Сын луны

 

1

Всю дорогу до Усть-Хардея Рудольф хмурился и молчал, смотрел в окно, но, казалось, не видел фееричных пейзажей. Кристина догадывалась, что означали морщинки на его лбу и возле губ: "Доколе это может продолжаться? Когда закончатся попытки найти того, кого уже нет или вообще не было на белом свете?" Сама она глядела то в книжку, не различая букв, то на его лицо и думала: " Потерпи немного, потерпи..." Покачивался вагон, лязгали на стыках рельсов колёса, монотонность движения и звуков вызывала особенную тоску-тревогу — по пыльным тополям в свете фонарей на минувшей остановке, по разноцветным огням городов в ночи, такой же бескрайней, как степь.

В прошлом году не стало Камалочки (так в детстве Кристина произносила имя — Тамарочка), которая вырастила её. Историю своего усыновления Кристина узнала в день восемнадцатилетия. Когда она с друзьями вдоволь нарулилась подаренной машиной, то заскочила домой на минутку — ещё раз обнять Камалу, сказать, как счастлива и что её ждёт Рудька, одноклассник, одногруппник, а теперь и судьба на долгие годы. Кристина не ждала понимания или благословления — наоборот... Но Камала благословила. Полуотвернувшись, глядя на розы, купленные для именинницы, сказала, что Кристина всегда может на неё рассчитывать. Потом достала из секретера старую фотографию и положила перед ней. "Твоя мама". Кристина поняла, что это первое испытание на крепость характера. Камала по документам считалась матерью, но догадаться об отсутствии родства было несложно: яркая жгучей цыганской красой, она не походила на Кристину — белокожую блондинистую ледышку с вечно зябкими ладонями и носом. Никогда не называла её дочерью и была просто Камалочкой — самым дорогим и верным другом.

— Хорошо, — легко сказала Кристина. — Позову Рудьку. Раз мы вместе, пусть узнает новость.

Камала глянула ей в глаза:

— Необязательно при мне. Расскажешь как-нибудь.

— Нет уж, — заявила именинница. — Именно сейчас.

И "вызвонила" Рудольфа.

Засиделись до утра. Рудька был растроган: приобщение к тайнам семьи ему показалось приёмом в её лоно. Камала курила и вспоминала:

— Страшное было время. Наташеньку никто по-человечески так и не оплакал, муж скрылся, его родня отбрехалась безденежьем. Да ещё долги. И двое крохотных сирот. Пришла после похорон в приёмник для ребятишек, гляжу: идёт Кристинка за какой-то чернявой женщиной и лепечет — Камала, Камала. А тётка на неё ноль внимания. Вот тогда я и решилась. А Сашеньку взять не смогла — церебральный паралич, тяжёлая форма. Пришлось оставить там, где возможен круглосуточный уход. Нужно было работать, Кристинку поднимать.

Шесть лет минуло после этих ночных посиделок, и Кристина явилась в осиротевшую квартиру за кое-какими документами. Среди вещей, хранивших родной запах, она не нашла даже адреса, даже мало-мальской бумажки, которые имели бы отношение к брату. Камала никогда не брала её с собой и обычно отмахивалась от вопросов, объясняя молчание тяжестью болезни — ни к чему это, от любопытства легче не станет. Она переводила деньги на содержание Сашеньки. А банковских квитанций тоже не было ни в офисе — после продажи химчистки Кристина перетрясла каждую папку с документами, — ни у Камалы дома. С этого дня Кристина почувствовала, что за спиной кто-то отчаянно молит, просит услышать, обернуться. А с её стороны — "ноль внимания". Тогда Кристина тоже "решилась".

Рудька всё понял. Его родители, особенно мама, — нет. Впрочем, как и друзья-коллеги. Кристина отправила запросы во все места, где были интернаты с пожизненным содержанием инвалидов. Но слишком скудными были сведения — только имя, диагноз, дата рождения и время поступления в спецучреждение. Кристина и Рудольф объездили заведения, какие смогли, но напрасно. И лишь в городе, где прошло детство и юность Камалы, наткнулись на пожилую сотрудницу, которая от кого-то слышала историю осиротевших брата и сестры. Рудольф применил способность находить нужных людей и всё устраивать, и в результате след Большова Александра был найден. Брат живым-здоровым недавно покинул взрастивший его детский дом.

