Дым Отечества

Здравствуйте , Лионид Аркадьевич ! Я очень хочу iphon 6s. Меня зовут Лера мне 11 лет учусь в 5 класе . Мое хобби это танцы мне очень нравиться танцывать . В будущим я хочу стать хариографом мне кажится , что у меня получиться. Я очень надеюсь что вы мне подарите этот подарок.

Звягинцева Валерия, Россия

По телевизору показывали зиму. Под Вологдой снежная буря, и огромное шоссе, ведущее в никуда, сейчас всё черно-белое от полузанесённых бугров фур. На обочине возмущаются дальнобойщики. Кожа у них хронически красная, как у индейцев, а руки крепкие, с короткими пальцами. А в Москве сегодня посреди площади водрузили ёлку — высокую такую, нарядную, с алой звездой на верхушке. Народ гуляет, дети на катке, первые, пока ещё робкие утренние алкоголики, как мотыльки на огонь, сползающиеся к камерам операторов. Разудалая гармонь в переходе, пар изо рта. Новый год на носу, праздник! И у всех улыбки, как из журнала — глянцевые, белозубые.

— С праздником! И оставайтесь с нами! — закончила очаровательная телеведущая и улыбнулась.

А потом я стоял на серой, в выбоинах, плитке в тесном переулке между громадами торговых центров с одним единственным просветом на небо — пасмурное, грязное, недоброе. И думал, сохраняет ли ведущая свою "голубоглазую улыбку"? Когда полутёмными коридорами возвращается со студии к остановке, качается в вагоне метро. Или стоит в бесконечной вонючей пробке, такой же, как сейчас под Вологдой, только без бури. И что там, на её лице, улыбка? Одна лишь усталость и раздражение. Тогда зачем это, для кого фальшь? Для меня что ли? На хрен мне сдалась её улыбка?

Тлеющий огонёк сигареты подбирался всё ближе к пальцам. В этом мне чудилась какая-то неизбежность, предопределённость. Сколько верёвочке не виться, а конец один. Когда-нибудь и я так же догорю, истлею, и меня отправят в бачок. А пока сладкий дым с горьким, тошнотворным привкусом. Сигарета хотя бы на пару минут приближает меня к Мальборо, единственной достойной душе в прерии. Потом маленькое чудо заканчивается и обгорелым, под самый фильтр, окурком отправляется в железное ведро. Перерыв закончен. Я в последний раз посмотрю через просвет на небо — кусочек горизонта, где ещё можно разглядеть солнце. Скоро его застроят и тогда, в следующий раз, я буду курить уже в полутьме.

Дальше погрузка-разгрузка, фасовка и пресная болтовня на складе. Бесконечные ряды полок и коробок. Тусклая лампочка на потолке, мышиный запах сырости. Когда я вернусь домой, солнце уже сядет. Живу я рядом, в трёхэтажке у трассы. Дворик маленький, весь в машинах. Среди них где-то прячется и наш крохотный Nissan. Проезды и тротуар заставлены в два ряда, и мы отломали бордюры, чтобы можно было разъехаться. Места не хватает. Это потому что рядом два банка, касса, загс, продуктовый и торговый центр. Машины ставят, где попало, и только во дворе, за тощей цепочкой, небольшой оазис порядка. Баскетбольное кольцо свернули ещё в моём детстве, остался щит — прямой и одинокий, словно маленький оловянный солдатик. Палки качелей и турников. Детей во двор мы не пускаем, да они и сами не хотят. Наша Лера, например, сейчас сидит у компьютера, якобы учит уроки. Я прихожу поздно, спрашиваю про занятия, сгоняю. Она огрызается, морщится, бурчит, но быстро стихает. Мгновение спустя в её комнате уже светится четырёхугольник планшета. До чего дошёл прогресс! Мы в любой момент можем убежать друг от друга.

Вообще, я плохой отец. Но если подумать, не отец вовсе. Лера не моя дочь — Танина. Со стороны это красиво — взять жену с ребёнком, да только это меня скорее взяли. Кроме компа и телевизора дома нет ничего моего.

Таня уже дома, чего-то варит. На кухне шипит, пахнет мясом и луком. Не разуваясь, я кричу через проём, что пришёл. Она вяло машет рукой. Вот такая у нас семья.

— Чайник поставь!

