Сказка долгой зимы

Из окна лился птичий щебет. Клаус смотрел, как мягкое сияние за занавеской наливается красноватым закатным оттенком. Голос Синатры в колонках пел "Пусть идет снег".

— Папа, смотри! Он зацвел! Ну, разве не чудо?! — Аврора тянулась ручками к горшку с кактусом.

— Осторожно! Он колючий, — Клаус улыбнулся и подсадил дочурку на подоконник. — Хотя, и правда, удивительное совпадение. Кактусы цветут всего одну ночь. Это просто чудо, что он зацвел как раз накануне Рождества.

— Пап, а расскажи про Святого Николая!

Клаус кашлянул:

— Каждый год в ночь на Рождество он пролетает по небу в санях, запряженных северными оленями, и оставляет подарки всем послушным детям.

— А непослушным?! — Аврора округлила глаза.

— А непослушным — дарит березовую кашу.

— Хочу! Хочу березовой каши! — Аврора засмеялась и захлопала в ладоши.

— Не думаю, что она тебе понравится, — сказал Клаус и снова улыбнулся.

Ему не хотелось рассказывать Авроре, что когда-то детей хлестали розгами из березовых прутьев. В старом мире остались вещи, которые он предпочел бы не брать с собой.

— А теперь послушным детям пора в кровать! Не то Святой Николай не принесет подарков тем, кто не спит, — Клаус попытался сделать серьезное лицо.

Он поднял Аврору на руки и отнес в спальню. Уложив дочку, Клаус задернул занавески и тронул регулятор вентиляции. Ночью похолодает. Нельзя чтобы Аврору просквозило. Потом поправил дочке одеяло и коснулся губами ее лба:

— Спокойной ночи.

Аврора вдруг открыла глаза и прошептала:

— Пап, ты сегодня снова пойдешь за Дверь?

— Да, доча. Нужно отправить твое рождественское письмо маме и Святому Николаю.

— Я не хочу, чтобы ты уходил!.. — Аврора ухватила его за руку. — Вдруг тебя тоже ранят, как и маму?!..

— Не бойся. Я ведь сильный, — Клаус согнул руку в локте, как это делают силачи.

— А мама скоро вернется? — еще тише спросила Аврора.

Клаус погрустнел.

— Я же говорил тебе: маму забрали на другую базу. Она вернется, когда поправится. А сейчас спи и ничего не бойся. И пусть тебе приснится, как Святой Николай везет твои подарки, — он подмигнул и поплотнее укутал Аврору.

На кухне Клаус выдоил из автомата большую кружку кофе и запил две таблетки антидота. За Дверью некогда будет расслабляться.

Стальная громадина Двери высилась в конце коридора. Бросив последний взгляд на спальню Авроры, он набрал код на панели. Дверь тяжело вздохнула пневмозасовами и отъехала в сторону.

Клаус вышел в шлюз. Предбанник бункера не имел ничего общего с уютом жилых помещений. Только сталь и холодный бетон. Налево шел ход в хранилище, направо — в санитарный блок, в противоположной стене темнела массивная внешняя дверь.

Надеть защитный костюм — дело небыстрое. Клаусу пришлось сперва снять лишнюю одежду, упаковать свое тело в тесные штанины комбинезона, застегнуть все замки, затем приладить громоздкий шлем. Ему уже не раз казалось, что это излишние меры предосторожности, но все же этот ритуал помогал настроиться на переход, сбросить расслабленность домашнего уюта, приготовиться встретить другой мир лицом к лицу.

Проверив все швы, Клаус вздохнул и наклонился за строительным пистолетом. Отстегнул затвор, взглянул на обойму с десятком дюбелей. Все на месте.

В предбаннике он щелкнул панелью домофона. Внешняя камера показывала полумрак без признаков движения. Можно выходить. Клаус дернул рычаг блокировки и еще раз набрал код.

Входная дверь отъезжала не спеша. Многотонная плита бронированной стали могла выдержать хоть прямое попадание ядерной боеголовки. Главное, чтобы исправно работали замки. Клаус выдохнул и шагнул на ту сторону. Сейчас дверь закроется за ним. Потом еще несколько пролетов лестницы и он на улице.

Город встретил его пронизывающей вьюгой. Температура быстро падала, даже сквозь защитный костюм ощутимо пробирал мороз. Ветер порывами бил в бок и нес хлопья снега.

