Верните мне мою смерть
Последним ее воспоминанием была рвущая тело боль. Где-то там, на грани сознания осталась полоска яркого света. Нет, это не тоннель, в который стремится уставшая от болезни душа, это свет хирургических ламп, прибавляющий к боли угасающего сознания свой невыносимо обжигающий блеск.
А потом наступила тишина, долгожданная легкость и нега. Давно она не чувствовала себя так хорошо.
Счастье…
***
Ей казалось, что она отмучилась и заслуженно обрела долгожданный покой, но кто-то снова вернул свободное от страданий сознание в постылый мир боли. Обрывками летели странные фразы, стучась в гудящую набатом голову, врезались в мозг, зажигая воспоминания. И сознание ворочалось, крутилось юлой, стараясь вернуться в спасительную ночь без мук, но все было тщетно. Чтобы успокоить бешеную круговерть пробуждения, она стала вспоминать.
Страшно…
***
— Итак, господа, позвольте вам представить первого человека, которого мы сумели вернуть живым из глубокой заморозки! Мария Коган, умершая в две тысячи шестнадцатом году в возрасте тридцати лет от рака легких. Сейчас она находится в искусственном неглубоком сне но, как мы с вами видим, она жива. Метаболизм полностью восстановлен, раковые клетки разрушены. Перед вами, господа, здоровый человек!
Короткие мгновения, когда ей позволяли просыпаться, несли тяжелый груз эмоций. Первым нападал страх. Каждый раз, как только сознание выбиралось из спасительного сна, врывался ужас, сбивал дыхание, рвал нервы жесткой паникой, и почти сразу приходило спасительное забытье без сновидений, на грани которого проскальзывали голоса и обрывки фраз: "…давление…критический… держись…"
"Верните мне мою смерть!"
***
Может, не так все и плохо?
Мария глубоко вздохнула, стараясь унять нервную дрожь и сделала широкий, уверенный шаг в распахнутую настежь дверь. За этим порогом, отделяющем больничные палаты от свободы нового мира ее ждала судьба по имени Настасья. Она стояла у странной, похожей на каплю машины. Высокая, тонкая. В мешковатом комбинезоне черного цвета почти не угадывались очертания тела — издалека Настасью можно было принять за молодого человека: короткая стрижка, ни грамма косметики, ни одного аксессуара, кроме отличительной нашивки на худых плечах.
Пра-пра-пра-правнучка.
Странное ощущение непонятно откуда взявшегося недоверия скользнуло по сердцу, но Мария прогнала неучтивое чувство. Кроме этой девушки у нее никого нет. После "возвращения" прошлое осталось там, в ледяном дыме креогена, развеялось легкой печалью, уступив место новой жизни.
И вот уже два человека, связанные кровными узами, но разделенные сотней лет начинают строить совместную жизнь. Одна — с нуля, другая — по приказу начальства…
— Здравствуй, Мария, — Настасья натянуто улыбнулась, не особо скрывая свое недовольство. В больших голубых глазах открыто читалась неприязнь. Легонько хлопнув ладонью по корпусу мобиля, она открыла перед гостьей дверцу. — Садись.
Заготовленная речь развеялась легким вздохом на губах. Волнение сменилось острым чувством вины — ее навязали. Достали с того света, обратили в свою веру бесконечной жизни и спихнули на руки ближайшей родственнице нежданной обузой.
Мария быстро села в уютное мягкое кресло, подивившись прозрачности мобиля изнутри, вдохнув приятный запах свежей мяты. А потом, отбросив на время свои страхи, окунулась в мгновения поездки, с детской восторженностью разглядывая зеленые улицы, сверкающие чистотой тротуары, нарядные фасады домов.
Машина шла тихо и плавно, будто летела, вызывая в измученном сердце легкую щекотку радости.
Всегда бы так. С радостью…
***
— Твоя комната. Располагайся. Я скоро, — отрывисто произнесла Настасья и ушла.
Раздвижная дверь бесшумно отгородила Марию от недовольной родственницы и от всего мира приятной тишиной.
Просторно. Очень. От того, что в комнате совсем нет мебели. Ни кровати, ни стула — ничего. Пустая светлая коробка. Даже в больничной палате было лучше…
Появилась Настасья, возникнув среди створок дверей нежданным привидением.
