Чумовое нашествие

— Нет, ты можешь себе представить?! Я ей говорю, а она записывает! Я говорю... слова с неба беру, а она холёной рученькой записывает. Это врач-то, с высшим образованием! Врач диагноз со слов пациента записывает. И чему их только в институтах учат? Ни тебе анализов, ни тебе...

Высокая худощавая тётка возмущённо махала свободной рукой, делала круглые глаза и верещала на весь автобус. Должно быть, она считала свою историю крайне интересной для всех. Но пассажиры стойко сохраняли постные выражения лиц. Оно и понятно, в большинстве своём, они и так уже изрядно вымотаны длинным знойным днём. Один Андрей Палыч не особо надёжно держал маску безразличия. Готовясь к выходу, он ближе всех стоял к говорившей. Выбор отсутствовал, приходилось внимать каждому слову.

Наконец автобус натужно дёрнулся и остановился. Палыч вышел из душного чрева, зашагал в сторону ближайшего продуктового магазина. Тёткино возмущение, однако, впилось настырной занозой. Диагноз — со слов пациента. Действительно, чему их только учат, всплыли чужие слова. "Тьфу ты, — ругнулся мысленно, — вот прицепилось".

— Идиот, — вдруг явственно просипел встречный парень, едва не налетая на Палыча. Молодой человек досадливо скривился и замер, пространно глядя перед собой. Андрей Палыч быстро обошёл чудака, но невольно начал всматриваться в лица других прохожих. И что-то, пока неясное, встревожило его. Палыч ускорился, но едва не споткнулся на ровном месте, нарвавшись на очередной казус. На полупустой парковке, возбуждённо жестикулируя и потея, собачились два немолодых мужика. Их одинаково серые "Лады" сцепились бамперами и выглядели как нашкодившие присмиревшие лошадки.

Авария пустячная, но страсти намечались яростные. Особенно злился и потел низенький толстяк, который говорил глухим баском и находился в постоянном издёрганно-порывистом движении. Его голубая спортивная майка на спине совершенно взмокла и посинела, а почти налысо бритый затылок спелой дыней блестел под охристым вечерним солнцем.

Андрей Палыч поспешил обогнуть ругающихся и нырнул в спасительную прохладу здания. Хорошо, что хоть в магазине всё пошло своим чередом: и продукты на своих местах, и люди — как люди, всё как всегда. Только вот на кассе случилась небольшая заминка. Знакомая обычно приветливая кассирша ни с того ни с сего нервно вскинулась, заревела и, прикрывая покрасневшее лицо ладошкой, убежала из-за стойки. Пришлось перестраиваться к другой кассе и отстоять очередь на два человека больше. Но эта неприятность, после нескольких предыдущих несуразиц, не сильно смутила Палыча. Из магазина он выходил в прекрасном расположении духа.

В пространство улиц закралась слабая тень. Андрей Палыч любил гулять по городу в это время, когда только начинает вечереть. Он частенько выходил из автобуса заранее, за две остановки до дома, чтобы пройтись пешком. Ему нравилось наблюдать, как постепенно пустеют тротуары, как спешащую трудовую толпу на них заменяют неспешно гуляющие пары и беззаботная нарядная молодёжь. Резкие городские звуки редеют. Моторные рыки и шелест шин звучат всё так же резко, но уже не льются на тебя сплошным потоком. Зрелая листва молодых городских деревьев делается гуще и зеленее в сумерках. Огромными мягкими подушками она нависает над тротуарами. И воздух будто чище под листвой.

Внезапно мужчину привлёк детский плач. Несмело и порывисто плакала девочка лет восьми. Молодой хмурый парень быстро шмыгнул мимо неё и вдруг резко нырнул в сторону, ломанувшись прямо через кусты. Пожилая дородная женщина глянула, но шустренько спряталась за перегородку остановки, метрах в пятидесяти. А больше — никого. Да что же это? Ещё только семь, где народ? А почему пуганые все такие? Удивление не помешало Палычу подойти к девчушке.

— Чего ревёшь.

— Я... за-блу-дилась, — дёрганно сквозь слёзы ответила та.