За три года, прошедшие после Катастрофы, город ничуть не изменился. Каждый раз, когда Клаус решался покинуть бункер, все выглядело одинаково. Заброшенные дома с выбитыми стеклами. Остовы сгоревших машин. Костяки полуразрушенных небоскребов вздымались чуть поодаль. Кругом толстый слой снега и этот бесконечно завывающий ветер.

Клаус бросил взгляд на останки своей машины. Точно на том месте, где оставил ее три года назад. Он сам до конца не понимал, как так получилось. Услышав сигнал тревоги, он отчетливо осознал, что счет идет на минуты. И так же четко понял, что ему делать. Усадив в машину жену и дочь прямо в домашней одежде, он рванул с места. Каким-то чудом не застряв в пробках и не столкнувшись ни с одним из обезумевших водителей, он за десять минут преодолел несколько кварталов, чтобы скрыться в бункере. И лишь захлопнув за собой Дверь, он по-настоящему испугался.

С трудом отогнав воспоминания, Клаус осмотрелся. Теперь главное — не расслабляться. Улица тонула в сумраке и хороводе снежинок. Только слабое свечение долетало сверху, через пелену свинцовых облаков. Тучи висели день и ночь эти три года, заслоняя солнечный свет и погружая всю Землю в бесконечную зиму. Поэтому день здесь был понятием относительным: мрак чуть рассеивался на несколько часов, намекая, что где-то там за облаками встало солнце, а потом все снова погружалось в морозную тьму.

Клаус специально так настроил часы внутри бункера, чтобы день снаружи совпадал с ночью внутри. Выходить в город темное время суток было полным безумием. Лучше посвятить это время домашним делам в бункере. А потом, уложив Аврору спать, ненадолго выйти наружу, пока во внешнем мире был короткий сумрачный день.

Сегодня Клаус шел за подарками. Запасы еды в бункере, к счастью, были рассчитаны на длительное пребывание полдюжины людей, и теперь, оставшись вдвоем с Авророй, о пропитании можно было не беспокоиться еще долгие годы. Вылазки в город нужны были, чтобы хоть как-то развеяться от бесконечного пребывания в замкнутом пространстве и найти какие-нибудь нужные вещи, которые он впопыхах не успел захватить с собой. За три года Клаус уже успел подарить дочке все, что хоть как-то походило на подарок, и теперь к Рождеству требовалось что-то новенькое.

Во время прошлого выхода, он обнаружил неподалеку нетронутый склад игрушек. Куклы, пролежавшие в запакованных коробках, после минимальной обработки вполне можно было считать безопасными. Главное только — принести их домой и уцелеть самому.

Клаус крепче сжал ствол монтажного пистолета. Эту тяжелую и неудобную штуковину он подобрал на соседней стройке. Стрелял инструмент крайне неточно, да и сила дюбелей была убойной только при выстреле в упор. Но жаловаться не приходилось: другого оружия у Клауса все равно не было.

По колено в снегу, Клаус пробивался сквозь сугробы, что порой доходили пояса. Тропинок и следов нигде не было видно, но это его радовало. Встречи в городе сулили мало приятного.

Обычной опасностью здесь были одичалые собаки. Они сбивались в стаи и, страдая от постоянного голода, ели все, что можно было съесть. Куда большую угрозу представляли трупоеды. Но о них думать сейчас не хотелось вообще.

Вот и склад. Клаус замер перед занесенной снегом дверью. Замок с нее был сбит очень давно. Оставалось только расчистить сугроб, что мешал ее открыть.

Внутри было так же холодно, но хотя бы не было ветра. Он завывал где-то снаружи, заметая снегом окна, откуда еле-еле пробивался тусклый свет. Однако снег и здесь был повсюду. Колкие, сухие от мороза снежинки забивались во все щели и оседали на полу косыми рыхлыми барханами.

Клаус присмотрелся: на полу виднелись собачьи следы. Трудно сказать насколько свежие. Снег внутри падал не так интенсивно, как снаружи. Может вчера, может неделю назад, но собаки здесь точно были. А значит, надо брать свое и поскорее смываться.

Достав из-за пояса большой нож, Клаус стал один за другим вскрывать большие картонные ящики. Этот — весь напичкан коробками с Барби, другой — Кенами. Прихватив по паре коробок, Клаус задумался: неплохо бы найти еще плюшевого мишку, например, или щенка.

Клаус распечатывал ящик за ящиком, но ему все не везло. Конструкторы, трансформеры, пластмассовые динозавры. Вряд ли Аврора будет в восторге от такого.

