Рицзу и лабиринт
...Какая аварийная посадка?! Что происходит!.. Сине-серый шар в иллюминаторе бешено надвигается справа. Красным мигает надпись на потолке, вою тревоги в такт. Пальцы послушно натягивают шлем, но еле гнутся.
Голос пилота по внутренней связи:
— ...Народ, входим в атмосферу... потрясёт...
Трясёт так, что приходится сжимать челюсти. Корабль бьётся, как в лихорадке. В багажном отделении что-то оторвалось и дребезжит. Мигает в салоне свет. Петюня рядом бледный от ужаса, губы беззвучно шепчут... Ищу взглядом старшего. Тот смотрит в ответ и отворачивается, губы сжаты...
Сине-серый шар уже не шар — огромная плоскость, летит прямо на нас! Гул, рёв... Вспышка на левом крыле. Нас разворачивает, вертит, быстрее, быстрее, мы падаем!.. Вжимаюсь в кресло спиной, чтобы слиться, исчезнуть... И-и толчок, рывок вверх! Невероятным усилием открываю глаза и дышу, дышу... Потом, не торопясь, спускаю ноги и сажусь на кровати. И только тогда выключаю верещащий всё это время будильник.
— Снова не мог проснуться? — Артур поинтересовался на ходу. На своих коротких ножках он развил такую скорость по коридору, что я еле поспевал. Похоже, на посадку мы снова опаздывали. — Я там тебя набирал пару раз...
Я мельком глянул на наручный вифон: пятнадцать вызовов. Мерзко, но накануне вылетов почти обычно. То ли будет в течение дня... Хотелось сменить тему.
— Все уже в сборе?
Он кивнул:
— Ждали тебя. Группа сопровождения — восемь человек, уже на борту. Оборудование тоже. Остальные... — он притормозил перед металлической дверью, дожидаясь, пока та отъедет, — ага, уже в рубке. Знакомьтесь бегом.
Двое мужчин, вставших навстречу, по типу и конституции были друг другу полной противоположностью. Артур бегло представил:
— Капитан Аваров... Максим. На Икс-Зэт-3 будет отвечать за вашу безопасность.
Рукопожатие капитана было крепким, пытливые глаза обежали взглядом, оценили, что-то прикинули.
— Евгений, профессор физики. В экспедиции на нём научная часть.
Профессор, низенький, со снегирёвым румянцем, смахивал больше на студента. Мою ладонь в перчатке пожал недоумённо, но от вопросов удержался.
— Ну, об Андрее я вам говорил, — Артур ткнул меня в грудь. — Проводник ваш. Всё, в сборе.
— Раз собрались, — капитан мягко перенял инициативу, — может, на борт? Времени мало...
— ...Времени нет! Мы уже сутки потеряли на этой чёртовой планете! Встреча с деловыми партнёрами завтра, и если нас и этих образцов на ней не будет... Ты хоть понимаешь, какой контракт может сорваться? Сделка всей жизни!..
— И что я могу? — Пилот, вынырнул из технического отсека. — Генератор в порядке, проводка цела, а сигнала всё равно нет.
— Ну так проверь ещё раз! За что вам платят? Тебе и транспортной компании вашей. А чёрт... — Я бессильно пнул опору под брюхом корабля.
Ветер гнал пыль. Сухую серую пыль, забивал её в уши, в нос, кидал за шиворот. Навязчивым маревом чернели скалы на горизонте — как только при посадке не зацепили. Боже, как мы падали... Пустота, засасывающая вниз... Ф-фу, передёрнуло. Оба наших сопровожденца философски курили в тени обуглившегося крыла, поглядывая вдаль. Круглолицый, в очочках, Петюня, мой партнёр устроился на земле, привалившись спиной к опоре, и преспокойно поедал сухпаёк, запивая водой из бутылки. Мне бы такую тупость...
— Пошли сигнал ещё раз. — Я постучал по борту рядом с люком, откуда торчали ноги пилота. — Давай, дружище, ещё разок, пошли SOS.
Он медленно выбрался, пот стекал по его лицу:
— Слушай, отстань. Тридцать раз посылал...
— Ну так пошли в тридцать первый!..
Договорить мне не дали — сгребли за шиворот и припечатали спиной к опоре. Перед глазами возникло лицо Олега — старшего группы сопровождения:
— Слушай сюда, коммерсант. Хорошо слушай. Я нанялся к твоему шефу доставить тебя на эту чёртову встречу. В полной, значит, сохранности. И я тебя туда, сука, доставлю. Если ты, истеричка, мешать нам не будешь. Человек с машиной возится, как умеет, и ты к нему не лезь. Делаем так: он с этого боку корабля, ты — с того, и кто сейчас слово скажет, тому лично выпишу. Уразумел?
И отпустил. Один из сопровожденцев насмешливо подмигнул и стрельнул бычком в землю.
Олег прошёл вдоль борта, остановился возле Петюни. Взял у него бутылку с водой, встряхнул, посмотрел, сколько осталось. И вернул:
— Не налегай на воду, толстяк. Не известно, сколько нам тут сидеть ещё...
— А... Андрей? Всё в порядке?
— В полнейшем! — Ответил за меня Артур. Бодро хлопнув при том по спине. — Будьте покойны. Это перед вылетом. У нашего путешественника с Икс-Зэт-3 отношения свои, особые. Да и первая встреча их была, скажем... специфичной. Андрей ведь не всегда проводником работал. Так что иногда он, бывает, немножко... мыслями там, в прошлом. Но проводника по местности лучше не найдёте. Прошу на посадку.
Круглые коридоры были пусты. Пару раз нас обгоняли с жужжанием грузовые платформы — ремонтно-заправочные станции обслуживают роботами, людей здесь почти не бывает.
По дороге я придержал Артура.
— Передал наверх?
— А то. — Он тоже перешёл на шёпот. — Только никто не среагировал. Что я мог им сказать? Что по тебе одному известным признакам сезон дождей начнётся раньше и накроет экспедицию? Метеопрогнозы говорят другое. Слушай, Андрюх, я тебе верю, и на Икс-Зэт-3 ты бываешь чаще, тебе видней. Но тут приборы, электроника... А то, может, ты ошибся?
Может и так. Что противопоставить цифрам с метеоспутников? Запах ночного воздуха во время последних вылазок? Тональность ветра, гудящего меж скал?
Капитан с профессором уже ждали нас у дверей транспортёра. Последний шанс:
— Аваров присутствовал, когда ты говорил?
— Да.
Значит, судьба. Быть по сему.
Прозрачные двери кабины бесшумно открылись.
— Ты сказал. — Артур шепнул ободряюще. — Они организаторы, им решать. Соберись, надо идти...
— ...Надо идти, коммерсант! Подъём! — Олег тряс меня за плечо. — Вставай, слышишь?
— А?.. — Как же трудно поднимать голову. Всё плывёт: треклятые скалы, ручейки серой пыли, спины наших... Спины! Сопровожденцы с «лучевиками» наперевес и пилот уже далеко. Петюня мнётся поблизости, под мышкой пальто и бутылка с водой. Значит, решились...
— Я не пойду. — От сухости во рту язык еле шевелился.
