Традиция ошибаться
Из-под нар выползла сиреневая крыса и остановилась в метре от хлебного шарика. Уродливая морда скривилась. Обнюхивая приманку, грызун будто и не замечал ни Лигата, ни двух его поцарапанных сокамерников. Похожий на скандинавского бога — белобородый, высокий, мускулистый — Ругила дёрнулся, ещё раз попытался достать крысу, но Лигат остановил его свободной от шнурка рукой. Настала очередь землянина показывать свою ловкость.
Не учуяв отравы, толстый грызун вонзил зубы в серый мякиш. Лигат дёрнул шнурок, затягивая петлю на шее грызуна. "На Земле даже самый тупой тушканчик не попался бы в эту мышеловку, — этолог в очередной раз отметил аттильскую глупость. По его наблюдениям, ею были заражены все эндемики планеты: — Будто в самой атмосфере обитают бациллы тугодумия и кретинизма". Этим было грех не воспользоваться:
— Ну и чья взяла? — Лигат победно поднял шнурок с крысой. Даже умирая, задыхаясь, она продолжала жрать хлеб. В горло не лез воздух, а глупое животное набивало щёки липкими крошками. Словно и не замечало, что пришло время умирать. — Гоните галакты, господа!
Бородатые гунны Ругила и Октар — Лигату они казались братьями — переглянулись. На их светло-сиреневых лицах читалось недоумение: "как такой заморыш — мелкий, лысый экзобиолог — проделал то, что оказалось не под силу двум здоровенным гуннам?" Даже не сговариваясь, бандюки сошлись во мнении:
— Ты сжульничал! — зарычал Ругила. Лицо потемнело до багряного: — Это мой шнурок!
Молотоподоный гуннский кулак одним ударом уложил землянина на пол. По ощущениям Лигата, его челюсть вбили в затылок. Рот стал влажным, куски зубов лезли в горло. Скорее инстинктивно, этолог бросил агонизирующего грызуна в белобородую харю. Гунн дико заорал. Недобитая крыса вцепилась поистине мёртвой хваткой.
Лигат только и успел выплюнуть зубы, как снова упал. Второй сокамерник бил тяжёлыми шнурованными ботинками. Землянин сжался в позу эмбриона: колени к груди, голова прикрыта руками. Чувствуя сопротивление, Октар задубасил с удвоенной силой. Хотел раздробить локтевые сустав, сломав оборону, раскрошить череп и растоптать толстой подошвой мозги.
Но даже сквозь остервенелую молотильню Лигат услышал, как под пятой Ругилы хрустнул крысиный череп.
— Эта тварь выцарапала мне глаз! — визжал гунн. — Ну, глист, ты теперь не жилец!
Покалеченный бандюк отодвинул собрата и рывком поднял землянина. В назидание за потерянный глаз Ругила влупил морду Лигата в твёрдый пластик шконки и прошёлся по всей длине кровати. Сквозь боль землянин успел удивиться, какой жирный мазок остался на нарах. Не верилось, что из худющего этолога может вытечь столько крови.
Голова Лигата нырнула в фаянсовый толчок. Ругила крепко держал затылок землянина, дожидаясь, когда тело закончит сопротивление и обмякнет. Захлёбываясь сортирной водой, экзобиолог вспомнил молодость. Как в своём первом зоопарке — ялтинской "Сказке" — привозил на прокорм белошёрстным тиграм козлов. Как подробно заносил в журнал наблюдений ритуалы хищников, их имитацию охоты прежде чем загрызть жертву. Одним из таких козлов и чувствовал себя Лигат. И тиграм надоело играть с едой.
— Эй, эй, хватит! Ещё не время! — Откуда-то сверху до Лигата донёсся архангельский, полный власти голос: — Хватит, я сказал!
И, подчиняясь высшей силе, Ругила отпустил шею землянина:
— Я без глаза остался!
— Новый купишь! — осадил бандюка толстый полисмен. Но и к полуживому землянину он не испытывал жалости: — Слышь, живодёр, за тебя внесли залог. На выход!
Не прощаясь с сокамерниками, Лигат поспешил за единственным толстым гунном, встреченным на Аттиле. По узким коридорам они вышли на задний двор полицейского участка. В темноте над разметкой стоянки парил гравилёт. Так и не вернув идентификационный браслет, полисмен оставил землянина возле летающего лимузина.
Этолог десятки раз путешествовал на звездолёте, но ни разу не садился в антигравитационный автомобиль. На игорном Аттиле гравилёты встречались куда чаще, чем на перенаселённой Земле. Прежде чем забраться в машину, Лигат вытер с лица кровь и сортирную воду и без того испорченным свитером.
В салоне гравилёта Лигата ждала пара гуннов: вельможа в льняной альбе, длинный и тонкий, будто с полотен Эль Греко, и его телохранитель. Из-под кожаного пиджака верзилы выпирала рукоять пистолета.
— Возьмите, Лигат. — Тонкие пальцы вельможи, увешанные до кичливого огромными перстнями, передали землянину чистое полотенце. — Выглядите вы не очень.
— Поспорил с местными о ловкости, — не стал откровенничать землянин. Его настораживало белоснежное одеяние благодетеля. Альбу покрывала роспись золотой нитью: длинноногие ютарапторы. Лигата настораживало, что сиденья гравилёта отделаны оранжевой кожей хищных ящеров. Этолога схватили в космопорту с тремя поджелудочными железами именно этих животных. И это не выглядело совпадением. — Большоё спасибо, что внесли залог. Вы спасли мне жизнь, великомудрейший.
— Рад, что оказался вам полезен, — усмехнулся богач, но я не чиновник, чтоб меня звали "великомудрым". Я бизнесмен и филантроп, Тенгри Саг, может слышали?
— Извините, я плохо знаю местные традиции. — Лигат сложил перед собой руки. Лёгкий тремор выдавал волнение. Смущённый экзобиолог улыбнулся.