— Ну вот и я. Есть хочешь?
Пытаясь выдавить улыбку, Мария повернулась на безразличный голос, но слезы, давно просящиеся наружу, смели все попытки казаться довольной. По щекам предательски заструились горячие ручейки, горло перехватил ломящий спазм боли.
"Я вернулась с того света. И я хочу обратно!"
— Ты чего?
Какое-то мгновение Настасья непонимающе смотрела на новоиспеченную родственницу, потом сделала неуверенный шаг к рыдающей в безмолвии девушке и неуклюже обняла.
— Ничего, — пискнула Мария.
— Эй, нормально все…
Мария не сдержалась, выпустила из себя боль и страх глухим ревом.
"Только не уходи, не оттолкни! Еще минуту, умоляю!"
Мягкая ладонь заскользила по волосам, возрождая уставшую от бесконечной борьбы душу. Осторожные объятия осушили слезы и ставший неожиданно ласковым голос произнес:
— Все будет хорошо…
— Прости, — девушка нехотя отстранилась, стыдливо вытерла глаза рукавом.
— И ты меня. Пойми, как снег на голову. Я одна жить привыкла. — Настасья неожиданно задорно улыбнулась и по-детски наивно пожала плечами: — Давай сначала?
— Давай…
— Что тебе сейчас нужно?
— Раскладушку бы, — Мария смущенно топталась на месте, нервно теребя рукав больничного халата. — Если можно…
Настасья на мгновение замерла, растерянно хлопнув ресницами, потом спросила:
— А что такое раскладушка?
— На ней спят…
— Зачем?
В голубых глазах отразилось недоумение. Настасья подошла к одной из стен и слегка надавила рукой на едва заметную панель, из которой бесшумно выдвинулось просторное ложе, заправленное цветастым покрывалом.
-Вот шкаф, стол, вот стулья, — она ходила по комнате и нажимала на панели, — визуализатор, дверь в ванную комнату, — Настасья оглянулась на Марию, замершую в удивленном ступоре, — этого мало? Я конечно, могу достать для тебя раскладушку, но чуть позже.
— Не надо…
Преображение жилища заставило Марию растеряться, она неуверенно топталась на месте, не замечая, как глупо улыбается, поддавшись знакомому с недавних пор чувству приятной щекотки радости в сердце.
Перед ней происходило волшебство — возникающая ниоткуда мебель нежных пастельных тонов с легким шорохом превращала холодную клеть в гостеприимную спальню.
Какое-то время Настасья непонимающе смотрела на растерянную девушку, потом окинула взглядом обновленную комнату и спросила:
— А зачем тебе еще одно спальное место?
— Я думала… Мне показалось, — Мария потерла горящие от неловкости щеки, — что тут нет мебели… Все странно…
— Ты решила, что я поселила тебя в пустой комнате?
Спрятав стыдливый взгляд под густыми ресницами, Мария кивнула. Не хотела быть неучтивой, но умудрилась показать недовольство с первых минут.
Лицо Настасьи засветилось веселой улыбкой. Она тихонько хохотнула и через мгновение заливисто засмеялась.
— Прости! — выдохнула она. — Я и не подумала! А знаешь, пойдем, пойдем. Кое-что еще покажу. Тебе понравится. Здесь. Садись...
***
За окном крадучись подступали сумерки, воровато накрывая цветущие клумбы серым покрывалом тени. Идеально вычерченные газоны теряли краски молодой зелени, беспечно упуская свет уходящего солнца. Люди неспешно возвращались к своим домам, и на спокойных лицах не было привычной для мегаполиса усталости. Сверкающие бликами зарождающихся в небе фонарей скользили мобили, легко и послушно занимая родные гнезда на сверкающей чистотой стоянке.
Идеальный мир. Будущее прекрасно…
Впервые за время своего пробуждения Мария почувствовала себя живой.
— Скучаешь?
— Я? Нет, что ты!
Мария благодарно улыбнулась, взяла протянутый Настасьей большой фужер, искрящийся хрустальными переливами в уютном свете неоновых свечей.
— А поехали на Южный полюс?
— Куда?
— Бери фужер, я прихвачу еще вина и поедем в "Ледяной рай" купаться с пингвинами!
