Государственная измена
— Майор Хирн! Вы задержаны по подозрению в государственной измене! Сдайте оружие и следуйте за нами.
"Ну вот, началось", — подумал Хирн и постарался изобразить на лице самое невинное выражение, на которое только был способен.
Проходя по коридорам Генерального штаба в окружении здоровенных амбалов из военной полиции, майор ловил взгляды своих сослуживцев. Некоторые даже не обратили внимания, поскольку были погружены в текущие оперативные вопросы. Кто-то смотрел на происходящую в разгар рабочего дня драму с недоумением, в глазах каких-то офицеров можно было прочитать некое подобие жалости. Но нашлись и те, кто наблюдал за задержанием майора с явным злорадством.
Проезжая по улицам Хауптберга в чёрном бронированном автомобиле Хирн поразмыслил, что в таком экипаже передвигаться по столице ему ещё не доводилось. Сидя на жёсткой металлической скамейке, майор, стиснутый с обеих сторон тренированными телами сопровождающих, видел перед собой грубое и неподвижное, будто воплощённое в бетоне скульптором-кубистом, лицо сержанта военной полиции. Глаза здоровяка пытались прожечь Хирна насквозь. Майор невольно поёжился под этим злобным взглядом.
Пожилой лысый офицер из военной контрразведки держался так же враждебно. Посмотрев на Хирна, как на ядовитое насекомое, которое следовало бы немедленно раздавить, дознаватель резко произнёс, как будто выплюнул:
— Имя?
— Герман Хирн.
— Звание?
— Майор.
— Место службы?
— Генеральный штаб, Первое управление.
— Должность?
— Главный координатор.
Дознаватель шумно пролистал серую папку с какими-то бумажками, достал один лист и пробежал по нему глазами. Затем с ненавистью воззрился на майора и задал ему следующий вопрос:
— Где вы были вечером в прошлую пятницу?
Хирн задумался. В тот день проходило совещание по поводу планов предполагаемой кампании на Штайнбрух. Этот периферийный мир с гипертрофированной добывающей промышленностью откололся от Нойе Хаймат в эпоху дворцовых переворотов. Главный противник Империи, Лига демократических миров, с тех пор приложила массу усилий для того, чтобы вовлечь Штайнбрух в свою сферу влияния. Почти вся правящая верхушка добывающей планеты оказалась на содержании у Лиги и проводила политику, враждебную Нойе Хаймат. Когда это стало угрожать экономическим интересам Империи, в военных кругах Хауптберга начали предлагать силовое решение проблемы. Император Хаст I какое-то время колебался, но, узнав, что Штайнбрух в скором времени собирается вступить в Лигу демократических миров, отринул сомнения и отдал, наконец-то, необходимые распоряжения Генеральному штабу.
После детального и скрупулёзного обсуждения полковник фон Штресс набросал основу будущего оперативного плана, затем подготовил соответствующие директивы для координаторов Первого управления. Майор Хирн проработал в своём кабинете допоздна, потом решил зайти в ресторан "Speisemeisterei", где подавали добротную стряпню в классическом немецком стиле. Пара кружек "Имперского" вайсбира, колбаски, шпетцле и шупфнудельн. Вкус Хирна не отличался изысканностью — Герман любил простую пищу. Просидев в уютном подвальчике до закрытия, майор отправился домой. Больше ничего особенного в ту пятницу не происходило.
Хирн описал последовательность событий дознавателю, опустив лишь секретную информацию. Лысый офицер яростно глянул на майора, после чего выудил из папки несколько смазанных фотографий и швырнул их на стол перед Хирном. Тот присмотрелся. На снимках можно было различить двух мужчин, сидящих за одним столиком в ресторане, пожимающих друг другу руки и обменивающихся какими-то документами. В одном из них, сутулом очкарике с большой головой, легко опознавался Герман Хирн, а второй напоминал военного атташе Содружества Стрельца. Майор внимательно рассмотрел все отпечатки, потом отдал их дознавателю.