— Заблудилась? Такая большая и заблудилась? — Андрей Палыч наклонился, по-отечески нежно отвёл с глаз девочки растрёпанную чёлку. — Как тебя зовут?

— К-катя, — начала успокаиваться плакса.

— Мужчина, вы ребёнку кто? — вдруг возник требовательный голос справа. Палыч выпрямился и внимательно посмотрел на подошедшего. Не полицейский, в мешковатом оранжевом жилете, с надписью «МЧС» на груди. Смотрит как сыч, но всё-таки какой-никакой представитель власти, решил Палыч.

— Так плакала она, вот и подошёл. Слушай, а что происходит вообще? Где народ? Что с людьми? Что с городом?

— Шёл бы ты, — устало-примирительно, но настойчиво сказал МЧС-ник, — у тебя всё хорошо? Иди домой. Позаботься о близких. Телевизор включи, там тебе всё расскажут. А у меня дел по горло, вот с девчушкой надо срочно разобраться, темнеет уже.

— Извини, понял, — легко согласился Андрей Палыч, хотя для него так ничего и не прояснилось.

Да-да, телевизор, зацепилась в сознании мысль. Палыч развернулся и быстро зашагал в сторону дома. Большая девочка, рассудил он. Как заблудилась? Что вообще происходит?

Внезапно тишину прорвали звуки. Отдалённые крики, звон бьющегося стекла. Где-то рядом раздался громкий свист. Андрей Палыч остановился. Справа, из-за поворота, из-за соседних кустов перед ним вывалилась странная группа. Одеты все в тёмные спортивного вида костюмы, как братья-близнецы. Хоть и теплынь, а они с капюшонами на головах. Двое угрюмых парней, прогибаясь под тяжестью и неловко семеня, тащили огромную чёрную сумку. Третий, идущий за ними налегке, то и дело оглядывался, через слово в полголоса матерился и болезненно тряс правой кистью. «Чёрт, чуть руку об него не сломал, — были самые культурные из его слов». — «Заткнись, Рыжий, — рявкнул на него ближний из несущих сумку». А проходя мимо, парень так злобно глянул на Палыча, что тот невольно отшатнулся назад, благоразумно пропуская троицу.

Неспроста это всё. Что-то неладное с людьми творится! Город не дал Андрею Палычу поразмыслить спокойно. Завизжали тормоза, заскрипело железо. На проезжей части, метрах в трёхстах позади Палыча замерли искорёженные автомобили. Три, нет, кажется, четыре разномастных авто наглухо перегородили дорогу. Из-за кустов снова раздался свист.

Да что же это? Город сходит с ума? Уже в следующую минуту мужчину охватила внутренняя дрожь. Заныло тугой болью в висках. Он и думать не хотел, что там и кто за поворотом. Волевым решением отгородился от каких-то бы ни было звуков. Палычу сделалось страшно, не за себя. Он вспомнил о дочери и внучке. Живо представил себе, что в городе, где чёрт знает что начало творится, его девочки сейчас совершенно одни в квартире. Андрей Палыч перестал вглядываться в быстро темнеющие пространства улиц и проулков, решительно зашагал домой. Вздрогнул, когда услышал отдалённый женский визг, но даже не замедлил шагу. Мысли направляли лишь в одну сторону. Что там дома? Надо домой! Никаких представителей правопорядка или МЧС-ников в оранжевых жилетах он больше не встретил.

Но люди ещё попадались. Странные. Одиночки, такие же испуганные, как он. Чаще всего, отрешенно бредущие, с потерянными или вовсе пустыми взглядами. Встретился молодой невероятно бледный паренёк, бережно несущий что-то в гитарном чехле. Но по тому как предмет прогнулся и по тому как тонкие цепкие пальцы неловко впились в него, Андрей Палыч понял, что в чехле либо не гитара, либо инструмент сломан. А безумство во взгляде паренька светилось такой надрывной решимостью, что нервный холодок прошёлся у Палыча по затылку.

Совсем близко от дома мужчина наткнулся на кучку этаких живчиков с одинаковой, словно проштампованной азартной наглостью в лицах. Он впервые был не рад свету вовремя зажёгшихся фонарей. Сжался, готовый ко всему и тихой тенью прошмыгнул мимо.

