Новогадние иносказания

Лакомство для Деда

 

На улице бушевала вьюга. Вздымала вихрь колючих снежных хлопьев и кидала со всей силы в окна охотничьего домика. Голые деревья скрипели под ветряным напором до ломоты в замёрзших ветвях. Громко, коротко. И зловеще.

— Так, Воронцов, убираться отсюда надо, — второй раз за последний час проговорил Рубин. — Слышь, Игорь? Темнеет уже, не успеем добраться до посёлка.

Тот ничего не ответил. С напряжением вглядывался в окно. Из-за снежного вихря на фоне чёрных стволов рябило в глазах, но отрывать взгляд от надоевшей картины не хотелось.

Вдали еле заметным пятном алела кровь. Ее там порядочно натекло с оленьих потрохов. Близко к домику такие подношения мужчины развешивать побоялись. Да и так понятно, от кого они.

— Па-ап, там Дедушка Мороз! — пискнула Дашка.

Мужчина резко схватил ружьё, готовый в любой момент выбежать из дома. Глаза Воронцова лихорадочно обшаривали каждый видимый из окна метр. Ну? Где он, где?

Снаружи никого не было.

Метель продолжала буйствовать, выла сквозь щели в двери, билась в окна снежными порывами.

— Показалось, — выдохнул он наконец.

Дочь-фантазерка. Прикрикнуть бы на нее, да язык не повернется. Сколько девчонка пережила-то в свои? Сначала мамка померла, потом мачеха… Свои душевные раны Воронцов не считал, тут главное — дочка.

— Дашка, — буркнул он. — Марш обратно в комнату?!

— Там олень страшно так смотрит, — прошептала девочка. — А Деда Мороза я видела только что, это правда!

— Слав! Смени меня ненадолго, а?

Рубин тяжело поднялся с кресла и подошёл к окну. Костяшки пальцев побелели — так крепко он сжимал в руках обрез. Сердце бешено стучало в ушах. Проломись сейчас крыша над головой, и то не услышал бы сквозь гулкие частые удары.

Дочку Воронцов отвёл в соседнюю комнату и усадил на кровать, покрытую меховым пледом.

— Пап…

— Дашка, тут сиди, иначе запру на замок, поняла?

— Ну-у-у…

— Спи давай. Ночь переждем, а с рассветом сразу домой, обещаю.

— Тут скучно. И олень, — надулась девочка.

Из верхнего ящика обшарпанного комода мужчина достал тряпичный свёрток и вручил дочке. Ещё неделю назад купил конфет, да забыл из кармана дома вытащить.

— На вот.

— А можно все съесть? — с надеждой спросила Дашка.

— Можно, — Воронцов постарался беззаботно улыбнуться. — Новый год же на носу. А настоящий подарок дома ждёт.

— Большой? — шёпотом спросила девочка, разворачивая первую конфету.

— Огромный. — Мужчина погладил дочку по голове и направился к выходу. Краем глаза взглянул на приколоченную к стене голову оленя с ветвистыми рогами. Стеклянные глаза недобро таращились в ответ.

В соседней комнате Рубин старательно пялился в окно.

— Ничего? — спросил Воронцов.

— Тихо всё, — мрачно сказал Рубин и тихо добавил, — уже не успеем уйти.

Это песне уже не первый год. Оленьи кишки — хреновая гирлянда. В посёлке да, и спокойней, и надёжней, вот только подношения запросто на деревьях не развесишь. А подарочки для Дедушки Мороза — дело важное. Это на западе миф о списке непослушных девочек и мальчиков. А тут в заснеженных дебрях ледяные руки старика дотянутся до тебя, и не спросит никто ни про возраст, ни про то веришь ты в дедушку мороза или нет.

А старик этот гадский знает. Он все знает: кто себя плохо вел, кто хорошо. Коль не задобришь его окоченелое сердце, то новый год будешь встречать потрошённым трупом под ёлками. И хрен его знает, что случилось, что дед Мороз стал не подарки приносить, а жизни дрянные забирать. Случилось и все. Вот только свою жизнь никто дрянной считать не хочет. Кто-то в Китай летит под конец декабря, кто-то в Индию. Говорят, туда Деду хода нет. А те, кто победнее — кишочками спасается. Авось примет дедушка подношение, да в покое оставит честных браконьеров.

