Собиратели душ
В детстве я мечтал стать киллером. Но что-то пошло не так… В отрочестве понял: с пути «химбио», навязанного родителями, свернуть уже совсем не просто, поэтому заверял всех, что стану гинекологом. Интересна была реакция, знаете ли… Потом с паршивым аттестатом, как с нераскрытым парашютом, рухнул с небес на землю. Прозрел, познал суть вещей. Уже талдычил под нос мантру «пожалуйста, стоматолог, пожалуйста, стоматолог», только подозревал, что у этого сообщения нет адресата.
Так жизнь разобрала мои мечты на донорские органы.
Метания во все сферы врачебной деятельности увенчались успехом — сделали меня специалистом широкого профиля!
Теперь я патологоанатом.
«Ну хоть не проктолог!» — подбадривали друзья. Эх, они не осознавали масштаба своей ошибки! Проктолог хотя бы не заходил так далеко…
Это вам не мышей и лягушек резать. Впрочем, я не жаловался. Поначалу было прикольно. Может, сказался стресс. Или тонна сочинений Кинга, которую я оставил далеко позади.
Потом всё это мракобесие постепенно обернулось занудной рутиной, за которую платят сущие гроши. Несмотря на высшее медицинское образование, я выступал в роли жалкого интерна — ходил в подчинении у Любви Казимировны. Это не женщина, скажу я вам. Это персонаж! Она непостижимым образом сочетала в себе самые яркие качества мерзких тёток из «Мизери» и «Тумана». Ещё напоминала ненормальную училку из «Матильды». Но всё же была неповторима, как ни крути! Ростом — каланча, мужеподобная, крикливая, с большим пучком чёрных волос на затылке. Что характерно — никакого макияжа. К сожалению, всё её внимание было сосредоточено только на мне. Как несложно догадаться, штат сотрудников в морге нашего городка был невелик.
А вот трупов хватало. Почти каждый день мы оформляли новых клиентов. На зависть конкурентам, которых ещё не было! Обычно по количеству с большим отрывом лидировали старики и алкаши-утопленники. Последних в холодное время заменяли замёрзшие насмерть бомжи. «Холоднички», как говорила начальница. Огонь, вода и дедные трупы. В общем, это не лучшее место для поиска доступных красоток.
Казимировна — само очарование. Деловой диалог она предпочитала вести с помощью шизофренического визга, уровень которого без всякого смысла резко менялся на отдельных словах. Не только тональностью: грозные повеления внезапно перетекали в уменьшительно-ласкательную форму. Достаточно вспомнить вопли о том, как пользоваться большой красной кнопкой тревоги, которая массивно выпирала из стены в главном зале морга. Та предназначалась для вызова одновременно полиции и скорой помощи: вдруг какой нежилец, по ошибке причисленный к мёртвым, очнется.
— Кравцов! Этую кнопку я тебе железно наказую ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, вжись никогда не нажимать! Ни при каких условиях, ни за какие коврижки, даже не думай трогать, вообще тереться возле этой стенки никакушеньки не смей! Будешь бит, бит и еще раз бит, ломан-переломан, зажарен и высушен! За ложный вызов голову откручу, ножки-ручки поотрываю, разрежу на мелкие кусочки, сделаю фарш и буду маленькими порциями смывать в унитаз, чтобы не забилось, не засорилось и не осталось никаких улик! Понимаешь, Кравцов? Кнопка предусмотрена высшим руководством, но за мои тридцать лет службы ни разу не выпадало случая ею воспользоваться. И не выпадет, не под мою ответственность, никогда, слышь! Поэтому предусматриваю жесточайшее и справедливейшее наказание, коли ослушаешься в этом вопросе. Понял меня, Кравцов? Хорошо услышал? Тогда повтори всё, что я сказала, слово в слово повтори!
Думаете, у неё были какие-то проблемы с этой кнопкой? Неа. Она так реагировала абсолютно на всё.
— Проводить вскрытие всех трупов времени нет, сверху не требують и нигде не заведено регламент соблясти, но мы будем проводить вскрытие всех и каждого, всегда и всенепременно! Понял, Кравцов? Не успеваешь — значит, будешь работать сверхурочно. А если хоть одно тело не пройдёт соответствующую процедуру — мне всё равно, родственнички, не родственнички, плачут, умоляют, хоть смертью угрожают не трогать ребятёночка их ненаглядного — придушу, кремирую, а пепел закопаю, если не сделаешь, как приказывает твой прямой, между прочим, начальник! Понял, Кравцов? Причину смерти устанавливаем только на основе аутопсии. И никак иначе!
— Господи, и как ты всё это выносишь? — частенько после работы спрашивала меня Нина, самый яркий лучик в мрачном спектре моей жизни. — Да любому дураку понятно, что работать в морге — это не для нормальных людей. А по твоим рассказам — так вообще ужасы какие-то! — И бровки смешно хмурит. Ну не золотце?
У неё рыжие волосы, карие глаза, очень мягкие черты лица, заразительная улыбка. Другие девчонки завистливо говорили, что всё дело в её круглых щёчках, но я никак не мог понять, что такого особенного именно в щёчках, поскольку вообще будто бы не замечал их, а обожал в ней нечто совершенно другое. Щёчки, ямочки, реснички, косички… Пофиг. Я любил её не за отдельные части тела.
Она ещё училась, предстоял последний курс… на сварке. По этому поводу у Нины энтузиазма было с кошкин нос. Разница между нами: я уже ненавидел свою работу, а она не любила её авансом.
— Ничего страшного, — отвечал за меня её брат Коля. — Работники моргов — самые жизнерадостные люди в мире! Как не ценить жизнь, не отрываться по полной, насмотревшись на бесчисленные причины смерти, на всё это количество онкологий?
— Да, в наше время естественная смерть от износа организма не менее редка, чем работающие мусоропроводы в домах, — делился опытом я.
Ранее мы с Колей учились в одной параллели в медицинском. Теперь он работал терапевтом, ну, тоже проходил интернатуру. И я уже два года встречался с его младшей сестрой Ниной. Наши отношения, всей троицы, прошли через множество этапов, а теперь, как мне казалось, сложились наиболее благоприятным образом: все мы по-прежнему были лучшими друзьями, хотя двое из нас спали вместе. Коля, который сразу принял это с адекватным пониманием, давно уже не испытывал подсознательного раздражения, полуотцовской ревности. Это легко читалось, поскольку он был на редкость доброкачественно открытым человеком: всегда говорил, что думает, а думал только в интересном и позитивном ключе. Увлекался модой, любыми яркими субкультурами, всегда был «в теме», «в тренде», в курсе последних событий, стремился попробовать всё самое новое. В соцсетях он постил шутки собственного сочинения — в основном тоже связанные с современными тенденциями, новостными заголовками, свежими мемами. Один из последних постов — «А ИГИЛ возьмёт на себя ответственность, когда Трамп станет президентом?» — уже собрал несколько сотен лайков.