Когда он нашел-таки ящик с плюшевыми щенками, сзади послышалось глухое рычание. Клаус обернулся и обомлел: громадный черный пес, невесть как бесшумно пробравшийся на склад, скалил на него клыкастую пасть. В голове у Клауса, словно детская считалочка, крутилось: "собака, что лает, не кусает". Но этот пес не лаял, лишь пристально смотрел на Клауса и утробно рычал.

Клаус выстрелил. Пес взвизгнул и мгновенно исчез за дверью. Проверять, что с ним стало, не было времени. Если это дозорный, скоро вся стая будет здесь. Надо бежать.

Свалив в мешок коробки с игрушками, Клаус бросился на улицу. Несколько кварталов бега по глубоким сугробам заставили его обливаться потом, несмотря на пронизывающий мороз. Маска совсем запотела от частого дыхания, на стекле выступила роса.

Бросив мешок в снег, Клаус прислушался. Больше всего сейчас он боялся услышать задорный лай собачьей своры, бегущей по его следу. Но было тихо. Лишь ветер привычно завывал в проводах меж покосившихся столбов.

Теперь нужно было решить, куда двигаться дальше. Благоразумие советовало скорее возвращаться с подарками в бункер. Но что-то еще подсказывало, что, кроме обычных подарков, Авроре сегодня нужно хоть маленькое, но чудо. И обещанное письмо от матери будет именно таким волшебством. А значит, придется идти еще несколько кварталов к старому дому. Но это дополнительный риск наткнуться на собачью стаю. И что еще хуже — во время прошлых выходов Клаус заметил, что в том районе стали все чаще появляться трупоеды.

Клаус перевел дыхание. Пока он размышлял, капельки росы на маске успели замерзнуть и расползтись по стеклу красивыми ледяными узорами.

Аврора заслуживает чуда, решил Клаус и повернул в сторону их старого дома.

Кварталы вокруг были застроены некогда уютными коттеджами. Когда-то и Клаус жил в одном из них с женой Анжелой и совсем еще крохотной Авророй. Это было в другой, прежней жизни. Тогда он работал страховым агентом в приличной компании, считался честным преуспевающим гражданином города. Встречи с клиентами, бесконечные цифры квартальных отчетов, факториалы процентов по вкладам. Люди готовы были хорошо платить в надежде, что деньги им помогут, если случится что-то страшное. А если не им, то хотя бы их детям. И где теперь эти вклады?

Клаус невольно улыбнулся. После Катастрофы все бумажные и электронные деньги казались теперь не более, чем забытыми числами на мятой бумажке, спущенной в унитаз три года назад. Бесполезными абстрактными цифрами. Сейчас, наверное, даже владелец килограмма золота с радостью променял бы его на килограмм консервов. Только вряд ли кого-то заинтересовал бы подобный обмен.

Клаусу вспомнился его бывший шеф Мартин Фогель. Именно благодаря ему, они с Авророй сейчас живы. Фогель, президент страховой компании, владел несколькими домами в разных концах города, в одном из которых решил оборудовать подземный бункер. Видимо, на случай тех ситуаций, что не прописаны в страховых полисах.

За прошедшие три года Клаус постоянно вспоминал тот вечер — предрождественскую попойку руководства по случаю его повышения, которую Фогель устроил у себя дома. В какой-то момент, обнаружив опустевшие бутылки, Фогель спустился за добавкой в бункер, где, словно в сейфе, держал коллекцию дорогого виски. Он мог бы сходить туда и сам. Но желание прихвастнуть перед новым помощником пересилило. Захмелев, он с трудом попадал пальцами по клавишам кодового замка. Но открыв, наконец, массивную дверь хранилища с неимоверно дорогими бутылками, Фогель с гордостью показывал новичку Клаусу бункер, как предмет гордости и роскоши.

Клаус сам не знал, зачем он тогда запомнил эту комбинацию из восьми цифр. Он не собирался воровать коллекционное виски у шефа. И подумать, что ему когда-либо понадобится этот бункер, он мог разве что в страшном сне. Просто от нечего делать сработал рефлекс человека, постоянно работающего с наборами цифр. Но когда в городе взвыли сирены, и толпы зевак сгрудились у экранов, слушая экстренное сообщение, эта комбинация вдруг вспыхнула в памяти Клауса, как выстрел рождественского фейерверка. Он гнал машину с перепуганной Анжелой, что прижимала к груди ничего не понимающую Аврору, и бесконечно прокручивал в голове единственное, что теперь имело значение — эти восемь абстрактных цифр, которые теперь он не имел права забыть или перепутать.