— Это фотомонтаж, причём довольно грубый и неумелый. Если посмотреть, как падают тени от предметов на столе, то можно сразу заметить, что эти снимки являются комбинацией двух, а может и трёх различных фотографий, сделанных в разное время. Далее, обратите внимание на мои руки. Из-под рукавов кителя выглядывает край манжета рубашки, но он не совпадает по цвету с её воротником. Такое возможно лишь при фотомонтаже. Мне продолжать?
Дознаватель побагровел, но смолчал и убрал фотографии в папку. Весь пыл и пафос лысого офицера куда-то улетучился и допрос вскоре закончился. Хирна увели в камеру в подвале здания военной полиции. Там уже находился какой-то слишком разговорчивый капитан с треугольным лицом и бегающими глазками. Он всё пытался начать беседу с майором, но Хирн, извинившись, сослался на переутомление и тут же прилёг на койку.
Ночью сквозь сон Хирн услышал скрежет замка и скрип открываемой двери. Кто-то подошёл к майору и потряс его за плечо.
— Вставайте, Герман! Я от ваших друзей. Мы вызволим вас отсюда.
— Кто вы?
— У нас нет времени! Вы всё узнаете позднее. Прошу следовать за мной.
Хирн поднялся с неудобного ложа, поправил мундир и двинулся следом за своим неожиданным спасителем. Выйдя из камеры, дождался, пока тот запрёт дверь, затем тихо двинулся за ним по тюремному коридору. Вскоре они оказались на лестнице, но, вопреки ожиданиям Хирна, его провожатый начал спускаться по бетонным ступенькам. Через три пролёта незнакомец вытащил из кармана ключ и отпер совершенно неприметную дверь в стене, через которую они попали в какой-то технический подвал, по обе стороны которого низко гудела силовая аппаратура. Ещё один длинный и узкий коридор привёл их к металлической лесенке. Спутник майора жестом предложил подняться. Хирну пришлось попыхтеть на неудобных ступеньках, он даже немного взмок в этом душном подземелье. Неожиданно дохнуло прохладой — это незнакомец открыл люк. Оказавшись на свежем воздухе, Хирн огляделся. Судя по всему, они вышли на поверхность в каком-то внутреннем дворике. Но спутник майора уже тронул Хирна за плечо, предлагая не терять времени и продолжать путь. Пройдя насквозь через два дома, они вышли на улицу к припаркованному на обочине автомобилю. Незнакомец дождался, пока Хирн усядется в салоне, после чего помахал ему рукой и закрыл дверцу снаружи. Машина с тонированными стёклами бесшумно рванула с места.
Пока они неслись по ночному Хауптбергу, майор подумал, что его побегом занимался настоящий профессионал. Проследить их маршрут, наверное, было бы очень непросто. Интересно, чьими услугами воспользовались те, кто организовывал эту операцию?
Автомобиль остановился в пригороде, подъехав к безликому особняку, окружённому деревьями. Кто-то открыл дверцу и предложил Хирну выйти. Затем майора провели в дом. В гостиной недавнего узника уже ожидали трое. Один, невысокий холёный аристократ с хищным волевым лицом, сидел в кресле у камина. Всмотревшись, Хирн узнал в нём военного атташе Лиги демократических миров. Второй человек, облачённый в мундир Корпуса Благородных, расположился на диване с большим округлым коньячным бокалом в руках. Ну а третий, беспокойно расхаживавший по комнате пухлячок в причудливых одеяниях, вдруг остановился, посмотрел на вошедшего и почесал свой круглый подбородок. В глазах его промелькнуло некое разочарование. Вероятно, вид майора не вдохновил щёголя. Любой мундир всегда сидел на Хирне неважно, а уж после сна в тюремной камере одежда Германа и вовсе представляла собой жалкое зрелище.
— Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество, — спокойно произнёс Хирн. Он сразу же узнал второго сына императора Хаста. Принц Лабан по молодости азартно пускался во все тяжкие. О его разгульной жизни в Хауптберге рассказывали истории, которые могли бы, пожалуй, затмить сказки "Тысячи и одной ночи". А потом высокородный прожигатель жизни, кутила и бонвиван, вдруг пропал из поля зрения светской прессы. Наблюдатели предполагали, что имело место вмешательство отца, заставившего своего отпрыска взяться за ум.
Хирн изучил широкое, чуть одутловатое лицо Лабана, затем окинул взглядом его дородную фигуру. Было видно, что принц находится в неплохой физической форме. О былых безрассудствах могли напомнить лишь потухшие глаза с красноватыми прожилками на белках, да чуть синюшные припухлости в области нижних век. Принц вздохнул и бодро начал говорить:
— Давайте без церемоний! Зовите меня просто Лабан. Можно, я буду обращаться к вам по имени? Герман, мы знаем, что вы один из самых талантливых офицеров нашего Генерального штаба. И тот факт, что вас арестовали по какому-то надуманному обвинению, приводит нас в возмущение. Это лишь показывает, как плохо обстоят дела в Империи, как всё погрязло в косности, глупости и бездарности. Простые трудяги, типа вас, несут на себе всю тяжесть, всё бремя утомительной работы, а в ответ видят лишь снисходительное презрение и спесь Благородных. Наше общество больно! Империя нуждается в реформах! Архаическая структура Нойе Хаймат давно уже требует преобразований. К счастью, нам не нужно блуждать в потёмках в поисках лучшего устройства нашей родины. У нас есть друзья, которые помогут нам установить демократию! — и принц широким жестом протянул руку в сторону военного атташе Лиги. Затем Лабан снова обратился к Хирну:
— Послушайте, Герман! Мы знаем, что вы — патриот Нойе Хаймат. Иначе я бы даже не стал к вам обращаться. И как патриот патриоту, скажу вам, что нужно что-то менять в нашей славной отчизне. Мой отец был замечательным правителем, но сейчас настали другие времена, которые требуют других политиков и других решений. И пора уже старшему поколению подвинуться и дать дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым! Мы приведём страну к сияющим вершинам демократии!
Тут холёный аристократ, сидящий у камина, нетерпеливо щёлкнул пальцами и подал принцу какой-то знак, прочертив рукой воздух. Лабан тут же сменил тему.
— Ну, прошу меня простить, о светлом демократическим будущем я могу говорить часами, но сейчас, Герман, мне бы хотелось задать вам один простой вопрос. Вы с нами? Вы хотели бы реформировать наше затхлое болото?
— Да, Ваше Императорское Высочество, можете располагать мною так, как вам будет угодно! — с заметными верноподданическими нотками в голосе произнёс Хирн. При этих словах он даже старательно попытался принять строевую стойку.
Принц Лабан облегчённо выдохнул и бросил самодовольный взгляд в сторону военного атташе Лиги. Потом он задумчиво обратился к майору:
— В таком случае, Герман, я хотел бы вас попросить об одной услуге. У меня много сторонников в Корпусе Благородных, — принц кивнул человеку в военном мундире. — Но почему-то так получилось, что в Генеральном штабе своих людей у меня нет. Не могли бы вы взять на себя труд и сплотить вокруг себя офицеров, симпатизирующих мне и жаждущих обновления нашей Империи?
— Рад помочь нашему общему делу. Почту за великую для себя честь! Но, для начала, хотел бы напомнить, что меня несколько часов назад задержали по подозрению в государственной измене. Официально я, вроде бы как, нахожусь под арестом. Как же я смогу вам помочь?
— Не волнуйтесь, Герман! — широкое лицо принца расплылось в доброжелательной улыбке. — У нас всё под контролем. Как только мы закончим разговор, вас доставят обратно, а утром с официальными извинениями отпустят. Начальник военной полиции лично свяжется с вашим шефом, полковником фон Штрессом.
