Это вам не бездушный город!
Это вам не бездушный город!
Тропинка была широкой, вытоптанной множеством жителей деревни, рубивших в этом лесу дрова и собиравших грибы и ягоды, так что поначалу Пелагея почти не смотрела по сторонам, сосредоточившись на растущих вдоль нее травах. Даже когда вокруг стало заметно темнее, крестьянка поначалу не заподозрила ничего плохого и лишь недовольно поморщилась: опять надо щуриться и наклоняться к самой земле, чтобы разглядеть, что там растет! Зрение-то у нее уже не то, что в молодости!
В результате женщина еще больше сосредоточилась на поиске целебных трав и цветов и лишь спустя некоторое время почувствовала, что происходит что-то странное. В лесу было слишком темно — слишком даже для пасмурного дня. А этим утром — Пелагея отлично это помнила — в небе ярко светило солнце и не было заметно ни одной маленькой тучки…
Она выпрямилась, схватившись за уставшую поясницу, посмотрела вверх и негромко охнула. Солнца не было видно — как и неба, и облаков, если даже они там и были. Над головой женщины плотно сплелись ветви деревьев — так плотно, что сквозь них не мог проникнуть даже крошечный лучик света. Она словно оказалась под огромным зеленым колпаком, отделившим ее от остального мира.
Пожилая крестьянка завертела головой, пытаясь понять, куда она забрела. Место казалось ей совершенно не знакомым, хотя она всю жизнь прожила рядом с этим лесом, с самых юных лет постоянно бывала в нем и была уверена, что знает в нем все тропинки и поляны вдоль и поперек. Случалось ей и теряться несколько раз в лесной чаще, но она всегда быстро находила дорогу к деревне — ее с детства учили этому бабушка и мать. И в тех случаях Пелагея никогда не забиралась в такие густые заросли. Она вообще была уверена, что в их лесу нет настолько дремучих мест!
"Что же это, я зашла настолько глубоко в лес, забралась в места, где никогда не была? — удивилась женщина. — Сколько же я тут брожу?" Небольшой пучок трав в ее корзинке говорил о том, что она провела в лесу не так уж много времени — час или, может быть, полтора. Да и самой Пелагее казалось, что она совсем недавно вышла из дома и зашагала с пустой корзиной к лесной опушке. Правда, она не очень хорошо помнила, как ходила по знакомым тропинкам и как выкапывала найденные травы — здесь ей как будто бы изменило чувство времени. Выходит, она настолько крепко о чем-то задумалась, что не заметила, что прошло много часов и что она забрела очень далеко от дома? Раньше с ней никогда не бывало ничего подобного…
Однако размышлять о том, как такое могло случиться, было некогда — нужно было как можно скорее искать дорогу к деревне. Судя по тому, как темно было под вековыми деревьями, уже наступил вечер, и через два-три часа должны были сгуститься настоящие сумерки. А там и до ночи недалеко, когда вообще ничего не будет видно!
Эта мысль заставила пожилую женщину вздрогнуть. Только теперь к ней подобрался страх — пока еще не сильный, не заставляющий кричать и бежать, не разбирая дороги и плохо понимая, что делаешь, пока еще только тихо шепчущий на ухо, что на этот раз все может закончиться очень и очень плачевно. Впрочем, поначалу Пелагее неплохо удавалось отмахиваться от этого шепота и не слушать его. Она глубоко вздохнула, заставила себя успокоиться и еще раз, медленно и внимательно, огляделась по сторонам. Обычно ей удавалось найти дорогу по солнцу, но теперь об этом можно было забыть, поэтому Пелагея стала разглядывать землю у себя под ногами. Там, где она шла, трава осталась слегка примятой, и травница решила попробовать вернуться домой по своим следам. Рано или поздно они должны были бы привести ее на тропинку, которая уже точно довела бы ее до родной деревни.