Для продолжительной поездки через всю страну потребовалась подготовка. В недавно открытое агентство недвижимости пришлось впрячь Рудиных родителей. Свекровь, Надежда Ивановна, в открытую заявляла, что в эту историю не следует ввязываться, что брата-инвалида, возможно, никогда и не было на свете, что Камала имела право на свои тайны и лезть в них грешно. "Возможно, у Тамарочки был мужчина, возможно, приходилось маскировать отношения", — гнула своё Надежда Ивановна при каждом удобном случае. Разумеется, заподозрить маму Рудольфа в корысти — по местечковым меркам, Кристина унаследовала не так уж мало — было нельзя.

И вот поезд мчал их к районному центру Усть-Хардею. Маленькая точка на карте была местом последней поездки Камалы. Скрученный железнодорожный билет Кристина случайно нашла в кармане её плаща.

2

— Сашок! — раздался громкий, с хрипотцой, голос дяди Архипа. — Водички дай... Мочи нет.

Саша, чинивший тяпки, бросил черенки и пошёл в избу. Зачерпнул воды и понёс в угол, чёрный и сырой ещё с зимы, несмотря на то, что июльская жара повыжгла траву и листья. Дядя Архип поднял всклокоченную голову, прижал ковшик к буйно заросшему рту и жадно захлюпал. Оттолкнул посудину и бессильно отвалился на засаленную подушку без наволочки.

— Эх, жарко... Гарью пахнет. Быть палу — точно говорю. А ты чего слоняешься? Приляг, отдохни...

Саша несколько раз взмахнул руками, будто картошку окучивал, и пристально посмотрел на дядю Архипа.

— Да ну её, — сказал ленивый дядя. — Бабы по осени насыплют. А нет — так и не надо, всё равно хранить негде. Был бы хлебушка да кружка не пустая...

Саша укоризненно покачал головой, прихватил ковшик и направился к двери.

В это время возле полусгнившего забора, местами поваленного, раздалось тарахтенье. Подкатил "Москвич" соседа — Катунина Лёхи.

— Эй, Ряха, тут люди до тебя! — заорал Лёха, быстренько помог приезжим вытащить поклажу, сгрёб плату за проезд и шустро нырнул в недра машины.

Дядя Архип выскочил из избёнки, наспех надев полосатый халат, с ненавистью посмотрел вслед машине и вместо "здравствуйте" рявкнул на приезжих:

— Сколь дали?

— Тысячу, — ответила худенькая девушка и поприветствовала Архипа: — Здравстуйте. Мы разыскиваем Большова Александра. В УВД райцентра нам сказали, что он...

— Ты-ы-ыщу? — перебил дядя Архип. — Совсем Лёха сдурел. Он мне должен забесплатно гостей возить.

Девушка тихо, но твёрдо повторила:

— Нам нужен Большов Александр. Согласны заплатить за информацию.

— Да погодь ты, — снова перебил дядя. — В избу пойдём, свет глаза режет. Ибо я сын луны.

Девушка и её спутник переглянулись, но пошли за бородачом.

Изнутри изба вполне соответствовала внешности хозяина, а вот кухонная часть оказалась неожиданно опрятной. Чистая посуда была прикрыта полотенцем. Архип крикнул: "Сашок! Квасу достань". В дверях неслышно появился, будто возник, русоволосый, тощий до прозрачности паренёк, согласно кивнул головой, поднял крышку подпола и исчез в нём. Через минуту вынырнул с банкой густо-коричневой жидкости. Приезжая девушка так и впивалась в юношу взглядом, пока Архип знакомил их:

— Жилец это мой, Сашок. С того света, можно сказать, его вернул. Одна беда — не говорит.

Когда Сашок открыл банку, по избе поплыл густой, острый дух. Квас запенился в больших стеклянных кружках. К нему был предложен ноздреватый хлеб, который паренёк достал из резного погребца, тёмного от времени.

Девушка решительно отстранилась от угощения и представилась:

— Меня зовут Кристина, а это мой муж, Рудольф. Мы...

— Слышал, — заявил "сын луны", вытянув здоровенную кружку несколькими глотками. — Толку от имён в моём становище нету. И от родства тоже. Приходит один человек, уходит другой. Сашок нужен? Вот он, забирай его.

— Сначала нужно убедиться, что Саша — брат Кристины, — вмешался Рудольф. — Документы у него есть?

Архип было засмеялся, но отрыжка прервала веселье.

— Документы? Я их не требую, сюда люди бумажки не носят. Слыхивали небось в Усть-Хардее про меня?

Кристина с трудом, покашливая от внезапной сухости в горле, сказала:

— Да... колдун и травник... целитель...