Место у компьютера нагрето. Лера опять "делала" уроки, а теперь болтает ногами, слушает какую-то девичью дрянь. Сама девочка стройная, личико ангельское, нос прямой, волосы длинные, светлые. Пожалуй, волосы, это единственное, что ей досталось от матери. Даже трудно поверить, что они родные. Нет, Татьяна не уродина, во всяком случае, не хуже других. Но у неё и сейчас нет-нет, да вскакивали красноты прыщей, а на щеках оставались "рубцы" юности, тщательно скрываемые тональным кремом для фотографий и выходов в люди. Лицо Тани чаще сохраняло серьёзное, даже суровое выражение, годное для лагерного воспитателя в детской колонии, а голос нередко переходил на повышенные тона. Про неё говорили, что она деловая женщина. Свои дела Таня вела в коллективе врачей, совмещая должность в профсоюзе, и вечно клянчила деньги на дни рождения, похороны и свадьбы. Таких людей, конечно, уважают, но обычно не любят. Я слышал, что до меня она жила с каким-то парнем, то ли год, то ли месяц. И закончилось, в принципе, так же как и все мои отношения — удалением из телефона и друзей. Ну и Лера, понятное дело, не из воздуха взялась. Хотя её отца я так и не узнал. "Для себя родила", — отрезала Татьяна. Характер! Стальной, мужской, как говорили соседи. И только я знал о её частых слезах.

— Что делаешь? — над ухом раздался голос Леры.

— Сколько просил, не подкрадывайся!

На мониторе заставка передачи "Роща чудес". Сейчас, когда телевидение на спаде, уже сложно поверить в былую популярность. Ведущий постарел, на автомате сыпал остротами, вяло эпатировал. Но раньше… когда начиналась "Роща чудес", дворы пустели. Мы приникали к экранам и заглядывали в этот совершенно другой мир — с длинноногими красотками, выносящими дары на подносах. Страну щедрости с живым, современным Дедом Морозом.

— Крутите колесо! — командовал седоусый скоморох и начиналось. Стрелку мотало между секторами с цифрами и разноцветными полосками. За это время ведущий, Леонид Аркадьевич, успевал переходить от одного участника к другому. Всегда весёлый, бодрый, находчивый.

— Сто очков. Буква?

— "А", — мычал участник.

— Мимо! — гаркал Леонид и переключался на следующего счастливчика.

Я смотрел на кухонные комбайны и думал, что они сами производят еду. Гордился, что не пропустил ни одного выпуска. Хотя, нет. Один раз выключили свет, веер. И самое ужасное, что спустя две недели от отца пришло письмо. Он участвовал в этой передаче и, увы, не выиграл. Спрашивал, мол, ну как я?

Мне нечего было ответить. Я пропустил единственную и, как оказалось, последнюю возможность увидеть отца. Вместе мы не жили, родители развелись, когда я ещё был мало соображающим ребёнком. От всех воспоминаний того периода у меня осталось празднование дня рождения (ещё бы, подарили белую ниву с мигалками!) и суровый взгляд-окрик "спи!". Потом началось житьё на два двора. В одном во всём винили отца, в другом — мать. Визиты стали редкими, скупее год от года, но я всё равно ждал. Потом он уехал, на другой край страны. Туда, где растут вековые ели и сосны, разливаются полноводные реки и ещё морозы. Трещат. Последний раз отец приезжал перед игрой. Вроде хотел подобрать себе дом. Но что-то не сложилось. Мы впустую прокатались полдня с его друзьями. Они много курили и под вечер, помню, меня рвало. С тех пор табачный дым мне напоминает об отце.

Шли годы. Партия мамы окончательно победила. Я уже и не называл отца иначе, как неудачник и сволочь. Но вот в чём дело. Со временем я стал замечать, что гордиться мне особо и нечем. У того хоть было два брошенных ребёнка. Я же не добился успехов ни в работе, ни в карьере, ни в любви. Это подвергало меня в отчаяние. Ведь я, получается, точно такой же, если не хуже. И вот мне стало интересно, а каким он был. К матери обращаться бесполезно, но оставались письма — редкие, скупые, заполненные ровным каллиграфическим почерком и состоящие из одних воздушных замков. Что же, в обещаниях мы похожи. И тут я вспомнил пропущенную передачу.

— Так что это? — повторила Лера.

