Обычная история

Зима в Ыоландии выдалась на редкость промозглой и холодной. Как говорится, хороший ыоландский хозяин собаку на мороз не выгонит! Но в доме У’Нилов не было собаки, зато была семейная история. У бати была дочь от первого брака. У мачехи, супружницы его, тоже была дочь и также от первого брака. Обычная история.

Необычным было то, что мачеха-то полюбила свою падчерицу, а вот батя… Агофена ему сразу не понравилась! Уж он её и выживал как мог, на конюшню спать отправлял, заслуги перед домом принижал, а ещё ревновал к своей кровиночке. Такое бывает. Обычная история.

Йоль уже начался, а Коляда ещё нет. Ночи становились все короче — приближался Новый год, и отец семейства с удовольствием штудировал сказку «Двенадцать месяцев». Использовал он её как полезные советы от надоевших падчериц.

Батя поднял Агофену рано, дал живительных указаний о домашних делах, а потом добавил, что снега нынче много, а ему скучно и страсть как хочется подарить жене что-нибудь эдакое… А излечить его от депрессии, скуки и полного беспросвета могут только подснежники. Да-да! Обычная история.

— Подснежники! Значит, на дворе снежень, самые снега, а старому подснежников захотелось?! — оглашала Агофена свои мысли любимому коньку. — Совсем из ума вышел! Сугробы выше крыши, даже кошки во двор не бегают, под крыльцом дела делают, а этот цветов хочет?

Однако деваться было некуда, и стала Агофена собираться в путь-дорожку… Обычная история.

Накинула она тулупчик на плечики, ножки сунула в старые валенки, корзинку в руки взяла. Вышла за околицу Агофена и бросила на дом родимый прощальный взгляд, может быть даже последний…

***

Ярко горел костер на поляне, вздымаясь ввысь веселыми искрами. Тут же стоял большой круглый стол, с прислоненными к нему посохами поменьше и Большим переходящим. Стук костяшек домино, звон стаканчиков, тосты, шутки.

— Ну что, братик Лютень, опять проигрался? Кукарекай! — улыбается паренек в зеленом кафтане, расшитом золотыми нитками.

— Слыш, Червень, у тебя совесть есть? — огрызнулся седоватый мужичок в безрукавке.

— Кукарекай-кукарекай!

Раздалось громкое «ку-ка-ре-ку!» Обернулись все, да промолчали и вернулись к своим занятиям. За соседним столиком в это время шла жаркая зимняя беседа.

— Вот скажи мне, Серпень, я лично выступаю за новый год в свой месяц. Раньше вот люди в Вересень считали урожай и отмечали новолетие, и ничего — все довольны были, а теперь? — Паренёк в лёгком плаще облокотился о столик и смотрел на собеседника через стакан с чем-то мутным.

— А теперь что изменилось? Все то же самое! — Пузатенький мужчина в блаженстве прикрыл глаза, — Главное, что у людей выходные есть.

Хруст. Все глаза устремились на одетое в полушубок и валенки тело, которое внезапно завалилось на поляну.

— Кхм, я смотрю к нам зачастили всякие дети с дурными пожеланиями родителей! — Произнёс усатый сморщенный Руен, смоливший папироску. — Деточка, ты не за цветами ли случайно? А то у нас сезона не проходит без таких гостей.

— Дядечка, а вы… Вы мне поможете? Же не ма шпа сис жур, — заплакала девочка, — Тятя хочет матушке цветочков, а сестричка сводная дразнится и за косы дёргает, а сосед — хулиган бранное слово на стене пишет…

— Цыть! Цыть, я сказал! Это вполне обычная история, хоть и мокрая, солёная и красноносая. Ты, давай погрейся, «забей козла» с нами, газировочки выпей, можешь вон — с двумя собачками поиграть, а то им скучно, вот и грызутся друг сдругом.

Дальнейшие полчаса протекли в играх, разговорах, сплетнях о матримониальных связах нынешнего отчима и покойного батюшки, а так же в перемывании косточек местной администрации, которая совсем не уделяет времени подрастающему поколению.

***

В кружке остыл крепкий сибирский чаёк, погасла последняя папироска из самосада, а Месяцы всё не отпускали девочку от расспросов. Пока, наконец, самый старый из них — Снежень, не рявкнул:

— Посох мне, — и передал по очереди переходящий жезл Цветню.

Цветень топнул ножкой, хлопнул сто грамм и смоделировал приход весны на отдельно взятой поляне. Обычная история.

Травы попёрли в рост: потянулись одуванчики, выполз подорожник, а на самом краю полянки одиноко стояли подснежники, сгруппировавшись в свою банду. Если бы внимательный месяц посмотрел на их сборище сверху, то смог бы прочитать: «У нас тут своя атмосфера».

Никогда ещё Ыоландия не знала таких фокусов. Агофена сорвалась с места, и принялась с остервенением рвать цветы и укладывать их штабелями, приговаривая:

— …мать! Чудо-то какое! Это же необычное дело!

Далее следовали поцелуйчики в щёчку, обнимание добросердечных хозяев и обещание обязательно навестить их после нового года. А так же приглашение к себе на ужин в конюшне, от которого месяцы дружно отказались. И были прощальные взгляды на столики с домино, на заснеженную полянку с костром и переходящий жезл месяцев.

***

Вечером того же дня Агофена принесла корзинку цветов домой. Батя был счастлив от самого факта наличия цветов, матушка от того, что дочка вернулась живой, а сводная сестра от того, что у неё «оказалась такая классная сеструха».

После торжественного ужина, когда в доме погасли все свечи, и домочадцы разбрелись по своим постелям, лишь батя остался на кухне. Перед ним лежала новая и неизведанная книга — "Про брата, сестру, дорожку из крошек и пряничный домик…"