Ни Воронцов, ни Рубин Деда не встречали, но историй про его шалости наслышались. Колян вон видел. С тех пор седой как лунь и заикается на двух слогах. Лет пять тому это произошло. Коля не врал никогда, отчего и история его до костей пробирала каждый раз. Он тогда единственный из всей команды выжил и до сих пор мрачнеет при фразе "новогодняя ночь". И трясется.

— Игорь, — сдавленным голосом проговорил Рубин, — он там.

Воронцов быстро шагнул к окну. Из темных стекол на него взглянуло его испуганное отражение.

— Вон там, — ткнул Рубин пальцем, — чуть левее кишков. На дереве сидел. Ей-богу!

Игорь облизал губы.

— Вот щас и узнаем, доволен Дедуля или нет.

В комнате горели только две свечи. За окном сильно потемнело, но что-то ещё можно было разобрать. Хорошо бы оружие в ход пускать не пришлось. Поговаривали, что освящённые пули Деда могли остановить или отпугнуть, но гарантии никто не давал. Дашку Воронцов хотел оставить дома, но закапризничала и наотрез отказалась пересидеть ночь с тёткой. Та не сильно расстроилась, когда отец решил взять племянницу с собой. Да и ему спокойнее, когда дочка рядом. Её Дед точно не тронет. Их тоже не должен. Подношения вон сколько лет своё дело делали.

В дверь поскреблись. Тихо так, ласково. Рубин почувствовал, как волосы становятся дыбом.

— Может, волки? — с надеждой предположил Слава, но руки сами покрепче сжали обрез.

Сквозь вой ветра у самого окна послышался смешок. Отчётливый и издевательский. Мол, знаю, знаю, кто тут сидит и что мне должен.

Деревянная дверь скрипнула досками, и Воронцову показалось, что она слегка выгнулась.

— Слава, назад!

Прочные доски лопнули, разлетелись в стороны. В проёме показалась бледная когтистая рука и часть красного кафтана с белой меховой оторочкой. Рубин прицелился в дверь, но лапа метнулась вперед, удлиняясь, и одновременно с выстрелом раздался вскрик. Барабанные перепонки треснули и будто истаяли. Воронцова будто ударили в голову стрелять в помещении — грех почище браконьерства! Но в следующий миг, он уже пришел в себя. Лапа исчезла, а

Рубин повалился на пол, воя от боли. На его левой руке появились несколько глубоких царапин.

Воронцов отшатнулся к стене, и хотел было выстрелить, да не стал. В кого стрелять?

— Больно-то как, — плакал на полу Рубин, баюкая раненную руку здоровой.

— Дай глянуть, — быстро сказал Воронцов, и на секунду его взор застлала красная пелена . Рука Славы почернела на глазах. — Мля! Отползи к стене! Стрелять можешь?

Рубин то ли кивнул, то ли просто дернул головой.

Воронцов положил ружье не лавку, подбежал к старому шкафу, ухватился за край, потянул на себя. Еле успел отскочить, когда вся эта бандура рухнула вперед и перекрыла дверь. Хочешь внутрь, папаша? Придется повозиться, дрянь бородатая!

И не успел Воронцов даже повернуться к товарищу, как окно взорвалось. В избу влетела настоящая буря из снега и осколков стекла. Воронцов охнул и повалился на пол, больно ударившись головой. Сквозь белое марево, он успел увидеть, как Рубин целится во что-то из обреза. В кого-то. За бешеным хороводом снежинок угадывался красный кафтан. Лица видно не было — лишь чернеет что-то.

БАХ!

Но Дед Мороз даже не глянул на Рубина с его жалким обрезом. Перешагнул и исчез в комнате Дашки. И затем метель снова вдарила по стенам, теперь только снежинки будто пытались убраться из избы подобру-поздорову.

 

— Доча!.. — крикнул Воронцов, кинулся искать ружье. Вот оно — под лавкой. В следующий миг Воронцов был уже в комнате дочери.

Свечи потухли, но в темноте смысла шарить не было. Дед забрал девочку.

— Паскуда! Верни её!

