Поверье

— Это и есть твой охотничий рай? — Родион Сотников, высокий, широкоплечий мужчина с резкими чертами лица, облокотился на капот своего большого чёрного внедорожника.

— Ну да, а чем не нравится? — откликнулся второй мужчина, выбираясь из салона другого автомобиля. Боря Поплавский считался старшим партнёром в компании Сотникова.

Стас, младший партнёр и финансовый гений совместного бизнеса, припарковал свой джип сзади и правее и сейчас подходил к старшим товарищам.

— Что ж, выглядит неплохо, — дал он своё заключение.

Мужчины стояли посреди просторного двора, изначально задуманного так, чтобы хватало места для парковки десятка автомобилей. Территория была обнесена добротным забором с "егозой", пущенной поверху. На въезде располагались автоматические ворота, сейчас закрывавшиеся под гул электромоторов. В глубине просматривался симпатичный двухэтажный коттедж с вывеской "Приют охотника".

Последний месяц у Родиона выдался особенно напряжённым. Собственное дело всегда отнимало немало сил и времени, и всякое случалось, пока Сотников отвоёвывал свою нишу на рынке. Переступал через головы друзей, шёл по костям врагов, играл с конкурентами в опасные игры с непредсказуемым финалом. Но выдержал, выжил и победил. Вот только — Сашка Петренко…

Когда-то в одном классе учились, дружили даже. Потом судьба развела, он и думать забыл о бывшем школьном товарище. А недавно свиделись вновь, да так, что Сашка оказался главным препятствием в раскрутке очень стоящего дела. От проекта зависела вся будущая стратегия компании, её развитие и процветание. До сантиментов ли тут?

Пришлось обойтись с однокашником максимально жёстко. Сашка потерял всё и скрылся с делового горизонта. Вообще исчез из вида. Одни болтали, что уехал куда-то в Сибирь, другие и вовсе, что повесился. Сотников не вникал, он сделал так, как было необходимо. Суровая реальность нынешнего предпринимательства. Но вот сидит занозой в душе — или что там вместо неё у современных бизнесменов? — память о вихрастом мальчишке, вместе с которым сбегали с уроков в кино. Сидит и ноет, как гнилой зуб.

А вожделенный проект, как назло, не желал раскручиваться, сбоил. То маховики и шестерни бизнеса вращались вхолостую, то принимались работать, но всё как-то через пень-колоду. Настроение — хоть вешайся. Может поэтому, когда Поплавский позвонил и предложил развеяться, съездить на охоту, Родион ухватился за эту идею. Добудут они кабана или нет — не суть важно, так хоть воздухом подышит и отвлечётся.

Гостей встретил хозяин "Приюта". Пухлощёкий, с заметным пузцом и редким венчиком волос вокруг бильярдной правильности лысины Матвей лучился улыбкой:

— Добро пожаловать, гости дорогие! Ждём вас с утра, ждём! Комнаты уютные, со всеми удобствами. Проходите сразу наверх, я вам всё покажу. Отдохнёте с дороги. А часикам к восьми прошу всех вниз, в каминный зал. Ужин, всё чин чином. Будете довольны!

Ужин порадовал дичью под "Настойку охотничью горькую". На спиртное не налегали, памятуя о завтрашнем раннем подъёме, но и не сильно себе отказывали. Всё в меру. К слову, других постояльцев в "Приюте" не наблюдалось, так что пировали друзья втроём. Руководил сменой блюд Матвей, а на стол подавала Марина, девушка с пышными формами и лукавым взглядом карих глаз.

Насытившись, отвалились от стола. Болдырев принялся возиться со своей трубкой. Невысоко росточка и худосочного сложения, внешне он напоминал бухгалтера советских времён из какого-нибудь заштатного учреждения. Да, по сути, им и являлся, только не где-нибудь в ЖЭУ или на чулочной фабрике, а в преуспевающей компании Сотникова. Стас считал, что трубка придаёт ему солидности, особенно в компании с шефом. Но, по большому счёту, этого и не требовалось. Родион отлично знал, как мастерски невзрачный очкарик обращается с финансовыми потоками, как умело держит в узде оборот больших денег и легко обходит подводные камни в непростом банковском деле.

Поплавский, юрист, умница и хитрый крючкотвор, знавший законы на зубок, достал сигару. Они с Родионом дружили с университетских времён, и по окончании учёбы не прервали связь. Перезванивались, время от времени ужинали вместе, хвалясь успехами и сетуя на неудачи. Порой помогали друг другу по мелочи. А пять лет назад Борька привёл Болдырева, и предложил работать вместе. Вложились разными долями, открыли фирму, и дело пошло. Так пошло, что сейчас можно было махнуть не в какое-то Свиблово за кабаном, а в Африку за носорогом.

Нестареющий, тёмноглазый и черноволосый Борис, заводной и подвижный, словно ртутный шарик, сбежавший из градусника, всегда был душой их маленькой компании. Любил беззлобно подшучивать над друзьями, травил байки и обожал розыгрыши. Вот и сейчас, раскурив свою сигару, он неожиданно приналёг на стол и зашелестел заговорщицким шёпотом.

— А знаете, братцы, мы ж сейчас находимся в местах непростых. Расселялся здесь некогда маленький, но самобытный народ ижора. Нет, они и сейчас существуют, но осталось их очень мало. Так вот, у ижор был свой языческий культ почитания солнца, деревьев, птиц, духов и прочие. Их пытались обращать в христианство, но полностью этого сделать не удалось. Кое-что из старинных поверий сохранилось и дошло до наших дней. Представьте, прямо в этом посёлке живёт колдун, который на их языке называется арбуй. Говорят, страшные вещи творить способен…

В камине весело потрескивали полешки, по телу приятно разливалось тепло от сытного ужина и крепкой настойки. Настроение у Родиона несколько улучшилось, мучительные размышления, беспокоившие последние дни, если и не развеялись, то хотя бы потускнели, отодвинулись куда-то за грань восприятия.

— И что, к примеру? — поддержал разговор он.

— Ну, говорят, на погоду влияет, хворь изгоняет…

— Это кстати, — улыбнулся Сотников. — Своего врача или фельдшера здесь наверняка нет, а "скорую", если что, ждать придётся целый день. А тут колдун. Как ты говоришь, Боря — арбуй? Дуй-плюй, и все здоровы! — рассмеялся сам неожиданной рифме.

— И я о том, — радостно поддержал Поплавский. — Наверное, и приворотом занимается. Стас, у тебя неприступные красавицы на примете есть? А то мы щас быстро сторгуем тебе невесту по сходной цене. Да вот хоть подавальщицу Маринку, чем не красотка? — И заржал жизнерадостно.

