Илаури
Золотистые всплески локонов обрамляли лицо прекрасной гостьи, спускаясь солнечными завитками на плечи. Янтарный свет обливал скулы, теплым медовым воском стекал на грудь и шею. Густые шафрановые тени волновались в складках платья, играющих желто-оранжевыми переливами. Великолепие грешит царственной холодноватостью, эту же красоту хотелось назвать солнечной — из-за обилия золотого, яркого, блистающего.
Красавицы вольны разгуливать по самым разным снам, но в один и тот же к чужому человеку зайти не просто: материя случая слишком призрачна для постоянства.
Однако незнакомка снилась Родерику уже во второй раз.
Лучистая, но с глубинной печалью затаенного омута. Сквозь золотой блеск проступала русалочья грусть с тенью непонятной укоризны.
Красота волнует сама по себе, как вызов повседневности или рассудочности. А сильфида, пытающаяся укрыться в чужом сне от неведомых бед, не просто волновала — тревожила. Второе появление незнакомки отвергало случайность как образа, так и самого прихода.
Родерик сердито ткнул клавишу, и металлическая штора поползла вверх, открывая вид на причудливые очертания холмов в сиреневой дымке рассвета. Рыхлые багровые щупальца сонно свисали с близлежащей громадной кочки. "Косы Даруны", — с придыханием говорила биолог Ута, а Родерик мысленно поправлял: "Космы". Когда на станцию шел ветер, пестрящие рубиновые лохмы вздымались и в потоке воздушной волны тысячей молящих рук тянулись к неумолимо герметичным окнам.
— Танцуют! — замирала Ута.
"Беснуются", — уточнял про себя Родерик.
Вместо жутковатого ритма шаманского бубна — истеричность кровавых хвостов. Определенное очарование в багровых плясках, конечно, было, но выразительные ахи Уты сводили его на нет.
Чрезмерность, как перезревший цветок, неизбежно рассыпает семена протеста. Избыточность на Даруне проявлялась во всем: и в пестром эпатаже уснувшей природы, и в показном обожании планеты учеными исследовательской биостанции. Родерик был свободен от мнения, что провинция — удел слабых и что команда отдаленной станции — сборище неудачников. Но мертвая флора в качестве объекта исследования низводила старания энтузиастов до нуля и заставляла думать о них, как о пасынках судьбы. А таковым изображать счастье все-таки глупо. Чего стоит одна только романтическая парочка с ежедневным променадом в сторону лохматых кочек! Уж такие идут выразительные, сосредоточенные друг на друге… и всегда — за ручку…
Чрезмерной казалась и наглая прыть георазведчиков "Тантала", которые собирались бурить контрольно-стволовую скважину, не дожидаясь разрешительных документов. "Тантал" -корпорация, конечно, влиятельная, но нельзя же так откровенно игнорировать существование Космотехнадзора.
Больше всего же Родерика раздражала собственная мягкотелость. Да что уж там! Претензии к миру всегда начинаются с досады на себя. Ну зачем он согласился на эту командировку? Инспектор на побегушках! Раньше хотя бы надеялся, что уступчивость послужит ускорению карьерного роста. Сейчас понял: старшим коллегам никогда не надоест тешить амбиции и телеса в кабинетных креслах, уставших от чиновничьей верности.
И какая у захудалой планеты нужда в представителе экологической безопасности? Здесь нечего защищать! Глушь. Окраина Большого Круга. Места, конечно, живописные. Но необитаемое великолепие — все равно, что бессмысленная красота старой девы.
Эта жутковатая экзотика — всего лишь оправдание присутствия ученых на Даруне, на сомнительном поле их великих трудов. Родерик даже начинал подозревать, что биологи представляют в своих отчетах фальшивые данные, желая выдать пустышку за бриллиант. Вот как с этими космами Даруны. Пляшут-то не растения, а ветер.
— Джестер, ваши сотрудники водят вас за нос, — сообщил он начальнику станции. — Даже если леса Даруны когда-то и были живыми, те времена давно прошли. Жизнь, насколько я понимаю, должна представлять активную деятельность клеток-репликаторов. А ваша растительность не имеет ни малейших признаков регенерации. Уснувшая флора — мертвая флора.
— Растения Даруны находятся в состоянии глубокого покоя, — заученно возразил худой и скорбный Джестер. — Причин отсутствия видимого роста мы пока не знаем, но замеры и наблюдения показывают, что в конусе нарастания побегов протекает интенсивная деятельность.
— Хм-м. Ну тогда, думаю, не стоит мне выбрасывать свой вики. — Родерик с сожалением повертел в руках пластмассовый патрон минисправочника, который по прилете на Даруну внезапно вышел из строя. — Подожду. Выйдет из состояния покоя, побеги пустит, цветочками покроется — тогда подарю его Уте.
Джестер не отозвался, предоставив инспектору в одиночку ухмыляться воображаемым ахам Уты над букетом викимонстриков.
На экране внешней связи нарисовался капитан Брейер. Внеплановый полет его, кажется, совсем не радовал, и привычная ухмылка оказалась кислой. Начальник станции подобрался, концентрируя нужную едкость и напуская на лицо взамен привычной грусти выражение боеготовности. В маринад горячей встречи Родерик молча плеснул горечи своего сожаления — вот закончил бы отчет, сейчас мог бы улететь отсюда на транспортнике.
— Зачастил на Даруну, Брейер, — ядовито приветствовал перевозчика Джестер. — Не удивлюсь, если уже и ты на "Тантал" работаешь". Поди старателей притащил в обход Космотехнадзора?
Родерик бы тоже не удивился. Клешни «Тантала» ухватывали добычу намертво, а аппетиты простирались и за пределы Большого Круга. Специализировалась корпорация на добыче тантала и ниобия. На взгляд Родерика, называться именем царя-грешника было довольно рискованно, но танталовых мук промышленники пока не испытывали. А вот природа страдала.
— Расслабься, Джестер, — мрачно успокоил хозяина капитан Брейер. — В этот раз — ни старателей, ни надзирателей. Спасателей тебе везу.
Если кто-то бросается помогать, не дожидаясь крика "спасите!", то жди беды. Коварное великодушие гостя сразило Джестера, твердость его улетучилась, а брови встали привычным домиком. Начальник станции настороженно приумолк, и вместо него вопрос пришлось задавать инспектору. Родерик бодро осведомился:
— И кто здесь нуждается во спасении?