Вид лопнувших дёсен и покрошенных зубов смутил Тенгри Сага, и тот отвернулся к окну. За стеклом мелькали огни неоновых вывесок и подсвеченные мега-фонтаны. Даже пробыв на Аттиле менее трёх недель, Лигат знал, что большинство игорных домов — если не все — принадлежат Тенгри Сагу. Да вся планета принадлежала этому высокомерному гунну.
— Зря, зря вы не нашли времени, чтобы изучить наши обычаи, — уже не так дружелюбно повёл беседу филантроп, — а они, я замечу, довольно просты. Чти своего гостя, но не забывай, кто здесь хозяин. Не тронь чужого, если ты не можешь это отстоять. Карай виновного, чтоб другие чтили закон. Я бы сказал, гуннские традиции исполнены изначальной мудрости.
Лигат молчал. Он уже понял, куда клонит владелец гравилёта.
— Здесь, на Аттиле мы не приветствуем светского двуличия. Мы не отделяем традиций от законов. В каком-то смысле, мы даже гуманнее вас, землян. Вот, как вы думаете, что бы вам присудили, расчлени вы трёх аллозавров в каком-нибудь кенийском заповеднике?
— Я не охотник, не ведьмак, — замямлил Лигат, — я только изучаю поведение животных…
— Бесценный мой, — прервал Тенгри Саг, — земной суд обязал бы вас искупать свою вину на урановых рудниках Аида в течение трёхсот шестидесяти шести лет. Вы бы не продержались и четырёх. Никто не живёт дольше четырёх. А вот по гуннским, куда более милосердным, законам, вы можете заплатить компенсацию, — по триста пятьдесят тысяч за каждого истреблённого ящера — и, как говорится, что случилось на Аттиле — осталось на Аттиле. Надеюсь, у вас есть резервный миллион галактов для подобных случаев?
Если бы не предыдущая охота на Геркулесе… Команду Лигата накрыли, когда они доставали львиные туши из капканов. Через два месяца отсидки, этолога выкупил один из мафиозных боссов. Лигат остался должен миллион. Если бы не тот долг, он бы трижды подумал, прежде чем работать с наркозависимым ведьмаком и соваться в пасть к ютарапторам, самым опасным хищникам в обозримой вселенной.
— Жаль, очень жаль, — правильно расценил молчание Тенгри Саг. Его вздох был наполнен сожалением: — Разочарую вас, Лигат, если вы не можете возместить ущерб, то, по гуннским законам, подлежите принудительной трансплантации. Конечно, ваши органы спасут жизни каких-то более достойных гуннов, но я от народа Аттилы получу лишь мизерную компенсацию.
— Повторяю, я не убивал животных. Я лишь хотел подзаработать на перевозке органов. И почему компенсацию получаете вы — не чиновник, а бизнесмен? Разве ютарапторы — не собственность народа Аттилы?
— Лигат, не надо прибедняться, я знаю в чём ваш грех. Без вашей помощи ни один ведьмак не смог бы заманить в ловушку и убить троих ящеров. И, если без юридических деталей, то я хранитель этих прекрасных животных, их, можно сказать, опекун. Я забочусь о росте и выживании вида, а община возмещает связанные с этим денежные издержки.
Лигат поёрзал грязным задом по зернистой коже сидений. Одна эта обивка стоила как новенький гравилёт.
— Тогда зачем вы внесли залог? Не доверяете стражам закона? Боитесь, что я подкуплю их и сбегу? — Именно так и хотел поступить Лигат: получить деньги от Ругилы и Октара, дать взятку толстому копу и покинуть планету в грузовом отсеке звездолёта. — Вам мало компенсации за мои органы и вы хотите покарать меня особо?
Тенгри Саг рассмеялся:
— Вы меня за мафиози держите, при чём какого-то карикатурного. Ваша смерть мне финансово невыгодна: за ваши органы дадут тысяч сорок, не больше, а ущерба от вас на миллион. Но вы известны как хороший экзобиолог, специалист по поведению хищных животных. Среди ведьмаков о вас ходит слава, как о мастере ловушек. А потому я предлагаю вам полтора миллиона за уничтожение всего одного — правда, уникального — хищника.
— Я покину Аттилу с полутора миллионами галактов?
— Учитывая ваш долг, залог и процедурные издержки, вы покинете планету со ста тысячами галактов. Но покинете планету живым, и навсегда.
— И кого мне нужно поймать?
— Стрыгу.
— Кого? — не поверил Лигат.
Вельможа махнул рукой, и телохранитель передал тонкий, как девичье зеркальце, портативный экран. Камера наблюдения сняла просторный холл; только характерная лепнина на стенах — игральные кости, колесо рулетки, генератор случайных чисел Гальтона — выдавала в нём казино. Бледные, по последней моде, напудренные мужчины и толстозадые девы с алыми губами и бровями о чём-то лениво болтали, потягивали разноцветные коктейли. Выглядела вечеринка пафосно и скучно. Тень в углу экрана Лигат принял за помеху. Вскоре дребезжание возникло чуть ближе. Раздался первый высокоголосый вскрик, потом ещё один. Тень показалась совсем близко. Юноша, стоявший рядом с камерой, замолк на полуслове. На его белой шее разрослась дугообразная рана. Кровь из артерии толчками стала заливать его спутницу. Модница визжала, руками закрывалась от крови. В следующее мгновенье девичья голова отделилась от тела и покатилась по паркету. Обезглавленное туловище ещё несколько секунд молотило воздух руками, прежде чем упасть. Посреди лужи крови материализовалась тварь в чёрной хламиде. Фигура походила на человеческую, если бы не огромные когти и толстый хвост ящера. Лицо чудовища скрывал капюшон, но Лигат был уверен, что монстр улыбается, довольный своей работой.
Экран задрожал в руках Лигата. Он видел разных хищников, но все они были лишь опасными, хитрыми животными. Но та тварь на экране! Она была пришельцем из другого мира. Чем-то мистическим, без преувеличения, инфернальным:
— Кто это? Что это такое?!
— Это гибрид гунна и ютазавра. Местные прозвали стрыгой.