В общем, жили-были, не тужили, имели цели, строили планы, пока однажды ночью всё не полетело к хренам собачьим.
Ранняя осень, пятница, вечер, но всё ещё солнечно. Где угодно, только не в лаборатории морга, где я обычно возился больше с документацией, чем с натурой, и видел предстоящее дежурство серым беспросветным проклятьем.
Привезли труп из местной колонии строгого режима. Насильственная смерть. Значит, судмедэкспертиза. Но наверху решили замять дело, уладить всё по-тихому, не раздувать. Не вопрос — меньше возни с документами!
И вот я глядел на содержимое кареты скорой помощи — на биомассу впечатляющих масштабов. Казалось, что на толстяке живого места не осталось: весь изрезанный, избитый, развороченный. Его торс будто вывернуло наизнанку, частично оголились кости грудной клетки, многие были сломаны, грозно торчали острыми концами наружу. Пожилой тюремный фельдшер, две женщины-врача из скорой помощи, пьяненький судмедэксперт и специально вызванный санитар-качок из местной больницы вместе со мной едва сумели втащить тело на носилках в морг.
— Нужно было нанять грузчиков, — пыхтел судмедэксперт. Мы старались не замечать, как от него несёт перегаром. — Наверное, ему нары на спецзаказ делали.
— А если бы у нас казнили на электрическом стуле, тут бы понадобилась электрическая скамья, — заметил я.
— У нас просто стреляют в затылок, мальчик, — сказал тюремный фельдшер. Ни намёка на шутливый тон, ни следа улыбки.
— Выпотрошили, как свинью, — пробормотал санитар.
— Это даже мягко сказано, — скривился тюремщик. — Весь коридор перед камерами был в крови и внутренностях. «Красная миля», ей-богу.
— Но вспороли ему не только живот, — заметила Казимировна. — Ему грудь вскрыли. Раздвинули рёбра, выломали их.
«Будто что-то вырвалось изнутри!» — подумал я. Пришлось подавить неуместную улыбку. Теперь заново сведённые рёбра пересекались концами крест-накрест, как зубы удильщика.
— Сердце выдрали, зверьё. Тьфу! Вот разве надо было так мараться?
— И где оно?
— Там же, где и остальное. В машине. Мы собрали всё это в три ящика со льдом. Сейчас принесём.
«Всё-таки надо завести блог. Или лучше твиттер от лица Казимировны?»
— Так что же он натворил? За что его так?
— За что именно его — понятия не имею. Прилежный был, осторожный. Бунт случился, заодно и разборки какие-то, междоусобица. Много раненых, со стороны охраны тоже. Сейчас там полная неразбериха, сложно сказать, что ещё произошло. Плюс информационный карантин, чтобы лишнее в прессу не просочилось.
Я решил, что так жестоко в тюрьме могли поступить с педофилом...
— А за что он сидел?
— Неуплата налогов.
…ну или со стукачом.
— Хах, я думаю так: тюрьме просто не хватало бюджета кормить это млекопитающее, — сказал санитар. — Вот и спустили собак. Закрыли глаза в нужный момент.
Когда доставщики груза ретировались (на чаёк никогда никто не оставался! Все такие занятые!), Казимировна заторопилась домой:
— Вскрывай, Кравцов! А потом заштопаешь нержавейкой. Ты ведь дежуришь, а я — на боковую.
— Было бы что вскрывать. Я вот думаю, как это потом обратно запаковать. Рёбра ему неслабо поломали.
— Что-нибудь придумаешь, — зевнула Казимировна. — Я по заграницам не хаживала, чемоданы натужно закрывать не приходилось. Кашу маслом не испортишь. Стяни нержавейкой, как сможешь, утром проверю.
Халявить я всегда умел высококлассно, даже несмотря на то, что прошёл через огонь, воду и медицинский вуз. Без толики хитрости под руководством Казимировны загнулся бы. Вскрывать каждый божий труп и составлять отчёты о вскрытии? Да бросьте, это невозможно. С одним этим — возился бы всю ночь!
Поэтому я включил музыку, обмотал тело ремнями, сдавил его, как сумел, и принялся зашивать. Кое-как, помогая коленом, худо-бедно вправлял открытые переломы.
Спустя час я уже выключил музыку и решил вздремнуть на кушетке возле телефона. Гиппократ меня раздери, если пропущу, как звонит Казимировна в разгар своей постбальзаковской бессонницы!
Телефон таки зазвонил. Женским голоском запищали:
— Алло, это морг?
— Морг.
— К вам трупы привозили?
— Гм. А вы догадайтесь. Это же морг.
— Я имею в виду много трупов, сейчас!
— Много трупов — нет. Много трупа — да. Один штука. А кто его спрашивает?
— Это телевидение. А кого именно доставили?
— Заключённого из тюрьмы. Что-нибудь передать?
— Из тюрьмы-ы-ы? — задумчиво. — Ну ладно, наверное, меня дезинформировали. Доброй ночи.
— Угу.
И вот, минут через двадцать, когда я уже почти провалился в забытье, в морге отчётливо прозвучало:
— А, хрен с ним! Помогите, мля!
Я скорее не распахнул, а вышиб нафиг свои веки, сорвал их с чёртовых петель! На время даже перестал дышать.
«Приснилось же? Да?»
— Помогите-е! Кто-нибудь! — сдавленно прозвучало то ли из зала для исследований, то ли от холодильников для трупов.
Я широко раскрыл рот, безумно улыбаясь. «Этого ведь не может быть! Это какой-то прикол! Наверное, Нина с Колей решили меня разыграть!»
Пару раз я пускал их к себе на работу в ночную смену. Казимировна, конечно, об этом не знала. Пили на моём рабочем месте, творили мелкие шалости, но ничего дикого. Один раз Коля нарисовал маркером три звезды на входе под названием морга. В другой — Нина нацарапала на бейдже Казимировны «собирательница туш». Восстановить бейдж ночью — та ещё задачка, скажу я вам.
Но спрашивать громко в морге в такое время «Кто здесь?» язык ну никак не поворачивался. Тихо поднявшись с кушетки, я прислушался, замерев в глупой позе с растопыренными руками и пальцами.
— Помогите… Помираю… — По сиплому мужскому голосу совсем не походило на моих друзей. Может, пропустили через какой-то фильтр?
«Не нажимай красную кнопку! Не вздумай! Даже если это настоящий зомби или вампир! Казимировна страшней!» — стучало в висках.
На негнущихся ногах я прошагал в коридор. Зов повторился. Значит, исследовательская комната, лаборатория. Банки-шклянки, микроскопы, всякое оборудование. А посреди зала — царские весы, по совместительству выступавшие в роли операционного стола. Там ныне громоздился самый большой труп из всех мне известных.
«Спокойно! — вклинилось в мозг. — Он пристёгнут ремнями! Если бы чудовище Франкенштейна могло оторвать тебе голову, оно бы встало, подошло и сделало это, а не звало бы на помощь! Просто не давай ему освободиться!»
