Щёлк!

— Зачем биологам «тюлень»? Им-то он зачем?! Борис Аркадьич, у меня программа рушится! — прижимал бурые ладони к груди атмосферник Вася. — У нас пятно уходит, люди!!

— «Пятно» у них уходит…— пробурчал химик, — А я, Борис Аркадьевич, между прочим, уже полгода жду эту лабораторию. Которую некоторые «тюленем» величают. И что я теперь ребятам скажу? А?

Он поднялся, сурово оглядел сидевших вокруг стола начальников центральной базы исследований Юпитер-1:

— Я им скажу, что их долгожданную мобильную лабораторию отдали биологам, «креветок» ловить.

Начальник биологической разведки, лысый невысокий крепыш, побагровев, мячиком выскочил из-за стола. Но его остановил директор базы:

— Так, всё!

Люди, как один, повернулись к вершителю. Он потёр переносье, снова водрузил очки на нос — всё не было времени пойти «починить» глаза — оглядел всех и сказал почти шёпотом:

— Стыдно, коллеги! Опять устроили свару…

Он выдержал паузу, оглядывая каждого из них. Он понимал их. Понимал их стремления, их погоню за тайнами Юпитера, жажду знать и находить ответы.

— Биологи получили робота, потому что, во-первых, с ним прибыл специалист-воспитатель. Биолог. А во-вторых, в прошлый раз они сами отдали вам, уважаемый Василий Сергеевич, двух псевдоразумных «маток», с полным комплектом микро-ботов у каждой. Единогласным решением, глядя на ваши метания.

Вася смущённо поскрёб щёку и сел. То, что он пробурчал, вполне можно было, при желании, истолковать как извинения.

— Так, значит, с роботом решили, — Борис Аркадьевич кивнул биологу, — переходим к следующему вопросу. Уважаемый Михаил Романович, жалоба на ваших ребят! Как заняли процессор неделю назад, так теперь только расчёты вашего направления на нём и идут.

Химик хмуро огрызнулся:

— Это полимерное соединение. Оно там одно. И я всех предупредил, прежде чем запустить анализ. Я всех, — он тыкнул в каждого за столом, — предупредил.

— Но не неделю же!!

— Нет, конечно. Как минимум две.

Собрание снова зашумело. Только теперь битва шла за поле процессорных мощностей.

* * *

Круглолицая улыбчивая девушка высматривала кого-то в суете большого дока.

Её окликнули таскавшие оборудование атмосферники:

— Ирка, «тюленя» встречаешь?

Тугие крупные кудряшки прыгнули в такт кивку.

— А что ещё она тут делает?

— А что она ещё делает тут?

— А что ей ещё делать? А-третий док ремонтники чинить будут. Наши биологи — спецы только по «креветкам»…

Иринка нахмурила бровки:

— Ну, балаболы… Сразу-то сказать не могли?!

Выскочила в коридор, только кудряшки светлые подпрыгнули.

 

 

Ирка метнулась туда, к доку на палубе А-3.

Длинно выдохнув перед внутренними створками, скомандовала:

— Шлюз! Картинка!

Входное устройство послушно вывело на вирт-экран проекцию.

У Ирки отвисла челюсть.

Ирка изучала флоатеров, названных ещё по Сагану, так здорово угадавшего особенности Юпитерианских экосистем. Многое, им предсказанное, сбылось и угадалось. Синкеры — парящие небольшие существа, подвешенные в атмосфере газового монстра, плодились с потрясающей быстротой, жрали друг друга и ещё что-то, жили и передвигались громадными по площади и по количеству особей стаями. Биологи прозвали их «креветками» — за внешнюю схожесть с этими земными рачками. Синкеры имели одну неприятную особенность. А может, и две. Они потрясающе воняли и взрывались вне барокамер. Их тельца рассчитаны были на гораздо большее, чем земное, давление. Об этом нужно было помнить.

Быстрые, лёгкие, серебристые как форели охотники-хантеры. Эти хищники нападали небольшими стаями на беспомощных флоатеров, отжирали куски живой плоти и вновь уносились в штормах Юпитера. Эти «форели» на самом деле, могли проглотить кита в один «ам».

Флоатеры, почти беззащитные перед этими зубастыми тварями, безмятежно парили в верхних слоях Джупа-Юпитера. Эти полурастения-полуживотные, размером с земные города, казалось, и не замечали нападений, будто их и не было вовсе.

Чем они питались — и пыталась выяснить Иринка.

Они были огромны, плавучи и потрясающи. И, вглядываясь сейчас в вирт-экран шлюза, Иринка видела нечто, столь же потрясающее. В громадное, заполнявшее собой почти весь док, существо Ирина влюбилась сразу.

 

 

Робот действительно напоминал тюленя.

Две пары больших ластов, складки псевдо-плоти, плотная, чуть блестящая кожа-поверхность. Покрытая вибриссами морда похожа одновременно на кошачью и на тюленью. Вот только глаза… Они продолжались рядом округлых датчиков вдоль средней линии тела до самого хвостового ласта.

Вдоль этого ряда, чуть ниже, Иринка разглядела складку. Почти треть длины тела — второпасть. Та пасть, которую он распахивает, когда чует, узнаёт объект «охоты». Распахивает, чтобы заглотить его — ведь он ловушка. Мобильная ловушка. А дальше — как обучишь.

— Ох ты ж… а где воспитатель-то?

Ирка стукнула запрос на вход. Шлюз мигнул красным — отказ.

От кого?

Нахмурившись, биолог снова всмотрелась в дисплей.