— Скольких? Скольких она убила? — Лигат не на шутку испугался: — Вам здесь не я… Вам не ведьмак нужен... Здесь только федеральный спецназ! Почему вы ещё не вызвали федеральный спецназ?!
Тенгри Саг буквально словил взгляд Лигата, подождал, пока землянин успокоится, и нарочито бесстрастно подытожил беседу:
— Лигат, вы мой должник, вы не можете отказаться. — Худой гунн глубоко вздохнул и, словно не приказывая, а прося о помощи, закончил: — Её зовут Ада, Аделаида… Она моя дочь.
Пару веков назад здесь качали дух из недр Аттилы. Газ на планете закончился, а добывающее вышки, капсулы газгольдеров и остов перерабатывающего комбината остались. Пристанище для тех, кто не прижился в игорном раю, не выдержал темп вечного бурлеска столицы. Предки гуннов были землянами, потому сиреневокожие опускались на дно совсем по-людски — до звериного состояния. Не стесняясь Лигата и его спутников, гниющие заживо аборигены испражнялись и кололи себе мутную дрянь. Парочка бесполых существ то ли дралась, то ли вяло сношалась под цистерной для горючки. От этой сцены телохранитель чуть не вырвал, а вот Тенгри Саг проявил несвойственную гуннам невозмутимость. Если бы Панчин привёл Лигата в своё логово, то бежал бы этолог от ведьмака, как от разбуженного ютараптора.
Телохранитель зажал нос платком и достал пистолет. Верзиле не нравилось, что босс так беспечно явился в эту дыру. Но вельможа получал от поездки совсем ребяческое удовольствие. Лигат подозревал, что для Тенгри Сага происходящее — это лишь экстремальное развлечение, игра, имитация охоты. И, скорее всего, когда тигр наиграется, он сожрёт козла.
За рядом прогнивших газгольдеров белела разметка спортивной площадки. Хроматическая кислота сохранила яркость рисунка даже спустя века. В углах баскетбольного поля расставили противотанковые ежи, меж ними натянули стальные спирали Бруно. На щиток под дальним кольцом повесили три параболических антенны, под ними из жёлтого драного дивана и дюжины разномастных подушек выстроили совсем мальчишескую крепость. Знаки "Осторожно! МИНЫ!" и "территория охраняется ютарапторами" предупреждали, что гостей здесь не ждут.
— Здесь живёт твой ведьмак. — Телохранитель махнул пистолетом Лигату: — Зови!
— Панчин, Панчин! — закричал этолог, — Это я, Лигат. Мне нужна твоя помощь!
Между подушек забликовал окуляр оптического прицела. Землянин вспомнил, как турель с крупнокалиберным самострелом в секунду умертвила трёх полуторатонных динозавров. Он остерегался, что при малейшем признаке угрозы ведьмак в секунду положит и их троицу.
— Ты принёс мои деньги? — В голосе ведьмака слышалось недоверие: — Ты так быстро успел смотаться на Землю и сбыть железы?! Что это за хвост за тобой?!
Худшие опасения этолога подтвердились. Ещё при первой встрече в гостиничном баре ведьмак похвастался своей зависимостью от инфодопа. Наркотик буквально подсаживал на информацию: поиск и её обработка становились смыслом жизни. Голова тощего гунна была изуродована буграми нейронных процессоров и дырами труб охлаждения. Ведьмачьим промыслом Панчин занялся оттого, что стоили эти процессоры, как и сам наркотик, прилично. "Все топ-менеджеры межзвёздных корпораций, все монархи галактических империй сидят на инфодопе, — вещал ведьмак, — потому и носят такие высоки шапки". Со временем наркотик вызывал жёсткую паранойю. Но об этом Лигат узнал уже после того, как заключил договор со щедрым ведьмаком.
— Панчин, меня схватили в аэропорту! Меня хотят расчленить!
— Принудительно трансплантировать, — тихо поправил вельможа.
— Дружище, эти добрые люди меня спасли, внесли залог. Они щедро заплатят тебе, если ты убьёшь ещё одного ящера.
Тенгри Саг закивал, одобряя речь Лигата.
— Слушай, если у тебя нет денег, то я теряю время! — Раздражение Панчина возрастало. Незваные гости пришли на пике инфодопного трипа: — Или ты принёс галакты! Или проваливай отсюда!
Ставя точку в переговорах, Панчин выстрелил поверх голов. Лигат уже испытывал ведьмачий гнев от того, что мешал изучать классификацию пегасских пернатых или правила фидесской вендетты. Этолог бы никогда не повторил того, что сделал низколобый телохранитель:
— Ты в кого стрелял, обдолбыш! — Лицо гунна потемнело. Великан вскинул ствол: — Ты в кого стре…
Пуля снесла телохранителю полчерепа. Туша гунна повисла на стальных лентах. Пистолет запоздало пальнул, чуть не подстрелив Тенгри Сага.
— Да я выжгу твою помойку и построю поверх неё стадион! — выдержка отказала и вельможе. Гуннская кровь дала о себе знать: — Ты труп, ведьмак! Ты покойник!
Следующей пулей ведьмак прошил богача навылет. Ткань альбы темнела от крови как спереди, так и сзади. Не дожидаясь четвертого выстрела, Лигат подхватил Тенгри Сага и поспешил прочь от баскетбольной площадки.
— Не будь ты мой должник, я бы и тебя грохнул! — орал вслед ведьмак. — И не пытайся бежать с Аттилы! Не вернёшь долг — достану даже в аду!
Выбирать ведьмака по объявлению — то же, что заказывать проститутку по фотографии. Поработав с десятком охотников, Лигат уверился в этом.
У гостиницы в кабине фургона-рефрижератора ждал нанятый Тенгри Сагом гунн. Излишне худой, под стать самому вельможе; на сизых щеках чернели тюремные татуировки: крыса, грызущая глиф галакта, и череп ютараптора, пронзённый копьём. За два месяца колонии на Геркулесе этолог узнал, что грызун с галактом — метка фальшивомонетчиков и казнокрадов. И ещё узнал, что реальные сроки отбывают только неудачники. Выходило, что перед ним не охотник на чудовищ, а откинувшийся мошенник.