Я почти бесшумно добрался до зала, обливаясь потом и трясясь от озноба.
Обладатель голоса, наверное, так и не понял, слышит его кто-нибудь или нет. Он закряхтел, начал выбираться сам. Толстяк дёргался, но ремни держали его крепко.
Я смотрел на него из дверного проёма и чувствовал, что мне, патологоанатому, поплохело от увиденного.
Потому что пытался освободиться не толстяк. А тот, кто прятался внутри него.
— Как же вы тут очутились? — спросил я в трубку, торчащую из подмышки гигантского трупа. Из раны сочилась свежая кровь. Зек спрятал трубку, когда тело прибыло в морг, а потом заново расковырял рану, чтобы нормально дышать.
— Слышь, братан. Ты чё, в мусора решил податься? Допрос вести? Думается, несложно догадаться, как меня сюда угораздило…!
— Вы… беглый?
Всё стало на свои места. Всё стало намного понятнее.
— Слышь, братан. Ты либо помоги мне, либо дай спокойно помереть. Не гадь в душу! Такой расклад. Но туда я, сука, не вернусь!
— Ох… должен заметить, что так сбежать из тюрьмы… это охренеть, как круто!
— Благодарствую на добром слове. Ну чё, выручать бушь? Не думал я, что так крепко зашьют, мля. Так бы никого не потревожил. Пошёл бы своей дорогой, тихенько. Думается, ты сечёшь фишку, ты парень образованный, да? Профессионал уже, вона какие швы нешутёвые! С меня почитается, брат! Из честных я, спроси любого! Тачку подгоню, с тёлочками, баблом рассчитаюсь, ну, чё там твоему поколению надо…
— Верю. Верю, — промямлил я, оглядывая тело, скованное ремнями. — Но разве я могу так? Блинский, мне надо подумать…
— Слышь, братан! Не включай только обратку! Не кипишуй! Ты ж ничё не теряешь! Просто помоги, выручи, а? Я уже почти выбрался, совсем суетня осталась! Тебе ведь ничё не угрожает, ничё не стоит, не впадлу же, мля, помочь освободиться человеку! Ты не знаешь, какой звездец в этой колонке и что будет теперь за бунт и за побег! Если ссыкуешь, можешь просто разрез сделать! Спрячешься где-нибудь потом, закроешься или просто убежишь! Я как вылезу — мой след простыл! Тело заштопаешь, пол протрёшь, никто и не видел! Всё, шито-крыто! Камер тут нет, я выяснял! А ежели чё, скажешь, что я тебе угрожал, тебе поверят. Только отпусти, богом-господом прошу!
Я задумчиво кивал, пока пятился к выходу. Мало было проблем на мою голову, как внезапно раздался стук в дверь морга, которую я закрывал на ночь. Без предварительного телефонного звонка это было странно. Кто это? Родственники убитого? Весёлая намечалась ночка.
— Так! Слушай сюда! — засипел зек. — Не знаю, кто это, но это могут быть либо мусора (тогда всё, песец-пропало), либо мои пацаны, которые меня снаружи ждали в срок, но перебздели и завалились раньше положенного. Если же пацаны… то впускай… и сделай как-нибудь, чтобы в тебя они не шмальнули сразу… из волын. Ты ж мне как брат, из честных я! Скажи им, что ты тоже мой кореш! И всё путём! Не парься, главное!
Я скорее дрожал головой, чем кивал. Сгорал желанием броситься со всех ног и нажать чёртову кнопку. Но ноги всё-таки понесли меня ко входу в морг, надо было хотя бы посмотреть, кто там.
— И это, мля! — неслось вдогонку приглушённо. — Если надумаешь настучать, то попрощайся с жизнью! И родным твоим песец тогда! Если настучишь, сука! Кравцов Иван Викторович! Ага! Я с гнидами так поступаю! И не один я! Закон каменных джунглей, мля!
Я невольно прижал руку к бейджу («Не будешь носить эту бирку на груди — будешь носить её на большом пальце ноги! В нашей работе всяким можно заразиться, уж гепатит С я тебе организую!» — Казимировна).
Теперь ругался матом и я, но продолжал топать по коридору морга.
— Сегодня полная жесть, — рассказывали полицейские и бригада скорой помощи. — Трупы поступают один за другим из разных районов города. Неясные причины смерти. Некоторые ещё в реанимации. В больницах — сущий ад. А что завтра будет в прессе!
Пока тело выгружали из машины, я огляделся. Неподалёку на стоянке у соседнего здания приметил фургон с колоритными персонажами внутри. Наверное, это те самые помощники зека. Я подумал о своих родителях, о Нине, и решил пока не разевать роток.
— Ничего себе! Сколько вы её продержали в морозилке? — спросил я, обратив внимание на синюшный труп девушки, кожу которой покрывала заметная корочка льда.
— Нисколько. Нигде не держали. Её такой нашли, и большая часть льда уже растаяла.
— Где именно нашли?
— На улице, прямо на тротуаре, — полицейский с нехилой звёздочкой на погонах назвал адрес. — Да, тёплые деньки — и такая засада, хоть ты провались! Не представляю, что писать в отчёте. Снежный человек это сделал? Или снежная баба? В общем, мне срочно нужна экспертиза.
— Так вы следователь? Я сейчас же свяжусь с врачом, она приедет.
— Старший следователь Пнёв. Пускай поторапливается. Ночь будет долгой.
Пока мы перевозили трупы, укладывали их в лаборатории (толстяка задвинули подальше, с глаз долой), ждали оттаивания девушки и приезда Казимировны, я решил поделиться соображениями:
— Думаю, вам надо искать мороженщика.
— Чего?
— Сейчас ещё достаточно тепло, их полно на улице с тележками мороженого. Там тело могло так обморозиться.
— А вы, я погляжу, специалист по замораживанию людей. — Представитель закона обвёл взглядом холодильники для трупов.
— Подловили! — ухмыльнулся я.
Старший следователь Пнёв нехорошо прищурился.
— Держите свои измышления при себе, молодой человек. Будет ещё много мертвецов. И непонятно, что с ними произошло. А родным не до шуток. Смеяться будут в первую очередь над вашими… умозаключениями.
Трупы всё прибывали. Я записывал информацию о поступивших. Мне даже стало любопытно, связывает ли их что-то. Настолько увлёкся, что даже забыл о зеке, заточённом внутри другого зека. Спешно одно за другим мы с Казимировной проводили вскрытия, чтобы сразу же отчитаться; повсюду бродили и курили полицейские, пьяный в хлам судмедэксперт торопливо фотографировал тела, пока разложение не изменило ткани. Снаружи собралась толпа родственников, некоторые ухитрялись прорваться через все заслоны и устроить сцены. В прорезиненном халате сновал туда-сюда мой крикливый босс. Всё это жутко нервировало, мешало сосредоточиться, но я старался.
