Чудовища и убежища

Сара — яркий солнечный ребенок. Она сияет, искрясь. Рыжие волосы впитывают льющиеся с неба лучи и пахнут радостью. Брызги расплескиваются во все стороны и остаются на щеках шоколадными крапинками. Детство, едва поспевая, несется следом за суетливой девчонкой. Забегает вперед и с готовностью распахивает новые двери, поднимает занавесы. Подманивает самых сладкоголосых птиц крошками от печенья и рассаживает под окном. Складывает за нее чудные стишки и песенки, а потом беззаботным ветерком расшвыривает их по углам ее комнаты.

— Чего еще тебе подарить? — спрашивает оно заискивающе.

— На свой вкус, — отвечает девочка. — Мне интересно все.

А еще для Сары припасена железная с витыми розочками кровать и клочок темноты под ней. Днем там можно прятаться от строгих материнских глаз, а по ночам, думая о нем, упрашивать маленькое сердечко не замирать так от ужаса. Но за ночью приходило утро и уносило страх. Сара мечтала об одном — скорее стать взрослой, чтобы не видеть различий между солнечным днем и темнотой.

Миссис Митчелл, обычно строгая к ученикам, отпустила их пораньше, сославшись на головную боль и ломоту в коленях. В воздухе пахло грозой, и старые кости чувствовали ее приближение. Сара была на седьмом небе от счастья. И даже невесть откуда взявшаяся мысль о том, что когда-нибудь и ей придется так же перетаскивать с места на место свое разбитое тело, не испортила ей настроение. Ведь это когда еще будет! А сейчас гроза — грандиозное представление. Яркие ниточки молний, словно кто-то на скорую руку обметал небо и старается притянуть его к земле. Хлесткие струи дождя, которые беспощадно гонят из города пританцовывающие у дорог облачка пыли. А еще зубодробительный гром, от которого гудит в животе и перехватывает дыхание. Ведь красота же! Так что пусть у миссис Митчелл ноет челюсть, а Саре с подружками недосуг.

По дороге домой они без умолку щебетали, весело хохоча и привлекая осуждающие взгляды прохожих. Их небольшой городок не любил шума и сбрасывал оцепенение нечасто. Дети вдыхали в него жизнь, но родители гнали их по домам, и округа вновь погружалась в летаргический сон.

Распрощавшись с подружками, Сара прошмыгнула под перекладиной забора, опоясывающего их дом. Поправив на плече рюкзак, зашагала к невысокому, в две ступени, деревянному крыльцу. Но не успела она пройти и дюжины футов, как дом предупредил ее. Сверкнул полными ужаса глазами окон. Зашептал юркими всеведущими сквозняками. Мелко задрожал всем своим каменным телом. Да так, что, казалось, сейчас из трещин-шрамов его посыплются иссохшие на солнце проплешины мха.

Сара закрыла глаза и досчитала до десяти. Обычно это помогало, особенно по ночам. Но на этот раз все пошло не так. Страх отказался уходить, сегодня он брал силу отовсюду. Врос корнями в землю и пил ее щедрые соки.

А вдруг она ошибается? Что если просто перегрелась на солнце, разомлела от духоты? Ведь все вокруг выглядело обычным и абсолютно безопасным. Горячее летнее марево все так же колебалось над черепичной крышей. А в цветочных бутонах деловито копошились пчелы. Но что-то мешало ей поверить…

Она осторожно поднялась на крыльцо. Дверь была открыта. Сара хотела крикнуть с порога привычное: "Мам, пап, я дома!" Но не стала — дом молчал. Молчал настороженно. Или же, мечтая спрятаться, тайком от всех провалиться под землю и переждать.

И тут в одно мгновение все пришло в движение. Звенящая тишина сменилась непонятными звуками, напоминавшими возню хомяка в клетке. Но только во стократ громче. Шум шел из кухни. Саре хотелось сразу развернуться, прыгнуть обратно в распахнутую входную дверь и нестись прочь, не останавливаясь. Однако она, сама не зная, зачем, неуверенно сделала несколько шагов в сторону кухни и замерла.

Натянутый до предела мир лопнул. Сара услыхала то ли хлопок, то ли приглушенный треск, а может быть, и то и другое одновременно. С таким звуком отец по выходным отбивал мясо на ростбиф.

А следом раздался хриплый мужской возглас:

— Тупая корова! Знай свое место!