После ранения Тенгри Саг оказался настолько слаб, что последние указания давал по видеосвязи из больничной палаты. Медики опасались, что он умрёт раньше, чем ему вырастят новую печень. Побледневший до жёлто-зелёного гунн часто запинался, кривился от боли:
— Если я умру… Умру до того, как вы вернётесь… Убейте её… Убейте эту тварь… Что бы она ни говорила, что бы ни предлагала… Она настоящий монстр…
— Не боись, дядя, — заверил ведьмак, — ещё ни одно чудовище не вырвалось из рук Бабана.
— Доставите тело целым — удвою гонорар! — Тенгри Сага перекосило в последний раз: — Не убьёте её — убьют вас!
Экран погас. Пару долгих секунд ведьмак взглядом прощупывал землянина:
— А ты из наших, старичок?
Лигат так и не понял, говорил Бабан о ведьмаках, или сидельцах, а потому ответил честно:
— Я магистр экзобиологии, прибыл на Аттилу изучать повадки ютарапторов.
— Соглядай, стало быть, стукачок. — Бабан разочарованно сплюнул в окно.
В ответ этолог заулыбался остатками зубов. Такого оскала не выдержал даже ведьмак. Сиделец долго вёл фургон, не отрывался от дороги, стараясь не поворачиваться в сторону Лигата. Мстя за испорченный аппетит, Бабан врубил гуннский струнный фолк. На некоторых планетах тот был запрещён как орудие пыток.
Двухсотметровые высотки отелей и казино остались позади. На обочине розовели низкие кусты, вдали чернел уже знакомый землянину горный хребет Мундзук. За ним одноимённый заповедник ютарапторов, самый отдалённый оазис Аттилы. Музыку сменил белый шум, ведьмак выключил радио.
— Слушай сюда, стукачок, тут связи нет, папке не нажалуешься. Понял меня?
Лигат кивнул. О "мёртвой зоне" он узнал, впервые побывав здесь с Панчином.
— Ты дзырил то видео? Как девка членила мажоров? — Этологу в словах Бабана послышался страх. — Не знаю, чем обдолбала себя та барышня, чего она нажралась, но разбираться я буду с ней своим методом. Надеюсь, старичок, ты не против?
— На охоте главный — ведьмак, — озвучил прописную истину этолог. — Ты ведьмак — ты и действуй!
Но не будь в вопросе подвоха, Бабан бы и не спрашивал:
— Тогда расклад такой: мы взрываем стрыгу и приносим папаше кусок пожирнее. Мне по мандолине, кто меня сожрёт: та девка или её батя! — Заметив недоумение землянина, Бабан пояснил: — Вижу, ты не сечёшь в наших понятиях. Слыхал о "принудительной трансплантации"?
— Когда органы преступника отдают больным?
— Это на Земле больным, а гунны врагов и должников хавают. Таков порядок!
Своей жестокостью аттильцы гордились не меньше, чем глупостью. Зрачки Лигата расширились от страха, но гунн расценил это по-своему:
— Думаешь, богатей вставит себе печень того страховидла? Как? Куда? Папаша сожрёт дочуру, она же род Тенгри зашкваривает. А не сожрёт — позор! — И, чтоб попугать и без того впечатлённого этолога, Бабан добавил: — Вот ты задолжал бы мне бабла и слинял — я был бы обязан найти тебя и съесть. Ничего личного, такова традиция.
Гунн рассмеялся, глядя на побледневшего Лигата. А этолог решил побольше молчать, чтобы не заиметь ещё одного врага на планете со столь суровыми обычаями.
Фургон остановился на краю асфальтированной дороги. Дальше шла блёклая степь. Невдалеке высились каменные блоки шестиметрового мавзолея. На стенах белые, нарочито примитивные барельефы: пустоглазые люди, охотившиеся с копьями на динозавров, и длинноногие ящеры, пожирающие пустоглазых людей. От этих схематических фигур в жилах землянина стыла кровь. Казалось, гробницу построили за тысячелетия до появления первых колонистов.
— Хата стрыги! — сообщил ведьмак. — Видать, папа не жал денег на дочуру. Вот деваха и заигралась.
Из кузова для заморозки ведьмак выгрузил семь армейских мешков, наполненных жестяными банками.
— Осаду устроим? — спросил Лигат, подумав о консервах.
— Не, не, старик, мы здесь по-быстрому. Домой нужно притопать до того, как у батяни остынут ноги. Иначе, кто нам заплатит? Убить убьют, это точно. А вот заплатят — вряд ли. Потому мы ночью подрываем тварь, утром подбираем кусок побольше, чтоб на стейк хватило, а к вечеру уже проматываем бабки. Усёк?
— А если стрыга нападёт сейчас?
— Так она ж ютаящер? Она ж днём спит, а ночью охотится. — Ведьмак заулыбался подгнившими зубами: — Эх, магистр, изучатель…
Лигату понравился план Бабана. Ведьмак считал этолога бесполезным соглядатаем, а потому всю работу взялся делать сам. Наперво поставил ростовую палку на границе падающей от гробницы тени. Землянину показалась, что это больше суеверие, чем егерская хитрость. Потом гунн расставил ещё семь палок по периметру мавзолея. Вырыл сапёрной лопаткой с сотню неглубоких ямок, как на посадку клубней. Следя за скупыми, выверенными движениями гунна, этолог изменил мнение, что перед ним самозванец. Вероятно, до отсидки Бабан служил армейским подрывником. С боевой задачей он справился за три часа, оставив неизрасходованным лишь последний мешок взрывчатки.
Довольный своей работой, ведьмак хлебал пиво из железной банки.
— И как мы соберём останки на ДНК-текст? — спросил Лигат. Пива ему не предложили.
— Совсем тупой?! А это зачем? — Свободной рукой Бабан выдернул первую палку. — Стрыгу размажет так, что и до фургона достанет. Главное, когда куски подбирать будешь, за метку не заходи.
