краска.

— Прости... я...

Старший прервал сбивчивую речь:

— Что было, то было. Осторожней впредь. Интереснее то, с чего началось.

— Ты потерял равновесие, я подумал, тебе плохо и...

— Долго рассказывать. Садись верхом. Осторожней и слушай меня.

 

***

Выше, чем в прошлый раз, взлететь не смогли. Словно, как в старых сказках, планету окружал хрустальный купол небес, только звезды не были прибиты к нему, а начали проступать вдали с приходом сумерек — знакомые, недосягаемые и насмешливые.

На хрусталь препятствие все же не походило — воздух на подлете стремительно густел, набирался вязкости, чтобы через несколько пядей стать упругим, непроницаемым потолком. Хочешь — смотри сквозь него, хочешь — головой бейся, а выше не подняться.

Оба не только не встречались с подобным, но даже не слышали и, убедившись, что преграда простирается далеко во все стороны, вернулись на мягкий ковер степи, к торчащей островком кучке незнакомых деревьев чужого мира. Вскоре на земле запылал разожженный парой цветных волшебных росчерков костер.

— Что скажешь? — мрачно спросил Андреас, подбрасывая сухие ветки.

Оба примерно одного роста — среднего, Микаэль даже чуточку выше, но все равно часто смотрел на старшего собрата будто снизу вверх.

— Не знаю пока. Надо сообразить, что искать, и завтра произвести измерения. Предполагаю, эта штука односторонняя... Можно посетить мир, но не покинуть его. А Буран что думает?

То, что кетсали обладают разумом, выяснилось недавно. Пробуждался он лишь во время передвижения сквозь червоточины Глубины — межзвездного пространства. Душа странных птиц все время пребывала по ту сторону — а вот сознание человека там засыпало и даже могло угаснуть совсем, если не выныривать обратно слишком долго. Инициация позволяла всаднику и кетсалю постоянно мысленно слышать и поддерживать друг друга, только мало кто ее переживал.

Андреас и Буран пережили.

— Тоже не сталкивался, — нехотя ответил старший. Начертил боевой знак, шепнул. Линии вспыхнули багровым, и язычок пламени, похожий на наконечник копья, устремился вверх. Ночное небо приняло его в себя, поглотило. — Клянусь подземельями Ордена — бесит эта стена! Проломить бы. Но не Бурана же об нее бить.

— Вряд ли это поможет, — покачал головой младший, задумчиво посмотрел в огонь. — А разыскивать нас никто не будет — свободный поиск ведь вполне может идти годами. Нам повезло сравнительно быстро встретить за туманностью пригодную для заселения планету, о которой надо сообщить. Могли и дольше блуждать или вовсе не найти... Нас еще не ждут. Значит, придется выбираться самим.

— Искать не будут, — хмыкнул Андреас. — Сколько бы мы ни отсутствовали. Это возможно — по следам прыжков. Если хороший поисковик возьмется. Но долго, сложно. Не станет Орден тратиться.

— Ты хочешь сказать?..

— От него зависят межзвездные перелеты. И у Ордена куча дел. Важней и выгодней. Магистры практичны. Михая сильно искали?

— Первый магистр Ордена волшебников Глубины на кетсаль Молнии, — младший маг почтительно повторил слова из хроники, ставшей легендой, — улетая, сам просил не идти по его следам.

— Угу. Очень охотно послушали. Все бы распоряжения так выполнялись. Хватит! Давай думать, что делать.

Микаэль замолчал. Андреас тоже. Вскочил, зашагал туда-обратно, бормоча что-то себе под нос. Затем с досадой сплюнул, снова сел и вытащил из дорожного мешка маленький барабанчик. Пальцы погладили потертую кожу, а затем начали выбивать нервную дробь. Раскатистые звуки догоняли друг друга и складывались в мелодию, рисунок которой очерчивали резкие штрихи тревоги и ярости.

— Мы толком не знаем, кто здесь может жить, — осторожно произнес Микаэль. — Стоит ли привлекать внимание?

— Вряд ли рядом кто опасней нас, — Андреас не прерывал игры. — Вылезет какая зверюга — тем лучше. Пара молний кому-то в лоб — и мне станет легче.

— А вдруг явятся те, кто накрыл нас колпаком?

— С ними поговорю еще охотней.

Ритм барабанчика участился, будто чье-то сердце забилось бешено и громко. Микаэль больше не спорил.

Музыка хлестала воздух, заглушая оживившиеся после заката тихие стрекотания в траве, бросая перчатку земле, деревьям, траве и небу. Особенно небу.

Но оно не приняло вызов. Спрятало насмешку в бескрайней тьме.

 

***

Они поняли немногое. Похоже, воздух, пыль и облака не встречали препятствий. Свет немного искажался и, прикидывая, как ломаются лучи, а также потому, что купол не менял своей высоты, чародеи сделали вывод, что он окружает всю планету.

— Не видел такой магии, — сделал вывод Андреас утром третьего дня.

Микаэль в последнее время становился все задумчивее и медлительнее, смотрел куда-то в воздух над собой.

— Да, что-то очень странное. Но где-то же должен быть ключ к тому, чтобы разобраться. У меня есть идея! Тебе понравится.

— Шандарахнуть по куполу со всей дури?

— Именно! Может выйти интересно, только надо подготовиться.

— Выкладывай.

 

***

К вечеру настало время замкнуть октаграмму. Андреас провел последний штрих и отлетел — недалеко, хотя висевший на приличном расстоянии Микаэль звал его к себе.

Краски пробежали по линиям. Нити разных оттенков сверкали и рябили в глазах, переливались грудой многорядных ожерелий. Потом им стало тесно, и переплетенные лучи рванулись ввысь. Октаграмма поднималась, как на дрожжах и, наконец, впилась в незримый свод. Раздался треск, как от столкновения ледяных торосов в замерзшем море. Фигура прекратила расти, цвет стал гуще, будто напряглись мышцы атланта, держащего небо. Впервые невидимое сделалось зримым: темно-лиловым и пурпуром полыхнуло в небе, сперва повторяя контуры октаграммы, а потом молнии зазмеились по куполу, рисуя его множеством штрихов-прожилок, словно поработал художник-исполин.

По линиям, как кровь по сосудам, ринулся цвет, покидая сделанный магами рисунок. Идущий вверх восьмиугольный столб побледнел, высасываемый небосводом-вампиром, потом лопнул.