— Пилот Раймонд Норман.
Брейер покрутил головой и неодобрительно добавил, так, как будто это что-то проясняло:
— Шумиха красавчиков любит…
— Корабль Нормана с экипажем час назад появился на орбите, — на миг оторвался от пульта и встрял в разговор оператор. — Собирался заходить на посадку в районе залежей.
— Не понял, — еще больше помрачнел Джестер. Предчувствие его не обмануло: если чего и ждать от старого неприятеля, так только новой пакости. — Слушай, Брейер, ты летишь со спасателями от Анто не меньше суток! Спешишь на помощь везунчику, который еще у нас и не садился. Что все это значит?
— Хм. Везунчик, — ухмыльнулся капитан. — Видел бы ты невесту этого бедолаги! Думаю, от нее-то он и сбежал куда подальше. Девушка со связями — ссориться опасно…
В рубку капитана вошел кто-то из экипажа, и Брейер отвернулся, чтобы зарычать: "Ты сбрендил, недоумок? Тащить чертову куклу в джунгли! Кто отвечать за нее…
Неожиданно лицо капитана поменяло свирепое выражение на почтительное, столь же уместное на его физиономии, как улыбка на лике Горгоны. Тон стал официально-приторным:
— Разумеется, мисс Скоффилд высаживается в составе команды спасателей. Более того, право решающего голоса принадлежит мисс Скоффилд…
Одним щелчком, как автомат, профессиональный грубиян переключился на язык дипломатии и как будто не сразу понял, что случилось и что же такое он изрек. Брейер туповато поморгал и с досадой махнул рукой:
— Идите! Выполняйте!
— Капитан, — вывел его Родерик из раздумчивого недоумения. — Вы сказали… мисс Скоффилд?
— Ну да. Она самая. Дочурка шефа. — Раздражение Брейера достигло предела. — В общем, так, Джестер. Меня эта обез… кукла уже достала. Страшная, дикая, немая! Прячется в своей каюте… а на корабле черт знает что творится! Чую же — с ее подачи! Этот внеплановый рейс! В общем, я их всех тебе отсылаю, а дальше разбирайся сам. С меня хватит. Сыт по горло этим дерьмом!
Он провел ногтем пальца по шее, отмечая, до каких пор заполнен упомянутой субстанцией, махнул рукой и отключился.
— М-да… — резюмировал Джестер. — Аплодисментов слушать не стал. Не успел я спасибо сказать за его дерьмо! Своего мне мало…
— Не знал, что у адмирала Скоффилда есть семья, — сказал Родерик.
— Да он и сам, наверное, не знает, есть ли у него семья, — рассеянно отозвался Джестер. — Его дочь — с Фиурии.
— С Фиурии? Вот угораздило! Жена адмирала — дикарка?
— Шеф, а жених-то наш на связь не выходит. — Оператор напряженно всматривался в разнобой картинок на экранах. Сканнер выдавал размытые изображения поверхности планеты. — Приборы наблюдения корабль не обнаружили. В районе шурфов его нет!
— От подруги пусть сколько угодно прячется, но от нас-то — зачем? — совсем расстроился Джестер.
Слабый свет клубился в тенях крон, что вздымались этажами друг над другом. Фиолетовая сеть сухих лиан нависала над головами. Среди переплетенных ветвей болтались непонятные серо-фиолетовые лохмотья: истлевшие остатки легкомысленных оборок, огромные пятерни засохших листьев. Жесткая трава замедляла продвижение, то и дело захватывая ноги в ловушки из всклокоченных клубков. Синие коряги с трухлявой бахромой угрожающе скалили острые клыки-корни.
Сзади чертыхались и перебранивались. Возмущала не столько тропа, сколько ситуация — суровые парни в погоне за сбежавшим женихом высокопоставленной неудачницы, — что может быть глупее? Страшненькая, лопоухая, с выдвинутой нижней челюстью… ну да, для такой джунгли — родная стихия, вот и потащила туда целый отряд безропотных силовиков!
Уверенность — особая привилегия наследника высокопоставленных родителей, которого взращивают отгороженным от штормов внешнего мира. Или это наивная убежденность дикаря, чей непробиваемый бараний лоб слишком узок для охвата грядущих последствий. Уверенность мисс Скоффилд в таком случае следовало бы возвести в квадрат.
Напрасно пытался внушить Джестер, что джунгли слишком далеки от района разработок. Он доказывал, что зонды-поисковики непременно засекли бы выжженное пятно от посадки в лесном массиве, но мисс Скоффилд бесцеремонно его остановила. Повела над экраном с координатной сеткой своей кощунственно изящной, совсем не обезьяньей ручкой и объявила: "Квадрат В-12. Корабль здесь".
И все. Обсуждения в отряде даже не возникло. Мужики, как зомбированные, пошли готовиться к высадке в этот злополучный квадрат. В эластичных спецкостюмах с неожиданным высверком затаившейся молнии на плече, пружинистые, с характерной точностью движений и… совершенно бессловесные.
На ум Родерику сразу пришло: "Службе экологической безопасности на Фиурии делать нечего. Там требуется защита психологическая, о какой мы вспоминать не желаем"… Так говорил любимец выпускников Академии профессор Брауни, когда речь заходила об экзотических мирах Космического Содружества в системе Большого Круга. Из всех диковинных и самобытных планет Фиурия была самой неизученной. Находилась в стороне от торговых путей, в конфликтах не участвовала, внимания к себе не привлекала. Немногие из отчаянных космотуристов, чей интерес был выше страха перед последствиями, пытались проникнуть на планету со столь сомнительной репутацией. Возвращались оттуда смущенными, потому что ничего не могли рассказать о времени, проведенном на планете — в памяти зияла пустота. А технические средства воспроизведения к ввозу на Фиурию были запрещены — фиурийцы называли себя людьми биосферы и достижения науки-техники признавать отказывались.
Видно, знал-таки кое-что профессор о Фиурии, если думал о психологической защите.
Случается, что присутствие красивой женщины лишает мужчину воли. Даже самый крутой парень может не устоять перед силой обаяния. Но здесь о чарующей красоте не могло быть и речи! Мисс Скоффилд была агрессивно, вызывающе непривлекательна. Обаяния — ноль. На нее даже смотреть было трудно — словно мутная серая рябь мельтешила перед глазами. Но внутренний напор фиурийской невесты пробивал любое сопротивление.