— Ты выпей кваску-то, — посоветовал Архип и заботливо пододвинул к ней кружку. — Не колдун и не целитель. Так и знал, что набрешут с три короба.

Кристина отпила несколько глотков и почувствовала, как прояснилась голова, прошло першение в горле.

Меж тем Рудольф достал из кейса фотографию и показал Архипу:

— Эта женщина приезжала к вам?

Кристина с благодарностью посмотрела на мужа.

Дядя Архип цыкнул зубом, покачал головой.

— Померла, стало быть, — сказал он неожиданно. — Ну что ж... Сие никого не минует.

— Значит, она у вас бывала? — обрадовался Рудольф.

— Бывала... — грустно ответил Архип и налил себе ещё квасу. — Мальца порченого привозила.

— И где этот малец? — спросил Рудольф, а Кристина прижала пальцы к губам.

— Где?.. — помолчав, откликнулся Архип. — Этого не знает даже сын луны.

— Спасибо, — вымолвил Рудольф с непроницаемо-спокойным лицом. Его голос зазвенел сухой вежливостью, как всегда в минуты крайнего раздражения. — Пойдём, Кристина.

— А кто такой Сашок? — спросила она. — Почему вы сказали: забирай?

Архип поднялся с лавки, снял со стены металлический кругляш на кожаной косичке и надел на шею.

— Впервой та дама явилась, когда мальчонка даже дышал плохо. Обо мне уже слава пошла, что мертвого подымаю. Народ так и хлынул. Позже, конечно прочухали, что дарёная жизнь ещё сложнее бывает, чем прежняя, меньше ездить стали. А пацанчик оправился, головёнку держать стал. Но не скажу, остался ли он тем самым мальцом. На второй год сидеть научился, хватать всё подряд. Дальше дело пошло споро... И вот — уже соображает, работает, но не говорит, — доложил Архип, кивнул Рудольфу: — Да ты выпей, охолонись.

— То есть, вы хотите сказать, что больной мальчик и есть Сашок? — воскликнула Кристина.

— Нет, — заявил Архип, вновь садясь к столу и прищуриваясь на ошеломлённую Кристину и Рудольфа, который пробовал квас. — Каждый раз пацанчик поправлялся, руки-ноги крепчали, головёнка работала всё лучше, но...

В эту минуту древний ламповый телевизор, который корячился на тонких ножках в углу, вдруг засиял экраном и разразился женским истеричным воплем из какого-то сериала:

— Нет, я хочу всего лишь быть самой собой!

Экран тут же погас, звук исчез.

Кристина и Рудольф посмотрели на провод с вилкой, который был скручен, связан верёвкой и прикреплён скотчем к облезлой стенке. Да и антенны на крыше избы они не заметили.

— ...был ли это тот же самый пацанчик, сказать не могу, — закончил Архип.

— Вы бы объяснили понятнее, — мягко потребовал Рудольф, опорожнивший свою кружку. — Иначе нам придётся уйти и продолжить поиски. Такая долгая дорога окажется напрасной.

— Понятнее... кабы я сам понимал, — добродушно разворчался Архип, но продолжил: — Вот несколько лет назад привезли ко мне Лёху Катунина, того рвача, который с вас тыщу содрал. Скрутило его, жар, рвота... Ирка, жена, за фельдшерицей послала. А та разохалась: аппендицит, срочно в районную на операцию. Но Лёха пену изо рта пустил и кони бросить собрался. Только до меня и довезли. Ничего. На следующий день на своих ногах домой ушёл. Через годок получил огнестрел в живот, в районной и оперировали, вырезали полметра кишок. Того отростка, что чуть было Лёху не сгубил, не нашли, ровно как и не было. И группа крови не такая, как раньше, и ливер точно у младенца. Вот я и думаю: одного Лёху ко мне притащили, другой Лёха отсюда ушёл.

— Голова кругом, — сказал Рудольф. — Значит, женщина — она приёмная мать Кристины — много лет подряд привозила к вам мальчика. Он лечился, рос. И стал Сашей. Так?

— Ну, — буркнул Архип и пристально глянул на дорожную сумку, которую гости забили доверха "подарками".

— Но Тамара умерла. Как он появился у вас? — уточнил Рудольф.

Кристина поднялась и тихонько выскользнула из избы. Архип отвлёкся от сумки приезжих и проводил её внимательным взглядом из-под косматых бровей. Потом ответил:

— Явился, да и всё. Однажды ночью пешком пришёл, раненый — избили его сильно. Похоже, что не раз. Вот и прижился у меня.