— Пойдёшь, пойдёшь. — Олег сграбастал меня в охапку, пытаясь поднять. Я отбивался, шипел, словно кот. Сил было мало, но сдаваться я не собирался. Наконец, ему надоело:
— Чёрт с тобой, пропадай здесь. Жди, пока не сдохнешь. За девять дней нам ни одна собака не ответила, вода на исходе... Жди.
Его шаги удаляются. Вижу его ноги, затем спину. Рядом маячит спина Петюни. Закрываю глаза. Тишина. Ветер шуршит пылью, несёт её дорожками, отекая вокруг скал...
Снова шаги. Ноги Олега подходят, останавливаются вплотную. "Лучевик" утыкается мне в колено, мигает зелёным и тихонько взвывает, давая понять, что включен. Голос старшего спокоен:
— Считаю до трёх. Если на "три" ты не встаёшь, стреляю тебе в ногу. Раз.
Я не двигаюсь. Разогретая за день опора греет спину, не отпускает, говорит, что всё будет хорошо, нужно только ещё подождать, здесь, у корабля, родного и безопасного, что непременно найдут...
— Два.
"Лучевик" мигает красным — снят с предохранителя. Как я не заметил раньше, что на корабле стало по-особому тихо. По-мёртвому тихо. Не слышно шагов, голосов, нет движения.. От корабля осталась лишь оболочка. Корабль умер...
Раньше, чем Олег сказал "три", моя рука зашарила по земле, ища точку опоры. Вставать было трудно — вокруг намело целый пылевой сугроб...
Кабину транспортёра тряхнуло слегка на ходу.
— Танкер. — Артур скривился. — Пристыковываются, как вслепую!
Профессор устало тёр переносицу:
— Два дня на станции, а к гравитации здесь всё не привыкну. Вы давно с Земли?
Это он мне. Пытался завязать разговор.
— Давно уж.
— С неделю будет? Привыкли?
Как не привыкнуть, когда неделя длится без малого пятый год. Предпочитаю не объяснять — ещё сочтут за психа. Да и кто будет добровольно годами ютиться в чреве железной громадины, среди роботов, машин и наведывающегося изредка техперсонала? Спать в тесной, как мышиная нора, кладовой, преобразованной в каюту? Для чего? Чтоб раз в иногда касаться ногами Минкоры. Она же Икс-Зэт-3. Ради вылазок, которые вызывают сны и будят воспоминания. И без которых нельзя жить.
Кабина дрогнула снова, свет мигнул и погас...
...Темнота. Свет вифона скачет в такт бегу, выхватывая куски пещерных стен. Низкий, давящий потолок. Воздуха мало, лёгкие работают, как меха. Пот течёт в глаза и за шиворот. Кто-то стонет рядом. Кажется, Петюня. Где наш пилот с фонарём? Он же был впереди...
— Боже... Где мы уже? — Голос Петюни переходит во всхлипывания. — Они... эти, они где? Ещё нас преследуют? Боже, чья была идея ночевать в пещере...
Чья была идея оставить корабль... Частое "пау" "лучевиков" доносится сзади, вспышки озаряют ход. И другие звуки: присвист с клёкотом... Скорей! Протискиваюсь в узкую щель. Камень давит сверху, грозится расплющить... Вдруг пол под рукой осыпается, кубарем лечу в темноту. И приземляюсь как раз возле ног пилота. Тот стоит с фонарём, озираясь:
— Целый? Этих тут нет, вроде.
Голос отдаётся эхом, луч фонаря бессильно шарит в поисках потолка и дальних стен. Следом скатываются остальные.
— Чего застряли! — Олег на ходу перезаряжает "лучевик". — Их там с полсотни, здесь в кольцо возьмут... В любую дырку, бегом! Вы трое по новой вперёд, мы прикрываем! Туда!
Ныряю в чёрный ход, оборачиваюсь — во вспышках "лучевиков" из щели за нами лезет чужое, бесформенное. Рассыпается на десятки вытянутых морд. Эти скоро ковыляют по земле, лезут по стенам...
Что это?.. Болью обожгло локоть, затем плечо.
— Пригибайтесь! Они... Ходу, живей!
"Лучевики" фыркают, извергая вспышку за вспышкой. Петюня... Петюня падает на землю. Тормошу его, тяну за рукав, но он не встаёт. Глаза прикрыты, из-под затылка течёт тёмная струйка. Я же знаю, что нельзя бросать... Нужно проверить пульс. Где у него пульс?.. На шее не чувствуется. Сердце... Чёрт, я же не доктор! Что-то впивается в спину под лопаткой, расплывается болью. Клёкот с присвистом... Ближе. Ближе!.. Здесь! Поднимаю чей-то упавший фонарь и ползу, сам, вжимаясь в землю, дальше, дальше отсюда, быстрей...
— ...Андрюх, всё нормально? — Артур заглядывает снизу в глаза. — Это от толчка контакт выбило.
Я протёр глаза.
— Долго света не было?
— С секунду. Пошли, ваш катер подают.
Спусковой катер был укомплектован под завязку. Я и профессор оказались в хвосте. Капитан и вся его команда — восьмеро военных с "лучевиками" — по бортам.
В момент отстыковки Артур прислал мне сообщение на вифон: пожелал счастливого пути. Бедняга Артур. С моего появления на станции, нянчится со мной, как с дитём. Я ни о чём ему не рассказывал. Как и никому другому. Но иногда мне кажется, он понимает меня лучше остальных. И интуитивно чувствует, как каждый раз, когда катер отстыковывается от станции и теряет связь с людьми, меня волной накрывает...
...одиночество.
Низкое небо в тучах до горизонта. Серые мачты стволов: слева, справа, впереди, позади... Третий день ничего, кроме них. Или четвёртый? Сколько дней назад я выполз из тьмы каменных стен? Другие остались... Все остались там, даже Олег. А я выполз. Ноги по щиколотку вязнут в грязи. Будто издеваясь, сушь, что прогнала нас от корабля, сменилась потоками дождя. Дождь льёт, не переставая. Барабанит по твёрдой листве, шуршит в ветвях, рябит грязные лужи.
В какой стороне корабль, не знаю. Но найду. Точно. Все эти дни практически без сна — реальность и бред мешаются. Часто падаю. В этот раз, прежде, чем подняться, долго сижу. Зачем вставать? Они прилетят за нами и сами найдут. У нас теперь много воды. Вода снизу, вода сверху... Плещет об опоры корабля, размывает скалы на горизонте. Я и усталость растворяемся в ней...
"Вставай, коммерсант!.." А? Да! Иду. Уже иду. Цепляясь за ветки, подтягиваюсь, чтобы подняться.
Похоже, целый океан решил просочиться в решето на небе на меня одного. Ты дурак, Олег, говорил я тебе. Потащил нас в такую даль. А нужно было ждать у корабля. И всё разрешилось бы. Они прилетят, и мы успеем... Это вы там, Михаил Борисович? Я задержался, виноват — непредвиденные обстоятельства. Но ведь встреча ещё не началась, правда? Вы дождались нас. Это прекрасно, это замечательно. Господа, имею честь представить вам новейшую модель... Вот они: слушают, выстроившись в полукруг, смотрят во все глаза. Огромные сине-серые глаза без зрачков, и ниже две пары поменьше.
