Беглец

Лучи бледного рассветного солнца играют на моих ресницах. Еще толком не проснувшись, я закрываю лицо ладонью от света и хочу перевернуться на другой бок, но понимаю, что сижу в кресле. Потянувшись, открываю глаза и оглядываю комнату. Стоит ранее утро, когда дом обыкновенно погружен в сонную тишину. В косых лучах солнца, падающих из окна, висят пылинки. Контуры предметов очень мягкие и кажутся размытыми, словно окружающий мир написан акварелью. Стекла фоторамок отбрасывают блики, создавая причудливый узор на стенах. Больше всего на свете я люблю хрустальную легкость первых утренних часов. Настолько хрупкую, что любой неосторожный звук способен разрушить ее магию. Делаю глубокий вдох. Но почему я спал в кабинете? Совершенно не помню вчерашний день. Должно быть, увлекся чтением и задремал, а Аня не стала меня будить.

На цыпочках крадусь в ванную комнату. Только бы Ринго не залаял и не разбудил Аню! Мне нравится смотреть, как она спит, пряча лицо под одеяло, а ее непослушные русые локоны лежат на подушке, словно золотые нити. Открываю холодную воду, чтобы освежиться, и замечаю, что у меня грязные руки, под ногтями земля. Разве я вчера копался в саду? Ничего не помню! Тщательно мою руки и лицо, потом заглядываю в зеркало. Оттуда на меня смотрит сонный человек в дурацком костюме. Стоп! Почему на мне костюм? Я терпеть их не могу, а с галстуком на шее чувствую себя висельником. Последний раз одевался подобным образом на свою свадьбу. Почему же сейчас стою здесь в каком-то мятом черном костюме с белой рубашкой и черным галстуком. Черт знает что! Самое ужасное, что я ничего не помню. Амнезия?! Не важно, высплюсь, а потом разберусь во всем.

Скидываю ужасный костюм, оставляя его валяться прямо на полу, переодеваюсь в привычные джинсы и футболку, а затем отправляюсь в спальню, чтобы, обняв Аню, погрузиться в приятный утренний сон. Но к моему удивлению, комната оказывается пустой. Двуспальная кровать аккуратно заправлена, и застелена цветастым покрывалом. Странно. По сердцу пробегает неприятный холодок. Должно быть, жена решила встать пораньше, чтобы закончить платье и показать его заказчице уже на этой неделе. Я громко зову Аню по имени и замолкаю в ожидании ответа. Секунда, другая, третья… тишина. Ринго тоже не слышно. Вокруг полное отсутствие каких-либо звуков. Мне это совершенно не нравится, но я успокаиваю себя тем, что, возможно, Аня и Ринго крепко спят внизу и просто не слышат меня. Быстро спускаюсь по лестнице и одну за другой обхожу все комнаты. Никого. Теперь я всерьез начинаю беспокоиться. Куда они могли уйти? Неужели Аня повела Ринго на прогулку в такую рань. Я медленно направляюсь ко входной двери. В голове рой мыслей. Судорожно пытаюсь вспомнить, что мы планировали на этот день, но осознаю, что не знаю, какое сегодня число. Краем глаза замечаю на полу шлейку Ринго. Аня не могла уйти гулять без нее. Тревога в душе нарастает, но мне удается ее сдержать. Зачем я паникую, нужно просто позвонить. Где мой мобильный? Оглядываюсь по сторонам. Нет, сейчас я не готов тратить время на его поиски. Подхожу к городскому телефону, быстро набираю номер и жду. Тишина. Что такое? Кладу трубку, а потом снова поднимаю. Гудков нет. Телефон сломался? Что происходит?! Подбегаю ко входной двери, дергаю за ручку. Заперто. Беру со столика ключи. Вставляю ключ в верхний замок, поворачиваю три раза, дергаю за ручку. Заперто. Беру другой ключ, вставляю в нижний замок, поворачиваю и с силой дергаю ручку на себя. Дверь не открывается. Я начинаю паниковать и несколько раз дергаю за ручку, прикладывая все свои силы, но дверь не поддается. Что здесь происходит?! Меня мгновенно охватывает паника, и я принимаюсь дергать дверь, пока не вырываю ручку с корнем. Отбрасываю железку в сторону, и она с грохотом падает на пол. Начинаю громко звать на помощь и колотить руками по двери, но снаружи полная тишина. Делаю пару глубоких вдохов и выдохов. Паникой делу не поможешь. Внезапно меня осеняет — зачем дверь, если есть окно. Я подбегаю к узкой оконной раме слева от двери и пытаюсь открыть окно. Не выходит. Выглядываю на улицу, но вместо привычного пейзажа вижу лишь мягкий свет, которым заполнено все пространство. Да что же это! Хватаю табуретку и с силой швыряю в стекло. Раздается звон, табуретка отскакивает и валится на пол, а на стекле ни царапины. В ужасе я делаю пару шагов назад и сажусь прямо на журнальный столик. Это невозможно! Такого просто не может быть. Вероятно, все происходящее со мной — это сон. Да, кошмарный сон и мне нужно проснуться. Я щипаю себя за руку, но не чувствую боли. Видимо, слишком крепко заснул. Значит, мне нужно… мне нужно… Других способов проснуться я не знаю. Возможно, стоит окунуться в холодную воду. Нет, я уже умывался и это не помогло. Лучше поднести руку к пламени. А чем это лучше? Я лихорадочно пытаюсь придумать способ проснуться и, в конце концов, решаю пойти наверх и лечь спать. Клин клином вышибают, так что да, это должно помочь.

