В сплетении

Сидя в очередной ловушке, я почему-то вспомнил ту, с которой все началось. Случилось это в седом восемьдесят девятом году; тогда я еще не знал, что у меня есть какое-то там уникальное чутье, способное приносить неплохие и, главное, вполне законные деньги.

Тогда я просто воровал, чтобы выжить.

— Пятьдесят секунд, Бен, — прошипел наушник голосом Тода Симмонса, моего давнего компаньона.

— Она хороша, старичок, — прошептал я, скользя взглядом по стенам и потолку.

"Это что там, нить?"

— Но я лучше, — докончил я. — Напомни-ка мне текст заклятья Разрыва первого уровня, Тод? Только без запирающего ключа! А то останусь тут без связи…

— Как будто тебя это остановит! — фыркнул мой компаньон.

— Ну… нет. Но дело определенно затянется. В общем, давай, диктуй. Потом будем шутить, время-то идет…

Идея ловушки была довольно проста: запереть грабителя между двумя дверьми, а потом подвижной левой стеной припечатать его к правой. Цель тестера — найти и разорвать линию магической связи, иными словами, обесточить капкан. Цель разработчика — как следует эту линию спрятать.

Только обнаружив связь, я понял, на что рассчитывали создатели ловушки — стремительно приближающаяся левая стена постепенно скрывала из виду канал. Еще немного, и я бы потерял даже теоретические шансы на спасение, и Тоду пришлось бы спешно отключать защиту.

А так… Повторяя за другом слова заклятья, я коснулся нити и облегченно выдохнул, когда стена-убийца замерла на месте.

Итак, я себя обезопасил.

Но теперь ведь надо еще и выбраться отсюда, пока не включилась аварийная линия связи!

— Неплохо, дружище. Неплохо, — похвалил меня Симмонс.

— Это только полдела… — пробормотал я, зорко оглядывая стену.

Где же ты, вторая нить, запирающая эти проклятые двери? Может, конечно, их управление разделили, но, по личному опыту, обычно с заслонками никто не заморачивается.

Обратив внимание, что петли у обеих дверей находятся с одной и той же, правой, стороны, я подступил к прилежащей стене и опустился на корточки. Судя по всему, ключ к моей свободе скрывался под гладким магонепроницаемым плинтусом.

— Как думаешь, хозяин не будет возражать, если я тут немного похозяйничаю? — пробормотал я, обращаясь к Тоду.

Мой компаньон на том конце провода тихо хмыкнул.

— Давай уже, добей ее. Я голоден, как волк.

— Как скажешь, старина. Как скажешь…

В моей руке как по мановению волшебного жезла возникла крохотная фомка. Втиснув ее край в щель между плинтусом и полом, я осторожно потянул "инструмент" вверх.

Конечно же, нить была там: проектировщики редко изменяют своим привычкам.

Удерживая фомку левой рукой, правой я коснулся линии связи и снова прочел заклятье Разрыва. Скрипнули петли, и губы мои сами собой расплылись в самодовольной улыбке.

Еще одна ловушка взломана.

— Две минуты потребовалось великолепному Бену Гризу, чтобы расправиться с очередной западней…

— Нарочно в краску вгоняешь? — фыркнул я.

— Да нет, я правда под впечатлением. Шустро ты с ней, Бен.

— Стараемся, Тод. Стараемся.

Поднявшись с корточек, я побрел в направлении выхода.

 

* * *

 

Я сидел у окна и смотрел наружу. Там лило, как из ведра, и редкие прохожие, которых ливень застал в пути, прикрывались кто чем и спешили поскорей оказаться дома.

Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, оказавшимися в западне, потому что только там раскрывалась их истинная сущность. Неважно, о чем шла речь — об искусственной ловушке, созданной другими людьми, или же о различных стихийных бедствиях. Большинство думает только о спасении собственных задниц, и лишь единицы способны на благородство.