Загоревшись идеей, Настасья схватила Марию за руку и покусывая от нетерпения губы, потянула за собой. Не посмев возразить, девушка пошла следом, стараясь не расплескать щедро налитое вино.
— На чем поедем?
— На мобиле, конечно!
— Алкоголь же пили, Насть…
— И что?
Настасья легко выбежала на улицу и припустила к стоянке, таща за собой растерянную родственницу.
Впихнув девушку в салон, быстро продиктовала адрес прибытия и повернулась к Марии, отсалютовав фужером:
— Ну, давай за встречу!
Мария послушно сделала большой глоток сладкого вина и расслабившись, наконец, спросила:
— А как вы тут вообще живете?
— А так и живем, — Настасья озорно подмигнула девушке. — Хорошо живем, Маша! Вот сейчас искупаемся, а потом махнем в Польшу ужинать. Я в Силезском воеводстве пару мест знаю, где готовят лучшую домашнюю кухню! Знаешь где нужно искать домашнюю стряпню? В провинции, конечно!
— В Польшу? — Мария поежилась. — В мое время в Польше русских не жаловали.
— Узнавала я про начало Двадцать первого, — в глазах Настасьи промелькнула снисходительность. — Темные времена были, да?
— Ну…
— Ну да! — разгоряченная выпитым вином, сверкая глазами, Настасья шуточно-грозно, нараспев произнесла: — Расовая ненависть, классовое неравенство, человеческая озлобленность. И государства, которые друг на друга как дети малые обижаются. Темное время, Настя, ужас!
— Ну… Наверное…
Болезнь не давала жить и видеть происходящее вокруг, но волна страха, захлестнувшая мир добиралась и до ее воспаленного сознания. В моменты, когда болезнь отпускала, словно давая возможность немного побыть в безумном мире все, что видела тогда Мария, замирая на пороге жизни — это Зло. За день до того, как она впала в беспамятство, бездушные звери взорвали Онкоцентр. И тогда вместе с невыносимой болью в тело пришел страх. Вот так в страхе, она и умерла. Безутешные родственники отправили ее тело в криокамеру, дав возможность выжить после смерти. Тогда ей казалось, что это ловушка — вечное заточение в ледяном мире. Но мама была настойчива и Мария дала согласие.
Не все так плохо.
Меньше чем за полчаса мобиль выскочил на Федеральную трассу и поднялся в воздух.
— Господи! — Мария вцепилась в кресло и зачем-то поджала ноги. — Боже!
Подъем едва ощущался, но прозрачные стены мобиля создавали невероятную панораму. Земля в доли секунды ухнула куда-то вниз, растворившись среди тумана плотных облаков.
— Мы что, летим?!
— А ты думала до Антарктики по дороге поедем? — прыснула Настасья, с веселой искоркой в глазах наблюдая за испуганной родственницей.
— Ох… Насть, — восторженно разглядывая облачную пену, Мария водила ладошкой по стеклу,— это кем же ты работаешь? Такую машину смогла купить…
— В смысле?
— Не каждый, наверное, может позволить себе летать прямо из дома.
— Каждый.
Девушка оторвалась от созерцания клубящейся панорамы и с удивлением посмотрела на родственницу.
— Как это?
— Так, — в глазах Настасьи промелькнула едва заметная насмешка. — Может, у вас раньше и было разграничение в статусах, у нас теперь все равны, я же говорила. И работаю я космическим военным летчиком, но профессия не диктует статус.
— А что тогда?
— Поступки. Если ты ценишь Родину — Родина ценит тебя.
— Не понимаю…
— Ну хватит, — продолжая улыбаться, Настасья разлила оставшееся вино по бокалам. — Отдыхай, наслаждайся!
— Если ты военный летчик значит, идет война? — не унималась Мария. Этот вопрос всегда был где-то в подсознании, отравляя нервы маленькими порциями страха.
— Идет, — Настасья внезапно стала серьезной. В бездонную голубизну выразительных глаз ворвалась колючая тень.
— И с кем? — выдохнула Мария, чувствуя, как сердце замерло в ожидании ответа.
— Терроризм.
Страшное слово накрыло обжигающей лавиной, сжалось где-то в груди, сбивая дыхание. Прошлые страхи не оставили Марию даже сотни лет спустя. Все, от чего она хотела убежать, упрямо тащилось рядом.