Я сухо объяснил, надеясь, что она отстанет. Никогда не возражал против этих побегов в другие миры. Излишнее общение меня утомляло. К счастью, Лера парила на модных страничках, в группах каких-то разодетых девочек, музыки, фильмов. А Таню целиком занимали профсоюзные дела и проблемы незамужних подружек. Иногда, не чаще раза в квартал она собиралась с незнакомыми мне друзьями на вечеринку, на которой от меня требовалось только подтверждение кольца на безымянном пальце, после чего я тихонько сбегал. Так мы и жили: вместе и порознь одновременно. Меня устраивало. Я спускал всё: и самовластие Тани, и глупость Леры с неуспеваемостью, невежеством. Однажды, когда я ещё был полон энтузиазма, мне вздумалось научить девочку чему-нибудь хорошему. Я приобрёл несколько энциклопедий с картинками Земли, Марса там, животных. Мы позанимались пару дней, после чего я обнаружил книги пропавшими.

— Куда они делись?

— Обменяла.

От немедленной смерти Леру спасла прибежавшая с кухни Таня. Это было сражение, достойное воспевания в "Рамаяне". Разъярённая львица в обличье супруги схватилась, по её словам, с бешеным псом. Победила, как известна дружба, правда, для этого понадобилась неделя молчания и негласный уговор — пусть Лера занимается тем, к чему лежит душа. Душа Леры лежала ко всему яркому: шмоткам, косметике и подражанию. Просмотрев подборку "Шага вперёд" она немедленно возжелала стать танцовщицей, а может даже и хореографом, хоть и танцевала как беременная корова. После уроков жена отвозила её на танцы, а дома Лера просматривала одни и те же фильмы. Всё же танцы, надо сказать, пошли ей на пользу. Она постройнела, научилась двигаться и обновила требования к жизни. Теперь её интересовали гаджеты.

— Ма! Купи мне.... — попросила она. — У нас уже у половины класса есть. Я тоже себе хочу.

Таня уставилась на меня, мол, разбирайся.

— У тебя уже есть телефон!

— Но это не просто телефон! Это...

Я не стал слушать лекцию про инновации в моду и технический прогресс, а просто залез в интернет-магазин. Невысокая цена почти в сто тысяч деревянных в восторг меня не привела.

— Знаешь, — сказал. — Если я сейчас буду откладывать всю зарплату на эту штуку, то тебе придётся подождать каких-то полгода.

Лера закатила истерику, получила нагоняй от матери и ушла дуться. Дулась она не меньше недели. Когда я приходил с работы, то уже не сгонял её с насиженного места. Нет, всё было включено, кресло — тёплым, но она уже полулежала в полутьме с планшетом.

И вдруг Лера выползла.

— "Роща чудес", — задумчиво повторила.

Но мои дела и грёзы — это только мои дела и грёзы. В них я не пускал и Таню, не то, чтобы бестолковую малолетнюю девочку.

— Как, хм, успехи в школе?

Она всё поняла.

— Нормально, — донеслось из её комнаты.

Я нашёл нужный выпуск. В ужасном качестве мне открылась не менее ужасная передача про заикающихся людей с чудными причёсками и говорами. Там была вся страна… только не настоящая, та, что у нас во дворе — заставленном машинами, с бабками и котами. А киношная, вымышленная. Мой отец, кстати, ровесник, выглядел худым и недобрым. Глаза у него круглые, немигающие и злые, как у орла. Волосы смоляные, прилизанные. То ли мелкий гангстер из дешёвых фильмов категории "B", то ли мошенник. Говорил отец тихо, хрипло. Лицо у него такое надменное, гордое. Нет, мы не похожи.

Он назвал букву. Верную, но случилось заминка, ведущий ошибся, выиграл другой. Лицо отца накрыла тень. Он чуть наклонил голову и залысины стали походить на рога какого-то мифологического демона. Это был совершенно другой, чем вошёл человек — свирепый, страшный. Очевидно, в съёмке сделали паузу, и в следующее мгновение отец уже улыбался, принимал утешительные подарки и тряс новыми, с руки ведущего, часами.

Издали за мной наблюдала Лера. Чуть позже, проходя мимо детской, я услышал звуки "Рощи Чудес". Лера пересматривала свежие выпуски. Неужели новое увлечение? И что дальше — поездка в Москву на съёмки?

Чайник выкипел.