Быстро поднимаюсь по лестнице на второй этаж, захожу в спальню, сбрасываю покрывало на пол и ложусь на кровать прямо в одежде. Нужно прекратить этот кошмар. Я закрываю глаза, но мне совершенно не хочется спать.

Ты должен, ты должен!

Я переворачиваюсь на живот и, зарывшись лицом в подушку, тотчас улавливаю приятный аромат Аниного крема. Она каждый день наносит его на лицо, поэтому все ее вещи источают нежный аромат лаванды. Этот запах уже давно стал для меня родным, он ассоциируется с домом, теплом, всем хорошим, что есть у меня в жизни. Я улыбаюсь и тотчас проваливаюсь в сладкую дрему.

Солнечный свет больно бьет по глазам, закрываю их рукой и пытаюсь перевернуться на другой бок, но мне мешает подлокотник кресла. Сон мгновенно покидает мой разум. Я открываю глаза, выпрямляюсь и осматриваюсь. Вокруг та же обстановка, что и вчера, и на мне опять ужасный черным костюм. Я смотрю на свои руки — они в земле, как и вчера. Или не вчера? У меня нет чувства времени. Я громко зову Аню, потом Ринго, но никто не откликается. На уши давит непроницаемая тишина. Сбрасываю пиджак и галстук, закатываю рукава у рубашки. Так лучше. Затем встаю и обхожу дом, заглядывая в каждую комнату. Все по-прежнему. Даже ручка, которую я вчера вырвал снова на прежнем месте. Кажется, ничего не изменилось, кроме одного — у меня на душе невероятно тоскливо. И я абсолютно уверен, что это чувство появилось еще до моего пробуждения. Останавливаюсь. Тяжелая, удушливая тоска давит на плечи. Кажется, моей душе теперь тесно внутри и она хочет вырваться наружу. И еще кое-что. Чувство, бумерангом вернувшееся из далекого детства, когда я плакал во сне, и после пробуждения мне казалось, что душа мокрая. И сейчас я чувствую тоже. Странно. Подхожу к окну и выглядываю на улицу. За стеклом лишь мягкий свет и пустота. Я дышу на оконное стекло, но от моего пара на нем начинают образовываться снежные узоры. Трогаю их пальцем. Сахарная пудра?! Это невозможно! В мою голову постепенно начинает закрадываться подозрение, что все вокруг не реально. Я еще раз осматриваю окружающую обстановку и на это раз замечаю, что все выглядит необычно. Во-первых, везде очень чисто. Ни пыли, ни собачьей шерсти, даже отпечатков пальцев на стеклянных поверхностях. А во-вторых, чего-то явно не хватает. В нашем доме гораздо больше вещей, чем здесь. Я подхожу к журнальному столику и пару секунд смотрю на его гладкую поверхность. Он точно был не пустой. Но что на нем лежало, я не помню. И как ни стараюсь, ничего не приходит на ум. Странно. Хотя чему я удивляюсь? Человек многое видит, но почти ничего не замечает и тем более не запоминает. Надо признать, большинство из нас скорее Ватсоны, чем Холмсы. Каждый день я проходил мимо этого столика, сидел на диване рядом с ним и смотрел телевизор, но так и не смог запомнить, что же лежало на нем. Видимо, причина в том, что между мной и этим предметом нет никаких связей. Я отлично помню, как у нас дома появилась та высокая стеклянная ваза. Аня заметила ее в местном магазине и долго уговаривала купить, а потом мне пришлось несколько километров тащить эту стекляшку до дома. А с предметом, лежавшим на журнальном столике, у меня не было связано никаких воспоминаний. Пусть и реально существующий, для меня он на самом деле всегда представлял собой пустоту.

