В саду забытых слов

Издалека казалось, что этот белый карлик окружён только сброшенной оболочкой, газопылевой материей, отторгнутой бывшим красным гигантом. Подлетаешь ближе — и из рассеянного облачка прямо на глазах собирается полупрозрачный шарик, как будто часть туманности притянулась обратно к звезде и сгустилась в молочную линзу с ослепительно белым зрачком. Ещё чуть поближе, и края линзы рассеиваются, становятся почти прозрачными, а в центре вдруг проявляются ленты, кольцами обвивающие звезду, перехлестывающиеся друг с другом, как призрачная астролябия.

Кольца, только обретшие материальность и густоту, вдруг снова начинают распадаться. В полупрозрачности обнаруживаются мириады светло-зелёных точек, соединённых тонкими мостиками. Летишь — и точки растут, превращаются в горошины, медленно дрейфующие на привязи в толще кольца. Именно они и формируют собой раковину Покровского, собирающую в себя рентгеновское дыхание звёзды, энергию остывающего ядра. Только увидев объёмность сетчатой структуры, можешь оценить масштаб и красоту колонии Дайсон-Таллом. Я бы даже восхитился идеей, если бы не питал антипатию к её сути.

Сообщение от Уии-и пришло, когда я бездумно циркулировал в разноцветном сплетении случайных потоков Над-Слоя. Как обычно, ненасытная жажда новой информации настолько истерзала разум, что перешла в оглушающую, отупляющую скуку. Я перескакивал с потока на поток, случайно пропуская сквозь себя новости реальные и выдуманные, доклады о симуляциях и симуляции докладов, трансляции художественных коллабораториумов, многоголосое чириканье на сотнях жаргонов сотен социумов, сообщения сотовых структур, паттерны многомерных текстур, истории о жизни, шутки о смерти, запахи воспоминаний и звуки предсказаний, — радужные черви информационных течений струились вокруг меня и внутри меня, наполовину создавая моё тело, наполовину очерчивая его границы.

Когда сознание окончательно отказывалось воспринимать входящие сигналы, я устраивал истерику, как худеющая девчонка, блюющая в туалете после вечеринки, — бился в припадках, разрывал и мял окружающее пространство, высвобождая накопившийся стресс и напряжение от впитывания информации. Над-Слой методично собирал эти эмоциональные выплески, вплетая их в новый поток и унося к другим умирающим от скуки виртуалам. В общем, обычный отпуск.

Воплощение Уии-и раскрылось посреди течений бутоном тропического цветка, отрезав меня от информационной соски. В другой ситуации я бы возмутился, но сейчас я был готов выслушать даже рекламного бота, не прошедшего тест Тьюринга, лишь бы отвлечься от скуки. На этот раз Уии-и выбрала в качестве аватара стерильный ретро-дизайн в виде белоснежного гиноида. Нарочито неловким, механическим движением роботесса переслала мне пакет с названием «Дайсон-Таллом».

Я уже давно перестал интересоваться, где она берёт клиентов, так как в прошлом мой интерес приводил к неприятным последствиям. Уии-и болезненно неравнодушна к государственным и военным связям. В этот раз я чуть не нарушил своё правило — к заказу прилагалось количество наградной материи, которой вполне хватило бы на небольшой планетоид. Работа с такой оплатой всегда дурно пахнет, но кто я такой, чтобы спорить с богатством.

— Как ты уже мог догадаться по названию, Дайсон-Таллом представляет из себя модулярную колонию живых организмов, сформированную в виде динамических колец вокруг своей звезды. — Судя по аватару Уии-и, она поддалась модной идее притворяться искусственным интеллектом, распространившейся в последнее время среди новичков Над-Слоя. Я представил, что под слоями аватаров и личностей Уии-и вполне мог скрываться настоящий искусственный интеллект, и тихонько посмеялся. Проигнорировав смешок, Уии-и продолжила:

— Мои источники выяснили, что в гомогенной среде колонии сформировалось уплотнение с необычным составом аминокислот и повышенным содержанием тяжёлых металлов, в частности, свинца. Очевидно, колонисты пытаются что-то сберечь от жёсткого излучения белого карлика. Заказчика интересует, что именно они берегут.