И заметила.

Маленькую фигурку в тёмном скафандре было тяжело заметить на фоне тёмной громады «тюленя».

Человек суетился вокруг, что-то делал, устраивал своего воспитанника в его новом доме.

Что-то в движениях воспитателя Ирке не понравилось.

Фигурка отступила на два шага, потом — короткий разбег, прыжок и быстрая пробежка по хребту робота до его головы.

Ирка прижала руку ко рту.

Прыжок выше головы прыгуна. И коленки у прыгуна гнулись назад.

— Велика вселенная… изменённый…

* * *

Биологи готовились к встрече нового товарища. Они собрались в кают-компании своего уровня. Почти все сейчас были здесь. Восемь человек амбициозных, молодых учёных. Готовых рвать тайну из пасти Юпитера.

Ирка набрала код на браслете. Ответил Мишка:

— Миш, главный там?

Мишку оттеснил «главный»:

— Там. Чего у тебя?

— Иван Олегыч, воспитатель…

— Да?

— Вы взяли изменённого?

В кают-компании затихли, а потом зашумели, переговариваясь, ребята. Олегыч оглянулся на них:

— Так, тишина! Если у кого-то с этим проблемы — заявление мне на стол сегодня же! «Ирбис» ещё не ушёл — на нём и полетите по домам!

— Иван Олегыч… он же — нестандарт. Как он тут будет? Вот в чём проблема!

Ирку вечно волновали всякие болезные.

— Соловьёва, хочешь об этом поговорить? Милости прошу, только сейчас — веди его сюда. Не трать время!

 

 

Олегыч прервал вызов и вирт-панель сложилась.

Мишка почесал кончик носа, сложил руки на груди. Поинтересовался:

— По какому типу изменение?

Начальник готов был отбиваться.

— По типу «лёгких» планет.

— Кошка, значит.

— Кошка, Миш.

— Олегыч, он сам подал заявление?

— Сам.

— А почему же ему не отказали?!

Мишка стоял, агрессивно покачиваясь с носка на пятку.

Олегыч поднялся тоже. Оглядел своих. Восемь человек, все — умненькие, лучшие. Сюда, на Юпитер, рвались, и на место здесь претендентов было больше, чем на место в межзвёздной.

— Сейчас выслушайте меня все. Больше я повторять не стану. Изменённый подал рапорт о переводе. Изменённый имеет очень редкую специализацию — воспитатель с повышенной эмпативностью. Образование — СО ПМ — самообучающиеся понятийномыслящие. Ей не могли отказать. На Джупе нет таких специалистов. И роботов таких нет, а они очень, очень нужны. Вы сами знаете, как.

— Ей?

Мембранная дверь в кают-компанию, шелестя лепестками, раскрылась. Все лица повернулись туда.

* * *

В кают-компанию шагнула, чуть цокнув коготками, девушка. Иван Олегович, улыбаясь, подошёл к ней, пожал руку и, обернувшись к остальным, представил новенькую:

— Татьяна Лазарева. Наш новый специалист.

Он представил каждого, каждый пожал маленькую ладонь с дырочками в подушечках пальцев.

Маленькая, как все изменённые по её типу, худая и бледная, с огромными тёмно-жёлтыми глазами. Если долго всматриваться, становилось понятно, что с лицом что-то не так. Какая-то диспропорция, неправильность. То ли кончик носа мал, то ли губа верхняя чересчур тонка… То ли всё вместе.

Кончик светлой, чуть золотистой косы мотался где-то возле коленей…или… или там, где бы им полагалось быть.

Простой тёмный комбинезон только подчёркивал необычность внешности. Короткие широкие его штанины оставляли на виду ту самую «кошачью лапку». Прыгать удобнее в атмосфере малых планет. Хвост обвивал левую лапу — видимо, чтобы не мешаться и не привлекать лишнего внимания.

Мишка всё рассматривал новенькую. Смотрел и смотрел. Девушка пару раз подняла на него глаза, каждый раз утыкаясь в его пристальный и напряжённый взгляд, снова опускала свой.

Наконец, Иринка, не выдержав, наклонилась к его уху и пропела модную песенку:

— Попался друг мой как-то раз в ловушку этих дивных глаз.

— Я? Не. У неё что-то с губами не то. Никак не пойму…

Ирка отпрянула, и улыбка у неё с губ куда-то делась:

— Ну, Мишенька… Не ожидала я от тебя!

* * *

В кают-компанию «вплыл», по-лягушачьи загребая руками, длинный и худой, донельзя веснушчатый парень.

За верхней губой на манер бивней торчали карандаши.

Он сделал круг по комнате, косясь на компанию, временами по-тюленьи взлаивая. Не добившись реакции, плюхнулся в кресло:

— Нам, говорят, «тюленя» дали?

Компания молчала.

— Коля, ты моржей видел?

— Да, моржей видел. Мороженых таких, отморожено-непонимающих шутки юмора.

Коля вынул символические клыки изо рта:

— Мне тут Ли Хань с Гунджоу кинул видюху…

— Коля, морж…

Коля посмотрел на круглолицую серьёзную Ирку уничижительно.

— Нет, вы гляньте!

Он пару раз коснулся браслета и вывел на середину комнаты изображение.

— Сидит он, нарезает «креветку» ломтиками — на препарат, а тут входит Чан и говорит ему: «Дай синкера», ну, Ли и дал. Говорит, два часа потом лабораторию пи… полировали.

На видео бесцветные внутренности щедро забрызгивают камеру.

