Парадигма когнитивности

 

 

 

С утра летнего дня грязные облака, жались к земле все теснее и теснее. Они, беременные, никак не могли разродиться бременем. Когда это случилось, спасение от ливня находилось с трудом. Он был скоротечен, выплеснув всего себя на землю.

Слабо накрапывал дождь. Падал нехотя, через силу. Усталые тучки выдавливали из себя последние капли. Резко сменилась погода. Буквально к полудню задул теплый, оживляющий ветерок с востока. Разогнал плаксивую непогоду и был таков. После себя он оставил высокий, лазурный свод неба и жгучее солнце, резвящееся в зеркальных лужах.

В кабинете директора института нейрофизиологии и психологии разума стало душновато.

— Могу я попросить вас приоткрыть окно, — обратился с просьбой следователь из прокуратуры Шумилов. — Душно у вас.

Темно-синий прокурорский мундир, плотно, слегка в обтяжку сидящий на его плечистом теле, придавал ему солидности. Любой хорошо скроенный и сидящий, как влитой, костюм поднимал статус хозяина в глазах других, особенно служебный. Молодцеватое, спелое лицо не выдавало в нем человека среднего возраста. Сидел он сутуло, сгорбленно и делал пометки в записной книжке.

— Окно? Лучше я включу освежитель воздуха, — предложил альтернативный вариант профессор Лебедев. — Вам с каким вкусом? Клубничным, абрикосовым…

— Нет, нет. Никаких освежителей,— запротестовал Шумилов, его лоб прорезали морщины от неудовольствия. — У меня аллергия на спреи… на химию. Только свежий воздух. Но я не настаиваю, вы тут хозяин.

— О, от чего же понимаю, — вошел в положение Лебедев. — Ни что так не услаждает наш организм, как глоток свежего воздуха.

Он вынул пульт из ящика стола. Одно нажатие и створка окна приоткрылась на четверть — в помещение потекли воздушные струи, разбавляя собой старую, запыленную атмосферу. Заметно посвежело.

"И угораздило меня попасть на это дело, — про себя сетовал Шумилов. — В городе орудует банда налетчиков, а мне поручают разобраться в деле о спятившем ученом и пропаже трех десятков подопытных крыс. Дело о налетах, по нелепому недоразумению, отдают в руки этому болвану Желвакину. Ирония жизни. Кому-то ловить крыс, а кому-то охотиться за преступниками. Посмотрим, как этот недотепа раскусит такой орешек. Боюсь, что после этого дела его ожидает визит к стоматологу".

Шумилов в благодарность кивнул и поправил прядь каштановых волос упавших на красивый, правильный лоб.

Причины появления человека из прокуратуры в институте крылись в престранных обстоятельствах произошедших намедни. Судя по рапортам наряда полиции, участкового следователя, справкам медиков скорой помощи и рассказу профессора Лебедева вырисовывалась неправдоподобная картина. Прибывший по вызову наряд вынужден был оказать помощь врачам скорой в усмирении буйного сотрудника института — Казимировского Юлия Альбертовича. Он не только сопротивлялся при оказании ему врачебной помощи, но и искусал людей. Прокусил мочку уха женщине врачу, сержанту сильно искусал руку и изорвал униформу, другому исцарапал в кровь лицо. По пути в психиатрическую больницу сгрыз сидения в машине, выпотрошив из них весь поролон.

От неприятного разговора со следователем и тяжелых вчерашних воспоминаний Лебедев был угнетен. Его серое, круглое лицо стало еще темнее. Седые волосы обрели пепельный цвет. Мешки под глазами вздулись от переживаний. Обвисшие щеки затряслись в мышечном недержании.

— Не знаю, представьте себе, не могу ничего определенного сказать, — Лебедев развел руки в стороны, показывая, что находится в растерянности. — Скажу одно, никто из нас и предположить не мог, что с Юлием Альбертовичем приключится такая беда.

"А кто знает, — скользнуло у Шумилова в мыслях. — Вы несете ответственность за своих подчиненных".

Сейчас ему важно было определить, какие причины побудили Казимировского к столь резкой смене поведения. Он стал отталкиваться от самой близкой темы и осведомился о роде занятий буйного сотрудника.

Кандидат психофизилогических наук, Казимровский появился в институте года два назад с амбициозными проектами. Он понравился руководству, предложив довольно перспективные разработки. Институт взял его в штат с проектом и выделил ему помещение под лабораторию, оборудование, деньги и подопытный материал. Казимировский заканчивал работу над диссертацией на тему "Когнетивное воздействие и управление коллективным поверхностным сознанием на примере мелких грызунов".

На дилетанский вопрос следователя, в котором он поставил под сомнение разумность крыс, Лебедев прочитал краткую лекцию.

— Поймите, — снисходительно хмыкнул профессор. — Когнитология и ней-ропсихология в области, которых работает Юлий Альбертович, стремятся на сегодняшний день перешагнуть провал между информационными и биологическими процессами, бурлящими в нашем непростом обществе. Необходимо срочно заполнить растущую яму, хотя бы перекинуть мосты. Для этого, используя парадигмы когнитивности, нам надо понять, каким образом человеческий мозг осуществляет функции переработки информации и каким образом искусственный интеллект, проще говоря, бытовой компьютер, может имитировать когнитивные процессы. Казимировский и пытается навести мосты. Для этого он собрал нейротрансмутатор, к которому подключает себя и подопытных крыс…

— Кстати, о крысах, — Шумилов ловко перескочил на другую тему. — Вы подали заявление о пропаже грызунов. Вряд ли этим займется прокуратура.

На такой отказ следователь получил порцию возмущения от Лебедева. Шумилов раздражался. Ему предстояло поменять профессию на крысолова. До чего дело докатилось. В отделе засмеют. Он недовольно кашлянул и, скрепя сердцем, принял тяжелую стезю.