Терпеть не могу работать с био-заказами. Смертные настолько боятся сгинуть без следа, что воздвигают себе самодовольные памятники в виде собственных тел. Грязно, мерзко и, на мой вкус, слишком материально. Для работы приходится загружать в реальность из Над-Слоя подходящее тело, собирать его и тащиться через невыносимо скучное пространство открытого космоса к цели. Отказ биоников от Над-Слоя приводит к тому, что между точкой загрузки и целью частенько пролегало много, очень много открытого космоса.

Я представил себе тёмный сгусток тяжёлых металлов, плавающий в бурлящей толще клеточной колонии. Пришлось потратить несколько мгновений на борьбу с отвращением:

— Что такого может беречь этот бульон? Пока мы разговариваем, они уже пережили десяток поколений мутации. Когда я до них доберусь, любители природы уже забудут, что вообще что-то хранят.

— Твой расизм слишком силён даже для виртуала. Образ жизни биоников заслуживает как минимум уважения. Они имеют право на материальность.

— Ты что, тоже веришь во всю эту чушь про изменчивость, приспособляемость, эволюцию? — Я добавил в голосовой тон сарказма: — Зачем бороться с реальным миром или подстраиваться под него, если можно просто его отбросить? Рукотворно идеальные, вечные люди, мы с тобой живём сотни лет, а эта фауна в погоне за эволюцией уже утратила человеческий облик.

— Ты в реальность когда последний раз загружался, «человек»? — С улыбкой спросила Уии-и: — Схему своего альфа-тела хотя бы хранишь или удалил уже?

— Конечно, храню. — Соврал я. — Да и какая, к чёрту, разница? Человеком является тот, кто себя считает таковым.

— Не забудь об этой мысли, когда полетишь к бионикам. — парировала Уии-и, после чего прервала соединение. Почему-то немного разозлившись, я принялся раздражённо перебирать точки загрузки и сборки рядом с Дайсон-Талломом. Уии-и даже очевидные истины умела превращать в спор.

По расчётам Уии-и, колония биоников была близка к очередному циклу распада и перерождения. Популяция особей-«эгоистов» в очередной раз задавила количеством оставшихся продуцентов в силу своего эволюционного преимущества. Очевидное стремление побольше кормить себя и поменьше — других, такая древняя и простая вещь, и такая смертельная в условиях единой колонии. Кто ест, тот и размножается.

Так что план был обманчиво прост — упасть на поверхность кольца поближе к странному уплотнению под видом обычного астероида, забрать груз, вылететь обратно упакованным в защищённом контейнере, использовав для этого ресурсы колонии. Я уже накушался простых планов в прошлом, поэтому загрузил внутрь камня самое подготовленное био-тело, которое только смог смоделировать. Под слоем камня, защитных пластин и мышечного каркаса скрывался впечатляющий набор органов с запасом вещества на случай небольшой сборки чего-нибудь уж совсем необычного.

Вывалившись из дока загрузочной точки, я попытался выплюнуть несколько струй плазмы, чтобы придать себе беспорядочное вращение по всем осям, как и полагается честному астероиду. Несогласованные импульсы чуть не разорвали оболочку — новое материальное тело ощущалось как сплошной протез. Чувствуя себя тяжело больным, я осторожно, мелкими толчками направил тело на нужный курс. Предстоял долгий и нудный дрейф по инерции сквозь защитные системы Дайсон-Таллома.

После бесконечного давления радужных потоков информации в Над-Слое, омывающих и пронизывающих сознание, словно ревущее сияние какого-то виртуального бога, открытый космос оглушал своей пустотой. Существовать в неуклюжем гробу без постоянного поглощения информации просто невыносимо. Хотелось хлопать и бить себя по всем сенсорным каналам, кричать, как если бы у меня был голос, изо всех сил пялиться в черноту, как если бы у меня были глаза. Пришлось временно закрыться в своей каменной пещере. Какая доисторическая ирония.