Кто-то скажет, что вору не престало рассуждать о подобном. Но так могут думать только люди дремучие, которые мнят, что все преступники — мерзавцы без чести и совести. Однако даже эти недотепы где-то в глубине души понимают, что лучше оказаться в одной камере с ворами, чем с убийцами. Обкрадут — да, возможно. Но прирежут — вряд ли.

И я, хоть и не слишком горжусь своей прежней жизнью, могу с рукой у сердца сказать, что никого из своих подельников я не бросил на произвол судьбы. Идти по головам — не мой метод, определенно. Хотите верьте, хотите нет.

Я оглянулся через плечо: милая моя Хлои — светлые волосы спадают на плечи, а фигурка по-прежнему диво, как хороша — увлеченно щебетала с кем-то по телефону.

"С кем-то" — это, надо понимать, с Тодом.

Я ждал, когда она закончит, чтобы подойти, нажать "последний вызов" и услышать в трубке голос моего компаньона. При этом сама Хлои, если ее спросить, кому она звонила, потупит взгляд и буркнет: "С подружкой, конечно же. И что вообще за подозрения, Бен?". Она всегда прячет глаза, когда врет. Я понял это еще тогда, десять лет назад, на нашем втором свидании. Но Хлои, видно, мнит себя очень хорошей актрисой, раз пытается обмануть бывшего вора. Или, по ее мнению, я только магические уловки взламывать горазд?

Я отхлебнул кофе и снова уставился в окно. Я не знал наверняка, изменяет ли мне жена, и потому остерегался от прямых обвинений. Но зачем тогда вся эта ложь насчет подружки? И о чем вообще они с Тодом могут трепаться так долго? Нет, что-то здесь явно было нечисто…

"Неужели я ей наскучил? Или дело в чем-то другом? Может, я не уделяю ей достаточно внимания?.."

Смешно, но до случая с Тодом Хлои врала мне всего один раз, на том самом втором свидании, когда — видимо, со страху — заявила, что никогда прежде не была замужем.

Что-то во внешности спешащего через улицу прохожего показалось мне знакомым. Кажется, это была девчонка? Я, хмурясь, уставился на размытый дождем силуэт, который шустро приближался… к нашем дому? Черт, похоже, что так.

Домофон взорвался трелью. Я отклеился от стены и побрел открывать. Когда проходил мимо Хлои, услышал: "Давай попозже, ладно? Тут к нам пришли…".

— Я открою, — бросил я на ходу.

Сняв трубку домофона, я неожиданно услышал голос моей падчерицы Кейт:

— Па, это я.

Хотелось спросить: "А что ты вообще там делала?", однако я сдержался и буркнул:

— Давай в дом.

После чего нажал кнопку домофона. Я успел расслышать грохот запирающейся двери и удаляющиеся шаги, прежде чем вернул трубку на рычаг.

Думал уйти обратно в комнату, но остался. Я был раздражен. Кейт только недавно переболела, два дня как вернулась в школу — и уже разгуливает под дождем в тонюсеньком ветряке?

— И как это называется? — спросил я, когда она, провернув ключ в замке, распахнула дверь.

Кейт от неожиданности вздрогнула — видно, решила, что, раз заперто, то я уже ушел из прихожей.

— Что именно, па? — спросила она, глядя на меня исподлобья.

Глазки ее при этом бегали из стороны в сторону.

"Еще одна лгунья. Вся в мать…"

— Почему ты шляешься по такой погоде?

— Ну, па…

Теперь она взглядом искала мать.

— Не папкай мне, юная леди. Ты опять заболеть хочешь?

— Да нет же, па…

Во взгляде ее — отчаяние.

"Мама, ну где же ты?" — буквально вопят бирюзовые глаза.

— Что тут у вас происходит? — сходу спросила подоспевшая Хлои. — Ты чего куртку не снимаешь? Она же мокрая насквозь…

— Да папа че-то с вопросами привязался, вот и не сняла, — вдруг заявила Кейт.

Я и рта не успел открыть, а взгляд жены уже припечатал меня к полу.