Одним залпом ведьмак опустошил банку, бросил жестянку в тупого этолога и вставил палку назад — на границу тени. Взрыв прогремел раньше, чем Лигат или Бабан осознали случившееся. "Светило сместилось, тень приблизилась к мавзолею. — По лицу землянина размазалось что-то липкое, ещё секунду назад бывшее охотником на чудовищ. — Солнце убило профессионального ведьмака!". Это походило на очередной аттильский анекдот. Только Лигату было не смешно. Совсем не смешно.
Из гробницы раздался низкий, потусторонний гул. Так воет ветер в мире мёртвых. Так разбуженная Смерть обращается к смертному:
— И ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ, ТЛЯ?!
Сложность охоты на ютарапторов была в том, что животные держались большими группами и жрали всё, что попадётся. В том числе и павших сородичей. Для того чтобы шкуры и органы динозавров остались невредимыми, Лигат придумал отогнать несколько особей от прайда и расправиться с ними отдельно. Лучшее для этого время — рассвет. В этот период ящеры демонстрировали поразительную даже для аттильцев тупость. Во время предыдущей охоты Панчин привлёк внимание трёх ящеров шумом скоростного вездехода. Остальную работу сделала ведьмачья турель.
Лигат тоже дождался утреннего зарева. Вместо вездехода у землянина был фургон для мяса. Машина громче, медленнее и непредсказуемее. Монстров за рефрижератором увязалось шесть–семь, если не вся стая.
Приборная доска запищала. "Я точно хватанул бациллу дебилизма", — треснул себя по лбу землянин. Он забыл переставить батарею питания, и автомобиль перешёл в эконом-режим. Ограничил максимальную скорость.
Один из ютарапторов вырвался вперёд, поравнялся с машиной и клюнул кабину тупой оранжевой мордой. Молнии трещин пошли по стеклу. Вывернув руль, этолог кузовом толкнул ящера. Тот запнулся, упал на землю и, не успев подняться, был растоптан полуторатонными собратьями. Чудовища настолько вошли в раж, что даже не остановились полакомиться трупом.
Топот мощных лап разбудил тварей поменьше. Они выскакивали из убежищ, присоединялись к безумному гону. Этолог и не заметил, как оказался в русле живой реки. Сиреневая биомасса визжала и пищала так, что лучше бы играл гуннский фолк. Землянина охватил панический ужас. Он был готов выпрыгнуть из фургона и бежать рядом с аттильскими тварями.
Только взрывы вывели его из состояния животного страха. Для границ коридора, чтобы дичь следовала в нужном направлении, этолог использовал оставленные Бабаном мины. Раскаты были хорошим знаком: до цели оставалась половина пути.
Выйдя из леса на степные просторы, живность попыталась разбежаться. Взрывы участились. Твари продолжали бег в сторону каменной гробницы. Последняя минута до цели показалась Лигату самой долгой в его жизни. Каждый стук сердца звучал как последний. Самое страшное, что, по замыслу землянина, ютарапторы должны были нагнать фургон. Но пробежать мимо, как мимо трупа их собрата. Главное, чтобы не подвели тормоза.
Лигат вдавил педаль в пол. Фургон тряхнуло. От удара об руль этолога удержал ремень безопасности. Крупнокалиберное ружье полетело под приборную доску. Землянин нагнулся, и это спасло ему жизнь. Один из ютарапторов пробежался по крыше фургона и прогнул кабину так, что треснутая лобовуха разлетелась на острые кристаллы. Не останавливаясь, ящеры ринулись в самую гущу.
Подножье мавзолея превратилось в скотобойную. Крики животных смешались с взрывной канонадой. Одни твари пытались сбежать, другие их теснили — и все они оказывались на минном поле. Лигат подозревал, что если останется жив, то эти по-босховски жуткие виденья будут возвращаться к нему по ночам. Словно капище, шестиметровая гробница покрылась шкурами и мясом разорванных животных.
— КАКОЙ ПИР ДЛЯ ГЛАЗ! ТЫ ХУДОЖНИК, ЛИГАТ! — хохотала стрыга, — Я ХОЧУ КУПАТЬСЯ В ЭТОМ!
От вида алой плотной жижи, медленно стекавшей по барельефам, Лигата чуть не вывернуло. Он включил двигатель, чтобы выехать на дорогу, подольше от месива. Покалеченные животные продолжали визжать, но без оторванных лап не могли убраться от гробницы.
Четырёхметровый ютараптор повернул морду на шум мотора. В пасти ещё трепыхалась полуживая лань. Крошечный мозг ящера вспомнил, с чего начался этот бег. Лань выпала из клыков, и тут же была раздавлена. Длинноногий динозавр за считанные шаги развил спринтерскую скорость.
Лигат проклял себя, что так и не поднял винтовку. Дотянуться до неё ему мешал ремень безопасности. Без ветрового стекла, землянин оказался подобен одинокой шпротине в консервной банке. Кабина погнулась, ремень безопасности не отстёгивался.
Сражаясь с замком, Лигат проглядел момент подрыва. Хищник по инерции пролетел с десяток метров и упал недалеко от фургона. Капли слюны долетали в кабину, челюсть защёлкала в опасной близости. Ногу оторвало по бедро, но боль придавала зверю сил. Он полз к фургону, желал полакомиться человечиной прежде, чем истечёт кровью. Лигат вспомнил тюремную крысу. Та тоже, умирая, жрала хлеб, потому что не могла не жрать. Ящер же убьёт его, потому что не может не убивать.
За спиной чудовища мелькнуло что-то еле различимое, похожее на знойное дрожание воздуха. Не боясь ни зубов, ни когтей, стрыга материализовалась у основания длинной шеи. Тьма под капюшоном поймала взгляд ящера. Монстр успокоился, принял свою участь, сам подставился. Почти неуловимым движением стрыга нанесла дугообразную рану. Жизнь толчками выходила из артерии динозавра, и Ада закружилась в струе крови, звонко хохоча. Совсем девичьим голосом.