Я сажусь на диван и погружаюсь в раздумья. Что же со мной произошло? Первое, что приходит на ум — я умер. Пару секунд пробую мысль на вкус. Нет, не верится. Я не чувствую себя мертвым, хотя и не знаю, каково это. И вокруг ведь не небеса! Тогда возможно я в коме. Это еще глупее! Я же не в фантастической мелодраме. Но что в таком случае со мной произошло, почему я оказался оторван от внешнего мира? Перед моим внутренним взором проносится несколько возможных сценариев — шизофрения, редкое нарушение сна, новая загадочная болезнь…Неожиданно меня охватывает ужас.

Аня! Если я действительно оказался заперт в какой-то иной реальности, значит, жена осталась одна. Она не знает, что со мной и будет переживать, а кардиолог категорически запретил ей волноваться. А если приступ?! Кто вызовет скорую помощь? Мы же живем одни! Конечно, мама заглядывает иногда, но не каждый день. Господи!

У меня потеют ладони и начинают дрожать руки.

Ладно, приступ — это маловероятно, ведь она регулярно ходит ко врачу и принимает лекарства.

Делаю несколько глубоких вдохов, но мысли, как потревоженные пчелы, непрерывно жужжат, не давая успокоиться.

Вдруг Ане понадобиться помощь? Отвезти что-то тяжелое или починить поломку или… что угодно. А меня нет рядом! Конечно, она может попросить моего брата… Нет, только не его! Он совершенно безответственный. Нет, я непременно должен выбраться из этой ловушки!

Вскакиваю с дивана.

Неважно, что со мной случилось, я не могу оставить Аню одну! Нужно срочно вернуться обратно!

Бросаюсь ко входной двери и снова пытаюсь ее открыть. Ничего не выходит.

Проклятье!

Мечусь из стороны в сторону, не зная, что предпринять. Наконец, снова сажусь на диван. Ощущаю слабость, хотя совсем недавно проснулся.

Спокойно, все поправимо, повторяю я себе и сам же не верю своим словам. Пару минут сижу без движения, уставившись в одну точку, затем встаю и принимаюсь бесцельно бродить по дому. Я хожу из комнаты в комнату, притрагиваюсь к предметам, смотрю на фотографии, вспоминаю. Больше всего на свете мне хочется оказаться рядом с Аней. Очевидно, без нее моя жизнь не имеет никакого смысла. Я чувствую себя совершенно потерянным.

В гостевой комнате на диване лежит еще не законченная вышивка. Я провожу пальцами по мягким стежкам, и перед моим мысленным взором возникает чудесная картина. Аня вышивает, сидя на диване и укрыв ноги пледом. На ее лице серьезная сосредоточенность, которая всегда казалась мне очаровательной. Рядом похрапывает Ринго, положив круглую голову на ее ноги. Мою душу железными тисками сдавливает тоска.