— Что за дела, Бен? Твоя дочь только недавно переболела! Ты хочешь, чтобы она опять слегла?

— Я… да я… Где она вообще была? — спросил я, краем глаза наблюдая за тем, как Кейт стягивает мокрючий ветряк и вешает его на крючок. Пепельные ее волосы, как и бледное, вытянутое книзу лицо, блестели от дождевых капель. — И почему ни у кого не спросилась?

— Мама знала, что я ушла, — пожала плечами девчонка.

Я недоуменно воззрился на Хлои.

— Ну да, я ее отпустила, — невозмутимо пожала плечами жена.

— То есть ты ее отпускаешь в такую погоду гулять… а потом мне еще говоришь, что она из-за меня простынет?!

Я порядком завелся и уже готов был выплеснуть гнев, когда Хлои, закатив глаза, неожиданно простонала:

— Боже, опять ты кричишь…

И просто ушла в спальную. А Кейт юркнула следом, и в итоге я остался стоять в прихожей, один-одинешенек, тет-а-тет со своим недовольством. Пойди я за ними, и мне все равно бы дали от ворот поворот, так ничего и не объяснив. Типичное женское поведение. Нет аргументов? Скажи ему, что он повысил голос, обидься и на том закончи разговор. И пусть бесится дальше — последнее слово ведь все равно за тобой. Не то, чтобы мы постоянно ругались, но за десять лет, конечно, случалось всякое…

"Может, я действительно слишком несдержан?"

На негнущихся ногах я вернулся в гостиную. Глянул в сторону телефона, хотел пройти мимо, но не смог. Любопытство заставило снять трубку и набрать последний номер. Не то, чтобы сердце бешено стучало в моей груди — я ведь уже не впервой это делал. Скорей, я знал, что услышу, но в глубине души верил в лучшее.

— Алло? — сказала трубка голосом Тода.

Я закусил губу.

"Что ж, значит, она снова болтала с ним…".

Трубка легла на рычаг, а я вернулся к окну. Тод не перезванивал: то ли заподозрил что-то, то ли они условились, чтобы звонила только Хлои — во избежание, так сказать. Мой кофе остыл и стал мерзким, но я все-таки влил его в себя, не зная, чем еще себя занять.

"А ведь помимо звонков были еще и встречи… как минимум — две, и совсем недавно. Причем они даже не таились, черт бы их побрал…"

Рука скользнула к карману с мобильным. Набрав номер сестры, я поднес трубку к уху.

— Алло?

Я бы не спутал этот голос ни с чьим другим. Низкий, грубый, вечно недовольный, он как будто совсем не подходил скромному бухгалтеру из пригорода. Впрочем, возможно, она так приветствовала только меня одного.

— Сара, это я, Бен.

— Знаю. У меня вообще-то есть твой номер.

— Ты как?

— Слушай, ты просто потрепаться звонишь, Бен? А то я, в отличие от тебя, работаю.

Вот в этом вот уточнении "в отличие от тебя" — вся Сара. Обыкновенно я пропускаю подобные выпады мимо ушей, но в тот день настроение у меня было поганое, и потому я спросил, крайне раздраженный:

— Черт, вот почему ты ценишь только свой труд, а?

— Хм. Как бы так объяснить, чтобы даже ты понял? Наверное, потому, что мой труд — это все, что у меня есть.

— Ты все еще завидуешь моему везению?

— О, нет, с чего ты взял? Просто нам, неудачникам, чтобы зарабатывать, нужно работать — в отличие от вас, счастливчиков. Я ведь понимаю, что никто не придет ко мне и не скажет — боже, Сара, ты так здорово складываешь и умножаешь, может быть, мы станем платить тебе в сто раз больше, чтобы ты делала это для нас?

— О, Господи… — простонал я. — Ну почему, почему ты не можешь просто за меня порадоваться?