Оборванные нити чародейских сил превратились в ветер, в огонь и лед одновременно и хлестнули во все стороны. Андреаса отбросило мощным ударом, закрутило, но поставленная им защита выдержала. Волшебник несколько раз обновлял ее, и не давал отнести себя, упрямо держась против стихийного потока. Напряжение читалось в каждой жилке, ярость разочарования, но и радость открытого противостояния хоть чему-то.

Впрочем, это длилось мгновения — долгие, растянувшиеся и напряженные, как тетива, но все же мгновения.

Когда стремнина лопнувшего заклятия иссякла, Андреас соскочил на землю и уставился вверх. Все стало, как раньше, символы их атаки уже истерлись с листа небес.

Когда подлетел Микаэль, которого почти не задело взрывом, старший маг бросил, не оборачиваясь:

— Ни шиша не вышло!

Младший задумчиво улыбнулся.

— Я тут кое-что заметил...

 

***

Еще несколько дней, еще несколько октаграмм и прочих фигур — поменьше и послабее. Волшебники дожидались момента соприкосновения. Заклятьями поиска и тренированным чутьем на чары отслеживали происходящее и особенно — направление возникающих линий, поглощавших чары.

Вскоре на карте Микаэля обозначилась приблизительная точка, где должны сходиться связи купола.

— Похоже, там находится место силы.

— Еще какой! — согласился Андреас.

Продвигались медленно и осторожно. Миновали степь, пролетели над густым лесом, а за ним на горизонте показался горный хребет. По мере того, как он рос и становились видны отдельные пики, вычисления давали все больше оснований считать, что цель — там.

В отличие от межзвездной пустоты, на планетах кетсали не умели уходить на оборотную сторону Вселенной, сокращая расстояния. Здесь им приходилось лететь как обычным птицам — очень большим и сильным, но отягощенным грузом. Хорошо хоть в этом мире они, как и люди, чувствовали себя немного легче, чем на Земле.

Гряда придвигалась небыстро, но настал вечер, когда путники остановились на привал недалеко от первых отрогов. Дрова потрескивали в костре, сумрак сгустился в неожиданную хмарь, ускорившую приближение ночи. Было очень тихо. Они так и не встретили не только разумных существ, но даже животных или птиц, будто мир под оранжевым солнцем не породил никого крупнее насекомых.

Котелок с едой уже опустел, кетсали дремали неподалеку. Андреас откинулся на спину и смотрел в небо, хотя туман и облака скрыли звезды, будто окончательно отрезая пути к возвращению. Микаэль неторопливо водил по листу бумаги кистью, то и дело окуная ее в тушь.

— Новый знак? — скосив глаз, лениво поинтересовался старший.

— Неа, — в словах прозвучало смущение. — Просто... просто так рисую.

— Зачем? — Андреас удивился и даже слегка приподнялся на локте. — Художников не-магов много. Зачем рисовать просто, когда умеешь чертить линии силы?..

— Волшебство — это еще не всё! — горячо ответил молодой чародей. — Ни один знак не вызовет у меня тех мыслей, которые приходят сейчас. Не заменит мечтаний...

Листок согнулся во время его речи, и собеседник заметил, что линии складываются в контур лица, окруженного длинными волосами.

— Тебя ждут? — спросил он, снова ложась.

Блики от костра сплетались с тенями в причудливую маску, скрывавшую багрянец, если он и бросился в лицо. К тому же туман сделался так густ, что, казалось, прилипал к коже. Голос, лишенный такой защиты, слегка дрогнул, когда после нескольких мгновений молчания Микаэль выпалил:

— Да! Отец, мать и... и... Ну, я надеюсь...

— Правильно. Никто не может быть уверен.

Микаэль насупился и, кажется, собирался заспорить, хотя только что сам выражал сомнение. Но вместо этого спросил:

— А тебя?

Андреас мотнул головой. Он продолжал смотреть в небо, будто ему и адресовал слова.

— Родители умерли. Я люблю бродить меж звезд. Пара недель вместе, пара лет в ожидании? Ни одной женщине, которая нравится, не пожелаю.

— А мне показалось, ты хочешь вырваться отсюда еще сильнее, чем я.

— Не пускают, — усмехнулся старший волшебник. — А то не торопился бы. Тебя что в поиск привело?

— Послали, — пожал плечами Микаэль. — Набраться опыта после окончания обучения в Академии Ордена.

— Что натворил на последнем курсе?

— Э... Ничего такого, — и под пристальным взглядом добавил, — если не считать карикатур на главу Академии...

Андреас расхохотался и, казалось, вторя ему, неподалеку заклекотал Буран. Микаэль воспользовался этим, поспешно сменив тему.

— Слушай, а расскажи про инициацию единения с кетсалем? Как это происходит, и что ощущаешь потом?

— Потом... — Андреас сел. — Странно. Неуютно. В твои мысли всегда могут войти. Но когда долго один, помогает. Не сойти с ума. Хотя — как посмотреть. Буран пытался рассказать про их мир. Их цели. Помочь увидеть. Рехнуться можно. Огромные строения за изнанкой Вселенной. Горизонта не видно. Неба и земли тоже, но не межпланетное пространство. Выныривают кетсали, когда исчезают у нас. Летят и пропадают — возвращаются в наш мир. Там движутся не просто так. Есть цель. Про нее Буран не смог пояснить. Очень на нас не похожи, трудно понимать. Им нас тоже трудно. Тем более — соединенных мало.

— А почему? Ведь это же так интересно, можно узнать столько нового! Я бы вот попробовал...

— Попробовал бы... — хриплый, как карканье, смешок. — Только один способ. Птица и всадник должны влететь в мертвую звезду. Которая выгорела. И схлопывается под собственной тяжестью. Притяжением не отпускает ничего. Даже свет. Даже магию. Между мирами корежится пространство, время. Не принадлежит ни одной стороне. Лишь там тишина, в которой человек и кетсаль могут услышать друг друга.

— Здорово!

— Да. Только возвращается одна пара из семи-восьми. Выбрасывает в другое место, иногда далеко. Остальных не видели. Ни люди, ни кетсали. Добираются только полноценные маги. Ученики погибнут на подступах к мертвой звезде. Магистры засекретили ритуал. Наложили запрет. Редко дают разрешение. Долго и дорого учить волшебника — и вмиг потерять? И кетсали на дороге не валяются.