Тишина родного дворика не успокоила. Нехорошие предчувствия и опасения сделали его невнимательным и Андрей Палыч едва не налетел на большую собаку. Печального вида, чёрный кобель дружелюбно мотнул хвостом и посторонился. Пёс боком прижался к скамейке, к которой оказался привязан. Метрах в трёх от него растерянно развела руки в стороны женщина в ярком спортивном костюме. Палыч встречал эту гуляющую пару и раньше. Он не знал женщину лично и они не здоровались, но поставил внутри себя стойкую галочку по поводу парочки — женщина симпатичная, а пёс хорошо воспитан и не опасен. Теперь же Андрей Палыч не узнавал её. Женщина словно оказалась застигнута на месте преступления врасплох. В слабом свете фонаря она лупала округлившимися лихорадочно блестящими глазами. Вся её поза выдавала глупейшую грустную виноватость.

— А почему я должна с ним гулять? Я что, нянька ему? Пусть тут посидит. Или, может быть, кто-нибудь захочет с ним погулять? — плаксивым голосом выдала она.

Бред какой. Бред! Мысли запульсировали в голове наперегонки с болью. Они что, все одновременно с ума посходили? Андрей Палыч отвернулся от женщины и быстро шагнул в подъезд.

Когда входил в квартиру, внутренне сжался подобно пружине. Утрамбовал поглубже страхи. Заговорил Палыч почти беззаботно, так ему казалось.

— Девочки, вы дома? Представляете, в городе что-то невероятное творится. Машины на ровном месте бьются, кассирши ни с того ни с сего плачут... Что случилось, Галя?

Он выложил на кухне продукты и теперь застыл в дверях гостиной. Его дочь беззвучно плакала сидя на диванчике, а внучка обеими руками обнимала мать. Девочка посмотрела на деда по-взрослому грустно, с выражением растерянной сосредоточенности в лице. А Галина при появлении отца низко пригнулась, пряча глаза, и принялась суетливо утирать слезинки, словно ей стало стыдно.

— Мама задачку решить не может, — выпалила Дарья. — Она тетрадки проверяла и поняла, что сама эту дурацкую задачку решить не может. А ты, дедуля, умеешь за шестой класс задачки решать?

— Как, не может?.. — только и нашёлся, что сказать Палыч.

— Уа-а — сдавленно просипела его умница-дочь, тридцатидвухлетний учитель математики. Прикрывая ладошкой заплаканное лицо, как та кассирша, она вскочила и метнулась в спаленку. Андрей Палыч не решился проследовать за дочерью.

— Та-ак, — неопределённо протянул он, — пошли ка Дашка на кухню, чай пить. Мне надо позвонить.

В голове гуляла боль, уже едва терпимая.

Андрей Палыч прошлёпал на кухню. Включил телевизор. Отыскал и проглотил спасительную таблетку. Дарья скользнула следом и устроилась калачиком на большом мягком стуле у окна.

Решение пришло внезапно, но легло в сознании чётко и твёрдо. Из города нужно выезжать!

«...Эпидемия продолжает распространяться, но не несёт в себе смертельной опасности... — зловеще нейтральным тоном вещал телевизор, — Позаботьтесь о близких. Если вы здоровы, то ни в коем случае не выходите из дома, не выпускайте из виду несовершеннолетних детей. В случае если вы или кто-то из ваших близких ощущаете следующие симптомы звоните...»

Не дожидаясь, когда утихнет болезненная пульсация, Андрей Палыч набрал знакомый номер. Надеюсь, Светлана не разучилась задачки решать, возникла единственная сомнительная мысль. Давняя приятельница Палыча представлялась ему самой благоразумной из всех знакомых женщин. Всё-таки, бывших научных работников не бывает. Химик, кандидат наук.

— Светлана, привет. У тебя всё нормально? — спросил с невольной тревогой. Покосился на расслабленную, но внимательно слушающую внучку.

— Какое там нормально, до Павлика не могу дозвониться. Или с Екатеринбургом связи нет, или ребята нарочно звук в мобильниках отключили. Игорёшке три месяца всего, ты же знаешь. Надеюсь, что просто не слышат.