Шарканье и грохот, короткий стон и…

В дверной проем кухни вывалилась мать. Она упала на пол. Уперлась руками в ковер, руки дрожали. Приподнялась и взглянула на Сару из-под спутанных волос.

Это само по себе выглядело страшным. Но еще кошмарнее ей стало оттого, что голос на кухне принадлежал отцу.

Сара скатилась с крыльца, споткнулась, но устояла на ногах. И, свернув за угол, понеслась. Ей почудилось, что дом за спиной горько вздохнул: "Я же предупреждал, а ты…"

Она пришла в себя в утлом дровяном сарайчике. Отважно нырявшие во тьму сквозь щели солнечные лучи выхватили у дальней стены массивный фанерный ящик. Недолго думая, Сара с трудом подняла крышку и нырнула туда.

Полная кромешная тьма — куда там крошечному осколку под ее кроватью! — объяла Сару, украв весь остальной мир. Только частое дыхание и стук сердца.

Сара продолжала бежать.

Туда, где небо ласково целует расшалившийся океан в лоб. Где в горячий песок падают соленые брызги воды. И тут же прорастают резвыми черепашатами, летящими наперегонки к колышущейся полоске пены. В те места, где ветер подгоняет облака из цветочных лепестков и заигрывает с зеленым травянистым ворсом, поглаживая его против шерсти.

Туда, где умирает боль.

Браянт, прищурив один глаз, смотрел на экран. На видеозаписи женщина лет сорока на вид, с изможденным лицом и тусклыми глазами загнанной гончей, механически потирала запястья и старалась не смотреть в объектив.

— Ваше имя и фамилия? — услыхал свой голос Браянт и скривился: со стороны он показался ему слишком высоким и противно дребезжащим.

Женщина нервно сглотнула и ответила:

— Сара.

— Фамилия, — настаивал он.

— Лагерфельд.

— Последнее место работы.

Видно было, что память не сразу выдала ей нужную информацию. Она некоторое время упрямилась, но потом все-таки сдалась:

— Клиника Мэйо.

— Где это?

Вообще, он прекрасно знал место расположения названного учреждения, но лишний раз проверил — не врут ли ему?

— В Рочестере, — был ответ.

— Вы врач?

— Нет.

— Младший медицинский персонал?

Лагерфельд смахнула рукой с глаз рыжий бесформенный клок волос и выдавила зло:

— Вы же сами все знаете.

— И все-таки отвечайте на поставленный вопрос.

— Я работала больничным клоуном.

— Вам известно, по какому обвинению вас задержали?

Сара отрицательно помотала головой и опустила глаза в пол.

— Все вы прекрасно понимаете! — слегка вспылил снятый на видео Браянт. — Поэтому бросьте отпираться, мой вам совет. Вы расскажете, где пропавшие дети?

Женщина долго молчала, заламывая левое запястье. Потом прошептала:

— Я ничего не знаю, отстаньте уже от меня. Я устала.

— А как тогда вы объясните то, что работали во всех медицинских заведениях, откуда пропадали пациенты?

— Я много где работала. Дети часто болеют…

На этом месте дверь кабинета отворилась, и вошел Дуэйн. Лицо его, и без того постоянно довольное и жизнерадостное, светилось так, словно к нему подключили все силовые подстанции штата.

— Порнушку втыкаешь? — подмигнул он развязно.

— Тебе лишь бы на сиськи пялиться, — парировал Браянт и поставил видеозапись на паузу. — Это первичный допрос нашей "матери Терезы". Понимаешь, ну не могу я поверить…

Лицо Дуэйна сразу перестало быть таким ликующим. Глаза продолжали смеяться, но на лбу проявилась отчетливая складка.

— А что тут верить, — фыркнул он. — Ясно ведь, как божий день.

— Как-то не вяжется все.

Браянт поднялся со стула, только сейчас осознав, как сильно занемели его ноги и спина. Сделал несколько шагов по комнате, потянулся, отчетливо расслышав, как хрустнули суставы. А потом продолжил:

— Десять детей за три года без сучка, без задоринки. А на одиннадцатом такой прокол. На всех камерах ее лицо. Пальчики есть… Ну не может просто такого быть, чтоб так бездарно…

— Может-не может… — нетерпеливо прервал его Дуэйн. — Бросай ты все. Делать тебе нечего! Рождество ведь. Топай домой, а завтра приступим. Даже лучше послезавтра.