— Оказывается, если «креветку» размазать тонким слоем, её как раз хватает на средних размеров лабораторию.

Ирка, сдерживая смех, поинтересовалась:

— Они что же, руками?..

— Нет, в перчатках. Эт ж китайцы. Там всё строго: провинился — отработай долг Родине. И вот они, в перчаточках, с тряпочками пи… полировали поверхности, временами сдабривая креветочный сок содержимым уже почти пустых желудков… Запах, сами знаете, какой…

Коллеги пофыркивали. Ирка прикрывалась ладонями, кудряшки дрожали от смеха. Мишка отвернулся и ржал к стене, остальные тоже слегка потеряли нить разговора. Вонь от «креветок»-синкеров знакома была всем. Выветривалось неделями, и только после можно было в комнате находиться без рвотных позывов. Некоторое время.

Серьёзным, казалось, остался только главный. Смотрел с неодобрением:

— Коля!

— Ой… Иван Олегыч…

Коля напоказ испугался, словно только сейчас заметив светло-серый комбинезон главного.

— Но ведь смешно же…

— Я бы не сказал.

Мишка, давясь от смеха, посоветовал:

— Коль, ты помолчи пока, мы тут…

— Да знаю я. Встреча имени гордого укротителя тюленей.

Он оглядел кают-компанию.

— Опа! Или прелестной укротительницы… Я всё пропустил.

Ирка ответила с кухни:

— Ещё не всё. Кто там сегодня дежурный? Может, поможете?

Новенькая, оглядев всех, поднялась и, чуть цокая коготками по полу, ушла вслед за Иркой.

Николаю сдерживаться от комментариев помог тяжёлый Мишкин взгляд.

Но красавица — Олеська молчать не стала, прищурив зелёные глазищи, пожала плечами, тряхнула модельной стрижкой:

— Зверушка какая-то…

Ребята загалдели, а Мишка, шагнув к томно возлежавшей в кресле девушке, вдруг замер. Ударить — нельзя. Но руки чешутся. Он сунул их в карманы робы, покачался на носках, и, наклонясь близко к хорошенькому личику, прошипел:

— Посмотрим, как она станет работать. Всяко лучше специалиста, так и не отыскавшего объект изучения.

— Так, биологи! Хватит! — Иван Олегович, сидевший в своём любимом кресле, наконец подал голос, — Работать с ней придётся каждому из вас. Её задача — программировать робота. Татьяна ставит цель, робот её выполняет — для ваших, биологи, исследований. Так что будьте любезны… План исследований есть у каждого, отклонений быть не должно.

Он внимательно посмотрел на Олесю. Стройный паразитолог поправляла воротничок комбинезона, будто всё это неинтересно так, что скучно.

Мишка ещё раз качнулся с пятки на носок и, всё так же не вынимая руки из карманов, ушёл на камбуз.

* * *

Пожалуй, только одна Иринка общалась с Таней без напряжения. Или хотя бы без видимости его. Остальных экзотическая внешность воспитателя и особенности её происхождения смущали до неловкости. Выбивали из рабочего состояния.

Тяжелее всех приходилось Олесе. Ей пришлось теснее остальных работать с изменённой.

Запрограммированный Таней Ловушка сумел-таки отыскать паразитов на флоатерах. Но достать их оттуда тоже мог только он. Ни роботы-«матки» с их микро-ботами, ни управляемые дроны не могли с этим справиться. Слишком тонко приходилось реагировать на изменения в атмосфере Юпитера. Управляемые роботы не способны на такое. Только псевдомыслящие и обучающиеся. Вроде Ловушки. Способные самостоятельно принимать решения.

Он счищал этих слизней с поверхности блинообразных громадин, а те продолжали нестись в ветрах Юпитера, даже не замечая Ловушкиных прикосновений.

Вот только «тюлень» каждый раз приносил уже слизневые трупики. Олеся поджимала губки и пеняла воспитателю. Порою очень грубо.

Изменённая только бледнела, да когтила сжатые в кулачки ладони.

* * *

В кают-компанию ввалился Мишка, присел на корточки возле рыдающей в кресле девушки.

— Наша Таня горько плачет.

Она выпрямилась, платочком вытирая нос, взглянула на нахального Мишку.

— В оригинале «громко»…

Мишка отошёл:

— УУУУ, Танюшка-зверушка-зануда-старушка.

— Мишка, осади. С Ловушкой опять проблемы.

Ирка, вошедшая с кухни, поставила подносик с чаем на стол перед Таней.

— Ты чай будешь, Миш?

— Агась!

Бородатый Мишка энергично перебрался ближе, с интересом оглядел предложенное, потёр ладони и сделал пальцами движение пианиста над столом.

Ирка фыркнула:

— Клоун ты, Миша.

Миша держал во рту бутерброд, сквозь него согласился.

— Угусь!

Руки у него были заняты — перетягивал волосы в хвост.

Освободив руки и заглотив половину большого бутера, Мишка залил в глотку чай и улыбнулся блаженно-солнечно.

— Ирка, ты чудо!

Ирка отозвалась с кухни, чувствовалось, что она тоже улыбается:

— Агась.

Покончив с чаем и бутербродами, Мишка подсел на подлокотник кресла:

— Ну, Танюшка-зверушка, чего там у тебя с твоим Ловушкой?

Танюшка точила сопли в платочек и пересматривала в тысячный раз Ловушкины схемы.

Видя Мишкин интерес и желание помочь, прикосновением увеличила проекцию чертежей. Она их хранила на планшете, чтобы не расставаться. Ирка тоже подошла, вытирая руки полотенцем.