— Маш, — Настасья забрала у побледневшей девушки пустой бокал, — не стоит бояться, успокойся. Мы обладаем достаточной силой, чтобы справляться с этой бедой.
— И дворник тоже? — как можно спокойнее выдавила из себя Мария, пытаясь перевести разговор на другую тему.
— Что? — Настасья растерялась.
— И дворник может позволить себе такой мобиль?
— А кто это? — к Настасье снова вернулось хорошее настроение.
— Тот, кто убирает дворы и улицы.
— А, специалисты по благоустройству? Конечно. Наша страна делает лучшие мобили в мире. Каждый гражданин может пользоваться благами своего государства.
Мария почти искренне улыбнулась, стараясь загнать мешающий расслабиться страх обратно, в дебри подсознания.
— Скоро посадка, — объявила Настасья. — Тебе понравится!
Зачарованная панорамой прозрачного купола, накрывающего цветущий среди снегов оазис, Мария на мгновение перестала дышать.
Мобиль плавно опустился на белоснежный покров арктических снегов и медленно заплыл в темнеющий проем общей стоянки.
Настасья, щурясь от удовольствия, таинственно улыбаясь, потянула оторопевшую девушку за собой к прозрачным дверям удивительного строения, хранящего нежную зелень цветущих растений среди беспощадных льдов.
Двери открылись, и Марию обдало приятной волной тепла и запахом моря. Настасья, продолжая улыбаться, встала рядом, давая возможность девушке оглядеться и привыкнуть.
— Ох! — восхищенно выдохнув, Мария замерла.
На мягком ковре странной, казавшейся искусственной травы парили мягкие шезлонги, многие из которых были заняты отдыхающими людьми. Невдалеке виднелся большой овальный бассейн с множеством мостков и витиеватых лесенок. Играла ненавязчивая музыка, слышался легкий шум прибоя. Среди невысоких пальм с причудливыми золотистыми листьями сновали деловитые пингвины.
— Вот это да!
— Пошли к берегу? — Настасья легонько дернула Марию за руку.
— Пошли…
— О, смотри, Грег!
Девушки подошли к спящему на траве мужчине. Рядом с ним, уткнувшись в мускулистое плечо круглой головой, дремал упитанный пингвин.
— Грег! — позвала Настасья. — Эй, привет!
Первым проснулся пингвин, и недовольно пискнув, перевернулся на другой бок. Грег сначала потянулся, смачно хрустнув суставами, а потом открыл глаза и тут же широко, приветливо улыбнулся.
— Нюся! Привет! О, какие люди! Грег, — мужчина легко вскочил на ноги и галантно протянул Марии покрытую длинными тонкими шрамами руку.
— Маша.
Рукопожатие было коротким и крепким, словно здоровались давние друзья. Мария, смущенная поначалу новым знакомством, успокоилась. Ее приняли как обычного человека, а не как "восставшую изо льда".
Настасья усадила девушку на шезлонг, а сама улеглась на траве, расстегнув глухой ворот формы. Тонкие белые шрамы на длинной шее сразу бросились в глаза.
— Как тут хорошо, — вдохнув свежий морской воздух, Мария с трудом отвела взгляд от едва заметных, но отчего-то завораживающих шрамов на девичей шее и тут же наткнулась на высокий хрустальный фужер, который Грег, сияя открытой улыбкой, протягивал ей. — Спасибо…
— Молодое вино, — он отсалютовал своим бокалом, удивительным образом появившимся в руке. — Предлагаю тост — за жизнь!
— За жизнь, — смутилась Настя и сделала маленький глоток. — Вкусно.
— А то! Можно вопрос?
— Конечно.
— Сейчас все обсуждают твою разморозку, говорят про время, в котором ты жила. А правда, что у вас процветала нищета?
От неожиданности Мария замерла, старательно держа улыбку на застывших губах. Такого вопроса она не ожидала и прежде чем ответить, замешкалась.
— Нет, не процветала…
— Время разлада и депрессий, — не унимался Грег, не обратив внимания на слабую попытку девушки переубедить его. — Вот мы сейчас могучая, великая страна, победившая политический разлад и объединившая под одним знаменем всю Европу! — он сделал широкий жест рукой. — Так вот!