— Хорошо. В таком случае у меня есть одна маленькая просьба, Ваше Императорское Высочество. Офицеры в нашем ведомстве — народ скептического склада ума и очень недоверчивы. И наверняка им бы захотелось увидеть хоть какие-нибудь подтверждения тому, что я не какой-нибудь дерзкий бунтовщик-самозванец, а выступаю от вашего имени, от имени сына Его Императорского Величества.
Лабан снова обменялся взглядами с человеком у камина. Тот едва заметно кивнул, а принц, повернувшись к майору, задумчиво произнёс:
— Полагаю, что смогу что-нибудь придумать. Но, для начала вам стоит побеседовать с нашим другом и соратником, господином Джоном Джеем, — и принц подвёл Хирна к военному атташе. Тот предложил майору присесть в соседнее кресло у камина, а затем осторожно завёл речь о том, как много уже сделала Лига для поддержки Лабана и помощи сторонникам демократии на Нойе Хаймат. Но в ответ боссы Джея хотели бы увидеть некие, пусть даже чисто символические действия от тех, кто согласен поддержать принца. Действия, свидетельствующие об их добром отношении к Лиге демократических миров. "Ну кто бы мог подумать!" — саркастически поразмыслил Хирн, но постарался не выдать своего ехидства, а очень витиевато выразил сдержанное согласие на некоторое взаимное сотрудничество в разумных пределах. На хитром лице аристократа промелькнуло лёгкое неудовольствие, но он никак не выразил его в словесной форме. Как только этот скользкий разговор закончился, к майору подошёл принц.
— Надеюсь, вы нашли общий язык? В таком случае, Герман, если вы не возражаете, сейчас вас доставят обратно в камеру. А утром вы сможете вернуться к своим служебным обязанностям. Что касается вашей просьбы, то я, скорее всего, смогу сделать что-нибудь ближе к вечеру.
Обратный маршрут был построен так, чтобы полностью исключить совпадение с дорогой до особняка в пригороде. После нескольких совершенно неочевидных поворотов Хирн оставил любые попытки понять, как его везли, и задремал, откинувшись на сиденье. В какой-то момент его разбудили и предложили выйти. Вместе с провожатым они снова прошли насквозь через два или три дома, потом спустились в какой-то подвал и через некоторое время оказались у двери на лестницу, которая привела их в тюремный коридое. Оказавшись в камере, Хирн тихо лёг на койку и попытался уснуть.
Утром его повели на допрос. Пожилого лысого офицера из военной контрразведки сменил аккуратный полковник из Корпуса Благородных. Пройдясь по всем вопросам, которые днём ранее задавал его предшественник, новый следователь вдруг внезапно осведомился:
— Этой ночью вы покидали свою камеру. Где вы были в это время?
— Я никуда не выходил из камеры, — спокойно ответил Хирн.
— А ваш сосед по камере утверждает, что около полуночи вы выходили и отсутствовали около трёх часов.
— Я ещё раз повторяю, что никуда не выходил, поскольку камера была заперта, а ключей мне никто не выдавал. А всё, что утверждает мой сосед — можете оставить на его совести.
Аккуратный полковник вскочил со своего стула и заорал на Хирна во всю мочь:
— Да я тебе сейчас всё рёбра переломаю, а потом скажу, что так и было! Ты у меня под расстрел пойдёшь, шпион проклятый! Говори немедленно, где был минувшей ночью?
Майор хладнокровно посмотрел на следователя и медленно по слогам повторил:
— Я ни-ку-да не вы-хо-дил из ка-ме-ры.