Все знали, что Болдырев успехом у прекрасного пола не пользуется. Ни офисные прелестницы, ни девицы на раутах, куда Стас был вхож, не ценили мощный интеллект и блестящие знания финансиста. Это создавало определённую проблему, и сейчас бухгалтер хмуро пыхтел своей трубкой, выражая этим недовольство. Родион же считал подобные трудности временными. Настанет день, когда положение и толщина кошелька Стаса превысят определённый предел, тогда и появится масса предложений от девушек из самых респектабельных семей.

— Но-но, Боря! — вступился он за младшего партнёра. — Ты нам кого ни попадя не подсовывай. Мы сами выберем нашему финансовому директору невесту — весь свет обзавидуется. А шаман твой пусть займётся чем-нибудь полезным.

— Не шаман, а колдун. Арбуй. Ну да, он умеет и полезное, — отсмеявшись, продолжал Поплавский. — Слыхал, медведя-шатуна может заколдовать, заставить кружить по лесу в пределах небольшого участка. Чтоб охотникам безопасно было. Притом, ритуал столь прост, что выполнить его по силам практически любому. Правда, мало кто отважится будить древние колдовские силы… — сделал он "страшные" глаза.

— Расскажи,— попросил Родион.

— Берётся медная монета, — тихо начал Поплавский, подпуская таинственности, — кладётся на пол. Её нужно обойти ровно три раза по кругу, потом через неё же перепрыгнуть, выкрикнув при этом "хоп". И всё. Говорю же, любой сможет.

— Где ты сейчас медную монету возьмёшь? — практично вставил Стас. — Да и шатуны только зимой бывают, сентябрь на дворе.

— Ай, медведь любым может быть, — отмахнулся Поплавский. — А монета у Матвея имеется. Да, Матвей? — обернулся он к хозяину, скромно притихшему в уголке и готовому в любое время выполнить всякую прихоть уважаемых гостей.

— Секунду, — радостно отозвался пузан, и через миг на столе лежала монета.

Родион взял её в руки — копейка царской чеканки. Двуглавый орёл, буква "ять" в слове "копейка", и дата — 1828 год. Да, это медь, без обмана. Тут же монетку перехватил Поплавский, принялся вертеть так и сяк, разглядывая.

— Вот, я ж говорил, — радостно воскликнул он. — Существует только одно "но". Знающие люди сказывали, что творить сей ритуал дозволено одному лишь арбую. Высшими силами дозволено, не просто так. А если какой профан в это дело сунется, так сам может того… как медведь-шатун.

— Ерунда полная, — убеждённо заявил Сотников. — Боря, я тебе удивляюсь. Ты, современный и образованный человек, веришь во всю эту муть?

— Ну, не скажи, Родя… — задумчиво протянул Поплавский.— Сказка ложь, да в ней намёк. Я бы, например, пробовать не рискнул.

— Вот поэтому ты только старший партнёр, а я — глава фирмы, — веско вывел Сотников. — Рисковать не умеешь. Всё осторожничаешь, как бы чего не вышло. А иногда нужно вот так — головой в омут! Дай сюда монету.

— Не надо, Родя. — Стал вдруг совершенно серьёзным Борис. Длинный столбик пепла с сигары надломился и упал к нему в тарелку, но он этого не заметил. — Болтают люди, в этих краях поверья старинные работают. Не ровён час…

— Дай, говорю. — Родион уверенно протянул руку. То ли действие настойки сказалось, то ли напряжение последних дней, но его понесло.

— Действительно, шеф, ну его, — неожиданно подключился Стас, до сей поры молчавший. Лицо его выглядело испуганным. — Мало ли что? А вдруг и правда…

— Это с кем же я на кабана собрался? — усмехнулся Сотников, отбирая царскую копейку и укладывая её на пол. — Сейчас сами увидите, что страшные сказки настоящему бизнесмену не помеха.

И вмиг сотворил ритуал.

Все присутствующие замерли с напряжёнными лицами, но не грянул за окном гром, не полыхнула молния. Порыв ветра не распахнул створку окна, взметнув занавеску, как это часто показывают в кино. Не произошло вообще ничего. Монета лежала на полу, глава крупной компании стоял возле неё дурак дураком. Родион и сам понял, что выглядит глупо.

— Ладно, спать пошли, — недовольно буркнул он. — Завтра вставать рано…

 

 

За окном плавала серая муть, когда Родион, совершив утренний моцион и напялив охотничий комбинезон германского производства, спустился в каминный зал. Предполагался лёгкий завтрак, а там должен был подойти проводник. С удивлением Сотников отметил, что он первый. Дрыхнут партнёры, охотнички, твою дивизию…

— Эгей! — крикнул он. — Есть кто живой?

Из-за ширмы в дальнем углу вынырнул Матвей, осклабился:

— Позавтракать желаете, Родион Васильич?

— Желаю. А где остальные?

— Так уехали, — развёл руками Матвей.

— То есть? — не понял Родион.

— Темно ещё было, сели в машины, значит, и укатили.

— А охота?

— Какая уж теперь охота, — вздохнул Матвей. — Вы ж, извиняюсь, теперь урсу. Так у нас это называется. Из Свиблово вам дорога заказана…

— Шутишь? Бред какой-то… — пробормотал Родион, доставая телефон.

— Нет-нет, сотовая связь здесь не берёт, — поспешил подсказать Матвей. — Операторы только райцентр освоили, сюда ещё не добрались. Да и не до шуток мне.

Точно, Поплавский предупреждал — мобильники в Свиблово можно вовсе не брать. Но и слушать дальше эту дичь совершенно не хотелось.

— Вы что, сговорились?! Ты, толстяк, хочешь сказать, что я из вашей дыры теперь не выберусь?

— Точно так, — печально покачал головой Матвей. — На километр отойти, наверное, удастся, но не более.

— Хорошо, сейчас я сяду в машину и уеду, — нехорошим голосом проговорил бизнесмен. — Через час буду в райцентре Белово, а там и в городе. С друзьями-охотниками потом поговорю, а тебе, отельер, прямо сейчас могу сказать — иди в задницу!

— А завтрак?.. — пискнул Матвей.

— Вместе с завтраком, — отрубил Сотников и, резко двинув стул, встал из-за стола. Широким шагом направился на выход.