Но это оказалось не так просто, как думала потерявшаяся женщина. Ей удалось рассмотреть примятую траву между двух толстых сосновых стволов, и она зашагала в этом направлении, однако вскоре снова оказалась среди густых зарослей, через которые точно не пробиралась раньше. Колючие кусты с одной стороны, бьющие по лицу еловые ветки с другой — Пелагея с трудом протиснулась мимо них и снова оказалась среди огромных, неохватных стволов, покрытых серебристым мхом, каких ей не приходилось видеть ни в этот день, ни когда-либо раньше. Убедившись, что не проходила в этом месте, она попыталась вернуться назад, но, продравшись сквозь колючие заросли, почему-то оказалась не среди вековых деревьев, а перед несколькими трухлявыми пнями, которых тоже не помнила и за которыми открывалась просторная и очень ровная поляна, заросшая светло-зеленой травой.
"Это не поляна, это болото", — тут же сообразила крестьянка, делая шаг назад и упираясь спиной еще в один пень, которого только что не было в этом месте. Если раньше у нее и были сомнения в том, что она заблудилась не случайно, то теперь они полностью исчезли. Было очевидно, что ее не выпускала из леса какая-то нечистая сила — как ни сложно Пелагее было поверить в это. Она же никогда не причиняла лесу никакого вреда! Никогда не сломала понапрасну ни одной ветки, не раздавила ни одного ядовитого гриба. Всегда брала ровно столько ягод, корешков и трав, сколько ей было нужно, и благодарила за это хозяина леса. И все собранные ею целебные растения были нужны, чтобы помочь жителям деревни, защитить их от болезней. Она всегда заботилась о своих односельчанах, всегда старалась сделать их жизнь лучше… Да и не только им — ее несколько раз даже возили и в барскую усадьбу, когда там болел кто-нибудь из господ или слуг!
— За что? Что я сделала не так? — тихо прошептала целительница, снова и снова оглядываясь вокруг. Она с трудом различила в сгустившихся сумерках, что теперь болото окружает ее со всех сторон, а старые пни торчат из нежно-зеленого мха, наполовину погрузившись в топкую жижу. Лишь кое-где среди этой светлой зелени виднелись кочки, на которых росла трава и чахлые кустики.
Пелагея поняла, что ее единственный шанс все-таки выбраться из леса заключается в том, чтобы пересечь болото по кочкам. Шанс небольшой, но если остаться на месте, ей точно будет хуже. Может быть, пока она будет пробираться по болоту, ей удастся понять, в чем она провинилась перед лесом и вымолить себе прощение?
На краю трясины лежала покрывшаяся болотным мхом длинная палка, и крестьянка, подобрав ее и оставив на пне корзинку, осторожно ступила на ближайшую кочку.
— За что ты так со мной? — бормотала она, делая следующий шаг и чувствуя, как неприятно пружинит у нее под ногами топкая грязь. — Я всегда делала людям только добро — всей нашей деревне, всем ее жителям… Почему ты так со мной?
Очередная кочка, на которую женщина встала, качнулась под ее весом и поплыла куда-то в сторону, а потом начала медленно, но неотвратимо погружаться в болото вместе с замершей на ней целительницей.
Она больше не спрашивала, за что лес решил ее наказать, но этот вопрос до последнего момента стоял в ее распахнутых от ужаса глазах.
С тропинкой было что-то не так — это Федот заметил вскоре после того, как углубился в осенний лес. Да и не только с тропинкой — все вокруг как-то неуловимо изменилось. Молодой человек не мог сказать, в чем именно, но был уверен, что все прошлые разы, когда он приходил сюда за хворостом или дровами, эти места выглядели по-другому. Да еще вчера этот лес был совсем не таким! Ну да, конечно же — вчера красные и желтые клены были такими яркими и красивыми, а теперь вокруг возвышались вроде и те же самые деревья, но листва на них стала какой-то грязно-рыжей, ржавой… Хотя погода стояла такая же, как и вчера, солнечные лучи так же освещали деревья и были слишком теплыми для середины осени… Что же случилось с листьями, почему они так быстро, за одну ночь пожухли и лишились своих ярких красок? Так могло бы быть, если бы ночью были заморозки — но ночь тоже была теплой!