— Вероятно, крысы разбежались по институту, после вчерашней потасовки, — следователь предпринял попытку замылить глаза директору на пустяковую проблему.

— Да что вы! Крысы сидят в клетках! Ну, одна, ну три… но сразу тридцать! Это уж чересчур! Господин следователь, — профессор состроил подозрительно-уличительную мину, мол, ты меня не проведешь. — Не надо делать из меня идиота. В любом случае, кто-то из сотрудников наткнулся бы на стаю сбежавших крыс.

— Простите, я не хотел, — виновато сказал Шумилов.

— Не удивлюсь, если их выкрали и везут контрабандой на продажу, — выдал экзотическую версию распылившийся профессор. — Например, в Латинскую Америку. Наверняка, помешательство Казимровского как-то связано с пропажей крыс. Бьюсь об заклад, это была отвлекающая инсценировка для кражи грызунов. — Еще нелепее объяснил Лебедев.

Шумилов в негодовании еле сдерживал себя, чтобы не вспылить, выслу-шивая галиматью профессора. Чуть не надерзил чересчур умному старикану. Шумилов терпеть не мог, когда в его дела начинают совать длинный нос и вести за него криминальное расследование. Тем более, в его присутствии.

— Эдуард Родионович, я прошу вас воздержаться от скоропалительных выводов, — вкрадчиво произнес следователь. — Пока я не закончу расследование, от вас только требуется содействие, а невмешательство.

— Да, да, каюсь — виноват. Хотел помочь вам, — неловко оправдался Лебедев.

— Профессор, я хочу осмотреть лабораторию Казимировского, — потребовал Шумилов, понимая, что со стариком более нечего обсуждать.

— Я как раз хотел вам предложить эту идею. Заодно познакомитесь с помощником Юлия Альбертовича, — профессор был рад сплавить из кабинета зануду следователя и заняться срочными делами.

Шумилов вопросительно взглянул на Лебедева.

— Он младший научный сотрудник, Егор Вильнев. Он ассистирует Казимировскому, — распознал молчаливый вопрос Лебедев. — Уверен, он поведает об этой истории намного больше. Тем более что Вильнев первый, кто столкнулся с Казимировским в состоянии аффекта.

Первый свидетель очень важная ниточка в деле. Сильная фигура в этой партии и возможность получить ценную информацию из первых уст. А уж коллега по работе знает столько, сколько не знают сотрудники всего института вместе взятые.

Молодой Вильнев низкорослый, темные волосы которого вились по-женски кудрями. В очках, с густой небритой щетиной. На нем балахоном висел заношенный халат, прикрывающий мятые джинсы, а летние сандалии не первый сезон стирали себе подошвы. Его беспричинная манера отворачиваться при разговоре или задирать взгляд к верху и переминаться с ноги на ногу раздражала Шумилова.

"Какой-то неврастеник, — с жалостью подумал Шумилов. — Видать сильно его покусал кандидат наук".

— Я смотрю, вам тоже досталось от вашего патрона,— заметил следователь сияющий лейкопластырь на лбу молодого человека и перевязанный палец на руке.

Тот смущенно посмотрел на бинтовую повязку.

— Да знаете ли, вчера с Юлием Альбертовичем случилась неприятная вещь…

Из разговора с Вильневым стали всплывать подробные обстоятельства вчерашнего происшествия. По просьбе Казимировского Вильнев ассистировал в очередном эксперименте. С его слов цель опытов сводилась к подчинению человеческим разумом стихийного и неуправляемого группового разума энного количества крыс. Для достижения поставленной задачи Юлием Альбертовичем был сконструирован субмезоновый матричный нейротрансмутатор. Как понял Шумилов, главное звено между человеком и грызунами.

Высокий, железный шкаф, дуги сверхмощных ферромагнитов, силовые кабеля, ложе для человека и вольер для подопытных крыс. Такова машина, название которой Шумилову было удобнее записать, нежели запомнить.

По показаниям Егора в ложе устроился Казимировский, а сам он следил за правильной работой нейротрансмутатора. Поначалу все шло гладко, Юлий Альбертович чувствовал себя в норме. Стая крыс действовала под его управлением слаженно, выполняя волю его разума. Но в какой-то момент опыта техническая неисправность дала о себе знать. Машина дала сбой, но не вышла из строя, перезагрузилась и снова в том же ритме заработала.

Тут-то начали происходить странности с Юлием Альбертовичем. Он сполз на пол, на четвереньках. Стал все подряд обнюхивать. Успел погрызть кабель, смотанный в бухту. Навести беспорядок на лабораторных столах. Его спонтанные действия ставили под угрозу работу дорогого оборудования. Вильнев не в состоянии был с ним совладать. Когда речь зашла о приезде бригады скорой помощи, Шумилов переключился на крыс. Он отошел от машины — техника его более не интересовала. Закрыл блокнот с пометками, щелкнул авторучкой и спрятал их в мягком кожаном портфеле. Следователь изъявил желание осмотреть помещение с клетками, где содержались животные.

— Скажите, в какой момент обнаружилась пропажа зверушек? — спросил Шумилов, прохаживаясь мимо пустых клеток с открытыми дверцами; он задерживался у каждой и внимательно осматривал их содержимое.

— Как только нам удалось усадить Юлия Альбертовича в машину и отправить его, я вернулся в лабораторию — клетки оказались пусты, — говорил Егор и одновременно поправлял повязку на пальце пропитанную разводами йода.

— В вольере тоже не оказалось крыс?

— В вольере? Да, я обыскал всюду…

— Во время вашего отсутствия двери в лабораторию были открыты? — Шумилов обернулся к позади идущему Вильневу — Потрудитесь посмотреть на меня.

— В такой суматохе. Кто будет думать об этом, — ассистент рассеянно смотрел на следователя, еле сдерживая на себе его изучающий взгляд.

— Кому могла прийти такая странная идея — стащить этих несчастных крыс?

— Что тут сказать, может, кто из сотрудников института зло пошутил.