Со стены из мрака виднелись очертания оленьей головы. Воронцов готов был поклясться, что когда выбегал из комнаты, краем глаза заметил ухмылку на звериной морде.

Мужчина выбежал из дома, обошёл по кругу, высоко поднимая ноги. Каждый шаг давался с трудом. Под разбитым окном он разглядел тёмные пятнышки. Кровь. Чуть поодаль ещё. Воронцов зашагал по редкому следу из алых горошин в лес.

— Верни! Девочка тебе не нужна!

Крики тонули в метели.

— Меня возьми, оставь Дашку в покое! — осипшим голосом выдавил мужчина и замер. Из-за ветвей показалось два волчьих силуэта. Мужчина выставил винтовку перед собой и выстрелил. Руки в тот момент предательски дрогнули и пуля лишь задела кору дерева. Звери даже не дрогнули и молча потрусили в сторону человека.

 

Дашка не боялась Деда Мороза. Отец рассказывал о нём только добрые истории. Она знала, что он наказывал непослушных детей, а хорошим дарил подарки. Девочка вела себя прилежно весь год, отец накричал на неё только за разбитое окно, но то ведь произошло случайно. А та штука с мачехой… Это и вообще поступок хороший! Ее бы Дед мороз и сам забрал, если бы не Даша. Мама Лена, когда выпивала, часто лупила Дашку за любую мелочь, поэтому как-то раз, когда мачеха уснула после очередной попойки, девочка подожгла занавески папиными походными спичками. Ушла гулять, а потом наблюдала за громкими машинами и суетящимися людьми в странной одежде. Отец даже не плакал на похоронах, только прижимал дочку к груди. Дашка знала, что он уже не раз хотел развестись с мамой Леной. Шашни у нее, говорил, какие-то.

 

Чарующий запах почерневшей детской души Дед почуял ещё за месяц до Нового года. Такая удача выпадала не часто, да ещё и в его владениях. Такая вкусная, манящая, не раскаявшаяся. До этого лет восемь только и делал, что облизывал замёрзшую кровь с подношений в лесах. По пути Дед хотел полакомиться печенью двух мужчин, что ютились в том же домике, что и зовущая душа, да за ним увязалась пара изголодавшихся волков. Слишком много животных убили эти люди, сами записали свои имена в чёрный список холода. В новый год у каждого — должна быть своя радость.

 

Совпадение

 

Такое красивое здание: голубоватые стекла + сероватый бетон. Чистенькое, блестящее. Строгая неоклассика. Так вот, в этом здании хорошо себя вели разве что кошки. И те, почуяв меня, давно разбежались.

Двери угодливо разъезжаются, пропуская меня внутрь. Охранник — в обычной жизни, знатный прелюбодей — смотрит на меня и такой:

— Цель визита.

— Доставка подарков Бигбоссу.

Он морщится.

— Пропуск есть?

— Есть, говорю. В мешке.

— Давай мешок. Олег обыщи этого клоуна.

Подходит Олег. Тоже плохиш. Частенько жену поколачивает, кстати. И сына. И карандаши ворует из офиса.

— Дед Мороз, значит?

Киваю:

— Не модный нынче костюмчик.

Он морщится. Но сказать ничего не успевает — первый уже открыл мой мешок и таращится на груду оружия. Потом глядит на меня.

— А вот и подарочки, — говорю я и выхватываю из кармана старый добрый Глок двадцать третий.

Сначала ложится один охранник, затем другой. А я вхожу в здание. Рамка металлодеректора душераздирающе пищит, я стреляю и в нее тоже. Да, и она себя плохо вела в этом году. Шутка.

Подхожу к стойке, там прячется администратор — мелкий мошенник. Оп, и уже не прячется, а прятался. Беру телефон, набираю номер.

— Да, — говорят из трубки устало.

— Я иду наверху, — говорю.

— Ах ты с-су!.. — кладу трубку. Кто там ссыт, мне абсолютно без интереса.

Сажусь в лифт, еду вверх.