— Но ведь тебе разрешили? — почтительное восхищение слышалось в голосе младшего чародея.

— Как только, так сразу! Разузнал секрет через приятеля, подал прошение. Запретили. Отыскал подходящее место и полетел. За это в глухом секторе с неопытным напарником.

Он говорил громко, потому что мгла так загустела, что начала поглощать слова. На лице Микаэля нарисовалась легкая обида, но новый звук смахнул ее.

Истошный, отчаянный клекот.

Так могли кричать только кетсали.

Оба чародея мгновенно оказались на ногах и бросились туда, где оставили своих питомцев. Хмарь, сырая и плотная, казалось, замедляла движения, как во сне.

На том месте, где недавно были птицы, осталась лишь примятая трава. Волшебники начали оглядываться, Микаэль быстро начертил синеватый знак и в воздухе вспыхнул огонек, осветивший пространство на несколько шагов — но дальше туман сделался еще непроницаемее, словно, отступив, сомкнул ряды.

Губы Андреаса шевельнулись, затем он воскликнул вслух — одной мысли оказалось недостаточно:

— Буран! — и затем махнул рукой влево: — Туда!

— Что случилось? — спросил Микаэль уже на бегу.

— Не знаю. Непонятно, — кидал старший волшебник на выдохах. — Почти не слышу мыслей.

Микаэль время от времени посылал разноцветные фигуры в направлении движения. Они вязли во мгле ночи, но однажды туман разорвался, и оба увидели кетсалей, которые удалялись размашистыми прыжками.

Прореха тут же сомкнулась. Люди переглянулись с недоумением.

— Они бегут? Но... — Микаэль высказался первым.

— Ерунда какая-то. Вперед!

Криков больше не было слышно. Направление Андреас тоже определял с трудом и волшебники, судя по всему, начали отставать. Иногда помогали лишь оставленные на траве следы. Микаэль регулярно шептал какие-то ругательства, облегчая душу, а напарник молчал, наливаясь яростью.

Через некоторое время — мгновения тоже заблудились в этом густом сумраке, спутались и сосчитать их было невозможно — полу-видимый, полу-мысленный след свернул и незаметно для себя маги оказались среди деревьев, судя по всему, старых и толстых. Ноги путались в шуршавшем подлеске. Андреас остановился, отломал сухую ветвь, поджег ее заклинанием и понес, как факел.

Оба то и дела касались рукоятей клинков. Каждого волшебника Ордена Глубины учили владеть оружием. Ситуации случаются разные, и умение ткнуть противника острым железом никогда не было лишним. Мастера обычного боя из чародеев, конечно, не получались, но за какой конец хвататься — знали все.

На поляну вывалились внезапно — в первую очередь, для самих себя. Деревья расступились, а мгла сложилась в какие-то необычные очертания.

— Свет! — крикнул Андреас.

Понукаемые волшебными словами синие нити срывались с его пальцев, сплетались в сияющие косы и вливались в пламя неуклюжего факела.

Микаэль последовал примеру товарища, и они увидели кетсалей. Те вяло брели к центру небольшого лабиринта по спиральной дорожке, окруженной поросшими густым мхом камнями высотой по колено человеку. То и дело останавливались.

Буран двигался позади. Он тряхнул головой, вцепился в хвостовое оперение Бабочки, пытаясь остановить и... снова выпустил его.

— Буран!

— Бабочка!

Кетсаль Андреаса снова встряхнулся, замер. Как вдруг... начал исчезать из вида. Только теперь они заметили, что туман вокруг птиц гораздо гуще, чем в других местах поляны. Он окутывал крылатые силуэты, будто пытался растворить в себе. Плотно присасывался к перьям. Жадно охватывал головы, норовя забиться в глаза. И сейчас вокруг Бурана делался еще плотнее. Кетсаль снова опустил голову и сделал шаг по дорожке.

Андреас, не задумываясь, бросился вперед, переступил ряд камней и ткнул в хмарь сперва левой рукой — факелом, потом зажатым в правой мечом. Результаты были такими же, как при нападении на обычный туман — нулевыми. В голове внезапно затуманилось, он опустил взгляд и сделал шаг к центру... Хотел сделать, однако рука Микаэля дернула его назад, вытягивая из лабиринта и начавшего сгущаться вокруг головы облачка мглы.

— А если как в Глубине? — младший очень быстро начал вычерчивать сложную вязь.

Меж звезд, где ни тепла, ни воздуха, от людей остались бы лишь обледеневшие трупы, не умей маги строить вокруг себя защитные коконы. Вдруг то, что помогало против вселенской пустоты, спасет и здесь?

Радужное сияние вспыхнуло вокруг волшебников. Мгла отступила, но оба явственно услышали в голове шепот, зовущий последовать за птицами, уже близкими к центру. К счастью, слабый, им можно было пренебречь. Туман обтекал коконы, не в силах проникнуть внутрь, но и чародеи ничего не могли сделать.

В центре лабиринта формировался темный сгусток. Меняющий форму, ищущий, вытягивающий языки-щупальца навстречу птицам, будто жаждал немедленно принять их в свои объятия — и никогда не отпускать.

Микаэль лихорадочно размышлял, как воевать с существами не из плоти и крови, да хотя бы железа, древесины — да чего угодно! Краем глаза увидел, как Андреас что-то чертит внутри своего кокона. Обернулся. Скорее угадал, чем прочел по губам:

— Прикрой!

Обе защиты исчезли одновременно, но не успела жадная мгла хлынуть внутрь, как лабиринт пропахало насквозь. Будто гигантская дубина прошлась по нему, выворачивая и отбрасывая камни, лежавшие здесь, наверное, века. Мелкие осколки стегнули по кетсалям. Задымилось несколько перьев — Андреас добавил еще и огня, зато птицы пришли в себя. Бабочка, правда, пошатнулась, словно готовясь опять погрузиться в оцепенение. Буран клюнул ее, и с клекотом недавние пленники лабиринта бросились к хозяевам.

Сгустки мглы не рассеялись, но закачались на месте, пошли волнами — то ли растерянные, то ли оглушенные, то ли по каким-то своим неведомым причинам. Это дало несколько мгновений, и когда кетсали оказались рядом, Микаэль накрыл всех самым широким коконом, на какой был способен. Часть тумана попала в него. Люди и, видимо, птицы, продолжали слышать голоса и старательно заглушали их.