Инспектор попытался все-таки остановить мисс Скоффилд перед выходом из рубки. Стараясь не глядеть ей в глаза, он отметил:
— Вы не дали возможности обсудить варианты предстоящего десанта. Вам не кажется, что вы… превышаете полномочия?
Разумеется, дочери адмирала так не казалось :
— Обладая абсолютным знанием, станете вы уговаривать тех, у кого такого знания нет? Люди потребуют доказательств, начнутся споры. А у нас нет времени. Понимаете? У нас совершенно нет времени! — сказала девушка с нажимом, который был выразительнее крика.
Родерик, наконец, встретился взглядом с мисс "всезнайкой" и возразить уже не смог. Она была категорически, на тысячу процентов права.
Джестер настоял, чтобы в состав отряда включили представителей местной ученой братии. Астрофизик Делл отправился в качестве проводника, но роль Вергилия для него закончилась сразу, как только планелет опустился у края леса — инициативу перехватила мисс Скоффилд. Как истинная дочь победителя, она решительно вышла вперед и возглавила отряд. Ловкая Ута успела втереться к ней в доверие и убедить, что без ценнейшего знатока Дарунской флоры в ее лице штурм джунглей невозможен.
Инспектор, как и ученые-аборигены, шел в середине цепочки. Без особой приязни, равно как и без страха, вглядывался в злую фиолетовую глубину, где темнота сворачивалась в неприветливые мохнатые комья. «Ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч!» Родерик выбросил вверх указательный палец: он понял смысл упрека лаодикийцам. В самом деле: пусть будет ненависть, если нет любви, и то, и другое — чувства, текучие, жаркие. А вот когда вместо чувств — пустота, когда окунаешься в мертвящее равнодушие, — не выплывешь! Сонное бесчувствие флоры — кататонический ступор Даруны. Может, не смерть, но и не жизнь.
По сторонам от тропы встречались и цветы — вытянутые башенки гладиолусов, вздымающих вместо бутонов жесткие звездочки с холодным металлическим сиянием. Ута их словно не замечала, зато обрадовалась чешуйчатой лиловой метелке. Сорвала, а после не сводила с нее глаз. То поднесет к лицу, втянуть ноздрями воображаемый аромат, то начнет прислушиваться к бесшумному звону чешуек. Родерику казалось, что девушка плутует сама с собой. Цветок и погремушка — вещи разные.
Он подчеркнуто не замечал восторгов Уты, шел, как медведь, ломая с демонстративным треском узловатые сухие ветки. Жизнь растения — это его рост, но предположить наличие у Дарунских коряг меристемы? Что за рост без образовательных тканей?
— Жизнь — это активная форма существования материи, — забрасывал Родерик камушки в огород стойкости патриотов Даруны. Астрофизик делал вид, что намеков не понимает. Девушка отмалчиваться не умела, отвечала с запальчивым укором:
— Вы забыли упомянуть душу. Считать, что жизнь — это всего лишь активность клеток-репликаторов… просто скучно.
Родерик поднимал брови. Насмешливо хмыкал. Пылкий лиризм с уклоном в софистику низводил аргумент Уты до категории бессодержательных заключений, лишенных научной и прочей ценности.
— Ута, вы всерьез думаете, что этот лес живой? — возмутился Родерик, когда нога его внезапно провалилась в труху давно сгнившего пня. Пытаясь выбраться из персональной ловушки, инспектор ухватился за торчащий сук, но тот обломился, и Родерик нелепой раскорякой свалился в кустарник. Сухостой трещал и рассыпался, злобно тыкал в инспектора обломки веток. Ута стояла рядом безо всяких признаков сочувствия. Родерик великодушно не стал смотреть девушке в лицо, чтобы легче простить ей грешок невольной усмешки.
— Такие кувырки рассеют остатки симпатии к Даруне, — посетовал незадачливый эквилибрист, встав, наконец, на ноги.
— А у вас с самого начала симпатии к ней не было, — сказала Ута. — Вы же приехали настроенным против. Вы же просто мечтаете дать добро «Танталу» на разработки.
— Хм, — сказал инспектор, потому что больше сказать было нечего. Родерик Лайт считался толковым работником прежде всего потому, что был чуток к мнению руководства. Выводы отчетов инспектора Лайта всегда совпадали с теми, что делал шеф задолго до самой инспекции. А шеф ясно дал понять: с такой махиной, как «Тантал» ссориться опасно, значит, заключение должно сложиться в пользу проекта по добыче ниобия на Даруне.
Но упрек девушки пробрался в неведомые тайники вины и напомнил ему о пылком романтизме юношества, когда он верил в геоинтеллект, мечтал стать борцом за справедливость, за высокие экологические идеалы.
— Напрасно вы, Ута, считаете меня беспринципным чинушей, — сказал он с долей обиды. — Если бы дело обстояло именно так, я бы давно уже закончил свой отчет и умчался восвояси.
Девушка смотрела со скепсисом, близким к враждебности.
— Обещаю вам, — сказал Родерик, — если появятся основания занести планету в реестр подлежащих защите, я это сделаю. Есть масса других планет, которые допустимо разбирать на донорские органы.
Ута выдохнула с облегчением. От ее благодарной улыбки Родерику сделалось легче на сердце, хотя проблем у самого как будто добавилось.
Ловкая фигурка решительной мисс Скоффилд мелькала впереди, среди устрашающе суковатых деревьев. Она двигалась по неведомому ориентиру, выставляя иногда вперед руку и как бы ощупывая ею пространство. Лейтенант, командир группы, с бесполезным навигатором в руках покорно шагал следом. Парни сзади, используя отдаленность от руководства, потихоньку состязались в эпитетах для мисс Скоффилд.
— Никогда бы на такой не женился! — с чувством сказал рыжий, отрывая от себя сухую, но по-прежнему цепкую, лиану.
— Ну и зря, — воспротивился седой, не первой молодости, спасатель. — Девчонка хорошая. Беду раньше всех почуяла. Не заметил? А адмирал, я думаю, не стал бы глупым капризам потакать…
«Еще как стал бы!» — подумал Родерик, отыскивая неприязненным взглядом фигурку предводительницы. Сильные мира сего чаще всех прочих балуют отпрысков, чтобы избавиться от чувства вины за недоданное чадам внимание.