— Ну да, ну да, — скорбно покивал вслед "отельер". — Давай, богачок, пробуй…

Качественный заграничный внедорожник завёлся с пол-оборота, рыкнул мощным двигателем. Родион резко развернулся, ворота уже раскрывались под гул электромоторов. Дорогу он запомнил хорошо. Да тут и дороги той — съезд с шоссейки сразу переходил в грунтовку, она же центральная улица посёлка. В конце улицы располагался "Приют". Оставалось лишь проехать напрямик от охотничьего домика до шоссе, с обеих сторон окружённого стеной леса. Там ещё поворот был перед въездом… Ага, вот и он. Сотников плавно сработал рулём, выехал на прямой участок и увидел, что шоссе заканчивается въездом в Свиблово.

Что за чёрт?!

Развернулся и поехал в обратном направлении. Опять поворот, повернул, и снова та же картина — впереди центральная улица посёлка. Не веря ни себе, ни глазам своим, Родион проделал подобный трюк ещё несколько раз. "День сурка" продолжался. Наконец, ругаясь на чём свет стоит, проехал по улице, нагоняя тётку с кошёлкой, бредущую по обочине.

— Уважаемая, где тут выезд на Белово? — крикнул ей в окно.

Тётка обернулась, прищурилась:

— Так тебе в обратную сторону, милок.

— А другой есть?

— Езжай прямо по улице, свернёшь направо, к рынку. Там поворот один, не промахнёси. Только ты ж и там не проедешь, милай. Ты ж урсу.

Сотникова чуть не хватил столбняк — а тётка откуда знает? Уж её-то вчера в каминном зале точно не было. Потом газанул с места, выметая колёсами фонтан пыли из грунтовки, цедя сквозь зубы: "Сговорились, да? Ну я вам покажу…" Однако показывать оказалось некому и нечего. Поворот вывел его на кривую улочку. По левую руку действительно расположился рыночек, где уже активно толкался народ. По правую — обычные дома. Вскоре они закончились, впереди тянулась прямая как стрела грунтовка.

Вот так, ребята! Сотников торжествовал: засуньте свои поверья себе, знаете куда? Эта дорога поворотов не делает и уж куда-нибудь да выведёт. Правда, впереди взгорок, сразу за ним дорожного полотна не видно, но чуть дальше — вон она, дорога, прямая и светлая! Машину слегка тряхнуло на вершине взгорка, и показалось Родиону, что моргнул он в этот момент. А может, и не моргнул, но спуск проходил уже по хорошо знакомому шоссе. И впереди маячил осточертевший поворот.

Сотников даже зарычал от негодования. Въехал в посёлок, нашёл первый же съезд с улицы влево, то ли тракторную колею, то ли ещё что, но дорогой это нельзя было назвать точно. Тем не менее, поехал. Машину нещадно трясло и подбрасывало на ухабах. Впереди выросла изгородь из редкого штакетника, Родион, не задумываясь, снёс её бампером. Но следом на пути оказалось толстое дерево. Урсу начал огибать его, уже подозревая, чем это закончится. Так и есть — он вновь на треклятом шоссе в той же самой точке, у поворота. Ясно, любой извив дороги, складка рельефа, препятствие на пути — всё будет возвращать его на исходную. Так можно кружить годами.

Сотников отогнал машину к обочине. Если механизму проехать не удаётся, то, возможно, получится пройти пешком? Выбрался из салона и потопал по шоссе, даже не озаботясь запереть автомобиль. Вначале топалось хорошо, нормально так шагалось, но в какой-то миг он неожиданно, но обязательно оказывался лицом к повороту и съезду в Свиблово. Раз за разом. Сознание не улавливало момент изменения направления, вообще отказывалось принимать это как факт. Родион шёл и шёл в какой-то уже отчаянной, иступлённой надежде вырваться из западни. Но некая сила, не поддающаяся рациональному объяснению, вновь и вновь превращала чёртов поворот из удаляющегося в приближающийся.

"Бред, бред, бред…" — шептали пересохшие губы.

В середине дня из-за поворота послышался топот копыт и постукивание колёс. Родион замер. По дороге вывернула телега, запряжённая мерином. Возница лениво шевелил кнутом. Вот, понял Сотников, это возможность! Он сам урсу, но местный-то — нет! Он и вывезет из заколдованного круга…

— Стой! — поднял руку Родион, двинувшись навстречу телеге. — Слышь, мужик, подвези в Белово.

Поселковый натянул вожжи, остановил своё транспортное средство.

— Я не в Белово, в Кружаевку еду.

— Но это по дороге на Белово? Давай в твою Кружаевку, там разберёмся…

— Не, мил человек, — спокойно отказал мужик. — Ты ж урсу, тебе ходу за Свиблово нет.

— Да я тебе денег дам, какой ещё урсу! — чуть не взвыл Родион. Рванул из кармана пачку купюр (хоть и был в охотничьем комбинезоне, но как только сел в машину, сразу переложил в карман на груди деньги, привычка — вторая натура). Покрутил перед носом возницы ворохом радужных бумажек, рубли и евро вперемешку. — Смотри, здесь столько, что три телеги купить можно!

— Дык пока найдёшь новую… А я без телеги как? И без лошади? Ты ж пойми, мил человек, если я урсу подсажу, лошадь через десять минут околеет. Да и телега развалиться может. Не, ты уж выбирайся как-нибудь сам. Не серчай, — и тронул.

Родион вцепился в край повозки, засеменил рядом. Но мужик встрепенулся, привстал на козлах:

— Эй, не балуй! Сказано человеческим языком — взять не могу. Сам как-нибудь…

— Ах ты!.. — Сотников потянулся, пытаясь достать мужика, ухватить его за лацкан поношенного дождевика. Но тот неожиданно проворно отпрянул, а следом достал топор.

— Не доводи до греха, — зло прищурился на приезжего. — Тебя, дурака, в урсу никто силком не тащил. Все вы, городские, так — вначале нашкодите, а потом хватаетесь. Ну-тка, подь отседа!

Родион опешил и отступил. Такого отпора он не ожидал. В принципе, в машине лежало ружьё, а машина — вон она, близенько. От неё и захочешь, далеко не уйдёшь, провались оно всё к такой-то маме. Но не устраивать же стрельбу на дороге! Это вовсе уж ни в какие ворота.

— Ладно, езжай, — пробормотал обречённо. — Счастливого пути…

— Во-во, — опасливо покосился мужик и понукнул своего мерина. Дробно застучали копыта по асфальту.

Но в голове Сотникова родилась новая идея. Ладно, пешком его не выпускают, на автомобиле тоже, селянин не взял, но ведь должен быть какой-то рейсовый транспорт? Автобус, уж наверняка. Водитель-то отказать не сможет, купил билет — езжай. И люди будут, перемещаются же они здесь от посёлка к посёлку. В гости, там, или ещё по какой надобности. Нужно просто найти автовокзал. Он бросился к машине.