Задумавшись об этом, Федот даже на время забыл о беспокойстве, которое вызвал у него изменившийся лес. Это было его дурной привычкой — засматриваться на деревья, облака или даже просто травинки, забывая обо всем на свете, включая работу, которую он в этот момент делал, за что ему постоянно попадало от родителей и деда. Что, впрочем, не мешало Федоту в следующий раз снова отвлечься от дел, разглядывая очередные природные красоты.
Так было и в этот раз. Некоторое время парень шел по тропинке, глядя вверх, на потемневшие листья кленов, берез и осин, хлопая глазами и пытаясь понять, что же с ними случилось, а потом забыл даже об этой странности и стал просто любоваться их необычным и по-своему тоже красивым оттенком. Федоту вообще впервые в жизни пришло в голову, что увядшие и даже совсем засохшие листья могут выглядеть привлекательно, и некоторое время он с удивлением обдумывал эту мысль. Но постепенно его снова начали одолевать какие-то неясные сомнения — ветки и листья, которые он рассматривал, вновь стали казаться ему странными, не такими, какими они должны были быть. Парень остановился, прислонился к ближайшему дереву и уставился на нижние ветки росшей напротив березы, листья на которой, казалось, темнели и сворачивались в сухие трубочки прямо на глазах. Хотя почему казалось? Неожиданно Федоту стало ясно, что не давало ему покоя все это время — листья и правда сохли и скукоживались слишком быстро, они действительно шевелились, как живые, менялись… Сразу несколько засохших листков сорвались с веток и с тихим шелестом полетели на землю, следом за ними оторвались еще несколько — и не только на этой березе, с других деревьев тоже посыпалась сухая листва, оставляя черные голые ветки.
Теперь Федоту было уже не до природных красот. Он завертел головой, пытаясь вспомнить, откуда пришел, но не увидел ни одной тропинки: со всех сторон возвышались облетающие деревья, образовывавшие почти сплошную стену. Только выше, там, где начинались ветки, виднелись небольшие просветы, в которые была видна все та же картина: падающая вниз бурая сухая листва.
Молодой человек снова машинально сделал шаг назад и уткнулся спиной все в тот же толстый ствол. Неужели именно такое случилось в этом лесу с другими жителями их деревни, со всеми, кто ушел в чащу и не вернулся? Знахарка Пелагея, потом пастух Осип, потом все те девушки в начале лета, отправившиеся за сморчками, потом те двое охотников… Федот до последнего момента отказывался верить, что эти исчезновения не случайны, он был уверен, что заблудившимся и утонувшим в болоте людям просто не повезло, и сам всегда ходил в лес без страха, но теперь ему стало ясно, что правы были те, кто теперь даже близко не подходил к лесной опушке.
Парень протиснулся между двух стволов, наткнулся на пышный куст, с которого тоже облетали листья, и стал продираться через заросли дальше, все-таки надеясь выбраться на тропинку. У него мелькнула мысль, что стоило бы попытаться обмануть лешего, поменяв местами лапти и надев рубашку наизнанку, и он устремился к небольшому пеньку, собираясь присесть на него, чтобы переобуться. Одно из деревьев, мимо которого он протиснулся, вдруг громко затрещало и заскрипело, и, подняв голову, Федот увидел, как сильно раскачивается его уже почти совсем голая верхушка.
А в следующую секунду точно так же раскачиваться и скрипеть начали еще несколько деревьев впереди.
— Да за что ты нас всех так, что мы тебе сделали?! — вырвалось у парня за мгновение до того, как он понял, что одно из них падает прямо на него.