— У Казимировского есть недоброжелатели?

— Я не настолько посвящен в его личную жизнь, чтобы…

— Что там? — неожиданно Шумилов указал в потолок

Вильнев непонимающе глянул наверх. Шумилов ловко засунул руку в клетку, схватил круглый предмет и спрятал в карман.

— Вентиляционная шахта, — удивленно поднял жирные брови Вильнев.

— Почему без решетки, не порядок. Ну, да ладно, пустяки.

Вильнев не нашелся что ответить.

— Бывали случаи, когда крысы пропадали или самовольно сбегали?

— Не припомню…

— Посвятите меня в ваши опыты. Какое они имеют практическое применение? — продолжал расспрашивать следователь.

— Был бы тут Юлий Альбертович, он бы подробнее изложил. Учимся контролировать групповое сознание крыс. Воздействуем на их стадное поведение. Видите ли, крыса коллективное животное живет в природе стаями. Чем больше крыс сконцентрировано в определенном месте, тем сильнее токи их группового сознания, тем легче подключится к нему. С одной, двумя крысами этого сложно добиться, — растолковал ассистент.

— Ну, а с тигром вы могли бы проделать такой фокус?

— Тигр не стадное животное, его сознание на порядок выше. Гипотетически возможно.

— А с человеком? — задал провокационный вопрос Шумилов.

Вильнев не разбирался в таких тонкостях, сославшись на авторитет Казимировского.

У дверей лаборатории следователь, что-то вспомнил и задал последний вопрос:

— Вы один смогли бы включить трансмутатор и провести опыт над крысами?

— Одному это не под силу, — ответил Егор Вильнев.

— Могу я предположить, что некто посторонний со знанием дела мог воспользоваться вашим изобретением.

— Исключено.

Казимировский и Вильнев поочередно подключались к машине, ставя в первую очередь над своим мозгом опасные опыты. Они учили разум, как учат детей ходить и разговаривать, распознавать биоэнергетические токи, исходящие от коллективного сознания подопытных животных. Неимоверным напряжением мысли учились внедряться в их сумбурный, беспорядочный разум. Исходили до умственного истощения в попытках упорядочить копошащееся, разбродное крысиное сознание. Выбивались из сил, ставя себя на грань потери рассудка, заставляя откликаться крыс на посылаемые команды, как целой группе, так и в отдельности каждой крысе без отрыва от стаи.

Шумилов сделал для себя определенные выводы, хотя и поверхностно представлял значимость экспериментов. Похоже, ученые достигли прорыва в дрессировке хвостатых на расстоянии. Вот тут у следователя возник любопытный вопрос, может ли любой подключиться к оборудованию и стать "крысиным поводырем", на что получил отрицательный ответ.

Так что же написать в рапорте? Как квалифицировать происшествие с Казимировским? Как несчастный случай на производстве? Перенапряг умственные силы и перегорел, как лампочка, сошел с ума.

Шумилов стоял в коридоре и, не отрываясь, следил за шваброй, гуляющей по полу, словно маятник. Половая тряпка оставляла влажные разводы на мозаичных плитах. Швабра замерла. Уборщица, пожилая женщина, настороженно посмотрела на мужчину в прокурорском костюме изучающего движения ее орудия труда.

— Тебе чего, милок?

— Вам крысы на глаза попадались?

— Кто, крысы? — бабка задумчиво оперлась на швабру. — Точно так, было такое.

— Так, так. Рассказывайте.

— Вечером такое приключилось. Поздно. Мою пол на третьем этаже. Коридоры у нас сами видите — широкие. Гляжу, что-то мохнатое вдоль плинтуса крадется. Батюшки, крыса! Я страсть как боюсь эту нечисть. С перепуга запулила в нее шваброй, — красноречиво рассказала уборщица в косынке.

— Попали?

— А то как же. Она пискнула и в обратную сторону сбежала.

— А вы?

— Я тоже, только в другую.

— Хорошо, полагаю это случилось вчера?

— Да что ты, сынок. В апреле, весной.

— Весной? Вы ничего не путаете?

— Я хоть и старая карга, но из ума не выжила. Я не дорассказала. Когда вернулась за шваброй, нашла на полу цветную, круглую бляшку, — закончила повествование бабуля.

— Круглую?.. — Шумилов вынул из кармана брюк похожий по описанию предмет. — Она?

— Она самая, только красная, с циферками.

— Фишка при вас? Бляшка, спрашиваю, при вас?

— А-а, нет. Завхозу отдала. Заодно и про крысу рассказала, пущай сам разбирается.

Уборщица окунула швабру в ведро с водой, да так неловко, что забрызгала следователю глянцевые туфли. Шумилов запрыгал в пляске, уворачиваясь от юркой швабры.

Для успешного расследования любой следователь превращаясь в крота, начинает копать улики и доказательства, выдергивать концы ниточек, чтобы распутать клубок. И Шумилов намеревался выудить их любой ценой. Он понимал, каждый эксперимент или опыты сопровождаются ведением журнала или дневника — кладезь улик для следователя. В быстром темпе он дошел до кабинета директора, где прижал старика к стенке. На просьбу ознакомиться с ними Лебедев отказал в резкой форме, сославшись на внутренний устав института, и прикрылся авторским правом. Шумилов вцепился в несговорчивого старикана и как следует, надавил, пригрозив уголовной ответственностью. Профессор сдался.

Получив желаемое, Шумилов отправился навестить спятившего Казими-ровского. Резвая служебная машина спешно доставила следователя во вторую психиатрическую клинику в пригороде.

Шумилов человек, самообладание которого не ставилось под сомнение. Профессия закаливает, а кого не закаливает — ломает. Но от того что он увидел в палате и услышал от медиков — мурашки забегали по спине. Казимировский изгрыз в палате все, что могло быть изгрызано. Превратил в ветошь смирительную рубаху, одежду, пастельное белье и занавески с окон. Из них соорудил себе норку — лежбище в углу палаты, где обнаженный спокойно отдыхал. Дошло до того, что Казимировский начал грызть голые стены. Санитары клиники догадались набросать ему плиты плотного картона и твердой пищи — свекольной ботвы и моркови.