На следующем этаже двери открываются, заднюю стенку лифта решетят пулями, но меня, понятное дело, там уже нет. Вылез через шахту, ага. Все смотрели это кино, поэтому, когда я появляюсь за спиной у бойцов бандитского спецназа с Армалитом ТиАр десять Карабином полуавтоматическим в руках, почти никто не удивляется. Ребята крепкие, раньше, бывало, рэкетом промышляли, наемничали. Но пара гранат и град пуль действуют на них успокаивающе. Иду дальше по лестнице. В таком лифте высоко не уедешь.

На третьем этаже после похожей перестрелки из-за угла, на меня выкатывается здоровенный парень. Весь огнестрел, видать, забрали его друзья, поэтому он с ножом. Стекла в в здании крепкие — не пробьешь и из пистолета. Крепкий парень пробил. собой. Конечно, третий этаж — не десятый, но, думаю, ему хватит.

На пятом понимаю, что мешок опустел вдвое. Хорошо, нести легче.

Девятый этаж заминирован. Идея хорошая, да только что ж мне сделается? Я иду сквозь огонь и взрывы, кафтан покрывается копотью — ничего страшного. Потом отстираю. Вместе с чужой кровью.

На предпоследнем этаже, мешок неожиданно кончается. Остается только один тэтэшник и несколько патронов в обойме. Опять неправильно боеприпасы рассчитал, бездарь. И вот тут ребятам Бигбосса удается меня удивить. Никаких выстрелов — только суровое рукопашество. Видать, Бигбосс хорошо подготовился, изучил мои рейды прошлых лет, знает, что я в этом слаб. Суровая драка: меня швыряют через бедро, елозят по стенам, бьют по лицу. Но это все ничего. Я читер, поэтому просто глубоко вдыхаю, улучив момент, и дую на ребят студеным ветром. Они замирают ровно на секунду, чтобы в следующий миг разлететься по полу красными снежинками. Я кое-как встаю. Вот это да.

Пентхаус. Чердак. Кабинет Бигбосса занимает весь этаж, но между лестницей и мной — тамбур. Весь изрисованный. Тут и вязь и рубленые пиктограммочки, и просто рисунки. Ага, узнаю. Всякая шаманская дребеень — со всего мира собрал, стервец. Думает, это может остановить меня — меня! Вижу бледного Бигбосса. Он не знает, за что хвататься — то ли за телефон, то ли за пистолет. Иду через тамбур.

Шаманские символы вспыхивают, загораются, искрят! Молочно-белое сияние струится из этой мазни, стекая по стенам, ложится на пол каким-то туманом. Говорят, хлор так же ложится. Я припадаю на колено, тяжкая магия прижимает меня к полу, выдавливает из легких воздух.

Бигбосс подходит ближе, смотрит на меня сначала на недоверием, затем с буйной радостью.

— Неужели?! — говорит он. — Неужели подействовало?!

И заливается смехом абсолютно счастливого человека. Или абсолютно поехавшего.

— Сработало, а? Сработало же, ну? — вопрошает он, сквозь слезы.

— Вообще-то нет, — говорю я и встаю с колен. Разве я мог обмануть его ожидания? Он так надеялся на эту шаманскю дрянь. Но это от меня ему маленький подарок за пару подкормленных кошек. Пуля прилетает ему в ногу.

— Ааааагрхххх! — протестует Померанцев и валится на пол. Ему сейчас очень больно, и чтобы он не сдох от шока раньше времени, я приглушаю его боль.

Он, наконец, умудряется глотнуть немного воздуха — когда кричишь, дышится плохо. С минуту мы просто смотрим друг на друга.

— И что? — спрашивает он. — у всех вот так? Со стрельбой?

— Неа, — говорю я. — У всех по-разному. От человека зависит.

Он кивает. Я поднимаю пистолет.

— Последний вопрос, — решается Померанцев. — За что?

— Ты плохой мальчик, — убежденно говорю я.

— Но конкретно-то за что?

— А то ты не знаешь! — прищуриваюсь я.

— Не знаю! — орет он.

— Маме не звонил, — говорю. — Весь год ни разу не позвонил маме. Хорошие мальчики так не делают.

— ЧТО? — снова орет Померанцев, только в другой октаве. — МАМЕ не... что?!! Но я же грабил... убивал!..

— Удачное совпадение, — улыбаюсь я.