— А Сергей?

— Серёжке, слава богу, дозвонилась. Всё хорошо. Вы как?

— Ты в курсе, что в городе творится? — осторожничать со Светланой не имело смысла. Но она ответила даже излишне бодро:

— Да, идиотская отупляющая чума какая-то, включи телевизор.

Палыч понял, что в данную минуту её беспокоит лишь отсутствие связи с младшим сыном и это его вполне устроило.

— Значит, так! Немедленно собирайся, я буду у твоего подъезда через час, — не терпящим возражений тоном отчеканил он. — Что происходит в городе... э... — он снова покосился на внучку,

— будем разбираться потом. Сейчас из этого бардака надо уехать.

— Ты же говорил машину делать надо.

— Ничего, до деревни дотянет.

— Ладно, дотянет так дотянет, — легко согласилась Светлана. А Палычу от её этого простого «ладно» сразу сделалось много спокойнее.

Собрались быстро. Неожиданно деловитая Дарья вполне толково покидала в сумку продукты. Андрей Палыч лишь добавил, на всякий случай, оставшиеся крупы: рис да гречку, на даче-то у них только яблоки.

«... симптомы... если заметили странности в поведении близких... если чувствуете потерю концентрации внимания... звоните...» — складывалось ощущение, что на экране не люди, а манекены. Прилизанные дикторши с оловянными лицами — эмоций не прочтёшь. Но, всё равно, даже через экран, через их эту деланную надменность просачивалась паническая неясность. Никто ничего толком не знает — понял Палыч из новостей.

Он прошёл в комнату дочери. Внутренне опять напрягся, ожидая слёзы, но оказалось, Галина спит. При включённом свете, на не расправленной постели. Пришлось будить.

— А-а... не хочу в деревню, — взрослая женщина плаксиво по-детски цеплялась за сон.

Дочь и внучка, вообще, будто поменялись местами. Галина больше не вспоминала про задачки, она капризно скулила не желая вставать. А потом начала упрямо просить у дочери какую-то красную сумочку. Вот именно от этой несуществующей «сумочки» с лица Дарьи и снесло остатки растерянности. Взгляд девочки сделался сосредоточенным, даже жёстким. «Идём, мама. Дед сказал надо, значит надо!» — строго и решительно заявила она. А Палыч впервые отметил, что внучка понимает, гораздо больше, чем ему бы хотелось.

Разбираться прямо сейчас с состоянием дочери решительно не оставалось времени, и Палыч позволил Дарье опекать мать. Даже хорошо, что внучка занята, подумал он, словно заключая сделку с совестью. Его-то одолевали совсем нехорошие мысли. Народ тупеет и глупеет. Судя по Галке, впадает в детство — действительно идиотская чума. Интересно, я уже заражён? А Дарья? Может старики и дети менее подвержены? Хотя, та плачущая девочка в центре... Ладно, главное выехать из этого бедлама, в деревне, однозначно будет спокойнее.

Старенький, так и не отремонтированный как положено, «Ниссан» завёлся с полуоборота, что несказанно обрадовало Палыча. Выезжали с тихого двора медленно, словно прощупывая пространство плохо освещённой улицы. Не зря. Уже через сто метров перед капотом всплыла шаткая фигура. В мужике Андрей Палыч узнал того самого толстяка с парковки. Синяя майка сильно испачкана и порвана на плече. Физиономию путём не разглядеть, но тоже замазана то ли кровью, то ли грязью. Покачивается, будто пьяный. Палыч открыл окно и заорал:

— Уйди! Уйди с дороги!

Мужик упёрся руками в капот и с надрывной хрипотцой замычал:

— Помоги-и, браток.

Пришлось выходить из машины и аккуратненько с уговорами тянуть толстяка в сторону от машины.

— Помоги-и-и... — вяло бубнил мужик. Алкоголем от него не пахло. Он просто загадочным образом утратил твёрдость и в ногах, и в голосе. Выглядел потерянным большим ребёнком, в общем-то безобидным, похожим на Галину. Но Андрей Палыч решительно не мог себе позволить тратить на чужака время.