Пол: женский. 20 лет. Обморожение 72% тела IV степени. Студентка (продовольствие). Найдена на тротуаре на окраине города. При себе имела деньги, мобильник, ключи, паспорт, очки, косметичку, презервативы, влажные салфетки, кепку (тоже в сумочке), пачку жвачек, пачку сигарет, зажигалку, проездной, уголь активированный, скидочные карточки, пластырь, крем для рук и палку для селфи.
Пол: мужской. 23 года. Термический ожог 81% тела IV степени. Работал в автомастерской. Найден под мостом в центре города. При себе имел банковскую карту, мобильник, ключи, паспорт, наушники, семечки (прямо в кармане).
Пол: мужской. 14 лет. Захлебнулся пресной водой. Ходил в школу (сегодня, кстати, не пошёл, сказал, что заболел, а родители даже не в курсе). Найден на железнодорожных путях в километре от ближайшего водоёма. При себе имел мобильник, детскую рацию, пауэрбанк, пачки жвачек, пачку леденцов, одну палочку «твикса», целую кучу автобусных билетов, обёрток от конфет, батончиков, мороженого, одну сигарету, пустую упаковку от петард и гильзу 7,62х39 мм.
— В «вконтакте» состоял в нескольких группах для самоубийц, — сказал следователь. — Сейчас изучаем переписки с единомышленниками. Говорили, что ждут какого-то События. Может, флешмоб или секта…
Пол: мужской. 15 лет. Ожог кислотой 90% тела IV степени. Ходил в школу. Найден в парке. При себе имел деньги, мобильник, ключи, портфель со школьными вещами, USB-провод, сетевой блок питания USB, две флешки, фонарь, швейцарский ножик, компас.
Пол: женский. 24 года. Асфиксия (по причине заглатывание языка в результате удара по голове; возможно, при падении). Студентка (медицина). Найдена в подземном переходе под шоссе на окраине. При себе в сумке на поясе имела ключи, косметичку, военный билет, пачку жвачек, ежедневные прокладки. Ещё — повязку на голове и электронный браслет для бега на запястье. Возможно ограбление.
Пол: мужской. 26 лет. Электротравма IV степени. Работал маркетологом. Найден посреди центральной площади. При себе имел деньги, банковскую карточку, мобильник, ключи, обручальное кольцо (в кармане), палочку от пломбира.
— Этот в реанимации что-то неразборчиво твердил про пику. Возможно, связь с орудием убийства. Также проверяем связь с карточными играми, долгами. Или же речь о горном пике?
Пол: мужской. 20 лет. Сверхострая интоксикация. Студент европейского вуза (программист). Найден на пустыре на окраине. При себе имел деньги, несколько банковских карточек, айфон, айпод, наушники и зарядное устройство для «эппл», флешку, детскую рацию.
Пол: мужской. 36 лет. Смертельная кровопотеря (потеряно более 90% ОЦК, имеются лишь два глубоких отверстия на шее, имитация «вампирского укуса»). Безработный. Найден в спальном районе возле гаража. При себе не имел кроссовок. Возможно ограбление. При себе имел в портфеле несколько японских комиксов (манга) на абсолютно детскую тематику.
Пол: мужской. 23 го…
— Ой, ну нет-нет-нет-нет! — вырвалось у меня, когда я вгляделся в теперь едва узнаваемое лицо. Перечитал паспортные данные. — Твою ма-а-а-ть! Да как же… Как же так, блинский!
Передо мной лежал Коля. Брат Нины. И мой лучший друг. Наверное, даже единственный настоящий друг.
Я безучастно сидел на кушетке, то и дело подносил к своему носу нашатырный спирт, пока Казимировна, облизываясь, копалась в теле моего товарища.
— Кусочки стеблей в ранах, — сказала она. — Один даже с листиком. Если память не подводит, то уж больно смахивает на виноградную лозу. Решено! Ставлю банку маринованных зародышей, что убийца — садовник!
Я с трудом подавлял в себе всхлипывание.
— Где нашли тело? В парке для выгула собак? Не помню что-то там этих побегов, этих ягод. Факты, факты, нужны факты! — нервно похлопал в ладоши старший следователь Пнёв, который агрессивно бродил повсюду, чуть ли не по потолку своими размашистыми шагами. — Не гадайте, а проводите микроскопическое исследование. Нужно срочно найти затейников этого флешмоба смертей по всему городу.
— Пнёв! — усмехнулась Казимировна. — Волнуетесь, что головы полетят?
— Волнуетесь! Если смерти будут продолжаться с такой частотой, то власти введут грёбанное военное положение! Оглянитесь! Вам места для тел уже не хватает! Всё, довольно, здесь просто смердит вашей некомпетентностью, бестолковостью и бездействием! У меня ещё три вызова. Один другого чудесатее! Вот, к примеру: камера банкомата засняла девушку в 23:04, а в 23:08 её тело упало с огромной высоты на машину в центре Москвы! В Москве-е, Казими-и-ировна! В сотнях километров отсюда! В столице сразу среагировали и сюда звонить. А если кто-нибудь падает в дебрях, за МКАДом? Не знаю, как эти фокусники такое проворачивают, но когда разберусь, буду мочить их в бошку без разбора, без суда и следствия! Фёдор, заводи машину. У нас куча дел.
Нина бесновалась по телефону, но в морге уже была тихой, ужасно подавленной, плакала не переставая. Я не пускал её к телу брата, мы просто сидели на коленях прямо посреди коридора, я очень крепко обнимал её, качал. Мимо в некой аналогичной прострации ходили люди.
— Что с ним? — шептала она.
— Порезы. Многочисленные. Глубокие. Переломы. Гематомы. Повреждены многие органы. И сильная кровопотеря. Но всё случилось быстро, он не мучался.
Она тихо стонала матом, всё больше погружаясь в скорбь.
— Кто это сделал?
— Никто пока не знает.
— Он… выгуливал Ти-Рекса… его тоже нашли… избитого, изрезанного… К-кто мог… такое сотворить?
— Я не знаю. Но сегодня много непонятных смертей за ночь случилось. Поэтому я умолял тебя сюда не ехать. В городе сегодня чертовски опасно.
— Плевать! Нафиг всё! Кто-то убил нашего Колю! Мы должны что-то делать!
— А чёрт, ты права, нужно понять, что с ним произошло. Знаешь, я порылся в его мобильнике. Экран растрескался, но работает нормально, в отличие от большинства мобильников других жертв. Никаких подозрительных сообщений и звонков не нашёл… Но, полистав меню, я нашёл то, что объединяет жертв. Кажется, невероятно глупая зацепка… Но единственная! Я, конечно, не хочу показаться полным тупицей, но не суди строго. Я бы хотел проверить одну догадку… Мы можем покинуть это злосчастное место, если ты не против. Прогуляемся?
— Любовь Казимировна, мне нужно уйти, проводить Нину домой. Я не могу сегодня работать.