Андреас оперся на Бурана, чтобы вскочить ему на спину — и оба чуть не упали. Сил у кетсаля не оставалось. Бабочка, судя по заплетающимся лапам, была не в лучшем состоянии.

Между тем на поляне стало яснее — а вот сумрак в центре лабиринта сгустился, став почти материальным. Иногда казалось, что в нем мелькают силуэты каких-то низкорослых существ. Медленно темный ком покатился на них.

Голоса в голове стали чуть громче.

— Бежим! — выкрикнул старший волшебник.

Корни и трава путались под ногами. Толстый слой палых листьев замедлял, скрывал камни и рытвины. Выжатые кетсали брели не быстрее людей. Мелькала и гасла слабая надежда на рассвет, который развеет призраки ночи, но он казался чем-то, что не наступит даже не часы — годы. Да и поможет ли он?

Позади остались, наверное, долгие версты пути. Если, они, конечно, не кружили на одном месте. Если десять шагов во враждебном лесу не принимали за сотню. Если...

Сгусток мглы среди тумана, то и дело освещаемый вспышками заклинаний, все катился и катился следом, и они ощущали это по голосам внутри себя, которые становились громче. Которым все труднее было противостоять по мере того, как усталость от трудного дня, бессонной ночи и долгого бегства наваливалась на тело и душу. Андреас то и дело кидал назад разные заклинания — без результата, кроме разрядки злости.

Почва поднималась, становилась более сухой и каменистой, и вот они уперлись в стену. Здесь кости земли прорывали кожу, предгорья становились горами. Склон оказался крутым. Вспышки света показали, что скалы поднимаются и справа, и слева. Если бы кетсали сохранили больше сил... Но Бабочка уже несколько раз падала, да и Буран был не в состоянии поднять в воздух себя — не то, что всадника.

— Предложи ему попробовать улететь, — быстро сказал Микаэль, и Андреас поглядел на собрата с уважением.

— Уже. Отказался. Готовь защиту. Попробую драться. Вдруг повезет.

Однако преследовавший их сгусток внезапно остановился. Замер там, где травянистая почва леса окончательно становилась камнем гор, и не двигался дальше. Потом начал удаляться.

Некоторое время волшебники не могли в это поверить, но голоса, призывавшие стать частью неведомо чего, утихли.

— Почему оно оставило нас? — удивился Микаэль, когда оба окончательно поверили в спасение.

— Думать сейчас не хочу. Спать.

Неизвестно, предупредило бы их сторожевое заклятие в случае возвращения живой мглы, но, к счастью, это осталось не проверенным.

 

***

Кетсали за ночь не пришли в себя. Они выглядели больными и крайне вялыми, с трудом двигались. В мыслях Бурана царил сумбур. О том, чтобы в ближайшее время продолжать путешествие по воздуху, не могло быть и речи.

Хорошей же новостью стало то, что ночное бегство не удлинило путь. Они приблизились к месту, где сходились незримые жилы свода небес.

Микаэль предложил повременить с продолжением пути, но старший маг решительно воспротивился.

— Нечего рассиживаться! Надо ноги разминать. Отсохнут.

— Но тут же горы...

— Прогулки укрепляют здоровье.

— А как же Буран и Бабочка без нас?

— Отдохнут. Потом вернемся. Или позову Бурана.

— Ты не боишься оставлять их одних, Андреас?

— Знаешь место безопасней? Отсюда вчера та дрянь отвернула. Еду найдут сами.

Проснулись волшебники после полудня и дотемна готовились к продолжению пути. При свете местной звезды обнаружилось, что подняться не так сложно, как казалось во мраке.

Вечером маги порассуждали о том, что же им встретилось вчера, но так и не пришли к определенному выводу. Живое то было существо или создание чар, разумное или теневое животное — понять не удалось. О магии, подобным образом подчиняющей чужой разум, волшебники Земли и освоенных Земным королевством планет не знали. По крайней мере, так считали оба чародея — ведь в противном случае это было бы известно в Ордене Глубины, где собирали лучших.

Что именно грозило жертвам лабиринта — можно было установить только опытным путем, а ни малейшего желания это делать, разумеется, не обнаружилось.

Наутро начали подъем. Шли легко. Трава пружинила под ногами, цветы источали запахи под лучами своей звезды — безымянной, так как с Земли ее за туманностью не было видно. Небо с легкой зеленцой чудилось в горах близким, только люди знали, что для них оно остается настилом большой тюремной ямы.

Тишина казалась неестественной. Только звуки шагов, да ветер налетал, порождая шорохи и шелесты, играл ими и затихал. Без него — ни шевеления в траве, ни стрекотания.

До границ снегов оставалось еще далеко, когда растительность стала сходить на нет, оставляя под ногами обнаженную землю — будто грубая рука сорвала с нее травяное платье.

— Неуютно здесь, — бросил Андреас.

— Знаешь, мне хочется повернуть обратно, — признался Микаэль, оглядываясь по сторонам. — Только не пойму, мое это желание, или оно здесь в воздухе висит.

— Голоса, как позавчера?

— Нет, только ощущение... что здесь живому не место, — он тряхнул головой. — Ладно, пойдем.

Вскоре вокруг остался лишь голый камень — ветер сметал почву, которую не удерживали корни. Порывы усилились, принесли с собой холодный дождь. Волшебники укрылись под скалой, образовавшей подобие пещерки. Наскоро перекусили.

— Слышишь? — вдруг спросил Андреас, насторожившись.

— Что?

— Мелодию в шуме дождя.

— Тебе кажется, — неуверенно возразил младший чародей.

— У меня хороший слух, — пальцы начали отбивать ритм на ладони другой руки.

Раз, другой, третий, повторяя цикл.

Сверкнула молния, потом вторая.

— А разряды немного похожи на наши знаки, — Микаэль внимательно вглядывался в яростно ветвящиеся пучки света. — Но думаю, просто случайность, только кажется.

Когда непогода унялась, они продолжили восхождение и вскоре наткнулись на препятствие.

И справа, и слева рвались ввысь отвесные склоны, и подняться, чтобы продолжить путь, можно было лишь по каменному языку между ними — достаточно крутому, но преодолимому, если бы он не был мокр и скользок после дождя. Отступать далеко назад не хотелось.