Он многозначительно поднял палец в потолок и изменившимся до неузнаваемости голосом прогнусавил:

— Тем более что я собираюсь сегодня набраться до поросячьего визга. А потом, если повезет, присунуть нашей новенькой из бухгалтерии. Тоже, между прочим, до поросячьего визга. Ну, или любой из бухгалтерии.

Брайнт криво улыбнулся:

— Разумеется, кроме миссис Кук. Не думаю, что ты на такое способен.

Дуэйн сделал вид, что сильно задумался, а потом хохотнул:

— Пятидесятилетние чернокожие бегемоты не в моем вкусе.

— Стареешь, разборчивым стал.

— Так идешь?

— Не, я еще полчасика, — отказался Браянт и снова плюхнулся на истошно скрипнувший под его тяжестью стул.

— Смотри, а то подвезу, пока не хряпнул… Вместе можем пропустить по стаканчику.

Последние слова он говорил, находясь за захлопывающейся дверью. И Браянт сразу понял, что на его согласие он не рассчитывал. Ляпнул просто так, из вежливости. Рождество ведь.

Он снова включил видео, заметив краем глаза, что ползунок просмотра прошел уже около двух третьих пути. Оставалось совсем немного.

— Ты понимаешь, что тебя поджарят, как бифштекс, Сара?! — пригрозил его голос в записи. — Привяжут к стулу и поджарят! Спросят только — тебя как, Сарочка, с кровью или без? Расскажи, где дети?

Нижняя челюсть женщины мелко задрожала. Но она взяла себя в руки и сказала, не коверкая слова:

— Дети …им уже хорошо.

— Я не спрашиваю, как ты их похитила, мы потом разберемся. Меня интересует, почему, Сара? Почему ты похищала детей из хосписов? Последнему пропавшему врачи пару недель давали. Ты думала, что если они все обречены, их искать не будут?! Да, возможно, все они уже мертвы. Но Крис Тревис-то еще нет, Сара, ведь так? Где он?!

— Я же говорю, им хорошо! — плаксиво выкрикнула Лагерфельд и в отчаянии ударила себя по коленям. — И… я никого не похищала!

Тут силы окончательно покинули ее, и она, уткнувшись в дрожащие руки, разревелась. На этом запись закончилась.

На этаже стало совсем тихо. Лишь слышно было, как вдалеке, в другом крыле здания время от времени хлопает входная дверь. Браянт знал, что скоро и там все успокоиться. Останутся только дежурные в караулке. Они буду иногда меняться — один спит, второй бодрствует. Нет, вообще в участке всегда найдется пять-шесть вооруженных копов, но их не видно и не слышно — спят по кабинетам. Или, как пошутил Дуэйн, "втыкают порнушку".

Чуть правее по этажу располагались камеры с задержанными. Те обычно шумят. Но сегодня ему повезло: на шесть камер одна постоялица. И та — "мать Тереза". Так что Рождество он сможет отметить в тишине и покое.

А что если, и правда, бросить все? Позвонить кому-нибудь из бывших.

— Привет.

— Привет. Так давно не звонил. Я даже твой голос не узнала…

— У меня есть бутылка односолодового и твердое намеренье распить ее с тобой. Рождество ведь…

Или просто пойти домой и лечь спать. А назавтра снова в участок. И там опять эта Сара Лагерфельд…

Браянт резко выпал из забытья, словно ему врезали сзади по затылку клюшкой для гольфа, девятым номером. Не сразу сообразив, что происходит, он прислушался. Совершенно определенно, кто-то стучал. Звук шел со стороны камер. Может, пока он дремал, туда затащили еще какого-нибудь везунчика? Да нет, он бы обязательно услышал. Так что тогда?

Он поднялся и, сам не зная, зачем, проверил оружие — "Хеклер и Кох" привычно оттягивал кобуру подмышкой. Вышел в коридор и понял, что не ошибся: в камере "матери Терезы" стучали. Легонько, так, будто хотели привлечь внимание. Он сделал еще несколько шагов по направлению к источнику шума и замер — теперь колотили уже двумя руками. Аритмично, сбиваясь, останавливаясь и начиная вновь. Какого черта понадобилось этой Лагерфельд? Могла бы и голос подать, он бы услышал.

Три… по двери стучали в три руки! Должно быть, Сара помогала ступней или коленом…

Четыре… Да что происходит, в конце концов?!

Шесть!

Девять или десять!