Автовокзал отыскался на том выезде, который подсказала добрая пейзанка утром. И который его так никуда и не вывел. Однако местный автобус, похоже, как раз по ней и ездил, не испытывая при этом ни малейших затруднений. Кассы здесь не было, деньги платили прямо водителю. Родион приготовил тысячную купюру, выждал на всякий случай, когда салон наполнится, и шагнул на ступеньку входной двери.

— Мне в этот… э-э… куда вы там едете? — замялся он, протягивая одновременно деньги.

— А куда надо? — обернулся водитель, но увидев Сотникова, изменился в лице. — Тебя не повезу. — И оттолкнул руку с деньгами.

— Как, не повезёшь?! — взревел Родион. — Я деньги за проезд плачу, ты обязан…

Но водитель уже не обращал на него внимания.

— Так, граждане, в автобусе урсу, — обернулся он к пассажирам. — Никуда не едем, покиньте салон.

Тётки с кошёлками, занимавшие передние сидения, неодобрительно загудели, но, тем не менее, дисциплинировано поднялись и начали покидать автобус, протискиваясь мимо Родиона. Виновник торжества ошарашено наблюдал происходящее, продолжая тянуть руку с "тысячей" водителю.

— Эй, вы куда, народ? — хотел он крикнуть властно, как привык, а получилось неожиданно тихо и как-то жалко. — Мне ж просто уехать надо…

Однако вслед за тётками придвинулась группа кряжистых, плечистых мужиков.

— Слышь, паря, нам ехать нужно до зарезу, — сказал тот, что стоял ближе. — Не порть людям жизнь, выйди по-хорошему.

— Не выйду, — набычился Сотников. — Автобус — общественный транспорт, имею право.

— Нехорошо, — покачал головой мужик. — Не превращай свои беды, паря, в наши. Ну-ка, ребята, — скомандовал он.

Тут же полдюжины крепких рук ухватили Родиона подмышки, под локти, за плечи. Кто-то прихватил сзади за ремень комбинезона, а затем одним мощным, слитным движением выкинули из автобуса. Приземлился Сотников не очень удачно, больно ударившись локтем и коленкой, подняв тучу пыли. Так и сидел на заплёванной площадке, очумело крутя головой. Видел, как закрылась гармошка двери, как, фыркнув выхлопом, тронулся автобус. Чуть отъехав, подобрал тёток с кошёлками, и порулил по той самой дороге со взгорочком. И не было сомнений — для него бугорок проблемы не представляет.

— Бред. Полный бред, — прошептал Родион, наблюдая удаляющуюся корму несбывшейся своей надежды.

К вечеру, усталый и голодный, он вернулся в "Приют охотника". Матвей, как ни в чём не бывало, лучился улыбкой:

— Отужинаете, Родион Васильич?

— Да, отельер, накорми. И дай позвонить по межгороду. У тебя ведь обычный телефон есть?

— Конечно. Переночуете?

— Те-ле-фон, — раздельно повторил Сотников.

Аппарат был тут же в зале. Он набрал номер Майорова, человека, который за деньги мог достать всё. Через несколько гудков на другом конце провода откликнулись:

— Слушаю.

— Привет, Алексей. Это Сотников.

— Родион Васильевич, какими судьбами?! — радостно воскликнул Майоров. — Что-нибудь случилось, нужна помощь?

— Да. Нужен вертолёт. Срочно.

— Ого, запросы у вас, однако, — хохотнул Майоров. — Но вы же знаете, любой каприз за ваши деньги. Когда и куда подогнать?

Родион достал навигатор, который всегда брал с собой на охоту и рыбалку, не забывая заблаговременно забить туда карту предстоящего района пребывания. Сразу у поворота была полянка, не очень-то и большая, но лёгкий вертолёт там сядет. Где ж она? Ага, вот. Он продиктовал координаты.

— Завтра утром, часикам к восьми устроит? — спросил Алексей, ничуть не удивившись необычности района, куда придётся посылать геликоптер. Он вообще ничему не удивлялся, пока ему платили.

— Устроит. Рассчитываю на тебя.

Родион повесил трубку, вернулся к Матвею. Отделил щедрую пачку купюр:

— Вот за телефон, ужин и комнату на ночь. Надеюсь, моя не занята?

— Не занята, располагайтесь. Ужин подать наверх?

— Да.

Сотников ступил на лестницу, ведущую на второй этаж к комнатам, когда в спину прозвучало:

— Зря вы это, Родион Васильич.

— Что ¬¬— зря? — остановился и полуобернулся Сотников.

— Насчёт вертолёта. Уж простите, услышал разговор невольно. Не поможет вам вертолёт, а то ещё и погубите машину вместе с пилотом. Я бы вам посоветовал вместо этого сходить завтра на рынок и найти сапожника Николая. Он там один такой и он тоже урсу. Быть может, вдвоём вы что-нибудь придумаете…

— Утреннее напутствие помнишь? — устало спросил Сотников. — Вот и следуй.

 

 

К восьми утра Родион был на полянке. Нервно вглядывался в небо, напряжённо вслушивался — не появится ли гул винта? И дождался. В назначенное время, точно по договоренности, на востоке появилась маленькая точка, и послышалось зудение, похожее на комариное. Точка быстро приближалась, звук оформился в гул вертолётного ротора. Лёгкая винтокрылая машина спешила на помощь к бизнесмену.

До полянки оставалось всего ничего, когда неожиданно двигатель принялся "чхать", давать сбои, и вертолёт резко повело вниз. Пилот отвернул, сделал головокружительный вираж, покидая опасную зону. Работа мотора восстановилась, стрекот вновь стал устойчивым. Лётчик не сдался, повторил попытку. Вот только завершилась она с тем же результатом. Винтокрыл едва не рухнул в чащу леса. Больше летун рисковать не стал, развернулся и полетел из злополучного места на базу.

Сотников провожал вертолёт взглядом. Вот несостоявшийся спаситель стал похож на точку в небе, а гул винта превратился в зудение, схожее с комариным. А вот и вовсе скрылся с глаз. Родион сел в машину и поехал к рынку.

Николай оказался мужиком неопределённого возраста, в потёртом пиджаке и кепке. Когда Родион приблизился, он сосредоточенно забивал сапожный гвоздь в подошву растоптанного сапога. Бросились в глаза татуированные перстни на пальцах. Ясно, бывший сиделец. Может быть, на поселении. В общем, зэк, "зэ-ка", заключённый каналоармеец.