Как бы мне хотелось, чтобы Аня была рядом! Я должен выбраться отсюда! Словно пес на цепи, скриплю зубами от бессилия. Что же делать?

Проходя мимо двери в подвал, я впервые за это время слышу какие-то звуки. Останавливаюсь. Не показалось ли мне? Прислушиваюсь. Из глубины подвала действительно доносится шум. Ненадолго задерживаю дыхание, пытаясь что-то разобрать. Снизу звучат скрипы, завывание и странный зловещий шепот. Прислоняю ухо к двери и кожей ощущаю исходящий от нее холод, словно я стою на сквозняке. Мой пульс учащается. На лбу выступает испарина. Не могу объяснить причину, но мне становится не по себе. Даже будучи ребенком, я никогда не боялся подвалов, но это место внушает мне почти животный страх. Темная древесина, из которой сделана дверь, кажется, пытается меня поглотить. Краем уха я улавливаю шорох. Он мне очень знаком. Это же шаги! Кто-то поднимается по лестнице. Нет, не может быть! Страх сковывает мой разум. Я делаю шаг назад и в этот миг по двери словно ударяет кувалда, стены дома начинают вибрировать, а дверь покрывается трещинами.

Что за черт!

В ужасе я бросаюсь к комоду и придвигаю его, закрывая вход в подвал. Кто бы там ни прятался, он не сможет выйти наружу. Быстро поднимаюсь на второй этаж. Чем дальше я ухожу от подвала, тем легче делается на душе. В кабинете страх совсем отступает.

Глупые фантазии! Мне просто показалось.

Еще раз осматриваю комнаты на втором этаже, затем захожу в спальню и ложусь на кровать. Долго смотрю в полоток, не замечая, что уже давно сплю.

Утро. Прищурившись, смотрю на окно, через которое мне в глаза светит солнечный луч. Мне даже не нужно осматриваться, чтобы все понять. Кабинет, кресло, костюм — все по-прежнему. На душе тоскливо. С трудом поднимаюсь и, волоча ноги, выхожу в коридор. Пустота. С каждой минутой я все отчетливее осознаю весь ужас моего положения. Я заперт здесь и понятия не имею, как буду выбираться. А что еще хуже, рядом нет Ани. Я могу просуществовать в разлуке с ней день, от силы два, но дальше это становится невыносимо. Невыносимо! Но что это?

Я улавливаю сильный аромат лилий, идущий с первого этажа. Почему лилии? Кажется, мы никогда не приносили домой эти цветы из-за их сильного запаха. В нашем саду летом их заменяют альстромерии, а осенью — гладиолусы. Странно. Для меня лилии всегда ассоциировались с церковью. Да, обычно в храме пахнет ладоном и воском, но в мой самый первый визит было Благовещенье, и церковь украсили белыми лилиями. Я помню, как этот аромат заполнил собой высокие своды, с которых на меня смотрели торжественные и одновременно печальные лица святых. Качаю головой, прогоняя непрошенные воспоминания. Спускаюсь на первый этаж. Запах усиливается. Подойдя к подвалу, замираю и в ужасе смотрю на множество глубоких трещин, испещривших не только дверь, но и комод, который я вчера к ней придвинул. Кажется, нечто хочет выбраться оттуда. Принюхиваюсь. Определенно, аромат лилий исходит из подвала. Мне снова становится не по себе, и я скорее ухожу подальше от этого места.