— Извини, мужик, спешу. Извини.

Как только удалось отбуксировать толстяка на тротуар, Палыч по-молодецки метнулся за руль и рванул машину с места. Извини, мужик, не до тебя. Своих бы вывезти, всплыло мысленное самооправдание.

Дальнейшее петляние по городу слилось для Андрея Палыча в единую массу кошмара. Он словно зажмурился, как в детстве, на фильме ужасов. Палыч не желал всматриваться в захваченный бедламом город. Он что-то ободряющее говорил девочкам. Вспомнил старую дурацкую загадку для Дарьи. "Ниссан" послушно объезжал, тормозил, пятился, снова объезжал препятствия. Андрей Палыч вдруг обнаружил в себе, что умеет благодарить бога и верить в удачу. Ведь то, что они смогли пробиться в центр сквозь поток и заторы из свихнувшихся машин — настоящая удача. А то, что забрав Светлану, уже через полчаса выезжали за город — вообще чудо.

«Каким странным может быть ощущение счастья,» — подумал будто и не Андрей Палыч, а кто-то отстранённый в нём.

Дарья непривычно молчалива, Светлана нервно теребит телефон. Обе похожи на испуганных мышек, ничего, до деревни минут двадцать всего езды. Одна Галина, счастливица, так всю дорогу и проспала.

Светлана прекратила звонить Павлику. «Пусть уже спят». — сдержанно отчеканила она. Зато дозвонилась до Екатерины, бывшей жены старшего сына. Андрей Палыч помнил шуструю чернявую Катю и знал, что она работает в центральной администрации города.

— Уф, — выдохнула подруга после непростого разговора, — хорошо хоть не отбрила, ответила. Говорит, задыхаются они совсем, ничего не успевают. Эпидемия распространяется слишком быстро. Не заражённых процентов двадцать всего. Симптомы... — Светлана покосилась на внимательную Дарью, — у кого резко, у кого медленно снижается интеллект. Говорит, не смертельно, но есть уже случаи, когда заболевшие опустились по уму до младенчества. Говорит, хорошо, что мы в деревню уехали. Если, говорит, хоть один стойкий к вирусу окажется, легче будет выжить. В городе паника и кавардак, нормальных людей не хватает, вряд ли они всем смогут помочь.

По прибытии Андрей Палыч ощутил такую усталость, что на девочек уже и не смотрел. Позволил им устраиваться самим. Лёг в старом спальнике на полу в маленькой кухне. Уступил дамам и древний скрипучий диван, и кровать. Домик мал — две комнатёнки всего, зато чистый. Палыч провалился в сон, как под колыбельную, под шёпот и суетливое шуршание прибывших хозяек.

Проснулся в семь. Обнаружил, что Светланы уже нет в доме. Подруга бродила во дворе, прижимая к уху телефон.

Утренняя свежесть и сельская тишина объяли маленькое пространство перед домом, наполнив его спокойствием и умиротворением. Словно и нет никакого бардака в городе, в стране, а может и на всей планете. Будто нет дурацкой этой чумы. Вот, яблочки зреют, молодятся хозяину на усладу, соседям на зависть. Яблони, как на подбор, раскидистые, кучерявые. Ветки под весом плодов гнутся. Надо будет вечером заняться, по-хозяйски отметил Палыч, опоры какие-никакие соорудить, пока лапки тяжёлые не поломались.

— Не рано звонишь? — подошёл он к Светлане.

— Так, всё равно, никто трубку не берёт, — женщина подняла глаза, в них влажно блестел тоскливый страх.

Почему дети, подумал Андрей Палыч. Почему не я, не Светлана? Как выбирает эта дрянная чума?

— Я после завтрака в деревню наведаюсь, осмотрюсь. Справитесь тут пока без меня?

— Конечно, — кивнула Светлана.

Андрею Палычу повезло, он застал главного зоотехника в конторе, в девять-то утра, летом.