Полковник выхватил табельное оружие, лёгкий бластер армейского образца, и навёл его на Хирна. Тот глянул в линзу излучателя и почувствовал, как спина его моментально взмокла. Дело принимало опасный оборот. Майор готов был отдать жизнь за родину, но не таким дурацким образом. К счастью, вскоре дверь кабинета открылась, к полковнику быстро подошёл его коллега и властно потребовал убрать оружие. Следователь тут же подчинился и вышел. Майор поднял глаза и узнал в своём неожиданном спасителе того офицера, который присутствовал на ночной встрече с принцем Лабаном.
— Прошу извинить меня, господин майор, за такую излишнюю театральность, но нам нужно было убедиться в вашей лояльности принцу. Теперь я вижу, что вы достойны его доверия. Вы свободны. Начальник военной полиции уже позвонил полковнику фон Штрессу и принёс ему извинения за ваше необоснованное задержание. Вот ваш личный бластер. Можете отправляться в Генеральный штаб.
Когда майор входил в кабинет фон Штресса, его непосредственный начальник, как обычно, изучал бумаги, но, увидев Хирна, полковник тут же вскочил, пожал своему подчинённому руку и приветливо предложил присесть в кресло справа от огромного бюро.
— Здравствуйте, Хирн! Рад вас видеть! По глазам вижу, что ночка у вас выдалась бурной. Я прошу прощения, что пришлось вас задействовать в этом мутном деле, но сами знаете, что у меня не было другого выхода. Требовался человек, которому я безгранично доверяю, и который способен на неординарные поступки. Вы являлись, по сути, единственной возможной кандидатурой на роль подсадной утки. Ну, рассказывайте, как всё прошло.
Пока майор повествовал о событиях минувших суток, фон Штресс внимательно слушал, иногда делая пометки у себя в блокноте.
— Ну что же, будем считать, что вы справились со своей ролью. Теперь очередь за принцем. Надеюсь, что он скоро как-то даст о себе знать.
Вечером, когда Хирн возвращался к себе домой, в сквере ему повстречались парни, перекидывавшие между собой мяч. Один из них, готовясь поймать этот спортивный снаряд, сделал несколько шагов назад и столкнулся с майором. Пытаясь удержать равновесие и не упасть, игрок ухватился за Хирна. Потом он очень вежливо извинился и отошёл в сторону.
Зайдя в свою квартиру и снимая форменный китель, майор обнаружил, что в кармане лежит какой-то свёрток. Скорее всего, его подбросил тот самый парень, падавший на Хирна. Разорвав слой обёрточной бумаги, майор вытащил конверт, надписанный каллиграфически выведенной литерой "Л" и маленькую коробочку. В коробочке обнаружился золотой перстень-печатка с крылатым единорогом, выгравированным на верхней площадке. Мифическое животное, эмблему императорской семьи, украшал прихотливый вензель "L". Хирн полюбовался перстнем, изготовленным с филигранным мастерством, затем открыл конверт. Там находились два листа. Один оказался воззванием к офицерам, написанным собственноручно принцем Лабаном. На втором объяснялось, как Хирн может передавать сообщения связному. Схема оказалась на редкость банальной. Если утром майор оставлял вертикальную черту мелом на фонарном столбе в сквере слева от памятника Святому Троттелю, то это означало, что вечером он готов встретиться с человеком принца в своём любимом ресторане "Speisemeisterei". Там Хирн мог передавать сообщения связному. Если же рандеву требовалось заговорщикам, то они должны были нарисовать солнышко на фонарном столбе в сквере справа от памятника Святому Троттелю.
Утром в кабинете фон Штресса обсуждалась дальнейшая деятельность майора в качестве мятежника и конспиратора. Полковник предложил каждую неделю сообщать о том, что к заговору привлечены ещё несколько новых офицеров Генерального штаба. Затем он достал папку с дезинформацией, подготовленной специально для военного атташе Лиги. Предполагалось вручать Джону Джею по паре документов за приём.