— Всю?
— Да, Маша, всю! И наше государство заботится о своем народе, чтобы он не испытывал нужды, был под защитой и верил в будущее. Вот Настасья твоя военный летчик и знает, о чем я говорю!
Настасья снисходительно кивнула.
— Твой век — это время страха и недоверия, — не унимался Грег. — Посмотри вокруг,— взмахнув фужером, он довольно улыбнулся, — мы живем в удивительное время.
— Расскажи, — попросила Мария понимая, что сегодня ей предстоит только слушать.
Грег охотно кивнул и продолжил все в той же торжественной манере:
— РССС, как бы не кичилась Америка с ее объединенными континентами и Китай, подмявший под себя Японию и Индию, самая продвинутая страна в этом чертовом мире!
— Что такое РССС?
— Милочка, — Грег поддался вперед, — Российский Союз Содружеств Стран.
— Ничего себе, — Мария невольно улыбнулась. Поменяли буковки местами и воплотили мифический коммунизм в реальность.
Грег чмокнул дремавшего пингвина в клюв и с гордостью выдал:
— Да, Маша, мы такие! Раньше вас замораживали, не имея возможности вылечить, а мы в состоянии создать любой человеческий орган. Вы пропадали без вести, а мы можем найти человека за секунды. У вас были богатые и бедные, а у нас финансовое равенство и общие блага. Мария, согласись, наша жизнь много лучше!
— А война? — тихо спросила девушка. — Как же война?
— А это, девочка моя, — Грег вдруг стал серьезным, и хмель слетела с его глаз, — цена того, что все мы крепко держимся друг за друга. Террор — тот враг, который объединяет наши народы и страны.
— Но с такими технологиями можно же победить?
Затронутая тема отдалась в душе знакомой болью. Идеальный мир враз потерял цвет, размазав радужные краски идиллии кровавым росчерком беды.
— Война, милая, — Грег перешел почти на шепот, — и есть основа мира. Но я тебе такого не говорил, — и щелкнув пингвина по носу, задорно произнес: — Митя, вставай, пошли купаться!
Настасья задремала на траве. Стараясь не потревожить ее, Мария встала с шезлонга и медленно ступая по мягкой траве, пошла к прозрачной стене "Ледяного рая". За куполом, разгоняя плотный сумрак поздней ночи, бесновалось северное сияние, кромсая небо яркими переливами радуги. Отчего-то танец холодного света казался Марии враждебным, словно кто-то там, наверху, невидимый и злой хлестал серую высь многоцветным кнутом.
Мария провела ладонью по теплому стеклу, стараясь успокоить бешено стучавшее сердце. Отчего же так тревожно? Почему просто не расслабиться и не жить себе в удовольствие? Она первый размороженный человек, пришелец из прошлого, сенсация науки, но никто не тревожит ее бесконечными интервью, не лезет с глупыми вопросами. В ее время журналисты давно бы превратили жизнь "проснувшейся" во всемирное достояние, а тут тишина и покой. Отчего же так тревожно?
Внезапно стекло купола задрожало мелкой рябью, и тут же послышался монотонный гул, словно кто-то ударил в колокол. Земля под ногами задрожала, и прекрасное место враз потеряло свою безмятежность. По ногам скользнул ледяной ветер, стекло купола тут же покрылось пленкой испарины. Вода в бассейне заволновалась, испуганно выплеснулась на траву, и все вокруг покрылось тонкой коркой льда, словно на идиллию тепла набросили ледяной саван.
На миг глаза заволокла густая черная пелена, и тут же плотный мрак рассеялся, вернув перепуганное сознание в знакомую Марии комнату.
— Прости. У тебя еще час оставался, но мне на работу срочно, — Настасья помогла девушке снять виртуальный шлем, виновато улыбнулась и сделала шаг в сторону. — Познакомься. Это комиссары из службы поддержания жизни. Ты нужна им. А мне пора.