— Он испражняется, по-мышиному, — сказал психотерапевт, желая подчеркнуть полное погружение и деградацию пациента до уровня инстинктов грызуна. — Феноменально, не правда ли? Отличный материал для новой научной работы.

— Вы хотели сказать по-крысиному, — привел более точное сравнение Шумилов.

— Один лапоть, у этого дяденьки острейшая форма шизофрении, — равно-душно сказал врач.

— Это окончательный диагноз? — задал вопрос Шумилов, держа кожаный портфель под мышкой.

— На неделе соберем консилиум, поставим диагноз и назначим лечение.

— Постарайтесь сохранить его здоровье.

— Что настолько все серьезно?

— Очень, доктор, очень.

— С ним можно поговорить или он невменяем? — для Шумилова разговор с Казимировским сулил бы новые предпосылки, от которых он мог отталкиваться в расследовании.

— На человеческую речь больной не реагирует, — обрубил всякие надежды доктор. — У пациента также наблюдается нарушение вербальной функции.

Самая главная ниточка в деле была оборвана, и связать оба ее распущенных конца, не представлялось возможным. Шумилова несколько разочаровало неадекватное поведение Казимировского. Но говорить, что следователя выбило из седла, было бы смешно. Для него, как и для любого человека, не боящегося трудностей, это принималось как вызов. Да и в глазах его не читалась растерянность. Только душевные переживания за сломанную судьбу человека.

В домашней обстановке, после ужина с женой и дочерью, Шумилов уединился у себя в комнате. Распечатал текст файла на бумагу. Расположился на тахте и принялся изучать записи эксперимента Казимировского.

 

"19 ноября, 18ч.07м. Четверг. Завершена окончательная сборка матричного нейротрансмутатора. Поменяли дуант ускоряющий нейротрон. Оказался бракованный. Настроили новый энцефалограф, присланный коллегами из Японии. Подключили к транслятору через мультидекодер. Все готово к работе. Тестовый запуск отложен на завтра. Я и мой ассистент с нетерпением ждем следующего дня".

"20 ноября, 12ч.37м. Пятница. Дурная голова покоя не дает. Это я про себя. Из-за своей забывчивости забыл поменять тугоплавкие вставки в электрической цепи высокого напряжения. Если бы не автоматы, большая часть дорогостоящего оборудования сгорела к чертям собачьим. Старый дурак! Пока бегали, искали, меняли — уйму времени потеряли…

Первый запуск выявил массу недоработок и недочетов при составлении схемы подключения. Это не катастрофично. Обычный рабочий момент. Все мы учимся на ошибках и промахах".

"15 декабря, 9ч. 31м. Вторник. Трансмутатор работает стабильно. Показатели алгоритмов в норме. Магниты откалиброваны. Алгоритмы и протоколы программы прописаны верно. На днях приступим к первому подключению".

"18 декабря, 14ч.18м. Пятница. Приступили к одновременному сеансу бомбардировки субмезонными пучками мозга двадцати крыс и мозга одного человека. Последний принадлежит мне, Казимировскому Ю.А. Егора я боюсь подпускать к ложу, пока не буду убежден в безопасности опытов для человека. Цель данного эксперимента состоит в фокусировании силы разума на групповом сознании грызунов. Уловить его в пространстве. Ничего не вышло. Зато мозг сдавило под тяжестью в десять атмосфер. Казалось, он скукожился до размеров кулака. Такая была невыносимая боль. Но это по первости, потом станет привычнее. Надеюсь".

 

Самонагревающаяся сковорода шкварчала взбитым омлетом. Она стояла на столешнице из мраморного камня и посапывала подсолнечным маслом, прогревая еще жидкий омлет. Шумилов нарезал ломтиками два спелых помидора и полоски ветчины. Забросил в уже схватывающийся омлет. Окропил горстью соли. Когда блюдо схватилось, взбрызнул лимонным соком.

После завтрака проводил жену на работу — дочь на сессионные экзамены. Звякнул шефу по айфону и предупредил, что на планерку не явится и задержится на часик. Шеф дал добро и осчастливил новостью. Ночью ограблен ювелирный магазин.

"Очередной камень в огород Желвакина, — с сарказмом заметил Шумилов. — Или на шею? Сломается. Вернемся к крысам".

Он присел в кухне за столик. И продолжил чтение увлекательных записей, допивая кофе.

 

"14 января, 15ч.00м. Четверг. Тяжело, очень тяжело. Тренировки и еще раз тренировки. Мы с Егором поочередно подключаемся к трансмутатору. Главное не спешить, иначе сгорит мозг. Научились фиксировать групповое сознание крыс в статичном состоянии. В следующий раз перенесем вольер подальше, в другое место. Необходимо отточить умение находить крысиное сознание в любой точке пространства и распознавать его среди других энергетических объектов. Крысы чувствуют себя нормально".

"26 февраля, 11ч.11м. Суббота. Эксперимент продолжается успешно. Определить сознание крыс в пространстве для нас не составляет труда, даже в динамическом состоянии. Психическое истощение нас не останавливает. Следующий этап эксперимента — овладеть способностью, внедряться в групповое сознание наших подопытных помощников".

"21 марта, 14ч.00м. Понедельник. Понедельник — день тяжелый. Дрессировка группового сознания крыс выматывает все душевные силы. Но мы не сдаемся. Оно кусается, огрызается и агрессивно сопротивляется нашему вмешательству. Мне стало дурно во время сеанса. Вызывали скорую. Вкололи какие-то ампулы. Чтобы привести меня в чувство. От госпитализации отказался. Нельзя прерывать эксперимент, когда мы в шаге от мирового открытия".