И началась новая жизнь майора. Теперь каждое утро ему приходилось совершать прогулку к скверу с памятником Святому Троттелю. Хирн сверх всякой меры насмотрелся на знаменитый монумент, изображающий легендарного героя имперской истории, обратившего в бегство язычников на Ранде. Нескладная бронзовая фигура в мешковатом плаще нависала над сквером. Распростёртые руки святого местами были загажены птичьим помётом.
Первым на связь вышел военный дипломат. Солнышко на фонарном столбе появилось через три дня после выхода Хирна из тюрьмы. Вечером за порцией шпетцле под вайсбир майор передал военному атташе Лиги несколько листов с "совершенно секретными" аналитическими записками Первого управления Генерального штаба. По заблестевшим глазам Джона Джея Хирн понял, что тот очень доволен. Но в беседе военный дипломат дал знать, что ожидает большего и очертил сферу своих немалых интересов. Так что подчинённым полковника фон Штресса предстояло работать не покладая рук.
Для Лабана Хирн составлял короткие записки, отчитываясь, сколько новых сторонников принц приобрёл в Генштабе. На первых порах этого хватало с лихвой. Но спустя несколько недель на очередной встрече Джон Джей, вместо того, чтобы, как обычно, выуживать из майора "военные тайны Империи", начал намекать на то, что было бы неплохо увидеть в рядах заговорщиков какую-нибудь важную фигуру. Узнав об этом, фон Штресс принял решение приступить к финальной фазе операции. Через неделю в Хауптберге должен был состояться торжественный приём, посвящённый очередному выпуску курсантов Имперской военной академии имени Святого Троттеля. К этому событию и решили приурочить встречу принца Лабана с "новым участником заговора".
Мероприятие всегда проходило в столичной ратуше. Огромное монументальное здание, построенное в готическом стиле, занимало целый квартал Хауптберга. Семь ажурных башен, украшавших главный фасад, символизировали семь знатнейших родов Нойе Хаймат, включая императорский. В назначенный день в роскошном банкетном зале под великолепными расписными сводами собрался цвет офицерства и генералитета Империи. В натёртом до блеска паркете отражались изумительные люстры, отделанные горным хрусталём и самоцветами. От орденов на парадных мундирах мужчин и драгоценностей на прекрасных дамах рябило в глазах. Принц Флапс обратился к присутствующим с блестящей торжественной речью.
Хирн смотрелся среди всего этого великолепия чужеродным элементом. Даже элегантный форменный китель на майоре выглядел пощёчиной общественному вкусу. А огромная голова с редкими волосами и оттопыренными ушами довершала нелепую картину. Поэтому, когда Хирн появился среди блистательных офицеров, на него сразу же начали бросать косые взгляды. Незаметно подойти к принцу Лабану оказалось неожиданно трудной задачей. Но майор, всё-таки, улучил момент, когда все дружно аплодировали лучшему курсанту выпуска, и оказался возле высокопоставленного заговорщика.
— Ваше Императорское Высочество, северный буфет, через пятнадцать минут.
Лабан едва заметно кивнул, подтвердив, что услышал Хирна. В назначенное время майор проводил принца в небольшое едва освещённое помещение, примыкающее к буфету. Там Лабана уже поджидал какой-то офицер. Когда Хирн закрыл двери, военный поднялся и повернулся к принцу. Тот не смог сдержать удивлённого восклицания:
— Фон Штресс? Это вы?
— Да, Ваше Императорское Высочество.
Принц почесал свой круглый подбородок, потом задумчиво произнёс, глядя на полковника:
— Какая честь для меня, общаться с самым талантливым офицером Генерального штаба Империи!
— Напротив, Ваше Императорское Высочество, это великая честь для меня, общаться с вами! — фон Штресс изобразил на лице восхищение.
— Право, полковник, вы мне безбожно льстите. Но могу ли я расценивать встречу с вами, как залог плодотворного и взаимовыгодного сотрудничества?
— Безусловно, Ваше Императорское Высочество. Я готов служить вам на благо нашей Империи.