— Конечно, зря! — поддакнул пожилому парень с замашками и внешностью супермена. — Нет в Космофлоте лучшего звания, чем «зять адмирала».
— От звания я бы не отказался, — сказал рыжий, — но статус подкаблучника мужика гробит! А вот приданого папаша через край отвалит, чтобы такую красотку пристроить!
— Да что вы все деньгами меряете! — подосадовал немолодой.
— А чем, по-твоему, мерить? — удивился супермен. — Или ты здесь не ради денег? Тогда ради какой малахольной идеи?
— Спасение пропавшего экипажа тебя только финансово волнует?
Супермен, возможно, был прав, но устаревший романтик казался Родерику симпатичнее, хотя доводы его все-таки отдавали наивностью.
Щелкнул рычажок портативного коммуникатора — Джестер справлялся, как идут дела. Он сообщил, что приборы обнаружили в квадрате В-12 непонятный всплеск электромагнитной активности. Родерику, шедшему рядом с астрофизиком, беспокойство в голосе Джестера не понравилось. Он с досадой посмотрел вперед, на целеустремленную предводительницу. У лейтенанта тоже имелась связь со станцией, но от постоянного взаимодействия с фиурийкой тот, похоже, совершенно ошалел и уже не пытался ей ни в чем перечить.
Вот же влипли! Легкомыслия в настроении поубавилось. Ситуация начинала всерьез тревожить инспектора. Родерик шел и думал о Фиурии.
Люди биосферы — что это значит? Фиурийцы упорно отказываются от преобразований, навязываемых цивилизацией Большого Круга, но что взамен? Если законы существования человека в техносфере не для них, то каковы тогда в их мире? Они готовы жить в пещерах? Бегать на четвереньках, чтобы быть еще ближе к земле и природе? Как можно обходиться без электричества, без компьютеров, без автоматизированных систем? Куча вопросов и… никаких ответов. Нет смысла терзать заглохший викисправочник, в нем — все те же догадки да выдумки для устрашения космотуристов.
Опять вспомнился Брауни. Профессор, угловатый и неизбежно всклокоченный, респектабельность оставлял сановитым коллегам, а себе приберег свободу высказываний и прилагающееся к вольнодумству обожание студентов. Рассуждения Брауни о парадоксальных биофизических явлениях запали в память.
— Когда наука не в состоянии постичь глубинных законов материи и Космоса, пусть лучше стыдливо промолчит, чем самонадеянно отрицает то, чего не может понять, — решительно объявил профессор. — Для объяснения природы Psiявлений требуется познание посредством мысленных абстракций, но такой подход объявлен ненаучным. Друзья мои! Не спешите записываться в ряды высоколобых представителей околонаучного чванства. Природы телепатии, гипноза, чудесных исцелений и сбывшихся предсказаний никто до сих пор так и не объяснил.
Телепатия... Провалы в памяти... Фиурийский гипноз...
Родерик вспомнил растерянное лицо капитана Брейера, недоумевающее — Джестера, полусонное безразличие лейтенанта с командой здоровяков-спасателей и суперапломб мисс «всезнайки».
Он резко остановился. На него тут же наткнулся сзади один из идущих и обложил бранью, радуясь случаю высказать все, что думает о дилетантах, путающихся под ногами серьезных парней. Родерик не слушал. Нужно срочно поговорить с этой влиятельной аферисткой. Глупо идти на поводу дикарки, пусть и просвещенной.
С каким удовольствием уступил ему лейтенант свое место!
— Мисс Скоффилд!...
— Вас интересует мнение просвещенной дикарки и влиятельной аферистки?
Здорово! Не удивительно, что эта воительница всегда идет на шаг впереди! Вместо смущения перед уязвленной собеседницей Родерик почувствовал что-то вроде злорадства: а нечего подглядывать в замочную скважину чужого менталитета!
— Хотите сказать, что вы еще и мысли читаете? — поинтересовался без особых сомнений.
— Разумеется. Телепатия — самый эффективный способ коммуникации.
— Какой коммуникации? Об односторонней слышать не приходилось. — Родерик состроил язвительную гримасу, но девушка шла вперед, не оглядываясь, и мимических его стараний не оценила. — Вас действительно интересует связь? Или все-таки больше волнует возможность манипуляций? Да, я убедился: фиурийский гипноз — не выдумка! Он существует. Это мощный способ психологического воздействия, неизвестный науке…
— Или наукой техносферы игнорируемый…
— Насколько мне известно, фиурийцы и не пытались прояснить вселенскому миру позицию человека биогенного, — перебил Родерик. — Объявили, что техносфера — искусственная среда, но в чем преимущества вашего подхода? Что можете вы противопоставить достижениям научно-технического прогресса?
— Заметьте: вы говорите не о достижениях человека, а о достижениях научно-технического прогресса, — бросила мисс Скоффилд, по-прежнему не останавливаясь. — А человек выступает как придаток. Да он и есть придаток: способствует развитию техносферы, а сам… деградирует. Все больше и больше. Он становится совершенно беспомощным в области духа.
— Вот как! Значит, мы идем к деградации, а ваша дикая цивилизация — к развитию? — изумился инспектор.
— Так и есть. Только боюсь, вы, как представитель общества потребления, этого понять не в силах. Ваше общество движется к кризису, потому что невозможно потреблять бесконечно. Производство становится бессмысленным, а другой цели нет…
Определенный смысл в ее речах, конечно, присутствовал.
— А какие же цели у вас? Чем ваш биогенный человек лучше?
— Наша цивилизация не подменяет целей жизни средствами жизни. Мы начинаем с этической культуры…
— О, как напыщенно! — взвился Родерик, ощутив под ногами благодатную почву для сарказма. — Это поэтому вы так беззастенчиво используете внушение в своих целях? Хозяйничаете в головах людей, подслушиваете. А потом продавливаете, впихиваете в мозги свои решения… Это не просто безнравственно, это преступно!
Фиурийка слегка сбавила тон:
— Разве мы делаем не общее дело? Или вы не заинтересованы в поисках пропавшего экипажа?
— Да вам и экипаж-то нужен только из-за женишка! Чтоб было кому плясать под вашу дудку! Для вас люди — марионетки! — распалялся Родерик. — Почему я должен верить, что вы ведете отряд не в ловушку?