— И не говори, — сильно загорелый мужчина деловито насупился. Он как будто обрадовался прибытию Палыча, — эпидемия, будь она неладна. У меня, вон, из помощников один, два, три нормальных остались. Председатель, вообще, как сквозь землю провалился. Начальство? А что, начальство... районные говорят, не до тебя, выкручивайтесь, говорят, как можете. Будут новости по эпидемии — сообщим. И не звоните, говорят, смотрите телевизор. А телевизор что... ящик он и есть ящик, сам знаешь. Так ты заразе не поддался? Хорошо. Слушай, у тебя в соседях Егоровы, многодетные, ну, ты знаешь. Кто бы подумал, но они умнички у нас. Сами в большинстве эпидемией скосились, но сельчан в беде не оставили. Мальчонка ихний с утреца, вот, молочко с фермы по немощным разнёс. Зашёл бы ты к ним, сообща оно как-то легче пережить будет. Эпидемию-то? Конечно победим! Там, где-нибудь в Москве, уже наверняка над проблемой голову ломают.

Деловитость местного начальства Андрею Палычу понравилась, но бодрости духа не добавила. Домой он вернулся с тревожным предчувствием. Не зря. Галина сделалась совсем несмышлёной. Отцу она обрадовалась, подбежала обнимать. Видимо не осознавая, что большая и тяжёлая, повисла на не столь уже крепких, как раньше, отцовских плечах.

— Пап, я не хочу кашу. Я гулять хочу! — заискивающе и искристо-наивно улыбнулась женщина. — А эта тётенька меня не пускает.

— Она не узнала меня... и Дарью, — с запинкой подтвердила Светлана. — я отправила твою внучку, от греха, в сад за яблоками для компота.

— Я видел, — кивнул Палыч. — А давай ка дочка, всё же поедим кашку! — Бережно обнимая, увлёк дочь на кухню. — А тётя Света хорошая, её надо слушаться. Вот, смотри, даже я буду есть кашку.

Егоровы, которых Андрей Палыч всегда подозревал в воровстве яблок, действительно удивили его. Все старшие дети у них слегли, быстро угаснув до состояния немощных младенцев. Мать вертелась вокруг, требующей круглосуточного внимания, оравы, как встревоженная клуша. Старенькая бабка, не понятно — заразилась или нет, но она и так уже была небольшого ума и сил, и мало чем могла помочь дочери. Зато самый младший в семье одиннадцатилетний Борька не поддался болезни очень кстати и здорово выручал мать. Соседка не жаловалась на судьбу, терпеливо ухаживала за семейством, словно всю жизнь только и делала, что подтирала сопли взрослым почти мужикам. Что особенно растрогало Палыча, так это то, что Егорова регулярно отправляла сына в контору: «прознать новости и помочь чем кому — если надо».

Всё это Андрей Палыч узнал, когда заглянул к соседям по просьбе зоотехника. Неловко потоптавшись перед усталой хозяйкой, он обещался принести вечером яблок и соковыжималку. «Им ведь и еду надо как малым подавать, — сетовала до этого соседка. — А вы зовите, я, вон, Борьку завсегда пошлю, ежли что».

Прошло три дня. Светлана сдавалась медленно, но и её болезнь, в конце концов, победила, превратив в малютку, по уму, от силы, лет двух-трёх. Андрею Палычу бы радоваться, что не в младенца и тому, что они, оставшиеся трое, по-прежнему здоровы — процент сопротивляемости болезни в их семье оказался чрезвычайно высок, против многих других несчастных. Но состояние Галины и бедлам, творящийся, похоже, во всей стране, а главное чувство беспомощности и неясности — что со всем этим делать, породили почти весомое облако уныния не только над домиком Палыча, но и над всей деревней.

— Серёга сказал, даже и не мечтай добраться до Павлика, — пожаловалась как-то Светлана, пока Дарьи не было рядом. — Какие, говорит, мам, поезда, самолёты! На обычных дорогах запустение — ездить некому. С ума же все посходили от чумы. Он удивлён, что ещё связь работает. Хотя, говорит, военные тут чётко должны были сработать. Вообще, вся надежда на них. Страшно подумать, но на местном уровне власти точно с ситуацией не справляются. У них, например, в райцентре, магазины и склады народ разгромил в первые два дня. Продукты порастащили, и никто ничего... А соседняя Липовка начисто в одну ночь сгорела. Но туда, говорят, пожарники приезжали. Потушили. Вообще, власть, похоже только этим и занимается — как бы не допустить пожаров и глобальных катастроф, до того, как спастись обычным людям, уже никому дела нет.