— Обед готов, можете звонить. Ну, Танюш, чего там опять твой паразит выкинул?

 

 

Ловушка мог почти всё. Его новейшие двигатели позволяли ему нырять в такое адово пекло, как джупова атмосфера, почти без напряжения, с большим запасом ресурса двигателя и хода. И доставать оттуда то, что было необходимо.

Пробы атмосферы, живые объекты, побеждённые Юпитером аппараты.

Вот только он почему-то никак не желала доставлять Олеськиных «слизней» живыми.

Они дохли, несмотря на все указания воспитателя. Олеська злилась.

— Она считает, что я специально его настраиваю так, чтобы они умирали. Но…

Танечка поглядела на Ирину, потом на жующего Мишку.

— Он всё делает правильно! Я уверенна. Я его сканировала, провела тесты — на всякий случай. Какие смогла. Всё в норме. Миш, ты же видишь, да?

Мишка, имевший вторую специальность «робомозгоправа» — робопсихолога — кивнул и пожал плечами одновременно.

— Агась.

Таня, опершись на локти, рассматривала схемы мозгов своего любимца. Сравнивала то, что есть с тем, что должно быть. Кристаллики лежали идеально.

— Нет расхождений! Нет!

Мишка почесал нос:

— А память?

Таня смотрела на него некоторое время, раздумывая.

— А как я память проверю?.. Без станка — никак. А ближайший…

Она покачала головой, свернула планшет. Засовывая его в карман, попрощалась.

— Пойду. У меня смена через десять минут. Спасибо, Миш! Ирин, ты чудо!

Иринка улыбнулась ей на прощанье. Улыбка у неё тёплая, с ямочками, Мишка даже залюбовался. Иринка присела к Мишке.

— Чего скажешь, а?

— Съест её Олеська. Эта… если уж кого невзлюбила…

Он помолчал, задумчиво глядя на лепестки двери.

— Интересно, как «марсианка» на тюленя запечатлилась? Он же «тяжёлый»...Не её профиль...

* * *

Сработал аварийный маячок скафандра.

— Кто?

— Лазарева.

— Изменённая?

— Угу.

Оператор уже набирал команды. Пальцы так и порхали по виртуальной панели.

— Всё. Сейчас их подберут.

Оператор задрал руки за голову и… чертыхнулся.

Наблюдать картинку им позволяло множество маленьких, микроскопических роботов-датчиков, взвешенных в энергетическом поле базы — «наников».

И сейчас было видно, как подсвеченный красным силуэт пострадавшего отбивается от помощи и летит в сторону большого робота-ловца.

— Код у неё какой? … угу… Вызови.

Что за чёрт там творится? Светлый скаф одного из биологов суетился рядом. Видимо, пытался отбуксировать пострадавшего, пострадавший отбивался и что-то спасавшему, видимо, втолковывал.

— Ну, где связь?

В эфир пробились возбуждённые голоса:

— Если он вернётся и не найдёт меня, его реакция будет…

— Таня, я не собираюсь нести ответственность за твою безалаберность! У тебя идёт кровь! Тебе необходимо…

— Вон он!

«Пострадавший» обхватил морду подлетевшего робота, хвалил его, поглаживал и почёсывал довольного… зверя?

— Ловушка, умница! Ловушка достал «слизней»? Достал, достаал! Ловушка молодец! Пойдём домой? Пойдём домой. Дооомооой, вот так, мой хороший! Умница!

В рубке связи люди переглядывались, улыбаясь.

— Ну, чисто как с псом!

— Центральная вызывает Тарасову!

— Да, Тарасова слушает!

— Олеся, чего там у вас?

— У Лазаревой кровотечение открылось. Носовое. У неё весь шлем в крови, уже минут десять хлещет так, что отсос не справляется… Меня она не слушает, сейчас направляется в док А — 3.

— Олесь, доложи Иван Олегычу.

— Обязательно! Уж я-то доложу!

Голос красотки прямо кипел возмущением и злостью.

Оператор хмыкнул:

— Тигрица!

Старший по смене неодобрительно покосился на болтуна:

— Не загрязняйте эфир!

* * *

— Таня, тебя Иван Олегович вызывает!

— Я не могу. Ловушка поранился.

— Таня, если ты не пойдёшь сейчас…

— Ир, — взгляд изменённой был непреклонен и даже суров, — Ловушка важнее всего, что может сказать Иван Олегович!

Михаил и Иринка переглянулись. Изменённая возилась со своим «тюленем». Повреждён оказался задний ласт. Вправив керамометаллические «кости», девушка покрывала рваные края раны клеем. Застывая, он заместит собой недостающую внешнюю оболочку.

Подлезть в одном месте никак не получалось.

— Ловушка, держи хвост повыше! Вот так, умничка! Миш, помоги мне, пожалуйста! … Вот здесь вот выверни вот так… Ага! Держи! Я намажу.

 

 

Глядя на то, как ловко её руки орудуют маленьким шпателем, Мишка поинтересовался:

— Тань, а почему ты его так зовёшь? Лооооовушка?

Мишка передразнил манеру воспитателя произносить это с ударением на первый слог и…

Таня улыбнулась:

— Так Лёвушка же… Я, когда его увидела, подумала: «Вот тюлень!», а этот «тюлень» спецскаф обгоняет не напрягаясь. Не подходит ему тюленем называться. Да и большой он… Вот и стал львом. Не морским — космическим.