Михаил Борисович распускает правую клешню на три костяных пальца, перебирает ими, советуясь с коллегами по бокам. В левой, направив на меня, держит длинную трубу. Конец её — словно распахнутый огненный глаз, только светит зелёным. Он спрашивает что-то на стрекочущем языке. Высокий офисный стул под ним переступает перепончатыми лапами, щёлкает зубастым клювом. Это же очевидно, господа: учитывая растущие расходы на техническую комплектацию... Но ему неинтересно. Он спрыгивает, подходит вплотную, смотрит глазами без зрачков. Затем собирает пальцы в клешню и, коротко замахнувшись, обрушивает мне на висок...
— ...Та самая авария?
— Что?
Катер чуть тряхнуло. Профессор смотрит внимательно, всем видом демонстрируя сочувствие.
— Говорю, последствие той самой аварии? — он кивнул на мою руку. Я и не заметил, когда снял перчатку.
— А... нет, просто ожёг. — Перчатку натянул обратно. — Гораздо позже.
Он сочувственно покивал, но взгляд его был неожиданно цепким.
— Я читал о вас, Андрей. Снимаю шляпу: восемь лет на неисследованной планете в одиночку — это... Вы прямо новый Робинзон. Одно досадно — вы не обнародовали ничего из того, что произошло. Ни слова, с момента аварии. Это странно. Я не нашёл...
— Ух ты!
— Гляди, гляди...
По салону прошло движение, все потянулась к иллюминаторам по левому борту. На этом расстоянии Минкора разворачивалась во всей красе: серебристые пятна материков завихрялись на тёмно-синем фоне. Облака снежными перьями ползли по поверхности.
— Красота... — выдохнул кто-то.
Капитан, будто невзначай, прошёлся пальцами по голопанели: локализация биообъектов, уровень потенциальной опасности. В воздухе возникла, покрутилась под разными углами жилистая фигура: треугольная голова, три пары усиков, клешни. Команда притихла.
— Вы сталкивались с ними? — Профессор кивнул на картинку. — Жаль, я не биолог. Нет, что бы там ни писали, считаю, разумная жизнь на Иск-Зэт-3 возможна. Уверен, эти существа по-своему коммуницируют меж собой. Быть может, даже мыслят! Вступают в подобие отношений. Как по-вашему, способны они к общению сигналами по принципу речи?
— ...Мир лучше войны, зачем нам ссориться? В ручье довольно воды для обоих, а затем пусть каждый пойдёт своей...
— Заткнись. — Держа логмара на прицеле, аккуратно обхожу его по кругу. Поглядываю по сторонам: густые заросли не движутся. Тропинка за его спиной тоже пустует. Нет, похоже, он здесь один. — Держи руки дальше от поводий... и от оружия.
Незнакомый илшар под седлом шипит, переступает перепончатыми лапами, но без команды не нападает. "Око пламени" у меня в руках светится зелёным еле-еле. Один заряд остался, если не меньше.
— Послушай...
— Тихо. Провизию, съестное — всё, что есть — бросай на землю. Вернёшься в дамран, скажи своим: пусть оставят мой след. Три цикла звёзд я жил среди вас и под вашей волей, но теперь наши пути разошлись. И я убью любого...
— Ц-ц-ц... Так ты беглый. — Логмар сидел в седле неподвижно, но его срединные усики ходили ходуном — он старался распознать мой запах. — И вижу, причислил меня к местному клану Нембру. Но ты ошибся: мой клан Рейнган живёт на той стороне хребта, здесь я проездом. Взгляни на браслет.
Я мельком скосил глаза: действительно, родовой браслет у него был оранжевым с голубым, а не серо-зелёным, как у Нембру. Только это мало меняло дело.
— Хорошо, езжай с миром. Но провизию оставь. — Я кивнул на его седельную сумку. — Медленно сними и брось на землю.
Логмар не двинулся с места:
— Это не та сумка, что тебе нужна, голоднейший из грабителей. Здесь мои инструменты. Я лекарь.
Слишком красноречиво две резные рукояти выглядывали из-за его спины. Меч джамхара со скальпелем не спутаешь.
Он уловил мой взгляд:
— Да, лекать-джамхар. Райчи-Игбар-Видящий, лекарь при первой верховой сотне Рейнтган. Наше войско разбило мгорлов и загнало их в норы у Варнгских скал, пять дней назад. Теперь мы возвращаемся домой. Неужели Нембру ни о чём не слышат? Послушай, я еду к семье и не хочу крови. Сумка с провизией с другой стороны. Если хочешь, я отстегну её.
Логмар опустил левую руку. Я напрягся. Плохо — мне ни черта не видно, что он делает...
— Стой, не шевелись!
Поздно. Илшар сделал молниеносное движение вперёд — я едва успел отскочить. Упругое тело логмара ринулось сверху, выбив у меня "око", оба мы — кубарем по траве... В какой-то момент шестиглазая физиономия заслонила небо. В ямку меж ключиц впилось острое, сверху — лапа на резной рукояти.
— Странное ты существо. — Логмар не спешил, его срединные усики дрожали, обнюхивая вблизи. — Клянусь, интересней всех тех образцов в Лимборнском паноптикуме. Откуда шрамы на шее?
— Не твоё... дело. — Говорить с лезвием у кадыка вообще неприятно, да ещё острые колени давили на грудь. — Спроси у своих Нембру.
— Нембру не родня мне. Ха, их лекари до сих пор берут кровь методом Исина-Испытателя, неучи. И у тебя, похоже, брали её много раз. — Покосившись, он оттянул мне рукав, обнажив внутреннюю сторону локтя. — И много раз вводили что-то. С одной стороны и... да, с другой тоже. Хотел бы я знать смысл сих операций.
— А вот это уже совсем тебя не... касается. — Его меч и вся ситуация начинали меня раздражать. — Хватит испытывать меня на прочность. Или слезай, или... или делай уже что-нибудь!..
Какое-то время он пристально смотрел на меня, потом его челюстные усики начали дрожать. Мелко-мелко, как натянутые струны. Логмар смеялся.
— Что, тебе действительно всё равно? Вот так, безразлично, жить сейчас или умереть? Почему же минуту назад ты грозился убить меня ради пары лепёшек и десятка солёных фруктов? Нет, медлительнейший из стрелков, ты любишь свою жизнь сильно и трепетно. И я оставил бы тебе её, если б ты попросил... Ну?
Я молчал.
— Что ж, если тебе и впрямь всё равно...
Лезвие впилось в кожу... и отпустило, давление на грудь исчезло. Логмар встал, посмеиваясь. Не торопясь, поднял моё "око".
— Давно же ты скрываешься по лесам — всё израсходовал. — Размахнувшись, он зашвырнул тубус в чащу. — Что ж. Кто б ты ни был, ты нерасторопен, как мгорл при свете дня, глуп, как целая стая гязу... но ты мне любопытен. И хотя указ Вседержащего запрещает всякое действо, поощряющее разбой, не думаю, что нарушу его, если предложу тебе... разделись со мной трапезу. Но только в обмен на подробный рассказ о вашей нежной дружбе с Нембру и обо всём...
— ...Это то место? Ау, Андрей! Оно или нет?
Размытое пятно материка прямо под нами. Похоже. Слишком похоже. Даже на таком расстоянии.
Голос пилота по внутренней связи:
— Внимание, готовимся к вхождению в атмосферу. Немного потрясёт...
— ...Народ, входим в атмосферу... потрясёт...