Деревня выживала, как могла. Поля оказались заброшены, но коровы на ферме ещё доились. «Хорошо хоть полторы доярки осталось», — как выразился зоотехник. Здорово выручал и, сохранённый им, продуктовый магазин. На охрану ценных запасов зоотехник снарядил одного из надёжнейших помощников — сельского дурочка Ивана, что прежде пас коров. Жена исчезнувшего председателя варила в сельской столовой каши да похлёбки по утрам и вечерам. Справлялась одна. А немногочисленная здоровая ребятня разносила порции и небольшой довесок из магазина по заболевшим. Андрей Палыч от горячих обедов отказался. Он сам взялся прокручивать яблоки в сладкое пюре и уже дважды, с помощью соседского Борьки и Дарьи раздавал его деревенским.

Старенький телевизор исправно вещал, но только раздражал. На ведущих больно смотреть. Сквозь оцепенелые профессиональные маски вместо лиц пробивалось отчаяние. Так Андрею Палычу казалось. И бубнили бедолаги одно и то же: «Эпидемия не смертельна... власти делают всё... сохраняйте спокойствие...»

«Тьфу, ты, — отвечал он им мысленно, — видно, дело — совсем дрянь!»

На утро четвёртого дня прибежал взъерошенный Борька.

— Мамка за грибами отправляет, надоело, говорит, всё каша да каша. Пойдёте со мной?

— А что, согласилась Светлана. Сходи Андрей, и Дарью возьми. Я бы тоже пошла, я грибы собирать умею, да Галину не с кем оставить.

— А давайте, я присмотрю, — хитро оскалился Борька, было видно, что шастать в лес ему совсем неохота, — будет хныкать, бабулю приведу, она ей сказку расскажет.

Светлана неуверенно глянула на приятеля.

— А и пусть остаётся, — согласился Андрей Палыч, — если с бабулей. Тебе, Светлана, тоже не помешает проветриться.

На том и порешили.

Лес встретил прохладной тенью и тишиной. День выдался солнечный, но нежаркий, так что шли легко. Андрея Палыча несколько тревожила мысль, что оставил дочь на попечение мальца, но и Светлану ему было жалко. Она ведь не обязана совсем, а возилась все последние дни с Галиной, как мамка. Иногда плакала украдкой: «может и с моими екатеринбургскими нянчится кто-нибудь так же?» До младшего сына она так и не дозвонилась.

— Свет, а ты от клещей прививку делала? — забеспокоился вдруг за подругу мужчина. — Их нынче много, говорят. Мы-то с Дарьей постоянно прививаемся, как по расписанию, мы по лесам гулять любим.

— Ах, — едва не поперхнулась вдохом Светлана.

— Чего ты? — остановился Палыч.

— Вы с Дарьей привиты, я привита, Серёжка точно привит, он же лесник. Екатерина раньше тоже всегда... Интересно, Борька соседский привит или нет? Надо немедленно возвращаться в деревню!

Подруга полыхнула на Палыча такой надеждой во взгляде, что его немедленно охватило волнение.

— Да ты ж... а вдруг! Идём, конечно идём. Дашка, мы возвращаемся! Вот ведь... — слов подходящих не находилось.

«Светланка, ты гений. Ты гений!» — завертелось у Палыча в голове, но сказать это вслух сделалось страшно, словно слова могли спугнуть, едва родившуюся, надежду.

— Поспешим, поспешим, девочки! — засуетился он.

***

Спустя месяц жизнь начала налаживаться.

Как только Светлана выяснила, что и Борька и сама Егорова — единственные привитые от энцефалитного клеща в их семье, таки прямо вбуравилась в телефон. Дарью с Борькой отправили в контору узнавать кто ещё из местных привит. Уже через час теория Светланы укрепилась добытыми ребятнёй фактами.