— Ничего-ничего. Всё образумится. Друг ваш сейчас в лучшем месте. А девчуха сама доберётся, чай не маленькая. У нас много дел.
— Спасибо, Любовь Казимировна. Я потом отработаю. Очень идти надо.
— Кравцов! Клятьки-матятьки! Вот пистопёрдыш, и не услышал типа! Идите, Любовь Казимировна, на эники-беники, называется. Ну, ладно, и на твоего сморщенного скукушонка погляжу когда-нибудь, доведёшь.
В парке было людно, несмотря на темноту. Горожане гуляли парами-группами или в одиночку спешили по своим делам. Кто-то совершал вечернюю пробежку или выгуливал собаку.
— Трава шевелится. — Нина без всяких эмоций смотрела на экран мобильника. — Где-то рядом.
Нам попался покемон по имени Кубон. Мы еще не поймали его, просто смотрели на его мультяшное изображение на фоне паркового газона возле дорожки. Оставалось метнуть в него покебол, специальный красно-белый шарик, в который затем помещалось диво. Я размышлял над этой единственной кульминацией игры и всё еще не находил повода увлечься ею, как многие другие. Хоть и застыл с глупой улыбкой, пялясь в телефон. Мне пришло в голову, что такое развлечение может немного отвлечь Нину от горестных мыслей.
— Давай оглядимся, — сказал я. — Не будем спешить.
Мы топтались на месте, водя объективом камеры по сторонам. Рядом бродил еще один покемонолов, он помахал нам рукой.
Нине быстро надоело, она заныла:
— Это всё глупость. Зря мы сюда пришли. Я должна быть с мамой и папой. Столько пропущенных звонков, голосовая почта забита…
Я не знал, что ответить. Навёл на неё мобильник и увидел на экране некое свечение. Какой-то артефакт картинки или что-то…
Вокруг её головы — некая синяя аура. Этот эфир вытягивался куда-то вверх и в сторону, утончался… И заметно было только через мобильник. Я проследил за этой штуковиной и… чёрт возьми!
Из ствола ближайшего клёна торчало нечто длинное, чёрное и массивное, размером с тот же ствол. Оно было живым, плавно двигалось, извивалось. Всё это змеиное тело (или гигантского червя?) заканчивалось, по меньшей мере, сотней каких-то клювов разных форм и размеров, будто бы в беспорядке торчащих из того, что можно было посчитать мордой. Существо распахивало многие из них без всякого звука и притягивало — всасывало — синюю ауру Нины.
Я не мог поверить картинке. Несколько раз опустил мобильник — в реальности всего этого не было — обыкновенное дерево, никаких тварей, торчащих из ствола…
— Не знаю, что это за фрукт… — пробормотал я. — Но тебе надо это видеть…
— Это тоже покемон?
— Не помню таких. Слишком много разных… А что это за синее…
И тогда существо каким-то образом поняло, что оно в центре внимания. Разинуло большинство клювов и динамик телефона передал странный скрежет, щедро сдобренный шипением помех.
Оно перестало притягивать синее вещество, попятилось, исчезая в дереве, повернуло голову, снова открыло рты и плюнуло уже чем-то красным… красным туманом, в котором можно было различить призрачный силуэт кого-то из людей… в направлении покемона. Когда голова скрылась, я не заметил на стволе какого-либо дупла, хотя бы щели… Сплошная кора и только.
Кубон преобразился. Он перестал быть мультяшным, нарисованным… Его моделька стала очень реалистичной, добавилось много светотени, детализации, значительно улучшились текстуры. Из миловидного покемончика он превратился в опасное с виду чудище, которое подошло бы для какого-нибудь фильма ужасов.
А когда мы опустили мобильник, то уже увидели Кубона в реальности.
— Вау! — воскликнул покемонолов, который стоял ближе всех и тоже смотрел на невероятное чудо. — Они добавили в игру какие-то голограммы?!
Приложение «Pokemon Go» почему-то теперь окрашивало глаза покемонолова пурпурным цветом. Я навёл объектив на Нину. С ней творилась та же фигня. Фиолетовое пламя вместо глаз…
Мы пялились на Кубона. Тело и шкура — как у рептилии, только прямоходящей, ростом с человека; тяжёлый хвост тащился позади, едва шевелился, а голова была закована в некое подобие шлема — в голый череп другой, более крупной особи…
Покемон приблизился, взмахнул длинной костью какого-то огромного, будто доисторического животного, и выбил мобильник из рук парня, который тут же понял, что это происходит наяву.
Не просто выбил, а прицельно… Аппарат пролетел несколько метров и с фантастической точностью попал в грудь Нины, она охнула и упала, держась за ушибленное место. Врезался прямо под дых, заставил её судорожно хватать ртом воздух. Или даже сломал ребро.
— Ай, больно же! — воскликнул парень, в ужасе глядя на искорёженную руку.
Затем дубина снесла переднюю часть черепа, бедняга выплеснул на ладони внутренности своего лица. Мы тут же бросились наутёк.
«Нож тут не поможет!» — подумал я и закричал:
— Выключай мобильник, Нина!
Мы разобрали телефоны на ходу, выбросили батареи в одну сторону, корпусы — в другую. Я оглядывался. Покемон постепенно растворился в воздухе, но шагал при этом за нами. Возможно, тварь с клювами призывала их в реальность ненадолго. Возможно, он сам мог делать себя невидимым. Или всё-таки избавиться от телефона казалось хорошей затеей.
Мы не понимали. Просто хотели выжить. Поэтому бежали изо всех сил.
В городской больнице, которая сегодня работала на полную катушку, Нину сразу отправили на рентген. Девушке не здоровилось, жаловалась на боль в груди.
Пока мы ждали результатов, она сказала:
— Я будто отдаляюсь.
— Это шок.
— Нет.
— Дат. Ты потеряла брата. И нас пытались убить. Это двойной шок. Тройной, если учесть, ЧТО нас пыталось убить.
— Это тоже. Но я что-то чувствую… точнее не чувствую. Ты говорил, что эта тварь вытягивала из меня какую-то субстанцию…
— Ага. Брр. Будто душу высасывала. Или эмоции, как долбанный дементор. Не знаю, что это за хрень. Но в полицию об этом сообщать нет смысла, нам не поверят… И зря ты пыталась рассказать врачам о произошедшем. Так и до психушки недалеко…
— Не знаю насчёт души. Но я будто… сама становлюсь призраком.
Результаты рентгена впечатляли: врач сказала, что аппарат, наверное, сломался — снимок и даже повторный снимок были засвечены, будто рентгеновские лучи почти не встречали препятствий в теле Нины.
— Если верить рентгену, то у неё — нет большинства органов и костей. Это чушь, конечно. Этого быть не может. Достаточно пощупать, вот, все кости — на месте.