Тропинку было почти не видно — все в лесу утонуло в глубоком снегу, на котором не было ни единой цепочки следов. Хотя где-то должны были остаться следы одного человека — сына старого Архипа, отправившегося утром за дровами и пообещавшего, что срубит какое-нибудь небольшое деревце на самой опушке, но в итоге так и не вернувшегося домой. И хотя снегопада весь день не было и эти следы не могло засыпать, отправившийся вечером на поиски парня Архип так ничего и не нашел. Опушка леса и ведущие в него широкие тропинки оказались девственно-чистыми.
Старик оглянулся на оставшуюся позади вереницу деревянных домов. Зимой темнело рано, и хотя сумрак еще только-только начал опускаться на землю, в некоторых окнах уже светились слабые огоньки лучин. Несмотря на то, что в деревне почти не осталось дров, жители уже не пытались экономить: большинство из них понимали, что им теперь нечего терять. Впрочем, больше половины домов были темными и даже издалека выглядели заброшенными — вокруг них поднимались высокие сугробы, которые некому было раскопать, потому что в них не осталось жителей.
Весь последний год они пропадали в лесу. Некоторых нашли придавленными упавшими стволами деревьев, других — проткнутыми острыми сучьями, третьих — закопанных по грудь в землю, словно они утонули в ней, как в болоте, и умерли, даже не попытавшись откопаться. А большинство исчезнувших не нашли вовсе. Возвращались из леса лишь дети и подростки, теперь оставшиеся сиротами — их еще осенью позабирали к себе дальние родственники из соседних деревень. Взрослым же путь назад из леса был заказан. Еще несколько человек, пока остававшихся в живых, заперлись у себя во дворах и надеялись пережить зиму с тем запасом дров, который они успели сделать летом, когда исчезновения были не такими частыми, но Архип не верил, что им удастся уцелеть. Рано или поздно запасы кончатся, кто-нибудь решит поискать хотя бы веток на лесной опушке и пропадет, а другие пойдут его искать и тоже исчезнут… А если часть из них и доживут до весны — что они будут делать дальше? Уйти жить в другую деревню можно только через лес, из которого они не выйдут. Архип знал, что так будет. Знал, потому что единственный во всей деревне догадался, что происходит.
И почему это происходит.
Именно по этой причине он сам, убедившись, что уже не найдет своего сына, не пытался теперь вернуться домой, а пробирался по сугробам среди деревьев.
Он не знал, сколько ему еще надо пройти — лишь предполагал, что правильнее будет уйти поглубже в лесную чащу. Но о том, удалось ли ему забраться достаточно далеко, старик мог только догадываться. Он не узнавал знакомых мест и не понимал, где именно находится, и мог только надеяться, что делает все верно, так, как нужно.
Наконец, сугробы стали немного ниже, а преграждающие Архипу путь еловые ветки раздались в разные стороны, и он увидел впереди небольшую поляну. Не сюда ли он должен был прийти? Старик сделал еще несколько шагов вперед и выбрался из зарослей на поляну, затянутую тонким, но удивительно ровным слоем снега — нигде не было видно ни бугорка, ни темного пятнышка.
— Ты слышишь меня? — спросил он хриплым голосом, и изо рта у него вырвалось облачко пара. — Я не знаю твоего имени… я вообще почти не помню тебя, но я знаю, что ты мстишь нам… нашей деревне. И знаю, что у тебя есть на это право. Мы виноваты перед тобой. Нас нельзя ничем оправдать. Но я виноват больше всех. Я, староста! Все остальные подчинялись мне, они не могли пойти против меня, не могли мне перечить! Я их заставил, а они обязаны были меня слушаться. Поэтому прошу тебя — не трогай остальных, тех, кто еще жив. Оставь их! Я пришел к тебе сам, я заслужил любую кару — забери меня, но больше не трогай нашу деревню!
Над головой Архипа зашумел ветер. Он запрокинул голову и увидел, как качаются на фоне белого, затянутого облаками неба верхушки елей и сосен. Вниз начали падать снежинки — сперва редкие, но старик догадался, что скоро снег повалит большими хлопьями, и его тело, оставшееся на этой поляне, быстро окажется засыпанным и не различимым среди остальной белизны.