Микаэль попробовал подняться, цепляясь руками за стену справа, но пальцы соскользнули. Он упал и покатился вниз. В одежду вцепилась рука Андреаса, и старший маг с видимым усилием удержал собрата.

— Спасибо...

Тот только отмахнулся, глядя вверх.

— Придется ждать, когда просохнет, — уныло заметил Микаэль, вдохнув сырой воздух и глядя на посеревшее небо.

Вместо ответа Андреас выпрямился и начертил в воздухе сеть багровых и охряных линий, которую бросил вперед несколькими словами. По склону прокатилась волна пламени, облизала камень. Зашипела и погасла. Еще одна, еще и еще — пока горячие языки огненных чар не слизали всю влагу до капли. Волшебник покачнулся — огнепад стоил немало сил.

Передышку не затягивали. Полезли, как только камни остыли — пока туман или дождь вновь не увлажнили их. Преодолев самое крутое место, наконец вспомнили слышанные от путешественников по горам рассказы и обвязались веревкой.

— Надо чаще ходить. Летаем, позабыли все, — заметил Андреас.

— Я тебе завидую! — в голосе Микаэля было чистое восхищение.

Товарищ посмотрел на него, недоуменно поднял брови:

— Чему?

Младший маг потер ладонью переносицу, подбирая слова:

— Ты не боишься, не отступаешь. Всегда идешь вперед. Даже магистров ослушался — и выжил в мертвой звезде. С тобой кетсаль мысленно разговаривает.

— Не отступаю, — покривил губы Андреас. — Это хорошо? С маху об стену? Мы с Бураном выжили. Мог обоих угробить. Никто не знает, почему в мертвой звезде кто-то проскакивает. Много ума не надо — всегда наперекор! В четырех пальцах левой руки искусственная кость. Маги Сириуса растят. С правой ногой то же. Ввязался в историю — готов был в лепешку расшибаться... Расшибся, год на койке. Мог по-умному: быстрее, лучше. Была у меня в юности компашка, все лихие ребята. Двое до моих лет дожили. Считая меня. Завидно?

Микаэль был ошеломлен неожиданным монологом своего товарища.

— Но ты же живой!

— Везет, — короткое пожатие плечами. — До поры.

— Почему же ты продолжаешь так делать?

— Такой уродился, таким помру. Ты не такой, так что думай сам. Пошли быстрее.

 

***

Ни былинки на скалах. Ни птицы в небе. Лишь растущая усталость, да ощущение, что здесь быть не надо, подтверждавшее правоту направления лучше расчетов. Что бы ни затаилось на этой планете, управляя небесами, оно находилось неподалеку.

Внизу лето лишь готовилось подвинуться и освободить дорогу осени, а здесь, миновав увядание благоразумно исчезнувших растений, зима вступала в свои права. На второй день пути появились снежные пятна. Вода встреченного озерца леденила кожу. Хорошо, что в дорожных сумках была и теплая одежда — она очень даже может пригодиться, когда скитаешься по вселенной.

Микаэль грел котелок чарами. Костер развести не из чего, а для питья и размачивания сухарей теплая вода приятнее.

— Как там кетсали?

— Приходят в себя, — отозвался Андреас после мысленного разговора. — Медленно. Буран говорит, там не очень уютно.

— Здесь тем более, — покривился Микаэль. — Знаешь, я подумал, может, в этих проклятых горах не только звери, птицы и травы не хотят селиться, но и та тварь их побаивается?

— Может быть. Но нас это спасло.

Они замолчали. Начал опускаться туман, и оба насторожились. Однако он не походил на тот, укравший птиц и сгустившийся в чудовище. Не такой липкий, не такой густой, да и шепотков не было. Андреас тряхнул головой, достал свой барабанчик и начал выбивать бодренький ритм.

Ветер засвистел среди высоких валунов, между которыми они укрылись, будто подпевая. Волшебник прекратил играть. Стук возобновился через некоторое время, но теперь Андреас явно вслушивался в свист и повторял за ним. Микаэлю померещилось что-то знакомое, а потом он слегка похолодел, поняв: то же самое отплясывали пальцы товарища во время дождя.

Духовая партия ветра и ударная — человека сплетались, и чем дальше и теснее шли вместе, тем отчетливее становилась понятно, что это не случайные порывы. На камнях и в воздухе загорелись огни, какие иногда возникают перед грозой на мачтах корабля. Затанцевали, будто гости на балу, ведомые усердием и мастерством музыкантов.

Микаэль потянулся за блокнотом, чтобы запечатлеть картину. Почти не отводя глаз от сияния, начал делать набросок. Картина отчасти повторяла рисунок молний, и действительно походила на волшебные знаки, налитые чарами и цветами, но чувствовалось что-то еще... Танец повторялся, менялся, снова повторялся, но с другими деталями. Как переписанная много раз книга, как история, передаваемая из уст в уста.

Тишина и темнота наступили давно, но осознание их стало звеняще нежданным. Волшебники одновременно будто пробудились от сна, завертели головами. Туман как туман, ветер как ветер, стихает уже. Никаких огоньков.

Перед тем, как спрятать блокнот, Микаэль внимательно изучил его. На нескольких набросках линии и точки образовывали человеческое лицо. Оно казалось знакомым, но черточки были слишком скупы и расплывчаты.

— Я не очень понимаю происходящее, но это обязательно должно что-то значить, — сказал молодой чародей, показывая рисунки соратнику.

— Ясное дело. Нет, тоже не узнаю. Разберемся.

— Ты уверен, что мелодия была на самом деле?

— Да.

 

***

Сооружение находилось чуть выше границы вечных снегов. Оно состояло из гигантских каменных глыб, размерами напоминая дворец. Впрочем, вряд ли какой-нибудь правитель согласился бы жить в таком — мрачном, неуютном, продуваемом в щели между валунами.

Ощущения подтверждали, что это именно то, что они искали, но Микаэль устроил проверку, соорудив очередную октаграмму. Она заискрила и уперлась в свод совсем рядом, их чуть не задело при распаде знака, зато отчетливо стало видно, что силовые линии чар купола сходятся именно над зданием. Здесь замок, запирающий небо.

— Развалить эту груду камней? — вслух подумал Андреас.