— Ты знаешь, почему. И лучше не порти мне день, Бен Гриз. От меня сегодня ждут квартальный отчет, так что если ты звонишь просто так…

Я положил трубку раньше, чем она договорила. Внутри меня клокотал гнев. В принципе, я мог понять раздражение сестры: Сара всю жизнь была трудяжкой, и потому, когда судьба наградила чудесным даром магического видения не ее, а разгильдяя-брата, она расценила это, как подлый удар под дых. Но, черт возьми, с того дня прошло двенадцать лет, и все эти двенадцать лет она люто ненавидит меня просто за то, что мне свезло получить отличную работу вместо десяти лет строгого режима в Райкерс.

Наверное, она никогда не смирится с этой несправедливостью. Некогда убежденная католичка, Сара вот уже двенадцать лет не посещает церковь. И все — из-за меня. Из-за живого доказательства того, что дисциплина, усердие и вера ничего не стоят в сравнении с банальной удачей.

Ну и вдобавок Сара уже двенадцать лет не поздравляет меня с днем рождения. Ни звонком, ни даже сообщением.

Наверное, не поздравит и на этот раз.

Я бросил взгляд на настенный календарь: до следующего, тридцать пятого дня рождения оставалось всего два дня.

 

* * *

 

— И дался тебе этот заказ! — фыркнул Тод, когда мы уже подъезжали к дому мистера Стоуна.

— Если ты забыл, старина Билли едва ли не первый наш клиент. Я просто не могу ему отказать.

На самом деле, я врал. Мне просто не хотелось находиться дома, в царстве показушной лжи. Дочь и жена попеременно куда-то уходили, а по возвращению врали, что ходили до подруг, и при этом нагло скалили зубы, видимо, считая себя очень хитрыми. Вчерашним вечером меня все-таки допекли, и я отвесил Кейт хорошего подзатыльника и на этой почве вдрызг разругался и с падчерицей, и с женой. К утру гнев поутих, однако Хлои дала понять, что разговаривать со мной не хочет. Дверь в комнату Кейт оказалась закрыта, и я, рыча, покинул квартиру и отправился к Тоду пешком. Я хотел набить ему морду и пинать его до потери сознания, но на полпути мне позвонил мистер Стоун и сообщил, что ему срочно требуются мои услуги. Понимая, что без помощи компаньона вряд ли справлюсь, я решил отложить разбор полетов на потом.

Решил тоже врать и улыбаться.

Так, видимо, и должен вести себя взрослый состоявшийся человек.

— Ну что, старик? — Тод заглушил мотор и лукаво посмотрел на меня. — Завтра у тебя, можно сказать, круглая дата?

— А то, — вяло отозвался я.

— Кто бы мог подумать, что мы будем встречать твой тридцать пятый день рождения не за решеткой, а на воле, как два преуспевающих бизнесмена?

— Да уж. Точно не я.

"Когда же ты заткнешься?"

— Мы были молоды, дерзки… но даже не представляли, что нас ждет.

— Тод, слушай…

— Да? — Он встрепенулся.

— Мне… мне тут звякнуть надо. Может, ты пойдешь внутрь и начнешь готовиться к операции, а я, как закончу, сразу подойду?

— А… А, так ты, в смысле, не при мне хочешь позвонить? — не сразу понял Тод. — А, ну так за ради Бога…

Он распахнул дверь, выбрался из кабины и, подмигнув мне, устремился к дверям. Я провожал его задумчивым взглядом.

И как у людей получается быть столь лицемерными? Как получается улыбаться, когда душа черна?

"Даже мне, бывшему вору, это кажется чем-то… нереально трудным…"

Я набрал номер матери. Дозвониться удалось не сразу. Честно сказать, я уже начал переживать, когда динамик проскрипел:

— Привет, Бен.

Однако радоваться я не спешил: голос хоть и показался мне знакомым, но матери точно не принадлежал.

— Миссис Шеридан? — уточнил я осторожно.

— О, да, Бен, — со вздохом сказала моя собеседница. — Это я.

— Эм-м-м… А где, позвольте спросить, мама?