— ЧТо ж ты за Дед Мороз такой, — едва не плачет он. — Дед Мороз подарки приносит...

— Ну, я и приношу. Мой подарок всему миру — я избавляю его от дряни вроде тебя.

Он обмякает, и я делаю свое дело.

Последний выстрел ставит жирную точку в этой истории. Я снимаю свой палец со спускового крючка — всё было кончено.

 

Тепло ль тебе, девица?

 

Долгим было ожидание вечера. Кати сидела у камина и вплетала в косу веточки рябины. Тихим голосом напевала песни, что помнила с детства, но сердце успокоить они не могли.

Входная дверь скрипнула, холодный воздух лизнул ноги и осел на пол растаявшим паром.

— Пора, — коротко бросил Севери и вновь вышел. Так и не взглянул на дочь, не смог.

На праздничны сарафан упали две слезинки, расплылись по шёлку. Предоставили бы выбор Кати, всё равно не отказалась. Нет в семье долга почётней и печальней этого.

Девушка взяла со стола серебряный перстень, надела на палец. Простенький, без камней, а сердцу был дороже всех драгоценностей мира. Нет больше иного пути, зато отцу двенадцать лет почести воздавать будут все близлежащие деревни. Станет Севери желанным гостем в любом доме, на всех постоялых дворах. Ведь исполнит его дочь долг почётный и печальный.

В лесу сугробы намело глубокие. Шаги давались с трудом, да больше камень на душе ноги деревянными и тяжёлыми делал. Вроде не на казнь Кати шла, вот только Севери чувствовал себя палачом.

Старая это традиция, начало её и не видать из глубины веков. Каждые двенадцать лет выбирали девушку, давали ей время смириться с судьбою и в последний день года отводили в лес. Ближе к ночи появлялся Он и уводил с собой юное создание. Бывало, что испугавшиеся участи девушки сбегали или люди сами отказывались жертвовать своими дочерьми. И, если поутру растерзанными в иные года находили лишь людей скверных, то в ту пору без выплаченного долга кровавые реки в деревнях лились рекой. Ежели невеста духу находилась, двенадцать лет леса были полны дичи, а реки — рыбы. Вот так и выходило, что каждую дюжину зим духу дарили невесту, а он отдаривался — благоденствием. Да таким, что чужакам из земель дальних и не снилось.

Привязал Севери родную дочь к дереву, поцеловал её в лоб, но попрощаться так и не смог. Ушёл молча, уже не сдерживая слёз. Коль пал выбор на его Кати, то только смирение и страх не дадут совершить глупость.

Девушка дрожала, глотала ртом ледяной воздух, всматривалась в темнеющее серое небо и ждала. Он должен был прийти до наступления следующего дня.

С неба посыпались снежные хлопья. Крупные, пушистые. Вдалеке раздался шорох. Кати замерла, даже дышать перестала. Послышались шаги, на человеческие мало похожие. Как если бы кто-то шаркал по верху сугробов долго, медленно и легко.

 

Ялмари узнал о доле возлюбленной после возвращения Севери из леса, когда уже стемнело. И слов не понадобилось, ведь печалится в этот праздничный день лишь человек дурной. Или же отправивший своего близкого на верную погибель. Юноша быстро накинул печок и выбежал в ночь. Севери не стал его останавливать. Несмотря на тяжкую горечь, мужчина ещё долго ходил по лесу, то и дело вновь поворачивал назад к привязанной на холоде дочери. Боролся с собой, страдал и плакал, пока не услышал глухой шелест соломы. А там уже было поздно.

Злой выдалась ночь, морозной. Голодные сугробы проглатывали ноги как зыбучие пески, заледеневшие коренья грозились переломать стопы. В темноте Ялмари разглядел глубокие следы двоих человек и двинулся по ним чуть не на ощупь. Кабы не сильная любовь, не найти бы ему среди молчаливого тёмного леса заветного дерева. Давно бы руки-ноги переломал и замёрз бы в сугробе. Вело его сердце сквозь густой неприветливый лес. Угрожающе тихий.

Еле-еле добрёл Ялмари до заветной цели. В ночном мраке по колено в снегу рядом с невысоким деревом стояла девушка.