А дальше закрутилось всё чудо колесом. Светлана достучалась до Екатерины, смогла убедить её. Вскоре чего-то там обнаружилось особенного в противоэнцефалитной прививке, что диковинную чуму блокировало. Андрей Палыч не совсем понял, что именно, хотя при большинстве умных телефонных переговоров подруги присутствовал. В московском и в других научных центрах, какие только ещё действовали, учёные срочно взялись за разработку новой вакцины. Уже недели через две уцелевшие врачи начали спасать людей. В спешке рисковали, но кажется удачно.

Екатерину, поговаривают, вызвали в Кремль, награждать будут. Вот и хорошо, порадовалась за неё Светлана. Самой не до того. Неважно сложились дела у её екатеринбургских. Все трое попали в больницу поздно. Сына со снохой, подкошенных чумой, положили в обычное отделение, а внука поместили временно в перинатальный центр. Кроха наголодался, но больше всего врачи боялись последствий от обезвоживания маленького организма. Как только начали ходить поезда, Светлана рванула к детям. Палычу только и оставалось, что переживать и за Галину, и за подругу, и за её младшего. Помочь он никому не мог. Надеялся и ждал.

Наконец, Светлана вернулась. Сейчас Андрей Палыч с подругой сидели в её городской квартире, в голубой уютной кухне.

— Серёжка выгнал меня! Нечего, говорит, тут вдвоём делать. Вот выпишут их, тогда и приедешь кашки варить.

Палыч осторожно взял её мягкую, морщинистую ладонь в свои.

— Справится без тебя, конечно. Позже поедешь. А моя Галина ничего, уже самостоятельно яичницу готовит. Дарья довольна, как две подружки они сейчас.

Светлана отняла у него руку и вскочила с места.

— А Павлик медленно, очень медленно поправляется, — глаза подруги заблестели. — Врачи обнадёживают, но... — после паузы она заговорила неожиданно спокойнее — ты прав, с моими близкими слезами в Екатеринбурге делать нечего.

Она села, и Палыч опять завладел её ладонью.

— Свет, а может, хватит уже таиться. Может, пора нам съезжаться?

— В тысячный раз говорю, дети не поймут! Особенно сейчас.

В этот «тысячный» раз он не стал выдавать ей контраргументы, только почувствовал, как глупо наползает улыбка на лицо.

Светлана на мгновение хитро сузила глаза.

— А ты знаешь, что мне Серёга сказал? — затараторила она таинственным голосом. — Просочилась, говорит, интересная информация. В тот день, когда началась эта странная чума, на Землю упали одновременно восемь метеоритов. И ни куда попало, а, ровненько так, в центровых, самых густонаселённых местах. И повалил, говорят, из них дымом газ. Сообщить об удивительном явлении не успели, или не захотели. Эпидемия-то мгновенно началась и сразу по всей Земле.

— Ты же в инопланетян не веришь? — тоже хитро прищурился Палыч.

— Зато ты веришь. Нет, ты только представь. Напустить на Землю оглупляющую чуму, и бери потом нас тёпленькими! Ни тебе войны, ни разрушений.

— По телевизору ничего такого не говорят. А за океаном уже решили — происки Москвы.

— Но ведь гениально же, Андрей! Оглупить людей... Даже страшно продумать следующий шаг. Зомбировать? Делай и с нами, и с планетой что вздумается?

— Забавненько, — хохотнул Палыч, — но утка, я думаю. Власти разберутся. Ты лучше мне на вопрос ответь.

— Ну, да, Андрей, наверно ты прав, — вдруг сделалась серьёзной Светлана. — И потом, ты же мой герой! Как ты только тогда решился кинуться за мной через весь свихнувшийся город. А как отчаянно смело вывозил нас из него!

— И заметь, надо теперь учитывать, — Андрей Палыч с присерьёзнейшим видом указал пальцем в потолок, — вдруг они там ещё что-нибудь придумают. Мы их конечно не боимся, но ценить надо каждую спокойную минуту.

— Ага, — полыхнула широкой улыбкой Светлана, — нас так просто не взять! На матушке Земле заразы столько, что всех вирусов и антивирусов им не учесть.