Танечка стянула перчатки, почесала Ловушку под усатой первопастью. Ловушка довольно урчал и жмурил глазки. Все двадцать пар своих глазок.

— Хороший мой! Хороший!

Она нежно погладила большой нос ладонью, и направилась к выходу. Только коготки цокали.

Биологи шли за ней. Девушка закрыла шлюз, и теперь троица двигалась по коридору. Мягкое покрытие скрадывало шаги и звук коготков тоже.

Мишка разглядывал воспитателя. Её изменили по типу «лёгких» планет. Таких, как она прозвали «марсианами» — первоначально именно там актуальны были такие изменения.

Как оказалось, менять условия на планете, делая её пригодной для жизни, куда проще и дешевле, если предполагаемые жители сделают шаг навстречу. И жители сделали.

Мощные лёгкие, сниженная потребность в кислороде, более лёгкий скелет и усложнённый вестибулярный аппарат. Ещё целая куча изменений, помогавших человеку жить и работать в условиях низкой тяжести и непривычной атмосферы. Внешне марсиане приобрели кое-какие кошачьи черты. Когти на руках и ногах, строение задних конечностей — «кошачья лапка», хвост и короткая шёрстка, покрывающая почти всё тело. Её оставили не столько из соображений терморегуляции, сколько из эстетических соображений. А точнее — не смогли избавиться от неё. Лицо изменения почти не затронули. Тоже из соображений эстетики.

«Марсиане» тяжело переносили комфортные для земных людей условия. Им нужно было посуше да похолоднее.

Постоянные травмы и кровотечения, общее состояние угнетённости и избыток кислорода, но Танечка никогда ни о чём таком не говорила. Она вообще говорила мало, и в основном с Ловушкой.

— Тааань, а почему ты босиком ходишь?

Иринка толкнула Мишку локтем:

— Ты чего?

Но Татьяна не обиделась.

Она подняла… лапу? ногу? Почти кошачьи подушечки прикрывало что-то вроде обычно-человеческих сандалий.

— Я не босиком. А когти… Их, если спрячешь, так дырки же будут…

— Тааань…

Ирка больно дёрнула его за волосы, зашипела:

— Хватит, Миш!

* * *

Мишка нашёл воспитателя у робота.

Она чистила его шкуру и хлюпала носом.

— Тань, ты чего?

Молчит и только водит мягкой щёткой по Ловушкиным бокам.

Мишка помялся, почесал бороду:

— Ты плачешь, что ли?

Девушка остановилась, не поворачиваясь, спросила:

— Миш, за что она так со мной?

— Кто?

И вдруг понял:

— Олеська нажаловалась, да?

Таня присела на корточки и уткнулась лицом в платочек, Ловушка заколыхался, разворачивая к ней морду. Девушка приложила ладонь к его носу:

— Всё в порядке, всё хорошо, малыш!

И всхлипнув, вдруг разрыдалась в голос:

— Миш, меня же отсылают!

Он замер. Внутри холодом пробрало:

— Куда? Как?

— Обратно, в училище.

— Почему?

— Потому что «работа в условиях повышенной тяжести связана с риском для жизни и здоровья изменённого по типу…» … А Ловушку оставят. К нему другой воспитатель приедет.

Мишка сел рядом на корточки. Немного поколебавшись, обнял за плечи. На его удивление, под тёмной тканью робы чувствовалась обычная человечья спина.

— Тань, ну, может, так оно и лучше…

Она тряхнула головой. Так, что коса свалилась с плеча за спину.

— Миш, он же запечатлён на меня! У него же нейро-связи уже неустойчивы… А тут… опять… И если не получиться запечатление с новым воспитателем, его же… его…

Она посмотрела на Мишку распахнутыми жёлтыми глазищами и закончила:

— Его убьют.

Мишка улыбнулся, покачал головой:

— Нет. Не убьют. Он же робот!

Таня смотрела на него, как впервые видела. И, если б Мишка увидел её взгляд, он бы не продолжил. Но он рассматривал Ловушку.

— Роботов разбирают — и всё.

Девушка вывернулась из-под его руки, постояла, словно решая: бить или не бить?

— Сенюшов… Ты… Ты…

И она в два прыжка преодолела расстояние до дверей. Мишка постоял, соображая, и бросился за ней.

* * *

Он её и отнёс в лазарет. Сложный перелом скакательного сустава. Операция и неделя в лазарете под наблюдением врача.

Врач долго бурчал по поводу скачек по коридорам и разницы в силе тяжести.

А Таня сходила с ума. Как там Ловушка? Как он принял нового воспитателя? Всё просилась проведать его.

В конце концов врач не выдержал:

— Отключите его, пока вы проходите лечение!

— Его нельзя отключить, доктор. Он же мыслящий!

Доктор только вздохнул.

А Мишка заинтересовался:

— Почему нельзя?

— Потому что они учатся, накапливают опыт, понятийную базу, словарный запас — и при отключении кристаллы потеряют форму, ссыпятся… И личность будет потеряна.

Мишка задумался.

— Так может, оно и лучше? Новый воспитатель, новая личность твоего Ловушки на него запечатлится, и…

— В том-то и дело, что не запечатлится… У него уже нейронные связи неустойчивы. Я говорила. Ещё одного запечатления он не переживёт, его мозг просто перестанет быть. Они же пока только экспериментальные, эти мыслящие. Никто не рассчитывал на такое…

— А как вообще допустили, что «марсианка» связалась с роботом вроде Ловушки? Как разрешили? Это же…

Таня улыбнулась, кивнула:

— Та ещё западня… У них выхода не было. Новая модель уже проходит испытания, хорошие результаты обучения, и тесты все проходит отлично, и тут воспитатель гибнет. Робот в апатии, отказывается работать. Воспитателей свободных почти нет — их же готовят к каждому выпуску «мыслящих», да и брать его никто не хочет. Боятся. Он неустойчивый, а пережить смерть робота — значит… Значит, больше никогда уже не работать. У нас же обоюдный импринтинг.