— Что, обувку нужно починить? — спросил Николай, не отрываясь от работы. Однако зыркнул на добротные походные ботинки Родиона иностранного производства.

— Нет. Разговор есть.

— Я и гляжу, такой обувке сносу нет.

Сапожник поднял голову: глубоко посаженные, выцветшие глаза, худые щёки в лучиках морщин, крупный нос, похожий на клюв хищной птицы, и несколько скошенный кзади подбородок. От всего этого лицо Николая напоминало топор. Он уставился на Родиона, не желая начинать разговор первым.

— Ты Николай? — не нашёлся сразу Сотников.

— Николай, Николай. Вижу теперь, кто ты. И что спросить хочешь — знаю.

— Тем лучше, — выдохнул с облегчением Родион. Говорить, что вот, мол, стал я урсу, нужен твой совет, язык не поворачивался. Как и не укладывалась до сих пор в голове ситуация в целом.

— Как залетел? — продолжал сапожник. — По дурочке?

— Да, сглупил. Не поверил, что всё это возможно. А ты давно… урсу?

— Третий год молотком стучу. Тоже вот так, по пьяни, из ухарства дурного вкруг монетки поскакал, теперь расхлёбываю.

— Николай, а как они все сразу про меня узнали? — задал Родион вопрос, который почему-то мучил его сейчас больше всего. — Идёт бабка навстречу, впервые её вижу, а она мне — урсу! И другие тоже…

— Да тут всегда так. Места такие. Ты не первый, и я не первый. Кто до меня был и куда делся, не скажу, не знаю. Но местные о появлении урсу сразу узнают, и помощи от них ждать не стоит. Пробовал уже вырваться?

— Было дело… — смутился Родион.

— Да ты не тушуйся, — усмехнулся Николай. — Вертолёт к тебе прилетал? Ага, я так и подумал. В своё время я тоже чего только не пробовал: и через лес, и по реке, и к арбую ходил. Да только разговор не заладился. Сказал, ты, дескать, сам дурак.

— Может, мне к нему сходить? Я денег дам.

— Не возьмёт, не те здесь порядки. Да и нет сейчас в посёлке арбуя. Тут вокруг ижоры семьям живут по разным сёлам, вот он их и обходит время от времени. Лечит там, помогает…

— Ну и чёрт с ним, с шаманом! Неужели никак вырваться нельзя? В голове не помещается, в наше время — поверья, заклятья… Чушь! Наверняка выход есть, неужели ты за столько времени ничего не придумал?

— А ты сам придумай, раз умный такой, — вдруг озлился сапожник. — Улетать он собрался… Улетел? Да ты хоть ракету сюда вызывай! А то танк из города выпиши, всё равно не доедет. Рухнет по пути в болото, и с концами.

— Но что-то делать надо? — сбавил тон Сотников. Этот бывалый урсу представлялся сейчас единственной надеждой. — Подскажи, или давай думать вместе.

— Ты какую цену готов заплатить за волю? — неожиданно прищурился сапожник.

— А сколько надо? В средствах я не стеснён.

— Это хорошо, что не стеснён, да только дело не в деньгах. Может статься, жизнью платить придётся.

— Говори, — решительно кивнул Родион.

— Слыхал я, двоим урсу уйти можно. Я, вообще-то, ждал тебя. Ну, не именно тебя, но второго такого дурака, который головой в петлю полезет. Урсу, что до меня был, может так и ушёл. То есть — вдвоём. Наверняка не знаю, но слухи ходили. И даже место прохода мне назвали, через который из круга вырваться можно. Но опасно это, если пойдём, можем не вернуться. То есть, вообще никуда не вернуться.

— Пошли. Я всю жизнь по этому Свиблово крутиться не намерен. Если есть хоть один шанс из ста — пошли.

— Решительный ты парень, это хорошо, — ухмыльнулся Николай. — Тогда так. Встречаемся ближе к вечеру у выхода из посёлка. Того, что у поворота, за который никак не завернуть. Тут вся штука в том, что идти нужно в другую сторону. Не на Белово, а от него. Там, недалеко в лесу — проход. Был я в тех местах, всё разведал. Но одному не пройти. А вдвоём — отчего ж не рискнуть.

— Договорились, — протянул руку Сотников.

 

 

Они встретились в четыре пополудни. Николай надел дождевик и высокие резиновые сапоги, хотя дни стояли безоблачные, и дождей не было. На плече сапожника висела двустволка, за спиной вещмешок. Родион тоже прихватил ружьё. На всякий случай, в лес ведь идут.

— У меня машина,— предложил Сотников.

— Сейчас она не нужна, идти тут не далеко. Если выберемся, пришлёшь за ней кого-нибудь, а если нет… Мёртвым авто без надобности.

Они двинулись по дороге, действительно, не в сторону знакомого поворота, а в противоположную. Шли недолго, скоро Николай свернул в лес. Желтизна уже тронула кроны деревьев, а подлесок местами и вовсе играл багрянцем и золотом. Николай уверенно шагал впереди, показывая дорогу. Скоро вышли на полянку, окружённую стеной леса. У дальнего края виднелся овраг.

— Вот и начинается самый опасный отрезок пути, — негромко проговорил Николай. — Сейчас мы разделимся и обойдём овраг с обеих сторон. Ты иди направо, я пойду слева. Внимательно смотри под ноги. Если что, подай знак голосом.

— Каких подлянок ждать, хоть намекни? — спросил Родион. — Здесь может быть зверьё?

— Это вряд ли. Почва… понимаешь, я не знаю, как лучше объяснить. Иногда земля уходит из-под ног. Или начинает дрожать, что ли. Может, это и есть проход, а может дорога чёрту в пасть. Поэтому шагай очень внимательно. Давай.

Сотников осторожно двинулся в сторону оврага. Вглядывался в траву, куда предстояло ставить ногу, до ломоты в глазах. Он чувствовал себя как на болоте, по которому, впрочем, никогда не ходил. Оттого было ещё страшнее. Что имел в виду Николай, как можно провалиться на плотной лесной почве? И глядел под ноги ещё пристальнее. Напряжение и концентрация внимания были такими, что он не сразу понял, что вокруг не так. И лишь мгновение спустя дошло — Николай не издаёт ни малейшего звука. Он что, никуда не пошёл?

И тут за спиной грохнул выстрел. Пуля просвистела, казалось, прямо над ухом. Тело среагировало моментально, без участия разума. Сотников резко пригнулся, метнулся в сторону. Ещё выстрел! С кустов, росших по-над оврагом, срезало ветку, закружились сбитые жёлтые листья. Родион рванул ружьё с плеча, пальнул с разворота, но Николая сзади не оказалось. Его вообще не было видно.