Дорогу ему преградили руины. Несколько офисных зданий частично обрушились, превратившись в горы битого стекла и бетона. Тут год назад во время одного из выходов они с Анжелой наткнулись на стаю трупоедов.

До Катастрофы трупоеды были людьми. Такими же честными благопристойными гражданами, как и Клаус. Но Катастрофа изменила всех. Кто не смог спрятаться, бродили по вечной зиме, пытаясь выжить. Сперва они съели все припасы, что могли найти. Потом кошек, собак, крыс. Потом стариков, потом детей. Именно в таком порядке. Потом они стали рыскать по развалинам, выкапывая и поедая замерзшие трупы горожан.

Клаусу хотелось думать, что это какая-то странная мутация или вирус. Но с каждым годом он все отчетливее понимал: не вирус, не радиация и не космические лучи сделали их такими. Жизнь в нечеловеческих условиях лишила их остатков человеческого, сбросила, как шелуху, облик цивилизованных горожан, превратила в этих завернутых в старое тряпье мычащих монстров, тупых и способных перегрызть горло кому угодно, лишь бы прожить еще день.

Клаус поднялся на второй этаж и свернул в полутьму мрачного коридора. Вот и это место. Куски битого цемента были аккуратно сложены небольшим холмиком в углу. Смахнув снег меж булыжников, Клаус под куском витринного стекла увидел лист бумаги, на которым было выведено "Анжела Мейер" и две даты. Могила была не тронута. Похоже, трупоеды сюда больше на заходили.

Когда Анжела после стычки с трупоедами умерла у него на руках, Клаус похоронил ее здесь и не придумал ничего лучше, как рассказать Авроре историю про другую базу, куда отправляют раненых. Но теперь это накладывало на него обязательства почтальона.

Достав из кармана сложенный лист, где корявым детским почерком было выведено "Для мамы", Клаус просунул его под осколок стекла. Письмо нашло адресата.

Клаус развернул другое письмо. На нем все той же рукой было выведено: "Дарогои Свитои Никалаи Хачу Штоби Мама Скореи Вирнулась".

Нет, Аврора получит-таки сегодня весточку от матери! Даже если для этого придется снова вступить в схватку с трупоедами. Клаус спрятал письмо обратно в карман, взял мешок и направился к своему старому дому.

Решение созрело у него уже давно. В доме должны были сохраниться фотографии, подписанные рукой Анжелы. Аврора тогда была еще слишком мала, чтобы их запомнить.

Зайдя в коттедж, Клаус окинул взглядом то, что от него осталось. Как давно он не был дома. В выбитых стеклах гулял холодный ветер. Мебель мародеры почти не тронули. В первую очередь их интересовали холодильник и кладовка. На диван, где они всей семьей любили смотреть телевизор, намело целый сугроб снега.

Клаус открыл дверцу серванта и вдруг вспомнил, что перед самой Катастрофой собирался его выбросить и купить новый. К черту глупые воспоминания, где-то здесь должны быть письма и фотографии, ради которых он сюда шел. Но чем больше Клаус рылся в старых вещах, тем сильнее его захлестывали чувства. Одежда, посуда, забытые безделушки — осколки прежней жизни оживали у него в руках.

Он так увлекся, что не расслышал скрип половиц в коридоре. А когда обернулся, увидел глядящего на него трупоеда. Завернутая в рваные лохмотья фигура неслышно оказалась в комнате и теперь черной вороной стояла перед ним в белоснежном сугробе.

Клауса обдало волной ужаса! Но не потому, что подпустил трупоеда так близко, а потому, что у того было знакомое лицо!

О, даже если бы захотел, Клаус не смог бы его забыть! Правда, когда он видел это лицо в последний раз, оно еще не было таким изможденным и похожим на обтянутый кожей череп. Но ошибиться было невозможно. Перед Клаусом стоял его бывший шеф Мартин Фогель.

В тот день он примчался к бункеру спустя пять минут, как там закрылся Клаус. Фогель был с женой и дочерью-школьницей, но не смог попасть внутрь. Рычаг на внутренней стороне Двери блокировал замки, даже если кто-то снаружи знал код.

Фогель пытался связаться с Клаусом по домофону, кричал, угрожал, умолял. Но Клаус так и не открыл. Он сидел под Дверью, заткнув уши, больше всего боясь в тот момент, что если он впустит Фогеля, то его самого с Анжелой и Авророй выгонят наружу.