Ну… я и пошла. Жалко его было.

Мишка смотрел на девушку во все глаза, а она улыбалась, видя сейчас только прошлое.

— Ночью к нему пробралась, а на утро… на утро мы уже стали парой.

Она помолчала, лицо посерьёзнело.

— Ох, что тут было… даже вспомнить страшно. Вот только делать-то им было уже нечего. Меня перевели потом на «тяжёлых», и я там одна была. Среди земных.

Таня совсем помрачнела, стала теребить косу.

— Носила юбки, представляешь? Длинные такие, чтобы ног не видно и хвоста.

Она заулыбалась.

— А Ловушка на поправку пошёл. Мы в пятёрке лучших закончили. Ловушка умница. Всё понимает. Послушный, смирный.

Когда Таня говорила о роботе, лицо у неё делалось странное. Будто светилось изнутри.

— Ты его любишь?

— Да. — сказано это было с таким удивлением, с такой убеждённостью, что сомнениям места не оставалось.

Мишка молчал.

Сама себя связала. Любовью, долгом и жалостью.

А он? Он тоже себя сейчас связывает. Опутывает своими собственным чувствами к… её даже женщиной назвать нельзя. Их виды стерильны друг к другу…

И вдруг Мишке стало стыдно за свои такие мысли.

Он взял когтистую ладошку и потёрся о неё щекой:

— Зверушка ты моя…

А в голове стучало молоточком: всё, ты попался, Мишка!

Ловушка захлопнулась.

Щёлк!

* * *

— Внимание сотрудникам ЦенБИ Юпитер-1! Код 349! Код 349! Док на палубе А-3.

Миша и Таня переглянулись.

Таня побледнела. Только глаза ярко выделялись на белом лице.

— Миш, это Ловушка! Мне надо к нему!

Она стала выбираться из больничной койки. Протянула ему руку.

— Помоги! Помоги мне!

— Тань…

— Помоги!! Они же его убьют! Они же… 349 — «уничтожить опасный аппарат».

Она опять захлюпала носом. Глаза остались сухими. Мишка уже привык, что она так плачет.

— Что ты хочешь сделать?

— Я могу его успокоить, вернуть в док. Для этого мне нужно быть рядом.

Мишка оглядел её ногу — штифты и распорки.

— Ты не влезешь в скаф.

— Влезу!

Её лицо горело решимостью.

* * *

Кресло-каталку они не отыскали, Мишка тащил её к шлюзу на руках. Пыхтел:

— Как хорошо, что ты, зверушка, такая лёгкая! Олеську я бы не допёр.

Таня только зубы стиснула.

— Олеся твоя…

— Что?

— Ловушка был внизу, собирал её «слизней» с флоатера. И его атаковали «охотники». … Она не позволила использовать бот для защиты робота.

А без меня, без защиты… Он растерялся. Он же в первый раз с ними столкнулся. Мне пришлось на скафе спускаться.

Мишка поставил её на пол, взял за плечи:

— Куда спускаться? В Юпитер? В скафандре?

— Ловушка нас вытащил. Ему только команда была нужна… флоатер в тот раз высоко был.

Таня села и, морщась от боли, методично стала обрывать распорки из тела, развинчивать те, которые мешали, вынимать торчащие в стороны штифты. Вынимались не все, она кровью уляпала весь коридор возле бот-дока. Девушка побледнела от боли, прикушенная губа тоже кровила.

Мишка туповато наблюдал за ней.

— Тань, она же тебя чуть не убила…

Таня поджала губы.

— Главное, чтобы с Ловушкой всё было нормально.

* * *

— Как думаешь, он станет атаковать?

Танечке больно смотреть на Ловушку, но она изо всех сил держится.

— Я не знаю. … Он растерян. Ему страшно.

— Тань, ты сейчас о роботе говоришь?

Девушка глянула зло, откинула косу с плеча и, натянув шлем, одну за другой закрыла его пристёжки.

— Так-так, ты куда это?

— К нему. Он меня не слышит — канал связи настроен теперь на другого «воспитателя». Он должен меня увидеть.

— Тань… Он опасен. Он сошёл с ума.

— Да. Именно поэтому я ему и нужна.

Не слушая больше, она выскочила через мембранный выход бота.

Здесь ещё было поле базы. И скаф сам сориентировался, сам запросил энергию и девушка быстро — куда ж ты несёшься-то? — направилась туда, где в окружении ботов ЦенБИ застыл её Ловушка. Робот СО ПМ 3-21.

* * *

Танин скаф слишком тёмный для работы на этой орбите. Изменённые по её типу обычно работали в иных условиях.

И, если б не аппаратное слежение, Мишка его уже потерял бы из виду. Но, благодаря наникам, он всё ещё видел.

Видел, как она миновала сферу охранения. Как осторожно стала приближаться к роботу. Она протягивала к нему руку, будто хотела погладить его ладонью по носу.

Мишка только сейчас догадался включить звук: настроился на её волну, чтобы слышать её. Непрошено всплыло: вдруг это в последний раз, когда я её слышу?