Лигат отметил, что похожая на хламиду одежда оказалась платьем со сшитым на манер турецких шаровар подолом. И под платьем угадывалось аппетитное тело с мощными икрами, крутыми бёдрами и твёрдым задом. Лишь хвост и когти портили образ.
Щёлкнул замок. Лигат наклонился, чтобы расстегнуть ремень, а когда поднял голову, существо в чёрном платье уже сидело рядом. В кабине запахло сырым мясом.
Длинными когтями стрыга сняла капюшон. Тупая пасть ящера выпирала на некогда симпатичном женском лице. Землянин склонил голову и почти прошептал:
— Спасибо, ты спасла мне жизнь.
Улыбаясь, Ада оскалила пасть:
— Глупыш, я убила зверя, чтобы унять жажду. Чтоб не разорвать тебя раньше, чем ты отвезёшь меня к папусику. У нас же, вроде, договор.
— Это аудиофильтр делал твой голос таким… таким загробным? — На самом деле, Лигата больше удивило, как с таким длинным языком и крупными клыками у стрыги оставался вполне человеческий голос.
— Нет, каменная акустика, никакой дешёвки. — Ада разместилась вдоль сиденья. Хвост вылез в окно, а крепкие ноги уперлись землянину в бедро. — Заказала архитектора с самого Пегаса. Дорогущий дядька был. Дорогущий, но креативный.
— Ты его съела? — Если бы не рассказ Бабана о каннибальских традициях гуннов, если бы не рассказ Ады о том же — Лигат не предал бы Тенгри Сага, не встал на сторону стрыги.
— Нет! Он же не мой враг, — возмутилась Ада и напрягла ноги. Одно усилие, и Лигат вместе с дверью вылетел бы на ходу из машины. — Я замуровала архитектора в стену его величайшего творения. Живьём. Увековечила по гуннскому обычаю.
— А, так ты из уважения? — невесело пошутил Лигат.
Но Аде шутка понравилась:
— Узнай, во сколько обошёлся мне этот креатив, папа съел бы пегассианца в карамельном сиропе. — Она сладко потянулась: — Сейчас бы секса с каким-нибудь ведьмачком.
Лигат и сам испытывал сексуальное напряжение, хотя умом совсем не жаждал заполучить хвостатое чудовище. Скрывая смущение, этолог улыбнулся.
— Очень жаль, что ты не ведьмак, — ретировалась стрыга и ослабила давление на бедро Лигата.
Землянин вспомнил, как действуют его разбитые губы на гуннов. Такой исход был для него удобен. Была высока вероятность, что во время коитуса Ада захочет растерзать кого-нибудь. Например, Лигата.
— Как ты стала такой? Древнее проклятье? — Этолог и вправду с трудом представлял трансформацию Ады.
— Почти. Тоже результат фамильной тайны, — заулыбалась стрыга. — Мой папаша не гунн. Он безземельник, рождённый на орбитальной станции. По здешним понятиям, отброс, низшая каста.
— Тогда почему он сиреневый?
— Ну, он же родился заточенным под колонизацию, с открытым генокодом. Ты что, в школе не учился?
Лигат не стал хвастать магистерской степенью. Он совсем не хотел перечить стрыге. Мудро молчал.
— Папаша нашёл эту вырождавшуюся планетку, вживил себе гуннский генокод и заделался одним из своих. Даже женился на одной из местных принцесс. Он поднял эту планету: построил казино, пролоббировал оффшорные законы, выбил многомиллиардные займы. Теперь на Аттиле самый высокий процент рантье во вселенной. Если бы не папаша, через сотню лет здесь бы остались одни динозавры.
— Тогда почему ты… — Лигат тщательно подобрал выражение, — так не похожа на отца.
— О, глупыш, я похожа на него даже больше, чем ты думаешь. Папины гены оказались доминантными. Я родилась бледной, а не сиреневой. Меня мнимо лечили от мнимой болячки. А когда мама что-то заподозрила, папа подослал ей обольстителя. — По лицу Ады потекла одинокая слеза: — Мой отец съел их обоих. На законных основаниях.
— Мне очень жаль.
— Да НИКОМУ! НИКОГО! НИКОГДА! не жаль! — разъярилась Ада. Будь она чистокровной гуннкой, она бы перегрызла горло Лигату. — Отец держал меня в люксовом номере гостиницы восемьндацать лет, как чёртову Рапунцель! Ни подруг, ни влюбленных мальчиков. Я была уродкой. Чудовищем. Плодом инцеста, запертым в подвале. В одиннадцать лет папа доверил мне… Нет, заставил меня вести его бухгалтерию. (Он же презирает аборигенов, держит их за идиотов). И я, вместо уроков и скакалок, сводила дебет с кредитом, высчитывала чистую прибыль империи Тенгри. Вот откуда у меня деньги и на гробницу, и на модного архитектора, и на ДНК-подмену! Я подкупила цицерских врачей, и они вставили мне вместо гуннского генкод ютараптора. А потом наследница престола вернулась якобы после учёбы в Йеле, чтобы занять трон рядом с отцом! По такому случаю, папа открыл казино, названное моим именем, — "Аделаида". Вот он удивился, когда увидел меня обновлённой!
— Я понимаю, ты мстила. Но почему ты убила этих ребят? Не отца, а их?
— Я не знала, что будет… — Ада замешкалась, подбирая слово, — будет так весело. Во мне же гуннская кровь. Я, если заведусь, не могу остановиться. По сводкам, на мне восемьдесят четыре трупа. Сколько из них от моих когтей, а сколько лишние свидетели — один папа знает. Официально все они погребены под куполом рухнувшей "Аделаиды". Официально там лежу и я.
"Восемьдесят четыре!" — Лигат тяжело вздохнул. Эта цифра не давала ему покоя.
— Ты ещё сомневаешься, правильно ли делаешь, помогая мне? Поверь, папа бы тебя съел в любом случае. Ты слишком много знаешь. Ты знаешь про меня.
Лигату нечего было возразить, иначе бы он не стал гнать ящеров к мавзолею.