"Живая", — обрадовался юноша и только хотел позвать возлюбленную по имени, сделал несколько осторожных шагов поближе к ней, да замер от страха. Рядом с Кати не дерево стояло.

Словно пугало вырастал чёрный силуэт из снега. Всё тело закрывало бесформенное одеяние с торчавшей из щелей соломой, а вместо лица козья морда из бересты с короткими рожками повешена была. Или дух то стоял или шутку дурную кто затеял, но пугало не пошевелилось, даже когда Ялмари почти сравнялся с ним.

"Не настоящий он, точно пугало", — подумал юноша, хотя страх так и не отпустил его.

Девушка стояла неподвижно, голову вниз опустила, словно высматривала что под ногами.

— Кати, Кати! — позвал Ялмари девушку, затряс её за плечи. — Очнись, любимая. Давай сбежим далеко-далеко, где никто нас не найдёт. Смилуется над жителями зимний дух, не станет всех убивать, должен ведь почувствовать, как сильна наша любовь!

Медленно Кати подняла голову с закрытыми глазами. Хоть и темно было кругом, да столь бледное лицо Ялмари сразу заприметил.

— Замёрзла, бедняжечка. Я согрею тебя. Пойдём, пойдем отсюда.

Взял Ялмари девичью ладонь в руки, ту самую, на которой подаренный им перстень надет был, и словно куска льда коснулся. Сама девушка и с места не двинулась, точно не человек в снегу стаял, а каменное изваяние. Подняла Кати веки, и юноша отшатнулся от неё. Не человек уже смотрел в ответ, а порождение холода и тьмы бездонными пустыми глазами.

— Любимая…

Рядом раздался тихий шелест соломы. Неподвижная до того козья маска повернулась в сторону Ялмари и Кати. Вроде простенькая на вид, но отчего-то жуткой морда казалась. Может, потому, что и не маска вовсе. В черных провалах зажглись синие огоньки, и стало совсем понятно: лицо это. Морда, окостеневшая от холода и, может быть, печали?

Подал Кати руку зимний дух, и приняла ее девушка. Но сперва коснулась шеи юноши и та сразу обросла коркой льда. Пополз мёртвый холод вверх по лицу Ялмари, заморозил губы, глаза. Упал юноша на снег, не мог уже и вздоха единого сделать. Увидел только напоследок, как новая невеста зимнего духа словно плывёт прочь по снегу вслед за существом в козьей маске.

 

Быстрый набор

 

— В целях улучшения качества обслуживания, все разговоры с оператором записываются.

— Да, да, я знаю, знаю!

— Добрый день, оператор Валерия, чем я могу вам помочь?

— Добрый, добрый. Я бы хотел дозвониться Деду Морозу.

— Хорошо. Как я могу к вам обращаться?

— Как угодно. Хоть Прекрасный принц.

— Хор-рошо, Прекрасный принц, вы бы хотели дозвониться Деду Морозу, так?

— Точно.

— В нашей сети зарегистрировано пятьдесят шесть организаций с таким или похожим названием, не могли бы вы уточнить кое...

— Нет, милочка, мне не нужны ваши организации. Мне нужен Дед мать его Мороз. Дед Мороз, понимаете?

— Простите?

— Не прощу. Я хочу дозвониться Деду Морозу, что тут сложного-то?

*пауза*

— Не вешайте пожалуйста трубку, я соединю вас с менеджером.

— И не подумаю повесить. Я ведь не первый раз вам звоню, у меня ваш телефон в быстром наборе, поняли? Я не слезу с вашей компании, пока вы не...

— Добрый день, менеджер Василий, чем я могу вам помочь?

— Василий? Хм… Василий, погодите минуточку, я сверюсь с записями... Ага! Василий! Мы с вами уже общались. Я хочу связаться с Дедом Морозом.

*вздох*

— Да, я вас помню, вы...

— Прекрасный принц.

— Прекрасный принц, да.

— Да.

*еще один куда более долги вздох*

— Поймите...

— Прекрасный принц.

— Поймите, Прекрасный принц, мы не можем вас соединить с Дедом Морозом. Никак.

— Это полнейшая ерунда, молодой человек, и вы сами это знаете. Рекламый слоган у вашей компании какой?