Некоторое время я развлекался, повторяя про себя вновь и вновь план атаки на колонию. Потом начал мысленно спорить с Уии-и, в очередной раз рефлексируя и сочиняя в голове другие линии диалога. Как обычно, убедительные аргументы приходили в голову уже после разговора.

За всё время существования человечество не раз отбрасывало оковы восприятия самого себя. Сначала стала неважной раса, потом потеряли своё значение сексуальные интересы и политические идеологии. Постепенно истёрлись границы пола. Возникла и тут же устарела проблема технологического изменения человеческого тела, а потом и сами границы тела потеряли свою ветхозаветную традиционность. Частичный или полный переход сознания в виртуальность казался естественным продолжением пути.

Развитие планетарной информационной сети в межпланетарную, а потом и в межзвёздную — Над-Слой — окончательно поставило точку в вопросе «что же такое человек». Человеком является любой, кто способен осознать и назвать себя таковым, таково общепринятое правило. Но бионики словно развернулись и пошли обратно, в доисторические времена, когда природа, хаос и энтропия решали за людей, какими им быть. Наглая, оскорбительная вера биоников в то, что этот путь может быть эффективен, возмущала меня до глубины души. Я подозревал, что среди них давно уже не осталось никого, кто бы помнил о своей принадлежности к человеческой расе. Размножение, смертность и смена поколений до добра не доводят.

Пока я разговаривал сам с собой, летящий труп, в котором я был заперт, немного разогрелся и начал ощущаться как мой организм. Наскучив самому себе банальными мыслями, я в последний раз проверил курс и выгрузил сознание.

Длинный шлейф астероидов и комет, бесконечно поглощаемый жадными до материи дайсон-кольцами, тянулся за пределы административных границ системы. Вот она, уязвимость биологических конструкций — столько стараний, столько лет развития, а потребляют они, как наши далёкие планетарные предки. Заранее рассчитанная траектория вписала меня на край этой астероидной ленты. Лететь осталось совсем недолго. Проснувшись из выгрузки, я разрешил себе небольшую дозу волнения. Острые эмоции — маленькие радости моей работы.

По сравнению со стерильной пустотой открытого космоса, пространство вблизи колец было похоже на густой суп. Кругом плавали незрелые одиночные особи, переливающиеся каустикой сгустки воды и газа, обломки переработанных астероидов и останки мёртвых «клеток». Между отдельными скоплениями мусора простирались сотни и тысячи километров, но я всё равно чувствовал себя так, как будто проталкиваюсь сквозь протухшее желе. Мерзкие существа, воняющие смертью. Казалось, что я могу заразиться смертностью от одного их прикосновения. Но, по крайней мере, эта мусорная аура Дайсон-Таллома прикроет неизбежный выхлоп от корректировок курса.

Поверхность живых колец дайсон-колоний обычно не имела чёткой границы, края её являлись бахромой разрозненных мостиков и особей, постепенно сгущающихся в упорядоченную внутреннюю структуру кольца. Такая рыхлость позволяет с лёгкостью обмениваться веществом с космосом, ведь пищеварительной или транспортной системы у колонии нет. Однако меня внезапно встретила плотная шкура, испещрённая кратерами и шрамами от тех астероидов, которые обычно шли колонии в пищу. Похоже, за время моего полёта уплотнение слегка уплотнилось.

Я переполнился возмущением в адрес сразу всех — неинформированных шпионов Уии-и, иррациональных биоников, этой неприятной работы. Но менять план было уже поздно. Я продолжил полёт по старой траектории, рассматривая открывшуюся картину и размышляя.