Не раздумывая, Сотников в несколько длинных прыжков достиг оврага и сиганул вниз. Склон оказался неожиданно крутым, он съехал по сыпучему грунту, ушибаясь задом о камни и выступающие корни. Кусты по склонам росли редко, зато дно заросло полностью. Когда спуск, наконец, закончился — обернулся, глянул вверх. Противник не показывался, но он сам представлял собой отличную мишень.

Родион бросился в заросли, понимая, что сверху, скорее всего, его всё равно видно, и ничто не мешает Николаю сделать прицельный выстрел. Не отдавая себе отчёта в том, что он делает правильно, а что нет, начал пробираться к противоположному краю. Овраг был нешироким, но достаточно глубоким. Скоро дно стало повышаться, переходя в пологий склон. Начали попадаться тоненькие деревца с густым подлеском, и Сотников почувствовал себя более защищённым.

Страх отступал, нарастало бешенство. Вот зэчара, вот же сука! Травил байки про проход, а сам заманил в лес, чтоб пристрелить! Ещё заставил сосредоточиться на земле, смотри, мол, куда ноги ставишь. Внимание отвлёк, а сам целился в спину. Но зачем ему это нужно? Что ему от убийства приезжего? Разве что, из-за машины. Внедорожник дорогой и, наверное, у Николая есть план, как объяснить окружающим пропажу владельца. Чёрт его знает, что там у него на уме, но сейчас нужно выбраться живым.

Овраг закончился. До густого леса оставалось несколько метров, Сотников засел в густых кустах. Прислушался — ни шума, ни шороха. Он дослал недостающий патрон в ствол своего ружья, начал осторожно выглядывать из завесы зарослей. Николая нигде не было видно. С какой стороны он обошёл овраг — слева или справа? Родион ещё немного подался вперёд, на свободное пространство, и тут же получил тяжёлый удар сзади по голове. Свет в глазах померк.

Очнулся лежа на спине, со стянутыми верёвкой руками и ногами. Сколько времени прошло, Родион сказать не мог, может, десять минут, а может, больше часа. Но солнце ещё не село, значит, провалялся в беспамятстве он не так уж долго. Лежать было неудобно, что-то твёрдое и довольно острое упиралось в поясницу. Рядом слышался топтание и сопение. Очевидно, веки Родиона дрогнули, потому что сверху раздался голос Николая:

— Очухался? Быстро ты, я думал, ещё поваляешься. Ладно, открывай глаза, чего уж теперь.

— Сука ты, Николай, падаль тюремная, — с чувством сказал Сотников.

— Да ладно, не ругайся, брат. Что делать, если никакого прохода нет, а возможность вырваться из этой дыры только одна — убить другого урсу. Как говорят люди моего круга — ничего личного.

— Что ж не пристрелил сразу? Помучить хочешь?

— Ни боже ж мой! — Николай присел рядом на корточки, заглянул в лицо. — Убить мало, нужно ещё ритуал соблюсти. Я ведь тебя только подстрелить хотел, чтоб не до смерти. А ты вон какой прыткий оказался. Ну да ладно, всё получилось, и хорошо. Понимаешь, без ритуала уйти не получится. Нужно у живого урсу отрезать голову и закопать её на дне оврага, а тело спалить. Не я придумал, брат! Это ижоры, забери их нечистая, и арбуи их чокнутые. Самому тошно, честно. Но и ты меня пойми, я всю жизнь по зонам. Последний раз семерик оттянул, только откинулся, и на тебе — вляпался! Та же зона, даже хуже, потому как с виду ты вроде свободен, а на самом деле — в неволе.

Родион слушал Николая, и кровь стыла в жилах. Неужели он это сделает? Хотя, с него станется. Может, он и раньше мокрыми делами занимался. Да в любом случае, для такого чужая жизнь — копейка.

— А если я тебе денег дам? — попробовал Сотников.

— Да брось, брат. Ни к чему эти разговоры. Те, что при тебе были, я уже забрал. На первое время хватит, а там видно будет.

— Меня будут искать. И тебя будут искать. Я пришёл к тебе по совету Матвея, хозяина "Приюта охотника". Нас видели вместе на рынке.

— Не, искать не будут. Участковый здесь старый да ленивый, а приезжие в лесу нередко пропадают. Заблудился ли, зверь ли задрал…

— Я известный человек, у меня влиятельные друзья. Так что, искать будут, — пригрозил Родион.

— А и будут, и что? Косточки твои обгорелые я спрячу, голову тоже вовек не отыщут. Я тем временем далеко буду, заморятся ловить. Не переживай, всё будет нормально. Ладно, хватит разговоров, темнеет уже. Ты полежи пока, мне хвороста натаскать нужно. Костёр большой понадобится.

И ушёл, делом занялся. Тут и принялся Родион ворочаться так, чтобы на то самое твёрдое и острое — корень ли, валун ли, вросший в землю? — лечь точнёхонько верёвкой, спутывающей руки. Не с первой попытки, и не со второй даже, но получилось. Начал перетирать путы, то напрягая, то расслабляя мышцы рук. И скоро почувствовал, что скованность в кистях ослабла. Родион удвоил усилия. К счастью, Николай, не отвлекаясь, таскал хворост и ветки, раскладывая их в будущий ритуальный костёр.

В какой-то момент Сотников почувствовал, что руки свободны. Теперь он аккуратно, без лишних движений разминал затёкшие кисти. И ко времени, когда Николай пришёл исполнить задуманное, был готов. Зэк присел рядом, достал охотничий нож. Родион прикрыл глаза, чтобы не выдать возбуждение, готовность броситься. Николай принял это за покорность, проговорил почти человеческим голосом:

— Ещё раз прости, брат. Если б можно было по-другому, ей-богу, сделал бы всё иначе. А так… Я тебя по сонной артерии чикну, мучиться не будешь.

И тут же одной рукой прижал грудь Родиона, а другую, сжимающую нож, занёс для удара. И в момент, когда оружие двинулось вниз, бизнесмен выхватил руки из-за спины. Подставил левый локоть, отбивая удар, а следом прихватил вооружённую кисть в жёсткий захват. Правой же рукой ухватил противника за горло. Вертанулся, стряхивая с себя зэка, наваливаясь сверху всем телом. Весу в Сотникове было едва не вдвое больше, чем в Николае, но тот, сухой и жилистый, извивался ужом, путаясь высвободить руку с клинком…

Бороться со связанными ногами было страшно неудобно. Родион хрипел, прижимал Николая к земле. Тот тоже хрипел, стараясь извернуться и резануть жертву ножом. Жертва не поддавалась. Они возились в траве, ни один не мог нанести решающий удар. Наконец, Сотникову удалось подтянуть ноги, упереться коленями в живот Николая, и когда зэк на миг замер, собираясь с силами, Родион слегка подпрыгнул, опуская колени на пресс врага ударно, с весом тела и вложенным усилием.