— Я думала над твоей историей, пока ты возился с животными. Всё это очень похоже на моего отца. Он обожает геркулесские детективы и считает себя главным умником Аттилы. У папы есть друзья из мафии, через свои казино он отмывает их деньги. Тебя выкупили из колонии лишь для того, чтобы ты охотился на меня. Иначе откуда тебе взять миллион?
Этологу и раньше казался странным поступок мафиози, но он гнал бесполезные сомнения подальше. В геркулесскую колонию Лигат не вернулся бы и за миллиард галактов:
— Меня нанял Панчин, а не твой отец.
— Ну да, а папа вытянул тебя из толчка в последнюю секунду?! Как это на него похоже. Твой ведьмак — самоуверенный обдолбыш, безумный киллер. Из-за наркоты потерял страх и чувство реальности. Папины хакеры подбросил ему информацию о ценных органах ящеров. Папины хакеры кинули ему инфу о тебе, специалисте по хищным животным с тёмным прошлым. Иначе как бы тебя нашёл ведьмак?
— Но твой папа потерял троих ящеров? Его подстрелили?!
— Глупыш, я сама оформляла страховые полисы на этих созданий. Тенгри Саг за каждого получит по миллиону. Ты уже отбил свои вложения и заработал ему хорошие деньги. А на пулю папа напросился благодаря своей легендарной самоуверенности. Он не ожидал, что какой-то закинувшийся инфодопом психопат способен выстрелить в него. Верил, что капитал делает его бессмертным.
Заорало радио. Всё тот же остервенелый фолк, как будто инструменты насилуют. Лигат со злостью дёрнул ручку приёмника, и она осталась в его пальцах. Радио продолжило орать. Этолог чувствовал себя последним идиотом на планете.
Встроенный в панель экран связи замигал сигналом вызова.
— Твой папаша, — останавливая фургон, пояснил Лигат. — Пора в холодильник.
Стрыга нехотя покинула кабину, не слишком доверяя землянину. Они задержались у дверей рефрижератора.
— Ада, почему я должен верить, что те не убьёшь меня? Ты же сама сказала, что я слишком много знаю.
— Лигат, здесь на Аттиле есть древняя традиция. Сами гунны её так и называют — традиция ошибаться. Они считают, что лучше проявить глупость, чем бездействие. Вся современная цивилизация гуннов построена на вселенской глупости: страхование, миллиардные кредиты, азартные игры. Для гуннов не считается зазорным ошибаться и тупить. Позор гунна — бездействие. Если ты принял неправильное решение — поплатишься жизнью. Но кому тогда об этом жалеть? — Ада полезла под платье и достала колье: оправа из белого золота, в центре три бриллианта величиною с детский кулак. — Может, отпускать тебя — это ошибка, но я не вижу ничего зазорного, чтобы начать своё монаршее правление с акта милосердия. Я ведь новая хозяйка планеты! — Передавая колье грязному, измождённому Лигату, Ада не так пафосно добавила: — Только не впарь барыге за два чека. Я его за три миллиона заказывала по каталогу Де Бирс.
Лигат закрыл дверь холодильника. Радио всё так же стонало, экран связи продолжал сигналить. Свою награду землянин закинул в армейский мешок. Наконец-то Лигат поднял ружье из-под сиденья. Ударом приклада он разбил панель приемника. Динамики захрипели и умолкли. Только тогда он ответил на звонок.
Лицо Тенгри Сага побледнело как у модника, даже губы и глаза обесцветились. Было сомнительным, что он протянет ещё хотя бы пару дней. Лишь гнев на дочь и жажда мщения держали его на этом свете:
— В районе гробницы пропали семь моих ящеров! Ваших рук дело?!
— Вынужденная необходимость. Новых вырастите! — повторил шутку толстого копа усталый Лигат. — Наше соглашение в силе? Насчёт двойной платы за целое тело?
На этих словах Тенгри Саг заметно подобрел, даже малость прибавил в цвете. И тут же вспомнил, кем ему приходилась покойница:
— Как умерла Ада? — Всё тот же, виденный этологом не раз, тягостный вздох.
— Выстрел в голову, — врал землянин. Он и на галакт не верил Тенгри Сагу. — Она умерла без боли, не мучаясь.
Вельможа кивнул, соглашаясь с таким исходом:
— Да согреет её тёплый свет. А что с Бабаном?
— Подорвался на собственной мине. Так как с моей оплатой?
— Привезёте Аду в больницу, адрес в навигаторе… Для опознания. Получите ваш браслет и двести тысяч.
Лигат хотел напомнить, о полуторамиллоном гонораре, но Тенгри Саг опередил:
— Теперь вы официально числитесь жертвой обвала "Аделаида". Был здесь такой инцидент... Вам положен билет в любую точку галактики. Первым классом, разумеется… Надеюсь, вы покинете Аттилу навсегда.
— Не сомневайтесь. — Заверил Лигат. — Зуб даю.
Лицезреть покалеченный рот землянина у вельможи не хватило сил. Он отключился.
Помятый фургон всё же дотянул до пункта назначения. Выглядел автомобиль жутко, но никто не остановил его по дороге в больницу. На подземной парковке было пустынно. Лигат придвинул поближе крупнокалиберное ружье. Рефрижератор встречала уже знакомая землянину парочка гуннов. Когда Лигат увидел сокамерников Ругилу и Октара, то понял, что поступил правильно, оставив выключенным холодильник.
— Открывай дверь! — потребовал Ругила. Его рожу пересекала чёрная наглазная повязка.
— Вы мне ещё за крысу должны! — Показал ствол ружья землянин: — Гоните мой браслет!
Одноглазый гунн хотел треснуть Лигата, но Октар остановил его:
— Тенгри велел отпустить.
Землянину вернули браслет. На банковском счету лежали обещанные двести тысяч. Довольный этолог разблокировал дверь рефрижератора. Ему стало даже чуточку жаль этих недалёких бандюков.
Развязки Лигат не ждал. Как можно быстрее убрался с подземного этажа. Боялся, что опьянённая кровью Ада может и передумать на счёт его помилования.