— У меня как будто забрали частичку материальности… — позже прошептала мне Нина, сформулировав догадку. — Или даже половину. Не знаю…
— Квантовая механика — это тебе не титьками трясти. — Я попытался подбодрить любимую. Не вышло. Всё-таки дементор поработал.
Она сидела со мной в больничной палате, рассматривала свои руки, когда в дверном проёме возникли полицейские во главе со старшим следователем Пнёвым.
— Вот мы и снова встретились, мороженщик. А девочка твоя случайно не наркоманка? Руки так буравит взглядом, врачей чуть до седины не довела, внутренним миром своим пугает, ужасы всякие говорит…
Мы молчали. Рассказывать следователю реальную версию событий как-то не хотелось.
— Где вы были сегодня ночью?
— Мы гуляли в парке. На нас напали какие-то гопники в капюшонах, ударили Нину…
— Ага…Так вот взял посреди дежурства в парк намылился?
— В морге Казимировна заменила. У меня друга убили. Я взял отгул. К тому же аутопсию близких проводить запрещено.
— Про вашего друга и брата — это отдельная, очень интересная тема разговора. Но об этом потом. Сейчас о насущном. Вот, что странно: после вашего визита в парк там нашли труп молодого человека. Жестоко избитого. А вас запечатлила камера. То, как вы выбегали из парка. Убегали с места преступления.
— Это не мы сделали, — сказала Нина, сжав мою руку.
— Возможно, гопники ещё на кого-то напали. После нас.
— Гопники, значит. И оставили три мобильника на земле валяться. И деньги не тронули. Ну-ну. Что же вы делали в парке так поздно?
— Гуляли, — сказал я, но Нина одновременно со мной произнесла:
— Покемонов ловили.
— Точно нарики, — заключил один из парней в форме, посмотрев на нас с отвращением.
— А ещё мы нашли это. — Следователь показал большой нож для костей. — Да-да. В вашей кожанке. В гардеробе. Очень необходимый аксессуар для прогулки в парке. Берёте работу на дом, товарищ Кравцов?
«Казимировна мне яйца оторвёт!»
Полицейские заржали. Я сглотнул. Потом усмехнулся:
— А тело порезали? Вы же сказали, что его избили.
— Да, избили. Битой, скорее всего. Мозги наружу, но вам не привыкать мозги видеть, да? Может, вы тыльной стороной этого огромного ножа тюкали. Ничего, и не с таким наша экспертиза разбиралась.
— В таком случае, мы требуем адвоката.
— Ого, какая песня! Мы ведь даже ничего не выдвинули вам, просто пытаемся разобраться в ситуации, мороженщик. Но знаешь, что я думаю? Вы с подружкой как-то учинили этот сегодняшний хаос, геноцид. А ваш братишка Николай — о, какие у него характеристики в деле! — становился для вас помехой из-за своей чрезмерно пацифистской натуры…
— Товарищ майор, — окликнул следователя один из подчинённых после разговора по мобильнику. — У нас ещё несколько трупов в центре. Говорят, какой-то непонятный носорог опрокидывал автомобили. Бред какой-то.
— Вот теперь эта ночь начинает меня напрягать! А ведь всё так логично складывалось! Останьтесь кто-нибудь здесь, не дайте этим голубкам покинуть больницу. Милочка, сестра, да-да, вы, у вас здесь есть кофе-автомат? Кофе-машина? Что-нибудь? Вот спасибо. Мы тут отойдём, а вы… — Он указал на нас. — Без глупостей. Мы ещё только начали.
— Всё будет хорошо, — сказал я Нине.
— Худшее уже произошло, — ответила она, устало опускаясь на кушетку.
Раз моргаю, а лица любимой больше нет, оно провалилось внутрь головы. Ложбина вмиг заполняется кровью. И затем оттуда извергается вулкан — брызги летят во все стороны, орошают меня, заляпывают стены, потолок, чистые простыни…
Я отдёргиваюсь назад, это на какое-то время спасает мне жизнь. Дубина задевает подбородок, сдирает половинки моих губ, выбивает несколько зубов, искривляет намного больше; всё это я ещё не чувствую, не осознаю, потому что нервы отбило на пол-лица, всё тупо онемело; удар раскручивает меня вокруг своей оси, я вываливаюсь в коридор. Пол выбивает воздух из лёгких, кричать — нет сил.
Мы уже были не одни в палате. Покемоны настигли нас, даже несмотря на отсутствие программы для ловли покемонов.
Я шумно фыркаю, кряхчу, быстро перебираю руками и ногами, ползком двигаюсь к ничего не подозревающим людям. Затравленно оглядываюсь, холодею и мочусь под себя…
Нечто похожее на динозавра выходит из больничной палаты.
— Это что, цирковой костюм? — с улыбкой спрашивает ближайшая медсестра, не успев охватить взглядом всю обстановку.
Кубон без промедления, продолжая путь ко мне, хватает девушку за голову, вонзает коготь в глаз, тащит несчастную, визжащую, за собой, шагает по коридору и, даже не глядя, размеренно, ритмично бьёт её голову о свою будто из железа сделанную грудь. Её череп при ударах громко трещит, но вопль ещё долго не смолкает.
К нему прибавляются другие: по мере приближения монстра люди либо озадаченно отступают, либо бросаются наутёк, либо цепенеют в ужасе. Нерасторопных Кубон начинает бить дубиной — сметает с пути, раскидывает по углам, размазывает по стенам, ломает хребты, разбивает головы.
У кого-то словно порвалось ожерелье — о плитку градом стучат зубы.
Пнёв пялится на это застывшими глазами-блюдцами над пластиковым стаканчиком, затем выплёвывает назад кофе, а горячий напиток в ответ забрызгивает ему лицо.
— Господи… — выдыхает один из полицейских и катастрофически медленно тянется к оружию. Набалдашник костяной дубины встречается с его черепом, застревает в нём. Кубон делает новый взмах — и тело того, кто ещё не верит, что он мёртв, улетает, кувыркаясь, далеко за спину чудовища, по коридору, по алой аллее адского ада.
— Твою… — шепчет другой полицейский. Дубина врезается ему в ключицу, искривляет всё тело, сминает, словно это не человек вовсе, а какой-то хрупкий торт с начинкой из красного джема….
Кубон настиг меня. Он врезает дубиной по месту, где была моя нога. Взметаются осколки кафеля. Я дёргаюсь, пытаюсь отползти, бочком, бочком, как чёртов краб, спасаю конечности. Но недостаточно быстро. После серии промахов дуболом всё-таки попадает — размазывает мою кисть по полу. Боль приходит не сразу, я лишь стревленю жижевлечьно аппоотаяях!
— Чёртов… — орёт ещё один страж порядка, прежде чем, дубина врезается ему снизу в пах. Парень взлетает, проламывает больничный потолок, одну из ячеек, чтобы свеситься из соседней. Его лицо — в крови и крошках гипсокартона, немо раззявлен рот. Кубон начинает ударять по новоявленной «груше», точно по пиньяте, а когда крушить уже нечего, проходит сквозь жертву — через багровую паутину — и по-собачьи отряхивается.