В остальном, дом выглядит по-прежнему. Вылизанным и пустым. Мне категорически не нравится такое положение дел. На душе очень тяжело. Где же выход? Возможно, ключ к моей свободе спрятан где-то в доме и мне просто нужно его отыскать. Снова принимаюсь бродить по комнатам. Захожу в библиотеку, беру с полки книгу и открываю на произвольной странице. Около секунды я смотрю на текст, а затем он приходит в движение. На моих глазах буквы быстро ползут вниз и падают на пол. Я трясу книгу, и из нее, как снег, высыпаются тысячи букв, пока все страницы не остаются полностью пустыми. Беру с полки другую книгу. С ней происходит тоже. Какая странная метаморфоза! Но эта загадка недолго занимает мой разум и мысли снова возвращаются к гнетущей тоске, заполнившей душу. Я делаю глубокий вдох, пытаясь отвлечься. Замечаю на столе несколько чистых белых листов. Беру ручку и пишу: "Что здесь происходит?" Но вместо этих слов моя рука выводит дату: "24 августа 2015 года". Пару секунд молча смотрю на текст. Почему я это написал? Напрягаю память, пытаясь вытащить наружу хотя бы одно событие того дня. Но мозг отказывается подчиняться. Тогда я возвращаюсь к более раннему времени и по одному возвращаю к жизни каждый августовский день. Первого августа мы с Аней весь день занимались клумбами и грядками, а вечером смотрели старую комедию про собаку. Второго числа мы были дома, играли в настольные игры, а потом мыли Ринго. Третьего я проводил фотосессию для одной семейной пары, а Аня нашла на барахолке виниловую пластинку, на которой был записан "Белый альбом". Я могу вспомнить хоть что-то про каждый день, но вместо 24 числа в моей голове белое пятно. 25 тоже погружено в пустоту, как и все последующие дни, словно время остановилось. Вся моя сущность почему-то противиться воспоминаниям об этом времени, и я бросаю это дело.

Перехожу в гостиную. Из щели в задернутых тяжелых шторах просачивается солнечный луч и падает на старый деревянный шкаф. Замечаю на поверхности дверцы какой-то бугорок. Проходит секунда и он начинает увеличиваться и превращается в тоненькую веточку. Она растет, тянется к свету. Появляются почки, а затем и маленькие зеленые клиновые листья. Подхожу ближе и прикасаюсь к молодой древесине. Невероятно!

Внезапно меня осеняет догадка, такая простая и очевидная. Я заперт внутри собственного разума! Каким-то непостижимым образом я увяз в своей голове. Это все объясняет, кроме одного. Почему я не могу выбраться? Если я сам управляю ловушкой, то и ключи от нее должны быть у меня. Или нет?

Я совершенно растерян и сбит с толку. Зачем я запер себя здесь? Что за глупая прихоть! Злюсь на самого себя. Да, я понял, что со мной произошло, но легче не стало. Где искать выход неизвестно и в душе тоска. Кажется, больше в этом мире не осталось ничего. Повсюду запах проклятых лилий и мне становится тяжело дышать. Пытаюсь открыть окно, но оно не поддается. Воздух становится густым и с трудом проникает в легкие. Сажусь на диван. Силы покидают меня. Воздух стал таким плотным, что я могу взять его в ладонь. Пытаюсь вдохнуть…

Не могу точно определить, когда проснулся. Возможно, я вообще не спал. Стоит раннее утро. Дом наполнен тишиной. Я сижу в кресле в черном костюме и ощущаю физическую боль. Душа кровоточит, невидимые раны пульсируют. Я прислоняю руку к сердцу, пытаясь успокоить пульс. Ничего не выходит. С трудом поднимаюсь на ноги, и спускаюсь на первый этаж.

Замечаю, что теперь не только дверь в подвал и комод, но и стена дома покрыта паутиной глубоких трещин. Но разве это имеет значение? Прохожу мимо.