— Соединяем несоединимое.

— Вот. То есть теоретически, я даже могу попросить вас соединить меня с богом!

— Господи!

— Да, именно с ним! Но я не буду этого делать, потому что я в своем уме! Я знаю, что никакого бога нету. А Дед Мороз есть. Потому что каждый год 31 декабря, он убивает кучу народу.

— Это так, но...

— Никаких "но"! Дед Мороз есть, и это факт. И мне нужно с ним связаться. И вы мне в этом поможете.

— Та-ак. Повисите, пожалуйста, на телефо...

— Ну уж нет! Нет, сказал! Хватит! Не смейте переключать меня на кого-то другого! Если вы это сделаете, клянусь, я за себя не ручаюсь! Я говорил вашей подружке Валерии, что не отстану! Я оплатил абонемент, значит, имею право на услуги, понятно? Ваш телефон у меня в быстром наборе, и я не слезу с вас! И вообще... я вас засужу! Или взорву ваш офис, понятно?

— Хорошо, я вас по-понял... Подождите минуточку, я сейчас.

*пауза*

— Благодарю вас за ожидание, я переговорил со старшим менеджером, мы согласны предоставить вам необходимую услугу. Но прежде всего нам необходимо знать, зачем вам вообще нужен Дед Мороз?

— Это мое личное дело, молодой человек! Вы же не спрашиваете, на что я буду брать билет, если я прошу связать меня с театром?

— Это не обычный случай, поэтому и условия особые. Старший менеджер сказал, что Дед Мороз не станет говорить с вами, если вы не укажете цели своего звонка.

— Мне нужно поговорить с ним.

— О чем?

— Обо всех этих убийствах.

*пауза, вздох*

— Это очень хорошее дело. Уверен, он прислушается к вам и прекратит...

— Ну что за чушь?! Я не хочу, чтобы он прекращал! Я же не идиот, понимаю, что он не перестанет потрошить плохишей только потому, что я его об этом попрошу. Нет, мне нужно кое-что другое.

— И что же это?

— Чтобы он кое-кого убил.

— Простите?

— Не понимаю, почему каждый в вашей конторе пытается просить у меня прощения. Вы мне пока ничего не сделали! Серьезно, кстати, ничего! Я вас прошу о такой простой вещи, а вы и этого делать не желаете!

— Нет, прост... В общем. Расскажите подробнее.

— Ну, я хочу чтобы он кое-кого для меня убил. Ему-то что, одним больше, одним меньше. А мне приятно, что на тот свет отправились не какие-то там абстрактные плохие мальчики, а вполне определенные засранцы. Я готов ему за то заплатить.

— Ясно. Повисите на трубке, пожалуйста. Так. Все, вашу заявку принял, хотите что-то добавить?

— Погодите. Что значит, заявка принята? Вы соедините меня с Дедом Морозом?

— Обязательно. Его агенты свяжутся с вами в скором времени. Ожидайте, спасибо за звоно...

— Нет уж, простите! Я знаю, как это делается. Я кладу трубку, а вы маринуете меня до самого нового года. Нет уж! Соединяйте с Дедом Морозом! Иначе, богом клянусь, которого, кстати, нет, клянусь, в общем, что попрошу его, когда дозвонюсь, наконец, прикончить и вас, и вашу подружку Валерю, и начальника вашего, кстати, как его зовут? И начальника его начальника! Вы меня слышите?

*динь-дон!*

— Э, погодите, мне там в дверь звонят. Не смейте класть трубку, поняли? Я сейчас вернусь!

*— О, вы кто такой? Я вас не звал! Идит... Ай! Вы же и есть Дед Мороз! А у меня для вас кое-что есть! Да, настоящий подарок! Должны же и вам подарки дарить, а? Где же этот списочек.... а, вот он! Это список засранцев, которые меня обидели в этом году. Щас, минуточку, я впишу несколько имен. Так, "Василий", ага. И вот еще … Как "Валерия" пишется не знаете? Через "е" или через "и"? А что это вы на меня так смотрите? Вы что? Эй, Дед, ты чего?! А-А-А-А-а-а-а...*

*долгая тишина*

*динь-дон*

*откройте полиция!*