— Не уверен, что нам удастся, — отозвался Микаэль. — А если все получится, то это может привести как к освобождению, так и к тому, что купол ударит по нам. И... неужели тебе не интересно, что находится внутри?

Волшебники переглянулись и неторопливо двинулись вперед.

Ни звука, кроме скрипа снега под башмаками. Стих ветер, прозрачный воздух открывал взгляду горные пики вокруг, прорезающие скалы ущелья. Далеко в стороне, далеко внизу — равнина, подернутая синеватой дымкой. Меж вершин украдкой пробиралось облако, готовое через какое-то время окутать, заключить в объятия и людей, и склон, и груду камней.

Здесь было что-то странное, одновременно похожее на магию и нет. Они не могли разобраться, но, наверное, даже люди без волшебного дара ощутили бы висящее в воздухе напряжение. У темного проема входа оно достигло такого уровня, что начало звенеть в ушах. Маги заглянули внутрь, но смотреть было не на что: через несколько шагов проход сворачивал, а взгляд упирался в темную каменную глыбу. Андреас скользнул вперед, выглянул из-за угла. Буквально через шаг — новый поворот, который растворялся во мраке. Волшебник рисунком вызвал огонек и шагнул дальше. Младший маг следовал за ним. Преодолев виток коридора, Андреас тут же невольно отступил, и чародеи столкнулись.

Замерли.

Глыбы расступались, образуя комнату, которая по размерам явно не была центральным залом строения. Проход открывался в противоположном углу, но дорогу туда преграждало нечто...

Казалось, кости должны были давно рассыпаться, ведь на них не осталось ни мяса, ни кожи, ни сухожилий. Но, видимо, плясавшие по скелету голубые огоньки склеивали его воедино не хуже, чем отсутствующая плоть или лак таксидермиста. Существо шагнуло вперед на мощных лапах с длинными когтями. Взмах — сухо щелкнули по рёбрам куцые костяные огрызки некогда могучих крыльев. Угрожающе нацелился клюв.

Когда-то давным-давно это был огромный кетсаль, и стянутая в здание мощь не давала ему об этом забыть даже теперь.

— Что за дрянь? — задавая риторический вопрос, Андреас уже готовил магический удар.

— Никто не знает, откуда прилетели кетсали, — Микаэль старался не отставать от товарища.

Шаг вперед. Огонь вылетел из воздуха перед ладонями старшего, рубанул раскаленными клинками... и бесследно впитался в холодные лазурные огни. Младший выпустил рой льдинок, чтобы раздробить кости в крошево.

Впустую. Волшебное искусство оказалось бесполезно перед жуткой нежитью.

Прыгнув в сторону, Андреас, шевеля пальцами с быстротой и ловкостью бродячего фокусника, сплел бесцветными мазками прозрачную петлю. Она полетела по дуге, захлестывая шейные позвонки ринувшихся на людей останков — и не задержала ни на миг. Мертвенный свет разрезал ее, как острый клинок.

В душу пробирался вызванный бессилием леденящий страх.

Микаэль еле успел откатиться — смертоносный клюв ударил в стену там, где только что была его голова. На камне осталась щербинка, на кости — большая царапина, которую молодой волшебник успел заметить.

— Его можно повредить без магии! — крикнул он товарищу, выхватывая меч.

— Дубины бы... — проворчал тот, тоже вооружаясь.

Они пошли в обход с разных сторон. Скелет яростно бросился на Микаэля, тот снова отпрыгнул — к счастью, места хватало. В это время Андреас нанес удар по крылу, вызвавший противный скрежет, за которым последовал стук — парочка мелких костей отвалилась и упала на пол.

И вновь — один отвлекает, второй бьет. Успешно, но медленно, слишком медленно, чтобы разрушить монстра раньше, чем он убьет чародеев. У них уже начинало сбиваться дыхание, а одна-единственная ошибка могла обойтись не в пример дороже, чем вышедшему из мира мертвых врагу. Все ближе проносился страшный клюв, всё труднее становилось избегать столкновений с неутомимым чудовищем, которое не чувствовало боли, не замечало повреждений.

В очередном прыжке Микаэль зацепил ногой за камень и чуть не упал. Тот отозвался глухим звоном. Мага осенила идея, и пока товарищ отвлекал кетсаля, он поднял булыжник. Шаг вперед, бросок!

Удачное попадание сделало больше, чем удары клинков: несколько ребер кетсаля сломались от удара тяжелого обломка гранита. Вдохновленный удачей чародей поспешил поднять его — и получил мощный тычок лапой, от которого искры полетели из глаз, когда он врезался в стену. Мгновение, затем другое... Никак не собрать мысли, чтобы отдать телу приказ встать! Он смог лишь сползти вниз, когда надвинулась огромная зловещая тень, и клюв разорвал кожу и плоть на левом плече.

Андреас обрушил несколько быстрых ударов на хвост, отбивая крошево от выбеленных временем костей. Скелет не повернулся, однако на несколько крошечных осколков времени словно задумался, какого врага выбрать.

Смерть была необычайно близка, но в голове Микаэля начало проясняться, и при следующей атаке он покатился на лапы врага. Обожгло болью — острые когти оставили кровавые полосы на ребрах, но птица покачнулась, сделала два шага в сторону, и волшебнику удалось подняться.

Жуткое создание вновь обернулось, готовое атаковать без устали, и равнодушные голубые огоньки все так же бродили по тропам его костей. Молодой волшебник отступал, гадая, на какое время хватит сил, как вдруг череп и шею врага окутала плотная ткань. Старший чародей набросил свой дорожный плащ и затянул его нитями чар. Защищая сам скелет, загадочное свечение не мешало магии действовать на другие предметы. Существо потеряло врагов из вида, судорожно завертелось, пытаясь освободиться и атакуя наугад, а волшебники, держась так, чтобы не попасть под смертоносные удары клюва и лап, нападали, дробя противника на части. Микаэль сообразил, что каменюкой можно не бить руками. Он создал воздушную петлю и раскрутил булыжник, как пращой. Дважды тот улетал мимо, но третий удар оказался удачным — по узкому черепу. С резким хрустом тот разлетелся на куски.

По костям прошла дрожь, огоньки погасли, и давно умерший кетсаль наконец рассыпался.

— Уф! — Андреас вытер пот со лба. — Ты как?