Мысли и чувства были все еще там, под удивительным куполом, и Мария с трудом возвращалась обратно в свою комнату, где Настасья устроила ей сеанс с полным погружением в виртуальную реальность. Тело уже чувствовало удобное мягкое кресло, но сознание все еще теребил испуг: перед глазами стоял купол "Ледяного рая", покрытый сетью тонких трещин. Почему-то сейчас эти трещины напоминали странные шрамы, витиеватыми зигзагами ползущие по тонкой длинной шее Настасьи…
— Гражданка Коган, я Лев Борисович, — высокий тонкий мужчина в белоснежном длинном халате протянул Марии руку, заботливо помог подняться. — Пойдемте, оформим документы. Вы нужны Родине, поздравляю! Вот и представился шанс быть полезной Государству.
— Да, конечно, — Мария суетливо встала на ноги, с волнением перебирая в голове мысли, как она может помочь своей могучей прекрасной стране. После разморозки прошло так мало времени, и навыки прошлой жизни, когда она работала художником-оформителем в столичном театре, еще не восстановились.
— Чем я могу помочь? — руки дрожали от возбуждения, Мария спрятала ладони за спину.
— Садитесь за стол, — Лев Борисович придвинул Марии стул, а сам встал напротив и с некой торжественностью начал говорить, слегка склоняя коротко стриженную голову в такт словам: — Произошло очередное нападение. В этот раз враги человечества атаковали нас с особой жесткостью.
Мария вздрогнула, сжалась в комок и с трудом вздохнула, пытаясь сдержать испуганный вскрик. Слушала внимательно, быстро кивая на каждое слово комиссара.
— Чем смогу помочь? — выдавила она из себя.
— Нам нужны ваши органы. Подпишите тут, просто дотроньтесь ладонью до экрана документа, что вы готовы поделиться всем, что будет нам необходимо.
— К-как?
Уже готовая прикоснуться к белому экрану ладонь замерла над столом.
— Вы не знаете? — Лев Борисович снисходительно улыбнулся и тут же сокрушенно вздохнул. — Ох уж эта система. Подняли человека и не ввели в курс дела. Времени у нас мало, гражданка Коган, поэтому я, как уполномоченный представитель СПЖ, довожу до Вашего сведения, что вас определили в статус донора, как человека, имеющего более семидесяти процентов живых тканей организма.
— П-подождите, — Мария нервно улыбнулась, сглотнула вязкую слюну и затравленно посмотрела на комиссара. — Как я могу быть донором? А ваши технологии? Вы же можете воспроизвести любой человеческий орган…
— Гражданка, — комиссар, сдерживая недовольство, нетерпеливо поджал губы, — человеческое тело может функционировать, если в нем заменено лишь тридцать процентов органов. Из-за войны многие наши граждане имеют такой процент имплантатов. А если у них страдают другие органы, помогает только пересадка живого материала. Понимаете? Вот почему вас начали размораживать. Вы нужны стране. Вопросы еще есть?
Внезапно просторная уютная комната сжалась до невообразимо маленьких размеров. Мария подавила приступ тошноты и поежилась, когда по телу медленно, словно в заморозке, прошлась крупная дрожь.
Сразу вспомнилась криокамера — ловушка из будущего…
— У вас заберут столько органов и заменят соответственно столько, чтобы тело могло функционировать. Возможно, донорство продлится годы, возможно, изъятие материала произойдет сразу, оптовым методом. Это уж, — Лев Борисович равнодушно пожал плечами,— как получится. А пока, гражданка Коган, поставьте подпись и поедемте в госпиталь для изъятия почек и части желудка.
— Как же так?
— Вы отказываетесь?
— Да, — резко ответила Мария, чувствуя, как в груди облегченно екнуло сердце. — Я не могу так. Я даже не знаю этих людей…
— Тогда ставьте подпись и закончим с этим, — комиссар нетерпеливо подсунул Марии документ. — Довожу до вашего сведения, что при подписании вы теряете статус гражданина и переходите в разряд особи.
Ощущение приятной прохлады прошлось по руке, когда ладонь коснулась белого экрана документа.
— Особи в нашем государстве автоматически переходят в разряд бесполезных и становятся донорами ста процентов материала.
Вытащив из одеревенелой руки девушки документ, комиссар резко развернулся и широким шагом направился к двери.
-Зачем? — голос Марии сорвался на хрип. — Зачем тогда давать надежду, воскрешать?
— Ну мы ж не звери, — не оборачиваясь ответил он. — От статуса гражданина вы сами отказались. Договор читать надо, особь!