Возникла неловкая пауза, в течение которой я слышал лишь, как миссис Шеридан тяжело дышит в трубку.

— Эй, вы еще тут? — устав ждать, напомнил я о себе.

— Да, да, Бенни, тут… — пробормотала миссис Шеридан. — Ох… Наверное, мне не стоило брать трубку…

— О чем вы? Что с моей матерью, миссис Шеридан? Прошу вас, ответьте, как на духу!

— Она… она умерла, Бенни. Вчера вечером. Сейчас тело ее уже в морге.

— Что? Где? Но… но почему мне никто об этом не сказал? Почему вы не позвонили мне вчера, едва это случилось?

— Ну… я позвонила твоей сестре Саре… и она попросила тебе не говорить…

— Что?

Тут я буквально опешил. С какого это перепуга Сара вдруг решила, что может утаивать от меня такую информацию? Или она там в своем Кливленде совсем сбрендила, на почве зависти к брату-преступнику?

Миссис Шеридан хотела сказать что-то еще, но я перебил ее:

— Так, ладно, я звоню сестре! До связи!

— Держись там, Бенни, — успела пролепетать старушка, прежде чем я отключился.

Сара, как назло, разговаривать не хотела: сбросила все мои вызовы, а было их четыре. В сердцах я отшвырнул телефон в сторону и уставился на дом.

Заходить внутрь совершенно не хотелось.

Впервые за долгое время я почувствовал себя столь одиноким. Еще пару недель назад мне казалось, что у меня есть все — семья, лучший друг и мать с сестрой… и вот теперь, десять-двенадцать дней спустя у меня не осталось ничего. Жена, судя по всему, изменяет мне с напарником, моя падчерица, которую я уже давно считаю родной, чихает на мое мнение, сестра же презирает за ошибки молодости, ну а мать…

Мать всегда была последним прибежищем для моей израненной души. Тем, кому я мог позвонить в самый мрачный день и излить душу. Тот человек, который никогда не отказывал мне в разговоре. Единственное, о чем она просила не говорить — это о наших отношениях с сестрой. Ее угнетала наша обоюдная неприязнь. Она хотела, чтобы мы любили и поддерживали друг друга…

Но я никогда, никогда бы не подумал, что Сара утаит от меня смерть матери!.. Это было за гранью добра и зла — хуже даже, чем интрижка Тода и Хлои.

"Может быть, и хорошо, что мне еще работать у мистера Стоуна? — подумал я, глядя на дом моего клиента. — Может, его новые ловушки отвлекут меня, а там и Сара трубку возьмет…"

Покинув машину, я устремился к дверям. Там меня встретил дворецкий, но я прослушал, что он мне говорит. Потом был мистер Стоун, и я пожал ему руку, но и его речи прошли мимо меня. Я мог лишь догадываться, что он хвастается своими новыми капканами — такого любителя "поиграть мускулами", как старина Билли, еще стоит поискать. Тод хлопал меня по плечу и горячо шептал что-то на ухо, но я слышал лишь голос покойной матери, точней, одну из ее фраз, которая запомнились мне лучше прочих:

— Жить в этом мире можно только в том случае, если ты поймешь, что никому нельзя доверять, и свыкнешься с этой мыслью. В противном случае лучше и не жить, поскольку, когда тебя наконец обманут, тебе будет так больно, что ты сам захочешь умереть.

Конечно, так она говорила из-за нашего блудного отца, которого я до сих порв глаза не видел. "Подлый трус, он обрюхатил мать и был таков, а она всю жизнь вкалывала на десятке работ, пытаясь вырастить свалившуюся на нее двойню. И, в принципе, справилась на твердую "пятерку" — пусть Сара и думает иначе.

Тод толкнул меня, и я едва не споткнулся о порожек. Впрочем, это позволило ненадолго вернуться в реальный мир и услышать его голос в наушнике:

— Ты готов?

— Да, — промямлил я.

И пошел вперед.

Как она могла так со мной поступить? Как они все могли?