 

— Как продвигается крысиное дело? — с усмешкой спросил Желвакин; оба следователя пересеклись в прокуратуре. — Могу посоветовать тебе. Прикупи килограмм сыра и дюжину мышеловок. Тогда твое дело сдвинется с места.

"Тупица", — коротко охарактеризовал Шумилов своего коллегу.

Ему очень хотелось съездить по надменной физиономии Желвакина.

— Мои крысы, хотя бы, не обворовывают ювелирные лавки у меня под носом, — парировал Шумилов. — Я смотрю, твои подопечные вольготно себя чувствуют. Видимо понимают, что ими занимается профан.

— Ошибаешься, Евгений Валентинович, не мои клиенты, — Желвакин пропустил мимо ушей оскорбление о его работе. — Следов преступников в магазине не обнаружили. Зато нашли отпечатки лап и шерсть неизвестных животных.

— Желвакин, твое тупое остроумие также не блещет.

— Не веришь, загляни к криминалистам…

Шумилов сидел у себя и терялся в догадках. В руках он держал анализ следов обнаруженных на месте преступления. Там черным по белому было написано — отпечатки лап и ворсинки шерсти принадлежат животным класса млекопитающие из семейства мышиных. Ювелирный магазин не продуктовый, что там делали мыши или крысы? Он взял синюю фишку номиналом десять долларов — все приличные казино имеют свой логотип. Он задумался, крутя в пальцах вещдок. Связь. Нужно искать связь между фактами.

— Леночка, умница моя, здравствуйте, — заговорил по айфону Шумилов. — Как живете — не тужите?.. Ну, вы само очарование… Да пара пустяков. Скиньте в экономический отдел ребус. Пусть порыщут по городу на предмет подпольных казино. Нет, нет, облаву устраивать не нужно. А вот человечков поставить в самый раз, последить за одним типом. Фото я попозже скину... Ну, разумеется, куда же мы без вас женщин, пропадем. И еще одна просьба, скиньте на мыло адресок ювелирного… Да, того самого. Целую ручки.

Шумилов снял пиджак, накинул на спинку кресла. Закатал рукава наглаженной рубашки по локоть и приступил к муторной части работы — составлению отчетов и документированию дела.

Пробка на магистрали. Конец рабочего дня. "Рено" Шумилова плелся в табуне других машин, будто одряхлевшая кляча.

— "Черкес", — сказал в трубку айфона следователь.

— Опа, насяльника! Как ты мну насел? — прошепелявил удивленный голос с азиатским акцентом.

— Не задавай глупых вопросов. Я даже знаю, что ты сегодня на завтрак ел — лапшу "Доширак" и молочные сосиски, — сказал Шумилов.

— Хе, ну ты даесь, насяльника. От тебя ничего не утаись.

— Заткнись и слушай. За тобой должок висит. Будешь отрабатывать. Сегодня ювелирку почистили. Ты пошустри на черном рынке или в антикварке. Будут товар сливать. В общем, Что? Где? Когда? — смотрел такую передачу? — Шумилов поставил конкретную задачу осведомителю.

— Смотрел, насяльника. Сделаем.

— Профиль получишь на трубку. Пригодиться. Попробуешь трубку поменять — вылетишь пулей из страны.

— Сметено, насяльника.

— Заметано, болван китайский.

Вечером Шумилов перешагнул порог дома. Уф, отдых, покой, домашние лица милых женщин.

— Папуля, я в шаге от получения диплома, — дочь Настя обвила Шумилова шею тонкими руками и поцеловала его в щеку; ее изумрудные глаза излучали радость. — Сдала экзамен на отлично.

— Поздравляю. Надеюсь, ты пойдешь юристом в коммерческие структуры? Там хорошо платят, — Шумилов был озабочен выбором карьеры дочери.

— Нет, папа, я пойду по твоим стопам, — поставила жирную точку девушка. — В прокуратуру. Ты же сам меня научил — за справедливость надо бороться. — Она стояла у зеркала и расчесывала длинные, шелковые волосы.

— Да, научил… на свою голову, — без энтузиазма сказал Шумилов и распахнул пиджак. — Предчувствую, как преступный мир содрогнется и уйдет в подполье.

 

"9 апреля, 17ч.53м. Четверг. Передать всю бурю эмоций и ощущений не хватает ни простых слов, ни научных терминов. Нет таких. Ты как будто сам становишься крысой. Видишь окружающий мир ее глазами. Запахи становятся более красочными и разнообразными, будто читаешь аппетитную книгу. Обоняние обостряется так, что поначалу сталкиваешься с таким букетом ароматов, о которых не подозревал, будучи человеком. Слух! Давно у меня не было такого слуха! Для зрения не существует преград в темноте. Но и это еще не все. У меня сотни острых резцов и цепких лапок. Я цельный, гибкий и живучий организм, способный пролезть там, где человеку не под силу. Я — стая крыс".

"30 апреля, 21ч.03м. Пятница. Вернулся в лабораторию. Забыл ключи в кармане халата. Обнаружил возмутительную картину. Мой ассистент Егор Вильнев подключился к трансмутатору. Из транса вывести его не мог по причинам безопасности. В лаборатории не было ни одной крысы. Я прождал ни один час. Затем очнулся Вильнев. Я набросился на него и потребовал объяснений. В ответ я услышал невнятные отговорки. Разозленный, я категорически запретил Вильневу проводить сеансы одному, это может плохо кончиться для него и крыс".

 

Шумилов тихо сидел в одиночестве, размышляя над делом. Откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Со стороны такая отрешенность казалась бездействием отчаявшегося и запутавшегося в перипетиях дела следователя. Отнюдь. Его мысли были ясны. Их четкий, слаженный ход раскладывал по полочкам версии и варианты, сопоставлял факты, искал связующие цепочки и мотивы. Пазлы, этой на первый взгляд простой мозаики, не складывались в единый узор — не доставало отдельных фрагментов.