— Можете не верить, — она остановилась неожиданно и резко. — Можете не верить, но… мы пришли.
Зонды-поисковики никогда не обнаружили бы корабль Нормана — он стал частью дикого леса. Прочная металлическая обшивка вздулась и покоробилась, как скорлупа грецкого ореха. Серебристый красавец плавно перетекал в материю джунглей, из него росли бордово-фиолетовые кусты-распорки, он слился с ветвями, которые торжествующе вскинули свежие лиловые оборки.
— Что это?
Экспедиция, начавшаяся с нагромождения нелепостей, венчалась сокрушительным отсутствием здравого смысла. Ужас первого осознания сменился дикой растерянностью. Родерик стоял оцепенело, всматриваясь в то, что совсем недавно было кораблем. Лучше бы ты оставался ни холоден, ни горяч, проклятый лес Даруны! Представить, что вот так же грубые ветки проросли в тела парней Нормана… нет, лучше не надо! Легче вздернуться на суку, чем позволить ему врастать в тебя! Глупо надеяться, что людей фиолетовая дрянь не тронула. Вершина корабля, где предположительно находился экипаж, представляла змеиный клубок из лиан и веток.
— И это у вас называется «спящая флора»? Со времени посадки не прошло и суток. Как могли мертвые деревья прорасти через корабль? — атаковали силовики ученых — нужно же было сорвать на ком-то возмущение.
— Явление не похоже на заурядную регенерацию, — лепетала Ута. — Его можно определить как локальный вегетационный взрыв…
Спасатели вновь и вновь обходили место посадки. Ута нервно всхлипывала, астрофизик Делл включил видеокамеру и через коммуникатор передавал происходящее на станцию.
Мисс Скоффилд в общей суматохе не участвовала. Родерик заметил, как она вдруг зажала рот рукой и кинулась в заросли — видимо, ей сделалось дурно. На бегу рывком стащила с головы капюшон эластичного спасательского костюма, рассыпав по плечам золотистые волосы. Фиурийка показалась вдруг такой беззащитной, что впервые с момента встречи Родерик проникся сочувствием. Зря он нападал на девушку с обвинениями. Когда на кону жизнь любимого, средства выбирать не приходится.
Стало ясно, что означал неожиданный всплеск электромагнитной активности, о котором сообщил силовикам Делл.
— Это что же получается? — спросил кто-то, — джунгли намеренно затянули корабль в этот квадрат?
— Вышли на охоту, — охнул рыжий.
Супермен хищно напружинился:
— Значит, мы тоже в опасности? По собственной дури — в заложники… Двинули за какой-то обезьяной! Где она? Завела в ловушку, а сама — в кусты?
Слова его упали на взвинченные нервы, в гущу ропота. Инспектор осторожно скользнул в заросли, где затаилась расклеившаяся предводительница. Та сидела на поваленном дереве, понурая и несчастная.
На треск сучьев мисс Скоффилд подняла голову, и Родерик замер. На него смотрела его сильфида. Бесконечно прекрасная, невыносимо печальная. Да, тот же фиолетовый фон на котором ярче таинственное сияние, только вместо шафрановых волн — облегающий спасательский костюм…
Маски-шоу! Фиурийка пробралась в его сны! Выудила там прекрасный образ…
Девушка бессильно выдохнула:
— Никуда от вас не спрячешься, инспектор. А лицо — мое. Просто я устала… мне трудно держать завесу. Еще чуть-чуть, и я соберусь…
— Но зачем? — воскликнул Родерик.
К мыслям она, кажется, относилась внимательнее, чем к восклицаниям, потому что ответила не на его вопрос:
— Мне потребуется много сил для внушения. Люди в панике, их мысли наполнены ненавистью, страхом, бешенством, в их планах сейчас — только месть. Инспектор, вы же эколог. Вы убедились, что на планете существует жизнь?
Родерик помедлил, потом кивнул.
— А те, что у корабля, мечтают о волнах напалма для Дарунской флоры, кое-кто готов разнести планету ядерным взрывом…
Родерик поежился. Академия настойчиво растила в них протекторов, защитников природы, оттого он был уверен, что любая форма жизни имеет право на существование. Даже эта. Даже коварная хищная флора…
— Илаури, — с облегчением выдохнула мисс Скоффилд. Она его услышала.
— Что? — Не понял Родерик.
— Зовите меня Илаури. Имя тоже источник сил, а мне они сейчас необходимы.
Ясно. Имя — знак доверия. Сейчас он ей не враг. В мерцающем взгляде — тихая признательность и печаль. Не ужас потрясения, не страдание, а глубокая и давняя, какая-то звездная печаль.
— Вы с самого начала знали, что мы здесь обнаружим? — спросил инспектор, холодея от мысли, что все это время страшная картина бурной вегетации стояла перед глазами фиурийки. Отряд пребывал в неведении, а она шла и видела, как жадно вгрызается в тело корабля фиолетовая зелень, как тянутся к людям наглые корявые руки…
Илаури покачала головой.
— Информацию я принимаю на уровне чувства. Предвидение неконкретно.
Сзади, там, где на месте трагедии толпился народ, что-то грохнуло, послышались крики. Родерик метнулся назад. От корабля разбегались люди — попытка отстрелить торчащий из корабля корявый ствол оказалась неудачной. Здоровенный обрубок свалился, но та часть дерева, что осталась, потонула в облаке черно-фиолетового пара. Курчавый, невыносимо едкий, он, наконец, разошелся, и на месте среза возникли новые побеги. Они прямо-таки выпрыгнули из пня и на глазах начали увеличиваться в размерах, извиваясь и растопыриваясь.
— Что у вас там происходит? — в динамиках коммуникатора надрывался Джестер. — Приборы зашкаливают!
Внезапно он замолчал, а потом сказал совершенно изменившимся голосом:
— Делл, скажи ребятам… На связь вышел пилот Норман. Помехи большие, но мы разобрали: он просит, чтобы не трогали корабль. Говорит, что экипаж в безопасности до тех пор, пока нет силового давления…
На поляне воцарилась тишина — народ совершенно растерялся. "Ситуация патовая", — подумал Родерик. Мисс Скоффилд подошла незаметно. Тусклые волосы, серое лицо и мутная волна мурашек: фиурийка накинула на себя то, что называла завесой. И решительности в ней было, хоть отбавляй.