Металлический скрежет отвлек меня от мыслей. Я увидел, что потолок ползет вниз, прямо на меня. Когда я обернулся, позади уже была глухая стена.

"И как только они так быстро возникают?"

— Давай, дружище! Покажи класс! — приободрил меня Тод.

"Пошел ты в жопу, урод" — подумал я про себя.

И кому я теперь вообще нужен, думал я, глядя на стремительно приближающийся потолок. Мать умерла, а родная сестра ненавидит. Жена изменяет с другом, дочь любит мать, а на меня ей, похоже, вообще наплевать — не сегодня завтра наверняка услышу от нее что-то в духе "ты мне не отец"…

— Эй, дружище, ты как? — снова подал голос Тод. — Ты будто завис…

— Я лучше всех, — искривив губы в усмешке, пробормотал я. — Не парься…

И ради чего тогда все это? Ради чего эти взломанные ловушки, этот риск — контролируемый, но все же? Ради не любящих меня жены и падчерицы? Ради Тода, который наживается на моем таланте, попутно трахая мою супругу? Или же ради сестры, которая, наверное, много бы отдала ради того, чтобы увидеть меня за решеткой?

Или же ради матери… которой уже все равно…

— Черт, Бен, он уже так близко!..

— Замолкни, Тод. Все под контролем.

— Как скажешь, дружище…

Я окинул стены ленивым взглядом, подошел к одной из них. Наверное, линия должна быть здесь.

— Я останавливаю, Бен!

— Нет! — рявкнул я. — Все под контролем!

— Точно?

— Да, твою мать!

Я ухватился за нить обеими руками и начал было читать заклятье Разрыва, но тут понял, что не помню текст.

— Тебе помочь? — спросил обеспокоенный Тод.

— Иди ты в жопу, — сказал я прежде, чем потолок обрушился на меня.

"Наверное, это к лучшему", — мелькнуло в голове.

 

* * *

 

Ливень не переставал. Одинокая фигура в зеленом дождевике с надвинутым на глаза капюшоном перебежала через дорогу и устремилась к входу в кафе "Элегия". Толкнув дверь, незнакомец с облегчением нырнул внутрь и увидел Хлои Гриз, которая пыталась одновременно руководить декораторами и утирать слезы.

Получалось не очень.

Сбросив с головы капюшон, Тод — а это был именно он — с грустью посмотрел на плакат "С днем рождения, Бенни!", который неспешно сворачивали двое чернокожих и, подойдя к вдове, спросил:

— Как ты, Хлои?

— Что за дурацкий вопрос, Тод? — гневно нахмурив брови, вопросила она. — Как, по-твоему, может себя чувствовать женщина, потерявшая мужа прямо накануне его дня рождения?

— Да ладно тебе, я просто спросил, — буркнул Тод, мигом потупившись.

Судя по тому, как Хлои надула губы, продолжать беседу она не собиралась. Приметив за одним из столиков Кейт, Тод побрел к ней.

— Привет, — сказал он тихо.

Девочка посмотрела на него с тоской, после чего снова уставилась на мать.

— Грустишь? — спросил Тод, опускаясь на один из свободных стульев.

Кейт молча кивнула.

— Я сам в шоке, — признался Тод. — До сих пор не верится.

— Сложно представить, что он только что был тут и вдруг — раз! — и его не стало, — тихо сказала девочка.

— Это самое странное.

Тут дверь открылась вновь, и внутрь вошла дородная женщина, крайне похожая на неухоженного трансвестита — корокостриженная и широкоплечая, она как будто олицетворяла собой всю Америку. Это была Сара, сестра покойного Бенни. Она хотела было подойти к Хлои, однако живо поняла, что вдова не в духе, и потому устремилась к столику Кейт.

— И как это вышло, Тод? — спросила Сара без прелюдий. — Как ты это допустил?

— Ну, он твердо так сказал: "не дергайся". И вроде бы что-то даже нашел… ну я и расслабился. Твой брат — он ведь был гений, Сара. Я и подумать не мог, что с ним… что с ним такое случится!