Трупоед уставился на Клауса покрасневшими глазами, и вдруг в них мелькнул проблеск понимания. Фогель раскрыл рот, где теперь не хватало половины зубов, и что-то прохрипел. Его голос был похож на кашель простуженного старика, и Клаус едва смог разобрать свое имя.

— Клаус!.. Клаус!.. — хрипел Фогель, наползая, словно привидение из прошлого.

Его рот перекосило нечто похожее на странную улыбочку, словно он пришел сообщить о рождественском бонусе к зарплате. Но его руки с обмороженными, согнутыми в крючья пальцами были готовы мертвой хваткой вцепиться в Клауса. Не предвещал хорошего и безумный взгляд остекленевших глаз.

Клаус выстрелил. Потом еще и еще. Дюбели исчезали где-то в глубине тряпья, намотанного на Фогеля, но не причиняли видимого вреда. А тот все надвигался на Клауса.

Внезапно в руке у Фогеля возникла кривая коряга с острыми сучьями. Патроны в обойме закончились, и противники сцепились врукопашную. Клаус колотил Фогеля тяжелым инструментом, а тот, вцепившись в костюм Клауса, пытался достать корягой по шлему.

— Клаус!.. — задыхаясь, повторял Фогель, словно он забыл все прочие слова, и лишь это имя было единственным, что еще связывало его с человеческим прошлым, и он пытался уцепиться за него, как утопающий за соломинку.

Наконец Клаусу удалось вставить новую обойму и захлопнуть затвор. Он вдавил торец пистолета в скулу барахтающегося Фогеля и нажал спуск. Глухой удар — брызги крови хлестнули по стеклу шлема и все стихло.

Клаус грузно встал, взял пачку старых открыток, стараясь не выпачкать их в крови, и, шатаясь, побрел к выходу.

В городе свистел ветер. Где-то вдалеке выли голодные псы. А он все брел и брел в снежной мгле, что становилась все темнее. Короткий световой день подошел к концу. Похоже, Клаус ошибся в расчетах и задержался дольше обычного. Пришлось, рискуя привлечь собак и трупоедов, включить фонарик, чтобы не искать путь наощупь.

Ветер усилился, превратившись в снежный буран, что едва не валил с ног. Руки в перчатках окоченели. Клаус не взял с собой термометр, но и без него было ясно, что мороз ударил сильнее обычного. Мысли в голове тоже стали замерзать и шевелились все медленнее, словно мухи в густом сиропе. В ушах появился странный звон, будто вдалеке кто-то перебирал маленькие колокольчики. Но Клаус думал только об одном: не выпустить из замерших рук мешок с подарками.

Уже почти у дома Клаус тяжело повалился на обгоревший капот машины. Оставалось сделать всего пару шагов, но, казалось, никакая сила уже не заставит его подняться. Клаус лежал и смотрел в темное небо.

И тут он замер в изумлении. Сперва ему показалось, что это снежная галлюцинация. Но она все не исчезала. Черные непроглядные тучи вдруг расступились, обнажая усыпанное звездами небо. Над головой в бескрайней высоте переливались полосы зеленоватого света. Аврора!..

До Катастрофы северное сияние никогда не показывалось в этих широтах. Видимо, что-то случилось с атмосферой или магнитным полем Земли, раз теперь аврора светилась в небесах.

Уже три года ни днем, ни ночью Клаус не видел ни малейшего просвета в этих тяжелых облаках. И вот теперь такое чудо! Что-то в атмосфере меняется. Может, скоро облака рассеются, выглянет солнце и тогда, наконец, эта бесконечная зима закончится? И предвестник скорых перемен — аврора над головой?..

Вспомнив имя дочери, Клаус встрепенулся. Ему еще есть за что сражаться, и есть куда идти! Клаус сделал неимоверное усилие и пополз к бункеру.

Процедура обеззараживания в шлюзовой камере казалась бесконечной. Клаус долго стоял под потоками теплой воды с реагентами, ожидая, пока она смоет грязь и кровь с костюма. Потом, раздевшись донага, еще дольше тер себя мочалкой под горячим душем, словно пытаясь оттереть что-то, чего не могли смыть никакие реагенты.

Постепенно ужас и холод внешнего мира стали его отпускать. Завернувшись в полотенце, Клаус зашел в хранилище и плеснул себе виски из запасов Фогеля. Пожалуй, эта жидкость смывала тяжесть и боль с души лучше любых моющих средств. Какая ирония! Клаус знал, что у Фогеля была отменная коллекция огнестрельного оружия, но шеф так и не успел перевезти ее в бункер. Оставалось довольствоваться монтажным пистолетом и утешать себя этим некогда дорогим, а теперь бесценным виски.