Молочно-серая плоскость шкуры простиралась во все стороны, насколько хватало дальности сенсоров. Восприятие постоянно менялось, вращаясь из одной позиции в другую, — твёрдая земля под ногами превращалась в бесконечную шероховатую стену, стена внезапно переходила в подавляющий своей тяжестью небосвод. Помимо кратеров и отметин, на поверхности густо зияли лунки и пузыри, словно эта шкура когда-то была жидкой, бурлящей массой, резко застывшей под воздействием космического холода. Резкость безатмосферных теней превращала каждое углубление в бездонную дыру. Тесные скопления этих псевдо-отверстий пробуждали эхо древнего страха, от которого остался только слепок в музейных архивах. Трипофобия, пример зависимости человечества от устаревших инстинктов. Сейчас я отчасти понимал наших предков. Казалось, что в любой момент из этих нор могут выползти невероятные существа, превратившие огромную, когда-то гладкую равнину в свой отвратительный дом.

Восхитительное, уникальное ощущение. Всё-таки у реальности есть свои плюсы. Я потратил несколько секунд на сохранение этого момента в памяти. Случайные комбинации обстоятельств и условий в реальности заставляли переживать те чувства, наткнуться на которые в базах данных можно разве что только случайно. Путешествовать по образам Музея Человечности в Над-Слое можно годами, так и не встретив раздел фобий ни разу. Мимолётное восхищение прошло, и я рухнул на поверхность твёрдой шкуры, расколотив своё каменное прикрытие вдребезги.

Почуяв чужака, дрейфующие над моей условной головой одиночные особи потянулись к точке приземления. Я начал извергать экстренный запас материи, в бешеном темпе переплавляя часть наружных пластин в подобие шипастого бура. План с маскировкой был слабым с самого начала, так что теперь пришла очередь старого доброго взлома, моей основной профессии. Вторжение со взломом на важный объект в условиях космоса — это всегда состязание на скорость между нападающим и хозяином, держащим палец на кнопке самоуничтожения. У колоний нет хозяев, но теперь я уже ни в чём не был уверен.

Драгоценный запас энергии улетал как в печку, пока бур вгрызался всё глубже и глубже в минерализованную, хитиноподобную шкуру. Сверло быстро стачивалось из-за металлических включений, но собирать обломки нет времени. Пришлось пожертвовать несколькими органами, на ходу переплавив их в материал для бура. Скоро это станет неважно — достаточно только пробиться к живым особям, и тогда я смогу питаться за счёт продуцентов. Преследовавшие меня агрессивные одиночки обрушились на входное отверстие тоннеля, закупорив его своими телами. Возвращаться придётся другим путём.

Стенка шкуры передо мной проломилась, и я с размаху ввалился в лизосому, полную кислоты. Ну конечно же. Капсула, предназначенная для растворения пищевых астероидов, находится прямо под шкурой, эти астероиды отражающей. Очень логично. Можно подумать, что меня здесь ждали. Как будто это не растения, а реальные разумные люди, охраняющие что-то ценное.

Для прорыва наружу ни материи, ни энергии уже не осталось, а значит, нужно идти внутрь. Одним усилием я вымел из сознания весь эмоциональный мусор, накопившийся с начала атаки. Сейчас не время для удовольствий, чувства можно будет дописать в память потом, так выйдет даже ярче. Кислота уже начала растворять тело, так что пришлось сомкнуть наружные пластины, напрягая мышцы до предела. Подскочил уровень молочной кислоты в тканях, выросли температура и давление, но всё закончится гораздо раньше, чем это начнёт иметь значение.

Я принялся перестраивать оставшиеся органы, сооружая подобие небольшого стрекательного хлыста с пузырьком микроботов внутри. Поскребя по собственным разрушающимся останкам, я набрал немного хитина, солей кремния и металлов — этого хватило на хрупкий, но острый наконечник нити. Как только омертвевшие мышцы перестали держать защитный панцирь, я выплеснул в стрекательные клетки порцию полиглутаминовой кислоты, спровоцировав запуск нити сквозь кислоту. Хлыст глубоко вошёл в продуцента, создавшего лизосому, и впрыснул облако микроботов в тело особи. Я едва успел скопировать сознание из растворяющегося на глазах остова в искусственный рой.