Стоп, всё нормально. Это не тот корабль, не тот момент. Вифон, где вифон? На нём часы и календарь. Главное — удержаться в реальности, в здесь и сейчас. Первый толчок. Второй... Пошла мелкая дрожь...
... Корабль бьётся, как в лихорадке. Мигает в салоне свет....
— ...Андрей? Вы как?
Не хочу, не туда! Не в тот момент!.. Пальцы впиваются в подлокотник. Я не там, я здесь — на борту... На борту чего? Какой сейчас день?..
...Вспышка на левом крыле...
Сколько можно! Переживать снова и снова...
— Сам ты не справишься. Помочь? — Логмар наклонился в седле, протянул клешню. Я медлил, пытаясь выбраться в одиночку. Тогда твёрдое и ребристое само сжало мою ладонь, потянуло, и грязь с чмоканьем отпустила-таки мой ботинок.
— Да, кричащие камни... — Тронув поводья, логмар продолжил путь. — Кричащий камень, когда полон сил, заглушает голоса всех камней и металлов, близкие его природе. Голос твоего корабля, видно, таков. А в долине, где вы сели, поселение камней велико, и все они в добром здравии. Так что твои братья не услышат тебя, даже пролетая над головой.
Болтая, он преспокойно покачивался в седле. А я тащился бок о бок с его илшаром, отклоняя мокрые ветки деревьев и стараясь не соскользнуть снова с узкой тропинки в грязь.
— Я спрашивал не о том. Ты знаешь дорогу туда или нет?
Логмар досадливо дёрнул усами.
— Послушай. За это время мгорлы разобрали твой корабль на куски и растащили по норам. Пыль и грязь от дождей покрыли остальное. Твои братья давно поставили по тебе похоронный камень. Если какой корабль и прилетит и будет искать тебя там, то, сев, не взлетит, как и твой. Для чего стремишься в то место?
Не для чего, а почему. Потому что идти больше мне некуда.
— Видел ты бега рицзу?
Логмары заговаривают на отвлечённые темы, чтобы выразиться иносказательно. Если б я не знал этого, то за очередное издевательство сдёрнул бы его, наконец, с седла. Конечно, я видел бега рицзу. Любимое развлечение логмаров: зверька запускают в лабиринт из запутанных ходов, где за каждым поворотом может скрываться смертельная ловушка. Иногда её можно предугадать по скрытым подсказкам, иногда — это дело случая. Выигрывает рицзу, который выходит первым. И конечно, остаётся в живых.
— Любопытная игра, правда? — Логмар был явно вдохновлён этой темой. — Иной рицзу бежит без оглядки, суётся во все закоулки. Такой часто выходит первым, но и первым теряет голову. Другой идёт осторожно, обнюхивая дорогу. Побеждает редко, но иногда единственный доживает до финиша. А ты... Ты похож на совсем глупого рицзу, который скребётся в ту дверь, через которую впустили его в лабиринт. Теряет время, ждёт под ней и может умереть с голоду, если добрая судьба не погонит его милостивым пинком...
Я не выдержал. Выбросив руку вверх, поймал логмара за сухую голень, дёрнул, и тот, перекувыркнувшись, оказался на земле. Илшар хищно зашипел, разворачиваясь для атаки... но был остановлен окриком Райчи-Игбара. Отряхиваясь, тот неспеша поднимался с земли. Челюстные усики его подрагивали:
— Если бы двадцать циклов назад... Мгорл тебя раздери, и кто будет отмывать мне перевязь? Так вот, если бы принимая свои первые клинки джамхара, я не поклялся не поднимать меча на безоружного... Ты потерял бы уже много крови через дыру в горле. Нет, надо будет всё же сдать тебя в дамране за разбой. Однако, горячий рицзу, — он сбавил весёлость, — что так задело твоё самолюбие? Взгляни на свой путь: ты потерял корабль, лишился попутчиков, скитался, терпел голод и боль, но ты всё ещё жив. Неужели после всех милостей судьбы, толкающей тебя вперёд, ты будешь стремиться назад? Подумай, чем кончится этот путь. А лучше собери остатки ума и обдумай моё предложение...
Пылевое облако от посадочных сопел катера поклубилось ещё немного и улеглось. Сели. Тяжело зашипев, отъехала в сторону первая дверь, вторая. Трап, пожужжав, ткнулся в землю. Эх, хорошо... Утренний ветер шуршит в кронах деревьев, трепет волосы. Дробно перестукивается серебристая листва в ближайшей роще. И небо, огромное небо после долгого заточения в железной коробке.
— Вездеход готов к отправлению. — Эдик, дежурный по станции, докладывал с видом кисловатым. Неформальное противостояние между скромными "старожилами" и элитными группами, прилетающими для разовых миссий, никогда не перестанет быть.
Водитель подогнал вездеход, открыл монолитную заднюю дверь. Пока шла погрузка оборудования, Эдик подтянулся за огоньком.
— Какие прогнозы сверху?
— Нормально, вроде. — Один из сопровожденцев, дымя сам, дал ему прикурить.
— Самые благоприятные. — Профессор растерянно поглядывал по сторонам.
— Шесть к одному, что застрянем.
Эдик мрачно повернулся ко мне. По-моему, если б мог, он давно б уже добился моего отчисления или сбежал бы с Минкоры сам.
— Накаркай ещё. Вот если б эти прогнозы твои дурацкие не сбывались каждый раз, я б уже знаешь что... Я б уже написал наверх, чтоб тебя сюда ни ногой. Тебя, кстати, говорят, по медкарте вообще в космос пускать не должны были. Ты свою эту... реабилитацию психическую недопрошёл. Чёрт с тобой, всё испортил. Пойду ещё раз на барометр гляну.
Профессор тревожно запереминался:
— Но ведь экспедицию не могут перенести?
Я вздохнул:
— Если б могли.
— Погружайсь!..
Вездеход мягко покачивался на ходу, словно кораблик на волнах. Густые леса со стволами-мачтами остались позади. Редкие островки деревьев да голый песок, да скалы бежали за нами. Профессора было не узнать — будто гончая на подступах к лесу. Он без конца вставал, выглядывал то в одно, то в другое окно и тормошил меня:
— Вы узнаёте это место? Мы уже там?
Ещё бы я не узнавал. Трудно забыть скалы, которые видел дважды, испытывая каждый раз шквал эмоций. В первый — отчаяние и полную обречённость. Во второй — бешенный восторг...
— ...Он работает! Работает! Райчи, старый ты богомол, это лучший день в моей жизни! Радиоузел... то есть, голосовое горло моего корабля работает! Сынок твой старший — молодец, дорогу как по компасу нашёл. Когда его зрелый возраст? Предлагаю назвать Следопыт. Рику-Игбар-Следопыт, а? Зоркий парень: корабль за восемь лу углядел, а от того лишь половина из-под земли торчала. Еле отрыли. Я боялся, горло по дороге промочим — ливни в горах... Но здесь проверил — работает! Правда, батарея... сердце его уже начинает замедляться. А до этой молчащей горы Синар, по картам, ещё дней двадцать пути. Но если там и впрямь ни одного кричащего камня, то эта штука споёт ещё так, что любой корабль услышит!.. Надо спешить. Когда отправляемся? ...Райчи? Слышишь меня?