— Понятно, — сказал Рудольф, помрачнел и задумался.

Вошла Кристина с Сашей. Парнишка смущённо прятал глаза и пытался освободить ладонь от Кристининых пальцев.

— Ну, выгружаем гостинцы, — объявил Рудольф и начал выставлять на стол бутылки водки, коробки с чаем, конфеты. — Извините, деликатесов нет. Всё купили в Усть-Хардее. По советам тех людей, которые знают ваши пристрастия.

Глаза Архипа вспыхнули от удовольствия. Показалось, засиял даже мясистый, картошкой, нос.

— Примите от всего сердца, — сказал Рудольф. — С хозяев — свежезаваренный чай. А мы с Кристиной выйдем на пять минут на солнышко. Переварим, так сказать, новости.

У глухой, без окон, стены Кристина посмотрела на мужа. Таким угрюмым он бывал нечасто.

— Рудька, ну чего ты надулся? Конец поискам. Заберём Сашу — и домой. Знаешь, у меня сейчас на душе так легко... как в детстве.

Рудольф обнял Кристину и прошептал:

— Ты только держись, родная... Не показывай виду этим мошенникам. Да каким там мошенникам... Просто забулдыгам, брехунам чёртовым. Рады хоть что-то получить с чужой беды.

— Зачем ты так?.. — спросила, отстраняясь, Кристина. — Не веришь — твоё дело. Зато я верю.

— Послушай, — продолжил Рудольф. — Когда мы пересели в Иркутске на поезд, пришло сообщение от Филимона. Филимонова Петьки, который в Следственном комитете... В прошлом году нашли тело со множественными колотыми ранениями в живот. По документам: паспорту, справки об инвалидности, ещё каким-то, — Большова Александра. Всю дорогу до Усть-Хардея я мучился, как сказать это тебе.

— А почему мы не узнали об этом раньше?! — воскликнула Кристина.

— Потому что искали живого Сашу-инвалида и только по богадельням. Кто ж знал, что он исцелится и пустится странствовать, — вымолвил Рудольф. — Когда ехали сюда, я надеялся уточнить, обнаружить следы... Не получилось. Знаешь, сейчас мы попрощаемся и пойдём. На шоссе поймаем попутку...

Когда Рудольф и Кристина вошли в избу, Сашок, глядя в пол, понуро стоял возле Архипа. Сын луны грозно глянул на гостей, задрал рубаху на впалом, испещрённом шрамами животе парнишки.

Кристина охнула, а Рудольф скрестил руки на груди и спросил:

— Что это значит?

— Решай сам, — ответил Архип и велел: — Сашок, скидывай рубаху.

Кристина сползла по стене, когда увидела громадный Y-образный рубец, который заканчивался у самого горла Саши.

3

Она очнулась за печкой на лежанке, чистой, но вонявшей овечьей шерстью. Рудольф чуть не прослезился от радости, взял кружку из мощной лапищи Архипа и поднёс к губам Кристины. Сын луны был спокоен и всё оглядывался на стол, заставленный гостинцами. Саши в избе не было.

— Что всё это значит? — Кристина повторила вопрос мужа. — Что творится в вашем становище?

Рудольф молчал, опустив голову.

— Ох, не люблю, когда по пустякам пытать начинают, — разворчался Архип, уселся за стол и открыл бутылку водки. Сделал приглашающий жест, потом досадливо махнул рукой и налил себе стопку.

— Сашка искали? Вот он, Сашок. Опять неладно — что творится. А я знаю? — он заговорил бойчее после выпитого. — Заночуйте у меня, может, к утру вопросов поубавится.

— Нет, — заявила Кристина. — Мы уходим сейчас же. И Саша с нами.

Рудольф вздрогнул, посмотрел в глаза Кристине:

— Ты уверена?

Она поднялась с лежанки, сморщилась от головокружения, но твёрдо сказала: "Да".

Архип накатил вторую, потом третью, зажевал колбасной нарезкой и взгрустнул:

— Все уходят, и вы ступайте. Такая судьба у сына луны — быть одному. Только ведь сами люди в покое не оставляют: чуть что — помоги, Ряха. А потом — уходим. С Богом... А вы всё же дождитесь Лёху, он мой должник, доставит вас до района. Вот гад, вздумал деньжищи с гостей брать.

— Как Лёха узнает, что нас нужно обратно везти? — спросил Рудольф, собирая пустые сумки.