— Вегетационный взрыв — правильное определение, — сказала мисс Скоффилд. — Взрыв, похожий на тот, когда лопается терпение. А вот причины… Попытаюсь их назвать.
Она помедлила, всматриваясь в серебристо-фиолетовое нагромождение нелепых конструкций, и возвестила:
— Захват корабля флорой планеты — это предъявление ультиматума. Это требование прекратить всяческие разработки, запретить вывоз с планеты ценных металлов и прочих полезных ископаемых. Флора Даруны требует оставить планету в покое.
— Да они все здесь чокнутые! Их срочно отсюда надо вывозить!
Красавец-супермен стоял у иллюминатора и оторопело вглядывался в шевеление Дарунских кос за окном. Розово-пестрые хвосты кротко свисали с кочек, слегка подрагивая. Непременная ежедневная парочка, держась за руки, по любимой своей тропинке приближалась к щупальцам.
— И куда нацелились эти психи? — спасатель с возмущением оглянулся на Делла. — В пасть к людоедам?
Сотрудники станции слегка подобрались под косыми взглядами силовиков. В ожидании ужина и местный народ, и гости, — все собрались в кают-компании.
— Растения Даруны — не людоеды, — решительно вступилась за пестрящие лохмотья Ута. В окружении коллег она вновь обрела прежний запал. — Илаури я верю.
— И вряд ли нам удастся спрятаться в титановой кожуре станции, — поддакнул Делл.
Здорово они умели друг другу все подпевать! Неспроста Родерику с первых дней на станции чудился какой-то заговор. Их манера общения, их улыбки, не предназначенные посторонним, эта парочка метеорологов за окном. Они всегда держатся за руки. Куда правильнее — взять девушку за талию, обнять за плечи…
— Илаури? — озадачился спасатель. — Это еще кто?
Даже в грубом исполнении имя взметнулось музыкальным всплеском. Почудилось присутствие сильфиды — скользяще-нежное, чистое.
— Мисс Илаури Скоффилд, — конкретизировала Ута с таким видом, точно это давно всем было известно.
— А, Мисс Скоффилд! — ехидно протянул спасатель. — Наша дама с причудами! Блажная невеста! Вот уж не думал, что кто-то принимает ее фантазии всерьез! Фантазии и фокусы — для идиотов!
— Один такой «идиот» сказал, что воображение важнее знания, ибо знание ограничено, воображение же охватывает все на свете...А имя этого "придурка" было — Альберт Эйнштейн, — сухо напомнил Делл.
— Если дать волю исключительно воображению, то разгул вероятностей приведет мир к безумию, — попытался отрезвить ученый народ инспектор.
— Да мир давно уже сошел с ума! Он помешан на жадности, — грустно резюмировала Ута. — Права Илаури: потребительство — тупик. Мы движемся по ложному пути, потому что выбрали не тот способ познания. Глупо брать костыли, чтобы ступать по зеленому лугу. А наши все более развивающиеся механизмы — те же костыли. Удлиняем руки, усиливаем ноги, но… не разум. А ведь наши предки-атланты жизнь творили силой мысли…
«Вседарунское ученое помешательство» — грустно отметил Родерик. Он чувствовал себя словно на большой карусели: события, поступки, эмоции вертелись вокруг с бешеной скоростью, пестрили, не давая ничего разглядеть. И, к огромной досаде инспектора, каруселью руководил не он… хотя конечный результат этого нелепого кружения в немалой степени зависел от его выводов.
Когда люди становятся вдохновенными марионетками, в здравомыслии заподозрить их трудно. То же и с версией «ультиматума». Ситуация дрянная, хочется верить в любую нелепость, а победоносная мисс Скоффилд в нагромождении нелепостей доказала существование определенного смысла. Или это сделала Илаури? Да что за чертовщина! Родерик словно раздвоился в восприятии прекрасно-безобразной фиурийки. Запутался и с собственным мнением. Чертова Даруна! Фиолетовая головоломка…
— Инспектор, вы составили отчет для Космотехнадзора? Каким будет ваше заключение? — звонко, с вызовом спросила Ута, и в рубке воцарилась тишина. Сотрудники станции смотрели напряженно, как на доктора в ожидании диагноза. Спасатели, кроме седовласого Алена — с ироническими ухмылками: поверить в ультиматум не заставила их даже фантастическая сила внушения фиурийки. Родерик вздохнул. Нет нужды его подначивать. Дело не только в обещании, данном Уте, — планету действительно рано растаскивать по запчастям.
— Примерно таким: деятельность корпорации «Тантал» угрожает экологической безопасности естественной экосистемы планеты Даруна, способствуя разрушению биотопа основного биоценоза и его способности к восстановлению при антропогенном воздействии…
— Намудрил… — рыжий неодобрительно покрутил носом. Зато седовласый восхитился:
— Проникновенно! Давай, инспектор, в том же духе! Перед этой тарабарщиной ни один бюрократ не устоит.
Ученый народ радостно загалдел. Инспектора хлопали по плечу, одобрительно гудели. Делл с силой жал ему руку, улыбался. Родерик с удивлением подумал: его как будто приняли в стан друзей.
Когда он последний раз был другом?
Приятелем, сослуживцем, знакомым, любовником — сколько угодно, но другом… Пожалуй, только в детстве, когда не нужно было притворяться, казаться правильным. Когда не хотелось отмахиваться от чужих проблем… Когда предательство не казалось смертельным, а теплота отношений значила больше, чем дурацкие принципы. Когда ночная гитара стягивала народ в притихший кружок и пронзала бесхитростным откровением: «Кто любит, тот любим. Кто светел, тот и свят»…
В кают-компанию вошли Джестер и мисс Скоффилд с лейтенантом. Все взгляды устремились на них. Джестер отрицательно покачал головой:
— От Нормана больше ничего не слышно. На Даруну вылетела Чрезвычайная Комиссия, в составе — первоклассные специалисты. Дайте время, вызволим мы ребят.
Джестер ободряюще улыбнулся мисс Скоффилд. Они сели на свободные места, рядом с Родериком. Тусклое личико фиурийки вызывало жалость, подобную той, что испытываешь по отношению к уродцам. Он с раздражением подумал: « Ну зачем ей эта личина?»