— Я это заслужил, — повторил Архип еле слышно, опуская голову и видя, как на поляну со всех сторон выходят из лесной чащи огромные дымчато-серые волки с горящими красным огнем глазами.
Тропинка становилась все шире, пока не вывела шатающегося путника на широкую пыльную дорогу с продавленной колеей, в которой стояла мутная дождевая вода. Мужчина замер на месте, глядя на эту воду, потом сделал еще шаг вперед, покачнулся еще сильнее и начал заваливаться на бок. Он взмахнул рукой, ища в воздухе какую-нибудь опору, но ухватиться ему было не за что — все деревья остались позади, так что человек рухнул на землю, успев лишь подумать, что дорога означает, что где-то близко живут люди и теперь его обязательно кто-нибудь найдет. Он не зря столько дней мучился, пробираясь по лесу, не зря заставлял себя идти, даже когда ему было совсем плохо от голода и жажды — его усилия увенчались успехом, он вышел к человеческому жилью и будет спасен…
Сколько времени он потом провел в красноватом тумане, который то становился темным и плотным, то слегка рассеивался, человек не помнил. Но порой сквозь этот туман до него доносились звуки, чьи-то голоса и даже проступали смутные силуэты склонившихся над ним людей. А несколько раз ему даже удалось разобрать, о чем эти люди говорили.
— Смотри-ка, что там валяется? — раздавался где-то вдалеке молодой любопытный мужской голос. — На человека похоже… Точно, мужик какой-то!
— И правда, мужик… — удивленно отзывался другой голос, принадлежащий человеку постарше. — Мертвый, похоже… А, нет, живой вроде еще!
— Ничего себе! Как он здесь оказался?
— Из лесу, видно, вышел, заблудился и сюда добрел… Городской, похоже, вишь, как одет… Ну, ладно, пошли, не трогай его! Не наше это дело, пусть лежит.
— А может..?
— Да пошли, говорю, не надо нам неприятностей! Не наш он, чужой, ты же видишь!
— А если помрет?
— Значит, судьба у него такая. Да может, и не помрет еще. Отлежится, встанет и уйдет куда-нибудь…
Голоса стихали вдали, и наступала тишина, которая потом прерывалась новыми голосами.
— Точно тебе говорю, живой он еще! — звенел у него над самым ухом тонкий девичий голосок. — Смотри, дышит!
— Ну и что, что дышит, отойди от него! — отвечал ворчливый пожилой женский голос. — Мало ли, кого сюда занесло, нечего всяких незнакомцев трогать…
— Тетя Пелагея, но как же..? Может, мужиков позвать, в деревню его притащить? Да мы и сами дотащим — вон какой он худой! Ты же можешь его выходить!
— Еще чего, тратить мои травы на чужаков! На своих не напасешься!
И опять тишина, а потом чьи-то шаги, еле слышные испуганные вскрики, шепот, постепенно переходящий в более громкий голос:
— Архип сказал — это не наше дело! Не слышал что ли, как его жена визжала, что не надо нам чужих людей, что от барина дсотанется? Пошли, пошли, не подходи к нему… Да пошли же!
Сколько еще подобных споров он тогда услышал? А сколько шагов, которые просто прозвучали рядом с ним и затихли где-то вдалеке? Он не помнил. Помнил только, как красный туман вокруг него сменился черным, который потом вдруг рассеялся, и он увидел, что наступила ночь и над ним сияют яркие звезды. Тогда он вдруг понял, что прекрасно себя чувствует и может встать — что и сделал, удивившись непонятно откуда взявшейся силе и легкости во всем теле.
Он вышел на дорогу и увидел далеко впереди слабо светящиеся огоньки. Там жили люди, но он отвернулся от деревни и посмотрел в ту сторону, откуда пришел этим утром. А потом, неслышно ступая, зашагал обратно в лес.
Теперь он точно знал, что ему следует делать.