Он сидел на циновке у столика для деловых бумаг, безучастно перебирал свитки. Я опустился напросив:
— Случилось что?
Он протянул розоватый листок. Читать их иероглифы я так и не научился, но письмо взял и даже развернул.
— Что здесь?
— Мгорлы. Прорыли новый ход. Сегодня ночью вышли на поверхность в тылу Юго-Восточного гарнизона. Никто не ожидал. Двенадцать братьев погибли.
Медленно, осторожно я сложил листок и положил на столик.
— Твоя боль в моём сердце.
Он встал, подошёл к стене. Начал снимать оружие и проверять, вынимая из ножен.
— Я должен вернуться на службу. Шумбар-Игбру-Воитель созывает зрелых мужей — явиться верхом и с оружием. Мгорлы стали выходить всё чаще. И всё ближе к дамрану.
— Эй, погоди!.. — Я подскочил вслед. — Ты, конечно, вернёшься, но после того, как проводишь меня на Синар, верно? Мы договорились! Ты клялся на Вечном Пламени! Целый цикл Мгар я терпел твои учёные издевательства, ты исследовал мою кровь, как хотел, а теперь, когда твой черёд...
— Ничто не отменит клятвы, данной на Вечном Пламени. — Он развернулся с обнажённым мечом. — Когда в ста лу от дамрана не останется ни одного мгорла, я отведу тебя куда хочешь, хоть бы пришлось всю дорогу нести на руках. Но сейчас... Ты знаешь, чем грозит уклонение от зова Старшего в войске.
Знаю. Достаточно пожил среди логмаров. Позором и изгнанием из клана. Вычёркиванием имени виновного из Книги Памяти. И выселением с семьёй на Дикие Земли. Если только, чтобы смыть позор, он не шагнёт сам в Вечное Пламя — так поступают чаще всего. И Райчи поступит. Четыре жены и двадцать шесть детишек, из которых десяток ползает и скачет сейчас вокруг нас... Он шагнёт.
Крошка Линмур прыжком оказалась у меня на плече, ожидая лакомства или, как бывало, весёлой игры. Но в этот раз я безжалостно ссадил малявку на пол. Та, обижено пискнув, забилась под стол. В кабинете стало вдруг тихо. Звуки кухни с первого этажа долетали в окно: треск огня в очаге, грохот посуды, мирный стрекот бесед, писк детворы. А на столе мастерской этажом ниже лежал добытый радиоузел, и зелёная лампочка мигала, отсчитывая секунды... До того момента, когда погаснет.
— Ты слишком торопишься, горячий рицзу, — донеслось из-за спины. — Откуда тебе знать, что узкий ход, который ты выбрал, ведёт к выходу?
— Я знаю, какой ход выбрал мне ты. И на него не согласен. Ни ради путевого письма, илшаров, отряда сопровождения и... что там ещё предлагал мне в дорогу Совет Пятерых? Не хочу. Ни ради сохранения жизней твоих братьев. Хоть и делю твою боль за них.
Одним могучим рывком меня развернуло на пол оборота. Никогда ещё не видел Райчи в таком гневе.
— Ты... боишься за свою жизнь? Ты, чьё тело может исцеляться от ран? Который, словно мгорл, может сращивать даже кости! Нембру жестоко тебя испытывали, но разве повод отворачиваться от клана, который тебя приютил? Взгляни, что творится: слухи о тебе, раздутые впятеро, добежали до дальних морей. Лекари всех дамранов пишут прошения выслать им капли твоей крови, надеясь выделить фермент заживления. Другие кланы присылают послов с просьбой стать под наше знамя, если его будет держать Исцеляющий Раны. Ты — символ! Совет Пятерых готов вручить тебе мечи джамхара без испытаний, если согласишься вступить в клан. Ты, словно гвоздь, можешь скрепить войска против мгорлов. Но вместо этого, ты хочешь уйти! Вот суть твоей расы — различать лишь собственный путь. Узкий, одинокий, никуда не ведущий...
— А теперь слушай ты. — Почуяв недоброе, Линмур зашлась под столом жалобным писком. Я и сам видел, что дело неладно, но остановиться не мог: — Вы и мгорлы воевали всегда: сколько я здесь и сколько меня не было. Этой войне нет конца. И эта война — ваша. . Вся эта планета, мгорл её сожри, — ловушка, куда я попал случайно. Злая ошибка звёзд! И всё, что нужно, — эту ошибку исправить! Повернуть вспять, будто всего этого и вас не было никогда! Разве я не выстрадал это право!..
Писк Линмур нёсся уже на весь кабинет. Остальная малышня, будто заразившись, выли и пищали на все голоса. В окно впорхнула одна из жён Райчи. Подхватила троих самых мелких, пролопотала что-то успокаивающее остальным и выпорхнула вниз, в сторону кухни.
— В таком случае, — голос Райчи был холодно спокоен, — никто не мешает тебе отправиться её исправлять. Я прикажу собрать тебя в дорогу...
Н-да... Вот он, конец пути.
Гигантские уши локаторов вращались, вылавливая флюиды скал. Компьютеры попискивали, покряхтывали и выдавали сигналы, понятные из нас лишь Евгению. Тот, как научный бог, парил над этим морем электроники: сновал от экрана к экрану, стучал по тактильным панелям и чувствовал себя, похоже, Всевышним в процессе создания Вселенной.
Сопровожденцы от нечего делать курили и болтались вокруг.
Капитан нашёл меня наверху рядом с наблюдателем. Вид оттуда открывался, пожалуй, впечатляющий. И до боли знакомый.
Дымя сигаретой, он долго стоял рядом. Наконец, заговорил:
— Нравится?
В тишине голос прозвучал громковато.
— Я за тобой с посадки наблюдаю. Знаешь, что заметил. Сколько мы здесь — ты, считай, ни разу не отключился. Не "выпал", как раньше. Интересно.
Я толкнул ботинком обломок скалы — тот затарахтел вниз.
— Некуда выпадать.
— Капитан! — Военный, выставленный наблюдателем, помахал рукой.
Я подоспел к нему чуть позже Аварова.
— Что там? — Капитан отобрал у него флексивизор, направил на горизонт.
— Вот, — военный ткнул в серое пятно в небе. — Был приказ докладывать о любых изменениях, в том числе и погодных...
— Тьфу ты... Виденеев, хоть бы головой думал. Какие погодные изменения с одного облака?
Я завладел флексивизором, выставил максимальное приближение. Затем, минимальное. Левый ракурс, правый.
— Никаких, — ответил за рядового. — Плохо то, что это облако движется к нам без ветра. И то, что это не облако. Труби тревогу. Мы ещё успеем укрыться в вездеходе. Оборудование придётся бросить. Времени в обрез. — Отдал прибор капитану. — Поверь, это не галлюцинация.
Он решился не сразу. Целую чудовищно долгую минуту смотрел в флексивизор. Наконец, чертыхнувшись, нажал кнопку наушника.
— ...срочно покинуть позицию... — неслось, пока я скакал вниз по камням. Туда, где гудели, попискивая ящики.
— Евгений! Жень, уходим!.. Оставь это, потом заберём.
— Угу. Идите. — Он, казалось, не слышал. Взгляд бегал от экрана к экрану.
Вездеход спешно сдавал назад, подбираясь поближе. Небо начало темнеть.