Девушка бормотала ласково:

— Хороший мой, Ловушка. Что же это… Маленький мой…

Она всхлипывала. Мишка видел, почему. Ловушка, разбивая шлюзовые ворота, здорово изрезал себе голову и плечи.

А ещё он увидел, где именно у робота прятались «защитные средства»: над первой парой ласт приоткрылись дульные пазы.

— ТАНЯ!!

Девушка дёрнулась от его вопля, робот среагировал на резкое её движение. Обжигающе-яркие лучи прошили пустоту пространства. Глаза ещё некоторое время продолжали видеть их след на сетчатке. Тёмный скафандр отбросило попаданием и закрутило.

Залп ботов охранения прошёл мимо — Ловушка уже нёсся к воспитателю.

Громадная, поразительная своей величиной второпасть распахнулась и скрыла от лазерных лучей, от электромагнитных волн такого хрупкого человечка.

Ловушка, не сбавляя хода, смёл с дороги пару ботов охранения и скрылся из виду.

Вне поля ЦенБИ не было наников, там оставались только центры слежения и метеоритной защиты. Они сразу же попытались его отследить. Но робот словно растворился.

* * *

Борис Аркадьевич рвал и метал. Тихим, ледяным голосом, он выговаривал на селекторном совещании всем, кто имел хоть какое-то отношение к произошедшему.

Особенно доставалось новому воспитателю.

— Зачем вы взялись за это, если были неуверенны в своих возможностях? Так хотелось на Юпитер?

За эти пять минут директор продрал всех до печёнок.

— Найти!

Так искали только прыгнувшего в пятно пару лет назад Мамору Исидзу.

Вокруг Юпитера и на его спутниках находится полтора десятка баз. Как национальных, так и принадлежащих корпорациям. Центральная База Исследований Юпитер-1 — висит в пространстве, ядро здешней орбитальной группировки. Взаимовыручка — основа существования тут. Сегодня ты помогаешь, завтра помогают тебе.

«Чокнутые русские» опять стали проблемой. Но, тем не менее, им сейчас помогали все.

Систему Юпитера наполнили боты поисковиков. Работали все поисковики.

Совсем как тогда, с японским исследователем. Искали его почти месяц. Сначала живого, потом хотя бы мёртвого. Так и не нашли.

* * *

Мишка не счёл нужным вылезать из бота. Он сразу, на маршевых, двинул за Ловушкой.

Мишка не сомневался, что робот попытался защитить своего воспитателя. Человека, с которым был связан.

А значит, он, на свой лад, конечно, попытается помочь.

Как? И знает ли он, что воздуха остаётся всё меньше? И насколько серьёзна рана? Быть может…

Нет!! Об этом думать нельзя. Нет!

Мишка даже головой тряхнул, отгоняя такие мысли.

Но как мыслит этот робот? Псевдоразумные, умеющие мыслить до сих пор были новинкой. Никто лучше Тани не знает, как именно он выбирает решения. А Тани сейчас рядом нет.

Куда он делся? Думать и решать придётся самому.

* * *

Мишка уже сутки обшаривал кубики пространства вокруг ЦенБИ. Пытался отследить по следу, искал возможные траектории. Изредка прослушивал общий эфир — быть может, другим повезло больше?

Чем дольше Михаил искал, тем больше становилась его уверенность в том, что нет больше её.

Нет больше этой странной девушки. И увидеть её ему больше не удастся ни разу.

И ничего больше он не сможет ей сказать.

Такая тоска поднялась из глубины сознания. Такая огромная, что вздохнуть нечем. Крикнуть — воздуха не хватает.

Эта тоска вытеснила все мысли. Весь этот ненужный ворох придуманных проблем. И осталась одна.

Вынесенная кверху, на поверхность мышления. Словно флоатером поднятая к границам атмосферы.

«Она ведь не знала, что она значила для меня.

А я не знал, значу ли что-то для неё»

Возникло перед глазами Олеськино смеющееся лицо:

— «Кошку» полюбил? Ну ты, Миша, даёшь!

 

 

Мишка тряхнул головой. Дурак. Дурак. Слов чужих напугался. Глупых и злых чужих голосов.

Что-то неотвратимое приблизилось и встало за плечами.

Мишка сцепил зубы и прошипел:

— Пошла к чёрту!

Он направил свой бот к докам. Энергии уже почти не оставалось.

Вдруг решил облететь станцию. Да, её уже сто раз осматривали. Да, никто не сумел бы подобраться к ней незамеченным.

И в первом доке на третьей палубе, за разбитыми шлюзовыми воротами почудилось движение.

Мишка не поверил себе.

«Ремонтники. Или вообще почудилось».

Но сделал ещё один заход.

Входной шлюз так и не починили. Распахнутые, проломленные изнутри створки зияли пробоиной.

Мишка пришвартовал бот к наружному «пирсу», осторожно пролез в дыру.

Темно. Хоть глаз коли — не видно ничегошеньки. Зажёг фонарь на шлеме.

— Ловушка?

Узнав его, робот шевельнулся.

«Тюленю» здорово досталось. Тот залп, оказывается, не прошёл мимо. Не весь мимо прошёл.

Истерзанная шкура, торчащие волокна мышц.

— Лооовушка…

Мишка вдруг узнал в своём голосе Танины интонации.

— Ловушка, а Таня где? Где Таня?

Ловушка приоткрыл второпасть. Щели как раз хватило, чтобы вытащить воспитателя.

Мишка схватил её на руки и потащил к внутреннему шлюзу — в станцию. Там — воздух. Там — помощь.