На секунду восприятие и поток мыслей полностью исчезли. Моменты перезагрузки — самое близкое к смерти, что может почувствовать виртуал. Вынырнув из черноты, рассудок попытался собраться обратно и пересчитать самого себя. Ничего не вышло. Ещё попытка. Мышление рассыпалось и разбежалось каплями ртути, причиняя боль своей аморфностью. Звенящая, напряжённая пустота. Не лёгкость и чистота простого отсутствия, а мучительный вакуум эпицентра взрыва. Наконец, рассудок сдался и разложил себя по каплям, распустился, как недовязанный свитер, приняв новое положение вещей.

Едва ворочающийся роевой разум попытался эмулировать единую личность, но слишком мелкие роботы не смогли выработать своё собственное мнение для прихода к согласию. Нам пришлось остаться хором раздельных суб-личностей, половина которых только бессвязно шумела, ожидая приказаний. После кратких внутренних споров мы распространились по телу продуцента, перехватывая стадии биосинтеза. Когда все системы особи были подчинены рою, по нам лёгкой рябью пробежала тень злорадства Растворение в кислоте — не то чувство, которое хочется хранить в памяти.

Мы раскрутили цепочку синтеза на максимум и выпустили из захваченной особи множество корней-гифов прямо сквозь стенки. Корневая система начала расползаться по окружающим продуцентам, оплетая их тонкой сетью и разрушая проводящие мостики. Внедряясь в изолированные особи через разрушенные мембраны, мы вырастили сеть гаусторий, собирая через них всё больше и больше ресурсов. Взамен в подчинённые «клетки» мы вливали сенсорные и информационные ядра. Всё больше и больше рабов присоединялось к нашей семье, послушно предлагая свои услуги в обмен на наши подарки. Едва слышный шёпот клеток-зомби вплёлся в болтовню роя; его низкие ноты добавили объёма белому шуму распределённых вычислений. Как только набрался порог вычислительной мощности, я с облегчением собрал свою личность обратно.

Восприятие фрагментировалось на множество частей, как будто я начал смотреть на мир мозаичными глазами. Поток информации, хлынувший со множества подконтрольных «клеток», наконец-то почесал тот зуд, ту голодную пустоту отсутствия Над-Слоя, которая терзала меня с начала миссии. Я почувствовал, как становлюсь самим собой — всевидящим, всё контролирующим, всеобъемлющим. Казалось, как будто вся колония лежит в моей руке, пусть я и контролировал только несколько сотен её членов. Вот она, настоящая жизнь, отшлифованная столетиями бессмертия, единственный наркотик, который действует на интеллект, лишённый тела.

Осталось всего лишь выполнить свою миссию. Я вполз гифами в ядро уплотнения сразу с нескольких сторон, выискивая ту драгоценность, которую охраняла колония. Но в ядре не обнаружилось ничего, кроме странно бледных продуцентов, вяло толкающихся на тонких привязях мостиков. Я раздражённо распотрошил ближайшего «бледного», пытаясь найти в его строении подсказки или хотя бы схему местной инфраструктуры. Вместо этого я обнаружил в его ДНК странные повторяющиеся участки, не несущие биологического смысла.

Ну да, где же ещё бионикам хранить информацию, как не в ДНК. Дайсон-Таллом был не сейфом, он был базой данных. Комплект нуклеотидов позволяет хранить информацию в четверичной системе исчисления, не слишком компактно, но, учитывая потенциальные размеры дайсон-кольца, объёма бионикам точно хватало. Защищая ДНК «бледных» от мутагенного излучения звезды, они передавали знания по наследству изменённым потомкам. Фауна осваивает информационные технологии, как мило. Убого, но мило.