— Что за хрень... — Рыжий сопровожденец задрал голову.
— Жень, ты не понял. Здесь опасно.
Он вырвал у меня локоть.
— Это ты не понял. Такой возможности больше не будет! Годы, годы труда... Не-ет, мы ещё посмотрим, господин Панкратов, кто разбирается в магнитных токах!..
Темнота густела на глазах. Сверху, пока отдалённо, стали доноситься свист и гвалт. Команда собиралась вокруг, пятясь, направив "лучевики" вверх.
— Не стрелять! Максим, скажи, чтоб не стреляли! Жень...
Бурая масса в небе стала снижалась, распадаться на точки. Шум уже приходилось перекрикивать. Кто выстрелил первым, я не видел. Голубая вспышка взметнулась вверх, облако дрогнуло и ожило. Стало разворачиваться, пошло вниз...
— В вездеход!..
Вспышки мелькали одна за одной. Что-то кричал Максим — не слыхать. Хватит церемоний: планшет вырван из рук и отброшен. Евгения пришлось беспардонно обхватить сзади под локти и поволочь. Он ворочался, вырываясь. Кто-то взялся мне помогать, вместе втащили в вездеход. Максим втиснулся последним, захлопнул дверь. Взвыл мотор. И началось.
Маленькие тела бились о борт и распластывались об окна. Разевали пасти, скреблись острыми зубешками. Жала на длинных хвостах, стучали, пытаясь пробить стекло. Вездеход вилял и подпрыгивал на камнях — водитель ехал, похоже, на одном радаре. Нас бросало, как корабль при шторме. От гвалта и свиста хотелось оглохнуть.
— Глуши мотор!.. — Едва держась на ногах, я барабанил в кабину.
— Что это за твари, твою...
Бурые кляксы покрывали стёкла. Едкая вонь начала просачиваться даже в салон.
— Да глуши же мотор! Максим...
Евгений тихо плакал, вжавшись в угол. Жало стукнуло у самой его головы, звёздочкой разошлись трещины. Он даже не вздрогнул.
Над ухом:
— ...в вентилятор пролезут?..
— Ма-аксим! Скажи водителю! Пусть глушит мотор!
— Спятил!..
— Нет! Это гязу...
Доорать не успел. Подскочив на невидимом бугре, вездеход ухнул носом влево и вниз и замер. Взревел, заворочал колёсами. И так и остался. Гязу забили с удвоенной силой.
Протолкавшись, я добрался до Максима:
— Пусть заглушит! Нам не уезжать надо — укрыться! Они реагируют на движение и тепло! Сейчас вездеход для них — огромный зверь! Остынет мотор — сами отстанут!
Он, наконец, понял, нажал кнопку наушника...
Ещё долго после того, как вездеход, смирившись, умолк, гязу остервенелым дождём бились в борта и о крышу. Скреблись у днища, царапались, штурмуя отверстия. Бурая жижа толстым слоем налипла на окна и даже не пыталась стекать. Мы сидели в полумраке, молча, сопровожденцы — беспомощно сжав "лучевики". Гязу стучали и стучали, но стук становился слабей...
А потом снаружи донёсся другой шум — поднялся ветер. И застучало по-иному. Пошёл дождь. Обычный дождь, который шуршал даже как-то по-дружески, и потихоньку, не спеша, отмывал окна. Где-то в недрах машины ещё поскреблось и затихло.
Дождь шелестел, шептал и шумел час, два... Сгущалась ночь. Водитель и Максим по очереди пытались связаться с базой. Без ответа. Продолжались эти попытки, скорее, от безысходности — что связи не будет, я объявил сразу.
— ...Ты же говорил, на этом расстоянии от камней электроника ещё работает.
— Она и работала, пока не пошёл дождь. А гязу идут впереди дождя — мы бы не разминулись. Теперь камни напитались влаги, набрались сил и будут кричать... в смысле, глушить сигнал, пока не высохнут. До конца сезона плюс дня три-четыре. Дней двадцать всего...
— Сколько!.. — Кто-то из команды выругался.
— Может, раз всё знаешь, то и план есть?
— План — ложиться спать. Всё равно ночь. А утром оставить вездеход и идти до базы пешком. На помощь лучше не рассчитывать: если пришлют миникатер, он застрянет тут с нами. Идти надо сейчас, пока дорогу совсем не размыло.
Рыжий покрутил головой, будто на бред больного. В группе запереглядывались, кто-то насмешливо цыкнул.
— Пешком...
— Набери ещё раз. — Максим устало кивнул водителю.
Евгений так и сидел в том же углу. Механически, сняв очки, тёр стёкла и глядел в отсутствующую даль. Я нагнулся к нему через сидение:
— Жень, слышишь? Мы вернёмся. Знаешь, иногда лучше уйти, чтоб потом вернуться. Говорят, каждый круг, который мы делаем, — часть пути. Не я придумал.
Он перевёл на меня отстранённый взгляд:
— Ты ни-че-го не понимаешь.
В салоне зажёгся свет. В контрасте с ним тьма за окнами стала совсем чёрной. Под вялый говор я пристроился на сидении, вытянул ноги, надвинул капюшон на глаза и предоставил суматошному миру кружиться дальше без меня.
...Жарко. Горячий воздух вздымается вверх — туда, где стены залы расходятся, обнажая небо. Зелёные языки пламени гудят, вырываясь из бездны сквозь широкую щель в каменном полу. Зал полон, продираюсь меж костяных панцирей. Райчи! Не валяй дурака, скажи им! Это не справедливо, они должны знать! Может, он и слышит, но не реагирует. Одинокая спина словно колеблется на фоне огня.
Один из Пятерых встаёт с высокого кресла. Одевает венец Несущего Слово — Совет объявляет своё решение. Да послушайте же меня! Он не виноват! Почтенный совет, дайте сказать! Это я, я! Я покинул дамран по своему почину... Да, я знаю, что не сын клана и волен в своих шагах, не о том речь. Райчи бросил войско из-за меня! Я ведь не знал, что Бидхарский путь, заняли мгорлы. Ваши разведчики проведали того же дня, но я-то ушёл ещё утром! Райчи отлучился перехватить меня в пути, не более! Если б я стал там на ночлег... Да когда он нагнал меня с этой вестью и мы вдвоём улепётывали из долины, едва ли уже не было поздно. День был на исходе, мы гнались за последними лучами, изнуряя илшаров. А из низин, где была тьма, уже нёсся клич мгорлов. Судите справедливо!..
Говоривший слагает венец. Они совещаются долго, склонившись, соприкасаясь усиками. Теперь Райчи совсем близко. Потому что перед огненной щелью стоим мы оба. Воздух навстречу — раскалённый, трудно дышать. Райчи может видеть меня, если повернёт голову. Но не поворачивает. Один из Пятерых снова в венце. Решение Совета: каждый подвластен законам лишь своего клана... Это как истолковывать? Райчи понимает раньше. Поднимает руку с родовым браслетом, сжимает его челюстями, крепко, до дрожжи. И перекусывает. Снимает, широко размахнувшись бросает в огонь. И качнувшись...
— Кто-то идёт!
— А?..
Сквозь шелест дождя — новый звук. Шлёпанье лап, причём не одного десятка.
— Полная готовность. — Капитан в полголоса.