Тропинка петляла среди кустов и деревьев, и за каждым ее поворотом Галину Витальевну встречали то кокетливо прикрывшиеся опавшими листьями грибы, то алые капли нахально выставлявшей себя напоказ брусники. Женщина бросалась к каждому из этих сокровищ, с победным кличем отправляя их в огромную корзину и висящее на шее маленькое пластиковое ведерко. Как же здорово, что ей удалось сегодня вырваться в лес! А то ученикам своим постоянно твердит о счастье быть ближе к природе — а сама все выходные то над их тетрадками просиживает, то еще какими-нибудь делами занимается…
Воспоминание об учениках и, особенно, об одном из них немного подпортило любительнице природы ее хорошее настроение. Вечно этот Андреев из десятого "А" портит ей воспитательную работу! Она так радовалась началу учебного года и тому, что новый десятый класс снова начнет изучать с ней ее любимое литературное произведение — и конечно же, этот выскочка, которому всегда было больше всех надо, который на каждом уроке находил, о чем поспорить с учителями и авторами учебника, и тут не смог спокойно усидеть на месте! Не успела Галина закончить объяснять классу, что деревня Обломовка, описанная Гончаровым — это прекрасное место, тихое и умиротворенное, расположенное вдали от бездушной цивилизации, где в глубине души мечтает жить каждый человек, включая самых активных городских жителей, как Андреев поднял руку и, не дожидаясь, когда ему разрешат говорить, громко заявил, что жители Обломовки бросили умирать у дороги случайно попавшего туда чужого человека, и поэтому никто из нормальных людей, наоборот, ни за что не согласился бы жить среди убийц. И почти весь класс, слушая его, согласно кивал, а кое-кто даже тихо поддакивал ему, словно забыв, что им только что сказала учительница.
Ей пришлось несколько раз повторить: "Сядь, Максим, речь сейчас совсем не об этом!" Наглый старшеклассник не слушался, продолжал стоять, опираясь на парту, и убеждать всех, что близость к природе и спокойная жизнь без суеты — это вовсе не главное, а главное — отношение к человеческой жизни. К счастью, до конца урока оставалось уже немного времени, и учительница сменила тему разговора, велев всем записывать домашнее задание. Но у нее не было сомнений, что Андреев повторит свои речи в сочинении по "Обломову", и ей придется уговаривать его переписать работу, пока ее не прочитала завуч. А уговорить этого мальчишку писать в сочинениях то, что сказано в учебнике, если он с этим не согласен, с каждым годом становится все труднее, и совершенно не факт, что ей удастся это теперь. В прошлые разы он не выступал против изложенного в учебнике мнения настолько яростно.
"Что из этого ребенка потом вырастет?! — с тоской подумала Галина Витальевна, наклоняясь за очередным грибом. — Пятнадцать лет всего — а туда же, спорить с классиками, с великими писателями! Вряд ли я сумею объяснить ему, что Гончаров был гением, а значит, не может быть не прав, но надо хотя бы не дать ему перетянуть на свою сторону остальных детей. А это тоже непросто будет, он у них чуть ли не с первого класса авторитет…"
Она срезала крупный подосиновик, аккуратно положила его в корзину и приказала себе отвлечься от мыслей об Андрееве, о классической литературе и вообще о работе. Не для того она отложила все дела и поехала в лес! Сегодня она будет только гулять по любимым полянкам, собирать грибы и наслаждаться природой, а Андреевым займется с понедельника.
Впереди должна была уже появиться большая поляна, где всегда росло много лисичек, и учительница ускорила шаг. Среди деревьев и правда показался просвет, но пройдя еще немного, Галина с удивлением увидела не хорошо знакомую поляну, а ровную светло-зеленую "площадку", на которой местами росли чахлые, почти лишенные листьев тонкие березки.
"Это еще откуда взялось?! — изумилась она. — Не должно здесь быть болот, никогда не было…"
Над ее головой в кронах деревьев зашумел ветер. С веток начали срываться желтеющие прямо на глазах листья.