Он, словно паук, сплел ловушку из тонких паутинок, забился в уголок и замер в ожидании. У пауков, как и у следователей, терпения хватало с избытком. Оставалось ждать, когда по одной из прочных нитей побегут колебательные волны и задрожит в испуге сеть. И чуткий паучок молниеносно отреагирует на сигналы ловушки.

Минорным тоном мелодии выдал себя айфон. Шумилов не глядя на номер абонента, приложил аппарат к уху.

— Слушаю, — сухо без интонаций сказал он.

— Евгений Валентинович, здравствуй, дорогой. Как жив — здоров? — приветствовал мужской басистый голос.

— Борис Николаевич, — губы Шумилова расплылись в улыбке, щеки прорезали глубокие морщины; он узнал старого приятеля по рыбалке и охоте на уток. — Рад слышать. Чем обрадуешь?

— Ты просил казино пощупать? — напомнил Турманов.

— Просил. Что накопали?

— Нашли мы тут одного человечка. Засветился в одном казино. Играл в рулетку. Персонал и охрана опознали его на фото. Интеллигентный лох в очках. Судя по игре — профан и неумеха. Но самое интересное, казино это несколькими днями ранее аккуратно почистили, — Турманов и не подозревал, какую услугу оказал Шумилову.

— На какую сумму? — уточнил следователь.

— Немного, тысяч сто пятьдесят. Для прибыльного казино это семечки, за день наработают, — не сомневался в предприимчивости теневиков Турманов. — Но я сегодня дам команду прикрыть лавочку.

— Притормози, Николаич, — Шумилов привстал с кресла и отошел к окну. — Закрыть всегда успеешь. Твои соглядатаи еще на местах? Пусть попасут клиента.

— Тогда услуга за услугу.

— Проси чего хочешь.

— Бросай заниматься ловлей крыс. Поехали в выходные карпов на озеро удить, — Турманов озвучил ту плату, которая по его соображениям, он готов был принять от коллеги. — Я такую прикормку купил — закачаешься. Ушицу сварганим. Водочки тяпнем.

Несвоевременное предложение приятеля вносило беспорядок в планы Шумилова. Но отказывать хорошему человеку и ходить в должниках ему претило. Они договорились следующие выходные посвятить рыбалке с ночевкой.

Следователь Шумилов посчитал необходимым снова наведаться в институт нейрофизиологии. Но его интересовал не Егор Вильнев, а завхоз. В прошлый раз он не застал того на месте. Такой человек глаза и уши любого учреждения, он знает всех в лицо и все об этих лицах. Ну, или так думает, что знает.

Завхоз Буряк слесарил в подсобной мастерской, когда к нему проводили следователя из прокуратуры. Он стоял у шлифовального станка и затачивал железную пластину. В слесарном берете и грязном фартуке. Хрящеватый и мозолистый, с сильно выпирающим кадыком. Судя по черным пальцам, грязь на которых въелась в кожу, он ни на минуту не выпускал из рук инструмента, разве что на время обеда и сна.

— Чего вам? — равнодушно спросил завхоз и выключил станок.

— Сколько лет вы работаете в институте? — спросил Шумилов и сунул удостоверение тому под нос.

— Лет двадцать, — сипло ответил Буряк.

Не глядя в корку, он отошел к столу с большими тисками, взял мелкую наждачку и стал полировать пластину. Буряк настолько погрузился в дело, что не замечал следователи, будто того и вовсе не было. Шумилова это задело.

— Вы можете оторваться?

— Нет, не могу. У меня срочный заказ. Но уши мои не заняты. Говорите, что хотели, — с неприкрытым эгоизмом сказал Буряк и демонстративно сел.

Выдержке Шумилова надо отдать должное, он проигнорировал самодурство завхоза.

— Я расследую несчастный случай с Казимировским, — начал следователь. — Полагаю, вы в курсе.

— В тот вечер меня не было, если вы об этом, — Буряк обдул пластину струей воздуха изо рта.

— Я о Казимировском. Что он за человек? Какие слухи о нем ходят?

— Человек, как человек. Ничего неприличного о нем не скажешь. Добрый, радушный такой. Он часто ко мне заходил, когда бандуру для опытов собирали. Черт его знает, от чего помешался Юлий Альбертович. Видать на опыте повредился умом, — заключил завхоз. — Ни от кого не слышал плохого слова о нем.

— Он был азартен? Азартные игры его привлекали? Карты на деньги, рулетка…

— Хо-хо, ну вы скажите, товарищ следователь, — на лице Буряка выразилась насмешка. — Весь азарт, Казимировский вкладывал в свое изобретение. Он пропадал сутками в лаборатории. Племянник его тоже не любитель злачных мест и не транжира денег на развлечения. Откуда деньги брать, при мизерном окладе?

— Племянник? Чей племянник? — Шумилова, будто оса ужалила; он подскочил к Буряку, выдернул из рук деталь и угрожающе склонился над ним. Их лица оказались на ширине ладони друг от друга. — Я спрашиваю русским языком, какой племянник?!

Завхоз слегка опешил от такого напора, его спесь мигом улетучилась, и он без запинок ответил:

— Как чей, Казимировского. Егор Вильнев, племянник ему.

Шумилов отстранился с задумчивым взором. "И тот, и другой родственники. Интересная подробность".

— Вы следователь и не знали? — усомнился в Шумилове Буряк.

— Суть моей работы и заключается в том, что когда начинаешь дело, о человеке не знаешь ровным счетом ничего. Но собрав по крупицам факты, я могу рассказать такое, о чем подозреваемый и думать забыл, — ловко отразил выпад следователь. — Рассказывайте, почему Вильнев так странно обращается к дяде, и какие у них отношения между собой.

— Да, у Егора есть необъяснимая привычка в разговорах о дяде или с ним, звать его по имени, отчеству. Я ни разу не слышал, чтобы он называл Казимировского по-родственному.