— Гением, говоришь? — невесело усмехнулась сестра покойного.

Она покосилась на новый плакат, который разворачивали все те же чернокожие декораторы — "Покойтесь с миром, Аделина и Бенджамин Гриз!" — и добавила:

— Он был негодяем, который всегда находил возможность уйти от ответственности. Даже сейчас!

— Негодяем? — поморщился Тод. — Что еще ты несешь, Сара? По-твоему, он что, нарочно покончил с собой?

— О, боже, конечно, нет! Как тебе такое вообще на ум пришло?

— Ну, ты сказала, что он ушел от ответственности…

— Это все шуточки, Тод. Просто шуточки. Нервишки, знаешь ли, шалят… Хотя, не скрою, в смерти Бена мне видится божественное провидение. Такое ощущение, что Бог до того любил этого неумеху, что милостиво избавил его от необходимости хоронить мать. Как прежде уже помог ему избежать тюрьмы… И снова — прости, меня прям несет…

— По-моему, Сара, ты сошла с ума, — с опаской глядя на сестру покойного друга, выдавил Тод.

— Думаешь?

— Ага.

— Что ж, каждый имеет право на свое мнение. Ладно, я пойду. Надо еще забрать его свидетельство о смерти и объяснить ребятам с кладбища, почему теперь требуется не одна могила, а две…

Она развернулась, чтобы уйти, когда Тод вдруг спросил:

— Почему ты просила не рассказать ему о смерти матери? Почему хотела скрыть это от него?

— Потому что он мой брат, — тихо ответила Сара. — И я люблю его, несмотря ни на что. И, не думай, я вовсе не собиралась держать ее смерть в секрете. Просто… просто не хотела, чтобы дурные вести омрачили ему юбилей. По моему плану он должен был узнать обо всем завтра. Завтра, понимаешь, Тод?

Симмонс кивнул, и Сара, кивнув в ответ, ушла, более ничем не сдерживаемая.

— Я тоже пойду, дядя Тод, — сказала Кейт, когда дверь за Сарой закрылась.

— А ты-то куда? — удивился Симмонс, наблюдая, как девочка встает со стула.

— Мать сказала отменить несколько заказов. Папа так любил бисквитный торт… — Девочка утерла слезы и шумно втянула воздух ноздрями. — Блин, ну почему все так получилось, дядя Тод? Почему?

Он резко вскочил и прижал ее к себе, и она, уткнувшись ему в бок, надсадно зарыдала.

Симмонс хотел как-то утешить бедную девочку, но не знал, какие слова могут помочь. Наверное, их просто не существовало в природе — подходящих, чтобы унять горечь от потери отчима, давно ставшего настоящим отцом.

— Я пойду… пойду… — наревевшись вдоволь, сказала Кейт.

Тод не стал удерживать ее силой. Любые действия наперекор были в те мгновения просто неуместны. Пара секунд — и Симмонс остался в одиночестве… если не считать чернокожих декораторов и Хлои.

Семеня, точно древний старик, мужчина побрел к вдове, а, подойдя, коснулся ее руки. Она вздрогнула и, оглянувшись через плечо, прошептала:

— А где Кейт? И Сара?

— Ушли. Кейт пошла отменять заказы, а Сара… она, наверное, будет позже.

— Ясно… — Вдова помассировала виски и шумно выдохнула. — Черт, Тод, я до сих пор не могу поверить, что все это происходит на самом деле!

— Я тоже, Хлои. Я тоже.

Их ладони встретились было, но она, вздрогнув, тут же отдернула руку, точно обжегшись.

— Как думаешь, может, стоило рассказать ему раньше? — хрипло спросила она.

— О, нет. Конечно же, не стоило, — покачал головой Тод.

Он скользнул взглядом по еще не убранному плакату с надписью: "Мы тебя любим!" и добавил:

— По-моему, нет большей подлости, чем рассказывать о грядущем подарке до наступления дня рождения.

 

март 2016