— Маски придумала не я! — сердито отозвалась девушка. — Я всего лишь воспользовалась установками вашего общества. В нем все притворяются. Вы сами, инспектор. Играете роль циника и не желаете помнить, что маски имеют свойство прирастать.
Джестер посмотрел с интересом, хитровато прищурился. Видимо, мисс Скоффилд не в первый раз себя выдала, и у старика тоже возникли определенные подозрения. Но он сразу же отвлекся на Уту. Та, наивная, громко радовалась выводам инспектора Лайта, будто его слово в данной ситуации имело значение.
Мисс Скоффилд покосилась на Родерика и привычно сразила его сверхпроницательностью:
— Вы не договорили, инспектор, так ведь?
— Так, — решительно подтвердил Родерик и в установившейся тишине продолжил то, что собирался сказать, пока не перебили. — В своих выводах я руководствовался только признанием существования жизни на планете. Но версию так называемого «ультиматума» не принимаю. Рассматривать локальное разрастание флоры в качестве вызова — это значит признать, что флора разумна. Утверждение нахожу бездоказательным и не верю, что в случае запрещения разработок на Даруне экипаж пилота Нормана обретет свободу…
— Вот именно! — подхватились силовики. — Ультиматумы! Тактика выжидания! Фигней занимаемся, а людей спасать некому!
Мисс Скоффилд нахмурилась.
— У вас будет возможность убедиться, — с легкой раздумчивостью сказала фиурийка. — Мы все ожидаем прибытия Комиссии по расследованию. Сожалею, но членам Комиссии тоже предстоит оказаться в заложниках. Их звездолет повторит участь корабля Нормана. Думаю, из всех возможных фактов этот будет самым неопровержимым.
В кают-компании вновь поднялся невообразимый шум. Каждый выкрикивал что-то свое. Родерик стоял, словно оглушенный, но только не гвалтом, а угрозой, прозвучавшей в словах фиурийки. Неужели угроза чудится только ему? Биологи вообразили валькирию великой спасительницей… обитатели станции чествуют ее, обращаются по имени, как к той, что достойна доверия. А она ведет свою страшную игру, держа на невидимом поводке всех, кто должен принимать решения…
Не было сейчас в мисс Скоффилд для Родерика никакой Илаури. Та — нежная, чистая. Эта — хищница, прячущая в глубине своей многоликости коварные Дарунские щупальца. Вполне возможно, прогноз нового вегетационного взрыва подтвердится. Но кем будет организовано нападение на корабль Комиссии, самой хищной флорой или искусной манипуляторшей с ее непостижимыми способностями? Кто устроит новый фиолетово-безжалостный захват?
Мисс Скоффилд неожиданно подошла к нему, легонько коснулась руки:
— Не преувеличивайте степени моего влияния на природу. Жаль, что вы так плохо обо мне думаете. Давайте поговорим после ужина.
В мягком свете лампы бледно-восковое сияние текло с чистого, будто глянцевого лика солнечной нимфы из снов Родерика. Ни обезьяньих черт, ни серых мурашек, — золотое пьянящее тепло и хрупкая прелесть. Сильфиды сотканы из очарования, материи таинственной и нежной.
Ну да, сейчас она выбрала образ, перед которым не устоять. Как допустить, чтобы на станции остался хоть один трезвомыслящий?
Илаури покачала головой, отзываясь на его смятение:
— Родерик, поверьте: не стоит относить меня к врагам.
— Друзья под масками не прячутся, — заартачился непокорный кандидат в соратники.
— Но я не ожидала найти здесь друзей. А в кругу знакомых отца я жалею, что не могу изменить привычный облик! Если бы ваши девушки умели читать мысли мужчин, они не стали бы так печься о внешней красоте.
— Наши девушки не боятся своей сексуальности, — воспротивился Родерик.
— Я говорю о девушках, не о самках, — легко отмахнулась Илаури. — Но речь не об этом. Мне важнее другое. Вы всерьез считаете фиурийцев дикарями? Фиурийцев? Которые, благодаря сверхчувственному восприятию, приобщены к космической мудрости? Которые способны работать с энергиями стихий и подчинять силы природы? Которые организуют пространство и способны влиять на ход событий в космосе?
— Впечатляющие заявления, — вяло сыронизировал Родерик. Еще вчера он жаждал подобной стычки мировоззрений, а сегодня оказался не готов. Удачно использует девушка обличье! Кто осмелится грубить в это обнаженно-доверчивое лицо? Мужчина способен противостоять амазонке-феминистке, но нежной фее?.. С феями воины не сражаются. Безоговорочно сдаются в несокрушимо-беспомощный плен!
— Наши цивилизации разошлись давно, — со вздохом сказала Илаури. — Технократы выбрали внешний путь развития. Фиурийцы предпочли развивать внутренние возможности. Когда вы превозносите мощь своих машин, вы не представляете возможностей нашей психосферы…
Родерик молчал, а протест внутри волновался. Воздушное присутствие сильфиды притушило интерес к теме. Мысль была одна: окунуться в золотистое тепло ее очарования! Почему она решила, что под маской дурнушки добьется большего от тех, с кем встретится на Даруне? Наивная фиурийская логика! Неужели Илаури не знает, как велика сила красоты?
Девушка словно споткнулась: поняла, что он не слушает. Сердито отвела упавшую на глаза прядь. Волосы трогательного цыплячьего оттенка непослушны, слегка всклокочены. Воинственный, однако, цыпленок…
— Сила красоты в ее чистоте. Мне непонятно, почему она выступает у вас в качестве товара. Даже не продаваясь, обещает, дразнит, лжет…
А еще возвышает, окрыляет, превращает сердце в храм души, где возносится величественная музыка органа в торжественном парении созвучий…
Илаури смешалась.
— Я думала, вы хотите знать о Фиурии…
Ну конечно, он хотел! Но вот есть культура, а есть ее представитель. Как выбрать, кто достоин большего интереса?
А хотите я заброшу вам кусочек знания? — неожиданно предложила девушка. -Пошлю фрагмент своего мироощущения. Примете?
Ну еще бы! Знание — всегда сила. Когда еще…
В голове его вспыхнуло чудо прекрасного утра. Души цветов и деревьев, как и души людей, — одна вселенская Душа. Человек — частица всеобщего потока. Мысли текут параллельными ручейками, прозрачные мысли. Где-то попал камушек — река обтекает его — разглаживает камень проблемы. Где-то затревожился малыш — потерял маму — отклик идет отовсюду, мама становится большой, общеласковой… В едином потоке невозможны дурные помыслы: река мудра, в ней нет капли лучше или хуже другой.