Я быстро соорудил защищённую зерно-цисту для эвакуации с колонии и записал в неё полученную последовательность нуклеотидов. Попутно расшифровал тот кусок, который мне попался. Получилась текстовая бессмыслица:

По-моему, вы видите рефлекс огня,

Что отсутствует в прошлом,

И жизнь для меня,

Моя могила, моя.

Смотрите все. Но конец выносливости.

Наше сердце аффилировано![*]

Выглядело это как текстовый мусор, случайный набор слов. Покрутив слова так и эдак, я сообразил — это были останки древнего стиха, прошедшие через десятки переводов на всё более и более новые языки, искажаясь в каждой итерации. В Над-Слое наверняка найдутся более ранние версии, в которых ещё оставалась хоть капля изначального смысла. Но никакой пользы я в этом не видел. Дурная шутка, очень в стиле биоников — столько усилий ради чего-то неимоверно глупого. Неужели именно это они хранили так бережно? Или я попался в ловушку и был обманут ложной приманкой?

Я внезапно остановился, поймав тень странной мысли, назойливо витающей всё это время на задворках сознания. Эти отдельные роли — абсурдные защитные системы, ничего не продуцирующие и получающие питание за счёт остальной колонии, стабильные «хранители», защищённые от излучения звезды, и, как следствие, не способные продуцировать вообще. Модульные особи не могут так себя вести, в этом и смысл колонии, все должны быть одинаковы и относительно самостоятельны. Я принялся копаться в ДНК той «клетки», в которой обосновался, пытаясь найти хоть какие-то подтверждения невероятным догадкам.

Лучшим подтверждением оказалось пустое место. Эта особь не была продуцентом, потому что не могла быть им в принципе. Созданная бесплодной, только ради выполнения защитной функции, она была полностью лишена свободы воли и даже той жалкой тени сознания, которую бионики выдают за человека. Продуценты добровольно отказались от последних крох собственной индивидуальности ради превращения в жутковатое подобие живой ткани.

Колония Дайсон-Таллом не распалась только по одной причине — она больше не могла этого делать. Чудовищное скопление миллиардов отдельных «клеток»-субъектов оскорбительно огромных размеров, колония, обволакивающая звезду системы, заглушая и поглощая любое её излучение, — вся эта вечно умирающая и перерождающаяся структура совершила то, что когда-то совершил её древний предок вольвокс на далёкой планете Земля. Колония начала превращаться в единый организм.

Захваченный таким невероятным открытием, я стёр из цисты глупые стишки и записал сообщение об эволюционном скачке биоников. Окружающая меня масса колонистов внезапно предстала в новом свете. Структуры обрели смысл и значение, проявились связи, незамеченные ранее, словно кто-то услужливо подсветил их разными цветами. На теле кольца, составленного из зелёных горошин, проступил фрактальный узор движений, волн и влияний, скрытый скелет этого гигантского прото-существа. Увидев эту огромную сеть, очищенную от продуцентов-«эгоистов» и нейтральных мутантов, сфокусированную на своей тихой, молчаливой деятельности, я почувствовал себя микроскопическим паразитом, которого пустили поиграть в саду. Пустили только потому, что защитных усилий этот паразит просто недостоин.

Эти ощущения я в память цисты записывать не стал. Прорастив длинное трубчатое жало, я провёл цисту за пределы кольца и выплюнул её в сторону точки загрузки. Вместе с запуском цисты я погасил свою паразитическую сеть, убив оставшуюся в ней копию сознания. Пусть неуместные мысли останутся вместе с ней в глубине Дайсон-Таллома, где им и место.

В цисте спокойно. Лететь ещё долго. Информация это важно. Всё остальное неважно. Пора поспать.

____________

[*] Во мне ты видишь блеск того огня,

Который гаснет в пепле прошлых дней,

И то, что жизнью было для меня,

Могилою становится моей.

Ты видишь все. Но близостью конца

Теснее наши связаны сердца!

У. Шекспир, сонет 73 (перевод С. Маршака)