Я пытаюсь оторвать от земли свою правую кисть, но, кажется, легче поднять дом.
— Да какого… — старший следователь Пнёв, наконец, открывает огонь. Стреляет в монстра почти в упор. Одни пули проходят насквозь, не причиняя вреда. Другие всё же ранят. «Как будто забрали частичку материальности. Или даже половину.» — вспоминаю я. Кубон выбрасывает вперёд дубину. Набалдашник кости проламывает рот следователя и застревает в нём. Товарищ майор роняет пистолет, стонет, гудит, судорожно хватается за дубину, но вытащить не может. Из глаз и ушей течёт кровь. Кубон начинает мотать дубиной во все стороны — следователя отрывает от пола, его тельце бьётся о стены, стеклянные переборки, потолок... Вскоре покемон «высвобождает» дубину с куском черепа на ней.
Всё это время я не свожу взгляда с пулевых отверстий в шкуре рептилии. Из них тоже сочится кровь. Наконец отрываю чёртову руку от пола, другой хватаю пистолет. Кубон поворачивается ко мне. С криком стреляю, пока магазин не заканчивается. Динозавр делает шаг навстречу, валится, шумно дышит практически мне в лицо. Опускает тяжёлую голову, утыкается в пол.
После сбора трофеев и самообслуживания в отделении скорой помощи я покидаю больницу, баюкая повреждённую кисть. Да и не кисть уже, а чёртову ласту. Уцелели только большой палец и мизинец, но еле шевелятся.
Б — боль. Я терпел её как мог, шёл на автопилоте, запрокидывал голову, бредил. С трудом осознавал, что у меня туда-сюда скачет давление, вот-вот готовился упасть в обморок.
Перед моргом — столпотворение. Рыдающие родственники убитых, две бригады скорой помощи, зеваки. Девушка с микрофоном, освещённая светом телекамеры, трещала в прямом эфире:
— Уже целый час сотрудники морга отказываются принимать трупы. Главный патологоанатом повесила табличку «Закрыто». Что, простите? Закрыто? На переучёт? Люди сомневаются, что это в порядке вещей — закрывать морг. Это может говорить только о… Стоп. Это же парень из морга… Подождите секундочку! Постойте! Это я вам звонила… Что с вами произошло? Грёбушки-воробушки, Дима, ему нужна помощь… Что с вашим лицом? И рукой… Господи…
— В морге щибиршкая яжва! Кожно-менингитная форма! — крикнул я. — Вщё из-за неё! Я тоже заражён! Запритешь дома и не выходхите на улицу!
Толпа разом смолкла, люди засеменили прочь от меня. Всё быстрее и быстрее, всё увереннее. Вскоре обратились в паническое бегство.
Пол обычно стерильного коридора морга теперь блестел от лужиц свежей крови. Одни полосы и росчерки вели в основной зал с трупами. Другая «красная дорожка» уходила за угол, к кабинетам. А начинались они в морозильном складе при лаборатории, где я оставил на носилках тело толстяка. Теперь там было много крови, но никого не наблюдалось.
Я пошёл к кабинетам. Мне нужны были личные вещи погибших, которые мы там складировали. Не все из них забрала полиция, ведь не все смерти следователь относил к убийствам.
— А, это ты! — обрадовался зек и продолжил резать ножом рёбра толстяка. Я видел только татуированную руку, торчащую из подмышки мертвеца. — Помог бы, мля. Один я здесь долго провожусь. А в этой раковине далеко не уползу.
— Што тут произошло? — прошепелявил я.
— Да психичка выгнала всех, а затем запрыгнула на меня! Чуть не раздавила!
— Што?! В шмышле?
— Со Щуплым решила порезвиться. Чё, не въезжаешь? — Зек поднял с пола руку толстяка и помахал ею в приветственном жесте. — Привет, я Щуплый! Я даже после смерти тот ещё ловелас, кто бы мог подумать, кхе-хе!
Я не мог поверить. Только не этому мерзавцу.
— В общем, шлюха чуть меня не удушила. Ребро, кажись, сломала. Ни хрена не чувствую, правда, тело адски занемело уже. Пришлось её угомонить.
Я взял из коробки мобильник одной из жертв, в котором снова отыскал роковое приложение. Запустил.
Геолокационная карта показывала, что к моргу со всех сторон приближаются покемоны.
— Э, положь, не надо мусорам звонить! Я не виноват! Она сама…
— Да мне плевачш. Тут ешть пробглемы намного хуже.
— Ну дык освободи меня, вместе разберёмся! Крышу гарантирую!
Я водил объективом камеры вокруг в поисках призрачной твари. В «Покемон Гоу» глаза толстяка не светились.
— Я штолкнулша кое-ш-чщем штранным, и тщеперь нешто прешледует меня, хочшет убитьх меня, как моихш друзей.
— Устраняет свидетелей? — спросил зек из трупа.
«А действительно! — подумал я. — Удружил…»
Беглый уголовник спохватился:
— Э, братан, ты только не подумай, я не такой! Ты для меня не свидетель, ты — соуча… настоящий друг!
— Мне надо ошмотретша. Тварь может бытх уже здешь. Нужно придумать, как её убхить до атакхи покхемонов.
— О, паря, у меня от такой работы тоже шифер бы поехал. — Зек продолжил пилить рёбра.
Моя начальница всё-таки переступила через принцип и оставила кровавый отпечаток на большой красной кнопке. Сама лежала под ней лицом вниз, растрёпанная, в тёмной луже. Слева из шеи торчала заточка из зубной щётки.
— Нихто не приеджет, — вздохнул я. — Покойша с мыром, Кажимыровна.
— Точняк, никого не будет! — раздался за спиной незнакомый голос. — Шнур-то перерезали, гхе-хе.
Я развернулся и резко навёл пистолет на незваных гостей. Мобильник прижал больной рукой к груди.
— Э-куда-ну-ка-ну-ка! — взволновался не менее вооружённый бандюган, щёлкнул курком.
— А ну бросай цацку, кому говорю, обсос! — нервно затряс другим револьвером его товарищ.
Какое-то время мы молча решали чертовски сложное уравнение — взвешивали шансы. Вскоре заулыбались, включая меня. Один из лысых буркнул:
— Расклад шутёвый, сам видишь. Бросай пукалку, дятел!
«Окно в туалете часто открыто. Вот, как пробрались…»
Я медленно поднёс к пистолету мобильник, зажатый в искалеченной руке двумя пальцами.
— Э, дядюля, «звонок другу» — это сразу дохлый номер, нет у тебя больше такой подсказки. Всё закончится быстро. Так что пеняй сам на…
— Да он, падла, видео снимает. Думает, сука, не удалим.
— Оно уже на «облаке», — не удержал шутку юмора я.
— Щас ты бушь на облаке-на! Гха-ха-ха! — заржала морда, а её губы оголили шахматную доску.