— Хорошо, что вы это сказали, фон Штресс. А могу ли я у вас осведомиться, каким вы видите будущее Нойе Хаймат?
— Империя должна быть сильной и процветающей.
— По этому вопросу у нас с вами нет разногласий. Но не приходило ли вам в голову, полковник, что сейчас Нойе Хаймат нуждается в реформах? Наша родина страдает от косности и инертности. Правительство погрязло в рутине и бездействии. Нужны новые люди, которые способны бросить вызов всем проблемам, стоящим перед Империей и разгрести все те авгиевы конюшни, которые достались нам от предшественников.
— Вы совершенно правы, Ваше Императорское Высочество. Ваш реформаторский пыл приводит меня в восхищение. Но как вы собираетесь вызвать к жизни перемены в нашем консервативном обществе?
— Ну, для начала хочу сказать, что мне хотелось бы увидеть вас во главе Генерального штаба. Уже давно пора сменить престарелого Циттерпаппеля. И вы смогли бы использовать все ваши разносторонние таланты на благо нашей родины с большей отдачей.
— Благодарю вас за доверие, Ваше Императорское Высочество. Но вы прекрасно понимаете, что генерал-фельдмаршал Циттерпаппель является другом Его Императорского Величества и без ведома вашего отца свой пост не оставит.
— Вот об этом я и хотел бы с вами поговорить, полковник. Мой отец был замечательным правителем, но сейчас он находится не в лучшей форме. Настали новые времена, которые требуют новых политиков и новых решений. И пора бы уж старшему поколению подвинуться и дать дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым!
Тут в помещении внезапно включилось освещение и открылась скрытая дверь, замаскированная под стенной шкаф. В комнату вошли император Хаст I и принц Флапс. Остолбеневший Лабан побелел, открыл рот и схватился рукой за круглый подбородок.
— Значит, Его Императорское Высочество полагают, что Императору пора подвинуться? И ради этого сговорились с лютыми врагами Нойе Хаймат? — Хаст I говорил негромким голосом, но от его слов лицо принца-мятежника приобрело зеленоватый оттенок, а глаза начали закатываться, как у куклы. Лабан всхлипнул и упал в обморок.
— Вот всегда он был таким нюней. А всё туда же, "новые времена требую новых политиков"! "Дорогу нам, молодым, дерзким, талантливым"! Научился бы, для начала, нести ответственность за свои поступки и не падать в обморок, как изнеженная девица из бульварных романов. Унесите его во дворец. До моего возвращения принц Лабан должен содержаться под арестом под наблюдением начальника моей охраны, — появившиеся, как по мановению волшебной палочки флигель-адъютанты бережно подхватили обмякшее тело принца и вынесли из комнаты. — Фон Штресс, я всё слышал через дверь. Вы хотите мне что-либо рассказать для полноты картины?
— Ваше Императорское Величество! Позвольте вам представить майора Германа Хирна. Он сыграл самую важную роль в этой операции — он был наживкой, на которую клюнули фрондёры и наши враги. Мы догадывались, что Лига демократических миров вынашивает замыслы дворцового переворота. Помимо всего прочего, у нас имелись некие указания на то, что в этом деле замешан кто-то из императорской семьи. Совместно с армейской контрразведкой мы придумали, как раскрыть вражеские планы и обнаружить агентов внешнего влияния. Первая фаза операции была дезинформационной. Про Хирна распускались слухи, намекающие на недовольство майора задержками в присвоении очередного звания и возмущение от недооценки его оперативного таланта. Кроме того, были сфабрикованы улики против Германа, которые указывали на его контакты с иностранным дипломатом. Через некоторое время на нашу наживку клюнула крупная рыба. Хирна арестовали по инициативе военной полиции, а потом ночью из камеры доставили на встречу с принцем Лабаном. Было очень прискорбно узнать, что ваш сын является одним из руководителей заговора. Взгляните, Ваше Величество, этот перстень-печатку и это воззвание принц передал майору Хирну.