Из горла сапожника вырвался нутряной хрип, руки расслабились. Сотников и сам не удержался, скатился в сторону, но Николаю было уже не до сопротивления. Он скорчился в позе эмбриона, выронив оружие. Родион добавил ему кулаком за ухо, хотя, может быть, этого и не требовалось. Метнулся к ножу, принялся лихорадочно резать верёвки на ногах. Когда Николай начал приходить себя, Сотников возвышался над ним, наведя на противника ружьё.

— Что, убьёшь? — прохрипел зэк.

— А ты как думаешь? Ты меня не пощадил.

— Говорю же, ничего личного. Даже извинился перед тобой. В побег собрался, тут брат, каждый за себя.

— Вот и я за себя.

— Да не выстрелишь ты, кишка тонка, — осклабился Николай, отдышавшись. — Ты хоть когда-нибудь живых людей убивал? То-то. Тут жилу надо иметь…

Родион слушал и понимал — зэк прав. Он действительно никогда никого не убил своими руками, офисные войны не в счёт. И ладно бы ещё в пылу драки, в борьбе, защищаясь. Сунул бы ножом в бок, потому как тебя самого этим ножом ткнуть норовили. А вот так, хладнокровно, в безоружного и беззащитного человека — нет, не выстрелит.

— Хорошо, стрелять не буду, — сдался Родион. — Но и спускать тебе твоего коварства не намерен. Привяжу к дереву в лесу и уйду в посёлок. Сам подохнешь. Зверьё здесь водится, да и ночи уже холодные. И воды никто не подаст.

— Ну да, сдохну как собака, — согласился зэк. — Только тебе от этого никакого проку. Из Свиблово не уйдёшь, участковый заинтересуется, куда это сапожник делся. А нас вдвоём видели, ты сам говорил.

— Придумаю что-нибудь, — приблизил стволы к голове Николая Сотников.

— Слушай сюда, городской, — неожиданно жарко заговорил зэк. — Есть ещё один способ, но уж вовсе такой… пополам. То ли выживешь и вырвешься, то ли кони двинешь. Притом второй вариант более вероятен.

— Говори, — отвел немного ружьё Родион.

— Растут здесь грибочки, прозвали их грибы-ведуны. Поганки какие-то или мухоморы, точно не знаю. Их арбуи сушат, толкут в порошок, и перед камланием кладут себе на язык чуть-чуть. Вроде как пропуск в мир духов. Это если чуть-чуть, а если положить ложку на стакан воды, то получится дьявольский напиток. Он или сразу человека на тот свет спровадит, или откроет ему дороги. Через заклятие, в том числе. Я про способ такой давно слышал, но пробовать боялся. Когда по первому году понял, что из капкана не вырваться, порошка этого накопил. Уже решился, было, но в последний миг не смог, духу не хватило. А теперь чего бояться? Раз в побег не ушёл, то и здесь жизни не будет. На зоне за такое три года добавляют, а тут всё строже. И жить не дадут, и умереть не позволят — вечный урсу. Можно рискнуть, терять-то нечего. Ты как?

Рассказанное походило на сказку: волшебные грибы, выход в иные миры. Или Николай готовит новую пакость? Опять подставить хочет? Но и возможностью, пусть призрачной, пренебречь Родион не мог. Не тот он человек, чтобы жить по чьей-то воле и в отведённом загоне. Сколько раз рисковал из-за денег, а тут судьба на кону.

— Готовь питьё, — сказал Николаю. — Первым будешь ты, а я посмотрю, чем твоя попытка закончится.

— Ясное дело, — согласно кивнул сапожник.

Родион отошёл, держа оружие наизготовку. Николай разжёг небольшой костёр, согрел воду. Достал из вещмешка узелок. Разлил горячую воду по кружкам, потом отмерил столовой ложкой содержимого узелка. Размешал. Одну кружку оставил у костра, другую взял в руки.

— Ну вот, готово.

— Пей, — приказал Родион.

— Ага, — кивнул сапожник. Лицо его осунулось, нос заострился и стал ещё больше походить на клюв. А всё лицо теперь напоминало не топор, а клинок. Лезвие того ножа, которым он собирался прикончить Сотникова. — Ну, господи прости, не поминай лихом, парень.

И крупными глотками выхлебал содержимое кружки.

Несколько мгновений ничего не происходило. Кадык на жилистой шее Николая ходил вверх-вниз, он не произносил ни слова. Потом глаза его расширились.

— М-м-м-м… — вырвалось из горла. — М-м-м-м! О-о-о!

И тело рухнуло навзничь в траву. Родион оцепенел. Что делать дальше, он не знал.

— Николай! Эй! Ты живой?!

Ни звука, ни движения в ответ. Сотников осторожно приблизился, ткнул стволом в бок лежащего урсу. Получилось как в вату. И никакого отклика. Медленно и осторожно Родион приблизился, стараясь держать оружие так, чтобы можно было его применить в любой миг, склонился над Николаем и пощупал пульс на шее. Кожа была холодной и липкой, биение артерии не прощупывалось. Бездыханный, остывающий труп.

Родион тяжело опустился на землю. Попытка не засчитана, Николай. Выписал тебе гриб-ведун пропуск в мир иной. Он посмотрел на вторую кружку, та приманчиво исходила лёгким парком. Отвести глаз от напитка не получалось, алюминиевая ёмкость притягивала к себе, словно магнит, привязывала мысли и чувства, не отпускала. Зэк износил свой организм. Отсидки, пьянки, плохое питание. Он был слабаком, этот Николай, а Родион моложе, сильнее, выносливее…

Рука сама потянулась к заветной кружке. Тёплое горькое питьё провалилось по пищеводу. И окружающий мир — лес, поляна, костёр — перестал существовать.

Перед глазами предстала картинка, разделённая пополам. Так иногда показывают в кино. Слева кипел страстями ипподром. Шёл забег: земля дрожала от конского топота, летел гравий из-под копыт, жокеи пригнулись к лошадиным шеям. А на трибунах бурлило людское море, слышались выкрики и свист. Виделось Родиону странно: и панорама происходящего, и малейшие детали одновременно. Так иногда бывает во сне.