— Сейчас ужинать будем, — объяснила Таня. — Потом вместе попьём.

— Как скажешь.

Если и была в этом мире загадка, не имеющая ответа, то это зачем мы живём вместе. Всю жизнь прожили одиночками, да так ими и остались. Брак лишь очертил рамки дозволенного отстранения.

Татьяна что-то говорила про работу, я вяло комментировал, витая в облаках...

Вообще, я постоянно где-то "летаю". О чём мечтаю? О разном: прочитанном, увиденном, дальних странах, в каких я не был и никогда не побываю. О Черногории. Это моя слабая точка. Я знал о Черногории больше, чем её среднестатистический житель. Мои познания распространялись от данных переписи и всех войн, которые прошли на её крохотной территории, до расписания пригородных автобусов. Я штудировал климатические карты, с аквалангом погружался в прозрачные воды Адриатики, восходил на невысокие пики гор. Всё это, разумеется, совершалось посредством туристических передач и роликов. Воображения мне хватало, и я уходил в другой мир. Водная фауна, неспешная сельская жизнь, красные крыши итальянской застройки, мосты и змеящаяся лента дорог — визитная карточка Черногории. Я ходил на митинги, состоящие из трёх калек, то ли зелёных, то ли социалистов, пропалывал грядку на южном склоне, охотился. Некоторое время на моём лице сохранялось глуповатое мечтательное выражение, но приходило время, и реальность привычно протягивала свои руки. Этот ящик тащи туда, а этот обратно. Через пять минут фура. Надо разгрузить. Напарник не придёт. Пьёт. А ты не парься, мы его уволим. Я и не парюсь. Подумаешь, один на все праздники. На целый магазин. Ничего, люди не верблюды, от соломинок не ломаются.

Почему же я ещё здесь, а не в Черногории? Легко сказать — безденежье. Но ещё и трусость. Я никогда не выезжал из города, и мне казалось, что за его пределами вовсе нет другой жизни. И становилось вдруг страшно: какой же маленький тогда мир, и насколько меньше мой собственный!

В отделе болтали: кто с кем спит, встречается, не так посмотрел. Обычные, вечные темы. И вдруг меня осенило. Что может общего между нами — многими? У нас нет детей. Мы жрали ресурсы, перетягивая на себя внимание, возможно, от более достойных, но плодов не приносили. Это была какая-то особая форма стерилизации. И в этом главная разница между мной и отцом. Он — рассадник сорняков, а я пустоцвет. Внезапно мне захотелось позвонить матери, объясниться, понять, в чём причина развода. Но пришла фура, дела, замотался и благополучно забыл.

Я застал Леру за просмотром "Рощи Чудес".

— Нравится?

Она дёрнула плечом.

— Пойдёт.

Вот и весь разговор. Уходя, я обратил внимание на её наморщенный лобик и поджатые губы. Она думала! Вот это да!

Но Черногория всё вытеснила. Один приятель с форума переводчиков сбросил мне подшивку местных авторов. На пару месяцев хватит.

Таня задерживалась, но в холодильнике была еда, я поужинал и спокойно лёг спать. Проснулся уже за полночь от её настойчивых поглаживаний…

В основном, наша семья собиралась только на обеды и ужины. Остальное время мы проводили раздельно.

— Я верю в чудо, — заявила Лера.

Таня пожала плечами:

— Вера, конечно, это хорошо. Но если бы я только и верила в какого-нибудь принца на белом коне, то до сих пор бы ждала у моря погоды. Без действий...

— Угу! Только сначала расплатись за машину. Со своими действиями!

Занесло меня неудачно. На скользкую. И не потому, что Тане нельзя перечить. Можно, но аргументировано, с сильной позиции. А моя позиция находилась на склоне холма после тропического ливня.

— И никогда не слушать критиканов! — обрубила Татьяна. — Машина ему, видите, не нравится. А на рынок ездить нравится?

Мы помолчали, сосредоточенно стуча ложками по тарелкам. Сделал вид, что всецело поглощён проблематикой супов.

— Я написала заявку на "Рощу Чудес"! Чтобы выиграть... — продолжила Лера. — Ведь Новый год. Вы же сами говорили, что чудеса сбываются!

Не знаю, кто это говорил, но только не я. Я мог бы говорить о пьяных дедах Морозах, детях, зачатых случайно, разводах, пробках, ураганах, но только не чудесах. Таня же их не ожидала, а добивалась в стиле ломовой лошади. Она и зарабатывала больше меня, и занималась хозяйством, и нянчилась с нами.