— Больно, но ничего, жить буду, — отозвался Микаэль, не желая показывать слабость. Запоздало вздрогнул. — Ну и тварь...

Товарищ, тем не менее, настоял на перевязке. Оба то и дело косились на опасные останки, но те не шевелились.

Еще несколько поворотов вывели их в сердце древнего сооружения.

На первый взгляд в огромном зале было пусто. Камень, камень, камень... Пол, стены, потолок — огромные глыбы, которые время постепенно стирает в пыль под ногами, но не сотрет еще очень долго. Может быть — пока стоит этот мир. Озноб от сосредоточенной здесь силы пробирал до мозга костей.

Волшебные огоньки слишком слабы, чтобы как следует осветить все, и они не сразу заметили нишу в дальней стене. В ней чародеев вновь ждали кости, но без голубых светлячков, лежащие, как должно лежать костям и, несомненно, принадлежавшие человеку.

— Как он тут оказался? — прошептал Микаэль в ответ на ругательство товарища. — Кто это?

— Может, здесь ответ?

Андреас наклонился и, осторожно отодвинув локтевой сустав, поднял небольшую книжицу. Знакомые и привычные, почти истершиеся символы на обложке хранили бумагу от старости. Витиеватые, сильно наклоненные буквы сплетали историю сквозь время.

 

***

Орден уже крепко стоит на ногах и справится без первого Верховного магистра. Таурус любит и умеет управлять, а я умею, но не люблю. Попрощались тем сердечнее, что он, с одной стороны, жалеет, с другой — доволен.

Неважно.

Чего я хочу больше — найти мир из легенды или стряхнуть с себя обязанности?

...

Говорят, там вечное лето. Не жаркое, палящее, а теплое. Справедливость и нет войн. Будь я молод — охотно поверил бы. В зрелом возрасте рассмеялся бы в лицо — сказка, это невозможно. Сейчас я стар и много повидал удивительного. Быть может, пустые россказни, но почему тогда и люди, и другие расы с разных планет указывают одно направление? Стоит хотя бы проверить.

...

Колония у Бетельгейзе совсем молода и небогата, зато гостеприимна. Был на приеме у наместника, они даже не очень докучали вниманием. Понравилось.

...

Обогнул большую туманность. Прыжки, прыжки... Провел в пространстве несколько дней. И мне, и Молнии нужен отдых. Нашел подходящую планету. Магия показывает, что воздух и пища пригодны человеку.

...

Я пленник. Не могу улететь. Стена в небе. Ищу причину.

...

Центр паутины — здесь, в горах.

...

Наступает зима. Плохо себя чувствую, хотя, кажется, близок к решению. Стал рассеян и забывчив. Старость?

...

Это место высасывает меня! Поздно понял. Хотел улететь подальше, хотя бы на время, но Молния больна. Сам не спущусь. Слаб. И не брошу ее.

...

Кетсаль умерла. Похоронил. Как же ее звали? Как?! Молния.

...

Кто я?.. Почему здесь?.. Нет! Михай! Я Михай! Проклятые камни! Рисовал на них свое лицо, чтобы не забыть.

...

Детство вспомнить легче, чем то, что было год назад. Флейта помогает. Мальчиком я очень любил эту мелодию, ее наигрывал знакомый пастух. Вспоминаю, кем был. Потом — кто я теперь. Пленник. Но не раб.

...

С утра не помнил. Ничего. Дотянулся до флейты. Флейта и рисунки. Не дамся этой силе! Умру, кем жил.

 

 

***

 

Последние записи были сделаны неуверенной рукой, и разобрать их оказалось сложно...

Андреас закрыл дневник и посмотрел на товарища. Тот помотал головой, стряхивая грустное оцепенение.

— Вот оно как... Смотри, я вспомнил! — он достал сделанные во время грозы зарисовки. — Тогда-то было не разобрать, деталей совсем мало, а сейчас уверен — это лицо Михая. Его портрет первый в галерее Великих Магистров!

— Великий волшебник, — задумчиво произнес Андреас. — Умер в средоточии силы.

— Да! И то, что он пишет в дневнике... Думаю, Михай смог как-то запечатлеть свой образ в этом месте. Помнишь вечер, когда я рисовал? Ты играл мелодию, которую услышал в вое ветра. Это может быть та самая песня. Сыграй ее сейчас, здесь! Мне кажется, что-то может случиться.

— Выглядит идиотски, — проворчал старший волшебник, доставая барабанчик. — Но ты прав.

Он прикрыл глаза — так легче было вспоминать. Наконечники палочек коснулись кожи, издав слабый, на грани слышимости, звук. Удар, второй, не очень уверенно, потом — все быстрее и четче, поймав ритм.

Микаэль в это время мазками кисти рисовал на камне лицо, не раз виденное в замке Ордена — гораздо детальней, чем прежние наброски. А потом прочел вслух, вплетая в музыку, будто стихи, слова из дневника.

— Михай! Я Михай! Не дамся этой силе...

Зал отозвался. Камни, как огромный оркестр, подхватили мелодию, которую вел Андреас. Звуки бились о стены и своды, заполняя собой пространство, оглушая...

Стихли.

— Умру, кем жил, — закончила полупрозрачная человеческая фигура, возникшая над костями.

Волшебники уставились на призрака, но молчание было недолгим.

— Получилось! — воскликнул Микаэль, и тут же смутился — радость была неуместна. — Простите, Верховный...

— Уже давно нет, — слова возникали не то в ушах, не то прямо в головах. — Не могу передать, как рад видеть людей. Но как вы здесь оказались?

 

***

Рассказ волшебников занял немало времени.

Удовлетворив любопытство, магистр продолжил с момента смерти, которая внезапно не стала уходом в ничто. Мощь этого места поглотила душу чародея, но не растворила, и он узнал многое.

Некогда в этом мире обитали разумные. Они ощутили особенность места силы, воздвигли здесь храм и создали культ. Запретив приближаться к священному сооружению, существа приносили жертвы издалека, в лабиринтах, с помощью мрачных ритуалов, и жертвами были частички их личности. Что может быть дороже, а значит — угоднее высшему существу? Напевы молитв возносились в небо. Храм пил их, пил незримые жертвы, и аппетит его рос. Вцепившись в часть, он жадно и бездумно поглощал целое, и за столетия выпил целиком сперва разумных, а потом всех, кто был на них хоть сколько-то похож. Одни призраки остались от обитателей, призраки, которые ненадолго обретали подобие жизни и воли лишь в густом тумане, но даже в таком виде не посягали на горы. То ли давний запрет жил в них, то ли просто ужас перед поглотившей их сущностью. Голодный храм сделал планету ловушкой...