— Позор на мои седины! Этот перстень я дарил Лабану на совершеннолетие. Кто бы мог подумать, что мой милый мальчик решится пойти против меня. Воззвание — ну, с этим я разберусь позже. Продолжайте, фон Штресс!
— Чтобы раскрыть планы заговорщиков, Хирн сделал вид, что примкнул к мятежникам. Попутно майор снабжал подготовленной нами дезинформацией военного атташе Лиги демократических миров, главного спонсора принца и по сути — главного организатора этого заговора. К нашему счастью, резидент Лиги слишком увлёкся и потерял осторожность. Благодаря этому нам удалось отследить его контакты в армейской среде. А когда Джон Джей захотел привлечь к мятежу более важных персон, мы решили купировать заговор, пока он не перерос во что-то более опасное. Оставалось лишь доказать Вашему Императорскому Величеству причастность принца Лабана к назревающему путчу. Как видите — он прекрасно справился с этим сам.
— Благодарю вас, полковник. Вы снова доказали свою чрезвычайную полезность и лояльность Империи. Выражаю так же свою признательность вам, майор Хирн. Ни я, ни принц Флапс этого никогда не забудем. Но имейте в виду, господа, всё должно остаться в тайне. Никто не должен знать о том, в чём оказался замешан принц Лабан. Я надеюсь на вашу преданность Империи. А сейчас прошу оставить нас с принцем наедине. Нам нужно будет многое обсудить в приватной обстановке.
Выходя из ратуши, фон Штресс задумчиво произнёс, глядя в ночные небеса:
— Мы всё сделали правильно, мы действовали на благо нашей родины. Этот заговор нужно было пресечь в зародыше. Но только почему же я чувствую себя так скверно? Как будто пришлось изваляться в грязи…
Хирн помолчал, потом задал вопрос:
— У вас же есть дети, херр полковник?
— Двое, мальчик и девочка.
— Возможно, вы ставите себя на место Его Императорского Величества и примеряете ситуацию к собственной семье. Нет ничего на свете более важного, чем любовь родителей к своим детям. А когда проклятая политика режет семьи по живому…
— Вы правы, Герман, вы правы, как всегда. Не хотел бы я быть судьёй собственному сыну… Но отринем сантименты и вернёмся к нашим делам. Что там у нас осталось проработать и рассмотреть в связи с кампанией на Штайнбрух?
А через неделю дипломаты, аккредитованные в Хауптберге, бурно обсуждали в кулуарах два события. Первое — самоубийство военного атташе Лиги демократических миров. Почтенный дипломат был найден в собственном кабинете с дырой во лбу. Рядом валялся его бластер. Посольство Лиги выпустило очень туманный релиз, в котором трагическое событие связали с переутомлением военного поверенного, его хроническим нервным заболеванием и тоской по дому.
Вторым же событием, вызвавшем такой большой интерес в дипломатических кругах, было учреждение Хастом I культурного центра Нойе Хаймат в системе Лира-Кеплер-62. Никто не мог понять, зачем престарелому императору понадобилось пропагандировать культуру Империи в этом отдалённом секторе на самом дальнем краю колонизированного участка галактики. А уж назначение принца Лабана руководителем этого центра все дружно расценили, как опалу. Вот только за что? Тут версии дипломатов различалось до крайностей. Одни полагали, что это отложенная месть за распутную молодость принца. Другие считали, что в данном случае Хаст I действовал в интересах своего старшего сына, Флапса, убирая из столицы потенциального претендента на престол. Третьи же проводили аналогии с Grand Tour XVIII — XIX веков и допускали, что в данном случае Лабан по пути к месту службы совершит поездку через большое количество обитаемых миров для расширения кругозора, а в системе Лира-Кеплер-62 получит некий минимальный опыт управленческой деятельности.