Дверь с тихим вздохом закрылась за его спиной. В жилом блоке из динамиков лилась "Тихая ночь" Синатры. Гирлянды на искусственной елке переливались веселыми огоньками.

Сейчас климатический симулятор начнет постепенно повышать яркость ламп за фальш-окнами, и в их маленьком мирке наступит рассвет. Пожалуй, это была хорошая идея месяц назад выкрутить регулятор яркости на максимум. Даже кактус зацвел на подоконнике.

Но оставалось еще одно дело, которое нужно было закончить до пробуждения Авроры.

Клаус принес игрушки из дезинфекционной камеры. Коробки пришлось выбросить еще до обеззараживания, так что теперь надо было оформить подарки.

Клаус достал из кладовки поделку, что тайком мастерил последнюю неделю. Картонная коробка, переделанная под игрушечный вертеп. Искусственный снег из ваты, искусственное сено, серебристые звезды, наклеенные на темно-голубое небо задника. Клаус черным маркером пририсовал Кену усы и бороду. Затем замотал его с Барби в аккуратно вырезанные белые одеяния и усадил внутри коробки. В катонные ясли уложил крошечного пупсика. Игрушечная корова и ослик с интересом заглядывали по бокам. Под потолком вертепа парил на ниточке вырезанный из бумаги ангел с трубой. Святое Семейство в сборе. Совсем как делала бабушка, когда Клаус был еще маленьким.

Осторожно установив вертеп под искусственной елочкой, Клаус посадил рядом плюшевого щенка и просунул под лапу перевязанное ленточкой послание. В унесенном из дома архиве было достаточно поздравительных открыток, подписанных рукой Анжелы. Хватит, чтобы еще насколько лет присылать Авроре письма от мамы...

Аврора, проснувшись, бросилась на руки Клаусу:

— С Рождеством, папочка!!!

— Осторожно! Я колючий, — улыбнулся Клаус, вспомнив, что так и забыл побрить щеки после возвращения. — Ты уже видела подарки от Святого Николая?

Аврора с визгом бросилась к елке. Радостно обняв нового плюшевого друга, она заметила открытку.

— Это от мамы?! — она огромными от удивления глазами уставилась на Клауса.

— Да! Как видишь, Святой Николай исполняет желания послушных девочек, — сказал он, чувствуя, как что-то щиплет и застилает ему глаза.

— Ура!!! Письмо от мамы! — Аврора визжала и прыгала, размахивая открыткой.

Потом она долго разглядывала Святое Семейство в заснеженном вертепе.

— Папа, а снег за Дверью, он какой? — Аврора осторожно потрогала вату рядом в яслями.

— Белый, немножко колючий и очень холодный. Ты ведь когда-то уже видела снег. Давно, когда мы жили по ту сторону Двери. Просто ты была еще маленькой и забыла.

Когда первый интерес Авроры к подаркам приугас, Клаус запустил в телевизоре сборник мультиков и уселся на диване в обнимку с Авророй. Совсем как в старые добрые времена. Не хватало лишь Анжелы.

Но навязчивые мысли продолжали лезть в голову. Когда-нибудь Аврора останется совсем одна. Возможно, даже последним человеком на Земле. Если, конечно, трупоеды на начнут размножаться. Хотя, даже если начнут, после таких метаморфоз их потомство вряд ли можно будет назвать людьми...

Клауса передернуло. Ему вдруг представилось, как Аврора, уставшая от одиночества, пойдет жить к трупоедам. А может, даже станет женой одного из них...

Нет, об этом лучше не думать! Сейчас Клаусу особенно хотелось верить в чудо. Он уже видел сегодня чудеса. А одно из них даже сотворил собственными руками...

Аврора все еще прижимала к себе открытку, никак не желая с ней расставаться. С фото улыбались Анжела и Клаус с совсем еще маленькой Авророй на руках.

— Пап, а когда мы поедем на другую базу? — тихо спросила она, разглядывая маму на фото.

— Нескоро, доча, еще нескоро. Но рано или поздно мы все обязательно попадем на другую базу. И встретимся там с мамой. Обещаю!..

Клаус покрепче обнял Аврору. За оконным стеклом в искусственном свете покачивались нарисованные пальмы. Динамики симулятора погоды работали по расписанию. Из окна доносился ласковый шелест дождя.