Чудо для Люськи
Люська сидела на кухне и чертыхалась.
Она распутывала гирлянду. Гирлянда не распутывалась.
Люська ворчала:
— Са-асульки… Са-а-асульки… Дались мне эти сосульки!
Наконец противные сосульки лежали на полу, растянутые по всей длине — чтобы не спутались невзначай.
Люська перетянула по новой волосы в хвостик, и, уперев руки в бока, обошла свою квартирку.
Куда бы повесить?
В зале — ёлка и цветная гирлянда. Многовато будет. Вот если в спальне…
Да. Пожалуй, тут она будет смотреться вполне уместно.
Светлые, желтоватые лампочки — прелесть! Настоящее волшебство получится.
Люська влезла на старенькую стремянку. Стремянка пошатывалась под её весом.
Балансируя, Люська дотянулась до угла, зацепила гирлянду за гвоздик.
Потянулась в другую сторону. Стремянка под ней поехала, зашаталась… Люська уцепилась за полку, стемянка грохнулась на пол, за ней грохнулась Люська, оторвав полку и гирлянду.
Прикрывая лицо от посыпавшихся сверху безделушек, Люська вдруг отчётливо осознала, чего же ей в жизни не хватает.
Лежа среди книг и фигурок крылатых лошадей, фей и котиков, Люська выдохнула:
— Эх, мужика бы…
Кряхтя, поднялась и принялась наводить порядок.
* * *
Злосчастная гирлянда всё-таки повешена в спальне над диваном, стремянка убрана, а полка приколочена. Люська всегда была рукастой бабой.
Не от хорошей жизни ей всё самой приходилось делать.
С мужем прожила два месяца. После разгульной деревенской свадьбы он так из запоя и не вышел. Люська подала на развод и уехала в город.
Работала тут теперь на заводе и обустраивала свою малюсенькую квартирку — двоюродная тётка, бездетная, безмужняя отписала по доброте душевной.
Люська заварила чаю, достала конфетку.
Вздохнув, села под лампой, подперев кулаком щёку.
До чего ж надоело одной-то!
Вздохнула тяжело. Вся тяжесть передвинутой мебели, вколоченных женской рукой гвоздей, вынесенного мусора и починенных розеток упала этим вздохом в одиночестве квартирки.
О том, что Люське хотелось сильной руки на плечах и кого-то сильнее, чем она сама, рядышком — она даже себе не признавалась никогда.
Как не признавалась, что варить борщ не только для себя и целовать на прощание — ей тоже хотелось. А может, даже и колясочку толкать… Было бы совсем неплохо.
Люська развернула конфетку и с горя решила:
— Заведу кошку. А лучше две.
И откусила конфету.
За окном шёл снег. Орали какие-то местные мужики. Опять чего-то делили. Орали матом и…
Люська вгляделась.
Ой, лупят кого-то… да толпой! Да ногами! Да как так можно-то!!
Скрюченная фигура упала, другие сгрудились вокруг и пинали. По спине, по рёбрам, в голову.
Они ж его убьют! Люська кинулась к двери, всунула руки в рукава куртки и замерла: зашибут ведь, и не заметят.
В шкафу, в коридоре висела отцовская ещё винтовка.
Люська схватила её и бросилась из квартиры. Второй этаж — быстро.
* * *
— Э!
Толпа обернулась к ней. Да пацаны ведь… Мелкие. До усов ещё даже не доросли. Смотрели на тётку с ружьём.
— А ну-ка… Пшли отсюда! Я кому говорю!
Пнув ещё разок скрюченного на мокром тротуаре, удалились. С достоинством шакалов скрылись в провалах тьмы меж фонарями.
Люська ещё пару минут глядела в ту сторону. Мимо мушки глядела. И только когда смолкло недовольное:
"— Вот баба дура…
— Чокнутая…
— Да вообще психованная какая-то…" — она опустила винтовку и подошла к избитому.
Его она тоже боялась.
А ну как со зла на ней оторвётся?
Ткнула его легонько дулом:
— Эй, вы там как?
Побитый шевельнулся, стал подниматься.
— Ничего.
Люська смотрела молча.
Высокий, выше неё. Совсем не старый ещё. Может, даже ровесник. Лицо разбито, кровь течёт, двигается весь скособочившись.
— Как тебя угораздило-то?
Побитый хмыкнул. Звук шёл из разбитого в месиво лица.
— Как — как… огоньку не нашёл.
Под его взглядом Люське внезапно захотелось поправить волосы. И платье надеть красивое.
Она покраснела, потупила глазки.
— Пойдём, чаю попьёшь. Да посмотрим, чего они там тебе намяли. Может, врача…
— Меня Николаем зовут.
— Люся…
Внезапно в снежной круговерти под ближайшим фонарём ей почудился старик в длиннющей, до пят, шубе. Он грозил ей варежкой и ухмылялся в бороду:
— Это тебе на Новый год!
Люська моргнула — нет, показалось. Всего лишь снежинки. Всего лишь метель.
* * *
Эту историю потом долго рассказывала моя тётка своим внукам, а дядю Колю прозвали "Новогодним подарочком", но он не обижался — он тёть Люсю, кажется, и в самом деле любил.
Вот так вот.