Сопровожденцы мигом рассредоточились по окнам, "лучевики" на взводе. Надо отдать им должное — реагировали быстро.
— Постойте... — Я отчаянно пытался проснуться. — Они всё равно будут ждать, пока мы не заговорим первыми.
Максим обернулся:
— Знаешь, кто это может быть?
— Да кто тут может быть в такое время и в такую погоду... — И прежде, чем меня остановили, распахнул дверь и вывалился под дождь. Бр-р, мерзость... Поднял пустые руки, пошёл на шум: — Мир! Мир, братья! Андрей-Игбар-Однорукий, сын клана Рейнтган. Кто старший дозорный?
— Говори со мной, — донеслось из темноты. — Джирун-Маглав-Стойкий. И третий дозорный отряд Восточного Гарнизона Рейтган. Что случилось? Великая миссия пришлых увязла в грязи?
— Какая осведомлённость. Верно, дозорные Рейнтган давно следят за нами, а? Весь путь следом шли? Что ж, будем считать, эта встреча угодна звёздам. Раз уж вы здесь, братья, не будет пары дюжин илшаров вытащить повозку из грязи? Думаю, до утра, пока дождь не размыл дорогу, ещё можно.
— Нельзя. — Худая фигура отделилась от общей массы. — Дорога уже размыта, а повозку твою и три дюжины не сдвинут. Придётся ждать конца дождей и вырубать колёса из грязи, когда засохнет. Кто бы ещё мог попасть в такое дерьмо мгорла, как не Однорукий...
— Райчи, ты?..
Он. Ещё больше высох и похудел, не так проворно двигались усики. Но это был Райчи. На этот раз я малость таки отдавил его худые бока, пока он общекотал меня усами.
— Наделать шуму, переполошить всех гязу в округе и застрять в грязи — узнаю родственную тебе кровь. Стоило так тщательно скрывать ваше пребывание на Минкоре. Шесть дамранов по обе стороны хребта ждут, пока вы закончите свои секретнейшие манипуляции и уберётесь, наконец. Наш лагерь недалеко. Скажи своим: спать лучше в сделанных для того шатрах, а не в тонущем в грязи сундуке. И пусть повыключают огненные мигалки... пока сами не обожглись.
Хорошо. Сидеть у огня, пить горячий терпкий кхимар и слушать дождь. Который шуршит в листве и стучит по крыше шатра. С час назад моя команда, наконец, улеглась, выбрав самый дальний шатёр и выставив часовых. Ох, и дискуссия была перед тем...
Райчи, распустив клешню на пальцы, сжимал пиалу и глядел сквозь огонь. Держался так же твёрдо, будто не было пяти лет. Хотя первые серые пятнышки проглядывали уже на панцире.
— ...А ты? Что семья, здоровы? Жёны, детвора? Всё ещё двадцать шесть?
— Уже двадцать восемь. — Он с гордостью вздыбил ворсинки на усах.
— Что так скромно? У второго советника, я слышал, вчера был пятьдесят третий.
Он бесшумно рассмеялся:
— Редко бываю дома.
Дождь угомонился, перешёл в мелкую морось. Тяжёлые капли скатывались с веток и с редким стуком падали на крышу шатра. На шимшаре Райчи — двойная зарубка — знак Дважды Рожденного. Его имя в Книге Памяти отмечено чёрным. Его сыновья никогда не займут высших должностей в войске. Жёны и дочери смогут сидеть на службе в Храме Благочестия лишь на последних местах. Но это был Райчи. Он сидел здесь, и это было главное.
— Знаешь, Рику взялся хранить твои мечи джамхара.
— Отдай ему один.
— Нельзя — традиция. Оба твои, даже если к одному ты никогда не притронешься... Однорукий.
...Плавящий жар от огня.
— ...Принимая звание сына Рейнтган, клянусь нести его с честью и доблестью. Пусть поглотит меня Вечное Пламя, если подниму клинок джамхара на безоружного или пролью невинную кровь. Если отступлю в бою, или покину пост, или ослушаюсь старшего по званию. Или если оставлю свой клан до того, как падёт последний в краю мгорл. И в том присягаю...
Прошу прощения, почтенный Совет. Я знаю традиции и чту закон. Но нельзя ли прибавить к присяге обет от себя? Благодарю.
Да, так пусть поглотит меня Пламя, если, сколько живу, для лечения ран, изготовления снадобий, выявления болезней или изъятия крови... Ибо кровь моя принадлежит клану со всеми её свойствами на благо и исцеление братьев в священной войне против мгорлов... Так вот, пусть поглотит меня Пламя, если для этой процедуры позволю хоть одному лекарю на Минкоре прикоснуться к себе, кроме Райчи-Игбара-Видящего, сына клана Рейнтган. Таково моё слово джамхара. И в том присягаю на... — Закрепляющий акт — коснуться огня. Отступать некуда. Медленно закатываю рукав. Жар будто из самого пекла. Кажется, или Райчи чуть повернул голову? — ...присягаю на Вечном... — Это неправильно, так нельзя. Это традиция логмаров, но у них костяные клешни! А у меня — мягкая горящая плоть!.. Райчи смотрит. Все смотрят. Где-то мигает зелёная лампочка, отсчитывая секунды. Мечется на развилке загнанный рицзу. — ...присягаю на Вечном Пламени...
— Какой же ты дурак, что сжёг тогда правую руку. Не мог присягнуть левой?
— Это всё, что тебя беспокоит?
— Что ж ещё? Не я же бесстыдно загнал в угол Совет Пятерых и навязал им свои условия. Правда, и застрял потом до конца войны, ещё на два цикла.
— Зато признай: я продвинул вашу науку. Иначе когда б логмары собрали первый аккумулятор для радиоузла?
— Никогда — это никому не нужно. Как твоя жизнь дома?
Я грел пальцы о бока пиалы.
— Ты был там?
— Один раз. Сразу.
— Вот как. Дай угадаю: момент возвращения оказался не таким, как грезилось здесь. Всё изменилось. Братья по клану вдруг стали чужими, смотрели странно, не понимали твоих речей. Войти в прежнее русло жизни не удалось. Что ж ты хотел, бедный рицзу? Выходя из лабиринта, никто уже не тот, что на входе. Я видел, как ты объяснялся со своими. Спорю на ус, ты не рассказывал им о нас. Ни им, ни кому другому — ни слова о том, что здесь пережил. Пытался в начале, но бросил — не мог объяснить. И с тех пор болтаешься меж здесь и там в этой вашей небесной бочке на подступах к Минкоре. Двум мирам в твоей голове тесно, но ни один не отпустит.
— Ты видишь слишком много, Видящий.
Он умолк. Я поймал его лукавый взгляд:
— Стойкий выделил десять братьев с илшарами проводить вас завтра до лагеря. Пойдёте через пустой тоннель под Варнгскими скалами. Мгорлы оставили его давно, мы ходим, сокращая путь.
— Смеёшься?
— Нет.
Пиала в руках нервно завертелась, грозясь выпасть.
— Если другой вариант?
— Месить грязь на сутки дольше, обходя долину кругом. Стойкий не обрадуется. Не говоря о твоих братьях.
Сухо стукнув, пиала скользнула на пол. Я нагнулся поднять. Райчи наблюдал внимательно.
— Сдаётся мне, рицзу до сих пор бродит в тёмном лабиринте.