Браянт сбился и бросил считать, абсолютно не веря в реальность происходящего. Не зная, что предпринять, он сделал несколько шагов к камере и просипел:

— Выстрелю…

В коридоре воцарилась полная тишина. Уж лучше бы стучали, а то … нет, он определенно спятил. Ведь в этой непривычной после невозможного грохота тишине появилось то, чего здесь ни при каких обстоятельствах быть не могло.

Детский голос с той стороны двери попросил:

— Дяденька, откройте.

Браянт почувствовал, как волосы зашевелились на том месте, куда совсем недавно его облагодетельствовали клюшкой "айрон".

Первым желанием его было бежать обратно в кабинет, закрыться там и вызвать наряд. Вторым — разрядить в дверь всю обойму. Он частично выполнил оба: отскочил от злополучной камеры и, достав пистолет, снял его с предохранителя.

Понимая, как жутко это прозвучит, он дрогнувшим голосом потребовал:

— Всем отойти от двери!

Выждав немного, отодвинул заслонку на дверном окошке… и отпрянул, еще сильнее сжав рукоять пистолета.

В тусклом свете камеры он не сразу разглядел все подробности, но… На него смотрела девочка лет десяти-двенадцати, а за ней…

Нет, это уже было выше его сил!

За плечами девочки, окружив "мать Терезу" тесным кольцом и будто защищая ее своими телами от выстрела, сгрудилась ватага разновозрастных ребятишек…

Браянт все-таки отпер дверь, целясь в проем из пистолета и стараясь найти происходящему мало-мальски приемлемое объяснение. Но так и не смог. Только смотрел на Сару и часто моргал.

— Вы их искали, — сказала та спокойным, отстраненным голосом. — Вот они все.

Да, он видел прекрасно, однако… Закрытая камера без окон…Толщина стен — двадцать дюймов…

— Но… как?! — закричал Браянт, теряя последние остатки самообладания. — Как они появились здесь?!

Сара, казалось, не обратила внимания на его вопль и лишь пожала плечами:

— Когда-то я защитила их. Теперь они пришли сделать то же самое.

— Откуда пришли? — спросил Браянт уже спокойней.

— Вы все равно не поверите.

Он поверит! Сейчас он был готов поверить во все, что угодно.

— Сделай так, чтоб я поверил, — потребовал он и тут же понял, что прозвучали его слова даже не как просьба, а как мольба.

Но проще ему не стало.

— У меня есть целый мир, — призналась Сара так же легко, будто сообщила, что вода мокрая. — Когда-то давно, еще в детстве, я придумала его. И пряталась там от чудовищ.

Браянт молчал, безумие рвало его на части, захватывая дюйм за дюймом все тело целиком.

— А теперь мне туда хода нет, — с сожалением продолжила Сара. — Наверное, выросла и перестала видеть разницу между чудовищами и обычными людьми.

Что она несет?! Да еще так уверенно… Сумасшедшая! Они все сумасшедшие!

— Зато вот они могут, — она кивнула на прижавшихся к ней детей. — И я им его подарила. А Крис… просто я очень торопилась, ему оставалось жить совсем недолго.

Браянт пытался переварить услышанное, но получалось слабо. Да, говорят, отбрось все версии, и последняя будет верной. Пусть даже самая невероятная. Но, черт возьми, как в нее поверить?!

— Можно им вернуться? — услыхал он сквозь непрекращающийся звон в ушах.

Только теперь Браянт заметил, что некоторые из детей еле стоят, и, должно быть, совсем свалились бы, если б их не поддерживали товарищи.

— Здесь им не выжить…— грустно пробормотала Сара, — сами говорили.

Дети один за другим прикасались к "матери Терезе" и исчезали, словно их и не было здесь вовсе. Последней осталась та девчушка, которая отважно смотрела на Браянта в амбразуру дверного окошечка. Она подошла к нему, взяла за руку и вложила туда что-то теплое с острыми краями. Когда она убрала свои ручонки, в его ладони осталась лежать небольшая ракушка с высыпающимся из нее морским песком.

Девочка исчезла вслед за остальными, обняв на прощание Сару и звонко чмокнув ее в щеку.

Браянту хотелось верить, что она ушла туда, где небо ласкает расшалившийся океан. Где в горячий песок падают соленые брызги воды. И тут же прорастают резвыми черепашатами, летящими наперегонки к колышущейся полоске пены. В те места, где ветер подгоняет облака из цветочных лепестков и заигрывает с зеленым травянистым ворсом, поглаживая его против шерсти.

Туда, где умирает боль.