Сам он — часть глобального организма биосферы с телом человека. Он — дыхание цветка и мощь скалы. Он — босой корень дерева, что вбирает из земли сок ее любви, несет в крону, а потом простирает в счастливую бесконечность мира. В нем — рассвет! Время благости. И благодарности миру. За песню ранней птицы, за жемчужно-брызжущий холодок утренней росы, за вспышки радуг в каждой из капелек. За жаркий багрянец зари и тонкую грусть заката, за щемящую причастность ко всему, что составляет бытие. За небо и землю, за жизнь и красоту, за то, что объединяет восхитительную ширь в одном человеке и возносит его за пределы небес…
— Красивая картинка, — сказал Родерик после паузы. Чудный миг мелькнул кинокадром огромного явления. Высветилось сокровенное,, спасительное, не забытое, но упрятанное глубоко в тайники души. — Только мало что проясняет, — из чистого упрямства добавил он.
— Но, Родерик, это не единственный кадр. Согласно вашему запросу можно брать из моего сознания любой ответ. Даже не из моего — из общего сознания Фиурии и шире — из Космоса. Наше сознание глобально, как ваш интернет, только больше, мудрее и чище… В нем невозможна ложь.
— Мой запрос довольно примитивен, — масштабы описываемого неправдоподобия Родерика отчего-то угнетали, и он постарался сбить волну величия. — Зачем вы приходили в мои сны?
— Не в ваши. Или не намеренно в ваши. Я пыталась связаться с планетой. Вы же поняли уже: Даруна взывала о помощи. Не согласны? Мистер Лайт, вы же — эколог. И при этом не верите, что планета может быть живой?
— Планета жива разумом тех, кто ее населяет, — сказал Родерик.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, — согласилась Илаури. — Нет нужды спорить о том, чей именно разум привлек внимание фиурийцев к проблеме Даруны. Но согласитесь: ситуация требовала вмешательства.
«Вмешиваться — это чаще всего мешать», — подумал Родерик.
Разумеется, прогноз фиурийки сбылся. Лишь слегка изменился сценарий. Едва корабль Комиссии приземлился в космопорте биостанции, из-под бетонного покрытия с силой вырвались чудовищные побеги множества гигантских растений. Они мгновенно вцепились в корпус, сдавливая его, корежа и врастая в титановую плоть. К счастью, связь с экипажем не прервалась, как это было с Норманом, и высокопоставленные члены Комиссии немедленно приняли условия ультиматума.
— Мисс Скоффилд, а как донести это… до флоры? — спросил Джестер, смущенно заглядывая фиурийке в лицо.
— Мысль мгновенна, — бесстрастно сказала деаушка. — Посмотрите: растения прекратили рост.
Все, кого допустил Джестер, столпились в тесной рубке, не сводя глаз с экранов. С камер, установленных в джунглях, было видно, как отступают, перетекают в почву растения, как освобождается вспученный, с прорехами на месте бывших стволов корабль Нормана.
Наверное, следовало кричать «ура», но отчего-то не хотелось. Родерик чувствовал себя разбитым.
Он еще раз зашел к Илаури в каюту. Предстояло лететь в разные стороны, а он еще многого не понял. Планетарная помощь. Фиурийцы — властители космоса. Мир величественной простоты с изумляющими оттенками бытия. Мир, творящий Красоту, естественную, как взгляд звезды…
Но почему тогда Фиурия так закрыта? Красота — только для себя?
— Нет никаких покровов. Вы сами не хотите нас слышать. Материалисты не готовы к нашим знаниям. Называют шарлатанством, относят к безумию. Я открыта — читайте. Но вы не можете.
— Не могу. Только сдается мне, что ваша хваленая этика вынужденна. Если бы вы не читали мысли друг друга, то лгали бы так же легко, как делаете это с нами. Допускаете двойные стандарты. Говорите об искренности, а сами лжете.
Она смутилась. Подняла янтарные глаза. Вот он, контакт по-земному, — когда соприкасаются взгляды, а в сердце бьется щемящая нота.
— А ведь вы правы. Самое страшное, — сказала Илаури, — что мне пришлось обмануть отца. Я придумала Нормана, чтобы отец санкционировал экспедицию. Мы с Норманом даже не знакомы. Просто услышала, что он летит на Даруну.
Родерик тупо молчал. Копилка сюрпризов солнечной сильфиды казалась бездонной. Непредсказуемость тоже должна иметь границы, иначе… Иначе сознание не выдержит!
— Наверное, лгать — это неизбежно, — тихо сказала Илаури. — Пока существует деление «свой» — «чужой». Пока мы не научились понимать друг друга.
Печаль плеснулась в ее глазах, не звездная, совсем человеческая.
Захотелось вдруг каких-то действий. Вспомнились холодно-прекрасные звезды Дарунских гладиолусов. Ута предпочла им трогательную звенящую метелочку. На каждой из чешуек с текучими узорами — крошечный любопытный глазок. Оказывается, Родерик довольно неплохо все разглядел и собирал сейчас мысленный букет лилово-розовых экзотов…
Илаури обнаружила нечаянную охапку виртуальных Дарунских цветов, посмотрела беспомощно, виновато. Видно, в мыслях Родерика фиурийка разобралась быстрее, чем он сам. Иначе зачем бы она сказала:
— Понимаете, Родерик, небо одинаково зовет и самолет, и ласточку. Но лететь в нем сообща они не смогут. Мой отец так и не стал фиурийцем, хотя очень любит маму…
Он шел от каюты Илаури и тосковал по ней. А может, по себе.
Вселенская Душа, сказала Илаури, открыта каждому, только люди отчего-то страшатся ее глубины. Он заглянул на миг. Остался щемящий отпечаток солнца, тихий свет неведомого знания и тоска по иному взгляду на мир.
Пути всегда разные. У людей и у цивилизаций. Но человек-то остается человеком!
Родерик развернулся и побежал назад. Пути всегда разные. Но в бесконечности космоса сводит же что-то вместе разных, несхожих, чужих. Соединяет и заставляет прислушиваться друг к другу, а потом — заботиться, беречь. Потому что иначе — невозможно.