Прога показывала, как за их спинами прямо из стены вылезла продолговатая тварь с многоклювьим рылом. Но покемонов в морге ещё не было! Тварь на экране распахнула клювы и, словно теннисная пушка, запустила красных призраков в баснословных количествах во все стороны. Динамик мобильника затрещал.
— Ты чё, паря, совсем хлебанулся? — задрожал револьвером пучеглазый преступник. — Жить надоело?!
— Да ему мозги отбили, вишь как зазведили по хлебалу! Псих он законченный, валить надо! И мобильник розовый о чём-то же говорит!
— Думаю, нам надо объединитша, — пробормотал я, с волнением поглядывая по сторонам. — Хоть я давно моргально к такому уже готов, но один я не шправлуш…
— Объе… Што-о? — оторопел хриплый. — Отсосиновик! Жора, не отвлекайся на его уловки! Дурит нас!
— Тля! Пацан дело говорит… — Шахматная Доска повернул-таки голову и сглотнул от страха.
Вокруг нас оживали постояльцы морга. Дверцы холодильников громко затряслись, застучали. А те, кому не хватило там места, поднимались с кушеток и носилок совсем рядом с нами. На экране мобильника они были объяты красным туманом. У всех глаза горели пурпурным пламенем. Даже у тех, в кого ещё не успели вселиться!
Бандиты потеряли интерес ко мне, начали пятиться спинами к выходу, плечом к плечу; наконец, открыли огонь по зомби. Те не глупили, пригибались, бросались в укрытия, переворачивали кушетки и столы, тянулись к ручкам холодильников. Один схватил скальпель, другой — пилу, третий — молоток…
Глаза преступников на экране теперь тоже светились пурпурным. «Устраняет свидетелей» — вспомнилось ненароком.
Мужики уже открывали двери спинами, но там коридор заслоняло нечто такое…
— Э! Што нахрен происходит! — кричал беглый зек, махая рукой из подмышки огромного зомби.
Толстяк резко выгнул спину, швы разошлись, острые рёбра вновь оголились. Я успел заметить грязное лицо зека, который сразу же зажмурился от света.
Толстяк принялся кромсать и жевать наружных бандитов рёбрами, сразу обоих. Руками прижимал их к чудовищной пасти.
Недолго звучали визгливые маты.
Я стрелял в оставшихся ходячих мертвецов, они старались уберечься, кидались в меня всяким инвентарём, подскакивали, норовили вспороть горло или брюхо. Но я закончил специальные тренинги, знаете ли. Без промедления убил Коляна-зомби. Понимал, куда надо стрелять, и, гарантирую, это работало на ура.
— Што-на! Што-на происходит! Што-на! — орал беглый зек внутри мясника. Похожие вопросы задавали на экране мобильника синие призраки его товарищей, глядя на свои трупы.
И тут я заметил, что подкатила тяжёлая артиллерия. Жёлтая бестия прибыла в морг первой. Клювастая тварь всасывала синих свежаков, но ещё не заметила подкрепление…
— Эй, жэк! — крикнул я. Перезаряжался одной рукой, зажимая пистолет коленями. Получалось ужасно медленно.
— Што-на?
— Шечас ты штанешь духом!
— Што-на?!
— Шразу не теряй вхремени и вшеляйша в Пикащу!
— Што… на…?
— Вщеляйс-с-ся в жёлтого покхемона, пока тварь им не жавладела! Нет времгени объяшнять! Инаще ждохнем!
И я пустил одну пулю толстяку в лоб, а другую — туда, где когда-то было его сердце.
— Што за?! — прошипел помехами синий призрак зека в мобильнике, оставшись висеть в воздухе после обрушения Олимпа.
— Чеперь ты швободен! — крикнул я. — Нет вхремени! Быштро займи тщело Пикачшу! — Я указывал на покемона.
— Што за… А ты ничё не попутал, сука?!
— Бышрее! Тварь уже выпусшила приврака! Оно щас жавлажеет им! А тщебя зашошот, как твоих друфзей!
— Мля-я-я… — синий призрак заметил красного. Включил зек соображалку или не включил, но заторопился и успел к финишу первым.
— Пика! — пискнул покемон, материализуясь в реальности. — Пика-пика?
Красный призрак с недовольной миной кружил вокруг, цеплялся за синие протуберанцы, рвал их на себя — пытался извлечь владельца покемона.
— Э-э… — где-то на этом месте мой поспешный план заканчивался открытым финалом. — Ты ж не можешь удхарить в чудовишчэ током, верно? Блиншкий. Ты ведь его тшеперь не видишь в матхереальной реальношти…
— Пика?
— Блиншкий, я дейштвительно вшо попутал. Давай нажад. Ты дожен ушпеть вщелитша в тварь ш клювами до того, как она тщебя шх.. шв… бл.. шхвавает!
— Пика?!
— Быштрее, ну!
— П-и-и-к-а-а! — недовольно протянул зек, но подчинился.
Красный сразу же занял место синего.
Я с бешенством затыкал пальцем по экрану, метая в главную клювастую тварь покеболом. Это здорово сбивало её с толку, будто кто-то долбил её шариком из пинг-понга. Жаль, не получалось её запокеболить.
— Шобери их вщех, щука… — приговаривал я в истерике. И тут я понял, что надо было запокеболить Пикачу, но уже было поздно — он материализовался. — Блиншкий… Вот я лох!
Мало было проблем, так ещё после очередного тычка мобильник выскользнул из окровавленных пальцев искалеченной руки. От удара о пол вылетела батарея.
Я несколько раз упомянул щуку, топая от досады ногами.
Ведь я даже не знал пароля!
— Пика-пика… — покедемон в реальности угрожающе набрал в грудь воздуха. Глаза и рот вместо кругляшков стали остроконечно злобными. — Пи-и-КА-А…
Зеку удалось. Клювастая актиния материализовалась всё так же — торчком из стены. Секунду извивалась. Затем уставилась на меня.
«Я не буду вашим покемоном, твари!» — с этой мыслью я пустил две пули в лоб Пикачу. Мисс Удача болела за меня — обе наткнулись на материального покедемона. Жёлтый брыкнулся набок, вывалил язык; глаза — крестиками.
Не теряя времени, я прицелился в змия и разрядил остаток магазина в него. Не всё попало, но даже парочки свинцовых пилюль оказалось достаточно, чтобы угомонить буйное создание. Чёрная кровь оросила коридор морга, клювастая тварь повалилась, застыла.
Я брёл вдоль длинного массивного тела, будто исследовал анаконду-рекордсменку. За стеной оно продолжалось. И за следующей. Материализация вмуровала тварь в бетон. Возможно, это её и убило, а не какие-то там жалкие пули.
Я вышел из морга. Туша исполинского монстра прямой чёрной трубой пролегала через пустынную улицу, и дальше, дальше, к восходящему Солнцу.
Бьюсь об заклад, предстояла долгая дорога.