Оказавшись в прихожей, я замечаю разбитую вазу. Осколки разбросаны по полу, как лепестки черемухи. Я наклоняюсь и поднимаю большой фрагмент. Обычный хрусталь, с которым не происходит ничего не обычного. Кладу осколок обратно и вижу несколько кровавых следов, ведущих из кухни. Замираю в ужасе. Что это значит? Собираюсь с силами и подхожу ближе. Не похоже на кровь. Я принюхиваюсь. Вино! Иду по следам на кухню и нахожу там разбитую бутылку красного. Странно, но это зрелище заставляет мое сердце испуганно сжаться. Мне становится тяжело дышать, и я быстро выбегаю из кухни. Это просто разбитая бутылка, ничего больше. Но страх не уходит. Напротив, он усиливается и затуманивает мое сознание. Делаю несколько глубоких вдохов. Лучше подняться на второй этаж. Я разворачиваюсь и иду к лестнице. Около двери в подвал замечаю несколько маленьких листочков бумаги, раскиданных по полу. Еще пару минут назад их тут не было. Поднимаю записки и читаю одну за другой. Фрагменты мозаики собираются в цельную картину.

"Соболезную Вашей утрате". "Нам очень жаль". "Это ужасная потеря".

У меня обрывается сердце. Соболезнования, на мне черный костюм, значит, кто-то умер. Кто-то… В глубине души я уже все понял.

Нет! Этого не может быть!

Из-за двери подвала до меня доносятся голоса, повторяющие слова утешения, словно заезженная пластинка. Меня охватывает паника, я бросаю бумажки на пол и опрометью бросаюсь на второй этаж. Плотно закрыв дверь спальни, забиваюсь в дальний угол и закрываю уши руками, чтобы спрятаться от голосов, которые теперь слышны и здесь.

Нет, я не верю. Я не верю!

Но реальность не внемлет моим словам, старательно разрушая преграды, возведенные мною. По стенам дома проходит рябь. Половицы дрожат. Я боюсь, что вот-вот вспомню все произошедшее 24 августа.

Нет, я не хочу возвращаться, не хочу ничего вспоминать! Лучше я останусь здесь, ничего не помня и не чувствуя. Мой взгляд бессознательно скользит по комнате. В глаза бросается траурная ленточка у двери. Я зажмуриваюсь.

Хватит! Уходите! Оставьте меня в покое!

Я всеми силами пытаюсь вернуть то начальное состояние беспамятства, но реальность опутывает меня своими щупальцами. В комнате, словно раскаты грома звучат голоса мамы, брата, моих друзей:

— Нам очень жаль. Ужасная потеря. Держись. Жизнь продолжается.

Я вскакиваю на ноги и кричу в пустоту:

— Будьте прокляты со своими соболезнованиями!

Я испытываю яростную, почти звериную ненависть ко всем сочувствующим. Пусть подавятся своей жалостью! Как они смеют думать, что в моей жизни все так просто?! Что я должен лишь приложить крохотное усилие и смириться, жить дальше, начать с чистого листа. Переступить через смерть любимого человека, как через выбоину на дороге, и спокойно идти дальше, словно ничего и не было. Они считают, что для меня легко будет принять реальность, но это не так. Жизнь продолжается.

Нет! Для меня она закончилась 24 августа!

Я кричу, выплевывая обвинения.

— Вы ничего не понимаете! Меня тошнит от Ваших лживых соболезнований! Не смейте говорить со мной! Не смейте смотреть на меня так! Я ненавижу Ваши притворно жалобные лица! Лжецы!

Меня переполняет гнев. Внутри словно разгорается пламя. В ярости я вскакиваю и начинаю крушить мебель в комнате. Хватаю стул и швыряю его о стену. Бросаюсь к окну и срываю занавески. Разбиваю кулаком зеркало и даже не замечаю кровавых порезов. Почему они не хотят понять меня? Почему говорят не то, что я хочу услышать? Если бы кто-то из них не лил лживые слезы, а напрямую спросил меня:

— Почему ты еще жив? Разве можно быть такой бесчувственной тварью?! Ты действительно сможешь пережить смерть Ани?

Я был бы благодарен ему за правду, за обвинение. Но лучше бы один из них просто взял ружье и пристрелил меня. Тем самым он оказал бы мне величайшую услугу, и я навеки стал бы его должником. Это было бы не преступление, а благо и я вымолил бы у Бога прощение для него. Но нет, никто не хочет мне помочь. Поэтому они кормят меня своими гадкими соболезнованиями, вбивают гвозди в крышку гроба, из которого мне никогда не выбраться на свободу, а вечно быть поедаемым червями в земле.