А это значит, что Лера просто пересмотрела всякой предпраздничной дребедени, созданной ради увеличения прибылей особо умных и циничных дядей. Короче, потеря реальности и девичьи фантазии.

Пока Таня продолжала беседу, я быстренько доел и перечитал историю сообщений. Лера оставила не только заявку на участие, но и мольбу, вполне достойную её уровня. В ней, без запятых и не особо заморачиваясь над грамотностью, она кратко поведала о своей жизни и попросила скромный подарок — тот самый телефон за сто тысяч. Занавес.

— "Лионид", — передразнил я. — А "хареограф" — это тот, кто хари разбивает? Ты хочешь стать вышибалой?

Конечно, я был не прав. Нет, понятно, Лера невежественный ребёнок. Но ребёнок! А я убивал в ней инициативу, веру. Справедливо убивал. Но справедливо, только если судить взрослого. Какая-то часть во мне это понимала, и поэтому я быстро свернул свои насмешки.

Таня от обсуждения воздержалась, пару раз прыснула и вернулась к делам. А я к мечтам о Черногории.

Лера уставилась на меня. Личико ангельское, а глаза — мамины. И только сейчас я заметил, как многое у них общее. Напор и воля, раздражающая и одновременно восхищающая меня.

— Я верю в чудо! — отчеканила Лера.

В канун навалилось много работы, тем более я один на склад. Подсчёт, приёмка, проверка, бумажки, раскладка… Время пролетало незаметно. Мне было тяжело вырваться, чтобы хоть немного разузнать об отце.

— Ма, а почему вы развелись? Он тебя бил?

— В единственный раз, когда он замахнулся, — усмехнулась мама. — Я подняла утюг и подержала у него перед лицом. Больше проблем не было. Дело в другом. Он постоянно ревновал. На ровном месте, без повода. И ему нравилось портить настроение. Как куда собираемся — так переругаемся, что уже никуда и не хочется. Вечно злился, думал, что о нём плохо думают. Нарывался на неприятности.

Нравилось портить настроение? Сразу вспомнился давнишний разговор с Лерой и на душе заскреблись кошки. За чей счёт я самоутверждаюсь? За счёт пятиклассницы?

Светловолосая головка низко приникла к тетради. Лера делала уроки. Кое-как держала ручку. Пальцы маленькие, с аккуратно ухоженными ногтями. Бегло пробежал глазами. Русский язык — сочинение на тему "Новогодние чудеса". Как маленькая девочка заказала компьютер у деда Мороза и он, хоть рассказ ещё и не был закончен, судя по всему, собирался его подарить. Лучшее, что смогла породить.

— Тут исправь, — буркнул. — Повторы следует выделять запятыми.

Я ожидал всплесков возмущения, но Лера лишь кивнула. Что-то явно было не так. И тут я заметил, что на столе лежал новый, красивый на вид телефон. Тот самый, из сетевого магазина. Мечта.

— Откуда?

Неужели Таня? В кредит взяла? До сих пор за машину не расплатились.

— Леонид Аркадьевич подарил.

— Так взял и подарил?

Свершилось чудо. Глупая девочка с видом ангела желает дорогую игрушку для взрослых дядей и вдруг её получает. Просто так. Новогодние чудеса — бред для улучшения продаж — действительно сбывались. И пусть не верил я, но чистая душа девочки...

— Он выслал по почте? Где квитанции? Как ты забирала? Мама ездила?

Лера замялась:

— Так передали.

— Так значит? Из рук в руки?

Она молчала. И вдруг меня озарило. Я почти бегом вернулся к компьютеру. Профиль Леры, последние сообщения. В основном, девичьи глупости про мальчиков, моду и мультики. И вдруг какой-то мужик, старше меня. Закрытый профиль без обратной связи.

Лера закричала. Я рявкнул, не оборачиваясь. Прочитал:

— Здравствуй, Валерия! Я работник, отвечающий за связи с общественностью капитал-шоу "Роща чудес". Мы только что получили твоё письмо. И ты была выбрана лично Леонид Аркадьевичем....

Короткая переписка с обменом номерами.

Я отобрал оба телефона, проверил входящие и исходящие. Лера с кем-то говорила.