Жокеи выглядели безликими, зато лошадиные морды просматривались отлично, и были они очень похожи на человеческие лица и узнаваемы. Лидировала пара — гнедой и каурый — Поплавский с Болдыревым. Шли нога в ногу, то один вырвется на полкорпуса вперёд, то другой. И вот вновь мчатся вровень. А чуть сзади — Майоров, Вихлянский, Потапов. Весь цвет делового мира рвёт сухожилия: не жалея сил, с пеной на удилах, со сбитыми холками. Рискуя при малейшей оплошности упасть и сломать шею. Но до страхов ли тут? Ведь впереди — приз! Вожделенный, манящий, головокружительный — цель жизни!

Тут один из участников таки грохнулся оземь на всём скаку — ломая руки, ноги, рёбра. Жокей, выбитый из седла, летел кувырком в сторону, а лошадь скользила на крупе по колючему гравию, молотя воздух копытами, выгнув шею. Оставляя на беговой дорожке след из лохмотьев шкуры и ломтей трепещущей плоти. Кто это? Уж не Сашка ли Петренко, старый школьный друг? Но гонка не остановилась, никто не бросился неудачнику на помощь. Никто даже не обратил на него внимания…

А где же он сам? Почему не видит себя в забеге? Неужели отстал, потерялся, сбился с шага?.. И когда финиш — в конце жизни? Закольцованное существование, бег по кругу, тот же ограниченный район обитания для урсу с наложенным запретом-заклятием на выход в большой мир. Просто об этом никто не догадывается…

Даже небесный купол над ипподромом показался расцветкой своей очень схожим с купюрой в двадцать евро. Те же серые и белые полосы на голубом.

Он посмотрел направо, там пасся табун. Тоже лошади, но совсем другие. Шелковистая шкура на крупах отливала золотом в закатном солнце. Жеребята взбрыкивали и играли подле кобылиц. Кони призывно ржали, призывая подруг. Рядом неспешно рысил табунщик. Он находился к Родиону спиной, лица не было видно, только развевались на ветру длинные волосы. А ветер — ах, какой это был ветер! Настоянный на степных травах, упругий, свежий. Вольный. Он ласкал разгорячённое лицо, словно ладони любимой женщины.

Гоняла вокруг табуна задорная псина, не давая отбиться бестолковым, легко покусывая за ноги отстающих. Возвещая звонким лаем своим извечный порядок мироустройства и гармонию бытия.

Родион вдохнул вольный ветер полной грудью и шагнул вправо.

 

 

Участковый Постышев затормозил свой видавший виды мотоцикл "Урал" у рынка и заглушил двигатель. Кряхтя, сполз с сидения, одёрнул китель и направился к сапожной будке. Сапожник забивал гвоздь в подошву разношенного сапога, не обращая внимания на окружающее. Капитан полиции остановился в нескольких шагах, молча наблюдая за работой натруженных рук в наколках.

— Как жизнь, Николай?

— Нормально, начальник. На полянку съездил?

— Да, пока все твои показания подтверждаются. Тело приезжего забрала группа из Белово. Дальше его переправят в город. Опознание, экспертиза, то да сё. Да ты и сам знаешь, прошёл университеты.

— Не без того, начальник, — откликнулся сапожник.

— Николай, ты мне всё рассказал? — надавил голосом капитан. — Ничего не забыл?

— Как на духу, — поднял лицо сапожник. — Всё так и было. Приезжий этот, походу, с друзьями поругался. Пристал, мол, своди на охоту. Зря, что ли ехал? А пока по лесу бродили, грибов насобирал. Подстрелить мы никого не подстрелили, так, пальнули пару раз для смеху. Тогда, говорит, грибной суп сварю. Мне тройка грибочков из его коллекции сразу не понравилась. Да и остальные тоже… не очень, если честно. Но я не грибник. Сказал, мол, не связывайся ты с ними, тут порой и местные впросак попадают. Да он упёрся, я, дескать, знаю, что делаю, ты мне не указ. Городской, одно слово, гонору выше макушки. Вот и поел. Супчика. Всё так и было, начальник. Я когда понял, что ему худо, тащить его было взялся, в Свиблово-то. Но не дотащил. Тогда сразу к тебе…

— Ну да, это я всё уже слышал. Пока твои слова подтверждаются. Но, сам понимаешь, вскрытие многое по местам расставит.

— Да ради бога, я ж не против.

Постышев вглядывался в Николая. Вроде тот же мужик — наколки, нос, словно птичий клюв, лучики морщин от переносицы к вискам. Но вот помнит он отлично, что глаза у зэка были светлые. Выцветшие какие-то, рыбьи, будто многочисленные отсидки выпили из них цвет и силу. А у этого карие, живые. Так и хочется сказать по-книжному — светится в них разум. И волосы раньше были пегие, а сейчас хоть сдобрены густо сединой, но всё ж таки тёмные. А проседь, опять же так и просится на язык — благородные седины.

Чёрт их поймёт, этих урсу. Помнится, по молодости докладывал он начальству о здешнем феномене. И что ответили? Волшбы в СССР, стране победившего социализма, нет и быть не может. А с проявлениями шаманизма и прочим мракобесием борись беспощадно. На то ты и власть. Ага, много здесь поборешься! Сейчас времена другие, многое изменилось, но попробуй, доложи наверх о странностях, которые тут для всех вроде как в порядке вещей. Скажут, мол, умом тронулся участковый на старости лет, надо кого помоложе ставить. И попрут, а до пенсии всего полгода и осталось.

Постышев сплюнул под ноги и пошёл к своему "Уралу", такому же как и он без пяти минут пенсионеру.

Сапожник смотрел ему вслед, но полицейского не видел. Стояла в глазах раздвоившаяся картинка, где слева бурлил ипподром, а справа пасся табун. Правильно ли он поступил, верной ли дорогой пошёл? Быть может, слева остался возврат в привычный мир? И ответил мысленно сам себе — нет, всё верно. Жизнь его прежняя и была ловушкой. Нужна она ему?

Пока неизвестно, может ли он покидать Свиблово. Ещё не пробовал. Друзья-компаньоны наверно сейчас денежки его пилят, не зря же в видении они первыми на дорожке были. И сбежали вовремя, похоже, не просто так. Но не это главное. Чувствует он себя вольным человеком, вот что важно. И знает теперь, как помочь новым урсу. Какой предложить им выбор.

Ведь любители сыграть с судьбой в орлянку всегда найдутся. Это уж будьте уверены.