Мне больно, словно кто-то выстрелил мне в грудь из револьвера. Так больно мне еще никогда не было. С огромным трудом переползаю на кровать и закрываю голову покрывалом. Я хочу уснуть и больше не просыпаться.

Почему я должен принимать реальность? Ведь пока я здесь, Аня жива. Время словно остановилось, но стоит мне вернуться в реальность, и оно побежит вперед с огромной скоростью. Действительность раздавит меня, как лавина. Зачем мне возвращаться туда, где Аня мертва? Я должен уйти в себя, так глубоко, чтобы реальность меня не достала. Надеюсь, моя жизнь не будет долгой. А когда погонщик перевезет меня на другой берег Стикса, Аня уже будет меня ждать.

Эта мысль немного успокаивает. И я понемногу начинаю погружаться в сон. Голоса становятся все тише, так что невозможно точно разобрать слова. Боль немного притупляется. Но неожиданно из глубин памяти начинают предательски выползать сомнения. На ум приходят слова безымянного богослова о том, что на том свете все будет иным.

А вдруг мы не встретимся?!

Эта мысль мгновенно прогоняет сон.

Да, человеческая душа бессмертна, но что, если нам с Аней были даны только жалких десять лет, а остаток вечности мне придется прожить без нее?

Меня охватывает панический страх. Легкие сжимаются, и я не могу вдохнуть. Возможно, после перемещения в надлунный мир человек забывает своих близких и Аня уже забыла меня, а я не вспомню ее.

— Нет! Этого не может быть! На свете нет силы, способной разлучить нас, разорвать связи! — Кричу я в отчаянии.

В комнате становится очень жарко. Предметы медленно оплывают и сползают на пол, превращаясь в бесформенные лужи.

Всего лишь человек. Разве я могу быть в чем-то уверен? Кто знает, что меня ждет на другом берегу Стикса. Мне хочется верить, что любовь приведет мою душу к Ане и после смерти, но я не могу знать этого наверняка. Почему все это произошло со мной?!

Закрываю лицо руками.

Что же мне делать? Я могу попытаться снова закрыться от действительности, но здесь, запертый внутри своего разума, я никогда не найду Аню, а там, в реальном мире шанс на долгожданную встречу есть, пусть и придется ждать долго. Но как я буду жить? Просыпаться каждое утро, завтракать, ехать в студию, фотографировать? Мне страшно. Я боюсь, что погода будет по-прежнему хорошей, мой любимый яблочный пирог — вкусным, а шутки смешными, словно ничего и не было. Я боюсь, что смогу пережить Анину смерть. Нет! Пока я жив этого не будет, я не забуду!

Сажусь на кровати. Делаю паузу, набираясь решимости для дальнейших действий.

Если я действительно сам запер себя здесь, то где же мне искать ключ от свободы? Конечно, я уже знаю ответ. В подвале. Именно оттуда реальность пыталась пробиться ко мне. Но чтобы вернуться, мне придется вспомнить, что произошло 24 августа. Нет, я не смогу! Мне не хватит сил пережить все снова. Меня мутит от одной мысли о прошлом. Зажмуриваюсь и прикусываю губы до крови. Господи, пожалуйста, освободи меня от этого! Забери меня! Отчаяние рвет мое сердце на куски. Но я по-прежнему жив. Еще никогда мне так сильно не хотелось умереть. Но я знаю, что если сам оборву свою жизнь, то никогда не попаду на небеса к Ане. Поэтому придется терпеть.

Снова закрываю лицо руками, словно хочу спрятаться ото всех, как в детстве. У меня нет сил вспоминать события 24 августа. Но я должен это сделать!