— Что б ты понимал. Это не тот тоннель, но стены, воздух — всё то же самое...
— Те же стены, тот же воздух... Но не тот же ты. Не можешь жить прежней жизнью — рви с ней полностью, и с её страхами тоже. Если б я мог, подпустил бы вам в тоннель пару мгорлов, для полноты впечатлений. Пора выходить из лабиринта. И закрывать за собой дверь.
Всегда ненавидел, когда он пытался лечить мне голову. Пусть даже по дружбе. Я не мог не парировать:
— Если уж говорим о страхах... Что случилось с Рейнтган? По дороге я слышал разговоры в отряде. Что мгорлы снова вышли из-под земли и вы отступаете. Что жён и детей будут вывозить к Диким Землям. С каких пор вы сдаётесь так быстро? Неужели ожили ночные страхи логмаров перед Тьмой из Глубин?
Он отставил пиалу и поднялся. Медленно прошёл к выходу, отодвинул полог, впуская шум дождя и прохладу. Перед тем, как уйти, обернулся:
— Это не страхи — жизнь. Времена изменились. Мы бьёмся одни, прочие кланы защищают снова каждый себя. Да, мы оставляем позиции. Покидаем дамраны, где прожили столько циклов. Наши семьи залягут в сырых низинах, откуда когда-то взошли на горы. Эту битву Рейнтган проиграл. Но ты не тревожься: идя к началам, мы продолжаем идти вперёд. Это цикл. История. Я говорил тебе: каждый новый круг — часть пути.
— И-эх, прощай, зверюга!.. — Виденеев хлопнул илшара по крупу и отпустил. Тот огрызнулся напоследок и потрусил к поджидавшим в отдалении логмарам.
Эдик встречал нас в дверях с "лучевиком" на взводе. По окнам в аналогичной позиции угадывался весь состав охраны.
— Это компания с вами, что ль?
— Дай пройти...
Вымотанные сопровожденцы протискивались в помещение. Максим, судя по звукам, дорвался, до рабочего вифона. Евгений остался снаружи. В последние сутки он вёл себя странно. И сейчас сел под дождём на ступеньки, надвинул поглубже капюшон и смотрел вслед удаляющемуся отряду. Порой переводил задумчивый взгляд на скалы вдали или на серебрянную листву, купающуюся в струях дождя. Оставленное без присмотра оборудование, мокло.
Эдик перевёл взгляд на меня:
— Что стряслось? Наверху — полный шухер, выслали два спасательных миникатера... Что за зверь с тобой?
— Пусть будет. — Я похлопал илшара по скользкой шее и обернулся — отряд маячил ещё в тумане дождя. — Эд, по дружбе, передай Аварову, что скажу. Пусть отлетают самое позднее завтра. В этот район пока не соваться — грядут большие разборки между местными. Станция может не уцелеть. Сами тоже валите. Разрешения сверху лучше не ждать.
— А ты?
Подтянувшись, я запрыгнул в седло.
— Я здесь, пожалуй, нужней буду. Интересно, как оно — менять историю. Слушай, было у тебя такое: кажется, чего ты всю жизнь хотел, куда стремился, вроде, не ты сам решал? Шёл, как по коридору, думал, эти стены куда-то ведут. А потом понял, что никуда они не ведут и вообще, не кончаются. И выйти из них иначе нельзя, кроме как ломать к чёртовой матери. Было, нет?
Рука Эдика потянулась к вифону. Евгений зашевелился. Встал во весь рост, стянул капюшон и подставил лицо струям дождя, позволяя им течь в глаза, за шиворот...
Илшар успел чуть отбежать, когда Эдик вышел из ступора:
— Стоять! Стой, ребят позову! Артур предупреждал, что за тобой смотреть надо...
— Ну так смотри! Вооружись флексивизором! — Я помахал ему. Было легко. Внутри прыгал и щекотал мальчишеский задор.
Да, с Артуром нехорошо. Я заставил илшара вернуться.
— Вот, передай ему. — Сняв вифон, бросил Эдику. — Больше нечего. На словах скажи... Не знаю что. Хотя нет, знаю. Передай: рицзу вышел из лабиринта. Он не поймёт, но всё равно передай. Всё, жду в следующий заезд! И не вздумай смениться!..
Эпилог
Ветер нёс пыль. Серые дорожки текли, огибая скалы, бесконечной рекой до самого горизонта...
— Нет, не вижу. — Женщина лет тридцати поднялась, отряхивая колени. — Могу лишь сказать, что это братская могила. Текст на камне довольно стандартный: "В память о чести и доблести...". И судя по дате, действительно последний период освобождения края Рейнтган от мгорлов. Имена почти все сохранились, но его я не нахожу. Ты уверен, что он похоронен здесь?
Пожилой профессор наморщил лоб:
— Больше негде. Остальные памятники я уже осмотрел. На связь с тех пор он не выходил, поисковая экспедиция следов не нашла — что остаётся? Похоронные камни хранят след каждого. Логмары трепетно относятся к посмертной памяти, это часть их культуры. Уникальной культуры, постигнуть которую не хватит жизни... Что ж, нет так нет. Из нас двоих ты — космолингвист. Прости, что зря притащил сюда, Эмма.
Женщина улыбнулась, скрестила руки на груди.
— Если это связано с экспедицией, после которой ты так безжалостно забросил физику, то не зря. Не поднимись такая шумиха вокруг ваших приключений, не начнись потом исследования Икс-Зэт-3 — о чём бы я писала сейчас диссертацию? Правда, институт до сих пор оплакивает твой уход и засыпает меня письмами на твоё имя. Больше них тебе пишут только твои космоэтнографы. А ты не верил, что случай движет историей.
Профессор раздражённо отмахнулся:
— Что он там движет... Просто рассказ девятерых здоровых парней из спецгруппы и заслуженного олуха из академии восприняли всерьёз. А рассказ свежеспасённого Робинзона, избитого впечатлениями до полуадекватности, — нет. Вот и вся история. Там и тогда я понял одно: Минкора не похожа на другие планеты. Ни на что не похожа... Идём, Эмма Евгеньевна. Не то опоздаем на связь и твоя мать меня убьёт.
Женщина вздохнула, подняла с земли плащ. Ещё раз на прощание обошла кругом памятник.
— Па-ап? Это что? Я думала, логмары не хоронят с собой животных.
Рельеф памятника не давал чёткой картины. С трудом угадывались контуры логмара, восстающего из огня, пучеглазые головы монстров. Прочие детали терялись. Но среди размытых линий, словно причудой скульптора, вырисовывалась чёткая фигурка: длинный носик, глазки — безухая мордашка, тянущаяся на свет.
Профессор подошёл ближе:
— Это рицзу. Игровой зверёк. Странно, что он здесь. Выгравирован чётко — похоже на особый заказ. Может, символ? Философский намёк на то, что жизнь — игра, или нечто подобное?.. Сделай-ка пару снимков
...Сопла катера дунули напоследок, вздымая облако пыли. Набрав высоту и вычертив с рёвом белый след, катер уменьшился до точки и исчез в вышине. Маленький рицзу смотрел ему вслед, вытянув мордочку и будто принюхиваясь. Узкие глазки щурились, словно зверёк только что вышел на свет, долгое время пробродив в темноте.