Из повествования Буряка, выяснилось, что Вольнев сын троюродной сестры Казимировского. Она решила пристроить свое непутевое чадо к брату в институт, чтобы парень не болтался без дела после получения диплома. По доброте своей душевной Юлий Альбертович взял Егора под крыло, тем более что ему нужен был помощник. Завхоз охарактеризовал парня, как умного и способного, но себе на уме и скрытного юношу. Он иногда слонялся без дела и приходил к Буряку забить козла в домино.

Шумилов вручил завхозу жестянку, вытряс из него красную фишку рав-ную пяти долларам и оставил его в покое.

Еще немного и Вильнев бы заметил следователя. Егор вышел из лаборатории Казимировского. Провернул ключом замок. Шумилова осенила верная мысль — он затаился за колонной. Выждал. И последовал по пятам за ассистентом. Следователь не один раз терял из виду Вильнева сливающегося с сотрудниками института без дела болтающихся по коридорам. Находил и продолжал слежку. Шумилов на цыпочках прокрался в подвальное помещение, походившее на катакомбы с запутанной сетью проходов. Вильнев открыл одну из дверей и заперся изнутри. Осторожно подойдя, Шумилов прислушался, прислонив ухо к двери. Было тихо. По своим личным соображениям он не стал стучать или дожидаться Вильнева.

Завидев у дверей лаборатории следователя из прокуратуры, Вильнев сбавил ход и, хотел было куда-то скрыться. Пристальный взгляд серьезных глаз Шумилова, словно магнит, притянул молодого человека к нему. Тот нехотя приблизился.

— Вы нашли крыс? — ничего глупее от сконфуженности не мог придумать Вильнев.

— Нет, а вы? — следователь тоже напустил дурачка.

— Я? Зачем мне?

— Вас должна интересовать судьба ваших крыс, тем более, судьба вашего дяди, — с умыслом сказал Шумилов.

— Дядя? Ах, дядя. Юлий Альбертович.

— Почему так фамильярно? У вас с ним натянутые отношения? — Шумилов и Вильнев продолжали стоять у дверей; юноша, либо по бестолковости, либо нарочно не открывал их.

— Думаю, из уважения к нему. Он мне больше чем дядя. Его это никогда не смущало, — правдиво ответил Вильнев.

— Егор, вы азартный человек? Любите поиграть на деньги? — Шумилов задал провокационный вопрос и стал следить за реакцией собеседника.

На лице Вильнева стали сменяться то хмурость, то смятение, то переживание и борьба эмоций, выразившаяся в покраснении ушей и щек.

— На деньги? Я толком-то играть не умею, — вяло ответил он.

— Вы посещаете казино? В рулетку, покер играть умеете, — добивал следователь.

Тут Вильнев нашелся что сказать.

— Думаете хитрее меня. В городе нет легальных казино, нет. И, разумеется, я там не был по определению, — гордый своей находчивостью, он раздраженно достал ключ из халата, нервно открыл замок и, прежде чем плотно прикрыть дверь, выкрикнул. — Не был!

Шумилов не простой паук — пук-ловец, умелый охотник. Бездарный хищник долго не протянет. Он должен уметь заставлять жертву идти к нему в лапы. Мало было заставить ее совершить ошибку и угодить в капкан, пленника надо оплести, окутать прочной сетью, прежде чем вонзать хилицеры в его нежное тело.

 

 

"Я не знаю, какой сегодня день… или ночь? К дьяволу. Для меня все едино. И свет и тьма. Время суток? Для меня больше не существует таких измерений. Я вне его. Я вне тела. К черту, это старое, дряхлое, закостеневшее и больное тело. В нем как в жестяном скафандре чувствую себя отвратительно. Скорее бы пришел Егор и я снова освобожусь из тела, хотя бы на время. Теперь с этим покончено. Нет никаких досаждающих преград, есть только свободный и здоровый разум. Разум, подчинивший себе более гибкое, неуловимое и постоянно обновляющееся тело. Тело, которое нельзя истребить или поймать одним махом. Ведь я единое целое и в тоже время отдельная особь целого. Я новая форма жизни. Я — стая крыс".

 

Прошла вечность. Шумилов с нетерпением ждал важного звонка. Не находил себе места и ругал "Черкеса" на чем свет стоит.

— Слишком медленно работаешь, — пожурил Шумилов, когда осведомитель соизволил выйти на связь. — Теряешь былую хваткость.

— Прости, насяльника. Сдали, когда лыба клюнет.

— Как улов? — в предвкушении спросил Шумилов.

— Насли одного балыгу. Ему пелстень и блошку с камесками толкнули. Похосе на товал с ювелилного.

Шумилов давно работал с китайцем и привык к его ломаному русскому, от которого любой другой прыснул бы смехом.

— Слушай внимательно. Сейчас я вышлю оперативную группу, будем брать перекупщика. Они подберут тебя по пути. Диктуй адрес.

— Э-э-э, насяльника, мы так не договаривались…

— Не выделывайся, а то пришлю ребят из экономического проведать твою подпольную фабрику, — пригрозил следователь.

— Эх, насяльника, злой ты человек, однако…

Буквально в течение часа полутора барыгу доставили в прокуратуру, где его нежно помариновали. Сотрудники ограбленного магазина опознали свой товар. Все нити, умело сплетенной паучьей сети, пришли в движение. Паук учуял, откуда исходят колебания запутавшейся жертвы. Ему оставалось наброситься на нее и еще туже опутать нитями.

Следующим днем, поздним утром, когда солнце высоко поднялось над городом, Шумилов в сопровождении наряда полиции появился в институте. В портфеле лежали ордера на арест и обыск, развязывающие ему руки.

— Какое отношение наши сотрудники имеют к грабежам?! Голубчик мой, это полный вздор! — Лебедева начали мучить плохие предчувствия; если все подтвердится, пятно позора ляжет на институт, а его попросят по собственному желанию. Он уже подумывал положить валидол под язык.