— Молния стала стражем этого места. Я бы дал ей покой, если бы мог. Хорошо, что вы сделали это. Жаль, что так...

Он прервался: то ли устал рассказывать — могут ли покойники уставать? — то ли погрузился в грустные мысли. Микаэль сочувственно молчал, но Андреас не проявил деликатности:

— Нужен совет. Как выбраться? Не хочу застревать навсегда и составлять тебе компанию. При всем почтении.

Дух сдвинулся с места и поплыл через помещение. Волшебники последовали за ним и остановились у стены недалеко от входа.

— Вот, — указала рука, сквозь которую просвечивала покрытая лишайником шершавая скала. На первый взгляд она ничем не отличалась от остальных, разве что чуть холоднее. — Краеугольный камень храма. Если его вывернуть, а лучше — уничтожить, то здесь все рухнет, преграда падет, а клочки душ, наконец, обретут покой. Я обнаружил его и придумал способ — это сделать не так просто. Но времени и сил не хватило.

— Что делать?

— Подожди, есть еще одно. Мне было уже все равно, что со мной будет, а вот вам — нет.

Когда призрак изложил свой замысел, Микаэль побледнел.

 

***

— Ты ему веришь? — Андреас провел последний штрих, выпрямился.

С высоты полета на кетсале — они вызвали птиц утром — скалы казались площадью в день праздника. Окта-, гекса-, пента— и простенькие тетраграммы обрамляли мрачный храм, светясь и переливаясь всеми оттенками радуги. Три дня ушло на то, чтобы вычертить эти линии и насытить их волшебной силой. Они обновили и фигуры в самом храме, которые начал делать Михай, но не успел. Яркие цвета словно бы набегали на серые крепостные стены сооружения, врывались в проход и бросались на штурм последней твердыни краеугольного камня, но она стояла — мрачная, серая, холодная.

— У нас нет другого выбора. Я проверил чары, магистр прав. Запустить ритуал, нанеся последний штрих, можно только изнутри — и времени выбраться не будет. С тобой он так работать не сможет из-за связи с Бураном.

— Выбор есть. Могу сам.

— Ты наверняка погибнешь. Призрак беспомощен, но если я позволю создать между нами прочную связь, на время отдам ему все свои силы, сделает дело, и можем выбраться оба.

— Кто станет вторым? Кто помешает духу с помощью связи занять твое место?

— Совесть? Вспомни, что нам рассказывали о первом магистре, Андреас.

— Помню. Что делают с человеком века бесплотного одиночества? Знаешь? Я — нет.

Молодой волшебник замолчал, потом упрямо помотал головой.

— Я рискну.

— Твой выбор. Тогда нечего откладывать.

Они миновали короткий проход и подошли к краеугольному камню. Дух уже ждал.

— Готовы?

Микаэль опустился на колени перед призраком, и тот коснулся руками его лба. Магам с Земли не были знакомы подобные чары, они являлись порождением мрачного храма и необитаемого мира, частью которых первый магистр успел стать. Насколько сильно, насколько глубоко?

Тело молодого чародея обмякло. Андреас подхватил его на руки и посмотрел в глаза духу. Тот уплотнился, сквозь него уже нельзя было разглядеть стены, и даже лицо приобрело розоватый оттенок. Еще чуть-чуть — и трудно будет отличить от живого человека.

Зато Микаэль побледнел и будто обесцветился. Дыхание стало слабым, сердце билось медленно-медленно.

— Буду следить! — мрачно произнес Андреас.

Призрак ничего не ответил. Указал на выход.

Тело Микаэля Андреас привязал к спине Бабочки, а сам оседлал Бурана, и оба кетсаля взмыли в небеса. Надобности в сигналах не было. Открытыми, стеклянными глазами молодого мага наблюдал основатель Ордена.

Когда птицы набрали высоту, начался фейерверк. Магические фигуры запылали до боли в глазах, их соединили радуги и маленькие разноцветные молнии. Потом раздался скрежет, все цвета смешались в бушующее море, не сливаясь.

Не происходило ничего. Одно мгновение, другое. Вдруг раздался грохот и огромные глыбы, среди которых был и краеугольный камень, взвились, словно брошенные гигантской пращой. Заранее подготовившийся Андреас, контролируя чары с другой стороны, придал направление: прямо ввысь, в небо.

Невероятной силы удар пришелся прямо туда, где сходились линии незримого свода.

Сверкнули, будто молнии, прожилки купола, натянулись сияющими канатами до горизонта и, наверное, далеко за пределы зрения. Раскат грома прозвучал страшным треском. То, что некогда породило и питало преграду, теперь сокрушило ее, как камень из пращи — истлевший череп, и вдребезги разбилось само.

Перестало существовать.

Раскаленные обломки рушились, добавляя красок и без того яростному цветному приливу. Горы будто стонали от ударов. С дальней вершины сорвался ледник. Камни катились вниз, шипя и испаряя снег, порождая одну рокочущую лавину за другой, будто бы вершины решили обрушить свой гнев на ущелья.

Последний приступ ярости доселе всемогущего храма...

Наконец краски и огонь перестали бушевать, площадка очистилась, от сооружения осталось всего несколько раскатившихся глыб.

Андреас запрокинул голову и уставился в небеса. Прожилки-молнии исчезли, местная звезда казалась ярче и чище, чем он когда-либо видел — в воздухе более не было преград. Человек впитывал свет свободы, наслаждаясь зрелищем.

Ритуал похоронил и древнее проклятие, и древнего мага. Впрочем, похоронил ли?

Что с товарищем?

Глаза Микаэля были открыты, и он смотрел так, как никогда не смотрел младший волшебник.

Андреас оскалился, вскинул руку, готовый атаковать призрака, захватившего чужое тело.

— Не надо. Я сделал дело. И слишком устал, — шевельнулись губы молодого мага. — Прощай. Оставлю маленький подарок.

Веки опустились, а потом поднялись вновь. Микаэль глубоко вдохнул, щеки его порозовели.

— Я, кажется, знаю, где искать мир вечного лета, — негромко сказал он.