Я поднимаюсь с кровати и выхожу из спальни. По полу и стенам проходит рябь, они покрываются трещинами. Я спускаюсь вниз ко входу в подвал. Комод даже не приходится отодвигать, на моих глазах он превращается в прах. Берусь за ручку. На этот раз дверь поддается. Включаю свет и спускаюсь по узкой лестнице. Внизу стоит стол, а на нем лежит мобильный телефон. Делаю паузу, пытаясь подготовить себя к дальнейшему, беру телефон и включаю. Внутри только одна видеозапись. Я собираюсь с силами и запускаю ее. На ней запечатлены события 24 августа. Приходится смотреть на себя со стороны.

Я иду по улице. Кажется, возвращаюсь из магазина. Да, вспоминаю, что в тот день должен был купить вино для вечеринки. В одной руке небольшой пакет, в другой бутылка. Настроение отличное. Слушаю музыку, улыбаюсь. Погода прекрасная. Открыв входную дверь, я сбрасываю кеды, кладу на столик телефон и наушники. Когда я захожу на кухню, вижу Аню, лежащей на полу с белым лицом и плотно сомкнутыми веками. Такая спокойная, похожая на фарфоровую куклу. На долю секунды я замираю на пороге, из моих рук выпадает пакет и бутылка, которая падает на пол и красное вино растекается по белому кафелю. Я бросаюсь к Ане, зову ее по имени, пытаюсь разбудить. Никакого ответа. Опрометью бегу к телефону, по дороге опрокинув вазу. Ринго бегает вокруг и скулит, отмахиваюсь от него. Хватаю телефон и набираю номер неотложки, одновременно пытаюсь прощупать пульс. Не выходит. Сколько суеты, сколько лишних движений! Когда гудки, наконец, прекращаются, я почти кричу в трубку, чтобы они приехали поскорее. Затем снова возвращаюсь к Ане и прикладываю ухо к груди — тишина. Начинаю делать искусственный массаж сердца, но стоит мне надавить руками на грудную клетку, изо рта у Ани начинает идти кровь. И я мгновенно бросаю это дело. Остальное время до приезда Скорой помощи сижу около Ани, глажу ее по голове, разговариваю. Ринго сидит рядом и жалобно поскуливает. Наконец, приезжают медики. Пока бегу открывать им дверь, наступаю на разлитое вино, и на полу остаются грязные следы. Почти сразу они говорят мне, что Аня мертва и уже ничего нельзя сделать. Но я их не слышу. Я кричу, требую, чтобы они помогли Ане. В конце концов, мне вкалывают дозу успокоительного. А дальше…

Аня умерла в тот час, пока я был в магазине. Если бы я так тщательно не выбирал вино, не болтал с консультантом, не заходил в кондитерский отдел, Аня была бы жива, я бы мог ее спасти.

Мир вокруг рушится окончательно. Становится темно.

Лучи бледного рассветного солнца играют на моих ресницах. Я открываю глаза и сажусь в кресле. На коленях лежит Ринго и его теплое дыхание согревает мою руку. Я глажу его по голове. Пес слабо виляет хвостиком, в глазах тоска.

— Да, приятель, мне тоже ее не хватает.

Встаю, иду в спальню. Снимаю похоронный костюм и мою руки, которыми бросал горсть земли на Анин гроб.

— Как насчет небольшой прогулки? — Спрашиваю я.

Ринго все понимает и спускается на первый этаж. Иду следом. На кухне гремит посуда. Должно быть, мама готовит обед. Надеваю шлейку на пса. Уже собираюсь выходить, когда меня замечает брат.

— Ожил! — Радостно кричит он. — А мы уж испугались, что ты мозгом поплыл. Столько времени сидишь в кресле, ни на что не реагируешь.

Я не знаю, что на это ответить, да и не хочу ничего говорить, поэтому просто киваю головой и собираюсь открыть дверь.

— Мы с ребятами собрались в бар выпить и познакомиться с кем-нибудь, давай с нами? — Предлагает он.

Его слова отскакивают от моих ушей, как мяч от стены. Я его не слышу. Открываю дверь и погружаюсь в яркий солнечный свет.