Девушка в космопорту с недоверием уставилась на землянина. Грязный, небритый, избитый, хоть и в новом свитере, он никак не походил на одну из жертв роковой вечеринки в "Аделаиде". Миловидная гуннка ещё раз перепроверила данные с браслета.
Лигат козырнул коронной улыбкой: больше мяса — меньше зубов. Инвалид, жертва завала. Уголки рта гуннки полезли вниз, взгляд сосредоточился на мониторе:
— Вам куда билет?
— На Аид, — вполне серьёзно ответил Лигат, — люблю места похолоднее.
— Двадцать семь пересадок, полгода пути по общегалактическому времени? — переспросила гуннка.
— Зато лететь первым классом, — ещё раз улыбнулся Лигат, чем до конца смены испортил настроение девушке.
— Если хотите, через четыре часа уходит в гиперузел круизный звездолёт "Сапковски".
— Успеем выйти на орбиту?
— Конечно, полетите чартером. Мы подготовим индивидуальную капсулу. — И чтобы поскорее отвязаться, произнесла самые приятные слова, услышанные Лигатом на гуннской планете: — Можете подождать в баре, выпивка за счёт космопорта. Приносим извинения за перенесённые на Аттиле неудобства.
Накачиваясь дорогим бухлом, Лигат с иронией вспоминал, что именно здесь три недели назад он встретил Панчина. Именно здесь он ввязался в историю, которая едва не стоила ему жизни. На Аттиле он впервые сел в гравилёт, познакомился с настоящим чудовищем и провёл в одиночку охоту, как взаправдашний ведьмак. Ему не верилось, что Аттила его отпускает. Он пил за традицию, которая позволяла каждому ошибаться. Лигат хотел, чтобы всё, что произошло на Аттиле, осталось на Аттиле.
Капсулу приготовили за час. Индивидуальным шаттлом Лигат тоже пользовался впервые. Один такой взлёт стоил как дальнее межпланетное путешествие. Но уже на старте Лигат оценил все преимущества одноместного челнока. Его комфорт не шёл ни в какое сравнение с орбитобусами. Из-за ощущения перегрузок последних в народе окрестили "труповозами".
Капсула зависла на орбите. Под Лигатом раскинулся Аттила: оранжевый, как шкура ютараптора, укрытый километровыми снежными шапками. Облака спрятали голубой купол мегаполиса. Мелкая водянка на крупной туше необжитой планеты.
В невесомости пьяные мысли Лигата стали легки, как и его тело. Рядом проплыл армейский рюкзак. Там покоилось колье Де Брис. Только теперь землянин ощутил себя по настоящему свободным. Он мог раздать долги. Он мог выйти на любой из пересадочных станций и начать жить с нуля.
— Привет, Лигат! — Псевдоиллюминатор сменился экраном связи. Ведьмак с полоумным взглядом низко склонился над камерой ноутбука. Из чёрных от бессонницы глазных кратеров пылали огоньки гнева. Безумец был на взводе: — Думал сбежать от меня?! Кинуть Панчина решил?!
Виски из открытой землянином бутылочки растекалось мыльными пузырями по каюте. Открыв рот, пьяный этолог не знал, что ответить. Он боялся, что Панчин его вообще не слышит.
— Что, обделался? — тряся бугристой головой, тихо рассмеялся ведьмак. — Сейчас будет ещё страшнее. Я вырубил твою навигацию. Тебя не пришвартуют, тебя размажут гиперпространственные двигатели "Сапковски". Несчастный случай. Ирония: выжил после завала — погиб на орбите.
— Стой, стой! У меня есть деньги! Смотри! — Лигат рывком достиг сумки, достал колье и затряс бриллиантами у экрана. "Только бы была обратная связь! Только бы он видел меня!" — Это Де Брис, здесь три миллиона. Я отправлю его посылкой, как только достигну звездолёта.
— Ты лжёшь! Думаешь, изучил меня?! Да я наизусть знаю всю твою брехню!
— Хочешь, я вышлю залог. Сто пятьдесят… Нет, сто восемьдесят тысяч! — Лигат торговался как никогда в жизни. Если верить словам Ады, Панчин мог делать лишь то, что позволял Тенгри Саг. У ведьмака имелись коды управления капсулой, но в звездолёте землянин был бы недосягаем. — Скажи мне, куда перевести деньги, и я тут же!
Позади Панчина прогремел взрыв. Ударная волна снесла верхние подушки с ведьмачьей крепости. Послышался рёв гусеничной техники, короткие трели автоматных очередей. Ещё несколько взрывов. Турель застрочила особенно громко, так как стояла рядом. На заброшенном комбинате шла полноценная война.
— Хорошо, скидуй галакты! — Панчин схватил рюкзак, принялся набивать его тюбиками инфодопа, галокартами, техническими платами. Ведьмак собирался бежать: — Сейчас скажу номер счёта.
Безумец наконец нашёл взломанный браслет, принялся диктовать его номер. Взрыв раздался ещё ближе. Перевернулся диван, основа крепости. Стали видны противотанковые ежи и стальные ленты ограды. Там всё ещё висел труп телохранителя. Рядом промчал танк, развернул башню и выстрелил в сторону газгольдеров, откуда вёлся миномётный обстрел.
Панчин чертыхнулся и продолжил диктовку. Он не видел того, что видел Лигат. В углу экрана, на окраине баскетбольной площадки задрожала тень. Ведьмак не успел назвать последнюю цифру, как стрыга материализовалась позади него. Её белое платье — знак траура по погибшему отцу — было изрядно испачкано гарью и кровью.
— Никто не может стрелять в Тенгри и остаться безнаказанным!
Ведьмак даже не успел повернуться, как острый коготь отсёк ему голову. Туловище упало на клавиатуру, кровь из шеи заливала камеру.
— Нет! Нет! — кричал землянин, но его уже никто не слышал.
Почерневший экран ещё недолго мерцал голубоватым светом, но вскоре погас. И Лигат остался в полной темноте.