— Да уж узнает, — сонливо пробормотал Архип. — Ты не устал ли задавать вопросы? Как, что, где... Нет чтобы сказать: спасибо, дядя Архип, за найденного Сашка.

— Спасибо вам за всё, — сказала Кристина. — За то, что помогли Саше. Где, кстати, он?

Архип зажмурился, отёр лицо ладонью, потом всё же ответил:

— Сейчас с Лёхой к нам едет.

— Вы послали его за соседом? — удивился Рудольф. — Я не слышал...

— А ты кого слышишь-то, кроме себя? — дядя Архип так быстро перешёл от полусна к раздражительности, что гости опешили. — Ты даже вон её, жену свою, не слышишь. А Сашок не такой. Он чует то, что никому не доступно. Берегите его.

Слова Архипа рассердили Кристину, но она сдержала гневную отповедь, которая уже рвалась с губ, и поинтересовалась:

— А почему вас называют Ряхой?

— Сам назвался, — ответил Архип, выпил ещё и, подперев щёку, погрузился в воспоминания: — Когда люди нашли меня здесь в полном беспамятстве, сказали — "Смотри, ряха-то, ряха..." Я, видно, услышал и потом ментам так и представился. Голову мне будто огнём опалило — ни волосинки. Это я уже позже оброс, как медведь. Ну а когда осознал себя сыном луны, выбрал другое имя.

— Вы не местный? — удивился Рудольф. — А из каких краёв?

— Не помню, — отмахнулся дядя Архип. — Да и какая разница: где жил, как жил. Главное — здесь я хозяин становища. Встречаю, провожаю.

— Странное это место — ваше становище, — заметил Рудольф.

— Ещё бы ему не быть странным. Кругом земля смерти. Кочевники в ней хоронили свою знать. Знаете как? Рыли могильники, а потом прогоняли отары десятки раз, чтобы никто не смог догадаться о захоронке. Иные бросали мёртвых на холмах, чтобы птицы склевали. Тут под ногами, на каждом шагу, чьё-то последнее становище, — как показалось гостям, с удовольствием доложил Архип. — А ещё был обычай: пока родовитый покойник гнил в сторонке, закопать живого раба и ждать — выберется или нет. Если бедолаге удавалось трижды выползти из ямы, хоронили в ней останки. Нет — искали другое место.

— Какие неприятные вещи вы нам рассказываете, — передёрнула плечами Кристина. — Они как-то связаны с тем, что происходит у вас дома? Ну, с исцелением людей?

— Может быть, — хитровато прищурился на неё дядя Архип. — А то остались бы на ночь. Может, сподобились бы всё увидеть своими глазами.

— Кого же вы собрались лечить в этот раз? — иронично спросил Рудольф.

— Не лечить, а помогать, — снова пришёл в раздражённое состояние духа Архип. — Тому, кто придёт. Может статься, вам.

За окном послышалось тарахтение Лёхиного "Москвича", потом возня. Кристина и Рудольф замерли, ожидая чего-то необычного после слов Архипа. Но вошёл Саша, потом Лёха. Его глазёнки в заплывших веках заблестели при виде обильно заставленного стола.

— Барана привёз? — сурово спросил дядя Архип.

Лёха враз поскучнел и с досадой ответил: "Привёз".

— Ну, Сашок, бывай, — обратился Архип к пареньку. — С ними поедешь. Люди хорошие, всяко лучше меня помогут.

Сашок кивнул и вышел.

— До свиданья, рады были знакомству, — заторопилась Кристина. — Если позволите, я напишу вам.

— Всего хорошего, — холодно сказал Рудольф.

Лёха задержался, и вскоре из избы донеслись звуки распри.

В машине смердело шерстью и засохшими экскрементами. Сашок сел впереди, так и не поглядев в глаза Кристине. Она положила ладонь на его плечо и стала тихонько шептать о Тамаре, о том, что в большом городе его обязательно вылечат, и он сможет говорить.

Хлопнув дверью, вылетел Лёха, уселся, повернул ключ зажигания дрожавшей рукой.

— А как же баран? — спросил Рудольф.

— Про какого барана спрашиваешь? — зло проворчал Лёха. — Я и есть настоящий баран, если не послал Ряху до сих пор. Не могу, он меня к жизни вернул. Теперь пользуется, гад ползучий.

И рванул, разворачивая машину через весь двор.

Через несколько минут полуденный мир за окнами машины вдруг насупился, потемнел.

— Началось, — сквозь зубы пробормотал Лёха.

— Пыльная буря? — поинтересовался Рудольф.