— Что дальше? Вы поговорили. Он приезжал? Сам пришёл? Как вы встретились?

— Приезжал, солидный. На чёрном мерсе.

Гнев быстро иссяк. Передо мной сидела маленькая девочка, Танина дочь. Член семьи, которую, по идее, я должен был защищать.

— Ты села в машину, верно?

Надо вызвать полицию, врачей, психологов. Будет шумиха, скандал. Мы ославимся, и в Леру станут тыкать пальцем.

— Ответь на один вопрос. Только не лги! Я хоть сейчас могу вызвать врача и проверить, — я прикусил губу. Помолчал, дождавшись кивка. — Ты ещё девственница?

— Ну, конечно! — воскликнула Лера. — Он только просил потрогать его. Ну... там.

Я встал и молча вышел из комнаты. Долго стоял, курил на промозглом, сыром балконе. Вдыхал дым, напоминающий мне об отце — гневном, мнительном и безответственном. Но всё равно отце, которого у меня не было. Внизу город — замороженная из-за кризиса стройка нового комплекса, серая многоэтажка напротив, щит рекламы. Трасса в четыре полосы, вечное движение. Зима, канун Нового года. Утром дождь и в обед, ещё, кажется, моросило. Вечером чуть подморозило, и пошёл мокрый, тут же тающий снег. Он летел такой чистый и воздушный, но всё равно, в конце концов, падал в грязь. Двор в машинах, нет только маленького Nissan. Ещё раз грязь. Вот и вся зима: дожди и лужи. Городская ёлка — ощипанный зонтик за тремя оградами. Салют, до судорог пугающий собак. Выползшая на улицы сытая пьянь. Мой маленький привычный мир.

И вдруг отчего-то захотелось спрыгнуть с балкона. Но глупо, да. И не потому, что жизнь, ценности, ответственность. Нет, балкон просто низенький. Максимум, что ноги сломаешь.

Сигарета подходила к концу. Неизбежность — ещё мгновение ты была в чистой, заводской пачке с полосками. Стройная, не отличимая от собратьев. Но вот уже твои останки сминают об бетонную плиту и отправляют вниз. В полумёртвую жёлто-серую траву.

С другой стороны, а чего ныть? Дом, машина есть. Жена. Дочка. Пусть не родная, но кто мешает сделать родной? Она ведь пробовала называть "папой". И как я жёстко пресекал. Зови меня просто Игорь! Наша семья: одна в заботах, другой в мечтах. А Лера в стороне, сама по себе. Пробует мир на вкус, как умеет. И у меня от отца хоть дым остался, а у неё только отчество.

Вспомнились слова:

— Я верю в чудо!

— Без действий ничего не достичь…

Вот этот маленький взрослый человечек и действует ради чуда. Как умеет, как понял. Кошмар.

Таня, конечно, взорвётся. Мы вызовем полицию. У нас есть телефонный номер, профиль, описания внешности, марка машины. Вызовем резонанс. Но что дальше? Даже если этого ублюдка найдут, доказать что-нибудь будет сложно. А вот Леру мы ославим. Но Таня — она же борец, паладин. Ей не понять, она никогда не прогнётся под зло, даже если это зло и существовало дольше любого добра.

Это было неправильное и порочное решение, но я его принял.

— Лера, — подчёркнуто бодро заявил я. — Мама задерживается, а еда закончилась. Давай сегодня её удивим.

Мы почистили картошку и, под руководством Леры, водрузили жариться на плиту. Я объяснил ей, что говорить. Телефон, мол, прислали по почте. Я лично ходил забирать бандерольку. Была открытка и поздравление от самого Леонида Аркадьевича. К сожалению, она выпала из пакета, пока шёл. Об остальном ни слова.

Вернулась Таня. Мы встретили её в прихожей, разобрали вещи и сумки. На столе ждал скромный, но ужин — плод коллективного творчества. Она о чём-то говорила, я делал вид, что слушал, кивал. Ты у меня самая лучшая. Ты никогда не ошибаешься. Лера вяло поддерживала.

Когда тарелки были унесены, мы допивали чай и уже готовились разбрестись по собственным раковинам. Я вдруг поднялся и заявил:

— Так, мои дорогие, делайте что хотите. Берите отгул, ищите справки, подменяйтесь. Но в начале лета я повезу вас в Черногорию. И это не обсуждается.