Если ещё есть, кому её оказывать.

За эти десять шагов Мишка поседел. Он вглядывался в поверхность шлема и думал: «Кого я несу? Что я несу? Труп? Что? Что я там увижу? Когда сниму этот чёртов шлем?»

Шлем хотелось стащить уже сейчас, но тут не было атмосферы. Мишка усилием воли заставлял себя это помнить.

* * *

Дневная смена закончилась. Биологи потихоньку подтягивались в свою кают-компанию.

Переговариваясь, обсуждали смещение малого пятна и его влияние на миграцию флоатеров. Вслед за флоатерами ушли и хантеры-охотники.

Биологам оставалось систематизировать и изучать тот материал, который они уже получили.

Работала группа по синкерам да Олеська таскала своих паразитов. Она умудрилась получить права на пилотирование «блохи» — импульсный одноместный бот носил её по всему «русскому сектору». Некоторые ей завидовали, некоторые крутили у виска — с Джупом шутки плохи. Но красотка вполне справлялась. Из ситуации вынесла жёсткий выговор в личном деле, да озарение, что «слизни» не умеют существовать без хозяина, потому и умирали тогда, когда Ловушка их от него отрывал.

Накрывали стол к ужину, когда с торжественным видом появился Колька.

И с порога озадачил:

— А что у меня ееесть… а у вас такого нееет! — он сделал «нос» Ирке. Ирка хмыкнула и отвернулась. Кудряшки она теперь гладко зачёсывала и прятала в пучок.

Один из составлявших карту миграции синкеров-креветок поднял голову от голограммы и коротко вопросил:

— Ну?

Колька расстроился:

— Скучные вы все.

Он плюхнулся в кресло и пояснил:

— Письмо у меня. От Мишки Сенюшова.

В камбузе что-то звякнуло. Колька позвал:

— Иди сюда, Иринка! Смотреть будем!

На видео довольный и загорелый по-планетному Мишка махал рукой. На ярком солнце Мишка жмурился, даже тень от громадной шляпы плохо помогала.

Позади на берег накатывало волны настоящее море. Зеленоватое, мелкое и тёплое марсианское море.

Биологи загудели — вот мол, молодец-счастливчик.

Только Ирка и Коля переглянулись скорбно.

— Привет, дорогие мои биолухи!

— Тихо, ребята! — Ирка недовольно глянула на болтунов, — Тихо, не слышно же ничего!

— Реабилитацию я прошёл, возвращаюсь к вам недели через две, с нашим «Ирбисом».

Мишка помолчал.

— Здесь замечательно! Берите отпуск и дуйте на Марс. Загорите, отдохнёте. Море — чудо!

Кто-то хмыкнул:

— Он нам рассказывает…

Мишка меж тем продолжал:

— Марс строится…

Мишка рассказывал о своих делах, о том, как здорово теперь на красной планете. О том, как ездил на экскурсию на местную ферму, как лазал с альпинистами. И ни слова, ни словечка о Тане.

Иринка уже не смотрела на белозубо улыбающегося Мишку. А потом и вовсе ушла заниматься ужином.

И не видела окончания письма.

И вообще бы не видеть его, этого Сенюшова…

* * *

Зал космопорта полон людьми. Кто-то прилетел, кто-то улетает. Радость встреч, грусть разлук.

Люди прощаются. Люди приветствуют.

Объятия, слёзы, смех.

Слёзы сквозь смех и радость сквозь слёзы. Слёзы встреч… Это боль долгой разлуки вытекает так. Прорывается и выходит прочь. Когда человек понимает, как же плохо, как же холодно и тоскливо ему было без другого.

«Где же ты был…» — вот что значат эти слёзы. И ещё много чего, много, так много — что словами не высказать. Не поместится это в слова, а вот в слёзы… в слёзы помещается.

Посреди суеты вокзальной, посреди чужих эмоций стоят двое.

Она поправляет лямки рюкзачка, оглядывается на табло.

Смотрит на провожающего.

— Ну… Я пошла. Пока, Миш! Спасибо за всё от нас с Ловушкой!

Она улыбается. Мишка не может не смотреть на неё. Отвести глаза оказывается невероятно трудно.

— Пока, Зверушка! — это тоже трудно выговорить.

Мишка протягивает тёмную ладонь, касается её золотых волос, повторяет:

— Пока!

И разворачивается. Таня некоторое время глядит ему в спину. Поправляет рюкзачок и уходит к выходу на поле. Там сейчас ждёт бус, он отвезёт пассажиров лунного рейса на борт челнока.

И Таню вместе со всеми.

Мишка вышел на улицу. Тут хорошо. Солнце, тени, фонтаны. На Марсе не бывает слишком жарко. Только тепло.

Он постоял немного, потом присел возле фонтана. Старик, сидевший неподалёку, вдруг оживился:

— О, лунный пошёл!

Синеватый светящийся след пронзил атмосферу и вырвался на просторы космоса.

Мишка вдруг почувствовал что-то непоправимое.

Что-то оборвавшееся.

Острым и больным проломилось оно вовнутрь его души.

Он вдруг понял, что в «этих глазах» и было его счастье.

Мишка вскочил.

Догнать! И никаких разлук!

В голове вихрем пронеслись образы их жизни с изменённой.

Счастье быть рядом с любимой. Её красота и ласка. Смех, радость, тепло.

Недоумённые взгляды, грязные шуточки. Невозможность иметь детей.

И Мишка остановился.

Он попался.

Ловушка захлопнулась.

Щёлк!