— Если бы, — стал сокрушаться Лёха. — У нас тут кругом кочевничьи захоронки. Вот и гоняют князьки и тойоны друг друга по степи. Угодишь в такую бучу — поминай, как звали.

— Архип рассказывал, — с досадой сказал Рудольф. — Но про то, что души до сих пор не успокоились — нет. А меня заботит...

Лёха охнул и остановил машину, стал всматриваться в мглистую громаду, которая ползла по шоссе навстречу.

Все, кроме Саши, вышли из "Москвича".

Воздух стал плотным, глаза резали мельчайшие песчинки, тишина давила на уши. Ветра не было, но ощущалось "закипающее" движение чего-то, скрытого от глаз.

Впереди огромная туча уходила вершиной в почти ночную темноту, сверкала багровыми сполохами, рокотала на грани слышимости и всё росла, превращалась в стену.

— Барана! Барана давайте! — раздались еле различимые слова Лёхи.

Но он, похоже, кричал во всю мощь: лицо покраснело, на шее вздулись вены.

Мужчины бросились к багажнику, вытащили мешок. Животное лежало на шоссе без движения. Лёха схватил его за рога, натужился и заставил подняться, пиная в зад и бока, погнал вперёд. Кристине запомнилось почти человеческое отчаяние в глазах барана. Он без единого звука пошёл, пошатываясь, по направлению к туче. И вскоре растаял в клубах тьмы.

Тут же стало светлеть. Поднялся свежий ветер, разодрал тучу на ошмётки чёрного тумана, разбросал их по степи, сделал тенями у низеньких чахлых кустиков, куртинок высоких трав. А через минуту яркое солнце окончательно расправилось с наваждением.

— Ну, кажись, всё. Можно ехать, — заявил Лёха.

Остро запахло прожаренной солнцем землёй, какими-то растениями, выжившими в такое пекло.

— А где Саша? — выкрикнула Кристина.

Салон "Москвича" был пуст.

— Ну, мы едем или нет? — бодро поинтересовался Лёха, садясь в машину. — Сашок, скорее всего, там, где ему должно быть.

— Это где... где ему должно быть? — в голос заплакала Кристина. — Где мой брат? Да за что это мне?!

Она вырвалась из рук Рудольфа, который обнял её, пошла вперёд, оглядывая степь и выкрикивая в дрожащий над травами жар:

— Са-а-аша!.. Брат!

Лёха ударил кулаками по рулю, потом посмотрел на пустое сиденье рядом и позвал Рудольфа:

— Глянь-ка сюда... Сашок кое-что вам оставил!

Рудольф подошёл и увидел толстую тетрадь в клеёнчатой обложке с загнувшимися, обтрёпанными краями. Просунул в окно руку, схватил её и побежал за Кристиной.

4

Дядя Архип, казалось, совсем не удивился, когда Лёхин "Москвич" въехал во двор. Полузакрыв глаза, отвернув физиономию, выслушал Кристинин "наезд" с угрозами и слезами. В который раз сообщил: "Сам ничего не понимаю". Потребовал: "Лёха, утром чтобы здесь был". А потом пригласил в избу: "Ну, чего на пороге топтаться? Заходите. Так вышло, что нам суждено вместе дожидаться..."

— Сашиного возвращения?.. — спросила Кристина.

Дядя Архип только и сказал: "Эх..."

Кристина устроилась на лежанке с тетрадкой, а проголодавшийся Рудольф уселся с Архипом за стол. Потекла неспешная беседа. Рудольф то и дело глядел на жену, которая читала, отмахиваясь от предложений перекусить или хотя бы просто выпить чаю. Наконец она закончила, обвела взглядом низкий закопчённый потолок и сказала: "Теперь почти всё ясно. Вот только бы Саша вернулся".

Архип хмыкнул, а Рудольф приготовился к бою. Торчать в этой дыре он не собирался, как и оставлять здесь Кристину. Саша не придёт сюда вновь, это ясно. Он такое же порождение отравленной смертями земли, как и давешняя туча на дороге. Виданное ли дело — убитый и вскрытый в морге — год назад! — человек шустрит по хозяйству, всё без слов понимает, только вот (ай-яй, какая малость, которая всё портит) не разговаривает. Рудольф налил Кристине крепкого чаю и спросил: "Расскажешь, о чём прочла?" Кристина ответила:

— Конечно. Это мамин дневник, там такая же фотография, какая и у меня есть. Мама после истфака в школу устроилась, а зарплаты было не дождаться... Папенька, культурист, свихнулся на своих мускулах, и кроме зарубежных соревнований, думать ни о чём не мог. Ушёл от мамы, которая разрывалась между мной и новорожденным Сашенькой. Подруга, Камалочка, помогала, моталась челноком в Маньчжурию. За три поездки собрала кое-какие средства на собственное предприятие. Оно заработало, но всё равно требовало вложений. А для лечения Саши нужно было лекарство, которое в нашем отечестве не производилось. Вот мама и решилась... Сашеньку в больницу, меня — к родственнице по отцу. Назанимала денег у кого только можно было. Тогдашний муж Камалочки, Виктор, был против того, чтобы ссудить маму крупной суммой, жутко скандалил, ругал жену: не вернёшь своих денег, сама без ничего останешься. А потом притих. Вот и отправилась мама в поездку с группой таких же челноков. Наняли автобус, двух человек охраны, переводчика-проводника. На этом всё...

— Знаю, что дальше было, — вдруг подхватил Архип. — Как раз перед тем, как меня сюда занесло, случилось смертоубийство. На автобус напали, людей ограбили и порешили. Ножами, во сне — видать, опоили чем-то. Только одна молодая женщина попыталась убежать, так её выстрелом в спину... Далеко от сожжённого автобуса нашли.

— Преступление, конечно, осталось нераскрытым, — желчно сказал Рудольф. — Скорее всего, челноков вели прямо от родного города. Возможно, по наводке кого-то из своих. Деньги не пахнут. Ни кровью, ни порохом, ни предательством.

— Камала мне никогда ничего не рассказывала... — прошептала Кристина. — Говорила только — ну, после того вечера восемнадцатилетия, ты помнишь, Рудя, — что мама погибла в поездке. Пока я росла, в доме не было ни одного мужчины. Возможно, Виктор? Или даже ... папенька, который мог явиться и вытрясти последние копейки...

— Бог с тобой, родная, людей в группе было много, откуда сейчас узнать, за кем потянулись убийцы, — забеспокоился Рудольф. — Давай выйдем подышать воздухом на ночь, а утром поедем.

— А Саша?.. — прошептала Кристина.

— Саша, Саша... — вздохнул Рудольф. — Всё, что с ним связано, не укладывается в голове. В любом случае, он передал тебе то, что было скрыто судьбой... или Тамарой. Наверное, это правильно, когда восстанавливаются стёртые следы.

— А ещё правильно — не бросать в беде. Здесь мама угодила в ловушку и умерла. Здесь я нашла брата и тотчас потеряла... — со слезами сказала Кристина.

— И ты хочешь — заметь, в том же самом месте — попасть в ловушку. Сидеть и ждать появления тех, кто может существовать только в этой проклятой степи. На что ты сейчас решилась, любимая?! — вскричал Рудольф.

Архип, который молча глотал стопку за стопкой, вдруг грохнул кулаком по столу, выпучил глаза и рявкнул:

— Не сметь! Степь... это воля! Это сила! Выйдешь, а кругом только небо и земля, как было в первый день, когда возник мир! Стоишь и грудью, кожей, всей организмой... пьёшь силу и волю!

— Вот ещё сила, вот ещё воля, — сказал Рудольф, пододвигая к нему непочатую бутылку. — Пойдём, Кристина, прогуляемся.

Они вышли. Вслед раздался рёв Архипа:

— Гарью пахнет!

Но воздух был душист и лёгок, по небу разливалась прозрачно-розовая заря, а от земли к её причудливым перистым разводам нёсся нестройный хор степных птиц.

— Как распелись-то! — сказала Кристина. — Знаешь, а у меня такое чувство, что сейчас они все со мной — и мама, и Камалочка, и Саша... Будто и не теряла никого. А ещё очень тебя люблю. И знай: если судьбе будет угодно что-то сделать против тебя... то я переверну весь мир.

— Не говори так... — шепнул Рудольф, целуя её. — А то мне страшно.

— Ну и кто из нас двоих суеверный и мнительный? — засмеялась Кристина. — Всё равно я буду приезжать сюда. Не смогу без этой "ловушки". Обращусь к старожилам, в органы, найму кого-нибудь... И стану распутывать историю по ниточке.

Когда они дошли до шоссе, стало стремительно темнеть.

— Пойдём назад, — сказал Рудольф. — Сын луны, наверное, уже залил свои колосники и храпит.

Но Архип не только не спал, но даже сонным не выглядел. Да и хмель, похоже, улетучился. Сидя в потёмках, он старательно начищал металлическую бляху на объёмистом чреве.