— Потерпите, профессор, — спокойно сказал Шумилов. — Я в вашем присутствии допрошу подозреваемого, и все встанет на свои места.

Под конвоем привели Вильнева и усадили напротив следователя. Бледный, как поганка, и зажатый в движениях он потупил взор, не смея глядеть на других. Сотрудник прокуратуры установил камеру на треножник и навел ее око на подозреваемого.

— Запись пошла, — он включил камеру.

Допрашиваемого попросили представиться. Вильнев робко ответил.

— Егор Федорович, вы обвиняетесь в ограблении нелегального казино и ювелирного магазина. В запрещенных азартных играх на территории казино и сбыте краденых драгоценностей, — зачитал его грехи Шумилов.

— Я… ничего я не крал, — не поднимая глаз, вяло сопротивлялся Вильнев. — Ничего не докажите.

— Понятно, добровольно сознаваться не желаем, — сказал следователь и вынул из портфеля первую улику.

На стол легла синяя фишка.

— Эту фишку я обнаружил в крысиной клетки вашей лаборатории. А эту, — он положил вторую фишку. — Обронила крыса в коридоре.

Другой вещдок — прозрачный пакетик был извлечен и лег рядом с другими уликами.

— Ворсинки шерсти из магазина, — Шумилов следом вынул бумаги и сунул в глаза Вильневу. — Анализ ДНК подтверждает, что шерсть принадлежит крысам. Кстати, на погрызенных проводах сигнализации и видеокамер остались четкие отпечатки зубов крыс. Персонал казино и перекупщик опознали вас. Вам есть, что сказать на это?

Егор Вильнев тупо отмалчивался.

— Молчание — золото, но не в вашем положении, — намекнул Шумилов. — Хорошо, я начну за вас. Судя по дневнику Казимировского, вы научились внедрять свой разум в сознание крыс и управлять их стаей с помощью трансмутатора. В конце апреля ваш дядя застал вас в лаборатории. Вы самостоятельно подключились к машине и увели крыс в неизвестном направлении, хотя в разговоре со мной утверждали, что один человек не способен это проделать. Именно в этот день было ограблено казино, которое вы позже посетили и бездарно спустили награбленное.

— Боже мой, боже мой, — сокрушался Лебедев. — Как вы могли, как вы по-смели. Вы меня под монастырь подвели. — Он положил в рот таблетку.

— Таким же способом вы обокрали магазин и сбыли часть краденого. Я знаю, где вы прячете остальное. Но главное, я знаю, где вы прячете своего дядю, — непосвященный в дело расценил бы слова Шумилова безумием, но следователь сознательно пошел на риск, ведь он еще не был в той комнате и мог ошибаться. — В подвале, в боксе номер семнадцать. После разговора мы все туда спустимся и проведем обыск на ваших глазах.

— Простите, — вмешался обескураженный профессор. — Но Юлий Альбертович, по моему разумению, лежит в психиатрической больнице.

— Не совсем так, профессор, — уклончиво ответил следователь.

Вильнев заметно раскис, его охватила дрожь, очки съехали на кончик носа. Видя задавленность подозреваемого, Шумилов смягчился. Он налил из графина стакан воды и протянул со словами:

— Выпейте, и облегчите свою душу признанием.

— Я не грабил магазин, — сказал Вильнев, осушив стакан. — Это сделал Юлий Альбертович.

— Вильнев! — вскочил на ноги Лебедев.

— Профессор! — Шумилов взглядом заставил сесть директора и замолчать.

— Вы почти все правильно рассказали, — продолжил Вильнев. — За исключением некоторых деталей, о которых не имеете представления. Потому неверно истолковали наши действия. Все началось в тот день, когда Юлию Альбертовичу во время сеанса стало плохо. Врачи привели его в чувство, но бросить научные исследования он наотрез отказался. Он поддался на мои уговоры, сходить на обследование. Когда вернулся — был сам не свой. Не находил себе места.

Вильнев попросил еще воды. Шумилов услужливо наполнил стакан. Юноша взял стакан и задумался над ним.

— Юлию Альбертовичу поставили приговор — саркома головного мозга, запущенной четвертой стадии. Процент выживаемости низкий. Дорогостоящие операции делаются в Японии или на западе. Юлий Альбертович, смирился с тем, что его дни сочтены. Мне категорически запретил рассказывать о его смертельной болезни. Чтобы не тратить время на лечение, он продолжил исследования, хотел успеть многое перед смертью.

Вильнев допил и отставил граненый стакан. Устало откинулся назад, снял очки и помассировал глаза с красными обводами.

— Я хотел помочь. Тогда у меня созрел план. Ограбить казино, используя крыс. Магазин я тоже намеревался обчистить. Но в тот злополучный вечер случилась всем известная история. Невероятно звучит — разум Юлия Альбертовича застрял в крысиной стае. Он полностью вытеснил коллективное сознание, заняв его место. Их сознания поменялись местами. Теперь у Юлия Альбертовича иное тело. Поняв, что ничего не исправить, он решил раздобыть деньги известным вам способом. Мы хотели уехать и затеряться в глубинке.

— Так где прячется дядя? — Шумилов хотел услышать правильность своей догадки.

— Там же, где и драгоценности — в семнадцатом боксе.

— Как вы общаетесь с дядей?

— С помощью разных знаков и жестов. Мы друг друга понимаем.

Разговор продолжался еще долго.

"Это абсурдное дело развалиться, не дойдя до суда" — предрек судьбу расследования Шумилов. Кого сажать — крыс? Спятившего Казимировского? Или заигравшегося в рулетку пацана? Как в воду глядел. Через несколько дней во второй психиатрической клинике от саркомы мозга скончался Юлий Альбертович. А еще через семь месяцев Егор Вильнев и его дядя переехали в Латинскую Америку и затерялись на просторах огромного материка.