— Тихо, — предупредил он. — Чую, сейчас начнётся... Так всегда бывает: тишь да гладь, а потом грохот с топотом. Но не бойтесь, дядя Архип с вами.

Рудольф провёл Кристину к лежанке, сам уселся на пол, стал гладить и целовать её руку.

"Тишь да гладь" давили на грудь, заставляли часто и тревожно стучать сердце.

Казалось, за пределами Архипова становища собираются какие-то силы, подступают, готовятся к атаке.

Тени наползли из углов избёнки и соткались в сплошной мрак.

Вдруг затикали ходики на стене, в углу заворчал несуществующий холодильник. Включился неработающий телевизор.

— Что-то не так, — выговорил Архип.

Похоже, он был испуган. Кристина прижалась к мужу и стала с ужасом наблюдать за мельканием полос на экране.

Внезапно появилось чёрно-белое изображение.

... — Хорош горевать, Тамарка. Жизнь сейчас такая противоречивая: люди мрут, потому что хотят жить хорошо. Улыбнись, мы с таким баблом Центр бытовых услуг купим, — сказал высокий мордастый парень молодой, цыганистой внешности, женщине. — Ну, целуй мужа-добытчика. Тебе за три года столько не заработать.

Женщина подошла к большой спортивной сумке, вытащила пачку тысячных купюр.

— Откуда дровишки? — спросила она иронично.

— Там и баксы есть. А ещё вот, — парень достал металлический диск. — Это украшение со щита какого-то древнего князька. Подобрал в тех местах, куда в командировочку ездил. Штуковина, считай, сама в руки прыгнула. Знакомый чувак из музея сказал, что рисунок означает "сын луны". Обещал помочь в продаже чудакам, которые от древностей тащатся. А может, себе оставлю.

— Так... а это что? — Женщина повертела женскую сумочку, уверенно нашла потайной кармашек и вытащила крохотную открытку "Любимой подруге".

— Сумка. Ты давно такую хотела. Вот и приобрёл с рук недорого. Она ж совсем новая, — ответил беззаботно парень, но вдруг насторожился и потребовал: — Не нравится? Давай сюда, пацанам предложу, кто-нибудь купит для своей тёлки.

— Возьми, — тихо сказала женщина. Она враз осунулась, лоб и щёки стали белыми, как мел.

Потом отошла к кухонному столу, на котором лежала неразделанная рыба.

Мордастый здоровяк принялся увлечённо перебирать деньги.

Женщина схватила нож обеими руками и вонзила его под левую лопатку парня.

С усилием выдернула. На стену плеснула кровь.

Парень застонал, упал на колени, на бок, повернулся лицом к женщине. Изумлённо поднял брови, попытался заслониться правой рукой. Но сталь полоснула по горлу. Ноги и руки парня задрожали, тело дёрнулось и замерло.

Женщина, странно и громко икая, бросилась из кухни.

...Экран погас, зато под потолком вспыхнул свет — от патрона без лампочки.

В открытое окно проник заунывный вопль. Будто сама степь зашлась в тревожном и болезненном крике.

Архип подскочил, захлопнул створки. Но за стенами избёнки уже содрогалась темнота, с гиканьем, шумом неслось что-то громадное, будто многотысячная конница разбивала копытами шоссе, весь привычный и объяснимый мир.

Кругляш на Архиповом пузе засиял. Сын луны вдруг заорал от боли: "А-а-а! Горю!.. Воды... Помоги-и-ите!"

Рванул дверь, выскочил и был сметён порывом непостижимого движения.

Утром приехал Лёха и весьма обрадовался исчезновению Ряхи-Архипа. Пока он вёз Кристину и Рудольфа до районного центра, весело разглагольствовал о том, как спокойно заживёт без странного соседа. Но надолго ли — не знает.

— Почему? — удивился Рудольф.

— Так свято место не бывает пусто, — объяснил Лёха. — До Ряхи, с того времени, как я себя помнил, был дед какой-то, долго по-русски не разговаривал, потом научился. И тоже исчез.

Дома по ночам Кристине чудилось, как мчится во временном разрыве орда героев, великих завоевателей и жестоких убийц, насильников и грабителей, которых не может принять многострадальная земля. Нашлось ли среди них место бывшему предателю? Искупил ли он свой кровавый грех? И где сейчас её брат Саша? А вдруг что-то поменяется в неведомых мирах, и в следующем году он встретит сестру на пороге степного становища?